Текст книги "Суды над колдовством. Иллюстрированная история"

Автор книги: Николай Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

В 1565 году началось расследование в женский обители неподалеку от Кёльна.

Оказалось, что ко многим сестрам на ночь хаживали любовники. Когда этому положили конец, монашки стали закатывать истерики, причём особенно рьяной была четырнадцатилетняя Гертруда, ухажёр которой приходил чаще всех. Дело получило огласку. Восторжествовала удобная версия, что под видом юноши к девушке проникал сам дьявол ему и приписали пылкие любовные послания, найденные при обыске у Гертруды (1958 стр. 511, 563).

Повторю ещё раз, монастырские затворницы могли чудить как угодно. Отвечать же за позор, нанесённый сану, приходилось случайным людям, подвернувшимся истеричкам под руку. Одержимые из местечка Вертет карабкались на деревья, а потом съезжали вниз по стволам. Три года длились эти представления, а потом две монашки догадались, что причиной всему – женщина, которая зашла в их спальные покои с корзиной. Когда игуменья открыла корзину, оттуда выскочил черный кот. Разве не достаточное основание для ареста? Вместе с хозяйкой кота взяли под стражу семь её подруг.

Якоб де Гейн. Чародейки. Гравюра. Около 1600 г. Фрагмент.

Соседи попытались защитить главную обвиняемую. Они доказывали, что её милосердный нрав известен всей округе. Раздавая подаяния, она довела себя до бедности достаточно спросить у нищих, они расскажут, какая это душевная женщина! Нищие подтвердили щедрость своей благодетельницы, но судьи, конечно, не стали их слушать.

Чёрный кот в корзине перевешивал любые добрые дела. Узницу замучили насмерть на допросе с пристрастием. До самого конца несчастная держалась достойно и умерла, так и не признав себя колдуньей (1958 стр. 509, 510).

Когда историки начали разбираться в феномене европейского колдовства, помимо материалистических трактовок возникло немало причудливых теорий. Щеголяя оригинальностью своего мышления, иные авторы навязывали сожжённым женщинам такие биографии и мотивировки поступков, что только диву даешься. То из «ведьм» делали жриц полузабытых языческих культов. Якобы они в христианизированной Европе продолжали тайком совершать обряды в честь прежних языческих богов. То утверждалось, что народные массы, угнетаемые дворянством и Церковью, разуверились в Боге и обратились за помощью к Сатане. Выходит, существовала таинственная лжецерковь дьявола, и крестьянки сознательно сеяли вокруг себя зло, ибо такова была форма их социального протеста (Фреймарк, 1994 стр. 104)! Некоторые авторы выдвигали на первый план сексуальность и вопросы пола. Мишле, например, проповедовал точку зрения, что ведьмы это женщины уставшие от мужского гнёта, а значит, секта ведьм – своеобразная форма женской солидарности (Michelet, 1862). Высказывалась даже теория, что ведьмами были сторонницы первобытного родового строя, которые тайно надеялись на сохранение матриархата (Robbins, 1959 стр. 116). Печально известна книга Маргарет Маррей. В начале XX века эта «исследовательница» отстаивала реальность колдовского сообщества. По её домыслам, существовали секты, духовные лидеры которых выдавали, себя за дьявола. Собрание секты и есть шабаш. Число ведьм на сходках точно определённое – всегда по двенадцать, не считая главаря. В доказательство она привела судебные документы о 18 шайках ведьм из разных стран. Но, во-первых, ненаучно делать столь глобальные обобщения на таком сравнительно ничтожном материале, а во-вторых, даже в указанных случаях критика обнаружила натяжки и подтасовки. Маргарет Маррей, как выяснилось, просто подгоняла число дам в «разоблачённых» сектах под выдуманный ею «ковен» из двенадцати ведьм (1958 стр. 116, 117). Главной же методической ошибкой было то, что она принимала за чистую монету слова из пыточных протоколов. Зная методы допросов, не следовало бы искать какую-то явь в этих нечистоплотно состряпанных документах. Ведь в ходе ведовских процессов под арест попадали совершенно случайные лица, а вовсе не члены зловещих сект. Приведу ряд примеров.

