Текст книги "Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана"

Автор книги: Николай Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Скорцени снова при деле

В свое время Борман просил Вальтера Шелленберга «подготовить краткий обзор административной структуры римской католической церкви» и особенно «ее политики в Южной Америке». Нацистские карты Великой Германской империи того региона, который она собиралась поделить с колонизаторами из франкистской Испании, составлялись еще с тех самых пор, когда впервые появились угрозы сбросить на американские города бомбы с южных баз. К государствам, ориентировавшимся в своей политике на нацистскую Германию, применялись дипломатические и экономические меры. По возможности американцы перекрывали пути перемещения нацистских средств, а когда операции производились через американские организации, Эдгар Гувер добивался действий со стороны министерства финансов и ФБР.

Но в Европе война закончилась ликвидацией разведывательных служб, а в лучшем случае их жестокой борьбой за выживание. Поэтому все, что предпринималось против беглецов-нацистов, делалось на той же неформальной основе, как и в начале войны, когда нью-йоркский адвокат Уильям Донован и глава отделения британской разведки в Канаде Уильям Стивенсон совместно работали над созданием военного союза, который подчинялся бы напрямую Рузвельту и Черчиллю. Теперь Донован боролся за то, чтобы его управление стратегических служб трансформировали в разведывательную организацию мирного времени. Стивенсон сворачивал латиноамериканские операции. Ему доложили о необходимости защиты советского шифровальщика Игоря Гузенко, выдавшего всю советскую шпионскую сеть, занимавшуюся добычей данных об американской атомной бомбе.

Таким образом, внимание к оставшимся последователям Гитлера заметно ослабло. Однако Донована и Стивенсона это настораживало, поскольку они были осведомлены о немецких сетях так же хорошо, как и глава нацистской разведки Шелленберг. Адмирал Канарис предупредил их, что немецкие базы будут развернуты в Мексике, Аргентине, Бразилии, на франкоговорящей территории Канады и в других местах. У Канариса имелись свои причины для того, чтобы делиться информацией с западными союзниками. Но Гитлер повесил его, обвинив в предательстве, и о его предупреждениях забыли за более срочными делами.

Уильям Стивенсон отбыл на Бермуды – свой опорный разведывательный пункт в Латинской Америке. Сеть его связных, в которую когда-то входило три тысячи шифровальщиков, работавших в подвальных помещениях отеля «Принцесса», значительно сократили. Он держал связь с Интерполом и подтверждал, что в отношении военных преступников предусмотрены самые строгие меры. Ситуация по делу Бормана оставалась неутешительной. Стивенсон задавался вопросом, кто снабдил Бормана для его охраны специалистами войск особого назначения. Таким человеком мог стать только один военный широкого профиля, и это был Скорцени. Конечно, и организации СС, устраивавшие побеги своим членам, располагали сведущими людьми. Нацистским политическим теоретикам, хранителям огня, требовалась военная поддержка. Тут пригодился опыт добровольческих отрядов. Исследователи немецкой истории были уверены, что поражение 1945 года не положило конец стремлению нацистов создавать вооруженные группы взаимопомощи.

В Рождество 1945 года «самый опасный человек в Европе», как называли его американцы, Отто Скорцени, был выпущен из лагеря для заключенных, чтобы повидаться со своей семьей, находившейся в Мюнхене. За ним следили агенты союзников в надежде, что он свяжется с Борманом. Ничего подобного не произошло.

Скорцени имел приметную наружность. Его лицо от левого виска до краешка рта пересекал хорошо заметный белесый шрам. У него был массивный подбородок, синевато-серые глаза и темные густые волосы. Его уже тогда подозревали в руководстве организации под названием «Паук» (die Spinne), устраивавшей нацистам побеги. После бегства в Испанию он заявлял, что считал себя коллегой главы управления стратегических служб (ОСС) США Донована. «Генерал допрашивал меня, и так я познакомился с американцем, который выполнял ту же функцию в своей армии, какую я в своей». Эта обезоруживающая попытка уравнять должности тайного личного телохранителя Гитлера и Донована не могла смягчить отношение к нему ОСС.

