Текст книги "Суды над колдовством. Иллюстрированная история"

Автор книги: Николай Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

«Они наталкиваются на глухие статуи, единственное желание которых – постоянно обвинять их в колдовстве и измышлять для них новые клички… То их называют упрямыми и закоснелыми, то одержимыми бесом, то мерзкими шлюхами, дьявольскими рожами, то немыми жабами, исчадьями ада. К тому же эти священники непрестанно напоминают судьям, тюремным надзирателя и палачам, что надо строго допрашивать и пытать узниц. Та или другая кажется им закоренелой преступницей – конечно, это дьявол не даёт ей раскрыть рта. У неё сатанинский взгляд, можно жизнью поручиться, что она настоящая ведьма. Нет конца таким сентенциям».

Уж лучше бы почаще приходил палач, чем священник, – в сердцах восклицали несчастные арестантки из Вюрцбурга (Spee, 1939 стр. 171, 172).

Если бы подобные жалобы звучали только здесь! Другие немецкие земли тоже зачастую превращали исповедь в фарс. Мейфарт писал, что и протестанты, и католики ведут себя сходно. «Ах, ты невиновна? Значит, я тебе не нужен. Ухожу туда, откуда пришёл (Lea, 1939 стр. 738)».

Прикованные женщины напрасно тянулись вслед духовнику. Шаги за дверью смолкали, и в сгустившемся тюремном мраке бедняжкам оставалось только давиться горькими слезами обиды. «Так душе причиняют более жестокие страдания, нежели перенесло тело».

По дороге на казнь ведьмы порой выслушивали оскорбления. В 1731 году фанатичный пастор Вест сопровождал смертницу по фамилии Готтшлинг. Женщина упорно отрицала свою вину, и тогда священник крикнул «Так отправляйся к дьяволу, которому ты всю жизнь служила!» Было это в Трансильвании. После «напутствия» женщину сожгли на костре (1958 стр. 1267).

А в Германии веком раньше произошёл такой случай. Везли сжигать женщину, которая вынесла все мыслимые и немыслимые пытки. Назойливый священник считал, что ведьма не признаётся из чистого упрямства и всю дорогу красноречиво расписывал, как ей будет больно гореть заживо. Он до того подробно перечислял пугающие детали, что несчастная заколебалась. Видя это, святоша пообещал добиться помилования, если его духовная дочь на исповеди признает себя колдуньей. Женщина, которая уже видела в воображении стену огня и свой обугленный скелет, впервые разомкнула губы и произнесла роковую фразу: «Ну, тогда я виновна».

– Отпускаю тебе грехи, – поспешно пробормотал по-латыни исповедник и побежал к судье с просьбой смягчить наказание. «Раньше надо было думать», – недовольно возразил судья. Приговор остался в силе, и женщина была сожжена заживо… Надо было видеть, как священник после этого твердил: «Никогда нельзя верить тем, кто оспаривает свою причастность к колдовству». Ему-де известна одна, которая упрямо выдержала множество пыток, а в последний момент всё же призналась (Spee, 1939 стр. 185, 186).

В любом деле многое зависит от исполнителей. От инструкций отступали и в ту, и в другую сторону. Помимо истязателей духа, в ведовских процессах фигурируют люди совершенно иного типа. Но если циники чувствовали себя среди палачей как рыба в воде, то гуманисты изведали отторжение. Алчная среда не желала терпеть правдолюбцев.

Некий священник добился разговора с судьями наедине и на основании их же протоколов доказал, что женщину преследуют незаконно. Трибунал отреагировал мгновенно.

Колдунью казнили, а возмутителя спокойствия велено было больше никогда не пускать в темницу (Lea, 1939 стр. 704).

Неужели в истории нет ни одного примера того, как заступничество духовника облегчило судьбу подсудимой? Такое всё же бывало. Благотворное влияние служителя Церкви видно, скажем, в деле Маргареты Штрентц, которую осудили на смерть в 1629 году. Приговор гласил: дважды рвать раскалёнными щипцами, удавить и сжечь. Однако после протеста духовника-капуцина клещи применили только один раз (1958 стр. 1216).

Завершая главу, вернусь к тому, с чего начал. К телеге, грохочущей по городским улицам. К свидетельствам очевидцев, которые описали последние минуты в жизни ведьм.

