Текст книги "Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана"

Автор книги: Николай Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Естественно, существовали сотни свидетельских рассказов о том, что происходило в девятистах метрах от озера Топлиц, где, по слухам, агенты ODESSA спрятали запечатанный ящик, заполненный разоблачающими документами, которые можно было использовать для того, чтобы заставить молчать бывших нацистов, сотрудничавших с иностранцами. Небольшим примером того, чем на самом деле являлось это «сотрудничество», послужил тот факт, что спустя два десятилетия после окончания войны на приеме в посольстве Германии в Лондоне общительная супруга посла предупредила сотрудников, чтобы они никогда не забывали: в Англии они находятся среди врагов.

Юристы союзников, пытавшиеся ради справедливости выделить из общей массы эсэсовцев и воздать по заслугам всем тем, чье участие в военных преступлениях было доказано, сочли свою задачу практически не выполнимой. Их сбивало с толку предположение, будто СС являлось государством в государстве. Обвиняемые, не относившиеся к СС, создавали этот миф в течение десяти лет в период работы союзнических военных трибуналов. СС Гиммлера казались своего рода гигантской организацией секретной полиции, и старшим поколениям немцев было удобно придерживаться этой версии. Говорили, что Генрих Мюллер преобразовал политическую полицию Веймарской республики в гестапо, изучив советские системы – ЧК, ГПУ, НКВД. Но они являлись инструментами революции, а в Германии революции как таковой не происходило. СС создали для того, чтобы предотвратить перемены. Немецкие промышленные и финансовые монополии управлялись теми же воротилами, что и прежде. Гражданские службы также не изменились. Министры Гитлера щеголяли в черной форме с серебряными эмблемами, изображавшими череп, потому что всем была по душе мистическая атрибутика СС.

Гиммлер стал Игнатием Лойолой, который, по представлениям Гитлера, создал для него, фюрера, иезуитский орден. Вступавшие в СС или же с радостью принимавшие почетное членство оказывались во всемогущественном тайном сообществе. По словам Альберта Шпеера, «невозможно понять СС и Бормана, не понимая того, что для большинства немцев «политика» и «правительство» значили власть оккультных сил. Борьба между Гиммлером и Борманом была частично борьбой за право стать главой нации, «руководителем тайного общества тщательно отобранных аристократов»». Полковник Чарльз Г. Эллис, создававший проекты для американской службы разведки, однажды в лондонском клубе ярко обрисовал Стивенсону такой тип сознания. В свои семьдесят с небольшим лет Эллис, бывший глава службы связи между британскими секретными организациями, сохранил то чувство юмора, которым всегда отличаются хорошие шпионы. О кандидатах в шпионы он говорил: «Начнем с того, что, ежели они собираются сделать карьеру в разведке, они уже никуда не годятся». Он вспоминал атмосферу гитлеровского Берлина в то время, когда там работал. Однажды ночью он пришел домой и почувствовал некоторую перемену в поведении хозяйки квартиры. «Мой муж, – объявила она несколько надменно, – назначен квартальным». Теперь ее муж мог гордо держать голову, так как был допущен во внешний круг тайного общества, собравшегося вокруг Гитлера. Ему стало доступно «единение душ» Народного союза. Рассказывая эту историю, Эллис переходил порой на немецкий. Он был безобидным маленьким австралийцем, мягким и добросердечным, неизменно вежливым с официантами. Но когда он изображал эту немецкую хозяйку, его спина неожиданно выпрямилась, голубые глаза засверкали, и гортанные немецкие звуки ворвались в спокойную тишину клуба. Это произошло не от сознательной имитации. Он всего лишь цитировал! Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все резко обернулись, а один из медлительных официантов тут же примчался посмотреть, что случилось. Словом, Стивенсон отчасти уловил истинный смысл Народного союза.

В довоенном британском издании «Майн кампф» термин «Фольксгемайншафт» («Народный союз») обозначал подавление любой критики. Словосочетание «народное сообщество» применялось в отношении всего народа.

«Фольк» – «народ» – было ключевым словом, в нем-то и заключалась основная особенность настроений, витавших в воздухе после поражения 1918 года, падения монархии и уничтожения аристократии. Оно стало фактором объединения немецкого народа.

Братство имело то же самое таинственное и неопределенное значение, что было весьма на руку его членам. «Братство» оказалось словом, использовавшимся по договоренности внутри ODESSA для обозначения Третьего рейха.