По долгу службы Скорцени часто беседовал лично с Борманом. Неразбериха, последовавшая за заговором против Гитлера в июле 1944 года, говорил он, помогла ему понять, «что может сделать находчивый человек, чтобы захватить власть». Скорцени оказался идеальной личностью для подготовки спасения тех немногих, кого отобрал Борман. «Теория Скорцени» предусматривала воздушные налеты и нетрадиционные методы установления контроля над целыми народами с помощью нескольких головорезов, способных захватить власть. Он строил планы обстрела Нью-Йорка ракетами с подводных лодок и убедил ракетного конструктора Вернера фон Брауна позволить Ханне Райч управлять ракетой V-1.

Он намеревался также похитить во время политического кризиса короля Италии. Но его реальные военные свершения не соответствовали его мечтам и обещаниям. Тем не менее Скорцени действительно умудрился вызволить Муссолини из идеально охраняемого заточения в горах, где диктатор находился в заключении после капитуляции Италии. В ноябре 1972 года он хвастал перед южноафриканскими полковниками золотыми наручными часами с выгравированной на них буквой «М» и датой спасения: «12.9.1943».

Согласно приказу, составленному Борманом в июле 1944 года, Скорцени предоставили средства для подготовки путей отступления СС. Этот документ обязывал всех сотрудников, как военных, так и гражданских, всячески содействовать Скорцени и исполнять любые его требования. Приказ, подписанный Гитлером, гласил, что «Скорцени поручено выполнение заданий особой важности и совершенной секретности».

В наибольшей степени этот документ послужил генералу Гелену, который в то время работал на Восточном фронте и готовил обширную отправку папок с разведданными по Советскому Союзу. Он часто прибегал к Скорцени, чтобы создать картину тайных операций на советской стороне фронта, и мог использовать его, чтобы купить себе свободу после падения Третьего рейха.

Скорцени был привлекателен по многим причинам. Он понадобился бы как приманка для американцев, когда Гелену и всем остальным пришло бы время перейти на другую сторону, заявив, что они всегда сражались против коммунизма. Скорцени презирал большевиков и вообще русских: «Все они, от Арктики до Черного моря, вымазаны одним и тем же дегтем. Это грубые фаталисты с азиатскими рожами», – писал он спустя долгое время после окончания войны. Он был полезен и для ODESSA, так как знал пути отступления через Италию и создал программы тренировок для бойцов. Они в совершенстве овладевали разнообразными навыками: могли управлять локомотивами и пароходами, чинили все, что двигалось, включая торпеды. Скорцени имел разрешение Бормана брать все необходимое на любом складе, собирать награбленное оружие для своих специальных войск. Он добился того, что каждый его человек был экспертом в промышленных диверсиях, отличным парашютистом, подводным пловцом и актером. Отряды планеристов, использовавшиеся в операции по освобождению Муссолини, имели при себе карты с обозначенными на них католическими приютами, где в случае необходимости они могли найти убежище, замаскировавшись в рясы и сутаны.

В ноябре 1944 года, когда начали развиваться контакты между немецкими агентами и Западом, Скорцени получил «ордер», гарантировавший ему теплый прием во франкистской Испании. Ему приказали создать организацию сопротивления в советском тылу и установить контакт с партизанами-антикоммунистами. Основная часть работы была проделана двумя годами ранее в ходе операции «Цеппелин». Советские заключенные проходили тогда курс обучения, чтобы вернуться на родину диверсантами. Гелен в это же время занимался организацией новой шпионской сети – «Тайной лиги зеленых партизан».

Во всех этих предприятиях форма значила больше, нежели содержание. Скорцени из своего пребывания на Восточном фронте извлек мало пользы, зато переболел дизентерией и стал страдать от болей в мочевом пузыре. Но подобно Гелену, впоследствии он очень красочно описывал свои подвиги. «Стальной обруч», который он должен был создать вокруг Гитлера и Альпийской крепости, являлся всего лишь мыльным пузырем. Однако этого оказалось достаточно, чтобы появились срочные телеграфные сообщения союзников о существовании последнего круга фашистской обороны. В конце войны Скорцени и несколько офицеров СС действительно отошли к австро-немецкой границе, но там не имелось ни горной крепости, ни тридцати дивизий первоклассных войск, ни складов с продовольствием и обмундированием для «защитников Альп».