Они разные, эти описания. Первое составлено католиком, второе протестантом. Обратите внимание, насколько лицемерен обряд в одном случае, и какая бесстыдная откровенность проявлена трибуналом в другом.

Фон Шпее пишет, что часть осуждённых в Вюрцбурге обезглавливали, а не сжигали заживо.

Исполняя приговор, палач отступал от правил своего ремесла.

Обычным уголовникам сдёргивали вниз рубашку; чтобы меч ненароком не встретил на шее помех. Для ведьм делалось исключение. Палач не обнажал им плечи тело под одеждой было изувечено до такой степени, что его не смели показывать людям. Допросы в

Вюрцбурге были беспощадны одни узницы умирали в тюрьме, не дожив до казни, в других жизнь к назначенному дню едва теплилась. Когда имеешь дело с полутрупом, не до раскалённых щипцов. Палачи поспешно волокли ведьм на площадь, опасаясь, как бы они не испустили дух по дороге (1958 стр. 706).

А вот описание, составленное в XVI веке протестантским проповедником. Это широко известный документ. Наверняка некоторые с первых же строк вспомнят его почти дословно – потому что, раз прочитав, уже невозможно забыть описание женщин, которых везли навстречу смерти в телеге живодёра:

«… Все члены у них часто истерзаны от пыток, груди висят в клочьях; у одной переломаны руки, у другой голени перебиты, как у разбойников на кресте, они не могут ни стоять, ни идти, так как ноги их размозжены тисками. Вот палачи привязывают их к столбам, обложенным дровами. Они жалостно стонут и воют из-за своих мучений. Одна громким голосом вопиет к Богу и Божьей справедливости, другая, напротив, призывает дьявола и перед лицом смерти клянётся и богохульствует. А толпа, где собрались и важные особы, и беднота, и молодёжь, и старики, глядит на всё это, нередко насмехаясь и осыпая руганью несчастных осуждённых. Ну, как же полагаешь ты, христолюбивый читатель? Кто же всем этим заправляет? Кто радуется, глядя на все эти мучения и стоны и на глазеющий народ, из которого иным, конечно, скоро придётся самим отправляться на такое же жаркое? Не кажется ли тебе, что это дьявол (Сперанский, 1906 стр. 30)?»

Глава 12. Костер

Германия XVII века. В землю на пустыре вкопаны столбы. Вокруг них штабеля брёвен. Загодя приготовлены цепи и вязанки хвороста. Народу на казнь собралось много, но столпотворение не предвидится. Это во времена ранних процессов со всех окрестностей собиралось по шесть-восемь тысяч зрителей. Хозяева трактиров и постоялых дворов изрядно пополняли свои кошельки. Теперь острое зрелище приелось.

Обгорелые проплешины на местах сожжений стали обычной частью ландшафта – настолько заурядной, что в диковинку это было только для иноземца. В 1631 году кардинал Альбицци записал по дороге в Кёльн: «Ужасное зрелище предстало перед нашими глазами. За стенами многих городов и деревень мы видели многочисленные столбы, к которым привязывали бедных несчастных женщин и сжигали, объявив ведьмами (Robbins, 1959 стр. 215)».

Как образно выразился фон Шпее. «по всей Германии отовсюду поднимается дым костров, который заслоняет свет (Lea, 1939 стр. 698)…»

Известный историк Йоханн Шерр сделал те же обобщения. «…Каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигало костры (Шерр, 1868 стр. 404)…» Вот выхваченная наугад маленькая деревушка Рейхертсхофеп.

Здесь в середине XVII столетия охота на ведьм унесла пятьдесят жизней (Lea, 1939 стр.1130). Малонаселённый Вейзенштейн отправил на костёр за один лишь 1562 год шестьдесят три женщины. А в окрестностях Страсбурга с 1615 по 1635 год сожгли пять тысяч женщин и девушек (Soldan-Heppe, 1973 стр. 530).

Чаще веет список казнённых пополнялся постепенно. За один раз обычно сжигали по две или три жертвы. Таков был ритм «спокойных» времён. Зато во время всплесков истерии устраивались аутодафе, поражающие своим размером даже привычных ко всему немцев.

