Текст книги "Суды над колдовством. Иллюстрированная история"

Автор книги: Николай Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Вместо кожаных сапог использовались железные, а внутрь лили расплавленный свинец (Konig, 1928 стр. 117).

Вдобавок к таланту причинять боль заплечных дел мастера обладали своеобразным чёрным юмором. В Бамберге доску с колышками именовали «молитвенным стулом» (Robbins, 1959 стр. 37). Такое название попахивало кощунством, но в процессах над ведьмами пытка с использованием молитвенной позы никого не смущала.

Коленопреклонённые «грешницы» страдали на торчащих кверху остриях подолгу. Иные умирали, замученные насмерть. В 1673 году австрийский судья из провинциального местечка Гутенхаг держал ведьму на колышках одиннадцать дней и ночей подряд. Не довольствуясь тем, что зубья глубоко вонзились в колени, он жёг ей голые пятки серой.

От запредельной боли бедняжка помешалась и умерла (1958 стр. 33).

Другой вариант применения доски был не менее жесток. На неё ставили босиком, и узница не в силах неподвижно терпеть муку, приподнимала то одну, то другую ногу. Со стороны казалось, что она приплясывает. Вы можете увидеть ножную доску на моей картине «Допрос» – там она ждёт своего часа, поставленная стоймя. Выше доски в стену вмурован каркан, то есть железный ошейник с гвоздями. Каркан не позволял ведьме отойти в сторону, а заодно рвал кожу на шее при каждом неловком движении. Чтобы острия больнее ранили ноги, вес тела старались увеличить. К поясу подвешивали на цепи тяжёлый груз или чугунное ядро. Колдунья час за часом топталась на доске. Судьи считали это прекрасной расплатой за развесёлые танцы на шабаше.

«Ведьмино кресло» из Германии.

У данного экземпляра утрачено накладное сиденье с шипами.

Из признаний ведьм следовало, что на шабаш они слетаются верхом на метле, козле или скамейке. Что ж. В застенке их тоже усаживали верхом – это была одна из самых изощрённых пыток. Так называемый «испанский осёл» повсеместно входил в арсенал палачей. В ратуше города Цуга это орудие сохранилось до наших дней. «Деревянную кобылу» сколачивали из досок. Сверху получалась заострённая кромка. Голую ведьму сажали на неё. Ноги конечно же не доставали до земли, и клин глубоко врезался о промежность. Чтобы женщина не пробовала уменьшить свои муки, стискивая коленями дощатые бока «кобылы», подручные палача хватали её за лодыжки и оттягивали ноги в стороны (Konig, 1928 стр. 118). Уму непостижимо, как колдуньи ухитрялись не заговорить в первую же минуту! Они терпели. Терпели подолгу. Терпели и тогда, когда на ноги начинали навешивать тяжёлые камни. Даже девочки в те кошмарные столетия обладали сверхчеловеческой стойкостью. Французский исследователь Поль Реньяр упоминает подвиг маленькой мученицы, которая была насильно усажена на трёхгранное бревно с острым углом.

«Острый клин входил медленно, но верно в тело, – пишет историк – и при каждом новом отказе сознаться палач прибавлял тяжести. Мария Карлье тринадцати лет была подвергнута этой пытке в 1647 году. Пытка продолжалась несколько часов, и приходилось до трёх раз прибавлять три, чтобы заставить её сознаться. Она была сожжена живой.

Вследствие её молодости и чтобы не вызывать жалости в толпе, её казнили на заре» (Реньяр, 1889 стр. 31).

Лейпцигский верховный судья Карпцов настаивал на том, чтобы служители закона не дали себя смутить призывами к милости, когда перед ними предстаёт на допросе женщина или даже девочка. Человеческие и Божьи законы едины для обоих полов.

Кроме того, опыт учит, что бывают девчонки двенадцати или пятнадцати лет, куда более зловредные, нежели можно предположить по их возрасту. Подрастая, они становятся только хуже, и за свои непрерывные грехи заслуживают жесточайшего наказания (Lea, 1939 стр. 844).