Вместо этого в Альпах оказались «чрезвычайно важные партийные документы», спрятанные от врага. Президент Рейхсбанка и министр экономики Вальтер Функ добивался там защиты для себя и государственной казны. Адольф Эйхман планировал остановиться в Альпийской крепости на первом этапе своего долгого пути. Скорцени имел приказ сдаться американским войскам. Это было безопаснее, чем рисковать жизнью, изображая беглого обезображенного шрамами великана. К тому же после ареста он мог рассчитывать на сравнительно быстрое освобождение.

Так и произошло. Сначала его старый друг и поклонник генерал Гелен заключил сделку с американской разведкой. Затем Скорцени подвергся скорому суду за военные преступления и был оправдан (в основном благодаря показаниям британского агента спецслужбы), несмотря на то что все еще находился в розыске в Дании и Чехословакии. Он оставался в руках союзников, пока не настало удобное время для побега. 27 июля 1948 года Скорцени отправился на железнодорожную станцию, сел на поезд до Штутгарта и на следующий день оказался поблизости от Орлиного гнезда, куда тайно привезли его дочь. Он месяцами «путешествовал в горах, валил деревья и восстанавливал былую форму». Затем Скорцени присоединился к своей жене, дочери бывшего финансового гения Гитлера Шахта. К этому времени Шахт был уже освобожден решением Нюрнбергского суда, хотя советская сторона голосовала за признание его виновным.

Почему британцы не вмешались в дело Скорцени? Почему Шахт получил британскую защиту, когда, несмотря на оправдание по всем статьям в Нюрнберге, был приговорен к восьми годам тюремного заключения в числе «основных нацистских преступников». Его выпустили уже в 1948 году. Прежде чем суд, находившийся во французской зоне, переменил свое решение, Шахт оказался уже в британской зоне, где к соблюдению законов и формальностей подходили более гибко. Шахт считал, что обстоятельства складывались довольно странно. Он говорил об этом Стивенсону. Когда Шахт покинул тюрьму, у него в кармане было лишь две марки и пятьдесят пфеннигов, но буквально за одну ночь он стал управляющим ведущего западногерманского банка и вскоре занял пост его президента. В преклонном возрасте Шахт занимался восстановлением иностранной торговли по частным каналам.

Основная часть этой торговли была связана со Средним Востоком. После того как в Египте свергли короля Фаруха, к Гелену поступило предложение помочь обучению местной службы безопасности. Этим открывалась долгожданная возможность – восстановить немецкое влияние на Среднем Востоке, где тайные нацистские службы потерпели сокрушительное поражение, хотя их остатки все еще действовали и использовались как местные отделения ODESSA. Гелен и Шахт быстро сошлись во мнении, что существует только один человек, способный справиться с новой задачей, – Отто Скорцени.

Скорцени поддерживал связь с отставными немецкими генералами и прочими давними товарищами, надеясь собрать несколько дивизий для военной помощи американцам в Корее. Интересен тот факт, что в немногих разговорах, о которых сохранились записи, эта война всегда называлась американской, но всячески подчеркивалось, что американцы опирались на более опытных немцев. В 1950 году, Скорцени, еще не вышедший из лагеря, несомненно, привлекал интерес западных оккупационных войск. Германию переполняли бывшие вояки, не нашедшие своего места в мирной жизни, и Скорцени предложил отправить их на обучение в Испанию.

Он считал, что «корейская война» может быть организована и в Европе, и пять его отборных дивизий пришлись бы тогда очень к месту. Записи Скорцени полны громких слов: он бахвалился опаснейшими приключениями и был полон юношеского энтузиазма в отношении нетрадиционных методов ведения войны. Наделе его предприятия оказывались не столь впечатляющими. Он действительно вытащил из, казалось бы, неприступных тюрем Муссолини и шурина Франко – Рамона Серрано Суньера, но необходимо отметить, что в то же время он имел склонность к авантюрным схемам, которые ни к чему не приводили. Планируемые им операции на Среднем Востоке (как еще и те, что предусматривали бомбардировку уральских промышленных центров через «аэродромы подскока» в Калмыкии) провалились из-за абсолютной непродуманности и полного невнимания особенностей арабского менталитета. Тем не менее у него была своя оригинальная позиция относительно того, чего Германия может добиться в арабском мире, и он буквально проглатывал отчеты, поставляемые ему Вальтером Шелленбергом, приезжавшим в его организацию, открытую в Мадриде в 1950 году. Шелленберг навещал Скорцени в качестве консультанта по нетрадиционным методам ведения войны, хотя официально организация занималась «техническими разработками». Шелленберг верил, что участвует в создании великого проекта: Гелен и Организация тратили американские деньги с невиданным в Европе размахом, а Скорцени в Испании подготавливал оперативные подразделения для воссозданной службы иностранной разведки, нацеленной на работу с Советским Союзом. Коммунистическая угроза явилась наилучшим предлогом для того, чтобы выкачивать доллары у янки.