Хроника города Брауншвайг за 1590 год содержит очень яркое сравнение. «Место казни выглядело подобно небольшому лесу из-за числа столбов», – гласит документ (Robbins, 1959 стр. 215).

Трудно себе представить, что творилось на площади во время таких массовых казней.

Задние ряды зрителей напирали, а передние пятились от жара, опаляющего лица. В давке дышать было нечем – тем более что клубы дыма то поднимались вверх, то окутывали толпу. Глаза людей слезились, уши закладывало от истошных воплей горящих заживо женщин и девушек. Треск костров, запах горелого мяса, злобные проклятия зрителей или, наоборот, пение церковных гимнов. Одним словом, кошмар наяву.

Силу немецкого террора можно оценить особенно зримо, если мы одновременно, как бы с высоты птичьего полёта окинем взглядом разные места. Мысленно перенесёмся в октябрь 1582 года.

19 октября в Реуте сжигают 38 ведьм, дюжина из которых местные богачки.

Ян Люйкен. Сожжение. Гравюра. Конец XVII в.

24 октября в Момпельгарде гибнут на костре 44 ведьмы и четверо колдунов.

28 октября в Тюркгейме сожжены 36 ведьм (Lea, 1939 стр. 1121).

Каждый городишко отличился казнью, ведя счёт на десятки, – и всё это с интервалом в несколько дней. Поистине прав был французский судья Анри Боге, описавший около 1600 года свои впечатления: «Германия почти сплошь покрыта кострами, сложенными для ведьм. Швейцария также была вынуждена стереть с лица земли многие из своих деревень.

В Лотарингии путник может видеть тысячи и тысячи столбов, к которым привязаны колдуньи (Robbins, 1959 стр. 4, 5)». Сам Анри Боге орудовал в графстве Бургундия, где был верховным судьёй Его стараниями сожжено 600 ведьм и оборотней (1958 стр. 56, 211).

Другим странам было трудно угнаться за германскими княжествами. Тем не менее и во Франции отмечены массовые казни. В Брианконе в 1428 году были заживо сожжены 110 женщин и 57 мужчин. В Тулузе в 1557 году сожгли 40 ведьм (1958 стр. 209). Страшен был размах у самых первых процессов на юге Франции. Они сопоставимы по числу жертв с террором в немецких епископствах, о которых речь пойдёт ниже.

В Бамберге и Вюрцбурге – двух немецких городах – охота на ведьм началась в XVII веке почти одновременно и в короткое время унесла полторы тысячи жизней. В Бамберге было сожжено 600 ведьм и колдунов, в Вюрцбурге 900. Руководили террором двоюродные братья, имевшие титул «князь-епископ»: Филипп Адольф фон Эренберг и Готфрид Йоханн Георг. Идейными вдохновителями были иезуиты. В первую очередь казнили тех, кто выделялся среди горожан красотой, богатством, должностью или хорошим образованием. Одновременно погибло много детей, которые ничем еще не успели себя проявить. 16 февраля 1629 года в Вюрцбурге был составлен список, включающий 157 человек. Разумеется, он не полный, поскольку казни продолжались и далее. К общему удивлению исследователей среди жертв было много мужчин. В комментариях историки настойчиво рекомендуют не считать это закономерностью и ни в коем случае не распространять на всю Германию нетипичное соотношение колдунов и ведьм.

Цитируют список в научных трудах, как правило, выборочно – чтобы не притуплять остроту восприятия. Разные авторы выделяют из общего ряда те или иные категории лиц.

Одни выбирают для сокращённого перечисления людей необычных качеств (самый толстый, самая красивая). Другие фиксируют внимание на светской или церковной элите.

Последую установившейся традиции и я, правда, у меня будет свой принцип отбора.

Напомню, что шла Тридцатилетняя война, и города были наполнены беженцами.

Стоит обратить особое внимание, как много было уничтожено «чужестранцев». В переводе на русский язык трудно подобрать точный синоним. По идее вполне подходят слова «нездешние» или «иногородние», но мне больше нравится термин «приезжие» как самый лексически нейтральный.

«Первое сожжение: четверо

Жена Либера; старая вдова Анкера; жена Гудборта; толстая жена Гекера.

Второе сожжение: четверо

Старая жена Бойтлера; две приезжие женщины; старуха Шенкер.