Гравюра.

Как-то раз инквизиционное расследование было возбуждено против женщины, которая в ссоре выкрикнула угрозы. Через несколько дней человек, которому она пригрозила, увидел во сне кошмар – этого оказалось достаточно, чтобы счесть её колдуньей (Lea, 1939 стр. 1410)!

Агнессу Генше, жену ткача, пытали за то, что она – единственная из всех собравшихся на крестины – не испугалась чёрной кошки. Кошка неожиданно вскочила на стол, прошлась среди блюд и даже сунула лапку в стакан Агнессы. Гостья же, как ни в чём не бывало, отпила из стакана – ну не ведьма ли она после этого (Канторович, 1899 стр. 109)?

В герцогстве Клевском на дорогах часто переворачивались кареты и повозки. Наконец выяснилось, что виновата в этом Сибилла Динскопс, которую и сожгли в 1535 году (Lea, 1939 стр. 566).

А в Шотландии у одного хозяина прокисло пивное сусло. Он стал перебирать в памяти события дня и вспомнил, что мимо дома проходила женщина: чуть задержавшись, она погладила кота, сидящего в открытом окне. «Преступницу» сожгли (Robbins, 1959 стр. 4).

В самом конце XVII века казнили немецкого колдуна. Он продавал лошадей и свиней, которые превращались потом в связки соломы. Неизвестно, имелись ли в деле жалобы обманутых покупателей, поскольку «преступная карьера» этого человека оборвалась, когда он забрёл в город Нейбург, проницательные судьи которого распорядились об аресте и пытках. Не выдержав мук, бедняга признался не только в жульнической коммерции, но и в том, что прежде его уже два раза вешали – правда, ему удавалось подменить себя снопом. Нейбургские судьи исправили «оплошность» своих коллег и повесили колдуна, а заодно вздёрнули на виселицу двух женщин, которые вошли в городские ворота вместе с чужаком (Lea, 1939 стр. 635).

Роттердамские рыбаки однажды забросили сети в воду. Один вытащил много рыбы, а у другого в сетях оказались камни (которые он, очевидно, зацепил на дне). Но простых объяснений тогда не искали. Искали ведьм. Рыбаки вернулись в свой посёлок, схватили какую-то женщину и сдали её правосудию. Та вынуждена была признаться, что, вылетев в окно через щель возле неплотно пригнанного стекла, обернулась слизняком в лежащей на дне раковине. С этой выгодной позиции она и подменила рыбу камнями при помощи заклинаний. Ведьму сожгли (1958 стр. 526).

Таких эпизодов насчитываются тысячи.

Мистическую мишуру навешивали на обвиняемых уже во время следствия. Взявшись за изучение той эпохи, натыкаешься на горы лжи.

Но значит ли это, что абсолютно все ведовские процессы были беспочвенны и за пышным фасадом демонологии только пустота? А вдруг скажут мне, инквизиция уничтожала экстрасенсов или людей с необычайно мошной аурой, видя в них опасность для власти?.. Немало в наше время найдётся сторонников этой точки зрения. Оккультные газеты и телепередачи сделали своё дело. Круг лиц, верящих любому шарлатанству, очень велик. Не буду вдаваться в дискуссию, имеются ли у экстрасенсов и целителей столь усердно рекламируемые способности. Лично я ничего, кроме шарлатанства, не встречал. Обратимся сразу к главному: эта книга – не пособие по магии, а описание реальных событий XIV–XVII веков. Здесь нет места жёлтым сенсациям. И если я не вижу основания плодить чудеса там, где их не было, вряд ли меня осудит здравомыслящий читатель.

Антуан Виртс. Голод, безумие, злодейство. Х., м. 1853 г.

