Текст книги "Ревизия командора Беринга"

Автор книги: Николай Коняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

7

Великие подвиги совершали штурмующие глухие льды братья Лаптевы...

Добрался до Японских островов Мартын Шпанберг...

Наконец-то началось строительство «Святого Петра» и «Святого Павла», предназначенных для плавания в Америку...

Однако главные события экспедиции в 1740 году происходили не в Охотске, не на берегах Ледовитого океана, а в Петербурге, где начавшиеся возведением ледяного дома перемены одной только казнью Волынского и его сотоварищей не ограничились.

18 августа у Анны Леопольдовны и принца Антона-Ульриха родился сын – долгожданный наследник престола Иван Антонович. В честь этого события устроили грандиозный фейерверк. Огни тех салютов – увы! – самое яркое, что видел в своей жизни человек, ещё в колыбели нареченный русским императором.

Много на свете несчастных детей. Но едва ли сыщется среди них несчастнее императора Ивана Антоновича.

Ему было два месяца, когда умирающая Анна Иоанновна назначила его своим преемником на императорском престоле. Чуть больше года – когда провозглашённая новой императрицей Елизавета Петровна взяла его на руки и, поцеловав, сказала:

– Бедное дитя! Ты ни в чём не виновато, родители твои виноваты...

Заливаясь слезами, отправила Елизавета Петровна несчастного ребёнка в Ригу, чтобы спрятать в замке, прежде принадлежавшем Бирону. И начались странствия двухлетнего ребёнка по тюрьмам. Последние девять лёг жизни Иван Антонович проведёт в каземате Шлиссельбургской крепости... Запрещено было говорит!) ему, кто он такой, запрещено было учить грамоте.

Во мраке безумия, терзаемый насмешками тюремщиков, будет влачить своё существование законный и совершенно безвинный русский император, пока во время безумной попытки поручика В. Я. Мировича освободить государя не вонзится в сердце императора – согласно инструкции, составленной Екатериной Великой! – штык охранника.

Печальная судьба...

Не слишком завидно складывались жизни законных, наследников российского престола в послепетровские десятилетия... Император Пётр Второй прожил всего четырнадцать лет. Император Иван Антонович – двадцать пять, но двадцать три из них провёл в тюрьме. Следующего императора, Петра Третьего, убил любовник жены, а императора Павла задушил посланный сыном убийца...

Впрочем, в 1740 году ничего не предвещало печальной участи Ивана Антоновича... Торжества по поводу его рождения затянулись и оборвались только 5 октября, когда, потеряв сознание за обедом, слегла императрица Анна Иоанновна.

16 октября она назначила своего верного Ягана регентом при младенце-императоре и на следующий день, шепнув Бирону: «Не боись!» – померла.

Бирон и не собирался никого бояться. Десять лет он правил Россией из-за спины Анны Иоанновны. Теперь собирался править уже вполне открыто.

Конечно, он догадывался, что не все были довольны решением императрицы...

Вот и сегодня кабинет-министр Бестужев доложил, что шёл по Васильевскому острову, а впереди гвардейский капитан Бровицын – кафтан зелёный, шпага снег царапает – с солдатами...

   – И смутьян этот, ваша светлость, жалуется солдатам, отчего это регентом ваша светлость, а не родной отец императора! Сейчас в Тайную канцелярию Бровицын доставлен, и с дыбы показал он, ваша светлость, что с ведома принца Антона-Ульриха столь возмутительные речи вёл...

Спокойно выслушал Бирон своего верного кабинет-министра. Семнадцать лет верховная власть в руках его, Бирона, по закону находиться будет. За семнадцать лет многое можно успеть. Только надо ли ждать? Задумался герцог...

