Текст книги "Жан Жорес"

Автор книги: Николай Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Каким же образом может произойти социалистическая революция? Вот, но мнению Жореса, ее реальный путь: «В настоящее время пролетариат подготовляет, распространяет, организует свою революцию открыто, на широком поле, предоставляемом ему демократическими законами и всеобщим избирательным правом. К такой именно систематической революционной деятельности, прямой и законной, призвал европейский пролетариат Энгельс в последние годы жизни в известных своих словах, которыми «Коммунистический манифест» фактически отодвигался в область прошлого».

Отсюда и вытекала, вся политическая линия Жореса, связанная, в частности, с казусом Мильерана. Он считал, что для насильственной революции сейчас просто нет реальных условии, а ее цели могут быть достигнуты другими, более гуманными и удобными средствами, что удастся обойтись без насилия, жестокости и без какого бы то ни было даже временного отказа от демократии, требования которой были для него высшим законом. Можно не сомневаться, что в иной исторической обстановке Жорес, человек мужественный и смелый, стал бы революционером и на практике. Он никогда полностью не исключал, что может внезапно возникнуть непредвиденная ситуация жестокой революционной схватки, вызванной насилием буржуазии. И он не намеревался остаться от нее в стороне. Например, в 1895 году, призывая рабочих Кармо не поддаваться на полицейские провокации, он писал им: «Выжидайте спокойно неизбежного дня революции и знайте, что если я стараюсь предохранить ваших борцов от ненужных страданий и нужных вашим врагам преследований, то я буду среди вас в первых рядах в дни серьезных и решительных битв».

Но, не желая сидеть сложа руки в ожидании этих битв, Жорес свои усилии сосредоточил на борьбе за частичные реформы. Правда, добиваясь социальных реформ, он стремился не упускать из виду конечную цель – социализм. Этим он отличался от Бернштейна и других ревизионистов, которые, по существу, отказывались от этой конечной цели. Но независимо от субъективных намерений Жореса его реформистская политика не только не вела к революции, но, напротив, иногда уводила от нее. Рабочему классу действия Жореса внушали мысль, что он добьется социализма и без насильственной революции, Социалистическая партия превращалась не в боевую революционную организацию пролетариата, а в рыхлую федерацию, придаток парламентской фракции, предназначенную лишь для пропаганды и выборов. Классовые противоречия затушевывались, буржуазное влияние распространялось на рабочих. Вслед за Жоресом многие социалисты стали верить в то, что буржуазия в конце концов отдаст им власть. А буржуазия в лице Вальдек-Руссо и ему подобных, давая им призрак власти, тем самым использовала заблуждения Жореса, чтобы предотвращать революцию, ослаблять социалистическое движение. Все это было результатом того, что, отбрасывая кое-что действительно устаревшее в тактических предложениях Маркса и Энгельса, Жорес иногда заодно уходил и от революционной сущности марксизма, от классовой оценки буржуазной республики и демократии. Но это не было только личной, субъективной виной Жореса; он выражал реальную французскую историческую традицию. Рабочие Франции были глубоко привязаны к республиканской и демократической форме государства. Они привыкли защищать республику от монархистов и реакционеров в союзе с буржуазными демократами. Поэтому им трудно было усвоить идею независимой классовой политики и классового понятия государства. Жорес в этом смысле выражал не сильные, а слабые стороны французского рабочего движения.

В первые годы XX века политическая жизнь Франции как будто подтверждала правильность политики Жореса. В апреле 1902 года предстояли новые парламентские выборы. Кандидатура Жореса выдвигается в Кармо. После поражения на прошлых выборах он не порывал связи с кармозинскими рабочими. Незадолго до выборов в Кармо забастовали шахтеры, и Жорес немедленно выехал туда. Забастовка была плохо подготовлена. Рабочие после двух недель напрасной борьбы вернулись в шахты. Но это лишь усилило их боевой дух. Все помнили, как были проиграны прошлые выборы. Местные социалисты разъясняли рабочим необходимость энергичных действий в поддержку социалистического кандидата.

В зале профсоюзной палаты Кармо, где часто выступал Жорес, проклиная каждый раз отвратительную акустику («Этот зал меня убьет» – говорил он), социалисты созвали рабочее собрание по поводу предстоящих выборов.