Третье сожжение: пятеро

Музыкант, жена Кулера; жена прокурора Штира; жена щёточника; ювелирша.

Четвёртое сожжение пятеро

Жена Зигмунда Глазера; бургомистра, жена Брикмаина; повитуха; старуха Рум; приезжий.

Седьмое сожжение: семеро

Приезжая девочка двенадцати лет; приезжий; приезжая; сельский староста из чужих мест; три приезжие женщины.

Девятое сожжение: пятеро

Вагнер Вундт; приезжий; дочь Бентца; жена Бентца; жена Эйеринга.

Десятое сожжение: трое

Стейнакер, один из богатейших горожан; приезжие мужчина и женщина.

Одиннадцатое сожжение: четверо

Швердт, викарий собора; жена управляющего из Ренсакера; жена Стичера, музыкант Силберанц.

Двенадцатое сожжение двое

Две приезжие женщины.

Тринадцатое сожжение: четверо

Старый Хоф-Шмидт; старуха; маленькая девочка девяти или десяти лет; её младшая сестра.

Четырнадцатое сожжение: двое

Мать двух ранее упомянутых девочек; дочь Либлера 24 лет.

Шестнадцатое сожжение: шестеро

Мальчик-паж из Ратценштейна; мальчик десяти лет; две дочери изгнанного главы совета и его служанка; толстая жена Зейлера.

Восемнадцатое сожжение: шестеро

Скорняк Батч; мальчик двенадцати лет; ещё мальчик двенадцати лет; дочь Юнгена; девушка пятнадцати лет; приезжая.

Двадцатое сожжение: шестеро

Бабелин Гобель, самая красивая девушка Вюрцбурга; студент пятого курса, знающий много языков, он же музыкант, выдающийся своим пением и игрой на музыкальных инструментах; два мальчика двенадцати лет из Мюнстера; дочь Штепера; жена Гитера (Roskoff, 1869 стр. 327–340)».

Самые поздние казни относятся к 1631 году. От дальнейших преследований население

Вюрцбурга и Бамберга спасла война. При подходе протестантской армии католические прелаты со своими сокровищами бежали в Кёльн. После 1631 года в Кёльне собрались: архиепископ Майнцский, епископы Бамбергский, Вюрцбургский, Вормсский, Шпеерский, а также аббат Фульдский. На новом месте фанатики организовали ещё одну охоту на ведьм. Через несколько лет сожжения в доселе терпимом Кёльне стали беспокоить даже Римского Папу, и он послал в несчастный город двух кардиналов, чтобы ослабить манию.

Почувствовав поддержку Рима, здравомыслящие люди воспряли духом и сумели наконец обуздать зарвавшихся гостей (Robbins, 1959 стр. 99, 100).

Николай Бессонов. На эшафоте. Рисунок. 2001 г.

Историки находят мало оправданий свирепым епископам. В их пользу говорят всего лишь два факта. Во-первых, вюрцбургский прелат действовал под влиянием внушенного воспитанием фанатизма, а не только примитивной алчности. Он лично распорядился о казни подававшего большие надежды племянника, хотя в дальнейшем очень сильно скорбел по утрате. Во-вторых, большинство жертв террора в Бамберге и Вюрцбурге было сожжено не живьем, а после отсечения головы. Такие смягчённые приговоры уже не казались редкостью в Германии той эпохи.

Уже перейдён был рубеж, за которым и католики, и протестанты готовы были варьировать тяжесть наказания в зависимости от «вины».

Из протестантской Пруссии дошло до нас описание казни, во время которой только одна из трёх ведьм рассталась с жизнью, корчась в огне. Документ гласит, что за узницами всю неделю присматривали шестеро духовных лиц, убеждая их молиться, петь и каяться. Потом ведьм по очереди вывели на суд. Чиновник спросил:

– Сюзанна, свела ли тебя Ильза с демоном, колдуном и любовником?

– Да, – ответила обвиняемая.

– Ильза. свела ли тебя мать с демоном-любовником?

– Да.

– Катерина, свела ли ты с демоном Ильзу, свою дочь?

И снова прозвучало односложное «Да».