Карпцов знал толк в пытках. Его книга рекомендует семнадцать основных методов, «не говоря уже о сотне других» (1958 стр. 823). Этот лейпцигский юрист, в частности, предписывал загонять под ногти деревянные щепки, а потом поджигать их (Robbins, 1959 стр. 79).

Жжение огнём как таковое было излюбленным средством, к которому традиционно обращались под конец допроса. Применялись свечи, горящая сера, спирт, пакля, пучки соломы – короче всё, что может тлеть. Бамбергские палачи любили поджигать птичьи перья и подносить их к подмышкам или паху…

Широчайшую популярность приобрело истязание в колодках. Узнице ставили под пятки жаровню, время от времени раздувая угли мехами. При этом инквизиторы злорадно наблюдали, как «подружка Сатаны» с воплями корчится на топчане, рискуя переломать себе лодыжки… Кое-кто из судей предпочитал раскалённым углям открытое пламя факела. Другие вставляли между пальцами горящие фитили. Дело вкуса. Важен был результат.

Ножная доска. Немецкая иллюстрация XIX в.

Испанский осел.

Мучители работали с выдумкой. В умелых руках даже самые заурядные инструменты приводили в трепет. Несколько ранее в пренебрежительном тоне говорилось о тисках для пальцев, которые почитались только прелюдией к настоящему допросу.

Протокол от 1629 года повествует о том, как палач опроверг устоявшееся мнение. Изверг добился поразительного эффекта – и понадобилось ему для этого немногое. Он всего лишь свинтил вместе большие пальцы рук с большими пальцами ног, потом продел палку и подвесил истязаемую в воздухе. Висеть на пальцах зажатых в тиски, оказалось просто невыносимо. Бедная женщина несколько раз теряла сознание (Konig, 1928 стр. 145).

А ведь были ещё плётки с крючьями и объятья «железной девы»! Из спины вырезали ремни и натирали эти места солью с перцем. Изредка ведьм заставляли ходить босиком по гороху – срезав перед тем подошвы.

Перечисленные методы ужасны тем, что даже после однократного применения давали устойчивую боль на несколько недель вперёд. Хотя между пытками были промежутки, фактически муки не прекращались ни на миг. После ареста жертва попадала в царство страданий. Менялась только их интенсивность. Запредельные всплески, присущие допросам, чередовались с периодами заживления ран. Кому-то давали отдохнуть суткидругие, кому-то неделю. Иным даже месяц. Но в любом случае это было время, когда тупая ноющая боль оставалась вечной спутницей заключённых. Любой ожог зарастает медленно. Дыры от гвоздей, иголок или шила, рубцы от сечения тоже затягиваются подолгу. Малейшее движение требовало от узниц усилия; они боялись потревожить саднящие раны и даже во сне шевелились с опаской. В сущности, это тоже были пытки – но пытки, которые не считались таковыми. Боль не выпускала женщин ни на мгновение, но кто об этом будет теперь вспоминать?

Так, читатель исторического романа мало задумывается о страданиях солдат, которые тысячами лежат по госпиталям после кровавой битвы. Притягивают звучные названия: Пуатье, Ватерлоо, Верден… Внимание приковано к моменту схватки, к эффектным эпизодам и именам отличившихся. В памяти остаётся итог сражения, число погибших, раненых и пленных, а дальше… Дальше история ведёт нас за собой. Мы спешим узнать, как развивались события. Судьба несчастных, которым хирурги извлекали глубоко засевшую стрелу или пулю, остаётся на периферии сознания.

Николай Бессонов. Пытка Марии Карлье. Рисунок. 2001 г.

Подобно этому и колдунья, хладнокровно изувеченная на допросе, словно выпадает из поля зрения с той самой минуты, как её бросили на тюремный пол. Впрочем, разница есть.

Раненому солдату обычно стараются обеспечить хороший уход. Как только появляется такая возможность, его переносят в тёплый чистый лазарет, где его ждут заботливые руки сиделки. Никому не приходит в голову поместить человека, которому без того плохо, в сырое подземелье и нарочито морить его голодом. Раненому обязательно сделают перевязку и, уж конечно, не станут обременять цепями его обессилевшие руки и ноги.

С ведьмами поступали в точности наоборот.

