355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Николаев » Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана » Текст книги (страница 3)
Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:32

Текст книги "Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана"


Автор книги: Николай Николаев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Как смог Борман пройти путь от бывшего заключенного 1926 года до высших постов в государстве и штабе, которые он занимал в 1933 году, вскоре после прихода Гитлера к власти?

Во-первых, он женился на чистокровной арийке, белокурой дочери Вальтера Буха, человека, отвечавшего за партийную дисциплину, председателя партийного «суда». Девушка Герда фанатично предавалась изучению немецкого фольклора и ненавидела любые проявления религии. Она встретила Бормана в 1928 году, когда он стал штабным офицером в главном командовании штурмовых отрядов, уничтожавших всех, кто смел высказываться против партийной линии на нацистских собраниях. Гитлер выступал в качестве свидетеля на их свадьбе. Вскоре Борман стал главой фонда помощи национал-социалистической партии, и многие лица, занимавшие ключевые партийные посты, в ходе расчетливого распределения займов впоследствии превратились в его должников.

Жена Бормана была ученицей Юлиуса Штрайхера, проповедовавшего основную идеологию движения: евреи – причина всех бед, выпавших на долю Германии. Его судили за преступления, включая садизм и изнасилования. Будучи гауляйтером Нюрнберга, он запустил процесс разрушения главной городской синагоги. Он якобы видел нимб вокруг головы Гитлера и вскоре стал его верным учеником и рупором идей, создал теоретическую базу политики уничтожения слабых рас во имя укрепления сильных.

К 1930 году у Бормана родился сын, названный в честь Гитлера Адольфом. Герда всей душой поддерживала усилия мужа, направленные на то, чтобы незамужние немецкие девушки рожали вне брака. Она родила ему десять детей, считая, что «бык» должен иметь как можно больше детей, чтобы их количество перевесило число «неполноценных». «Каждый ребенок должен понимать, что в евреях заключено абсолютное зло этого мира», – писала Герда. Она была уверена, что славяне станут рабами, причем рождение новых славян было нежелательно.

Идея еврея как источника зла преследовала Адольфа Гитлера, опасавшегося, что его собственная кровь оказалась «подпорченной». Это привело к жестокому убийству его племянницы и любовницы. Нацисты уже ступили на тропу войны. Прошло сорок лет, прежде чем стали известны детали убийства, и это вполне объяснимо. Ученых тех лет больше заботило исследование документов., событий и докладов, относящихся к важным вопросам мировой политики и к схватке идеологий. Профессиональным следователям, которые могли бы заняться раскрытием убийства, не дали возможности познакомиться с уликами, и вскоре они потеряли интерес к делу. Только когда исчезновение Бормана стало предметом споров и рассуждений, а агенты разведки начали копаться в разных грязных подробностях, всплыл и этот эпизод из жизни Гитлера. Возможно, здесь и кроется разгадка того, как именно Мартину Борману удавалось держать в своих руках все нити, необходимые ему, чтобы заставить Гитлера плясать под свою дудку.

ПОВЕРЕННЫЙ В ЛИЧНЫХ ДЕЛАХ

Борман получил власть над Гитлером после убийства его племянницы, Анжелы («Гели») Раубаль, удовлетворявшей нестандартные сексуальные притязания фюрера. Ей не было и двадцати, когда ее дядя ложился перед ней на спину и заставлял ее ползать над ним на корточках и мочиться на его лицо. Эти занятия достигли впоследствии еще более извращенных форм, и девушка жаловалась друзьям: «Он чудовище! Вы себе представить не можете, чего он от меня требует».

По словам Эрнста («Пуци») Ганфштенгля, будущего главы отдела иностранной прессы, на сделанных Гитлером рисунках Гели изображена «в таких позах, на которые никогда не согласилась бы профессиональная модель». Эти наброски попали в руки мюнхенского торговца, продавшего их Борману за деньги, взятые из казны национал-социалистической партии, которая находилась под контролем Бормана.