Таким образом, суд убедился, что старшая ведьма виновней прочих, и нотариус Антон

Вернеккиус громко зачитал приговор. К столу подошёл палач попросить охраны на тот случай, если у него не получится одинаково искусно обезглавить Сюзанну и Ильзу. (Когда удар меча не сносил голову сразу, толпа могла закидать неудачника камнями.) Затем для порядка спросили, есть ли у кого жалобы, и поскольку таковых не оказалось, судейский чиновник преломил свой жезл. По обычаю стол и стулья были перевёрнуты.

Торжественная процессия вышла к месту казни. Путь пролегал через город, мимо башни.

Впереди шли мужчины, за ними палач вёл на верёвке «бедных грешниц». Каждую осуждённую провожали по два священника. Замыкала конвой многочисленная вооружённая стража. Всю дорогу не смолкали молитвы, проповеди и пение псалмов.

Ян Люйкен. Дорога на костер в Бамберге в 1520 г. Гравюра. Конец XVII в. Фрагмент.

Венками из соломы девушек «украшали» в знак издевательства.

Казнь за колдовство в Германии. Гравюра. XVIII в. Фрагмент.

Наконец процессия остановилась, не доходя до Зехаузенскнх ворот. Тут Сюзанну провели по кругу под пение гимна «Gott der Vater Wohn uns bei», и когда палач отрубил ей голову, перешли на гимн «Nan bitten viz den heiligen Geist».

Те же церемонии соблюли, когда обезглавили Ильзу.

Вначале «Да пребудет с нами Отец Небесный», потом «Ныне молим мы Святого Духа».

Наконец, под непрерывное пение духовенства, школьников и зрителей, Катерину спиной вперед втащили на груду дров. Цепь вокруг тела и шеи затянули так туго, что лицо её побагровело. Сразу же штабель был подожжён и горел до тех пор, пока тело колдуньи не обратилось в пепел (Koppen, 1844 стр. 1228, 1229).

Как видно, своей сговорчивой покорностью колдуньи заслужили снисхождение. Их не рвали по дороге клещами, не осыпали бранью. Устроители казни предпочли жестокости чинное зрелище. Такое бывало и в других странах. Во Франции, например, образ кающейся грешницы закладывался уже в формулировку приговора. Скажем, приговор Жанны Алюмбер, 34-лстней дочери батрака, звучал так: «Вышеозначенная обвиняемая будет передана в руки палача и будет приведена в рубахе, босая, к главному порталу приходской церкви Нантюа. Там, держа в руке горящий факел, она принесёт публичное покаяние, говоря и объявляя, как в мерзком неверии она забыла Бога, отречётся от прельщений и обманов дьявола, которому служила и поклонялась, будет каяться и просить прощения у Бога, Короля и Правосудия…»

После этой трогательной сцены Жанну должны были задушить и сжечь. Чем заслужила она такое милосердие? Судя по всему, бедняжка тронулась рассудком на почве вечных разговоров о колдовстве. Вообразив себя ведьмой, она добровольно явилась в магистрат, чтобы «обратиться к Богу и быть сожжённой».

Конечно, были соблюдены необходимые процессуальные формальности: допросы, поиск знака дьявола. А потом было решено набросить Жанне на шею удавку – вероятно, не без тайной надежды выманить других раскаивающихся ведьм на явку с повинной (1958 стр. 1049).

Я охотно верю, что судьи той эпохи считали страх перед мучительной казнью главной причиной скрытности. Демонстрируя милость, они, похоже, желали внести раскат в секту дьявола.

Оборотной стороной гибкой юридической практики было крайнее зверство по отношению к тем, кто упорствовал. Женщин, не желающих признаваться даже под давлением «улик», сжигали на костре из сырых дров. Делалось всё, что бы колдунья как можно дольше находилась в сознании. Сырое дерево разгоралось медленно. Языки пламени лениво лизали босые ноги – не более того. Когда пламя поднималось выше колен, костёр перетряхивали шестом. Долго ли это длилось? Очень долго. Сейчас даже трудно поверить, как долго. Фанатичный судья Жан Боден обосновал сию жестокость в книге «Демономании», написав:

Кадры из французского фильма «Страсти по Беатрис». Реж. Б.Тавернье. 1987 г.