Очевидец вюрцбургских процессов Фридрих фон Шпее писал: «Если обвиняемая не хочет признаваться после первой, второй или третьей пытки, её сажают в самую жуткую темницу, заковав в кандалы и цепи, и оставляют изводиться от постоянного ожидания в лишениях и тревоге (1958 стр. 86).

Известно, что смертность в тюрьмах для ведьм была высока. Нет сомнений, что грязь, попавшая в раны, прямой дорогой вела к заражению крови.

Вот судья Шультхайс из Эрвитте. Знаменит тем, что кромсал женские ноги и лил в раны кипящее масло (Robbins, 1959 стр. 504). Велики ли шансы поправиться после такого допроса, если лекарь в тюрьме – отнюдь не желанный гость? В большинстве случаев врачей не допускали к узницам. Изредка роль лекаря брал на себя палач, который смазывал язвы целебной мазью. Делал он это не из сострадания, а для того, чтобы обвиняемая дожила до следующею сеанса… Во время «лечения» палачи не теряли времени даром. Они запугивали женщин и девушек ужасами будущих допросов или давали дружеский совет признать свою вину, потому что судьи всё равно не отступятся и только смерть даст желанный покой.

До чего же изворотлив человеческий разум! Даже самый жестокий фанатик, сотнями отправляющий женщин на муки и на костёр, умел выставить себя их благодетелем.

Николя Реми писал, что ярмо дьявола просто невыносимо, и ведьмы не могут сбросить его без посторонней помощи. Колдуньи освобождаются от свого тирана только в тот день, когда судья решает прибегнуть к силе. Пытки – акт милосердия. Как показывает опыт, единственное желание сломленных ведьм – поскорей умереть, ведь в случае помилования дьявол начнёт терзать их с удвоенной силой. Можно ли не пойти бедным женщинам навстречу? Едва они сознаются, их надо предать огню (это и будет проявлением человечности) (Lea, 1939 стр. 620, 621).

Разумеется, Реми, выстроив в уме теорию, спрашивал обвиняемых, верна ли она?

Конечно же ему поддакивали. Женщины, виновные только в том, что родились в Лотарингии в неудачное время, готовы были признать любой вздор – лишь бы судья не пустил допрос по второму кругу.

Подготовка к пытке огнем. Иллюстрация XIX в. к «Истории инквизиции» М. де Фереа

Снявши голову, по волосам не плачут… Да, судья не изверг, а благородный спаситель.

Ему нужна моральная индульгенция? Он её получит. Потребует что-то ещё – изобразим и это.

Реми безоговорочно верил, что за спиной арестованной стоят силы ада. Допросы, которые он вёл, порой превращались в любительские спектакли. Женщины, поняв, что от них требуется, начинали артистично подыгрывать своему мучителю. Алекс Белёр попала на допрос в 1587 году. Пытки сломили её; она стала уже признаваться… как вдруг в ужасе метнулась к стене. Удивлённый судья спросил, в чём дело, и узнал, что дьявол возник под дыбой. Он помогал ведьме быть твёрдой, а теперь грозил за слабость (1958 стр. 621).

О другой «колдунье», жене кучера. Реми повествует в своей книге так: «Дожимал я как-то на допросе ведьму. Читал ей показания свидетелей. Увидела она, что ей не выкрутиться, и совсем уж решила признаться, как вдруг вперила глаза в угол комнаты; голос её сник, лицо побледнело. Я спросил, что с ней. Ответ был таков: дьявол угрожает ей своими руками, похожими на крабьи клешни. Глянул я туда, куда она ткнула пальцем, и не увидел ничего. Тогда собралась она с духом и продолжила показания. Но дьявол из другого угла нагнул голову, будто собирался боднуть её своими рогами. Я начал насмехаться над злым духом, и он исчез навсегда. Больше ведьма его никогда не видела – она сама сказала мне об этом уже в ту пору, как в землю врывали для неё столб. Похожий случай был много лет назад в Меце. Что же это было? Одни говорят, что ведьмы пытаются запутать судью, другие считают, что демон может показаться одним людям, оставаясь невидимым для других. В первое из двух утверждений я не могу поверить после того, как видел окаменевший взгляд женщин, у которых дыхание перехватывало от ужаса.