Вечером 18 сентября 1931 года в шуме Октоберфеста потонул звук выстрела, прогремевшего в баварской столице в роскошных апартаментах на мюнхенской Принцрегент-плац, где Гели жила на деньги, выплачиваемые из нацистских запасов Борманом, который тогда служил личным казначеем Гитлера.

Среди следователей, вызванных на место преступления, был Генрих Мюллер, работавший тогда в местном сыске. Мюллер регулярно платил минимальные взносы через одну из схем, созданных Борманом для сбора средств. Однако в то время он не собирался подставлять себя под удар ради нацистов. Но при любой системе он «жаждал признания со стороны вышестоящих лиц».

Мюллер обнаружил труп девушки рядом с револьвером. Как выяснилось, он принадлежал Гитлеру. Обнаженное тело Гели было покрыто синяками и ссадинами, а нос ее сломан. Последующие события описаны Герхардом Россбахом. Тридцать пять лет спустя в своем гамбургском доме он рассказал Стивенсону о том, что Борман достиг взаимопонимания с Мюллером. В результате тело девушки было отправлено без каких-либо вопросов в Вену в запечатанном цинковом гробу.

Россбах, являвшийся нацистским агентом во Франции и Турции во время Второй мировой войны, считался в кругах западной разведки человеком, сохранившим достоверные и весьма подробные воспоминания. До его смерти 1 сентября 1967 года в возрасте семидесяти четырех лет, с ним постоянно консультировались также историки ЦРУ. Его рассказ об убийстве Гели совпадает в подробностях с воспоминаниями доктора Отто Штрассера, который, проиграв в борьбе за власть с Гитлером, нашел убежище в Канаде, где и оставался до самого конца войны. Ганфштенгль, еще один человек, хорошо знавший Гитлера и Гели, подтверждал, что Геля ждала ребенка.

Гели считали чересчур страстной глупышкой, которая к тому же слишком много болтала. Она открыла Бригитте Гитлер, жене сводного брата Адольфа – Алоиса, что беременна от еврейского художника, за которого собиралась замуж. Очевидно, она сделала такое же признание Гитлеру в дни того Октоберфеста, когда все находились в состоянии истерии. В ночь убийства она, видимо, сказала Гитлеру, что уходит от него и возвращается в Вену. За этим, должно быть, последовала страшная драка, поскольку в комнате все было перевернуто вверх дном. Известие о том, что его любовница наслаждалась любовью с евреем, ударило по самым болезненным комплексам фюрера, касавшихся сексуальных отношений. У него не было левого яичка, – такой дефект имеет медицинское научное название «монорхизм», что приводило Гитлера к ощущению неполноценности и к самобичеванию перед женщинами.

В то время основной темой его речей, срывавших громовые аплодисменты, была животная развращенная природа евреев. Чистоту арийской крови требовалось защитить от «сифилитической гнили низших рас». Принадлежность к еврейской национальности он считал своего рода болезнью. Его одержимость проблемой сифилиса заметна уже в «Майн кампф». Насмехавшаяся над ним любовница, очевидно, не понимала, в какой опасности она находится. Гели знала, что Гитлер боялся импотенции. Впоследствии это заставило его личного врача Теодора Морелля добавить фюреру в повседневный лекарственный набор из дехедрина, перватина, кокаина, прозимена, ультрасептила и прочих химических пилюль порошок из бычьих яичек.

О сексуальных извращениях актриса Рене Мюллер рассказывала режиссеру Цайслеру: «Я провела весь вечер в Канцелярии, ожидая отправиться с ним в постель, – говорила она. – Мы разделись, затем Гитлер упал на пол. Он начал выкрикивать самоуничижительные оскорбления, умолял меня ударить его. Он производил столько шума, что я действительно пнула его в надежде, что он успокоится. Но чем больше я ударяла его, тем более острое удовольствие он испытывал». Этими воспоминаниями Цайслер в 1941 году поделился с агентами Управления стратегических служб в Голливуде. Спустя некоторое время Рене покончила с собой, а Цайслер бежал в США.