При чём тут необычайные свойства организма? После какой-то беды начинали искать виновную. Чаще всего жертвой оказывалась женщина, чем-то насолившая пострадавшему. Следующая волна арестов настигала тех. кого первая «ведьма» назвала под пыткой сообщницами. Эти и вовсе были непричастны к колдовству. Им просто не посчастливилось оказаться роднёй или знакомыми обвиняемой. На третьем этапе в чёрный список попадали состоятельные семьи, за счёт которых инквизиторы могли поживиться. Таков типичный сценарий западноевропейской охоты на ведьм. Только очень предвзятый человек может назвать эти расправы планомерным истреблением экстрасенсов. Итак, вопрос: «Бывает ли колдовство в жизни?», находится вне нашего рассмотрения. Зато я готов поделиться своими мыслями о том, что стояло за ведовскими процессами в тех редких случаях, когда у инквизиторов был не надуманный, а настоящий повод для расследования.

Судьи были детьми своей эпохи. И они не виноваты, если их подозрительности было за что зацепиться. В первую очередь, они могли совершить роковую судебную ошибку, когда имели дело с фокусами. К примеру, один не в меру доверчивый демонолог уверял, что лично видел деревенскую ведьму, которая каждый день откладывала яйца в соломенное гнездо. Она даже кудахтала по-куриному (правда, яиц никогда не было больше девяти (Lea, 1939 стр. 926)).

Прежде чем заниматься такими шутками, женщине следовало трижды подумать.

Известен случай с фокусником, которого приняли за колдуна и казнили вместе с семьей.

По дороге на костёр бродячий артист узнал, что его детям вскрыли вены и выпустили кровь.

Часто приводится в литературе процесс саксонской школьницы Альты Алерс. Она чудом осталась жива после того, как показала одноклассникам своё умение (из носового платка появилась живая мышь). Донос. Арест. Тюрьма. Обвинитель требовал пытать и казнить ведьму. Ссылаясь на авторитеты, он доказывал, что ответственность за колдовство наступает с двухлетнего возраста, а Алльте уже десять… XVII век был на исходе. Костры пылали всё реже и реже. Нашлись, к счастью, трезвые головы, способные остановить расправу над школьницей. Трюк с мышью был признан фокусом, и Альта вышла на свободу, не проведя в тюрьме и двух месяцев (1958 стр. 1236–1238). Замечу в скобках, что такой благополучный исход вовсе не был предрешённым. В середине следующего XVIII века в Баварии сожгли за колдовство тринадцатилетнюю Веронику Церритш (Lea, 1939 стр. 1135).

Помимо невинных фокусов существовало и злостное шарлатанство. Иные отважные особы в прямом смысле слова играли с огнём. Дочь Йоханна Ульмера, очевидно, была девушкой с авантюрной жилкой. В 1546 году жители Эслингена узнали, что с ней происходит что-то неладное. Она лежала к постели и страдала. Живот распух так сильно, что достиг по окружности десяти ладоней и, возвышаясь горой, мешал видеть искажённое мукой лицо.

Со стонами «больная» поведала, что внутри у неё сидит разная «живность». И действительно. Те, кто приближался к кровати, отчетливо слышали кудахтанье кур, петушиный крик, гоготанье гусей, собачий лай, коровье мычанье, хрюканье свиней и тому подобное. Из-под платья выползло 150 червяков и змей. Врачи не знали, что и думать.

Они назначали рецепты, давали советы, но никто из них – характерная для эпохи наивность – не предложил пациентке раздеться для осмотра. А ведь это были не деревенские коновалы. Среди тех, кто осматривал «больную», оказались придворные медики императора Карла V и короля Фердинанда. Четыре года продолжался сей затянувшийся розыгрыш. Подивиться на чудо приходили знатные господа. Девушка уверяла, что зверей, сидящих внутри, надо ублажать благовониями и кормить изысканными яствами. Чем дальше, тем больше возрастало её мастерство имитировать муки. Наконец дочь Ульмера переборщила. Магистрат Эслингена отрядил врача, акушерку и трех хирургов вскрыть живот и тем положить конец её страданиям. Посланцы столкнулись с отпором. «Больная» отбивалась изо всех сил, но её одолели. Глазам изумлённых лекарей предстала неожиданность. Живот был сделан из обручей и набит подушками. Сама же обманщица не имела и намёка на полноту – у неё была прекрасная фигура. Власти, разгневанные тем, что их так долго водили за нос, решили подпортить авантюристке красоту и сгноить её в тюрьме. Девушке проткнули щёки раскалённым прутом, после чего стража увела её отбывать пожизненное заточение. С матерьюсообщницей расправились еще круче – она была признана главной виновницей надувательства, поэтому суд постановил удавить её, а тело сжечь на костре (1958 стр. 632, 633).

