Текст книги "Письма. Том I (1896-1932)"

Автор книги: Николай Рерих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

В 1921 году в Берлине вышла книга его поэтических произведений «Цветы Мории». Свои стихотворные сюиты он называл «Настроения, рожденные жизнью». Эти стихотворения интересны как богатством автобиографического материала, так и своими литературными достоинствами. За исключением изданных в 1929 году книг «Алтай – Гималаи» и «Сердце Азии», где изложены путевые впечатления и научные результаты Центрально-Азиатской экспедиции, Н. К. Рерих предпочитал жанр очерка. Литературные труды Николая Константиновича достаточно полно отражают его мировоззрение, пронизанное идеями философии космической реальности, или Живой Этики. Они призывают к единению и сотрудничеству, акцентируют внимание на главном достоянии человека – его духовной природе, этических категориях, а также культуре как важнейшем эволюционном устое, духе творческой деятельности человека.

Эпистолярное наследие Рериха – неотъемлемая часть его творческой деятельности, оно весьма велико и уникально по своей философской глубине, духовно-нравственному наполнению и широчайшему спектру затронутых в нем тем. Первые публикации его писем в нашей стране состоялись в 1960-е годы: в журнале «Молодая гвардия» (№ 10, 1960) были напечатаны фрагменты из 21 письма В. Ф. Булгакову; в журнале «Наш современник» (№ 5, 1964) – три письма И. В. Северянину и два письма М. В. Бабенчикову. В 1974 году в книгу «Из литературного наследия», посвященную столетию со дня рождения художника, были включены его письма И. Э. Грабарю. Шесть писем М. К. Тенишевой увидели свет в сборнике «Встречи с прошлым» (М., 1976). 1990-е годы принесли целый ряд изданий: письма к А. Н. Бенуа (СПб., 1993), В. В. Стасову (СПб., 1993), Л. М. Антокольскому (СПб., 1993), Г. Д. Гребенщикову (М., 1997, в альманахе «Утренняя звезда»), «Письма в Америку» (М., 1998), «Петербургский Рериховский сборник» (Вып. 1–3. СПб., 1998–1999) и др. В трехтомнике «Листы дневника», издававшемся МЦР дважды, были опубликованы записные листы художника «Америка», «Грабарю», представлявшие собой его письма сотрудникам и старому другу-художнику. Большой читательский интерес вызвали двухтомник «Письма с Гор» (Минск, 2000), посвященный переписке Е. И. и Н. К. Рерихов с деятелем культуры Латвии Р. Я. Рудзитисом, а также публикация под названием «Лада», предпринятая в 2011 году, в которую вошли письма молодого художника своей невесте и жене, ныне хранящиеся в фондах Государственной Третьяковской галереи.

Далеко не все сохранившееся эпистолярное наследие Рериха является достоянием публики, скорее всего, оно составляет не одну тысячу писем. Автографы писем Рериха собраны во многих музеях и архивах страны: Государственной Третьяковской галерее, Театральном музее имени А. А. Бахрушина, Российском государственном архиве литературы и искусства, Российской национальной библиотеке, Институте русской литературы и др. Крупнейшими зарубежными держателями рериховского архива являются Музей Николая Рериха в Нью-Йорке, Колумбийский и Ратгерский университеты. Некоторые письма находятся в частных собраниях в Европе и США. Будем надеяться, что последующие годы принесут много новых интересных публикаций, которые прольют свет на малоизученные стороны жизни и творчества великого сына России.

Представленные в настоящем издании письма, многоплановые по содержанию, представляют огромную философскую ценность и дают богатейший материал для понимания личности Рериха и его эволюционной миссии. Они проливают немало света на дружеские и деловые связи Николая Константиновича, содержат ценнейшие сведения о его творчестве, восприятии текущих мировых событий, философских воззрениях и, конечно же, широкой научной, художественной и общественной деятельности. Н. К. Рерих вел обширную переписку с известными художниками, писателями, учеными, общественными деятелями своего времени. В круг его адресатов входили также родственники, друзья, сотрудники созданных им культурно-просветительских учреждений. Всего в ОР МЦР насчитывается 1672 письма за 1896–1947 годы. Из них 1007 писем на русском языке, 638 – на английском, 24 – на французском и три письма на немецком.