Хотя Франко и был благодарен Скорцени за спасение своего шурина, он не мог игнорировать доходившие до него сведения о проблемах аргентинского президента Хуана Перрона с неистовыми членами Братства. Он сказал Скорцени, что его оборонный проект, несомненно, интересен, однако по этому поводу американцы напрямую общаются с испанцами. Возможно, Скорцени стоило бы заручиться у американцев официальной поддержкой, особенно в том, что касается плана отступления в испанские владения в Северной Африке, если русские захватят Европу.

Позднее Скорцени, восстанавливая свои старые нюрнбергские связи, через своего тестя заключил крупнейший послевоенный контракт между Испанией и Западной Германией о поставке в 1952 году железнодорожного оборудования и машиностроительной техники на сумму в пять миллионов долларов.

Скорцени играл в Мадриде роль испанского гранда. Он встречал «клиентов» в одном из лучших ресторанов, управляемых бывшим любимчиком Геринга. В этом ресторане обедала большая часть кабинета министров правительства Франко.

Скорцени читал в испанских университетах лекции о новом типе войны, в которой больше не будет длинных фронтовых линий, а между основными военными театрами окажется большое пространство для нанесения ударов по противнику. По его мнению, конфликты следовало начинать с серии заказных убийств и похищений. Дела Скорцени шли превосходно и влияли на деятельность Братства в Латинской Америке.

Работа в Каире, по мнению Гелена и Шахта, была словно специально придумана для Скорцени. Он стал советником генерала Моххамеда Нагиба, а когда того сместили, чтобы освободить место для Насера, приспособился и к нему. Немецкая военная миссия выросла там из большого числа бывших эсэсовцев, отправленных в Египет через ODESSA. Прочих нацистов доставили из Аргентины, где их отбирал рьяный представитель Братства – полковник Ганс-Ульрих Рудель.

Американцы и британцы, знавшие о той роли, которая предназначалась Скорцени в послевоенных планах Бормана, возможно, намеренно отпустили его. Можно было ожидать, что он наведет на след Бормана или же поможет союзникам понять масштабы деятельности Братства. Используя бесчисленные средства ЦРУ, Аллен Даллес выплачивал Скорцени жалованье, убедив его в 1953 году помочь выстроить египетские службы безопасности. Идея об освобожденном арабском мире, противостоящем коммунизму, все больше занимала умы многих политических лидеров.

Восток – дело тонкое!

Нацистское влияние на Среднем Востоке стало самой большой неожиданностью для нашего героя Стивенсона, когда он прилетел в Каир после того, как в 1956 году Насер взял в свои руки Суэцкий канал. Стивенсон в то время жил в Гонконге и занимался Азией, события в которой оказывали влияние на новые государства Африки и на арабский мир. В паспорте у него был нарисован «золотой ключик» – виза в маоистский Китай, открывавший в те дни очень многие двери, включая бывшие колонии Запада.

Первая странная вещь случилась, когда Стивенсон отправился навестить генерала Нагиба, революционного вождя, содержавшегося под домашним арестом. Полицейские реквизировали его машину, а самого Стивенсона загнали в пригородные бараки. Метод казался до боли знакомым. Дружелюбно настроенный египетский сержант сухо ответил Стивенсону: «Немцы победили. Наш настоящий начальник – один из бывших штабных офицеров Роммеля, генерал Фарнбахер». Это действительно оказался бывший генерал СС Вильгельм Фарнбахер.

Впоследствии Стивенсона отпустили, взяв с него обещание не появляться вблизи того места. Он прислушался к болтовне журналистской братии в гостинице «Метрополь». Там говорили о немецкой военной миссии, об эсэсовцах и офицерах вермахта, которые заявляли, что никогда не были нацистами (будучи людьми военными, они и не могли вступать в партию). Немцы работали под арабскими именами. Это говорило хоть о каком-то стремлении соблюсти приличия.