Если бы обман не вскрылся, эслингенский казус пополнил бы реестр чудес, кочующих у демонологов из книги в книгу. Мотив представления понятен – это стремление свести знакомство со знатью и поживиться за её счёт. На мой взгляд, приговор был слишком суров и диктовался скорее оскорбленным самолюбием, нежели реальным ущербом. Но были среди ведьм преступницы, действительно достойные самой суровой кары. Как прикажете поступить с женщиной, которая намеренно сживает кот-то со света? Неужели загубленная жизнь должна ей сойти с рук только потому, что вместо яда или ножа она выбрала неосязаемое оружие?

Маленькое отступление. В 1990 году, то есть на излёте советского принудительного материализма, Всесоюзный центр изучения общественного мнения провёл опрос: «Верите ли вы в способность отдельных людей колдовать, наводить порчу?» 35 % респондентов ответили «верю» (1990 стр. 40). Ныне, после обработки населения средствами массовой информации, доля суеверных граждан могла превысить процент рационалистов. Сам я не раз замечал в метро, как некоторые пассажиры складывают пальцы крестиком, защищаясь от «энергетических вампиров». Видел даже милиционера, который при разговоре с цыганкой для верности поставил «блок» двумя руками. Увы, выяснилось, что мнительные люди способны серьезно заболеть, поверив в реальность угрозы. Если они, вдобавок к внушаемости, обладают слабым здоровьем, то на почве развившейся фобии может наступить смерть. Думаю, каждый согласится: четыреста лет назад ситуация была ещё более острой. Сердечные приступы подчас настигали тех, кто после ссоры с соседкойведьмой и её злобных проклятий начинал вслушиваться в свой организм. Даже самое лёгкое недомогание воспринималось тогда как начало конца, а панический ужас доводил до могилы.

Но и это не всё. Психологическое давление, спору нет, плохо. Однако существовала и прямая уголовщина. Некая уроженка Милана убила и съела ребёнка неподалёку от ворот города Комо. Схваченная, она призналась, что дьявол нашёптывал ей: если она съест дитя трёх или четырёх месяцев от роду, исполнятся все её желания. Преступнице переломали кости, и она умерла медленной смертью на колесе (Lea, 1939 стр. 632). Это не было единичным явлением. При общей уверенности, что Сатана вознаграждает тех, кто поступит ему на службу, конечно же находились выродки, готовые совершить злодейство, лишь бы обратить на себя его внимание. Снова воспользуюсь аналогией. Разве сейчас не встречается нечто подобное? Недавно газеты писали об англичанке, которая убила своих детей, считая, будто тем самым приносит жертву дьяволу. А подростки-сатанисты из штага Калифорния? Они изнасиловали и забили до смерти пятнадцатилетнюю девочку, объяснив позже, что стремились получить вожделенный «билет в ад» (1996). Не обошла эта беда и нашу страну. Российские газеты время от времени информируют о ритуальных убийствах (1999 стр. 1).

Наверное, именно такие случаи имел в виду Фридрих фон Шпее. когда писал: «Среди любых пятидесяти осуждённых на сожжение ведьм едва ли найдётся пять или две действительно виновны (Spee, 1939 стр. 180)». В конце XIX века великому гуманисту был брошен упрёк. Он, дескать, не восстал против преследования ведьм в принципе (Канторович, 1899 стр. 146, 147). Это был явный либеральный перегиб. Отец фон Шпее принимал у смертниц последнюю исповедь и разбирался в движениях человеческой души.

Если уж очевидец событий и горячий противник ведовских процессов делал такие оговорки, то нам тем более пристала взвешенность.