Переписка с членами семьи представлена письмами жене Елене Ивановне (1918–1919), содержащими упоминания о выставках картин в Хельсинки и Стокгольме; старшему сыну Юрию во время его обучения на отделении индийской филологии Гарвардского университета в 1920–1921 годах, а также младшему, Святославу, преимущественно 1941–1942 годов, когда тот посещал княжества, расположенные в Центральной и Южной Индии, с целью продажи картин и работы над портретами. Сохранилось пять писем Рериха брату Борису Константиновичу, архитектору, оставшемуся после революционных событий в России. Наряду с объемными и протяженными во времени эпистолярными диалогами переписка Рериха включает немало «эпизодических» писем, написанных по тому или иному поводу разным лицам, писем-поздравлений, благодарностей и просто ответных.

Немалую часть материалов первого тома занимают письма Н. К. Рериха, адресованные Владимиру Анатольевичу Шибаеву, своему будущему секретарю, трудившемуся в Наггаре на протяжении одиннадцати лет (1928–1939). Николай Константинович познакомился с ним в Англии в 1919 году, в поисках помощника для перепечатки стихов своего будущего сборника «Цветы Мории». В 1921–1925 годах Шибаев находился в Латвии, где возглавлял представительство агентства «World Service» («Всемирная служба») и отделение издательства «Алатас», относящиеся к рериховским организациям. Вместе с врачом Феликсом Денисовичем Лукиным он организовал кружок изучающих восточную философию, который постепенно расширялся и через несколько лет перерос в Латвийское общество Рериха. Так, в 1921 году Рерих пишет Шибаеву о духовном водительстве Учителя («Вы уже знаете, что Аллал Минг – это Master Moria. Он руководит мною и моей семьей. Теперь его message мне – ввести духовность в искусство Америки, основать школу искусства имени Мастеров и основать Общество „Cor Ardens“»^[7]), рассказывает о предстоящей поездке в Индию, о намерениях вернуться в Россию, дает поручения. В письмах постоянно звучит тема новых путей, новых возможностей, носителей нового сознания, которые будут звучать на эволюционные идеи Живой Этики. «Вы спрашиваете, как искать новых? Искать в труде, вкладывая значение Великого Служения в каждое движение работы. И новые придут! Конечно, не надо трогать старых. При полном уважении к ним надо идти новым путем. И к новому пути зовет нас чудесный Благовест. И не задумывайтесь: откуда придут новые и молодые. Учение Любви, Красоты и Действия привлекает неожиданных союзников»^[8]. «И потому радуйтесь каждому новому, каждому действующему не песнопением и формулой, но подвигом»^[9].

Известно, что первые слова Живой Этики, созданной Е. И. и Н. К. Рерихами в сотрудничестве с мыслителями и Учителями Востока и содержащей знания о мироздании и космической эволюции, были обращены к России: «В Новую Россию Моя первая весть». Россия оказалась тем энергетическим пространством, в котором по ряду культурно-исторических причин начали складываться и новое мышление, и новое сознание, получившие позже объединяющее название «космизм». Учителя отводили ей особую роль в дальнейшем эволюционном развитии человечества, и в письмах Рериха Шибаеву неоднократно заявлено о предстоящей деятельности в стране, «куда направлены помыслы будущего». «Подумайте, какая работа предстоит всем в России! ‹…› Уже много ранее M[aster] M[oria] сообщил о том, что Россия принята Им. Что Россия будет стражем мира ‹…›. Конечно, в пределах России будет дан путь новый»^[10]. «Итак, родной наш, будьте новым и знайте, что предстоит большая работа в России (план ее уже дан)»^[11]. Интересен сам подход Рериха к обмену письмами: «Это не переписка – это история роста духа, – объясняет он. – И полезно часто кристаллизовать свои мысли и подводить письменный итог своим переживаниям и росту»^[12].