Сожжение на медленном огне показано в кинокартине во всей его страшной обыденности. На деревенской площади собралась небольшая толпа. Моросит осенний дождь, не дающий костру разгораться слишком быстро. Женские вопли не прекращаются ни на минуту, но казнь длится слишком долго – зрители устали, их восприятие потупилось. Даже детям, обычно столь любопытным до зрелищ, надоело ждать, когда же наконец эта шумная тетя умрет. Они копошатся на раскисшей земле, затеяв какую-то игру. Смертница, молитвенно сложившая руки, мотает головой от боли; перед ее помутненным взором то возникает, то исчезает звонница деревенской церкви. Храм с крестом – зримый символ той силы, которая несет историческую ответственность за гибель этой крестьянки и сотен тысяч ее подруг по несчастью.

«Кара, которой мы подвергаем ведьм, поджаривая и сжигая их на медленном огне, на самом деле не так уж велика, ибо не идёт ни в какое сравнение с истязаниями, которые они по воле Сатаны переносят на этом свете – не говоря уже о вечных муках, ожидающих их в аду. Земной огонь не может жечь ведьм больше часа… (Robbins, 1959 стр. 128)»

Какое утончённое лицемерие! Как умело сыграл Боден на струнах религиозных душ! Изящно упомянув об адском пламени, он ввёл новую точку отсчёта – и вот уже оболваненный читатель готов был согласиться, что казнь, растянутая на целый час, это сущая безделица.

Наряду с цинизмом мы замечаем в тексте Бодена фактическую неточность. Продолжительность сожжения на медленном огне указана неверно. Благочестивый автор, видимо, забыл о нашумевшей расправе протестантского лидера Кальвина над Серветом, случившейся тридцатью годами ранее. Как известно, вольнодумец целых два часа упрашивал, чтобы в костёр, Христа ради, подбросили побольше дров, палачи же, растягивая удовольствие, демонстративно не обращали внимания на отчаянные мольбы учёного, срывающиеся на жалобный вой.

Парижские казни были не менее изощрёнными, чем эта женевская. Осужденных подвешивали на цепь к большому коромыслу наподобие колодезного журавля и время от времени поднимали вверх, давая передышку (Лависс, и др., 1898 стр. 487). В Савойе французские инквизиторы прикрутили ведьму к верхушке столба – очевидно, чтобы огонь добирался до неё подольше (Lea, 1939 стр. 237).

Тем же методом иногда пользовались испанские инквизиторы. Существует документальная гравюра об аутодафе 1559 года в Вальядолиде. Художник изобразил четырнадцать мужчин и женщин, поднятых высоко над толпой. Их локти заломлены за короткие деревянные поперечины, у самых макушек столбов. Перекладины придают несколько кощунственное для христианского сознания сходство с крестами, но устроителям новой Голгофы было важней, чтобы осуждённые не соскользнули вниз, навстречу быстрой гибели. Под пятками мужчин и женщин бушует море пламени, и всё– таки даже самые мощные языки не достают до подола длинных рубах. К столбам прислонены лестницы. Без них еретиков и еретичек не смогли бы привязать так высоко. Да, католическая Церковь умела карать тех, кто стоял на её пути!

Коромысло. Гравюра. XVII в.

Аутодафе в Вальядолиде в 1559 г. Гравюра. XVI в. Фрагмент.

Вернёмся в Германию.

Неужели здесь, расправляясь с колдуньями, не растягивали сожжения насколько возможно? Были и такие казни. Самый известный эпизод связан с «Ведьминой башней», находившейся близ села Линдгейм в великом герцогстве Гессенском. В шестидесятые годы XVII века стены этой башни оглашались нечеловеческими воплями. Внутри на медленном огне заживо поджаривали обвинённых в связи с дьяволом.

Суд и расправу творил некто Гейсс. Сердце этого человека огрубело во время Тридцатилетней войны.

Сейчас мало кто представляет, что означала для Германии эта бойня, а ведь страна потеряла две трети населения! После такого катаклизма уцелевшие часто ни во что не ставили жизни сограждан. Вот и ветеран Гейсс, жадный до чужого добра, решил убедить барона Оунхаузена, что село Линдгейм жаждет покончить с колдовством. Получив поддержку власти, он начал хватать тех, кто побогаче. Среди арестованных попадались мужчины, но главной добычей, как и положено, стали женщины и дети. Возраст последних был от восьми до двенадцати лет. Схваченным не давали защитника. Одних подвергали пытке уже через несколько часов после ареста, других тащили на допрос через четыре-пять дней, с отмороженными в тюрьме руками и ногами – ведь строптивых держали на ледяном полу босиком, убрав в зимний холод из камеры солому.