В 1961 году из Аргентины поступили первые серьезные доказательства того, что имевшие место дикие слухи не были совершенно безосновательными. Человек, отвечавший за решение «еврейского вопроса» в гестапо, – Адольф Эйхман – был схвачен израильскими агентами и предстал перед судом в Иерусалиме. Там бывший посол Аргентины в Израиле заявил, что Борман бежал в Аргентину, а затем поселился где-то в Южной Америке. Спустя пять лет сын Эйхмана Клаус написал открытое письмо, призывая Бормана выйти из подполья и понести наказание за те преступления, в которых он повинен и за которые отец Клауса был осужден вместо Бормана. Клаус уже не жил в Аргентине, но там находился его брат Хорст-Адольф Эйхман. Хорст-Адольф доложил министру юстиции во Франкфурте о том, что часто беседовал с Борманом. Потом он неожиданно изменил свои показания и сказал, что Борман погиб в Берлине. Когда его попросили объяснить подобное противоречие, он ответил: «Когда живешь в Южной Америке, где существуют влиятельные нацистские круги, приходится помнить о том, что однажды оттуда могут нанести удар».

Кошки-мышки по-морскому

Первой частью головоломки, с которой столкнулся Стивенсон, стал небольшой эпизод, относившийся к лету 1945 года. Речь шла об исчезновении Мартина Бормана, человека, неизвестного морякам небольшой части военно-морского флота, готовившейся к переброске в Азию. Они только что перешли с морской версии «Спитфаера» на оснащенные новейшим оборудованием «Хеллкэты», присланные по ленд-лизу из США.

Восемь пилотов проходили тогда обучение одиночным полетам и ждали авианосцы, направлявшиеся на Дальний Восток. Война окончилась, и было мало смысла в том, чтобы бороздить воды вокруг Британии. В то время они думали, что решение стало всего лишь результатом военно-морской бюрократии.

– Как вам нравится этот Борман с высотными камерами? – спросил один из них главного пилота.

– Привяжите профессора к концу кабеля и подвесьте его над Атлантикой!

– Борману удалось бежать на подводной лодке?

– Возможно.

– Что это за профессорская чушь?

– Посмотрите-ка сюда, и вы увидите. Это информация о Бормане.

Шеф-пилот, известный как «Фиш» («Рыба»), – производное от «адмирал Джон Фишер», раздал им папки. Их содержимое впечатляло. Пилоты увидели что-то вроде фоторобота. Но его составляли, когда человек отсутствовал. Стивенсону никогда не пришло бы в голову, что с фрагментами этого портрета он будет сталкиваться еще два с лишним десятилетия…

Среди важных бумаг, пропавших вместе с Борманом, имелись завещание фюрера с выражением его последней воли. Эти документы впоследствии могли возродить нацистскую мифологию.

Советская комиссия утверждала, будто обладает неопровержимым доказательством того, что некоторые нацистские лидеры бежали из Берлина в Гамбург на небольшом самолете, а там эти «таинственные люди» пересели в подводную лодку.

Считалось, что многим немецким подводным лодкам удалось уйти, и Сталин чуть ли не обвинял союзников в потворстве побегам нацистской верхушки. Русские, казалось, были лучше осведомлены о немецких подводных маршрутах…

«От Норвегии до Баварских Альп полным ходом идет величайшая охота на людей», – заверял Москву Уинстон Черчилль. Президент Рузвельт отправил Сталину телеграмму с протестом против необоснованных подозрений относительно переговоров союзников с нацистами, состоявшихся якобы еще до окончания войны.

Поиски в открытом море привели к тому, что однажды немецкая субмарина была атакована в Бискайском заливе торпедоносцем королевских военно-морских сил Великобритании. Капитан подлодки проигнорировал его сигнал, приказывавший оставаться на поверхности, и попытался осуществить аварийное погружение. Судно находилось недалеко от Сан-Себастьяна, где немногим ранее совершил аварийную посадку персональный самолет Альберта Шпеера с нацистским военным преступником Леоном Дегрелем на борту. Более того, во время войны в этом порту встречали нацистских шпионов. Так что у военно-морского истребителя не было выбора и он потопил подлодку. Об этом случае тактично забыли, так как союзники не желали ставить в неловкое положение франкистскую Испанию и не хотели обнаружить, что им известны пути отступления немцев через Испанию. Поскольку все стремились избегать неприятностей, немецкий подводный флот мог перемешаться с прежней быстротой.