К тому же колдуньи не отрекаются от своих слов даже тогда, когда их охватывает пламя костра (1958 стр. 623)».

Реми предвидел возражения маловеров, которые могли бы спросить: «Как это дьявол решается возникнуть поблизости от судьи, занятого богоугодным делом?» Ответ звучал убедительно для религиозного сознания.

«Нет такого святого места, чтобы дьявол не мог там появиться. Он ищет себе поживу в храмах, монастырях и даже в обителях святых отшельников. Что же чудесного в том, что дьявол является в судебной палате, дабы приглядывать за своими ученицами? (1958 стр. 622)»

Николай Бессонов. Допрос. Х., м. 1992 г.

Начитавшись сочинений Реми, судьи более поздних времён уже не нуждались в дальнейших доказательствах. Для них незримое присутствие демонов было аксиомой. В исторических трудах о колдовстве постоянно цитируют отрывок из книги вюрцбургского духовника фон Шпее, где описаны немецкие допросы в начале XVII века. Несмотря на широкую известность этого отрывка, его нельзя не привести ещё раз – настолько он выверен в своей лаконичности.

Итак, вина ведьмы проступала в каждом ее движении: «Если она блуждает глазами, значит, ищет своего любовника. Если остановила взгляд, говорят, что уже нашла его, уже видит. Если она хранит молчание, то у неё есть амулет безмолвия. Если она кривит лицо от боли, говорят, что она смеётся, если теряет сознание, значит, спит. Всё это доказательства величайшей вины, и её надо сжечь заживо. Так недавно и поступили с одной подследственной, которая наперекор всем мучениям не призналась… Если же обвиняемая умерла под пытками, утверждают, что это дьявол сломал ей шею (Spee, 1939 стр. 208, 209)».

Полемический приём? Нет. Утверждение фон Шпее – самая что ни на есть реальность.

В 1660 году схватили Анну Эв из Вехлица (Германия, окрестности Магдебурга). Соседка обвинила её в порче. Анна побранила дочь этой женщины, и девочка вскоре умерла. Для убедительности соседка прибавила, что к убийце много раз прилетал на крышу дракон и скрывался в доме. Началось следствие. Всё село заявило, что Анна – добрая христианка.

Сама обвиняемая и не думала скрывать исходный факт: она действительно бранила детей Елизаветы Броз, поскольку те изваляли в грязи вывешенное для просушки бельё. Но о колдовстве и драконе она ничего не знает. Видимо, Анне самой было смешно, что именно её – честную женщину – додумались обвинить в чародействе. В протоколе отмечено:

«Допрашиваемая всё время улыбалась». Начались пытки. Бедной Анне дробили пальцы в тисках и завинчивали на ногах испанские сапоги. Потом, подвесив на дыбу, жгли пятки, подбородок и прикладывали горящие комья серы к подмышкам. Женщина молилась и говорила, что невиновна. Крупные капли пота выступили у неё на лбу. И тут вокруг висящей на вывернутых руках «колдуньи» стала кружиться чёрная, с красными пятнами бабочка. Именно в этот момент силы мученицы кончились. Она судорожно мотнула головой: лицо её залила мертвенная бледность. Бабочка вылетела в окошко. Анна безвольно обвисла. Гримаса боли разгладилась. Палачи спустили её с дыбы, но жизнь уже покинула тело. Разумеется, судейские чиновники не поставили смерть подследственной себе в вину. Наверх отослали отчёт, что дьявол свернул ведьме шею, чтобы она не успела выдать сообщниц (Тухолка, 1909).

Николай Бессонов. Темница. Х., м. 1990 г.

