Текст книги "Ревизия командора Беринга"

Автор книги: Николай Коняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

5

Трудны и опасны морские плавания. Выходит подгоняемый попутным ветерком корабль в открытое море, и кто знает, что ждёт отважных мореплавателей. Спокойным будет плавание, или свирепые ураганы порвут спасти, обломают мачты, проломят борта... Но какие бы опасности ни таил океан, опытный капитан заблаговременно успевает разглядеть их. В маленьком облачке, вставшем над чистым горизонтом, различает он приближение бури. Надёжный компас помогает отыскать путь в бескрайней водяной пустыне...

Другое дело – бумажные моря. Тут уже иной требуется опыт. И ни знания, ни отвага не помогают избежать приближающейся катастрофы. Невидимо подкрадывается опасность...

Давно уже не только в Кабинете Ея Императорского Величества, Сенате и Адмиралтейств-коллегии толковали об экспедиции, но и при иностранных представительствах, при всех дворах дружественных и недружественных Российской Империи стран...

У академика Жозефа Николя Делиля, сделавшегося придворным астрономом Ея Императорского Величества Анны Иоанновны, в эти дни радость случилась – сводный брат, Луи Делиль Делакроер, приехал в Москву навестить его.

Сводного брата Жозеф знал плохо. В детстве Луи готовили к духовному званию, и он редко бывал в семье. Однако сутану, вопреки воле родителей, Луи так и не надел. Неожиданно для всех вступил на военную службу и семнадцать лет провёл во французских колониальных войсках в Америке. А потом – ставший придворным астрономом Жозеф глазам не поверил! – объявился в России.

Приехал он тогда, назвавшись профессором астрономии.

   – Это где же ты астрономию изучил? – услышав об этом, захохотал Жозеф. – Через ствол мушкета, что ли, звёзды наблюдал?

   – Любезный братец! – отвечал Луи. – Если мы 6удем вспоминать университеты, в которых наукам обучались, не только со мною конфуз случиться может... Однако ведь я не удивляюсь, что ты академик уже... Отчего бы мне профессором не быть? В России, говорят, и небываемое бывает...

Не стал спорить Жозеф. Верно Луи сказал – бессмысленно выяснять, кто какой университет заканчивал, если и самому Жозефу недолго довелось в университете учиться. Тем более что, как выяснилось, не по своей воле приехал Луи в Россию, а послан был, как и сам Жозеф. Придворный астроном рекомендовал тогда сводного брата Академии паук как знатока астрономии, и Луи сразу был зачислен в штат и послан определять точные географические координаты Архангельска и Колы. Из этой экспедиции брат вернулся ещё в 1730 году, но результатов своих определений в Академию так и не представил, опасаясь разоблачения.

И вот теперь он пришёл к Жозефу и объявил, что ему необходимо устроиться в экспедицию капитан-командора Беринга.

   – Не пойму я, господин профессор, какая надобность тебя к экспедиции прикомандировывать... – досадливо сказал Жозеф. – Все секретные карты, что в Адмиралтейств-коллегии сохраняются, скопированы мною и представлены в Париж. Даст Бог, и новые скопировать удастся.

   – Не в том дело, братец... – вздохнул Луи. – Тобою в Париже довольны. Но сейчас другое надобно – помешать, чтобы русские к Америке плыли.

   – И как ты намереваешься осуществить это, профессор? Неужели ты полагаешь, что здешние морские офицеры хуже тебя в астрономии разбираются? Да тебя и слушать никто не будет, если ты попробуешь курс кораблей изменить!

   – Мы до того, как корабли поплывут, курс изменим, – не обращая внимания на насмешку, ответил Луи. – Задача у нас простая. Надо, чтобы русские не плавали в Америку, пока мы не укрепимся там на восточном берегу. И осуществить эту задачу можно. План такой...

И он развернул привезённую с собою карту.

   – Что это?! – указывая на изображённую посреди Тихого океана землю, спросил Жозеф.

   – Это земля Де Гамы, – ответил Луи.

   – Там нет никакого материка...

   – Если бы он был там, нам и не нужно было бы направлять туда русских, – улыбнулся Луи. – В этом и заключается план. Надобно, чтобы они искали то, чего нет.

Теперь Жозеф Делиль понял, что от него требуется, и покачал головой.