– В прошлый раз мы допустили избрание маркиза Солажа, – говорил докладчик. – Ну и что же мы увидели? Здесь, в Кармо, администрация маркиза, обещавшего нам лучшую жизнь, выжимает из нас все соки. Никогда маркиз не идет на уступки. Вы видели это недавно во время забастовки. А в палате маркиз всегда голосует против всех законов, улучшающих наше положение. Только благодаря социалистам рабочий день сокращен до десяти часов и создана инспекция труда. Социалисты защищают наши интересы, а интересы маркиза противоречат интересам народа. Вспомните, сколько законопроектов об улучшении нашей жизни вносил в палате Жорес, вспомните, что он всегда выступал за нас. Его знает и любит вся страна. Неужели мы еще раз допустим его поражение?!

Около пятисот рабочих, собравшихся в зале, дружными возгласами приветствовали кандидатуру Жореса. Решено было сделать все для победы на выборах.

– На этот раз мы им покажем! – говорили рабочие. Первый бой решено было дать в Бурньюнаке, в местечке, где во время предыдущей избирательной кампании митинг социалистов сорвали наемники маркиза и Жоресу не дали произнести ни одного слова. С утра в Кармо собралось около тысячи рабочих. Они решили сопровождать Жореса. По пути к колонне присоединилось еще человек пятьсот. С пением «Интернационала» и «Карманьолы», с Жоресом во главе рабочие вступили в Бурньюнак. Здесь не нашлось достаточно просторного зала. Разместиться под тентом цирка, натянутым на базарной площади, тоже не удалось. Маркиз Солаж, явившийся в сопровождении двухсот своих сторонников, мог лишь издали наблюдать огромную толпу, внимательно слушавшую Жореса. «Да здравствует Жорес!» – кричали не только рабочие, но и крестьяне, с которыми Жан всегда умел найти общий язык.

После этого клика маркиза уже не решалась устраивать Жоресу обструкции. Он не жалея сил колесил по избирательному округу, явно вдохновленный и обрадованный поддержкой избирателей. В Сенезаке Жорес выступал с балкона дома, принадлежавшего некоему Бернар-Франсуа Бальса, сын которого прославился под именем Оноре де Бальзака. Жорес, разумеется, не преминул использовать некоторых персонажей «Человеческой комедии», чтобы охарактеризовать своего соперника на выборах.

Вечером 29 апреля 1902 года в Париже пород зданием редакции «Птит репюблик» собралась толпа в десять тысяч человек. Все смотрели на светящуюся таблицу, на которой появлялись время от времени результаты выборов по округам, где выдвигались социалисты. Мильоран, Вивиани, Девиль не смогли победить в первом туре, им предстояла перебаллотировка. Несколько кандидатов независимых социалистов потерпели поражение в первом туре. Толпа не расходилась, все ждали результатов выборов в Кармо. Наконец уже за полночь зажглась надпись: «Жорес избран». Десять минут продолжалась восторженная овация.

В целом по Франции выборы принесли победу левым республиканским силам. Партия Жореса завоевала больше 40 мандатов. Против нее на выборах ожесточенно выступали гэдисты. Но сектантская политика принесла свои плоды. По сравнению с прошлыми выборами они потеряли треть голосов. В первом туре не был избран ни один из гэдистов. Потерпел поражение и сам Жюль Гэд. Вместе с бланкистами гэдисты получили 11 мандатов.

Жорес, естественно, как будто имел основание сделать вывод, что его политику поддерживают рабочие, поддерживают избиратели. Однако он не мог не учитывать, что увеличение числа депутатов его партии в значительной степени объяснялось избирательным блокированием с радикалами. Если радикал в первом туре получал больше голосов, чем социалист, то во втором туре социалисты снимали свою кандидатуру и призывали своих избирателей голосовать за радикала, и наоборот. Это была та самая тактика, которую применяла в последние десятилетия Французская компартия, блокируясь с другими левыми, в том числе и радикалами. Гэдисты же выступали одни и на себе испытали все пороки избирательной системы в два тура.

Весьма сомнительным был и итог реформаторской деятельности Мильерана. Конечно, рабочий день сократился до 10 часов, но в Англии в это время он уже уменьшился до 8 часов. Практически деятельность Мильерана в целом принесла больше вреда социалистам, чем пользы. Чего стоили одни репрессии против забастовщиков! В юмористическом журнале «Асьет о бёр» появилась тогда карикатура: двое рабочих получают жалкие гроши у окошечка забастовочной кассы.