Не удивлюсь, если историю с бабочкой сочинили с целью оправдаться перед высшей инстанцией за излишнее усердие. Здесь же я вижу корни популярных баек о задорном смехе колдуньи или о румянце на её щеках. И поди проверь потом, насмехалась ли узница перед смертью над палачом! Но читаешь опусы фанатиков – дух захватывает от пируэтов суеверной мысли. Скажем, Брюннеман в своём трактате всерьёз уверял, что злой дух вставляет между телом и орудиями пытки невидимую тонкую преграду. В результате «испанский сапог» сжимает ногу не так сильно, а раскалённое железо остывает раньше, чем следует. Никто из окружающих не в состоянии заметить эту сатанинскую хитрость; подследственная же только умело притворяется… Когда женщину вздёргивают на вывернутых руках, демон незримо поддерживает её, чтобы облегчить боль. Тяжести, привязанные к ногам, он, естественно, приподнимает. Иногда черти похищают ведьму прямо с дыбы: не успеешь глазом моргнуть ан вместо неё висит муляж, похожий на колдунью как две капли воды. Одно утешение – Брюннеман говорит, что последняя хитрость встречается крайне редко (Lea, 1939 стр. 897).

Совершенно заурядный поступок для дьявола – завладеть телом ведьмы и замкнуть изнутри ее уста. В этом случае онемевшая женщина не может ответить при всем желании.

Иногда дьявол приглушает слух, чтобы она не могла разобрать обращенные к ней вопросы… Против всех этих сатанинских козней помогает обмывание теплой водой – уже хотя бы потому, что вода смывает втёртую в кожу волшебную мазь. И пусть судья прерывает любое бормотание, помня о магических словах, которые колдунья может твердить тихим голосом (1958 стр. 898)!

Кадр из датского фильма «Ведьмы». Реж. Б.Христенсен. 1922 г.

В тело девушки впиваются огромные клещи.

Если мы перенесёмся с континента в Англию, то и здесь заметим отголоски континентальных суеверий. В комнату к подследственной время от времени заходили дозорные и начинали охотиться на мух – ведь ясно, что демон может принять любое обличье. Если муху никак не удавалось прихлопнуть, сомнений в присутствии нечистой силы не оставалось. На этом, однако, сходство и заканчивается. То, что в Англии почитали за пытки, вызвало бы у прочих европейцев снисходительную улыбку. Обвиняемую ставили на стол, заставляли скрестить ноги и связывали лодыжки. В этой шаткой позе женщина находилась сутки напролёт, после чего обычно готова была признать что угодно (1958 стр. 1323, 1324). Другой английский метод выглядел ещё проще. Арестованных заставляли без отдыха ходить по комнате туда-сюда.

Усталость и бессонница давали тот же результат (1958 стр. 1323). И только-то? Зная о творящихся по другую сторону Ла-Манша ужасах, впору подивиться изнеженности англичанок, которым хватало такой малости для потери воли. Но не будем торопиться с выводами. Какой уровень страданий считать невыносимым, определяет среда, в которой человек вырос. Недаром в сталинских лагерях иностранцы погибали гораздо быстрее русских. У советского человека была фора. Всей своей предыдущей жизнью он был приучен к немудрёной мысли: рабоче-крестьянская власть шутить не любит… Эта аналогия поможет понять, почему англичанки в эпоху ведовских процессов оказались такими слабыми. Они с детства знали, что английский закон запрещает пытки и, столкнувшись с суровым обращением, быстро ломались. Некоторых достаточно было ввергнуть в сырую и холодную темницу, чтобы они пошли на поводу у следствия.

Женщины с континента, напротив, не строили иллюзий и были готовы к самому худшему.

Для немок и итальянок дыба, раскалённые угли и тиски выглядели вполне законными средствами, которые (раз уж так вышло) надо потерпеть. В конце концов, женщины всего мира стойко терпят родовые муки, воспринимая их как должное.

Любопытная подробность. Некоторые колдуньи знали, что беда ходит вокруг них кругами, и заранее запасались грамотками, которые будто бы помогают переносить любую боль. Спасение искали не в побеге, а в святых словах! Разумеется, защитные талисманы изымались на допросе, и следователи, захлебываясь от восторга демонстрировали маловерам эти улики. Типичный текст грамотки приведён в книгах демонологов. Он звучит несколько неожиданно, если помнить, что его носили с собой ведьмы, то есть – по идее – верные последовательницы дьявола.