У Германии имелось 398 подводных лодок. Все они были способны неделями оставаться в открытом море. Многие находились в пределах досягаемости американцев, другие могли курсировать между Норвегией и Шотландией. Капитан Хейнц Шеффлер, командовавший подлодкой U-977, днем двигался под водой, а по ночам всплывал на поверхность. Обогнув Британские острова, он направился в Аргентину.

В конце войны эта игра в кошки-мышки пополнилась странными подробностями. Шеффлер избегал британских вод, так как разведка донесла, что уже по окончании войны там обнаружено нескольких новых минных полей. Они якобы состояли из глубоководных мин, рассчитанных на подводные лодки, которым уже не требовалось всплывать на поверхность для подзарядки батарей благодаря шноркельным дыхательным приборам. На самом деле в Великобритании ощущалась острая нехватка подобных мин, а также судов, способных их доставлять. Военно-морская разведка в Лондоне распространяла ложную информацию, снабжая ей двойного агента, известного как «Тейт». На самом деле существовала лишь одна территория, защищенная от подводных лодок. В результате U-977 затратила намного больше положенного времени (четырнадцать недель), чтобы достичь Аргентины.

В послании от 7 мая 1945 адмирал Дениц приказал капитанам своего флота «воздерживаться от любого насилия». Тем не менее известно, что Дениц дал команду капитанам подводных лодок «ни за что не сдаваться». Несколько капитанов исполнили это требование.

По прибытии в Аргентину Шеффлер, к немалому своему удивлению, был арестован, хотя его и заверили в том, что это чистая формальность. Аргентина вступила в войну в самый последний момент, дабы польстить союзникам. Поэтому профашистское правительство Аргентины предоставляло убежище нацистским беженцам. Но с капитаном U-977 это не сработало. Перемещения его подлодки привлекли внимание американской разведки. Капитана на самолете доставили в Вашингтон, где подвергли тщательному допросу, обвиняя в пособничестве побегам высокопоставленных нацистов. Он отрицал это.

Затем его отправили на самолете в Англию, где в Хертфордшире он присоединился к другим заключенным, проходившим по делу о подводных лодках. Там они жили в старинном особняке, окруженном парком. Тем, кто давал какую-либо информацию, приносили нормальную одежду и разрешали посещать ночные клубы в сопровождении офицеров британского военно-морского флота, которые заверяли своих подопечных: «Мы с вами морские братья!» Капитана Шеффлера выпустили. То, что он рассказал, никогда не было предано огласке.

Отто Кречмера, чья U-99 затонула, развлекал капитан (впоследствии адмирал) Джордж Кризи. Беседы были легкие и непринужденные, зато напитки употреблялись довольно крепкие. Многие годы спустя безутешный Кречмер признавался, что тогда его поразило, насколько обширной информацией по составу моряков немецких подводных лодок – вплоть до личных дел – обладали англичане, да и сам он способствовал расширению их осведомленности в пьяной дружеской болтовне.

Общественности никогда не сообщалось, сколько немецких подводных лодок на самом деле достигли гаваней Южной Америки, а потом оказались затопленными, когда их экипажи сошли на берег. Отто Вермут, к примеру, бесцельно кружил вокруг Лонг-Айленда в своей U-530, когда получил приказ сдаться. Но он решил следовать первой из данных Деницем инструкций и поэтому спустя два месяца после окончания войны направился в прибрежные воды Аргентины. В официальных списках в графе «судьба неизвестна» значатся пять немецких подводных лодок: U-34, U-239, U-547, U-957 и U-1000. Общее число подводных лодок, затопленных зимой 1946 года, впечатляет – 217.

До самого конца войны для перевозки стратегических материалов и выброски десанта у американского побережья использовались подводные лодки особой прочности. Большие оснащенные шноркельными дыхательными аппаратами лодки совершали также рейсы до Японии и обратно. Адмирал Дениц управлял крупнейшим подводным флотом мира из центра во французской бухте Лорьян Бискайского залива. Когда ему пришлось сложить оружие, он не отдал приказа о прекращении перемещений судов. Ему удалось избежать суда благодаря заступничеству командующих американских и британских флотов, хотя он руководил военными операциями, из-за которых погибли многие невинные люди. Он не признался в авторстве плана «Регенбоген» («Радуга»), согласно которому капитанам подводных лодок полагалось затоплять свои суда, чтобы не сдаваться врагу.