Не будем забывать ещё об одной категории подсудимых. Это умалишённые.

Тронувшись рассудком (в том числе и на мистической почве) безумец может натворить немало зла себе и другим. В 1995 году в США случилось следующее: мужчина 26-летнего возраста, причесываясь перед зеркалом, «увидел» в отражении правого глаза магический знак – пентаграмму. В ужасе он взял нож, вырезал глазное яблоко и спустил его в унитаз (1995). Вот до какой степени мания способна приглушить инстинкт самосохранения. В XVII веке шотландский адвокат Джордж Маккензи вёл в тюрьме беседы с осуждёнными колдуньями. Одна из узниц стремилась умереть, потому что её довёл до безумия местный священник. Оказалось, слуга Церкви запугивал женщину жутковатым будущим: скоро в неё вселится дьявол и овладеет её телом изнутри. Угнетённое сознание несчастной не нашло иного выхода, как упредить беду смертью на костре (Lea, 1939 стр. 1340).

Возможно, сходными причинами объясняется самоубийственный поступок молодой француженки Жанны Аламбер, добровольно явившейся в суд, чтобы «обратиться к Богу и быть сожжённой». Что ж, слыша отовсюду суеверные разговоры о колдовстве, действительно недолго тронуться (1958 стр. 1049).

Люди, возомнившие себя волшебниками или чародейками, были истинным подарком для следствия. Их даже не требовалось пытать – только успевай записывать сбивчивый монолог. Плюс к этому, не существовало риска, что помешанный отречётся от показаний перед собравшейся толпой. (То, что показания – бред сумасшедшего, судей не волновало, ведь и у здоровых людей они вымучивали не менее бредовые речи.).

В сущности, самооговоры ведьм были формой мании величия. Грезя наяву, сумасшедшие полагали, будто могут повелевать людьми и стихиями. Доктор Вейер одним из первых выступил за снисходительность к таким «чародейкам». По его мнению, их надо было не сжигать, а лечить. Кстати, именно Сатану он считал причиной безумия. По концепции Вейера, суеверные судьи – первые слуги дьявола. Их руками злой дух убивает тех, кого сам же и подставил под удар.

Можно привести эпизод, впрямую иллюстрирующий взгляды придворного врача. 10 июня 1651 года на костёр возвели восемнадцатилетнюю девушку, страдающую от эпилепсии. Три раза загорался дом, в котором она проживала. На кровле кому-то померещился чёрный человек, принятый, естественно, за дьявола. Девицу заподозрили в поджоге и колдовстве. Судебные протоколы гласят, что она была подвержена унынию и падучей болезни, а во время пытки у неё начался приступ. Подследственная с лёгкостью повинилась в поджоге. По её словам, выходило, что она творила зло вынужденно. Кто-то омрачал её взор и давал приказ – и она не знала покоя, пока не подчинялась тайной силе.

Через несколько дней заключённая добавила: когда ей так приказывали, она была готова разрушить весь мир. В такие минуты жизнь казалась постылой – она даже бросалась на колени и горячо молила Бога, чтобы он сподобил её скорей попасть под суд. Судьи пошли навстречу желаниям девушки. Они соблюли все законные формальности. Вначале колдунью, как полагается, пытали, пока она не признала договор с дьяволом, а потом сожгли заживо (Lea, 1939 стр. 1044, 1045).

Галлюцинации, описанные здесь, хорошо известны медицине. Внутренний голос, который даёт команды, – лишь симптом психической болезни. Потребовалось много времени, чтобы человечество признало простую истину нельзя наказывать за поступки, совершённые в невменяемом состоянии. В наши дни эту юную поджигательницу отправили бы на принудительное лечение.

Вот и подошла к концу первая часть книги. Мы подробно рассмотрели разветвлённую мифологию колдовства. Знаем, какие химеры гнездились в головах инквизиторов и народа. Впереди рассказ о технологии ведовских процессов. То, о чем говорилось вскользь, теперь выйдет на первый план: путь от ареста до костра предстанет во всех подробностях. Итак, вперед. Небывальщина и грёзы уступают место были.