Очевидно, из-за Гели Гитлер впал в один из тех приступов ярости, что наполняли ужасом его приближенных и позже приводили к таким безумным действиям, как приказ избавиться от очередной тысячи евреев или к решению отправить несколько армий в явную советскую ловушку – в Сталинград, или же к требованию доставить к нему герцога Виндзорского, чтобы потолковать с гостем о монархии.

Карьера Гитлера могла бы оборваться, не достигнув своего пика, если бы дело о жестоком убийстве двадцатичетырехлетней Гели дошло до суда. А Генрих Мюллер не поднялся бы до головокружительных высот (главы гестапо) и не заслужил бы генеральского чина, не хвати у него ума собрать в квартире Гели изобличающие улики, например, письма, из которых становилось ясно, что она собиралась бросить Гитлера и наслаждалась страстными романами с мужчинами, которых он считал низшими, включая его шофера и телохранителя Эрнста Мауриса. К числу улик относился и револьвер, явно ставший орудием убийства, интимные записки, которыми она обменивалась с молодым еврейским художником, ее дневник, где она называла крестного отца Гитлера «венским евреем».

Был ли крестный отец Гитлера евреем? Полицейское досье дает новые поводы для раздумий. Борман завладел всеми документами, связанными с этим делом. По поводу происхождения Гитлера обнаружилось, что бабушка Гитлера оказалась горничной барона Ротшильда, а ее внебрачный сын Алоис, отец Гитлера, единогласно считался плодом ее связи с одним из еврейских аристократов. Не было сомнений в том, что крестным отцом для своего сына Алоис выбрал также еврея. Этой информацией было весьма опасно обладать. Но Борман занялся этим вопросом, а Мюллер поставлял гестаповские отчеты по родословной Гитлера, датированные 1935, 1938, 1941, 1942 и 1943 годами. В эти годы Гитлер уничтожил бы любого, кто бы в нацистской империи осмелился заявить, что фюрер на четверть был евреем. Но в 1931 году все сложилось иначе. Он только готовился стать первым диктатором, использовавшим массовую пропаганду, основанную на большой лжи, большую часть которой составила его претенциозная автобиография «Майн кампф» и его расистско-националистическая («народная») философия. Согласно этой философии, германские народы являлись создателями культуры и стояли выше всех народов, а над ними возвышалась национал-социалистическая партия, во главе которой находился Гитлер. В этот решающий год для Гитлера было бы по меньшей мере неосмотрительно оказаться связанным с евреями, которых он сделал козлами отпущения, виновными во всех бедах Германии.

Гели могла догадываться о тайных страхах Гитлера по этому поводу. Те, кто впоследствии вспоминали эти дни (Ганфштенгль, Штрассер, Раушнинг, Конрад Гайдн, Винифред, Эрнст Рем и масса девушек, очарованных каким-то странным притяжением его глаз и голоса), соглашались с тем, что Гитлер никогда ни с кем, кроме Гели, не откровенничал. После ее смерти эта опасная роль доверенного лица перешла к Борману. Вместе с опасностями она принесла ему и несомненные выгоды. Борман ловко избавился от тела Гели. Было объявлено, что она покончила с собой в Мюнхене. В Вене ее похоронил католический священник. Обычно самоубийцы и освященная земля – вещи у католиков несовместимые, но Борман, скорее всего при помощи тех же самых нацистских денег, которыми он заставил замолчать Мюллера, избежал неприятных вопросов и заплатил за полицейские документы.

Подобное укрывательство для менее хитрого человека могло стать смертельным, ибо даже такие знания были крайне опасны, но Борман был достаточно умен, выполняя грязную работу и играя роль наипреданнейшего слуги Гитлера. Гитлеру, который пришел к власти полтора года спустя, это чрезвычайно нравилось. Он видел в Бормане быкоподобный символ брутального мужского начала. Свидетельств о гомосексуальных отношениях Гитлера не сохранилось, но известно, что его сексуальные комплексы и инстинктивное отвращение к нормальным сексуальным отношениям вызывали у него восхищение таким человеком, каким был молодой Мартин, тридцатиоднолетний самец в самом расцвете сил.