«Как молоко благословенной и ставной девы Марии было сладким и приятным для господа нашего Иисуса Христа, так пусть пытка будет сладкой и приятной для рук моих и ног (Robbins, 1959 стр. 506)».

Следователи не видели противоречия между упоминанием Бога и сатанинским нутром обвиняемой. Они подчёркивали, что использование святых слов только усугубляет вину колдуньи. Это циничное надругательство над истинной верой, достойное особой кары.

Но не все обереги появлялись на судейском столе из-за того, что женщины запасались ими на воле. Немецкий юрист Юстус Ольдекоп упоминает знаменитых палачей, которые, распяв тело на лестнице, проворно выхватывали из подмышек или других частей тела клочок пергамента с письменами. Это становилось поводом для новых пыток (Lea, 1939 стр. 856). В те времена судьи верили самым удивительным вещам, например, что пергамент зашит у ведьм и колдунов под кожей, так что их огонь не берёт, пока они защищены его чарами (Инститорис, и др., 1932 стр. 267).

Генрих фон Шультхайс

Для палачей развязать язык было делом чести. Как же неловко чувствовал себя такой заплечных дел умелец, когда попадалась особо упрямая подследственная! Промаявшись с ней неделю-другую, он вешал её на дыбу или растягивал верёвками до полной неподвижности. Потом делал надрез под мышкой и доставал написанную собственной рукой грамотку, до поры спрятанную в рукаве. Если судьи и понимали, что палач лукавит, это сходило ему с рук – ведь сами они постоянно шли на ложные толкования, позволяющие ужесточить допрос. И в Германии, и в Италии, и во Франции не гнушались толковать гримасу боли как оскал смеющегося лица. Ссылаясь на то, что любая боль доходит до ведьмы приглушённой, судьи приказывали использовать как можно больше методов – к великому удовольствию палачей, оплата которых была сдельной.

Штатные мучители зарабатывали немалые по тем временам деньги. За всё, что значится в протоколе, палачи выставляли счёт и, уж конечно, не видели смысла лениться.

В ряде мест их материальные требования оказались непомерно высоки. Тогда, дабы упорядочить расчёты, были составлены особые прейскуранты.

Ниже приведены три таких документа. По причине большого объёма они цитируются выборочно. Вот расценки на труды палачей в Дармштадте (Konig, 1928 стр. 127, 128)

Присутствие на пытке

2 гульдена 30 геллеров

Сжатие ноги в «испанском сапоге»

2 гульдена 30 геллеров

Пытка на дыбе

5 гульденов

Порка розгами

3 гульдена 30 геллеров

Сожжение заживо одной ведьмы

14 гульденов

А вот тарифы на пытки в Кельнском архиепископстве (Robbins, 1959 стр. 112, 115).

Запугивание путем показывания орудий пытки

1 рейхсталер

Первая степень пытки

1 рейхсталер 26 альбус

Приготовление и сдавливание большого пальца на этой стадии

26 альбус

Вторая степень пытки, включая вправление членов после нее, и стоимость целебной мази

2 рейхсталера 26 альбусов

Прижигание раскаленным железом

1 рейхсталер 26 альбусов

Порка в тюрьме, включая стоимость прутьев

1 рейхсталер

Сожжение заживо

4 рейхсталер

Как видим, меняется не суть, а денежные единицы. Вот еще один немецкий прейскурант. (Helbing, 1909 стр. 263, 264)

Связать и заковать

30 крейцеров

Сложить костер

1 флорин

Высыпать пепел сожженной в освященную воду та же цена

Сожжение ведьмы

4 флорина

Прутья и тому подобное за каждый удар 4 крейцера

За разрывание раскаленными щипцами каждое прихватывание по 15 крейцеров

Растягивание на козлах

1 флорин

Вздергивание на дыбу

30 крейцеров

Навешивание гирь, «испанский сапог»

30 крейцеров

В 1631 году палач города Косфельд получил за шесть месяцев 169 талеров, работая с ведьмами. В Цугмантеле магистрат нанял нового палача, согласившись платить ему 6 талеров за голову, и, кроме того, добавил 6 талеров в неделю на дрова, освещение, овёс, солому и тому подобное. Подручным выделили два талера за каждое сожжение (Lea, 1939 стр. 1232). В Дибурге счёт палача в 1628 и 1629 годах составил 253 гульдена. Сюда включены 43 казни, по 3 гульдена за каждую, остальные деньги заработаны пытками (1958 стр. 1080).