7 ноября обедал у Бирона фельдмаршал Миних с семейством. За обедом Бирон задумчив был. Рассеянно ковырялся в еде, слушал Миниха, а сам думал, надо ли ждать семнадцати лет или арестовать Анну Леопольдовну с мужем сразу после похорон Анны Иоанновны. До похорон нехорошо это делать... К чему лишние разговоры? А после похорон кому и зачем нужна будет Анна Леопольдовна? Дура она редкостная. Это ведь только дура и могла его сына, Петрушу, отвергнуть. Жила бы сейчас спокойно. А так... Петрушу надобно теперь на великой княжне Елизавете Петровне женить... Тогда можно и младенца-императора придушить... Только надобно ночью сделать все...

   – Скажите, фельдмаршал, – спросил Бирон, отложив вилку. – Случалось вам во время ваших походов что-нибудь важное предпринимать ночью? Удивлён был вопросом Миних.

   – Ночью? – в чрезвычайном смущении переспросил он. – Я, ваша светлость, сразу и не припомню, но у меня такое правило: пользоваться всеми обстоятельствами, которые кажутся мне благоприятными.

И верно. Так и поступил, обеспокоившись неожиданным вопросом правителя, фельдмаршал.

Покидая дворец, он выяснил, что нынче ночью регента будет охранять караул преображенцев. Фельдмаршал был подполковником в Преображенском полку. Сию конъюнктуру нельзя было упускать...

Захватив несколько гренадеров и адъютанта Манштейна, ночью фельдмаршал вернулся во дворец. Верные преображенцы без спора пропустили гренадеров. Когда Манштейн взломал дверь в спальню герцога, тот успел только спрятаться под кровать и то – не полностью. Босая нога герцога высовывалась из-под кровати.

Когда Бирон, понукаемый штыками, был извлечён из своего убежища, Манштейн первым делом заткнул ему ночным колпаком рот, а потом объявил, что его светлость арестована.

Для вразумления гренадеры маленько побили прикладами герцога и, связав ему руки, повели мимо верных присяге преображенцев к карете Миниха.

В эту же ночь был арестован брат герцога – генерал Густав Бирон. Густава охраняли измайловцы, по и они достаточно тонко разбирались в сущности данной ими присяги и защищать генерала Бирона не стали.

Переворот, как и все гвардейские перевороты, был осуществлён спокойно, и уже утром Анна Леопольдовна осматривала имущество Биронов и одаривала им отважных победителей. Фрейлине Юлиане Менгден были подарены расшитые золотом кафтаны герцога и его сына. Фрейлина велела сорвать золотые позументы и наделать из них золотой посуды... Миних получил звание первого министра, а супруг Анны Леопольдовны – звание генералиссимуса. Сама Анна Леопольдовна удовольствовалась званием регентши.

А Биронов, собрав всех вместе, повезли в Шлиссельбургскую крепость. Улюлюкал народ, провожая ещё вчера всесильного временщика. И это очень огорчило наблюдавшую за вывозом Биронов Анну Леопольдовну.

   – Нет, не то я готовила ему... – с грустью сказала она. – Если бы Бирон сам предложил мне правление, я бы с миром отпустила его в Курляндию.

   – Безумный человек... – кивал словам правительницы Андрей Иванович Остерман. – Не знал он предела в своей дерзостности...

По распоряжению Липы Леопольдовны Бироны были увезены в Пелым, где велено было выстроить для них дом. План этого, предназначенного для своего друга, дома Миних начертил собственноручно.

И теперь и пожить бы Анне Леопольдовне в своё удовольствие в отвоёванной у Бирона стране, но не было мира между победителями. Осложнились отношения между Австрией и Пруссией, и раскол прошёл в стане победителей Бирона. Миних за Пруссию стоял. Говорил, что туда надобно русских солдат послать, чтобы за Пруссию они воевали. Остерман же Австрию, как всегда, поддерживал. И Анна Леопольдовна Остермана поддерживала... Миниху пришлось в отставку подать.

Анна Леопольдовна пыталась задобрить фельдмаршала, снова и снова одаривая его бироновским имуществом. Назначила 15 000 рублей годового пенсиона, подарила бироновское имение Вартемберг в Силезии, однако фельдмаршал продолжал хмуриться. Редко теперь Анна Леопольдовна ложилась спать в том же покое, что и накануне.

Слишком хорошо было известно честолюбие Миниха, чтобы надеяться, будто он уедет в свой фатерлянд. Хорошо помнила Анна Леопольдовна сказанные про Миниха тётушкой Анной Иоанновной слова...

Тогда, после заключения Белградского мира, Миних попросил титул князя Украинского...

   – Очень скромен Миних! – сказала Анна Иоанновна. – Я всегда думала, что он будет просить у меня титул Великого князя Московского...

Целый год правила Анна Леопольдовна и целый год боялась Миниха, освободившего её от Бирона, пока 25 ноября 1741 года не вошла посреди ночи в спальню Анны Леопольдовны цесаревна Елизавета Петровна и не разбудила её.

   – Сестричка! – ласково сказала она проснувшейся Анне Леопольдовне. – Пора вставать!

В ту ночь Брауншвейгская фамилия была арестована....

Младенца Иоанна Антоновича Елизавета Петровна увезла в свой дворец.

Никто не спал в ту ночь в Петербурге.

Народ толпами бежал за санями Елизаветы Петровны и кричал «ура!». Проснувшийся от криков ребёнок развеселился. Он подпрыгивал на коленях будущей императрицы и махал ручонками.

– Бедняжка... – погладив его но головке, сказала дщерь Петрова. – Ты не знаешь, глупенький, отчего кричит народ. Народ радуется, что ты лишился короны.

И поцеловала ребёнка в лобик. Как покойника...

8

Что за странная участь выпала уроженцу датского города Хорсенса, капитан-командору русской службы Витусу Берингу! В первую экспедицию отправлялся он, когда умирал Пётр Великий, задумавший эту экспедицию. Во вторую экспедицию Беринга отправила императрица Анна Иоанновна. Десять лет прошло, пока, наконец, собрались в плавание. И надо же, что именно сейчас, когда готовы были корабли выйти из Авачинской бухты на поиски Америки, Анна Иоанновна умерла.

Весть о кончине императрицы привезли прибывшие на Камчатку весной 1741 года солдаты.

Помрачнел Беринг, услышав это известие. Это был какой-то рок... Неужто и нынешняя экспедиция завершится, как и первая?

Всю зиму, которую провели на Камчатке, вестовой Беринга матрос Овцын составлял отчёт о деятельности экспедиции. Сам Беринг всю зиму раскладывал пасьянсы. Весь стол в его кабинете был завален колодами карт. Но сейчас и карты раскладывать не хотелось. Смел Беринг колоды в ящик, разложил на столе чертежи, которые собирался приложить к отчёту.

Ночь Беринг нехорошо провёл. Сквозь полусон мерещилось ему, будто проверяет карты, составленные экспедицией. Но, как и бывает во сне, пеленги береговых ориентиров, взятые с кораблей, мешались с другими цифрами, и Беринг наносил их на карту, с опозданием понимая, что не морские мили и углы счисляет, а годы собственной жизни... И опять же, как это бывает во сне, странно менялось очертание берега. Невозможно было понять, в чём именно заключается эта странность, но она была, и жутковато было спящему капитан-командору, и невозможно было ничего исправить... Невозможно было и снова взглянуть на очертание вычерченного берега судьбы.

   – Засекречено... – объяснял Берингу чиновничий голос.

   – Мне необходимо снова взглянуть! – настаивал Беринг.

   – Никак нельзя. Невозможно... – отвечали ему.

И такое отчаяние охватило капитан-командора, что от этого отчаяния и проснулся он.

9

4 мая 1741 года Беринг созвал последний в этой экспедиции консилиум. Вместе с офицерами и штурманами обсуждался маршрут предстоящего плавания. На консилиум, согласно инструкции, был приглашён и прикомандированный к экспедиции профессор астрономии Делакроер.

Десять лет, выполняя поручение французской разведки, провёл Делакроер в Сибири. Поработал он здесь на славу. Помимо жалованья, которое шло во Франции, помимо жалованья, которое платила Российская Академия наук, профессор астрономии вполне удачно торговал мехами и китайскими товарами, и ему грех было жаловаться на свою судьбу. Он уже обеспечил себе безбедную старость. Но – увы! – всему приходит конец. И хорошему тоже. Пришёл тот момент, ради которого и был направлен в Россию офицер французских колониальных войск в Америке.

   – В инструкции, составленной вечнодостойныя памяти Ея Императорским Величеством Анной Иоанновной, – начал Делакроер, когда Беринг предложил ему высказаться, – сказано, чтоб в вояж идти по моему предложению и мнению...

И он повернулся к Берингу, призывая его подтвердить это. Беринг кивнул.

   – Так вот! – сказал Делакроер. – Наступил момент, когда я могу изложить суть поставленной перед вами задачи. Мой брат, академик, господин Жозеф Делиль, составил сию карту, содержащую самые секретнейшие сведения в поучение и руководство вам!

После этих слов он не спеша развернул лежащую перед ним карту. Посреди океана была нарисована не ведомая никому из офицеров огромная земля – целый континент.

   – Это и есть та Большая Земля, которая была устроена португальским мореплавателем Дон-Жуаном де Гама! – наслаждаясь общей растерянностью, сказал Делакроер. – Де Гама открыл её но пути из Китая в Мексику. Для пользы Его Императорского Величества Иоанна Антоновича вам надлежит плыть к сей земле и, сыскав её, произвести необходимые исследования.

Ничего не понимая, Чириков взглянул на Беринга. Снова бросилось в глаза, как сильно сдал командор. Он, кажется, и не слушал «профессора», дремал с полуприкрытыми глазами.

   – Господа! – Чириков встал. – Капитан Шпанберг, совершая в прошлом лете вояж в поисках Ягана, проплыл на своих кораблях прямо по этой земле... Всей Сибири ведомо, что нашей экспедиции сухопутные плавания, не в пример морским, в обычай, но едва ли Шпанберг сумел бы не заметить земли, по которой он плыл!

Офицеры заулыбались.

   – По инструкции, данной Правительствующим Сенатом и прошедшей высочайшую апробацию, – едва не срываясь на крик, торопливо произнёс Делакроер, – надлежит вам в вояж идти по моему предложению, а следовательно, и руководствоваться сей картой, над которой. – Делакроер поднял вверх палец, – трудились лучшие умы Европы во главе с моим братом!

   – Инструкция дана в тысяча семьсот тридцать третьем году! – сказал Чириков. – А Шпанберг в прошлом лете по вашей дегамовской земле проплыл!

И он оглянулся на сидящих в стороне лейтенантов, призывая их поддержать его.

   – Шпанберг и ошибиться мог... – уклончиво проговорил лейтенант Плаутин. – Кто его, Шпанберга, знает, где он плавал два лета...

Шпанберга не любили все и сейчас дружно закивали, соглашаясь со словами Плаутина.

   – Именно так! – торжествующе проговорил Делакроер. – Шпанберг ещё ответит за свой бессовестный обман, когда вы откроете Большую Землю.

Все ждали, что скажет Беринг.

Беринг молчал.

С гой ночи, когда приснилась карта, на которую вместо пеленгов наносил Беринг даты своей судьбы, так и не мог очнуться командор. Он бодрствовал, отдавал приказы и распоряжения, но при этом отчётливо слышал скрежет льдов, треск корабельных обшивок, крики людей, испуганное ржание срывающихся в пропасть якутских лошадей. И сквозь сумятицу звуков с трудом различал сейчас Беринг голоса офицеров, дружно ругавших Шпанберга.