Глава 7. Арест

Шотландка Мэри Каннигэм считала, что их с дочерью Жонет взяли под стражу без вины. Её жалоба, сохранившаяся в архиве, проникнута глубокой обидой.

Бальи города Калросс, сетовала женщина, «под покровом ночи к нам домой вломились и, не имея на то ни права, ни ордера, ни законных полномочий, поволокли нас по улицам до тюрьмы… как привели в тюрьму – кликнули палача и судейских; те догола нас раздели и искали ведьмины знаки на теле и в потаённых местах; потом, ничего не найдя, обрядили нас в рубища из мешковины, а ноги замкнули в железные кандалы. Нам не достаётся ни еды ни питья, всё попадает в руки тюремщиков, которые в первую очередь наедаются сами, а нам кидают объедки. Так мы оказались ввержены в великие невзгоды, страдая от голода и холода, так довели нас до болезни (Black, 1938 стр. 54)».

Эти строки – редчайшая возможность услышать голос самой ведьмы. В других местах жаловаться не давали. Арестованных бросали в подземелья, разом обрывая все связи с миром, и ничто не могло сдержать свирепость мучителей. В некоторых немецких городах жертвы исчислялись сотнями.

Между тем население покорно платило страшную дань. Язва колдовства казалась людям опаснее беззакония и даже чумы. Один из очевидцев говорил, что есть в Германии места, где любое несчастье приписывают Сатане и людской злобе. Стоит скиснуть пиву или пасть домашней скотине, как в этом винят чародейство (Lea, 1939 стр. 1430).

Шпренгер и Инститорис вещали: «Нет почти ни одного селения, где бы женщины не околдовывали друг у друга коров, лишая их молока, а иногда и жизни» (Инститорис, и др., 1932 стр. 220).

В 1675 г в Штирии град побил урожай яблок и винограда. Это стало поводом для начала репрессий. Общественное возмущение заставило графа Пургшталя посадить на скамью подсудимых 95 крестьянок. Несмотря на то, что владелец замка, господствующего над всей округой, обладал огромной властью, он побаивался проявлять мягкость. Граф считал, что при сложившихся обстоятельствах его обвинят в соучастии, если он откажется вести хоть одно дело.

Эта трусливая политика привела Пургстола к личной трагедии. И он, и его супруга особенно благоволили к Катерине – жене дворецкого. Можно сказать, что она, несмотря на сословные перегородки, была другом графа и графини. Но именно на неё поступил очередной донос. Катерина увлекалась экспериментами в оранжерее – и надо же было так случиться, что именно в разгар охоты на ведьм несколько цветов расцвели среди зимы.

Скрепя сердце правитель Регесбурга отдал приказ об аресте.

Граф Пургшталь. Портрет из галереи замка Регесбург.

Катерина Пальдауф – «цветочная ведьма». Портрет из галереи замка Регесбург.

Редчайший случай!

В галерее замка сохранилось полотно – чуть ли не единственный прижизненный портрет жертвы ведовского процесса. Художник изобразил жену дворецкого одетой в роскошное платье с кружевным воротником. В руке букетик – знак рокового пристрастия к цветам.

Доносчица, несомненно, завидовала высокому положению Катерины, и порадовалась её низвержению из богатых покоев в сырые подвалы, где босые, закованные в цепи узницы валялись на гнилой соломе, полумёртвые от пыток. «Цветочная ведьма» терпела истязания несколько дней и к моменту суда оказалась изнурена до такой степени, что не вымолвила ни слова в свою защиту. Графу Пургшталю – такому же заложнику всеобщей истерии – пришлось сыграть свою роль слуги закона до конца. Он осудил несчастную на костёр, проявив своё милосердие лишь тем, что Катерину Пальдауф обезглавили перед сожжением.