Существуют доказательства, что Советский Союз знал о планах использования грузовых субмарин для перевозки «ценных документов», собранных Борманом. В СССР также располагали сведениями о лодках нового образца. Они имели радиус действия 31 500 миль при скорости в 10 узлов. Грузовой вариант лодок был рассчитан на 252 тонны. Тридцать старых подлодок предстояло усовершенствовать. Они были зарегистрированы на высокопоставленных чиновников военно-морского флота Германии. Также существовало семьдесят зарегистрированных военных лодок. Все они могли перевозить большое число людей и грузов через южную Атлантику. Однако официальными документами подтверждено, что они были построены.

Советские компетентные органы имели также регистрационные номера лодок, хотя союзная морская разведка не сообщала об этом ничего определенного. Сто больших немецких подводных лодок как бы растворились. Между тем о начале строительства все более продвинутых подлодок Сталину сообщил не кто иной, как сам Черчилль. С советской стороны еще долгое время сохранялось недоверие: ведь то, что сотня кораблей, зарегистрированных должным образом, оказались не более чем штампами в портовых книгах, выглядело крайне неубедительно!

Компетентность Сталина является дополнительным доказательством того, что советским шпионом в штабе национал-социалистической партии был некто, превосходно осведомленный в конфиденциальных вопросах. Он поставлял огромное количество материала, но ему не хватало времени либо опыта для того, чтобы его обработать. Оказалось, что новые подводные лодки дальнего действия не были построены, так как бомбежки союзников затрудняли работу в доках, но не поступило ни одного официального приказа о прекращении строительства. Адмирал Дениц был проинформирован, что бомбежки срывают программу, и на этом дело закончилось.

Русские разведали о планах Бормана и прочих высокопоставленных нацистов отправить на подводной лодке большое количество партийных документов в безопасное место в Южной Америке. Так называемые «Бумаги Бормана» считались в Советском Союзе потенциально опасными, поскольку они могли стать основанием для возрождения национал-социалистического движения, что недооценивалось на Западе. Война между Германией и Советским Союзом была также битвой идеологий, поэтому русские не считали конец войны завершением идеологической борьбы, и для них пропавшие «Бумаги Бормана» являлись, подобно исчезнувшим подводным лодкам, тайной, требовавшей разгадки.

Тень Бормана вновь встала на пути Стивенсона, когда в конце 1945 года командующий Ян Флеминг оставил Британскую военно-морскую разведку и занялся службой зарубежных новостей, известной под названием «Меркурий». А пилот Теренс Горели был редактором газеты, связанной с проектом «Меркурий». Он управлял легкими бипланами, использовавшимися англичанами всю Вторую мировую войну, чтобы выслеживать немецкие подводные лодки. Эти «рыбы-мечи» при пикировании достигали скорости до ста пятидесяти километров в час, но Горели был опытным охотником за субмаринами, и ему нравилось кружить над ними: «Заметив их в воздухе, можно зависнуть у скал и узнать, где находятся гнезда».

Флеминг перебил его: «Что произошло с донесением о скрывавшихся лодках?»

Горели уставился на Стивенсона.

«Он принес клятву», – нетерпеливо выдохнул Флеминг. Это был знак того, что Горели было известно о шпионских планах и о клятве неразглашения, которую дал и Стивенсон.

«Донесения неточны, – начал Горели. – Несколько капитанов подлодок приняли решение об отплытии самостоятельно. Остальные отбыли по приказу в Южную Америку. Затем существовал план «Регенбоден» («Радуга»)…»

Стивенсон уже не мог следить за нитью разговора, так как он не знал об обсуждаемых фактах. Затем Горели сказал:

«– Ее купил Фишер. Потонул в море недалеко от Ньюфаундленда.

– Он был твоим начальником? – спросил Стивенсона Флеминг. Стивенсон молча кивнул.

– Весь в деда, – добавил Флеминг. – Должно быть, он был его дедом, да, так оно и есть. Старый адмирал Фишер. Все время повторял, что мы относимся к одному из десяти утраченных колен израильских.

– Так любил говаривать Борман, – тихо заметил Стивенсон.

Их серые мудрые лица как по команде повернулись к нему. Им, скорее всего, было всего лишь под сорок, но они выглядели свирепыми стариками. Что ему известно о Мартине Бормане?

Стивенсон рассказал.