– А гражданин министр тебе не прислал ничего?

– Прислал. Три тысячи солдат.

Жорес принял решение отказаться от участия в правительстве. Но поскольку после выборов хозяевами положения стали радикалы – самая левая буржуазная партия, – он считал возможным и целесообразным оказать поддержку радикальному правительству, требуя от него за это новых прогрессивных реформ.

28 мая на банкете, устроенном независимыми социалистами по случаю избирательного успеха, Жорес так определил отношения с будущим радикальным кабинетом. Радикалы, радикал-социалисты – никакая из этих партий не может быть вместе с нами в деле ликвидации системы наемного труда. Они консерваторы и проводят политику защиты нынешнего социального строя. Она держит их в тесных рамках, которые мы должны разорвать…

Партия радикалов теперь возьмет власть. Важно, чтобы социалистическая программа не совпадала с радикальной программой, парламентский социализм – с реформизмом радикалов. Социализм должен взять на себя роль, силы, подталкивающей радикалов, пока они не выдохнутся.

Бриан пришел в ярость от речи Жореса; он был впервые избран в парламент. Кажется, перед ним наконец открываются возможности карьеры. Он уже готовился занять министерский пост, а затем расстаться с плебейским социализмом. И вот теперь этот идеалист Жорес проявляет социалистическую принципиальность. Но ничего не поделаешь, игру придется пока продолжать.

Теперь парижане могут наблюдать, как в дни заседаний палаты по мосту Конкорд неторопливо шагает коренастый бородатый человек с классической внешностью французского мелкого буржуа. Одна рука у него за спиной, в другой – неизменный зонтик, который он таскает в любую погоду. Жорес ходил высоко подняв голову, обращая лицо к небу, и его маленькие синие глаза, казалось, что-то постоянно ищут в этой беспредельной высоте. Как и всегда, одет он небрежно. С возрастом это стало еще заметнее. Слегка сдвинута на затылок соломенная шляпа-канотье, на ленте которой фирменная надпись: «Элегантность Альби», вызвавшая однажды припадок смеха у его друзей. Элегантность в нем по-прежнему совершенно отсутствовала. Карманы пиджака уродливо оттопыривались, поскольку они были всегда нагружены книгами. Так называемые «вечные» манжеты из целлулоида упорно сползали до концов пальцев. Он поправлял их, и порой они оказывались напяленными поверх рукавов пиджака. Брюки, как всегда, гармошкой, с пузырями на коленях. Славившийся своей элегантностью председатель палаты Дешанель однажды заметил:

– Брюки господина Жореса по своему стилю значительно уступают стилю его речей!

Так оно и было. Зато никто не завидовал стилю речей самого шикарного господина Дешанеля, тогда как ораторское искусство Жореса стало уже предметом изучения. Многие пытались имитировать его речи, подражать ему. Тщетно, для успеха в этом деле надо было иметь такую же душу и такой ум.

Жореса часто можно увидеть в кулуарах, в Зале четырех колонн, где его мгновенно окружает толпа депутатов и журналистов. Теперь он является одним из самых влиятельных людей палаты. Он и раньше, будучи в крайней оппозиции, решал судьбы кабинетов. Сейчас он лидер влиятельной фракции и вождь растущего социалистического движения пролетариата. При этом весьма любезный, слегка насмешливый, более сдержанный и спокойный, чем прежде, Жорес спешит отделаться от назойливой толпы и устремляется в библиотеку палаты. Он проводит здесь каждый день не менее часа.

Выбор книг самый фантастический. Здесь перемешаны эпохи, стили, языки, жанры. Жоресу доступно все, и он проявляет неиссякаемую книжную жажду; здесь он отдыхает и размышляет. Иногда записывает какую-то мысль автора, иногда и свои соображения. Сейчас он так близок к власти, и эта ситуация, естественно, толкает его на размышления. Однажды он написал на клочке бумаги, хранящемся ныне в историческом музее в Монтре: «Есть нечто более благородное, чем обладание властью; это побуждать других делать то, что полезно и необходимо для блага страны».