Уверенность, что мир кишит ведьмами, была отличительной чертой эпохи. Суеверных людей охватывал ужас при мысли о том, что добрых христиан осталось очень мало. Кто знает, сколько ведьм скрывается под маской показного благочестия? Внешность обманчива. Реми писал:

«Колдуньи обычно принимают весьма набожный вид и усердно выполняют все религиозные обряды. В Меце сожгли одну, которая первой приходила в собор и последней его покидала, непрестанно молились, и осеняла себя крестом, но всё же оказалась виновна в бесчисленных колдовских деяниях (Lea, 1939 стр. 606)».

Из Германии до нас дошло описание того, как заносчивые и недалёкие слуги князя заходили в храм, болтая и перекидываясь шутками. Увидев особенно благоговейно молящуюся женщину, они первым делом спрашивали, не известно ли о ней чего-либо подозрительного (Spee, 1939 стр. 140).

Поскольку считалось, что ведьмы во время причастия прячут облатку за пазуху; а потом оскверняют ее, народ стал бояться ходить в храмы. Там, где террор достигал особого размаха, священники трепетали не меньше прихожан. Их тоже могли обвинить в связях с нечистой силой. Некоторые прекращали ежедневные службы или служили мессу втайне, закрыв двери храма – лишь бы избежать сплетен о попустительстве колдовству (1958 стр. 121, 122)!

Уже не одни только инквизиторы страстно желали покончить с ведьмами. Два столетия судилищ не прошли даром. В XVII веке суровой кары за колдовство стала требовать люмпенизированная толпа, которую Фридрих фон Шпее в традициях своей эпохи называет «завистливая и подлая чернь». Подобно тому, как сейчас люди этого слоя пышут ненавистью ко всем, кто живёт более обеспеченно, так и тогда многие из низов готовы были пощипать верхи и администрацию. Был бы предлог. Фон Шпее пишет: «У народа уже вошло в привычку: если власти по первым, даже самым сомнительным слухам не принимают решительных мер, не прибегают к пыткам и казням на кострах, народ сразу начинает вопить – пусть судейские со своими жёнами и детьми остерегутся; они подкуплены богачами, все знатные семьи города предались магии, скоро можно будет просто пальцами показывать на ведьм (1958 стр. 148, 149)…»

Николай Бессонов. Молитва. Б., акв. 1990 г.

Так совпали два потока: интересы алчного судейского корпуса и зависть простонародья. Теперь уже можно было вывешивать на церковных дверях ящики для доносов (1958 стр. 570) или организовывать форменные облавы. Охот на ведьм стала прибыльным делом. Это была, как выражались вольнодумцы, новая алхимия, при помощи которой добывалось золото и серебро из крови невинных (Lea, 1939 стр. 602).

Именно жадность продиктовала документ, редкий по своему цинизму, – письмо Гейсса барону Оунхаузену.

Это письмо очень часто упоминают в исторической литературе. В нём судья из Линдгейма назвал своими именами то, о чём его коллеги предпочитали помалкивать: «У нас снова стало замечаться ведовство, чем население очень встревожено. И обыватели говорят, что если только их государю будет угодно попалить ведьм, то они охотно возьмут на себя расходы на дрова, равно как и прочие издержки. И государь тут мог бы выручить столько, что этот бы хватило на перестройку моста и церкви. Да сверх того ещё осталось бы денег, так что государевым служителям можно было бы дать прибавку к жалованию, ибо, по-видимому, этою язвою заражены целые семьи, и притом такие, с которых есть что взять (Сперанский, 1906 стр. 32)».

После этого письма охота на ведьм была Гейссу благосклонно разрешена, и он, отправив наверх две трети денег, не обидел и себя. Архивы Линдгейма показывают, что судья получил только наличными огромную сумму в 188 талеров и 18 альбусов, изъятые у тех, кого он сжёг. Раздел конфискованного имущества, как правило, строился по такой схеме две трети – сеньору, одна треть – судьям, священникам и чиновникам. Во многих местах князь получал по 12 талеров с каждом ведьмы, судья – четыре-пять, и палач – один (Lea, 1939 стр. 1231).

В силезском городе Цугмантель сожжение одиннадцати ведьм принесло 425 талеров местным властям, а остальная сумма – 351 талер – пошла князю-епископу Бреслау.

Судья, который свирепствовал в княжестве Фульда, получал оплату с каждой головы и за три года заработал таким образом 5393 гульдена (1958 стр. 1075).

Справедливости ради отмечу; что в ряде процессов мы при всём желании не найдём меркантильного интереса. Иногда юристы тратили месяцы своего драгоценного времени, чтобы сломить упорство бедной крестьянки или жалкой побирушки. Но связь между конфискациями и накалом преследований была прямой. В тех землях, где верховная власть запрещала судейскому сословию грабить семьи казнённых, охота на ведьм резко шла на убыль (Robbins, 1959 стр. 222). Увы, Германия XVI, а особенно XVII века была царством почти неограниченного насилия. Значительный слой населения видел выгоду в расправах над ведьмами. Каждый, кто был причастен к правосудию, мог рассчитывать на свою долю. Из кошельков обвиняемых деньги текли и тому, кто охранял тюрьму, и тому, кто писал протокол. Любой труд полагалось достойно оплатить. Более того, богатые семьи часто давали взятки, откупаясь от арестов (Lea, 1939 стр. 1080). Люди, искоренявшие колдовство, стали грозой богачей, ведь не всех взятки избавляли от костра!

Кадр из немецкого фильма «Дьявольское наваждение»

Судейское сословие понимало – отдельные жертвы удесятерят в оставшихся на свободе ощущение смертельной опасности. А значит, увеличатся и «добровольные» пожертвования.

Порой казни сопровождались банкетами для городской верхушки. Единственной светлой стороной этого циничного обычая было то, что в некоторых областях осуждённые тоже допускались к столу. Так было, например, на территории нынешней Бельгии (Lea, 1939 стр. 1220).

В торжественные трапезы по поводу казней было бы трудно поверить, если бы не существовали неопровержимые доказательства – расчётные ведомости. Один из таких документов приводится ниже. Это описание издержек в процессе трёх женщин, сожжённых заживо в Аппенвейере 22 июня 1595 года. Расходная ведомость относится только к последним трём дням между приговором и его исполнением (1958 стр. 1162).

Флорин Батцен Пфеннинг

Палачу 14 7 10

За развлечения и банкет для судей, священников и адвоката

32 6 3

На содержание

33 6 6

Епископство Бамберга прославилось не только ужасными пытками. Здесь сохранился для истории лист с записями о конфискованной собственности. Цифры, приведённые ниже, впечатляют. В 1630 году казнили много состоятельных лиц. Среди них:

Георг Нойдекер

100 000 флоринов

Барбара Шлеих

2000 флоринов

Кристина Милтенбергер

9000 или 10 000 флоринов

Маргарета Офелер

7000 или 8000 флоринов

Маргарета Эдельверт

10 000 флоринов

Каспар Кернер, управляющий имением

9000 или 10 000 флоринов

Вольфганг Хоффмайстер, казначей Бамберга

50 000 флоринов

Из документа видно, что князь-епископ и его люди собрали 500 000 флоринов, изъятых у казнённых. Кроме того, у тех, кто на апрель 1631 года находился в тюрьме, было конфисковано ещё 222 000 флоринов (Robbins, 1959 стр. 222).

Весьма симптоматичное свидетельство осталось от процессов в Трире, проведённых в самом конце XVI века. Каноник собора Йоханн Линдер был летописцем этих событий и в своей «Истории Трира» прямо назвал жадность главной причиной гонения ведьм.

Началось всё, впрочем, с неурожаев, которые донимали страну несколько лет и народной молвой были приписаны колдовству. Однако далее в дело вступили те, кто искал для себя выгоды и без кого процессы не приняли бы такой размах.

«Это гонение раздувалось кое-кем из служащих лиц, которые искали себе богатства в пепле сожжённых ведьм. По всей епархии, по городам и деревням разъезжали специально назначенные прокуроры, инквизиторы, нотариусы, судьи, присяжные заседатели и приставы, тащившие на пытки и суд людей обоего пола в великом числе. Мало кто из обвиняемых ускользал. Даже само управление города Трир не избежало общей участи.