– Вы присоединились к охоте на Бормана? – поинтересовался Флеминг у Стивенсона.

– Всего лишь пытался выяснить, куда делись лодки. У нас говорили, что Борман бежал на самолете. Я читал об этом, но мне так и не удалось взглянуть на полный отчет, составленный позднее.

Флеминг вставил сигарету в мундштук из слоновой кости.

– Люди, которые что-то знают об этом, находятся в Нью-Йорке. Один из них – генерал из бюро стратегических служб Донован. А второй – ваш тезка, Билли Стивенсон».

Стивенсону следовало обратить на это больше внимания, но его отвлекла рассказанная Флемингом история о том, как его брат Питер написал роман, в котором рассказывалось, что заместитель Гитлера бежал на самолете в Великобританию. Книга вышла в свет раньше, чем вице-фюрер совершил свой безумный побег в Шотландию. Питер был военным разведчиком в управлении специальных операций, и Стивенсон уже начинал подозревать, что кто-то способствовал возникновению у «правой руки» Гитлера Рудольфа Гесса этой безумной идеи.

Подлинный Люцифер и будущие вервольфы

22 октября 1945 года по Германии были разосланы двести тысяч копий официального извещения, в котором в числе прочего говорилось: «Мартин Борман обвиняется в преступлениях против мира, в военных преступлениях и преступлениях против человечества, описанных в обвинительном акте… Если Мартин Борман объявится, он должен будет предстать перед судом…»

Это объявление, дававшее возможность заслушать дело Бормана в его отсутствие, являлось результатом работы международного военного трибунала, в который входили представители Соединенных Штатов Америки, Франции, Великобритании и Советского Союза. Заместитель главного обвинителя, Дэвид Максвелл-Файф, заявил главе трибунала: «До сих пор существует большая вероятность того, что он жив».

Бормана признали виновным в военных преступлениях и преступлениях против человечества. Срок его заключения трибунал мог уменьшить, если бы Борман открыл встречное дело и предоставил смягчающие вину доказательства. Дверь оставили открытой…

Одной из трудностей в ведении процесса стало то, что роль секретаря фюрера оказалось невозможно описать при помощи каких-либо документов. Все его личные документы, тысячи страниц записей речей Гитлера, все партийные бумаги, за которые он отвечал, исчезли. Сторону обвинения заслушали 16 января 1946 года. Обвинительная речь начиналась следующими словами: «Любому школьнику известно, что Гитлер был плохим человеком. Но мы хотим особо подчеркнуть, что без людей, подобных Борману, Гитлеру вряд ли удалось бы захватить и удержать власть… На самом деле Борман был архангелом зла на службе Люцифера-Гитлера».

Подлинным Люцифером, конечно, являлся сам Борман. В те дни, при отсутствии документальных доказательств, было трудно осознать его роль. К тому же политическая ситуация стремительно менялась. Дьявол сидел в Москве, а антихристом считался большевизм.

Желание стереть из памяти людей пять лет всеобщего ужаса символизирует переход жены и детей Бормана в католичество. Он совершился тихо и незаметно почти сразу по окончании войны. Всего лишь год назад Герда писала мужу о своей надежде, что их дети будут помнить, как в Германии искоренили христианство и иудаизм. Она всегда разделяла яростную ненависть Бормана к церквям. Теперь же, летом 1945 года, она отдала Адольфа Мартина Бормана и его братьев в руки священников, которые впоследствии оказались членами «Ватиканской линии», организации, помогавшей скрываться разыскиваемым нацистам. Старший сын Бормана отказался от имени Адольф, данного ему в честь Гитлера.

Герда уже была больна и вскоре после этого умерла от рака. Ее решение помогает понять то, что иначе выглядело бы невероятным: по всему выходит, что общественное мнение в Германии благоприятствовало нацистам, ушедшим в подполье. Многими западными наблюдателями попытки союзников очистить государственные структуры от нацистов тогда считались тщетными. Но в это время страх перед призраком нацизма сменился страхом перед коммунизмом. Борману, как хранителю нацистской философии, так сказать, пламени нацизма, нечего было бояться собственных людей-. А они все время ссылались на то, что вели себя, как верноподданные своей страны, которые естественным образом подчинялись ее законам.

Идея войны между западными союзниками и Советским Союзом лелеялась нацистами многие годы.