Глубоким уважением и дружескими чувствами пронизана переписка Рериха и Рабиндраната Тагора, выдающегося индийского поэта, драматурга и мыслителя. Их жизненные пути пересеклись дважды – в июне 1920 года в Лондоне и через год в США, где Тагор читал лекции по искусству. «Мечталось увидеть Тагора, – вспоминает Рерих, – и вот поэт самолично в моей мастерской на Квинсгэт-террас в Лондоне в 1920 году. Тагор услышал о русских картинах и захотел встретиться. А в это самое время писалась индусская серия – панно „Сны Востока“. Помню удивление поэта при виде такого совпадения. Помним, как прекрасно вошел он и духовный облик его заставил затрепетать наши сердца. Ведь недаром говорится, что первое впечатление самое верное. Именно самое первое впечатление и сразу дало полное и глубокое отображение сущности Тагора»^[13]. Тагор был первым, кто познакомил индийцев с творчеством Рериха. По его рекомендации в декабре 1920 года в калькуттском журнале «The Modern Review» вышли переводы стихов Н. К. Рериха, а в 1921 году – большая статья о его картинах. В дальнейшем между Рерихом и Тагором поддерживаются письменные контакты вплоть до ухода поэта из жизни. В ОР МЦР представлены шесть писем Рериха Тагору (вошедших в первый том настоящего издания) и пятнадцать писем Тагора Рериху.

Деятельность Николая Константиновича по продвижению Пакта в пространстве надвигающейся Второй мировой войны, требующая привлечения авторитетных сил со всего мира, детально отражена в его письмах бельгийскому аристократу, члену Королевской археологической академии Бельгии Камиллу Тюльпинку; председателю Французского общества Рериха Мари де Во Фалипо; юристу, профессору Парижского университета, генеральному секретарю Европейского Центра при Музее Рериха в Нью-Йорке Георгию Гавриловичу Шкляверу, а также известному юристу, доктору международного права, председателю Французского комитета Пакта Рериха и Знамени Мира барону Михаилу Александровичу Таубе. Центральная тема писем – организация двух конференций, посвященных Пакту Рериха и Знамени Мира, в Брюгге (1931, 1932), а также подготовка к Вашингтонской конвенции 1933 года. Эти документы свидетельствуют о том, какие колоссальные усилия были приложены, чтобы идея действенной защиты культурных ценностей превратилась в реальность международного договора, и позволяют оценить непосредственное участие Рериха в работе комитетов Пакта по всему миру, а также его подходы к сотрудничеству с культурными, духовными и политическими деятелями Европы и США. Он высоко оценивал каждую инициативу, направленную на охрану достижений человеческого гения, и сердечно радовался возможности внести реальные изменения в жизнь общества, чтобы оно более не погружалось в пучину войн и распрей. Эволюционная идея Н. К. Рериха «Мир через Культуру» означала формирование нового сознания и нового мышления и, соответственно, новых отношений между людьми и между народами, которые основывались бы не на удовлетворении своей значимости и власти сильного, а на взаимном уважении и равноправном сотрудничестве. От мира в сердце – к миру вовне. Рассмотренная с позиций энергетического мировоззрения Живой Этики, эта идея открывала еще один смысловой пласт: уничтожая культурные и исторические памятники прошлого, мы уничтожаем свое будущее, поскольку энергетика объектов архитектуры и произведений искусства является своего рода спасительным мостом, по которому свет Высшего изливается в наш плотный мир.