Борман расчищал территорию вокруг пьедестала Гитлера, тщательно сохраняя между тем каждый клочок грязи.

После того как под давлением Мюллера мюнхенская полиция закрыла дело о смерти Гели, Мюллер сам очутился у Бормана в кармане. Все последовавшие расследования, связанные с открытием подлинной семейной истории Гитлера (не с романтизированной «официальной» версией), проводились Мюллером для Бормана. Что самое невероятное, Гитлер тайно жаждал этих гестаповских отчетов. Это была странная одержимость. Гитлеру хотелось знать, текла ли в его венах еврейская кровь и жил ли в его душе образ Иуды, вновь и вновь предававшего Христа. Гитлер и большинство окружавших его людей являлись католиками, и он причащался во время войны. По его словам, когда он впервые попал в Берлин и увидел его роскошь, то чувствовал себя Иисусом Христом, изгоняющим торговцев из храма.

Реконструкция убийства Гели показывает, что Борман инстинктивно играл на страхе Гитлера, а племянница заставила его вспомнить факты собственного происхождения. Гели была дочерью сводной сестры Гитлера, Анжелы Раубаль. Одно время она работала домоправительницей в альпийском загородном доме, известном под названием «Альпийское гнездо». Гели уехала оттуда, чтобы жить с Гитлером в мюнхенской квартире за сто двадцать километров от матери. Но девушка слишком много болтала и раздражала Гитлера напоминаниями о его бабушке, Марии Анне Шикльгрубер, и об интрижке с Ротшильдом. Созданное этим напряжение в их отношениях достигло апогея во время Октоберфеста 1931 года. По всей вероятности, ссора произошла из-за еврейского любовника Гели, и она в ответ на его оскорбления поинтересовалась, как же Гитлер может поносить народ, чья кровь течет и в его венах, а также поделилась распространенными в Вене слухами о том, что канцлер Австрии Энгельберт Дольфус отдал приказ о расследовании родословной Гитлера.

Легко представить себе последовавшую за этим сцену. Мы знаем, что Гитлер страдал извращенными наклонностями, заставлявшими его униженно ползать у женских ног, есть испражнения и пить мочу. И мы можем сказать, что он сделал евреев символом всего того, что ненавидел в самом себе. У нас есть свидетельства других женщин (Юнити Митфорд, пытавшейся покончить жизнь самоубийством, и Рене Мюллей, покончившей с собой) о том, как он умолял в спальне, чтобы его наказывали и унижали, а затем изображал из себя сверхмужчину: «Грубость уважают! Обыкновенный человек на улице не уважает ничего, кроме грубой силы и беспощадности! Наш народ освободится лишь тогда, когда научится ненавидеть, ненавидеть и еще раз ненавидеть!»

Когда пузатый и кривоногий Гитлер демонстрировал перед Гели свое физическое уродство и умолял ее унижать его, а затем столкнулся с ее вызовом, он отреагировал так же, как и три года спустя, когда по его приказу австрийскими нацистами был убит Дольфус, так как подозревалось, что у него имелись подробности родословной Гитлера.

Гели умерла страшной смертью. Ее брат Лео возложил ответственность за это на Гитлера. Но поскольку Лео Раубаль жил тогда в Вене, ему так и не удалось возобновить расследование. Тем не менее он столь часто угрожал Гитлеру правосудием, что в 1942 году, оказавшись на Балканах, куда его направили военным приказом, был убит при невыясненных обстоятельствах. Сын брата Гитлера, Уильям Патрик Гитлер, повторял эти обвинения, но он находился в безопасном Нью-Йорке, куда бежал в 1939 году. Мать убитой девушки спустя годы заявила, что Борман добился от нее обещания никогда не возобновлять обвинений против ее сводного брата. Все семейство не брезговало межродственными браками, но родственники Гитлера в любом случае не хотели бы стирать грязное белье на людях, особенно после того, как его отношения с Гели добавили кровосмесительный подтекст..