   – Это бессмысленно, – проговорил он. – Русские уже нашли Америку. Минувшим летом штурман Иван Фёдоров и подштурман Михаил Гвоздев на «Восточном Гаврииле» дошли до её берегов. Вот... – Жозеф порылся в бумагах на столе. – Я снял копию с их донесения. «Августа-де 21 дня 1732 года пополудни в третьем часу стал быть ветр пособный, и пошли к Большой Земле и пришли ко оной земли и стали на якорь от земли вёрстах в четырёх...»

   – Проклятие! – воскликнул Луи. – Как это удалось им? Ведь Беринг уже давно прервал свою экспедицию!

   – Это другая экспедиция... Странно, но о ней никто ничего не знает... Я случайно увидел донесение... Как я понял, Гвоздев плавал на корабле, который построил Беринг, уже после того, как экспедиция была завершена. Но по чьему приказу он сделал это – неизвестно.

   – Странная страна... – покачал головой Луи. – Если так, то тем более нельзя допустить Беринга до Америки. Пусть он ищет землю Де Гамы.

   – Я не могу настаивать на достоверности твоей карты... – сказал Жозеф. – В конце концов, у меня сложилась здесь репутация серьёзного учёного. Я буду, как и прежде, добывать интересующие Париж материалы, но заставлять меня рисковать репутацией? Это неразумно...

   – Прежнего уже недостаточно, – жёстко сказал Луи, вставая. – Сейчас, когда под угрозу поставлены наши завоевания в Америке, требуется большее. А репутация? Что ж... Отправившись в экспедицию, я ведь тоже рискую репутацией профессора астрономии. Не так ли, братец?

Беринг ничего не знал об этом разговоре, но несколько дней спустя его уведомили о зачислении в экспедицию профессора Луи Делакроера. Назначался он консультантом Беринга по... географии, и Берингу велено было слушать его мнение!

Тяжело вздохнул капитан-командор, услыхав эту новость. Получалось, что не преувеличивал барон Зварт, рассказывая о шпионских кознях. Заскребли на душе кошки. Куда с такими консультантами уплывёт он?

А подштурману Михаилу Гвоздеву, томившемуся в Тобольске в ожидании ответа на донесение в Адмиралтейств-коллегию, разговор братьев Делилей аукнулся печально. Ночью разбудили его и повели в острог. Никто ни о чём не спрашивал Гвоздева, никто ни в чём не обвинял. По секретному предписанию из Петербурга приказано было держать Гвоздева в крепости, покуда не поступит дополнительного указания.

Почти десять годов просидел в тюрьме подштурман Гвоздев, первым из россиян доплывший до Америки. Только в 1743 году и поведает он о своих открытиях.

Плавая, не раз попадал Гвоздев в жестокие шторма. Коварные ветры дуют в северном углу океана... Но бури канцелярского моря ещё коварнее и опасней...

6

Алексей Ильич Чириков узнал о готовящейся экспедиции в феврале 1733 года, когда его срочно вызвали из Казани, где он отбирал лес для корабельного строительства. Чирикову объявили, что он назначается главным помощником капитан-командора Беринга.

Новое назначение застало Алексея Ильича врасплох. Он только что женился... Не слишком радовала Алексея Ильича и перспектива работы со старыми знакомыми. Трусливая осторожность Беринга и наглая самоуверенность Шпанберга вспоминались ему сейчас, как кошмарный сон. Чириков давно уже старался позабыть о коллегах.

Но приказ есть приказ. Приказы не обсуждают. Для Чирикова, двенадцатилетним мальчишкой поступившего в навигационную школу, повиноваться приказу было столь же естественно, как монаху пребывать в молитвенном бдении.

Короткое мгновение длилось его замешательство. Не замеченное никем, пролетело оно, и Чириков углубился в изучение вручённой инструкции.

На сей раз инструкция была составлена подробно и очень определённо. Задачи – даже дух захватывало! – ставились значительно обширнее прежних.

И вот оказалось, что хотя и старался все эти годы Чириков не вспоминать о Беринге, но о просчётах той первой экспедиции и думал, и размышлял он, и сейчас сразу же разглядел слабые стороны в инструкциях и, дождавшись, пока предложат ему высказать своё мнение, указал на них.

...Корабли надобно строить не на Камчатке, а в Охотске. Это сэкономит по меньшей мере год.

...Невозможно исследовать за одно лето берега Америки от Мексики до шестьдесят седьмого градуса. Надобно сузить границы пятидесятым и шестьдесят пятым градусами. Южнее не имеет смысла проводить исследования, поскольку европейские державы уже прочно обосновались там. Уведомлять их нет нужды. Сами уведомятся, когда дело будет совершено. Самую же северную часть американского побережья можно поручить исследовать отряду, который пойдёт из устья Лены, огибая Чукотский нос.

Этому отряду надобно плыть не на дубель-шлюпке, а на палубном боте...

...За одно лето северному отряду не управиться. Придётся зимовать... И скорее всего – в устье Колымы. Здесь заблаговременно надобно сделать магазин, завезти сюда продукты и снаряжение.

Столь же дельные и предельно конкретные замечания высказал Чириков об организации доставки грузов из Якутска в Охотск через Юдомский перевал.

Магическая сила исходила от слов Алексея Ильича. Расплывчатые, туманные прожекты наполнялись, когда говорил он, реальной конкретикой, обретали ясно различимые очертания.

Каким бы заманчивым ни представлялся прожект, он способен только на короткое мгновение увлечь человека. Когда же доходит дело до деталей – опускаются руки. Слишком зыбко, слишком туманно все... Можно перегнать на Камчатку стадо коров, можно устроить заводы... Но чем завершатся эти дела, кроме гигантских затрат, неведомо. И нет никакой уверенности, будет ли польза от этого...

А Чириков предлагал то, что сделать было хотя и труднее, чем это рисовалось в прожекте Беринга, но возможно. И главное, за каждым предложением виделся конечный результат. Предложения Чирикова были необходимы, дабы не исчезла без следа и без всякой пользы для Ея Императорского Величества снаряжаемая в Сибирь армия исследователей.

И вот – и небываемое бывает. Хотя и подписаны были «Высочайше утверждённые правила, данные капитан-командору Берингу», задачи экспедиции конкретизировались сейчас в соответствии с предложениями Чирикова.

У обер-секретаря Сената Ивана Кирилловича Кириллова возникло в эти дни ощущение, будто он совершает трагическую ошибку, поддерживая Беринга. Нет, саму экспедицию по-прежнему он считает необходимой, но, конечно, во главе её лучше было бы поставить не Беринга... Небось от Чирикова больше толку было бы... Но изменить ничего нельзя уже. Оставалось только надеяться, что к мнению Чирикова Беринг станет прислушиваться внимательней, чем в предыдущей экспедиции.

Свои соображения Иван Кириллович довёл до членов Кабинета Ея Императорского Величества.

Адмиралтейств-коллегия быстро откликнулась.

«31 января 1733 года. Адмиралтейств-коллегия приказали: от флота капитану Чирикову послать указ, велеть ему но прежнему указу в Санкт-Петербург не ехать, а быть в Москве и ожидать капитан-командора Беринга и когда он туда приедет, тогда и явиться ему к Берингу, с которым имеет быть от коллегии прислана ему Чирикову подлежащей означенной ему экспедиции инструкция».

Вопрос о повышении роли Чирикова в руководстве экспедицией был снят. Однако Адмиралтейств-коллегия тут же и подсластила горькую пилюлю...

«12 февраля 1733 года. Адмиралтейств-коллегия, слушав назначенного в камчатскую экспедицию капитана Чирикова доношение, имели рассуждение: понеже в бывшую сибирскую экспедицию под командою капитан-командора Беринга посылаем был он Чириков, о котором как через рекомендацию помянутого Беринга, так же и сама коллегия известна, что он, будучи во оной экспедиции також и в других где он употреблён был командах, в службе Ея Императорского Величества, показывал себя тщательным и исправным, как надлежит искусному морскому офицеру, и по возвращении из оной хотя он с прочими бывшими из той экспедиции обер-офицерами за трудность его без вознаграждения не оставлен и пожалован капитан-лейтенантом... чего ради Адмиралтейств-коллегия приказали: его Чирикова в старшинстве считать по-прежнему о произвождении его октября с 16 числа 732 года, и для того которые после сего числа произведены из капитан-лейтенантов в капитаны, пред теми дать старшинство».

Ну что ж? Добро, хоть так... Всё-таки не пропали труды Ивана Кирилловича, не бесцельными оказались хлопоты... Далее о Чирикове хлопотать бесполезно, да и других забот, кроме Чирикова, хватало у Кириллова. Едва успел Иван Кириллович проект Делили об учреждении географического бюро отбить – все секретные карты должны были поступать в это бюро, – как другой проект возник. Адмиралы Головин и Сандерс предложили не через Сибирь везти грузы Камчатской экспедиции, а на двух фрегатах мимо Африки через Индийский океан. Или через Атлантику вокруг Америки...

Далеко ли доставят грузы – адмиралы не сообщали, но уверяли, что для молодых офицеров такое плавание станет отличной школой. Что ж... Вполне возможно... Только Иван Кириллович одного уразуметь не мог, а зачем надобно грузы для строительства кораблей вокруг Америки везти и потом, построив корабли, плыть в Америку. Может, сразу и провести все необходимые исследования там? Чего-то тут не додумали адмиралы...

Много Иван Кириллович занимался экспедицией Беринга, ещё больше размышлял, как её можно бы устроить было, если бы не мешал ему сам Беринг. И как-то незаметно придумалась Ивану Кирилловичу другая экспедиция – в киргизские степи. Но её Кириллов и Чирикову не доверил бы. Сам встал во главе, распрощавшись с чиновничьей должностью...

Тщательно подбирал Кириллов свою команду. С людьми беседовал. А народу обращалось немало. Приходил, между прочим, и ученик Заиконоспасского училища Михайло Ломоносов, просился священником в экспедицию... Ломоносов Кириллову приглянулся. Написал Иван Кириллович в Синод, что тем школьником, по произведении его в священство, будет он, Кириллов, доволен...

И вот тут-то едва и не закатилась звезда Михаила Васильевича. При рассмотрении просьбы господина обер-секретаря Сената выяснилось, что упомянутый Михайло Ломоносов никакого отношения ни к дворянству, ни к духовенству не имеет, происходит из крестьянской семьи, а следовательно, и в ученики-то попал обманом, скрыв своё подлое сословие. В рукоположении Михаилы Ломоносова в священники по этой причине Кириллову отказали, но – в рубашке родился сын поморского крестьянина! – из школы не выгнали. Рассудили, что коли уж проник обманом в школу Ломоносов, коли уж потрачены деньги на обучение его, пускай и дальше учится...

Кириллов же экспедицию свою организовал. Ушёл подальше от опостылевших столиц в киргиз-кайсацкие степи. Там город выстроил – Оренбург. В Оренбурге и умер он...

7

А Алексей Ильич Чириков к решению Адмиралтейств-коллегии спокойно отнёсся. Приказ – это приказ. Приказы не обсуждают, а исполняют. И он, Чириков, исполнит приказ Адмиралтейств-коллегии, как понимает его.

Об этом рассказал Алексей Ильич, встретившись со своим товарищем по Академии – Харитоном Лаптевым.

Харитон Прокопьевич на три года старше Чирикова был. Ростом – выше на голову. В плечах – шире едва не вдвое. А вот в чинах – нет. В чипах Харитон сильно отстал, до сих пор ходил в мичманах.

   – Какие производства в чины у нас... – махнул он рукой. – Всего двенадцать кораблей и выходят в море. Время такое...

Лаптев говорил гак, отвечая на вопрос, который прочёл в глазах Чирикова. Самого, похоже, нисколько не огорчало, что засиделся в мичманах. Весёлым и беззаботным, как и во времена юности, остался Харитон Прокопьевич.

Чириков вздохнул. Не хуже Лаптева знал он о догнивающем в гаванях флоте. Только что же время? Другого всё равно нет... В этом времени служить надобно.

   – Это верно, Алексей Ильич! – беззаботно согласился Лаптев, но дрогнул его голос. Пытаясь скрыть прорвавшееся волнение, опустил он голову, побарабанил пальцами по столу. – А помнишь? – сказал он. – Какие раньше празднества были, когда спускали корабли на воду?

Улыбнулся Чириков – такое не забывается. Только закроешь глаза и сразу видишь себя, застывшего в строю учеников Морской академии. Гремят фанфары. Сияет солнце. Вот громыхнула пушка – это показался император, окружённый свитой. Всё ближе они. Впереди, в голубом кафтане с золотым шитьём, сам государь. Весело сияют его грозные очи. И снова палят пушки. Под бой барабанов и звон литавр сползает со стапелей новый фрегат...

Сколько таких дней было? Не упомнить... Солнечный свет этих дней различал Алексей Ильич и сквозь тьму полярных ночей, и сквозь липкие, затянувшие морскую даль туманы.

Празднично-ярким был свет тех дней молодой России. Резало этим – совсем из другой жизни! – светом и глаза Лаптева. Загородившись ладонью, сморгнул навернувшуюся слезу. Задышал шумно.

   – Чего, мичман, в Сибирскую экспедицию не просился? – сжимая кулаки, чтобы пересилить поднимающееся отчаяние, спросил Чириков. Уже не как однокурсник, а как старший по званию спросил.

   – А пошто проситься? – со злостью ответил Лаптев. – Немцев, и тех, говорят, не всех брали...

   – Дмитрия-то зачислили...

   – Дмитрия зачислили... – эхом откликнулся Лаптев. – Чего переживать теперь? И небываемое бывает... Я на «Митау» служу. Слава Богу, команда хорошая. В море, не в пример другим кораблям, выходим. А тебе, господин капитан, я успеха желаю!

   – И тебе, Харитон Прокопьевич! – обнял его Чириков. – И удачи!

Удача любому нужна, хоть капитан ты, хоть мичман. И кого выберет ветреная капризница – никому не ведомо. Харитону Лаптеву удача пока не благоволила...

Меньше года оставалось ему плавать на «Митау». Окружённый французским флотом, так внезапно превратившимся во врага, его фрегат будет захвачен на Гданьском рейде. Ни матросы, ни офицеры «Митау» так и не поняли, что же произошло. Слишком стремительным и нелепым было пленение.

Только после завершения войны пленных обменяли, но в России офицеров, и в их числе Харитона Лаптева, ждала ещё более страшная участь. Согласно Петровскому Морскому уставу, всех приговорили к казни...

8

О капризной, насмешливой фортуне думал и Беринг. Сколько бессонных ночей провёл, мучаясь сомнениями: не слишком ли тяжёлую ношу взваливает на плечи, по силам ли ему этот титанический труд? Уже на шестой ведь десяток перевалило... В его ли возрасте пускаться в столь дальний путь?

Но так уж – сколько раз Беринг убеждался в этом! – устроена была Россия, что как-то само собою улаживалось все. Искренне порадовался Беринг предложенным Чириковым поправкам... Только досадно было, что сам не додумался. Особенно насчёт магазинов понравилось. Нужно их не только в устье Колымы сделать, но и в других местах. И, конечно же, заранее послать людей всё подготовить, чтобы лишнее время не задерживалась экспедиция.

Молодец Алексей Ильич! Других помощников надобно подобрать таких же.

В дорожной шкатулке Беринга уже лежали пакеты, на которых было написано: «Афицеру, кто пошлётца от Якуцка до Енисейского устья», «Афицеру, кто пошлётца от Якуцка на Восток»... Беринг перебирал пакеты, обдумывая, какой и кому вручить. Это было его право, и тут нельзя ошибиться... Северные отряды начнут работать, когда основная экспедиция ещё будет пробираться к Охотску, и результаты работы северян определят поначалу оценку всей экспедиции.

Может, и хорошо, что так далека Сибирь. Есть ещё время в деле посмотреть на молодых лейтенантов, пока будут добираться до места. Первым, как прикидывал Беринг, надобно будет идти из Тобольска на дубель-шлюпке к устью Оби Дмитрию Овцыну... Офицерам, назначаемым в экспедицию, сразу присваивалось очередное звание. Для «куража», как писалось в представлениях Адмиралтейств-коллегии. Это сделанное авансом производство Овцын отрабатывал сполна. Не надобно было и понукать – так старался.

Всю Казань, куда его Беринг послал вышибать из тамошнего Адмиралтейства материалы, на ноги Овцын поднял.

   – От Волынского едва очухались, так теперь экспедиция донимает! – горевали казанцы.

   – Чего? Лютует шибко?

   – Хуже... Работу требует!

Кто знает, может, и устроится все. Когда Беринг думал так, когда стихали на время тревоги, он даже и во вкус входил своей новой должности – командира никогда прежде не бывалой экспедиции...