Как и любое эволюционное начинание, Знамя Мира, одинаково необходимое как в дни войны, так и во время так называемого мира, когда культурные сокровища погибали в забвении или от невежественных рук, встречало на своем пути не только инертное равнодушие, но и сознательное противодействие, злотолкования и нападки. «Как ни странно, но тьма хватается за самые неосновательные аргументы, очевидно, не имея ничего более существенного, – пишет Н. К. Рерих М. А. Таубе. – Так, например, продолжаются довольно вредные шептания о том, что наш Пакт вполне выражен Гаагской Конференцией 1907 года. Эта чепуха, противоречащая действительности, повторяется некоторыми слабо осведомленными и шаткими людьми. Они даже не задумываются над тем определенным фактом, что бывшая великая война со всеми происшедшими разрушениями достаточно показала, что никакого конкретного пакта и определенных мер к сохранению сокровищ человечества не существовало»^[14]. К сожалению, даже жители стран, подаривших миру шедевры живописи и литературы, настолько увязли в путах потребительского материального мышления, что само слово «культура» ассоциировалось в их сознании с развлечениями или же с предметами роскоши. «Вы совершенно правы, исключая на французской почве слово „культура“, – комментирует Рерих написанное Таубе. – Вероятно, также скоро придется нам вообще исключить и слово „цивилизация“ и умолять лишь о человекоподобии. Поразительно наблюдать, насколько неудержимо мир катится по наклонной плоскости»^[15]. Отрадно, что эпистолярные собеседники и сподвижники Рериха мыслили с ним «на одной волне», понимая, насколько важно сохранить бесценные сокровища планеты, укрепляющие и удерживающие пространство культуры, и сплоченно противостоять натиску разрушительных сил. «…Вы знаете наши духовные устремления и твердую веру в то, что Свет непобедим! – сообщает он Мари де Во Фалипо. – За 43 года широкой общественной деятельности (настаиваю на этом выражении) мне пришлось принять участие и провести много битв во имя Просвещения, и та же нерушимая уверенность в победе Света доводила эти дела до победного пути. Ничто не может поколебать убеждение мое в том, что в мире имеются и хорошие, вдохновенные люди, с которыми всегда можно сговориться по вопросам Просвещения и Прогресса. И если даже кто-то назовет эти стремления сверхчеловеческими, то будем очень скромными и скажем, что это просто обычно-человеческие строения, в отличие от животного разложения и хаоса»^[16].

Публикуемые письма свидетельствуют, насколько чутко отзывался Николай Константинович на зов тех, кто мыслил о культуре, знании и духовных ценностях, обращаясь к ним: «родной мой сотрудник в духе», «друг и брат». Его послания напитывали пространство созидательными зовами, в которых благие основы противопоставлялись темному разрушению и разложению. Сколько дружеского участия, напутствий и практических советов несли они труженикам в разных частях света! Рерих был неизменно доброжелателен ко всему полезному и строительному, способствующему просвещению ума и сердца. «Тем драгоценнее встречать людей, работающих, созидающих и думающих в добре»^[17], – пишет он. По его мысли, «все силы благие, все силы Света Единого должны мужественно сойтись и сплотиться в доверии, поддерживая те сокровища, которые облагораживают и подымают дух человеческий»^[18]. Отвечая на грустные новости корреспондентов и размышляя о современном состоянии мира, Рерих вместе с тем отмечал, что «эта необыкновенная трудность времени тем более обязывает всех мыслящих о Культуре особенно держаться вместе, оказать взаимное, особенное доверие и чуткость и духовную бережливость друг к другу»^[19].

Трудности – лишь ступени успеха – таково было его твердое убеждение. Только сложные ситуации дают нам возможность обучаться, развивать те или иные качества духа, тренировать волю и способности, испытывать на прочность свою систему ценностей и убеждения. Собственно, сила – это и есть то, что возникает в ответ на трудности в процессе их преодоления. Николай Константинович часто приводит исторические примеры подвижников, стойко переносивших все испытания ради лучшего будущего, и напоминает, что в то время как у темных разрушителей один путь, у тружеников Света бесчисленное множество возможностей и опора на нерушимые космические законы. Идеи, сложенные в надземных мирах, а затем приобретающие земные формы, не умирают: около них всегда находятся возможности. «И это пройдет – так говорил Соломон. А если мы все приложим весь наш опыт, все единение и все огненное рвение, то пройдет это скоро»^[20], – подбадривал он своих соратников.

Оптимизм Рериха неиссякаем, а его вера в преодоление зла светлым строительством, в торжество духовного, созидательного начала в сердце каждого человека при условии всесторонней работы над собой непоколебима. И это не просто вера, это знание, подкрепленное жизненным опытом и постоянной осознанной связью с Высшим. «Волна необычных трудностей, конечно, сменится новым светлым достижением человечества, но ведь до этого часа нужно дожить, нужно дотерпеть и отбиться от всех сил темных, клеветнических, разрушительных. Мы можем быть лишь созидателями, и всякое разрушение и разложение, иначе говоря, всякое возвращение к хаосу невместно сердцу нашему. И мы знаем, что в особенно трудные минуты люди просвещенного сознания приносят мудрый совет свой и подают руку, испытанную в боях за благо»^[21].

Большое место в эпистолярном наследии Рериха занимают послания своим «коллегам по живописному цеху», а также искусствоведам и критикам – Д. Бушену, М. Бабенчикову, Б. Георгиеву, А. К. Халдару, Н. Мехте, П. Тампи, П. Шабасу и др.; он интересуется их творчеством, просит выслать снимки работ, а также сообщить, «куда направляется ваше внимание». Николай Константинович делится с ними замыслами картин, размышляет об ответственности художников перед молодежью, об их высокой миссии будить в людях чувство прекрасного, говорить с ними на языке сердца. «Долг художников, принимая во внимание их творческое воображение, – пишет он индийскому живописцу А. К. Халдару, – зажигать сердца молодого поколения. Мы не можем быть аскетами в своем творчестве. Очень заманчиво жить в пещерах в окружении мудрой природы, но наш долг – воспитывать молодежь в духе учения жизни и искусства. Вы знаете, что для меня Искусство и Красота, так же как Наука и Знание, – не абстрактные понятия, а реальность, которая выведет человечество на новую ступень эволюции. И как остро старый мир нуждается в живительном воздухе и орлиных крыльях»^[22]. И еще: «Среди всех этих трудностей остается творчество как незыблемая основа жизни и стремление к Свету. Главное же, собирайте вокруг себя и просвещайте молодые сердца. Ведь они находятся в глубоком смущении и, естественно, не могут разобраться, в чем истинное созидание»^[23].

Теплая дружба связывала Рериха с художником, педагогом, реставратором и искусствоведом Игорем Эммануиловичем Грабарем – участником движения «Мир искусства», впоследствии видной фигурой художественной жизни Советской России. На знаменитой картине Б. М. Кустодиева, запечатлевшей групповой портрет «мирискусников», Грабарь и Рерих изображены сидящими рядом. Помимо общего дела, художников сближало отношение к труду и творчеству, желание самосовершенствоваться. Обмен корреспонденцией осуществлялся непросто: Грабарю приходилось дублировать письма, отправляя их и в Индию, и в США, пробовать воздушные и «невоздушные» пути сообщения, диппочту, многие посылки терялись. Практически во всех письмах последних лет жизни Н. К. Рериха звучит тема возвращения в Россию: «Ты пишешь о приезде нашем. Думается, сейчас должны собраться все культурные силы, чтобы приобщиться к общей восстановительной работе после всех зверских немецких разрушений. И мы все четверо готовы потрудиться для блага Родины. Сношений мы не прерывали, каждый в своей области. Так и скажи друзьям-художникам ‹…› Потрудимся во славу любимой Родины»^[24].

Весьма интересны письма Н. К. Рериха 1930-х годов, адресованные художнику, критику, историку искусств Александру Николаевичу Бенуа, особенно в силу того, что их отличали противоположность натур и несовпадение точек зрения по многим вопросам. «Общественное мнение вынесло нам определение „белое и черное“, подчеркивая, таким образом, не только различие в нашей окраске, но и намекая на нашу духовную природу»^[25], – писал по этому поводу сам Рерих. Именно различие в мироощущении и жизненной позиции и привело к окончательному расхождению путей художников. Несмотря на то что Бенуа принадлежало немало измышлений насчет Рериха, именно Николай Константинович первым, после долгого, длившегося с 1918 года перерыва в общении, в 1936 году обратился с письмом к соратнику по объединению «Мир искусства» и за три года написал ему 17 писем. Высоко оценивая культурную деятельность самого Бенуа, его отца и братьев, Рерих в своих очерках, публиковавшихся в 1930-е годы за рубежом, всячески подчеркивал его всепоглощающую любовь к искусству, глубокое знание театра, возрождение искусства книжной графики. Он отправляет Александру Николаевичу свои статьи, посвященные ушедшим в иной мир художникам, с которыми их связывало прошлое, свои книги «Врата в Будущее» и «Нерушимое», хвалит его фельетоны о выставках и живописцах и просит выслать воспроизведения его работ.

Бенуа вполне откровенен с Рерихом, не скрывая пессимистических настроений и неверия в будущее, укрепившихся в его душе после невыносимой действительности первых послереволюционных лет (он эмигрировал в Париж только в 1926 году), своего неприятия Советской России, ощущения того, что на Родине искусство задушено и политизировано. Николай Константинович всеми силами пытается поддержать его, напоминая о служении на пашне культуры как целительном средстве против уныния и болезненного восприятия современности. «…Среди всяких ужасов войны раздаются голоса и об искусстве. Может быть, эти напоминания о мирных трудах сейчас особенно нужны как противоядие всякой злобе, вылезшей из всех щелей»^[26]. «Вообще удивительно, как время и история стирают всякие ненужные вехи, и повсюду можно взглянуть глазом добрым»^[27]. Однако длительное пребывание в депрессии, тоска по прошлому и, наконец, черная зависть к кипучей творческой и общественной деятельности Н. К. Рериха не могли не омрачить сознание Бенуа, и протянутая дружеская рука была отвергнута. В 1939 году Бенуа пишет рецензию на рижскую монографию о Николае Константиновиче, значительно выходящую за рамки жанра: основное внимание критика было сосредоточено не столько на творчестве, сколько на личности художника, вплоть до обвинений в «опаснейшем духе гордыни», «мании величия» и «мессианстве». «Думалось, что члены „Мира Искусства“ (а нас осталось так мало) должны держаться вместе, дружественно, – с грустью размышлял Рерих несколько лет спустя. – Но, очевидно, такие мечты мои были неуместны. Надеялся я, что „человек человеку – друг“, а выходит: „человек человеку – волк“»^[28].

Среди стран, которые активно поддерживали культурные и миротворческие идеи Н. К. Рериха, особое место занимала Латвия. В Риге существовало не только общество, носящее его имя, но и отделение Музея (с октября 1937 года), куда художник посылал свои картины. К концу тридцатых годов там насчитывалось уже 40 полотен. Шла активная работа в секциях общества, был открыт отдел произведений прибалтийских художников, но самое главное – рижане развернули активную издательскую деятельность, которая по масштабам превосходила таковую в Музее Рериха в Нью-Йорке. Их усилиями были подготовлены к печати книги Учения (вторая и третья части «Мира Огненного», «Аум», «Община», «Братство»), «Врата в Будущее» и «Нерушимое» Н. К. Рериха, «Тайная Доктрина» Е. П. Блаватской в переводе Е. И. Рерих (1937), большая монография «Рерих» (1939), двухтомник писем Е. И. Рерих (1940). Деньги на издания предоставляли сами члены общества. В Отделе рукописей МЦР находятся письма Н. К. Рериха за 1935–1940 годы, адресованные Гаральду Феликсовичу Лукину, Федору Антоновичу Буцену, Ивану Георгиевичу Блюменталю, Александру Ивановичу Клизовскому, а также Рихарду Яковлевичу Рудзитису, поэту и переводчику, председателю Латвийского общества Рериха с 1936 года.