В этой фразе заключается мысль, направлявшая его политику после выборов 1902 года. Политическая обстановка в стране оставалась сложной. Правда, дело Дрейфуса как будто затихло. Но только на улицах. В сознании французов, в политической жизни его последствия давали знать о себе на каждом шагу.

У власти по-прежнему правительство Вальдек-Руссо. Оно оказалось самым долговечным из всех кабинетов Третьей республики. Но «аристократ буржуазии» устал от власти. Дело в том, что ему пришлось проводить политику, заходившую дальше его консервативных убеждений. И дело было не в пресловутых социальных реформах Мильерана; кто-кто, а Вальдек знал нм цену. Это была кость, брошенная им Мильерану и ему подобным мародерам социализма в уплату за его развал изнутри. Гораздо большее значение имело то, что ему пришлось зайти слитком далеко в клерикальном вопросе, А проблема отношений с церковью всегда была и остается до сих пор одной из острейших в общественно-политической жизни Франции.

Отношения между государством и католической церковью регулировались конкордатом, заключенным еще Наполеоном I с Ватиканом. Государство брало на себя содержание духовенства, получив взамен право решающего голоса при назначении иерархов церкви. Но, кроме так называемого белого духовенства, существовало черное, то есть монашеские ордена и конгрегации. Они служили важнейшим орудием Ватикана, никогда не оставлявшего своих претензий играть решающую роль во всех мирских, в том число и в политических делах. Особенно большое значение имело то, что в руках конгрегации находилось воспитание подрастающего поколения. Хотя еще в 1880 году Жюль Ферри провел закон об отделении школы от церкви и ликвидировал часть конгрегации, в начале XX века во Франции в религиозных школах обучалась 91 тысяча учеников, а в светских 86 тысяч. Святые отцы воспитывали детей в духе крайнего мракобесия, прикрывая это, впрочем, разговорами о стремлении внедрить в души истинно христианскую мораль. Так, для укрепления целомудрия молодым девушкам в некоторых монастырских пансионах запрещалось мыться в бане во избежание искушения от лицезрения собственного голого тела. Если же в крайнем случае они и мылись, то не снимая длинных холщовых рубах.

Ущерб в области гигиены был, конечно, пустяком по сравнению с подрывной политической ролью конгрегации, которая в полной мере проявилась в ходе политических кризисов. По указке Ватикана они делали все, чтобы сокрушить республику и установить какую-либо форму полного господства реакции. Святые отцы просто остервенели, не жалея даже денег, что для церковников обычно служит показателем крайней степени героизма и самопожертвования.

Вальдек-Руссо, который отнюдь не был антиклерикалом, понял, что снятая церковь в своем рвении может в условиях роста социализма довести дело вообще до краха буржуазного строя.

Сначала Вальдек запретил членам конгрегации произносить проповеди, то есть вести открытую пропаганду. А затем в июле 1901 года принимается закон, по которому деятельность каждой конгрегации нуждалась в специальном разрешении парламента. Закон вызвал бурю, разразившуюся на парламентских выборах. Ведь от состава парламента теперь зависело дальнейшее существование конгрегации, то есть могущественной «черной партии». Но вопреки всем усилиям выборы лишь укрепили антиклерикальное большинство, и теперь предстояло насильно провести ликвидацию конгрегации. Подчиняться закону добровольно пастыри божьи, конечно, не желали. Но Вальдеку вовсе не улыбалась перспектива проведения этой неприятной для него процедуры. Да и вообще он считал, что под влиянием событий его занесло слишком влево. И вот впервые с 1870 года правительство сразу после выборов добровольно выходит в отставку.

Черев несколько дней перед палатой предстал новый премьер – радикал Эмиль Комб, подвижный седовласый старичок. До этого его мало знали, хотя короткое время он занимал пост министра просвещения. Комб оказался одним из наиболее порядочных людей, выдвинутых французской буржуазией на большую политическую арену. Он был земляком Жореса, тоже из департамента Тарн, учился он когда-то в Кастро, где родился Жорес, Человек образованный и умный, он зарекомендовал себя в качество антиклерикала, хотя и не очень уж крайнего направления. Главной задачей кабинета Комба было претворение в жизнь закона против конгрегации. Уже по этой причине Жорес симпатизировал новому радикальному премьеру. Ведь теперь Жорес развертывает очередную политическую кампанию. Борьба с клерикализмом становится главной его целью. Он проявляет в ней такую же энергию и страстность, как и в деле Дрейфуса.