После истязания женщин в ведовском процессе 1617 года осталась следующая расчётная ведомость: «3а 14-кратное подтягивание на дыбе, за 2 применения «испанского сапога», за 4 порки розгами, за четырёхкратную пытку на скамье с валиками, за двухразовое жжение серой, смолой и спиртом – по 20 крейцеров допрос – итого, 8 флоринов 40 крейцеров». (Helbing, 1909 стр. 264)

Судов в Германии было много. Не везде был свой штатный заплечных дел мастер.

Видимо, отсюда рекомендация саксонского законника Бенедикта Карпцова: «Судья может заставить людей низкого звания «крепостного или нищего» послужить из расчёта по пять золотых за казнь. Также можно заставить преступника действовать временно или постоянно, выплачивая ему жалованье или избавив его от смерти с согласия князя».

Разумеется, доверия такой субъект не вызывал, поэтому Карпцов наставляет: «Судья и заседатели должны присутствовать на казни, дабы палач проявлял большее усердие в исполнении своего долга (Lea, 1939 стр. 834)».

В некоторых городах во время охоты на ведьм палаческие обязанности возлагали на выборных людей. Так, в Оффенбурге искоренением колдовства пришлось заняться главе совета и четверым судебным исполнителям. Дело это считалось почётным и доходным, но у него оказалась изнанка. В Германии так случалось не раз: многие горожане делали карьеру, обретали надёжное положение в обществе, а потом все это летело в тартарары.

Оффенбургские судебные исполнители по очереди пытали преступниц, публично зачитывали приговор, конвоировали осуждённых и так далее. Короче, вся организация сожжений нелёгким грузом лежала на их плечах. Чем же всё это кончилось? В течение года все они овдовели. Доносы и оговоры привели к тому, что они вынуждены были арестовывать собственных жён, а после казни расплачиваться за судебные издержки. Это был тяжкий ущерб для кошелька.

Когда казнили молодую жену Бэка, служитель правопорядка громко возмущался тем, что должен платить наряду с обычными горожанами.

Супругу Мегерера пришлось трижды пытать, чтобы заставить признаться. С ведьмами в Оффенбурге не церемонились. В ходу были дыба, «испанские сапоги», ручной винт и страшное железное кресло, о котором речь чуть ниже, ибо оно заслуживает отдельного разговора.

Гертруда Веселин, жена третьего судебного исполнителя тоже была казнена, но с ней произошла заминка. Пытать её надо было как раз в тот день, когда подошла палаческая очередь мужа. Тот не стал участвовать в допросе. Его подменил другой судебный исполнитель и успешно вытянул признание.

Судьи, протоколист и палач во время допроса с пристрастием. Иллюстрация XIX века

Драматичнее прочих выглядит судьба Филиппа Баура.

Он уже свыше десяти лет был заседателем ратуши, и казнь супруги сильно подмочила репутацию его семьи. На носу была свадьба дочери, а о девушке стали злословить.

Дескать, удивительно, как кто-то решается брать сё в жёны, зная, что она – ведьмино отродье и сама, скорее всего, ведьма. Бауру было очень важно накануне свадьбы остановить сплетни. Он даже обращался в ратушу с требованием наказать клеветников. Но назревала развязка 10 ноября 1628 года Баур попросил городской совет распорядиться о свадебном подарке.

По обычаю Оффенбурга девушкам, выходящим замуж, подносили серебряную посуду. Городской совет решил так: мы даем согласие, если отец готов поручиться, что дочь не связана с колдовством. Невеста вначале обязана доказать свою честность. Пусть Баур 17 ноября арестует дочь и допросит её под пытками. На следующий день пытку он обязан повторить. Исход такого решения быт трагичен. Девушка призналась на допросе, что поносила Бога и Святых. Ее тут же осудили, и 1 декабря она была казнена. После этого отец сильно сдал. Он был разбит горем и подал в ратушу прошение об отставке. В бумаге было, между прочим, написано: мою дочь казнили исключительно для того, чтобы меня опозорить.