Николай Константинович высоко ценил все сделанное Латвийским обществом на ниве культуры и этики, горячо приветствуя лекции, выступления и литературные труды его членов, а также царящую в нем атмосферу сотрудничества и доброжелательства. «Пришли от Вас такие сердечные письма, и еще раз почувствовалось, что нет расстояния там, где дух жив, где он устремлен ко Благу. Чувствуем, что Вы работаете в сотрудничестве. В этом для нас огромная радость. Только подумать, что среди всяких мировых смущений и взаимной злобы группа светлых сотрудников преуспевает. Именно это и есть то самое добротворчество, о котором столько сказано как о живой основе бытия. Живая Этика воспринимается Вами не как какие-то отвлеченные пожелания, но как самое неотложное строительство новой жизни. Всем позволительно мыслить о лучшем будущем. Это будет не отвлеченность, но повелительный зов к улучшению жизни ближнего. ‹…› Радостно смотрим на снимки Вашей Группы и залы Собраний. Даже на фотографии запечатлелась светлая атмосфера. А ведь это не так легко достижимо. Только светлыми трудами и кооперацией создается непобедимое светлое излучение»^[29].

В его письмах звучит радость о духовном объединении и взаимном укреплении друг друга, о том, что культурная работа, несмотря на неизбежные трудности и тяжелое материальное положение сотрудников, растет и продвигается. «Время настолько трудное, что, когда мы получаем весть из Латвийского Общества о вечере в память Мусоргского, даже невольно удивляемся, как это удается среди всяких нахлынувших превратностей. Неутомимые Рудзитис, Лукин, Блументаль, Буцен, Драузин и все деятельные сотрудники даже в эти дни чрезвычайных событий издают новые книги и заботятся о росте Музея. Поистине, можно порадоваться светлому строительству. Именно оно уместно тогда, когда житейские мудрецы охладевают ко всему культурному, созидательному. Точно бы молодое поколение, для которого мы все работаем, не подрастает и в эти смутные времена»^[30]. И еще: «Если перечислить все приношения на пользу Этики и Культуры, то, очевидно, придется перечислить всех членов Общества, деятельно проявивших себя. Особенно же приветствована эта деятельность в трудные дни Армагеддона. У каждого появились свои особые трудности, и даже сложились разные почти неразрешимые житейские проблемы. Тем драгоценнее, что деятели культуры и среди тяжких условий не падают духом и не опускают рук. Дело Этики и Культуры, так нужное для всей эволюции человечества, особенно неотложно в дни мировых переустройств. ‹…› Уже давно мы писали, что каждый сочлен имеет какие-либо опытные накопления, которые он может приложить к общему делу. У каждого есть своя трудовая область, а в широкой пашне Культуры нужно все, овеянное добрыми мыслями. Живая Этика не есть отход от жизни и отвлеченное песнопение, но именно деятельное преображение всей жизни на Общее Благо. Это вмещает все жизненное строительство»^[31].

К письмам в Латвию тематически примыкают письма, обращенные к активным деятельницам рериховского движения Литвы – Надежде Павловне Серафининой и Юлии Доминиковне Монтвидене, охватывающие период 1936–1938 годов. Речь в них идет о проведении Балтийского конгресса рериховских обществ, вопросах сотрудничества внутри групп и отношения Рериха к художественным и духовным течениям последних лет.

Во время войны переписка с Прибалтикой прекратилась. Рерих тревожится о судьбе членов Общества, обращается к друзьям в Нью-Йорке с просьбой войти с ними в контакт и развеять тягостное неведение хотя бы краткой весточкой. В его письме от 1 марта 1947 года американским сотрудникам встречается тревожная весть об уничтожении издательского склада в Риге – книги были сожжены или перемолоты на бумагу. «Опять зверский вандализм! – пишет он. – Опять дикари. Опять выплыли темные Масловы. На складе было множество изданий. Кроме всей серии Этики, были „Письма Е[лены] Р[ерих]“, была „Доктрина“ Блаватской, было „Знамя Преподобного Сергия“, была „Зельта Грамата“, были монографии русская и английская, был Всев[олод] Иванов, были мои „Пути Благословения“, „Врата в Будущее“, „Нерушимое“, были книги Рудзитиса, книги Клизовского, Зильберсдорфа, сборник „Мысль“, сборник имени Феликса Лукина, Ориген, многие книги из Америки, воспроизведения, все клише, книги о „Знамени Мира“ – весь богатейший культурный материал! Какой зловещий вандальский костер! Горюем, когда читаем о варварских уничтожениях книгохранилищ в далеких веках. Но ведь случившееся несчастье произошло теперь, на глазах „цивилизованного“ мира, на позор человечества»^[32].

В послевоенные годы для членов Латвийского общества наступили времена суровых испытаний – более тридцати из них были осуждены и отправлены в лагеря, но никто не отрекся от своих убеждений. Именно к ним в полной мере приложимо высказывание Рериха «Благополучие – плохой показатель, а вот буря и подвиг покажут, каковы были накопления»^[33]. Архив и библиотека Р. Я. Рудзитиса были уничтожены – уцелели лишь оригиналы писем Е. И. и Н. К. Рерихов, которые он спрятал на чердаке дома своей матери. Чудом сохранившиеся экземпляры книг рижане переписывали от руки и перепечатывали на машинке как величайшее сокровище.

Переписка Рериха с американскими учениками и сотрудниками – один из самых больших циклов в его эпистолярном наследии. Многие письма, особенно периода судебной тяжбы с Хоршами, написаны им совместно с Еленой Ивановной. Обмен письмами с Америкой был на редкость интенсивным и продолжался на протяжении четверти века, до самого ухода художника из жизни. Друзья и единомышленники Н. К. Рериха – Зинаида Григорьевна Фосдик, Морис Лихтман, Кэтрин Кэмпбелл, Франсис Грант, Дедлей Фосдик, а также «Арсуниды» Дорис Кербер, Клайд Гартнер и др., – воспринимали его как мудрого наставника и чуткого собеседника, который направлял и корректировал их работу и которому можно было поверить сокровенные переживания и думы. Николай Константинович всегда был щедр на сердечные обращения к сотрудникам: его доброжелательное, проникновенное слово, принимавшее во внимание индивидуальность каждого из них, напитывало сознание высокими энергиями и укрепляло на избранном пути. Направление мышления осуществлялось предельно тактично и бережно, чтобы не угасить огонь энтузиазма. «Поверьте, если основы будут прочны, то и все остальное будет нарастать. Лишь бы не подгнивали корни или трениями, или какими-то посторонними отвлечениями. ‹…› Да, нужна деятельность как рассадник растущих энергий. В творчестве даже самые трудные обстоятельства проходят незаметно. Всякое уныние обычно возникает от недостатка творчества, скажем вернее – добротворчества. Конечно, одним из лучших пособников добротворчества будет дружеское сотрудничество, а Вы его имеете. Также необходимо и сердечное руководство, а Вы и его имеете. Также необходимо и иерархическое утверждение высшее, а Вы и его имеете в лице священного Воеводы русского Преподобного Сергия. Значит, Вы и укреплены, и обеспечены в продвижении всегда, когда к нему готовы»^[34]. Знакомство с письмами – прикасание к миру высоких устремлений и созидательного труда, живой пример высокой этики и терпимости и вместе с тем непреклонности, когда речь идет о защите духовных основ и Дела Учителя. Затрагиваемые в письмах вопросы нередко становились темами его очерков и наоборот («Содружество», «Катакомбы» и др.).