Но хотя кабинет Комба был левее правительства Вальдека, Жорес не считал возможным вступление социалистов непосредственно в кабинет, Жорес не видел необходимости в этом, ибо, по его мнению, угроза республике исчезла. Тем не менее социалисты, возглавлявшиеся Жоресом, оказывали теперь на правительство неизмеримо большее влияние. Жорес учел плачевный для него опыт участия Мильерана в правительстве. 12 июня 1902 года он так сформулировал свою позицию по отношению к новому правительству:

– Мы, социалисты, хотим сотрудничать со всей левой в целях республиканской и реформаторской деятельности; мы в то же время преследуем наивысшие цели, для осуществления которых пролетариат и сорганизовался. Мы считаем, господа, что наша непосредственная роль сводится к тому, чтобы придать реформам, подготовляемым наиболее последовательной частью республиканского большинства, возможно больше точности и реальности,

Жорес поддержал проекты реформ, в частности введение прогрессивного подоходного налога, заметив при этом, однако, что социалисты считают его совершенно недостаточным.

– Вот оппортунизм! Это воскресший левый центр господина Жореса! – крикнул один из правых.

– Это недостойно господина Жореса, и я этим опечален! – иронически заявил другой правый депутат.

На этот раз реакционеры были в какой-то мере правы. Их лицемерные и насмешливые обвинения Жореса в оппортунизме полностью совпадали с искренними упреками, которыми неутомимо осыпал Жореса Жюль Гэд. Он по-прежнему, замкнувшись в панцирь ультрареволюционных фраз, уклонялся от участия в политических битвах, раздиравших Францию. Гэд объявил борьбу с клерикализмом новым маневром для того, чтобы отвлечь трудящихся, что все это просто комедия. Ясно, что такая сектантская позиция была вредна, поскольку церковь являлась смертельным врагом социализма. Кроме того, гэдисты утверждали, что Жорес превратился в безвольное орудие правительства Комба. Любопытно, что клерикалы, националисты и монархисты предъявляли аналогичные обвинения самому Комбу.

Жорес действительно очень активно защищал правительство Комба от нападок клерикалов. Но, войдя в так называемую «делегацию левых», Жорес со своей исключительно динамичной натурой оказывал часто огромное влияние на политику правительственного большинства. По аналогии со знаменитым отцом Жозефом, тайным и всемогущим советником кардинала Ришелье, получившим прозвище «серое преосвященство», Жореса называли «красное преосвященство».

Но, с другой стороны, тесное сотрудничество Жореса с радикалами не могло, конечно, не иметь отрицательных последствий. Жорес поддерживал кабинет, активно проводивший, как и все буржуазные правительства, антирабочую политику. Не раз министерство направляло войска против забастовщиков, хотя в данном случае и обошлось без расстрелов. А Жорес, стремясь добиться проведения прогрессивных реформ, поддерживал правительство.

Отбиваясь от обвинений слева, Жорес говорил, что, конечно, сохранение блока левых – задача трудная и деликатная, что приходится идти на компромиссы. «Было бы слишком удобно, – писал он, – воспользоваться благодеяниями какой-либо политики, отказавшись от жертв, требуемых ею». Но не слишком ли много жертв приносил Жорес? Временами казалось, что это именно так.

И все же в борьбе с церковью и правыми Жоресу удалось достичь успехов. Летом 1902 года правительство приказало закрыть сотни школ, руководимых попами. «Черная партия» вступила в бои. Процессии святых братьев потянулись по городам и деревням. В самой столице аристократы собирались толпами, защищая выгоняемых из школ монахинь. Несколько тысяч школ религиозных орденов превратилась в крепости. Особенно много волнений было в Бретани. По наущению священников и под командованием офицеров в отставке вокруг школ копали рвы и строили баррикады. Опьяневшие от водки и религиозного дурмана крестьяне с вилами, топорами я дубинами выступали против полиции. В департаменте Финистер несколько жандармов, полицейских комиссаров и солдат были тяжело ранены. Во многих местах организовали демонстрации женщин и детей. Излюбленный метод обороны состоял в обливании полицейских нечистотами.

Но «папаша Комб», как называли премьера, терпеливо вел свою линию. А от яростных нападок правых отчаянно отбивался Жорес. Его считали главным врагом церкви и называли министром слова в правительстве Комба.

Но школы явились только началом. Дошло дело до самих конгрегаций. Они должны были получить на дальнейшее существование специальное разрешение парламента по закону 1901 года. Пятьдесят четыре конгрегации подали соответствующие прошения. Среди них было двадцать восемь проповеднических, двадцать пять преподавательских и одна (наименее вредная) конгрегация картезианцев, занимавшаяся производством и продажей знаменитого ликера «Шартрез». Комб предполагал рассматривать дело каждой из них отдельно. Но в этом случав дебаты затянулись бы на десятки лет, Жоресу удалось провести более простую процедуру. Все конгрегации разделили на три группы – преподавательские, проповеднические и ликерные. В результате за один месяц удалось провести законы, ликвидирующие осиные гнезда «черной партии». Но борьба продолжалась. Каких только юридических придирок не использовали клерикалы, чтобы сохранить свои позиции под предлогом защиты «свободы» Все сказанное и написанное Жоресом против махинаций клерикалов составило бы не один том. Жорес более чем лояльно сотрудничает с радикальными партнерами по левому блоку. Порой это уже напоминает преданность. Он постепенно привыкает к совпадению своих взглядов с политикой радикалов. Дружественные отношения устанавливаются у него с Комбом, который делает ему публичные комплименты. По-прежнему красноречивые речи и энергичные действия Жореса все чаще пронизываются иллюзиями отнюдь не социалистического характера. С непосредственностью эмоционального человека, он, как всегда, увлекается, и его социалистические идеи отступают на второй план.

Это особенно сказывается в суждениях Жореса о международных делах, о французской колониальной политике. Вообще в этих вопросах переход Жореса к социализму происходил крайне медленно, явно отставая по сравнению с его позицией во внутриполитической жизни. Как известно, свою парламентскую деятельность он начинал когда-то с апологетики колониальных авантюр Жюля Ферри, с активного, чисто буржуазного патриотизма. С трепетом он говорил тогда о «нашей бедной побежденной родине», о «возлюбленной Франции». В феврале 1887 года Жорес писал в «Депеш де Тулуз» «Свободная Франция знает только одну дипломатию: раскрывать перед всем миром свою душу».

Но постепенно, по мере сближения с марксизмом, по мере того как международные конфликты, войны рождавшегося империализма раскрывала ему глаза, он приобретает более реалистичные взгляды.

Уже будучи социалистом, он 7 марта 1895 года, вызывая бурное одобрение на левых скамьях палаты, произносят знаменитую фразу:

– Ваше общество, жестокое и хаотическое, даже когда оно желает мира, даже когда оно находятся в состоянии кажущегося покоя, всегда таит в себе войну, как повисшая в небе туча таит в себе грозу!

В августе 1900 года Жорес, слушая многочисленные декларации о мире и не видя никаких реальных акций в его пользу, чувствует усиление военной опасности. И он предпринимает историческую инициативу создания массовой организации в защиту мира. Жорес предлагает социалистам созвать Европейскую лигу мира. Он писал тогда в «Птит репюблик»: «Какой славой покрыл бы себя социализм, став в этот момент всемирного кризиса объединяющим центром цивилизации, умиротворяющей силой, способной спасти людей от безумной жажды наживы и убийства! Это может сделать он, только он один, но при условии немедленной организации широкой кампании с точно определенными задачами. Европейская лига мира, основанная социалистической партией, но открытая для всех людей доброй воли, которые, не примыкая полностью к социализму, все же не боятся сотрудничать с ним во имя сохранения мира во всем мире и обуздания аппетитов, угрожающих этому миру, – вот самое неотложное, самое прекрасное, самое полезное дело, за которое можно взяться при настоящем положении вещей». Это было одно из многих предложений Жореса, в которых он предвосхищал будущее. Но в то время идея Жореса не осуществилась. Да вряд ли и были для этого реальные возможности.