На Западе заговорили о существовании в СССР «железного занавеса». Впервые это выражение употребил бывший министр финансов Гитлера граф Шверин фон Крозиг 2 мая 1945 года, тщетно пытаясь добиться признания союзниками правительства адмирала Деница. Шверин фон Крозиг был скользким типом, никогда не забывавшим слова Гесса, произнесенные им накануне побега, о том, что два народа, немцы и англичане, сражались друг против друга к вящему удовольствию большевиков. Граф, бывший ученик создателя южноафриканской империи Сесила Родса, казалось, так ничего и не узнал об Англии за все время пребывания в Оксфорде и предположил, что Гесс произвел благоприятное впечатление на британцев. «Железный занавес задвигается, – объявил он по радио. – Люди, попавшие в могучие руки большевиков, уничтожаются».

Термин был подхвачен. Черчилль использовал его, телеграфируя 12 мая президенту США Гарри Трумэну: «Железный занавес опущен. Мы не знаем, что за ним происходит». Год спустя он вновь ввернул это выражение в своей речи, произнесенной в США. Это показывает, насколько заразны оказались страхи, намеренно распространяемые последователями Гитлера, чтобы добиться расположения со стороны Запада.

Тысячи послушных слуг Гитлера знали о требовании от них союзниками «безусловной капитуляции». Они слышали, что военных преступников будут настигать во всех уголках земли, и они опасливо пробирались по руинам немецких городов. Некоторые знали точно, куда и как идти. Остальным были известны лишь названия «безопасных» укрытий. Но уже летом 1945 года беглецы поняли, что на самом деле у союзников нет желания мстить всем им. Популярность приобрела идея проведения военно-полевых судов над несколькими представителями нацистской верхушки. Это предложение высказал государственный секретарь США Корделл Хэлл, его поддержали Черчилль и министр финансов Генри Моргентгау. Они желали, чтобы были расстреляны самые отъявленные нацистские преступники.

«Иногда я задаюсь вопросом, не стоило ли в свое время строить более впечатляющие планы на конец войны, – писал глава разведки Эйзенхауэра Кеннет Стронг. – Немцы закончили свою западную кампанию в 1940 году с пышными церемониями и официальным подписанием договора о перемирии. Подписание состоялось в железнодорожном вагоне, который был точной копией того, в котором в 1918 году маршал Фох принимал капитуляцию Германии. Но тогда мы все хотели как можно скорее со всем разобраться и покончить с резней. После разбирательства с делами нацистов предстояла война на Дальнем Востоке».

1Мартин Борман рассчитывал на крестовый поход против коммунизма, и теперь, когда вновь начиналось создание пугала коммунизма, его сторонник граф Шверин фон Крозиг в своем выступлении на радио предсказывал, что намеченная в Сан-Франциско конференция никогда не закончится созданием мировой конституции, если в ней примут участие «красные подстрекатели». Он предрекал, что большевизация Европы станет первым шагом к «осоветченному» миру. Поражение Германии уже не выглядело столь позорно. Представители немецкой военной верхушки заявляли, что они сражались против коммунизма, а не за нацизм, и без всякой поддержки со стороны Запада противостояли большевистским полчищам. Это означало героизм! «Следуйте за светом трех звезд, озаряющих истинные свойства настоящего немецкого характера, – восклицал Шверин фон Крозиг, – единство, справедливость, свобода!».

Однако не все шло гладко. Англичане не позволили немецким командирам эвакуировать свои войска, стоявшие на пути наступления русских. К концу войны Аргентина заняла антинемецкую сторону. Папа Пий XII неожиданно обрел голос и в самый последний день войны осудил нацистов, заявив, что фашизм был плохой системой в дурных руках.

Тем не менее через три недели после капитуляции фашистской армии в Норвегии немецкие командующие продолжали вести себя так, словно совместно с союзниками готовятся к новой войне против Советского Союза. В штабе военно-морского флота в Осло военный суд вынес приговор молодому матросу, заявившему своему командиру: «Я теперь свободный человек, а ты – нацистская собака!» Судьей, приговорившим этого юного нахала, был Ганс Фильбингер, впоследствии ставший видной фигурой в политической жизни Западной Германии. Приговор Фильбингера по делу матроса датировался 19 июня 1945 года. А в 1972 году в разговоре со Стивенсоном он высказывал еще большую уверенность относительно правомерности нацистских военно-полевых судов, приговаривавших людей к смерти за дезертирство и после окончания войны. Но если обстановка благоприятствовала нацистским военным судам, то спустя недели после исчезновения Бормана она оказалась еще более комфортной для бежавших военных преступников.