Но вот офицеры смолкли, и шум в голове сделался совсем нестерпимым. А офицеры молчали, ожидая его слова. И что Беринг мог сказать им? То, что он, человек, облечённый здесь высшей властью, бессилен перед утверждённой Сенатом инструкцией? Что он, знающий, кто таков Делакроер, вынужден принять его совет?

Нет... Не было таких слов, которыми можно было высказать и объяснить это. Не было ни в датском, ни в русском языке.

   – Предлагаю, – медленно проговорил Беринг, – одобрить предложенный консультантом экспедиции господином Делакроером курс на юго-восток-восток в поисках земли Де Гама...

Он встретился взглядом с торжествующими глазами «профессора» и добавил:

   – Профессор Делакроер должен плыть с нами, чтобы на месте уточнить местоположение земли, указанной на его карте.

Погасло торжество в глазах Делакроера. Растерянными стали глаза «профессора». Он собирался отправить экспедицию Беринга на поиски несуществующей земли, но плыть самому, почти на верную гибель, не входило в его планы.

И он уже хотел было сказать, что астрономические наблюдения, которые он проводит сейчас, требуют его присутствия на Камчатке, но, взглянув снова на Беринга, Делакроер понял, что этого ответа и ждёт от него капитан-командор, чтобы иметь формальный повод усомниться в достоверности карты, и промолчал. В молодости не раз приходилось офицеру Делакроеру, выполняя щекотливые поручения, попадать в трудные обстоятельства, и до сих пор всё обходилось. Может, пронесёт и на этот раз?

Разочарованно вздохнул Беринг.

   – Так и решим... – сказал он. – Коли земли Де Гама в указанном месте обнаружить нам не удастся, изменим курс и поплывём на северо-восток, туда, где чаема быть американская земля.

Это решение и было принято.

Чириков сидел, опустив голову и стиснув зубы. Он мог бы сказать сейчас, что, теряя драгоценное время на поиски земли Де Гама, они сильно рискуют, но зачем говорить то, что знает каждый?

Решение консилиума было заверено подписями всех участников...

«Подлинная подписана руками тако: Беринг, капитан Алексей Чириков, лейтенант Иван Чихачёв, лейтенант Ваксель, лейтенант Плаутин, Людвиг Делиль де ла Кроер, флота мастер Софрон Хитрово, за флотского мастера Авраам Дементьев, штюрман Андрис Эзельберг, штюрман Иван Елагин».

И никто из подходивших к столу, чтобы поставить свою подпись, офицеров не догадывался, что многие из них подписывают сейчас смертный приговор себе...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

омощию Божию начинаю сей диурнал на пакетботе «Св. Петре» под командою г-на капитана-командора Беринга, при гавани Петропавловской. Начинается 1741 году майя 24 дня, а сщисление начинается от Вауа[8]8
  Мыс у входа в Авачинскую бухту.


[Закрыть], которое лежит к югу, полагаю в ширине 52° 52'», – записал в корабельном журнале Софрон Хитрово.

«22 майя 1741 года в гавани Св. апостол Петра и Павла. Пакетбот Святого Апостола Павла вооружён и к походу в кампанию ныне обстоит во всякой готовности, в которой погружено: балласт Шестьсот пуд, воды сто бочек, дров шестнадцать сажен, провианта всякого на полшеста месяца[9]9
  Пять с половиной месяцев.


[Закрыть]. Всего грузу во оной положено с артиллерными и шхинорскими припасами пять тысяч девятьсот пуд...

Сего числа рапортовано от меня господину капитану-командору Берингу, что пакетбот«Св. Павел» к походу в готовности», – записал двумя днями раньше в судовом журнале на своём корабле Алексей Ильич Чириков.

1

Наконец-то сборы были завершены. 29 мая 1741 года «Святой Павел», подняв паруса, вышел из гавани и встал на рейде бухты на якорь.

Беринг на своём пакетботе «Святой Пётр» парусов поднимать не решился и долго выбирался из гавани, подтягиваясь на верповочном якоре.

На «Святом Петре» находились:

капитан-командор Витус Ионассен Беринг,

лейтенант Свен Ваксель,

флота мастер Софрон Фёдорович Хитров,

штурман Андреас Эзельберг,

подштурман Харлампий Юшин,

подлекарь Матиас Бетге,

подконстапель Беренг Роселиус,

гардемарин Иоган Синт,

боцман Нильс Янсен,

подшкипер Никита Хотяинцов,

комиссар Иван Лагунов,

трубач,

топограф Фридрих Пленисиер.

Ещё – матросы, солдаты, пять сыновей камчатских казаков в качестве учеников матросов, переводчик и люди, которые считались знающими все места вдоль побережья Камчатки. Всего, включая сына лейтенанта Свена Вакселя, —76 человек.

В общий список безымянных членов команды Георг Вильгельм Стеллер включил и себя, и вестового Беринга матроса Овцына.

На другом пакетботе «Св. Павел», но сведениям Стеллера, находились:

капитан Алексей Чириков,

лейтенант Чихачёв,

лейтенант Плаутин,

профессор астрономии Делиль де ла Кроер,

флота мастер Дементьев,

штурман Елагин,

один гардемарин,

комиссар, подлекарь Лау,

и всего, с матросами, солдатами и сыновьями камчатских казаков, – 76 человек...

Георг Стеллер аккуратно записал в путевой дневник списки команд. Зачем ему это, он и сам не знал. На борту «Святого Петра» он находился в качестве представителя Академии паук, ему предстояло изучать земли, которые откроют моряки. Но пока изучать было нечего, и, чтобы не терять времени, Стеллер решил изучать команду. И – вот оно, торжество методологии! – уже сразу удалось обнаружить Стеллеру принципиальное отличие между экипажами двух кораблей. Команда на «Святом Павле» была преимущественно русская, а на «Святом Петре» – разнонациональная по своему составу.

Плохо это или хорошо, Стеллер не думал. Его не интересовали оценки. Он был учёным, а учёный должен исследовать объект независимо от того, каков он. Стеллер ехал в экспедицию делать открытия, а не пьянствовать, подобно профессору астрономии Делакроеру, потребовавшему от Чирикова погрузить на пакетбот – для научных целей! – несколько бочонков с камчатской водкой. Проведение исследований было стилем жизни Стеллера, без исследований он не мог жить, и сейчас изучал команду «Святого Петра», как изучал бы повое растение или букашку, если бы они попались ему.

Стеллер сразу увлёкся исследованием. Открытия сыпались одно за другим. Во-первых, Стеллер обнаружил, что на корабле установился весьма странный порядок. Беринг почти всё время проводил в каюте, а офицеры докладывали ему не более того, что считали необходимым.

Они не доложили, например, что Стеллер обнаружил в воде множество различных морских растений, таких, как Quercus marina glandifera Bauhini, плавающих возле судна, а также заметил крачек и уток-каменушек. А ведь это свидетельствовало о близости земли...

Похоже было, что офицеры потому и не докладывают о наблюдениях Стеллера, что сами не могут постихнуть их значения. Когда Стеллер, со свойственной ему вежливостью, обратил их внимание на это обстоятельство, офицеры обиделись. Возникло впечатление, что офицеры полагают, будто правила навигации заключают в себе не только все пауки, но также и природный ум человека, и здравый смысл. Увы. Многочисленные факты свидетельствовали, что Стеллер не ошибся в своём предположении.

Как и подобает настоящему исследователю, Георг Вильгельм Стеллер сохранил невозмутимость и продолжил начатое исследование, хотя предварительные результаты и позволяли сделать неутешительные выводы. Увы… Офицеры «Святого Петра» не имели никакого представления о подлинных задачах экспедиции – открытии новых земель. Эти тупицы почитали делом чести идти и идти вперёд, чтобы потом трубить о том, как далеко они были и как много – без всякой нужды! – выстрадали.