Оказавшись в рядах левого блока, Жорес отступает назад. С поразительной наивностью он оценивает международную обстановку в Европе. Еще в конце XIX века началась бешеная гонка вооружений. Чтобы одним ударом закрепить перевес на своей стороне, Германия, которая устами одного из своих канцлеров заявила, что немцам надоело довольствоваться голубым небом и предоставлять другим странам делить земли и воды, создает Тройственный союз с Австро-Венгрией и Италией. Естественно, что механизм пресловутого равновесия сил побудил другие державы: Францию, Россию, а позже и Англию – к ответным мерам. Возникает второй союз – Антанта, приступившая к осуществлению широкой программы вооружений. Германские политики стремятся к тому, чтобы развязать войну раньше, чем Антанта сможет выполнить свою программу. Судьба мира в Европе повисла на волоске.

Международным делам и посвятил Жорес свою речь в палате 23 января 1903 года. Это был его ораторский дебют в новой легислатуре. Депутаты в полном сборе, ложи заполнила публика, журналисты, дипломаты. Жорес выступал в блестящей форме, горло у него тогда не болело, он весь сиял оптимизмом и добродушием.

– В первый раз с тех пор, как образовалась современная Европа, уже тридцать два года не было столкновения между великими державами Центральной и Западной Европы. Это беспрецедентный факт. Никогда на протяжении многих веков яростных антагонизмов, хаоса пародов и рас, страстей и ненависти, где, как в колючих зарослях, рыщут дикие звери в поисках добычи, – никогда не было создано таких светлых горизонтов мира…

– Это поэзия, – раздается возглас одного на депутатов.

– Мы можем надеяться, – продолжает Жорес, – на устойчивость этого режима мира, поскольку Европа ныне организована в две системы союзов, которые, не сталкиваясь, уравновешивают друг друга и сдерживают содержащиеся в них возможные влечения к скрытому шовинизму или обычно возрождающиеся опасные национальные претензии. Эти две великие системы союзов постепенно развиваются в духе укрепления мира, они сближаются, и начинает появляться первая организация Европы, подготавливающая более широкий союз, европейский союз труда и мира…

– Назовите дату, когда это произойдет! Ведь это мечта! – снова кричат из зала.

Жорес не обращает внимания, с упоением продолжая свою речь. Он весь во власти волшебного видения, в поэтическом экстазе, зажигающем аудиторию, разражающуюся бурной овацией.

В нарисованной Жоресом идиллической картине находится место для пролетариата и социалистов. Оказывается, они должны помогать миротворцам и ослаблять разрушительные силы, которых еще так много на свете, «постепенно внедряя во все органы существующей власти социалистическую мысль и практику». Поистине в своем идеализме Жорес заходил слишком далеко. Это действительно были, выражаясь словами Лафарга, «метафизические журавли»…

– Покупайте «Журналь офисьель»! Большая речь Жореса! Разоружение и мир! – кричали на другой день парижские разносчики газет. Уникальный случай, тираж скучнейшего официального издания сразу подскочил на десять тысяч экземпляров.

Судьба осыпает Жореса новыми почестями. Через три дня, 26 января, он председательствует впервые на заседании палаты депутатов. Он избран вице-президентом палаты. Все с любопытством ожидали обычной процедуры, которая на этот раз имела символический характер: почетный воинский караул должен отдать военные почести председательствующему в палате, которым впервые будет социалист.

В зале Мира выстроились солдаты. Раздается команда «смирно!». Строй замирает, и вот в сопровождении двух офицеров с обнаженными саблями появляется Жорес. Выглядит он необычно: на нем фрак и белый галстук, в руке цилиндр. Жорес спокойно принимает рапорт командира почетного караула и направляется в зал заседаний, где занимает председательское место, возвышающееся над трибуной и всей палатой, как трон.

Правые, встретившие избрание Жореса вице-президентом взрывом негодования, пытались устроить ему обструкцию. Но спокойное и серьезное поведение Жореса не давало им повода. На протяжении года, занимая пост заместителя председателя палаты, Жорес весьма уверенно много раз проводил заседания. Он напоминал преподавателя в классе, умело управляющего учениками и делающего им замечания.

Когда оратор теряет нить своих рассуждений, Жорес вмешивается:

– Все это имеет отношение к вопросу, но слишком отдаленное, и было бы хорошо, если бы вы яснее и короче изложили свои доводы.

Если палата перестает слушать скучную речь, Жорес заявляет:

– Не забывайте, господа, что вы будете сейчас голосовать. Поэтому вам все же полезно знать, о чем идет речь.

Иногда надо прекратить шум и разговоры:

– Господа, чем меньше вы будете шуметь, тем скорее оратор закончит.