Когда с подлодки Шефлер высадил на берег небольшую группу людей и отправился в Аргентину, Фильбингер находился в Осло. Было ли ему известно, почему этот корабль сперва заходил в воды Норвегии? Нет. Знал ли он, что военные преступники спасаются бегством через Норвегию? Вполне вероятно.

В ходе ни к чему не обязывающей беседы с полковником Леоном Дегреллем Стивенсон узнал, как нечто само собой разумеющееся, что Дегрелль, близко связанный с Братством и Скорцени, нашел убежище в франкистской Испании. Леон Дегрелль, бельгийский фашист, командовавший войсками «СС-Запад», покинул Гиммлера у границы Дании и бежал в Норвегию. Там он искал помощи у Видкуна Квислинга, норвежца, чье имя стало синонимом предательства. Дегрелль обнаружил, что Квислинг также стремился избежать возмездия и пребывал в полном замешательстве. Тогда Дегрелль обратился к Йозефу Тербовену, рейхскомиссару Норвегии, который впоследствии застрелился. Тербовен обратился к Швеции с просьбой предоставить бельгийцу убежище, но ответ был отрицательным.

– Я попытался бы помочь тебе попасть на подводную лодку, отправлявшуюся, возможно, в Японию… Нет, это слишком далеко. Может быть, в Аргентину. Но выбраться из гавани практически невозможно. Поблизости слишком много военных кораблей союзников.

Он посоветовал Дегреллю договориться о полете на частном самолете бывшего министра военной промышленности Альберта Шпеера. Самолет находился в Осло, очевидно, готовый для того, чтобы доставить Шпеера в безопасное место, если ему удастся вырваться из Фленсбурга. Экипаж торопился подняться в воздух, опасаясь, что норвежские силы сопротивления заметят самолет. Дальность его полета была меньше, чем расстояние до Испании.

Хотел ли Дегрелль воспользоваться этим шансом? Он ухватился за него! В полночь самолет пересек занятую союзниками территорию, приземлился на пляже в Сан-Себастьяне из-за того, что кончилось топливо. Дегрелль немедленно связался с Мадридом, где ему оказали радушный прием. Там он и остался.

Фильбингер никак не объяснил присутствие самолета Шпеера в Норвегии и приказ, данный его экипажу вывозить важных немецких беглецов на свободу. На самом деле, наряду с немецкими «кондорами» воздушной эскадры люфтваффе дозор несли захваченные немцами американские «летающие крепости», и это давало командирам возможность делать все, что заблагорассудится. Несмотря на то что большинство преследуемых могли раствориться в толпе, многие немцы пребывали в постоянном ужасе. Ими владел страх как следствие многолетних полицейских репрессий и агитации вервольфов – стоять до последней капли крови.

Долгосрочные планы побегов были частью работы особого подразделения вервольфов немецких военно-воздушных сил. Предполагалось, что они сбрасывали молодых десантников за линию фронта. Также они упоминались и в планах побега, разрабатывавшихся Мартином Борманом. Организация «Вервольф» была еще одним его детищем. Он осуществлял политический и административный контроль над фольксштурмом, специфической народной армией, состоявшей из очень юных и совсем старых мужчин и женщин, вооруженных чешскими винтовками и однозарядными противотанковыми гранатометами «панцерфауст».

Гиммлер, проводя смотр первого из отрядов фолькс-штурма, заявил: «Новое движение сопротивления нанесет удар в спину союзников, – заявил он. – Добровольцы будут нападать подобно оборотням – вервольфам». Так впервые публично прозвучало название, позднее окутанное атмосферой страха и неопределенности.

Когда на немецкую территорию ступила нога иноземцев, понадобились надежные люди для крайне важного дела – переправки документов и ценностей в безопасные места. Решающим шагом в личных маневрах Бормана стало продвижение по службе здоровяка, впервые попавшегося ему на глаза в 1940 году и состоявшего в первой дивизии СС, числившейся в личной охране Гитлера, – Отто Скорцени. Его поставили во главе организации «Вервольф», отвечавшей наряду с прочими необычными операциями за осуществление прикрытия при перемещении основных ценностей. Генералу Рейнхарду Гелену было поручено военное командование организацией «Вервольф», но в 1972 году в разговоре со Стивенсоном он отрицал свою причастность к этому.