Городской совет Оффенбурга отставку отклонил и посоветовал не принимать отучившееся стишком близко к сердцу. Через некоторое время до совета дошли слухи что Филипп Баур жалуется в откровенных разговорах на якобы совершенно непосильные издержки, которые приходиться платить за жену и дочь, его вызвали в ратушу для объяснений и заставили просить прощения. Провинившийся нашёлся сказать в своё оправдание только одно – он не помнил, что говорил, потому что был вне себя от горя (Konig, 1928 стр. 298–291)

Так что же представлял из себя «ведьмин стул» в Оренбурге? Почему женщины и девушки, которым довелось на нём посидеть, считали, что он хуже смерти? Ответить на этот вопрос легко. В отличие от обычного «колючего кресла», описанного в начале главы, здесь к боли от шипов прибавлялась боль от огня. Записи процессов в Оффенбурге уделяют этому орудию особое внимание. Его создали по образцу из соседнего города

Ортенау специально для массовой охоты на ведьм и с гордостью записывали, кого и за какой срок новинка заставила признаться. Обычно требовалось не более пятнадцати минут. Сиденье «стула» было не деревянным, а железным. Торчащие вверх железные шипы были чуть притуплены, зато сиденье раскалялось снизу. Под стулом разводили огонь, и ведьма поджаривалась, пока не придёт охота говорить. Остается только удивляться упорству тех горожанок, которые не пошли на поводу у следствия.

В протоколе городского совета от 1 июля 1628 года говорится, что на ведьмином стуле внезапно умерла Магдалена, жена Франца. Какая уж тут внезапность! Женщину усадили на жгучее сиденье в полдень, а скончалась она почти в полночь, то есть адские муки длились более одиннадцати часов… Во время пытки ей злорадно приговаривали: «Ай, думает Магдалена, что не уступит. Как бы не так!» И всё же упорство страдалицы оказалось сильнее палачей. Сколько её ни увещевали, она твердила о своей невиновности.

Разъярённые неудачей власти отказали замученной в христианском погребении и распорядились зарыть её под виселицей (Wachter стр. 168).

Вторая осечка служилась с Готтер Несс. Эту женщину поначалу дважды пытали обычными методами, а потом применили стул. Колдунья уже стала признаваться, но потом спохватилась и взяла свои слова назад. Совет велел палачу делать что угодно – лишь бы в два дня сломить узницу. Намечалось очередное сожжение и в планы ратуши входило включить Готтер в новую партию осуждённых. Так женщина второй раз была усажена на раскалённое сиденье. Сколько её поджаривали, неизвестно, мы знаем лишь то, что палач переусердствовал. Вдобавок к стулу, он пустил в ход «испанские сапоги» и измочалил ноги женщины до неузнаваемости. Пришлось даже вызвать цирюльникалекаря. Дней через десять в ратушу поступил доклад о состоянии ведьмы. Там говорилось, что она слишком больна и измучена и, пожалуй, умрет, если возобновить пытки.

Николай Бессонов. Допрос в Оффенбурге. Рисунок. 2001 г.

Выслушав это известие, совет Оффенбурга велел… в третий раз допросить женщину на «ведьмином стуле». Готтер Несс сумела и на этот раз взять верх над железным монстром.

Наступали Рождественские праздники, и упрямицу временно оставили в покое. Что случилось с обвиняемой дальше, архивы умалчивают (Lea, 1939 стр. 1158).

Известно, что Оффенбург был не единственным городом, где додумались разогревать сиденье пламенем костра. Документальная гравюра из воспоминаний Лоэра показывает допрос в Рейнбахе. Огонь не только раскаляет железо, но и припекает голые ноги, прикрученные к пыточному стулу (Robbins, 1959 стр. 61). Полвека спустя духовные судьи охотно переняли эстафету у своих светских коллег. И 1695 году австрийские доминиканцы шесть с половиной часов держали Марину Штепп на раскалённом кресле. В итоге она призналась, что блудила с дьяволом (Lea, 1939 стр. 1077).