Особо подчеркну: все эти жестокости творили не дворяне, не епископы и не юристы.

Народ тоже несёт часть вины за ведовские процессы. Линдгеймский трибунал, загубивший тридцать невинных душ, по терминологии левых следовало бы назвать народным судом. Глава трибунала – Гейсс – бывший солдат. Под стать судье набрались и присяжные. Один кормился ремеслом ткача, трое были крестьянами. Короче, люди из самых низов. Грамоту знал только один из заседателей. Жители Линдгейма прозвали этих выходцев из народа «присяжными кровопийцами», ибо они охотно бросились грабить и убивать под прикрытием закона. Ужас охватил всю округу. Одна робкая женщина убегала в свой дом, едва завидев тюремщика. Но уж лучше бы она сохраняла хладнокровие. Судьи решит, что ее заставляет прятаться нечистая совесть, и вынесли решение об аресте.

Представ перед грозным лицом Гейсса, женщина стояла ни жива ни мертва. Казалось, прикрикни на нее посильнее, и она признается в чём угодно. И всё же судьи рано торжествовали победу. Узница взяла себя в руки и решила до конца бороться за право остаться в живых. Женщину пытали до тех пор, пока она не уподобилась деревянной колоде. Тело её уже перестало ощущать боль, но признание так и не прозвучало вслух.

Члены трибунала ухитрились и молчание истолковать в желательном для себя смысле.

Ян Люйкен. Сожжение Анны Хендрикс в Амстердаме в 1571 г. Гравюра. Конец XVII в.

Один из заседателей заявил, что ведьма, дескать, кивнула, когда её спрашивали, заключила ли она договор с дьяволом. После этого узнице дали прийти в себя (какой смысл сжигать бесчувственное бревно?), и через несколько недель она была предана огню.

Другой жертвой Гейсса стала жена богатого мельника.

Годом ранее у неё умер новорождённый ребенок.

Возникло нелепое подозрение, будто тело дитяти пошло на волшебную мазь. Проверка показала, что тело в могиле не тронуто, но это не помешало судьям сжечь повивальную бабку и шесть женщин, а там добраться и до матери – главной «преступницы». Жена мельника поначалу сопротивлялась. В смерти ребёнка никто не виноват!

Шрам на ее ноге – просто шрам, а не знак дьявола!

Пусть спросят у лекаря из Ханау. Он лечил ногу после падения и знает, откуда взялся рубец… Оправдаться женщине не удалось. Её пытали до «чистосердечного» признания, а потом сожгли заживо.

Представьте себе каменную башню с надёжными стенами почти полутораметровой толщины. Изнутри стены узкая, зато очень высокая ниша. На высоте четырёх с половиной метров в стену вмурованы короткие цепи с браслетами для рук. Здесь осуждённые расставались с жизнью. Женщину подвешивали на цепях и разводили под пятками огонь.

Нестерпимый жар от костра устремлялся вверх по нише. Прокоптить колдунью.

Поджарить её заживо, чтобы она извивалась как уж на сковородке – вот в чём состоял зловещий замысел Гейсса. Смерть-избавительница заставляла долго себя ждать и приходила после ужасных мучений.

По странному совпадению два столетия спустя развалины башни купил Захер-Мазох – скандально известный писатель, родоначальник мазохизма. Он описал страшное прошлое Линдгейма в одной из своих книг (Тухолка, 1909).

Другой романист XIX века. Вильгельм Мейнхольд, прославившийся точнейшей реконструкцией ведовских процессов, упоминает на страницах романа «Колдунья Сидония» ещё один метод казни. Под окнами главной героини жгли ведьм, приковав их к столбу длинной цепью – чтобы они перед смертью побегали по горящему штабелю.