Но все же в клане Гитлеров-Шикльгруберов время от времени раздавались слабые голоса протеста. Его единокровная сестра Паула сменила свое имя на «фрау Вольф» и стала заниматься рассылкой корреспонденции в страховой компании. После 1945 года свободное баварское государство конфисковало имущество Гитлера и попыталось вернуть фрау Вольф содержимое карманов ее покойного брата. Однако найти ее так и не удалось. В ходе поисков была обнаружена копия ее показаний, данных в венской криминальной полиции и датированных октябрем 1931 года. В них говорится, что ее жизни угрожали члены немецкой гимнастической ассоциации, служившей прикрытием для молодых нацистов и будущих членов отрядов СС. По ее словам, угрозы эти последовали после ее заявления, что ее брат Адольф был убийцей и умалишенным, которого следовало посадить в сумасшедший дом. Оригинал этих показаний оказался уничтоженным. В них сестра Гитлера говорила также, что Гели могла бы остаться в живых, если бы кто-нибудь предостерег бедняжку. Ее могла бы предупредить одна молоденькая англичанка – Винифред Вагнер. Она являлась снохой Рихарда Вагнера, чья апокалиптическая музыка и языческие оперные мелодии так гремели в душе Гитлера, что он проявлял неограниченное уважение к человеку, именуемому им как «Его Превосходительство барон Рихард фон Вагнер, тайный советник и главный дирижер». Гитлеру было свойственно такое внимание к пышным титулам, которое у Гильберта и Салливана принимало вид самоуничижения.

Для Гитлера же в этом не было ничего смешного. Он позволил Винифред заглянуть в мир его извращенных вкусов. Она и трое ее маленьких детей были приучены называть его «Волком», или «Вольфом», – по всей видимости, весь клан Шикльгруберов питал нездоровое пристрастие к этому имени. Ожидалось, что, овдовев, Винифред выйдет замуж за Гитлера. Она поддерживала его политические взгляды и поэтому не распространялась о его мужских недостатках. Но ее дочь Фриделинда позднее рассказала объединенной союзной разведке, что Гитлер иногда умолял Винифред избить его плеткой и порой обращался с ней как с матерью, упрашивая наказать его. У Гитлера имелся домик в поместье Вагнеров, и он приказал Борману приглядывать за ним после смерти Зигфрида, мужа Винифред. Борману также было поручено курировать ежегодный музыкальный фестиваль, устраиваемый в Байройте Рихардом Вагнером. В течение долгого времени (в двадцатые и в начале тридцатых годов) дом Винифред был единственным местом, где Гитлер расслабляется без привычной свиты молодых мускул истых блондинов гомосексуальной ориентации, зато неизменно в обществе Бормана. Винифред не нравилось, как Гитлер реагировал на «бычью фигуру» Бормана. Ей казалось, что Гитлер получает удовольствие от выраженной сексуальности Бормана. Однажды она слышала, как Гитлер называет его «Буби» – ласковое обращение, бывшее в ходу у гомосексуалистов. Она наблюдала ту отчаянную борьбу, которая шла между мягкой и нерешительной личностью, жившей в Гитлере, и другой, «походившей на животное», которое откликалась на давящее влияние Бормана. Но открыто о любви Гитлера к порнографии и о прочих странных фактах говорила именно Фриделинда. Винифред же довольствовалась отдельными замечаниями в письмах к своей семье, жившей в Англии. Она писала, что Борман, по крайней мере, не лицемерил и открыто признавался, что в музыке Вагнера ничего не смыслит, тогда как Гитлер «так усерден в своих попытках понять, что иногда мне кажется, что лучше бы он вел себя более искренно (учитывая его общую невежественность)».