Стеллер неоднократно проверял этот вывод. Иногда он выходил на палубу и, остановившись возле вахтенного офицера, долго смотрел куда-нибудь вбок, а потом неожиданно произносил: «Земля! Я вижу землю, господин офицер!»

Вахтенный офицер долго вглядывался в указанное Стеллером место, иногда брал подзорную трубу и внимательно осматривал пустой океан, а потом объявлял, что Стеллеру просто почудилась земля.

И тут не важно, что земли в указанном Стеллером направлении действительно не было. Стеллер это знал и сам. Он просто проверял, как поступит офицер. И не ошибался в своих предположениях. Вместо того, чтобы, изменив курс, подойти ближе и уже там убедиться в ложности или истинности полученной информации, офицер ограничивался лишь поверхностным визуальным наблюдением и принимал вывод об отсутствии земли, не собрав даже консилиума.

Это было возмутительно! Спрашивается, какую землю могли они найти, если информация обрабатывается таким недобросовестным образом? А если бы он, Георг Вильгельм Стеллер, действительно видел землю? Что тогда, спрашивается? Ведь проплыли бы и мимо неё!

Движимый естественными опасениями за судьбу экспедиции, Стеллер решил на всякий случай проверить познания офицеров в той самой навигации, в которой они считали себя такими знатоками. И хотя от публичного экзамена офицеры уклонились, Стеллер нашёл способ сделать это.

Как бы невзначай он подошёл с картой к лейтенанту Свену Вакселю и попросил его указать местоположение судна.

Свен Ваксель – о, ужас! – ткнул пальцем, указывая место в... Атлантическом океане! Стеллер никогда не преувеличивал умственных возможностей первого помощника капитан-командора, но то, что Ваксель, оказывается, не знает даже, в каком океане они плывут, ошеломило его! Стеллер хотел немедленно доложить об этом Берингу, но капитан-командор, заранее настроенный против Стеллера лейтенантом Вакселем, не пожелал принять его. Под большим секретом Стеллер поделился своими сомнениями в профессиональной пригодности лейтенанта с командою, и что же? Вместо того, чтобы заняться пополнением своих знаний, Ваксель начал кричать на академика, грозя вышвырнуть его за борт, если тот не прекратит разлагать команду! Как будто этими криками Ваксель мог запугать бесстрашного исследователя! Как будто этот тлев способен был компенсировать ему недостающие знания?!

Напугал Стеллера не гнев лейтенанта Вакселя. Страшно стало учёному, когда он обнаружил, что знание навигации и другими офицерами тоже весьма нетвёрдо и неполно. Эзельберг, к примеру, не смог указать, где находятся Мальдивские острова, и весьма существенно ошибся в координатах Кантона... И опять-таки указание на ошибки не вызвало в Эзельберге, как и в лейтенанте Вакселе, ничего, кроме вспышки ярости. Эта реакция офицеров на справедливую критику огорчила Стеллера. Любой человек на его месте мог предположить, что при таком знании навигации офицеры не только не приведут корабль к искомой неведомой земле, но и назад-то едва ли сумеют воротиться. Слава Богу, что и Ваксель, и Эзельберг, видимо, и сами сомневались в своих навигационных способностях и вели корабль следом за «Святым Павлом». Капитана Чирикова Стеллер в навигации не экзаменовал, но всё равно надеялся, что он более образован и опытен. Не могут же все офицеры на русском флоте быть такими, как Свен Ваксель или Андреас Эзельберг. В конце концов, это противоречило бы самой логике...

– Так что не бойтесь! – утешал он матросов. – Главное, чтобы «Святого Павла» не потерять... Глядишь, если будем следовать курсом за ним, и воротимся назад...

Но и с матросами не получалось разговора. Матросы явно опасались взысканий со стороны офицеров и только угрюмо переминались с ноги на ногу, когда Стеллер останавливал их. Стеллеру было жалко их...