Писатель рисует душераздирающую сцену. Женщина в белой смертной рубахе, лязгая железом, мечется вправо и влево, пытаясь увернуться от языков разгорающегося пламени (Meinhold стр. 159). Я не нашёл источник, на котором основан роман Мейнхольда, хотя точно уверен, что таковой был – недаром историческую книгу «Янтарная ведьма» читатели единодушно приняли за чудом сохранившиеся мемуары XVII века. Но если за Германию нельзя поручиться, то в Италии сожжение на длинной цепи, без всяких сомнений, практиковалось (Lea, 1939 стр. 1170).

Вообще в казнях ведьм фанатики проявили удивительную изобретательность.

Гравюры и зарисовки того времени показывают разнообразие приёмов. Там женщину, прикрутив к лестнице, опрокидывают лицом в бушующее пламя. Тут палачи кладут посередине костра деревянную дверь, на которой бок о бок лежат три ведьмы. Эти мученицы привязаны с таким расчётом, чтобы огонь добрался до тела только после того, как прогорят снизу толстые доски.

Казнь в Бадене. Зарисовка из хроники. 1574 г.

Николай Бессонов. Обреченные. Рисунок. 2002 г.

Чаще всего художник изображает классическое сожжение у столба. Но и здесь есть свои варианты. Женщины и девушки прикручены к столбу стоя или сидя, по несколько сразу или поодиночке.

Старинные письменные источники позволяют сделать ещё несколько добавлений. Ведьму из Майнца в 1587 году водрузили на поленницу, заколотив живьём в бочку (Soldan-Heppe, 1973 стр. 392). В Рейнбахе осуждённых привязывали к столбу и обкладывали соломой так, чтобы они были укрыты с головы до ног. Известно, что и в других немецких городах сжигали в так называемом соломенном шалаше (Robbins, 1959 стр. 60, 219). А вот в Нейсе была создана кремационная печь. За один только 1651 год в этой печи были зажарены заживо сорок две женщины и юные девушки. На достигнутом силезские палачи не успокоились. За девять лет террора мучительную смерть приняло около тысячи ведьм, среди которых попадались даже двухлетние (1958 стр. 215)!

Свой способ сожжения выработали в Шотландии.

Здесь от процессов осталось много счетов на оплату дров, столбов, соломы – короче говоря, всего, что нужно для казни. Очень часто упоминается смоляная бочка. Колдунью заставляли влезть в бочку высотою в половину её роста, потом привязывали к столбу и напихивали вокруг солому. Иногда в комплект поставок входили также уголь и просмолённая рубаха для смертницы (Black, 1938 стр. 25–29, 41, 44, 49, 64, 78).

Счета, подобные этим, писались не только на английском, но и на французском и немецком языках.

Расчётные ведомости хранятся в архивах многих европейских городов. Судя по этим документам, немало народу кормилось с сожжений. Но вряд ли стоит завидовать таким заработкам – насколько известно, они могли выйти боком.

Самое красноречивое подтверждение пословицы «не рой другому яму» я нашёл в городе Оффенбурге.

21 августа 1629 года у местного бюргера, известного поставкой дров для сожжений, арестовали молодую супругу. Даже скупые на описания внешности ведьм анналы Оффенбурге донесли до нас, как хороша была жена Бэка. Изящная, голубоглазая, с прекрасными вьющимися волосами, она вызывала своей красотой у мужа ревнивое беспокойство.

Филипп Бэк тут же бросился в городской совет. Он был не последним человеком в ратуше и стал настаивать, чтобы жену заодно попытали по поводу супружеской верности. Раз уж выдался такой удобный случай, пусть вырвут правду: было ли у неё что-нибудь с молодым Хаузером? Трудно судить, какие признания красавица сделала в застенке. Но в любом случае она признала достаточно злодейств, чтобы уже 29 августа быть казнённой вместе с четырьмя другими обвиняемыми… Месяц спустя в ратуше огласили список издержек по ведовским процессам. Когда чтец дошёл до жены Бэка, тот был ошарашен размерами суммы, которую должен выплатить. Да разве можно так много вычитать с человека за то, что тело его жены обращено в пепел? Покушение на кошелёк, похоже, задело бюргера сильнее, чем недавняя утрата. Он так громко ругался, так отчаянно оспаривал свою часть счёта, что почтенное собрание оскорбилось. После слов о том, что его тут держат за дурачка, Бэку вчинили дополнительный штраф (Konig, 1928 стр. 291).