В старом спортивном клубе «Джезира» Стивенсон встретил аргентинского дипломата, принадлежавшего к числу радикалов, активизировавшихся после свержения Перона. У него был список из 240 имен – истинные немецкие имена людей, бежавших от союзнического правосудия. Он располагал подробностями о немецких профессионалах, работавших в Аргентине, где они нашли убежище при диктатуре Перона.

Стивенсон телеграфировал Яну Лангу, иностранному редактору лондонской «Санди таймс», и попросил его справиться о наиболее интересных именах. В ответ пришло несколько кратких биографий, и среди них – жизнеописания высокопоставленного чиновника министерства пропаганды Геббельса и центрального аппарата службы безопасности Гиммлера – Франца Бюнша. Он был автором «Сексуальных привычек» евреев, немецкой порнографической книги, опубликованной в разгар антисемитской охоты, и сотрудничал с Эйхманом. Теперь он трудился в министерстве Насера под арабским псевдонимом.

В Каире жила уважаемая западная писательница, Энн Шарпли, работавшая на лорда Бивербрука. В своих исследованиях она пришла к выводам, сходным с идеями Стивенсона: в египетской столице находятся несколько сотен немцев с опытом службы в гестапо, СС или органах нацистской пропаганды. Их анонимность защищается системой безопасности, созданной Отто Скорцени. Более того, обученные в гестапо египетские агенты ведут борьбу с западными журналистами, используя старые нацистские методы. Двое корреспондентов лондонских газет были предупреждены сотрудником службы безопасности посольства Великобритании о том, что их работа находится под угрозой. Провокация заключалась в том, что их «тайные» переговоры с майором египетской армии для написания статьи об оборонительной системе Суэца должны были увенчаться передачей военных карт, а после этого их обвинили бы в шпионаже. Один из репортеров улетел на ближайшем самолете домой, а второй, Дональд Вайз, работавший на «Дейли экспресс», прекратил всякие контакты со своим источником.

Но существовали и другие египетские чиновники, готовые рисковать собственной жизнью, чтобы помочь в поисках нацистов. Сотрудник министерства указал Стивенсону на профессора Йоханна фон Леерса, который под мусульманским именем вел антиизраильскую радиопрограмму.

Стивенсон долго не мог оправиться от потрясения, которое он испытал, встретившись с этим человеком лицом к лицу. Одно дело – анализировать обрывочные свидетельства, приходя к определенным выводам, и совсем другое – сталкиваться с реальностью. Это – самый захватывающий момент любого исследования, когда абстрактные расчеты подтверждаются наделе.

Субботним утром незнакомый человек позвонил Стивенсону по телефону и пригласил его в министерство. Стивенсон отправился вместе с Энн. Они предусмотрительно попросили двух своих коллег начать их поиски, если они не объявятся к определенному времени. В министерстве анонимный собеседник, отослав своего излишне наблюдательного коллегу за кофе, быстро сказал: «Идите в офис… на пятом этаже».

Дверь с табличкой, на которой было написано арабское имя, оказалась открытой. В офисе сидел седой розовощекий человек с голубыми глазами. Энн закрыла дверь, и Стивенсон выдохнул: «Фон Леере!» Он вскочил:

– Я вас слушаю?!

– Что вы здесь делаете?

– Я специалист по проискам сионистов.

– Как вы тут оказались?

– Я приехал из Аргентины в 1954 году.

– Вас разыскивают как виновного в военных преступлениях.

– Так точно! В Германии, прежде чем я бежал, меня трижды арестовывали американцы.

Теперь он живет в достатке и почете, получает большую зарплату, не говоря уже о других привилегиях и о жене и детях, вывезенных из Аргентины.

Череда вопросов и ответов сильно напоминала допрос. Позже Энн и Стивенсон пришли к выводу, что Леерса так часто допрашивали союзные эксперты, что отвечал он уже «на автомате». У журналистов сложилось ощущение, что он ждал их всю свою жизнь. После «первого раунда» они начали расспрашивать его о том, как ему удавалось бежать из союзных лагерей, о подробностях его работы на Гитлера и о вере в сионистскую угрозу.