Она могла бы спасти Гели от духовного разложения и смерти, если бы сама была искренней. Гели исполнилось семнадцать, когда она впервые приехала с матерью с мюнхенской окраины к Гитлеру. Сначала с ней обращались, как и подобает обращаться с любимой племянницей богатого дядюшки. Винифред устроила ей уроки пения, и Гели под чутким руководством двух самых выдающихся учителей музыки Германии готовилась стать вагнеровским сопрано. Она являлась подружкой невесты на свадьбе Бормана в 1929 году. Гитлеру тогда минуло сорок лет, т. е. наступили критические годы для холостяка. Его мечты о славе до сих пор не сбылись, а проблемы в интимной жизни усугублялись присутствием Бормана, начинавшего вести нормальную семейную жизнь.

Вся атмосфера была наполнена «неестественной скрытой сексуальностью», – писал Герман Раушнинг, позднее рассорившийся с Гитлером. «Тайные связи, измены и символы, фальшивое сочувствие и скрытое вожделение, – среди окружения Гитлера не оставалось ничего настоящего. Ни в чем нет и намека на открытость природного инстинкта».

Еще одной девушкой, втянутой в эту «злую игру», стала Генни Гофман, чей отец состоял в партии. Сегодня Генни можно было бы назвать стодолларовой проституткой. В минуту пьяной откровенности она рассказала отцу о некоторых животных наклонностях Гитлера. Ее рассказ шокировал бы и самого распутного молодого повесу. Генрих Гофман шантажировал Гитлера этими сведениями, заставив фюрера назначить его официальным партийным фотографом. Эта должность впоследствии превратила его в миллионера. Генни вышла замуж за Бальдура фон Шираха, известного своими гомосексуальными наклонностями и осужденного позднее в Нюрнберге за военные преступления, включавшие депортацию австрийских евреев в ликвидационные лагеря. Гофман выжил и после войны начал убивать своими фотографиями, а в 1966 году западногерманское литературное агентство предложило Шираху, вышедшему из тюрьмы, 150 000 долларов за его мемуары.

Мюнхенские следователи давно привыкли к преступлениям, остававшимся безнаказанными. Генрих Гиммлер, ставший рейхсфюрером СС, ушел от хорошо подкрепленных уликами обвинений в убийстве мюнхенской проститутки, с которой он жил и с чьих сбережений получал проценты. Это было время убийств в средневековом стиле, что позволило Борману отсидеть только год своего срока, полученного за убийство Кадова. Этот древний подход позволил снисходительно относиться к солдатам, заявлявшим, что они исполняли приговоры импровизированных военных судов, каравших предателей. Борман убедил Мюллера (или же инспектор позволил себя убедить), что убитая племянница представляет угрозу для нового немецкого порядка, и тем самым получил моральное оправдание. Борман использовал и более ощутимые аргументы: Мюллеру, известному своей болезненной амбициозностью, были обещаны власть и титул, и этого оказалось достаточно.

Со стороны Гитлера на похоронах Гели присутствовал глава штурмовиков Эрнст Рем и Гиммлер, бывший школьный учитель и глава «черных рубашек» гвардии СС. «Мясник» Гиммлер уже полностью подчинялся Борману, так же дело обстояло и с Мюллером. Но Рем мог проговориться и когда через три года проговорился, был приговорен к смерти.

Отто Штрассер (впрочем, отъявленный сплетник) клянется, что после убийства его брат Грегор, обладавший в то время определенным влиянием в партии, провел несколько суток с Гитлером, опасаясь, что тот может покончить с собой от горя и отчаяния. Гитлер просыпался с криками о помощи. Грегор рассказывал, что Гитлер сидел на краю кровати и трясся так, что, казалось, вся комната вибрировала. Один раз его губы посинели и он стал показывать на угол комнаты с криками: «Это он! Он! Он! Он был тут…» Его голос стал гортанным, и, по словам Грегора, «раздались ужасные звуки и звучали странные слова, не принадлежавшие ни к одному известному языку».