Долго не привыкнуть было, что ты теперь не просто капитан, не просто капитан-командор, а что-то вроде командующего армией или губернатора. Однажды приехала сестра и сказала, что Томас захворал и попросил Беринга об услуге. Надобно донести в коллегию, что он за болезнью своей не токмо в Нарву для подряда плиты ехать, но и писать не может...

   – А чего он меня просит? – удивился Беринг. – Мог бы подручного офицера снарядить.

   – Витус! – всплеснула руками госпожа Сандерс. – Томас просит тебя, как моего брата. У Томаса есть враги в коллегии! Туда надо обязательно пойти тебе, и тогда никто ничего не посмеет сказать против Томаса.

Удивлённо посмотрел на неё Беринг. Хотел сказать, что сам боится лишний раз заглянуть в Адмиралтейств-коллегию. Каких врагов Томаса Сандерса испугает его появление?

Но такое неподдельное восхищение светилось в глазах сестры, что не смог Беринг ничего сказать. Кивнул, соглашаясь исполнить просьбу Сандерса. В конце концов, тот знает, о чём просит.

Вот так и появился первый раз Беринг – без вызова! – в заседании Адмиралтейств-коллегии. Доложил о болезни Томаса Сандерса и, удивившись, что и в самом деле его выслушали весьма почтительно, хотел было уйти, но его попросили остаться в заседании. Беринг остался. Сидел теперь вместе с другими адмиралами и рассуждал, как лучше то или иное дело управить. И так это занятие Берингу понравилось, что редко теперь он пропускал день, чтобы не прийти в Адмиралтейств-коллегию.

Даже барон Зварт, который вместе с двором Анны Иоанновны в Санкт-Петербург перебрался, уже не смущал его. Встречи были, конечно. Но спокойно слушал барона Беринг. Да-да... Вероятно, если представится возможность, Беринг познакомит господина барона с картами. Возможно... Хотя меры для сохранения секретности приняты серьёзные. Сенатом указано, чтобы никто из отправляющихся в сию экспедицию ничего из учинённых изобретений ни приватно, ни публично, ни письменно, ни словесно чужестранцам не объявлял, пока оные изобретения здесь печатью не будут опубликованы...

Рассмеялся на это барон.

Так рассмеялся, что слёзы на глазах выступили.

   – Да у вас, господин шаут-бенахт, в экспедиции шпион на шпионе сидит. Один братец господина Делиля чего стоит! Знаете, где этот профессор астрономии ранее проживал? В Америке, во французских войсках службу проходил. Как раз там, куда вы экспедицию поведёте...

Омрачилось лицо Беринга.

Совсем не нравился ему господин Делакроер, назначенный в экспедицию консультантом но географии... Что же делать?

   – Может быть, надобно русскому правительству сообщить, коли такие сведения имеются? – спросил Беринг.

Ещё смешнее барону Зварту стало.

   – Кому вы, господин шаут-бенахт, сообщать будете? – отсмеявшись, сказал он. – Сообщите, если собираетесь сами под обвинение в измене попасть...

Не собирался Беринг попадать под обвинение в измене. Но ведь ежели столько в его команде шпионов, то ему и отвечать придётся. Часто-часто заморгал Беринг белесоватыми ресничками, а обрюзгшее лицо его сделалось обиженным, как у ребёнка.

   – Что же предпринять посоветуете, господин барон? – спросил он.

   – Ничего не надо предпринимать, господин Беринг! – ответил голландский посланник. – И пусть между нами всё останется так, как было. Разве я мало заплатил вам за карты? Кроме того, мы и дальше помогать будем вам...

Растревожил этот разговор Беринга. Снова не спал он ночью, ворочался в постели, тревожа сон Анны Матвеевны. К утру решение пришло само собою. Решил Беринг лейтенанта Чаплина в новую экспедицию не брать. Столько карт Чаплин для барона Зварта вычертил. Мало ли что... Может и заподозрить чего-нибудь лейтенант...

Решение мудрое было. Сразу и успокоился Беринг. Утром, как обычно, в Адмиралтейств-коллегию отправился. Тем более, что сегодня там рассуждали, как бы его, Беринга, в шаут-бенахты с жалованьем произвесть...

Очень хорошо и правильно рассуждали, и, может, вняла бы этим рассуждениям императрица, да тут уже пришло время выступать экспедиции.