Энн задавала вопросы тихо и спокойно, голосом, которым женщины разговаривают с маленькими детьми, но Стивенсон знал, какой гнев ей приходилось при этом сдерживать. Возможно, тот пухленький коротышка реагировал не столько на слова, сколько подчинялся силе, стоявшей за ними. Вопросы Стивенсона были краткими, его постепенно охватывала паника. Он был уверен, что с минуты на минуту ворвется полиция.

Невероятно, но факт: Леере продолжал говорить. По его мнению, все дело было в сионистском заговоре. Ничто не могло излечить человечество от еврейской заразы, кроме массированной хирургической операции. Израиль стал раковой опухолью, которую требовалось вырезать. Германия узнала главного врага задолго до того, как ситуация стала понятна остальному цивилизованному миру.

– Но атакуя Израиль, не откроете ли вы дорогу русским в этот регион? – удивился Стивенсон.

– Ах, эти русские! – пробормотал он и начал раскачиваться туда-сюда, тихо мурлыкая: – Сначала они приезжают, распевая арабские песни, а затем мелодия переходит в балалаечный наигрыш.

Энн вспоминала в 1972 году свои ощущения. Она говорила: «То, что перед нами немец, стало ясно с первого взгляда, какая бы арабская табличка ни висела у него на двери. Его манера говорить была очень нервной и в то же время дружелюбной, словно ему все наскучило и он рад развлечься. Не спросив даже, кто мы, он впал в полуистерическое настроение и с готовностью делился признаниями, воспоминаниями, сожалениями… Он сравнивал с собой мировых диктаторов: Гитлер слишком нетерпелив; Перон, с которым он работал, был также слишком нетерпелив. И Насер тоже. А вот «дядя Йося» – Сталин мог позволить себе выжидать».

В тот же день Стивенсона и Энн арестовали, однако к тому времени они уже отправили за пределы Египта все, что могло их компрометировать. Но все же власти выслали их из страны, посадив на первый же подходящий самолет той же ночью.

Они радовались, что так легко отделались. Неделей раньше Стивенсон получил телеграмму: «Майк» советовал ему немедленно покинуть Каир ради собственной безопасности. «Майком» был Лестер Пирсон, министр иностранных дел Канады. Впоследствии он рассказал Стивенсону о том, что угрозы исходили от известных нацистов, рассуждавших в присутствии канадских сотрудников разведки об Энн и Стивенсоне – «этих жидовских любовниках». В Каире Стивенсону и Энн угрожали и напрямую. Их пригласили поужинать с египетским журналистом, в обязанности которого входило поддерживать хорошие отношения с иностранными корреспондентами и докладывать о них правительству. Вечер проходил в совершенно дружелюбной обстановке, когда один из гостеприимных египтян вдруг четко проговорил: «Если вы продолжите копаться в грязи, ваши тела завернут в ковер и положат на ступени вашего посольства». Стивенсон и Энн не сразу поняли, что фраза была тщательно подготовлена и произнесена совершенно всерьез. Представители иностранного журналистского корпуса провожали их в аэропорту, чтобы удостовериться, что они сядут на свой самолет, и не покинули их даже после таможенного контроля.

… Профессор Иоганн фон Леере был доктором философии и профессором истории в нацистской Германии. Он с удовольствием говорил, что Гитлер «впитал мощь немецких гранитных гор через отцовскую кровь». Профессор был помешан на идее крови и стали. Он возмущался, что после войны его держали в «еврейском» концентрационном лагере, имея в виду американских евреев. На самом деле ему пришлось сидеть и в русских, и в восточногерманских лагерях.

С помощью коммунистов его отправили в Западную Германию, где он связался с посланцами Ватикана. Братство считало его выдающимся специалистом по расовым вопросам. Ему удалось собрать свою семью в Италии и затем перебраться в Аргентину. Через несколько месяцев он был уже на пути в Каир. Как ни странно, Леере пропагандировал идеи, которые при ближайшем рассмотрении оказались более всего полезны коммунистам: «Германцы вновь объединятся. Их естественными друзьями и союзниками являются арабы. Арабы должны сплотиться под руководством Насера. Израиль – это нелепость, которую предстоит уничтожить. Сионисты несут ответственность за 90 % травли Насера в печати. Египтяне поют нормальные песни, пока дядюшка Хрущев не вмешивается со своей русской балалайкой».

Он говорил Стивенсону: «Отто Скорцени – неисправимый авантюрист. Он делает бизнес и тут, и в Южной Америке, и в Африке, и везде, где существует наше братство. Когда он приедет в следующий раз, я вас с ним познакомлю». Конечно, сделать это ему так и не удалось. Стивенсон подозревал, что конечной точкой пути Леерса была его родина, Восточная Германия.

За встречей с Леерсом последовал разговор с генералом Геленом, состоявшийся в 1972 году. После войны Гелен отдавал приказы об отправке различных немецких «экспертов» в Каир. По мнению некоторых аналитиков, он сделал это после того, как Насер пришел к власти, так как Вашингтон считал новый Египет ценным союзником. Факты говорят о другом. Задолго до того, как в январе 1952 года был свергнут король Фарух, в Каир и другие крупные города Ближнего Востока направлялось множество эсэсовцев и гестаповцев. К середине 50-х в одном только Египте их сосредоточилось так много, что Гелен туда послал связного – бывшего лидера гитлерюгенда – Германа Лаутербахера.

Еще один оправившийся от испуга нацист, присоединившийся к каирской клике, оказался коллегой Бюнша. Они оба работали под руководством Эйхмана в еврейском отделе центрального аппарата службы безопасности.

Бывший капитан СС Алоис Бруннер, о котором говорили, что его повесили русские, на самом деле бежал, намереваясь присоединиться к организации Гелена. В целях безопасности его отправили в Дамаск. Там он работал директором сирийско-немецкой компании «Отрако» под именем Джорджа Фишера. В Каире он делил офис с Герхардом Баухом, пасынком помощника Гелена – генерал-майора Ганса-Генриха Воргитского. Для Бауха прикрытием стал немецкий концерн тяжелой промышленности «Квандт».

Список можно продолжать. Беглый взгляд на серийных убийц может поведать нам кое-что и об их защитниках. Возвращаясь к Шахту и Скорцени, можно сказать, что они – банкир в нелепом пальто и авантюрист с обезображенным шрамом лицом, так удачно выдавший свою дочь замуж, – были любопытной парой.

Шахт обладал чутьем на деньги, которое вывело его на Мартина Бормана. В 1931 году они встретились, чтобы обсудить финансы Гитлера. После этой встречи Шахт писал Гитлеру: «Ваше движение содержит такую великую правду, что Вам так или иначе не миновать победы». И он взялся за создание финансовых запасов партии. К 1933 году Шахт вынудил Густава Круппа и других известных немецких промышленников вносить на счет Гитлера огромные суммы. В это время Борман полностью контролировал все доходы Гитлера. Рурские бароны говорили им: «Спасибо, продолжайте в том же духе», пока нацисты громили коммунизм, социализм, профсоюзы и еврейских конкурентов.

Шахт боролся с евреями несколькими изощренными способами. Самой удачной своей находкой он считал налог, взимаемый с каждого еврея, эмигрировавшего в Палестину. За каждого еврея Всемирная сионистская организация вносила 15 тысяч марок, что составляло четверть годовой зарплаты Шахта на посту президента Рейхсбанка. До 1951 года, когда он в Индонезии говорил со Стивенсоном о своих планах по возрождению могущества Германии, он уже побывал в 23 тюрьмах. О Круппе Шахт отзывался с презрением. Его зять тем временем находился в Испании.

Одно из направлений деловой активности – «управление десантных стратегических войск» – Скорцени описывал таким образом: «Используемые термины позволят нам провести водораздел между военными операциями, выполняемыми войсками в униформе, и политическими, которые проводятся гражданскими сотрудниками. Первейшей задачей директора этого управления является планирование операций с учетом того, что мы располагаем самыми разнообразными силами. При этом директор обязан полностью использовать все существующие возможности военной и политической разведки для выбора целей и оценки приоритетов. Некоторые из целей необходимо изменять время от времени в соответствии с развитием политики, остальные будут сохранять свое значение. Методы нападения подлежат постоянному пересмотру. Значительная часть сил должна находиться в состоянии полной боевой готовности для выполнения особых задач».

А что же Шахт? Старик занимался сходными вопросами.