Борман фиксировал эти неосторожные рассказы. Он и сам оказывался свидетелем подобных сцен, но был слишком осторожен, чтобы рассказывать об этом. Это он сделал гораздо позже, да и то собеседником являлась его собственная жена… Как сказал Отто Стивенсону в Монреале, Борман вбил клин между Гитлером и Грегором Штрассером. Спустя три года Грегор был также убит. Улики и доказательства, дошедшие до нас через годы, показывают, что и в этом случае за убийством стоял Борман. Этого мнения всегда придерживался Отто Штрассер, восстановивший в 1954 году свое гражданство и покинувший Канаду, чтобы продолжить собственное расследование прошлого Бормана.

Даже если исключить эти наблюдения, эксперты-аналитики и во время, и после Второй мировой войны считали, что убийство Гели Раубаль стало поворотным моментом в карьере Бормана. Гели могла бы предотвратить последовавшую неизлечимую паранойю Гитлера. Она была нормальной, пусть даже и чрезмерно страстной девушкой, имевшей множество любовников. Она могла бы использовать свое влияние на Гитлера, чтобы облегчить его терзания и направить его сексуальную энергию в менее разрушительное русло. После ее смерти Гитлер устроил в мюнхенской квартире комнату поклонения, где перед статуей Гели, сделанной по ее портрету, каждый день появлялись свежие цветы. Ее комната в баварской крепости оставалась нетронутой, покуда Бергхоф не был переделан в партийный штаб, отвечавший представлению Гитлера о себе как об императоре.

Эта «имперская» фаза началась со смертью Гели и продолжалась более двенадцати лет, до сокрушительного поражения под Сталинградом, которую Гитлер расценил как очередную прилюдную демонстрацию недостатка своей мужественности. Затем он отказался от публичных выступлений, которые в хрониках 1931–1942 годов описывались не иначе как грандиозные сексуальные оргии, когда Гитлер доводил толпу до оргазма, заставляя ее реветь, кричать, а женщин падать в обморок.

Человеком, режиссировавшим эти представления, был Борман. Его закулисную работу описала в 1972 году бывшая оперная дива, ставшая женой Геринга. Сам Геринг незадолго до своего самоубийства сообщил на пресс-конференции, что «Борман не оставлял Гитлера ни днем, ни ночью и постепенно подчинил его своей воле так, что управлял всей жизнью фюрера».

Борман позаботился о том, чтобы Гитлер никогда не нашел утешения, подобного тому, какое давала ему Гели. Если бы в его интимной жизни наступило хотя бы малейшее облегчение, фюрер потерял бы свою мистическую связь с толпой. Под влиянием Бормана его представили молодой холодной фанатке спорта и физического совершенства Еве Браун, до конца остававшейся официальной любовницей Гитлера. Ева стала как бы частью мебели. Когда она поняла, какая роль ей отведена, она стала со всей откровенностью говорить о своей ненависти к Борману, который почти всегда присутствовал, когда Ева и Гитлер были рядом. Окружающие отмечали странное упорство, с которым Борман ее поддерживал. Он отвел Еве роль приемной матери, которую в жизни фюрера играли многие женщины, роль, заставлявшую их часами выслушивать его рассказы о себе. Когда Гитлер решил, что Ева должна умереть вместе с ним, он поставил в центр комнаты вазу с красными розами, которые были любимыми цветами его матери и которые у него всегда ассоциировались с ее похоронами.

Размышляя о том, что Гели могла бы направить сексуальную энергию Гитлера в иное русло, мы не должны забывать о настроении, охватившем в ту пору миллионы немцев. Огромные стадионы были заполнены толпами, приходившими по доброй воле слушать Гитлера. По словам его приближенных, он часто повторял, что обращение с толпой подобно соблазнению женщины, а массы отвечали ему чисто по-женски, они с радостью участвовали в оргиях. За спиной Гитлера всегда находился Борман. У него был склад ума укротителя животных, который морит хищников голодом, прежде чем выпустить их на арену цирка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю