355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Крылов » Сталинградский рубеж » Текст книги (страница 9)
Сталинградский рубеж
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:53

Текст книги "Сталинградский рубеж"


Автор книги: Николай Крылов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Не берусь сейчас гадать, как обернулись бы события, если бы свое решительное наступление с целью прорыва в город и овладения им гитлеровцы смогли начать – а они, несомненно, к этому готовились – еще на рассвете, если бы они вообще первыми развернули в то утро активные действия. Однако так не получилось, какое-то время мы все-таки выиграли, какие-то карты противнику спутали. Его наступление началось позже, причем не везде одновременно. А то, что можно назвать общим штурмом, – только после паузы, около полудня. Но это был натиск, не сравнимый по силе ни с чем, что принимала на себя 62-я армия до тех пор.

Оставив пока в покое наш правый фланг – северную часть города, фашистское командование двинуло на прорыв к Волге мощные группировки пехоты и танков, сосредоточенные на нешироких участках в центре и за Царицей. Прокладывая себе путь бомбовыми ударами, наносимыми сотнями самолетов, и огнем не меньше чем тысячи орудий, враг, уверившийся, должно быть, что теперь-то уж цель близка, полез, как говорится, напролом.

И в нескольких местах наша оборона на городском обводе и примыкающих к нему позициях оказалась прорванной.

Гитлеровцы ворвались в Купоросное (частично переходившее из рук в руки уже раньше), врезались в кварталы пригорода Минина, пересекли городскую черту, продвигаясь вдоль долины Царицы... Однако главную опасность представлял удар, который три немецкие пехотные дивизии, усиленные большим числом танков, наносили в направлении Мамаева кургана и центра города. Здесь был явный расчет на то, чтобы быстро рассечь нашу армию надвое и, выйдя к волжским переправам, лишить ее возможности получать подкрепления.

Наблюдательный пункт, оставленный на высоте 102 (он выполнял также и функции вспомогательного пункта управления), смог продержаться там меньше полсуток. Прорвавшиеся к кургану гитлеровцы, поднимаясь по его отлогим западным склонам, достигли водонапорных баков...

Бой за высоту, господствующую над городом, вели немногочисленный 269-й полк дивизии НКВД (прикрывавший до того подступы к "Красному Октябрю") и последние исправные танки 6-й гвардейской бригады. Приказ выбить противника с кургана получил командир 112-й стрелковой дивизии подполковник Иван Ефимович Ермолкин.

Эту дивизию я упоминал уже не раз. Состоявшая поначалу из сибиряков, она осталась в моей памяти как неистребимая, бессмертная. В кровопролитных боях дививия сокращалась до полка, до сводного батальона, не насчитывавшего и полутораста активных штыков. Но бывалые солдаты – горсточка ветеранов передавали новым пополнениям традиции дивизии: железную стойкость и особое боевое упорство. И вновь возрождались, хоть и небольшие по численности, славные стрелковые полки – 416-й, 385-й...

Сейчас, правда, был восстановлен за счет остатков соседних частей и прибывших из-за Волги маршевиков один 416-й – полк капитана Асеева. Он и пошел – в обход, через балку Вишневую – отбивать у врага высоту. Подразделения полка, ведя жестокий бой, добрались до вершины, но противник оттеснил их назад. Добрались еще раз – и опять не смогли удержаться: фашисты имели немалый перевес в силах.

Но наши контратаки возобновлялись снова и снова. Двугорбый курган и отдельные участки его широких скатов переходили из рук в руки. Кто где находится и чем владеет в данный момент, было ясно не всегда.

А в четырех километрах южнее, в самом центре города и гораздо ближе к Волге, острие другого вражеского клина уперлось в железнодорожный вокзал Сталинград-I. Он был захвачен прорвавшимися сюда под прикрытием танков группами фашистских автоматчиков, но через сорок минут очищен от них. Еще через час снова захвачен гитлеровцами... Вокзал стал переходить из рук в руки, вокруг него разгорелся напряженный бой.

Шел бой и еще в ряде кварталов центра. Как ни старались операторы уследить за изменениями обстановки, используя все поступающие данные, карта (ею стал крупномасштабный план города) давала лишь приблизительное представление о том, где проходит сейчас линия фронта. Да и не везде она существовала в обычном смысле этого слова. Борьба велась за отдельные здания, способные служить опорными пунктами, за любые другие выгодные позиции, в том числе те, которые позволяли контролировать перекрестки улиц и переходы через пересекающие город овраги и балки. При этом позади у прорвавшегося противника оставались не только мелкие группы наших бойцов, занявших круговую оборону, но и упорно сражавшиеся на прежних рубежах роты, батальоны. А немецким автоматчикам через разорванные стыки частей и подразделений кое-где удавалось проникать в наши тылы.

Создалась обстановка, в которой нелегко было ориентироваться и очень опасно что-то упустить.

* * *

Боевые действия перенеслись на территорию города стремительно. Мы до последней возможности, даже тогда, когда такой оборот событий представлялся почти неизбежным, старались это предотвратить. Но подготовка к борьбе в городе началась еще в то время, когда верилось, что до уличных боев в Сталинграде дело не дойдет. В каждом из трех секторов обороны, на которые был разделен город, велись фортификационные работы, в течение уже многих дней – круглые сутки. Инженерным частям фронта и армии активно помогали местные жители.

И все-таки сделать успели меньше, чем было нужно. 13 сентября Военный совет армий констатировал, что намеченный план строительства оборонительных сооружений не выполнен и наполовину. Оставались неподготовленными к боевому использованию многие выгодные в этом отношении здания. Перед баррикадами, перегородившими улицы, недоставало противотанковых рвов, а сами баррикады, спешно возводившиеся из того, что имелось под рукой, иногда – в самодеятельном порядке, зачастую не представляли серьезного препятствия для танков. Не были оборудованы отсечные позиции, маловато установлено минных заграждений.

Объяснялось это причинами очень простыми. Я уже говорил о том, какие усилия, в том числе усилия десятков тысяч сталинградцев, были вложены в создание оборонительных поясов на дальних подступах к городу – на Дону и в волго-донском междуречье. Те работы начались более чем заблаговременно, при первой (затем надолго отпавшей) угрозе врага двинуться в сторону Волги. Но кому могла прийти тогда в голову мысль, что понадобится оборонять сам Сталинград, находившийся в глубоком тылу? Бывают на войне вещи, предвидеть которые заранее невозможно.

А последние сталинградские обводы – внутренний и дополнительный, "городской", – сооружались уже при резко изменившемся положении на фронте, потом – и под бомбежками, и под огнем. И тот и другой становились нашим передним краем задолго до того, как могли быть по-настоящему оборудованы. Еще меньше времени в сложившейся обстановке оставалось на приведение в "оборонительное состояние", как мы тогда говорили, непосредственно города, на подготовку его к возможным уличным боям.

Под Сталинградом не удалось, как под Севастополем или Ленинградом, стабилизировать на какое-то время фронт хотя бы на ближних подступах к городу. Это позволило бы укрепить как следует, например, крупные заводы, превратив их в мощные оборонительные узлы, усилить и усовершенствовать всю систему создававшихся наспех внутригородских заграждений. Надо также сказать, что объем необходимых работ увеличивало своеобразное расположение Сталинграда, вытянувшегося вдоль Волги на десятки километров. А интенсивная эвакуация гражданского населения с каждым днем сокращала число рабочих рук, которые могли прийти на помощь саперам.

Все, что было сделано для продолжения борьбы за Сталинград в самом городе, делалось уже среди руин и пожарищ, при непрекращающихся воздушных налетах и артиллерийском обстреле. Дальнейшую же "городскую фортификацию" предстояло вести в еще более сложной обстановке разгоравшихся уличных боев.

Но 14 сентября в штабе армии думали не о планах дальнейших инженерных работ. Надо было любой ценой, используя те укрепления, какие есть, помешать продвижению противника в глубь города, не дать ему в новых местах выйти к Волге и раздробить армию, не потерять управление частями, которые он потеснил или отрезал, с которыми прервалась связь.

В этот день обязанности офицеров связи, а точнее – офицеров для особых поручений пришлось выполнять почти всем работникам штаба и политотдела. Отправляя этих офицеров в какую-то часть или в какой-то квартал, им говорили: нужно добраться во что бы то ни стало. И они добирались, многократно рискуя жизнью, передавали приказания, выясняли детали обстановки, выводили подразделения на назначенные рубежи, а где требовалось, наводили порядок, ободряли людей, принимали на себя обязанности погибших командиров и комиссаров. Вернувшись на КП, докладывали о сделанном и увиденном и нередко сразу же получали новые задания.

Если донесения с городских участков фронта задерживались, командарма, да и меня тоже, тянуло подняться хоть на несколько минут наверх, выглянуть на Пушкинскую улицу. Василий Иванович Чуйков, помню, забирался даже на колокольню стоявшей поблизости церквушки. После Мамаева кургана с его широчайшим обзором в "Царицынском подземелье" остро недоставало близкого НП. Но кое в чем происходившем недалеко можно было ориентироваться даже на слух: пулеметные и автоматные очереди, разрывы мин, выстрелы танковых пушек и противотанковых ружей позволяли, по крайней мере, понять, где сейчас идет бой, где он жарче, куда сдвигается. (А на правом фланге армии, в пятнадцати и больше километрах от Царицы, если нарушалась связь, о положении в центре города судили так: раз немцы по-прежнему бомбят его, значит, там наши.)

Постепенно обстановка прояснялась: мы не только точно устанавливали, докуда дошел враг на такой-то улице, какие дома в его руках, а какие в наших, но и твердо убеждались, что наши части и подразделения, попавшие под таранный удар страшной силы, понесшие потери и местами раздробленные на мелкие группы, не пришли в замешательство, не пали духом, что они держатся стойко и действуют, применяясь к создавшимся условиям.

Врезавшись несколькими колоннами на территорию города (кое-где пехота, следовавшая за танками, въехала в него прямо на машинах), дорвавшись до центра, гитлеровцы, должно быть, считали, что со Сталинградом уже покончено. И соответственно себя вели. Наши офицеры связи, которым приходилось пробираться по развалинам под носом у фашистов, рассказывали: "Слышал, как фрицы пиликают на губных гармошках", "Видел, как они приплясывают у своих танков...".

Однако ворваться в советский город, и даже в его центр, еще не означало им овладеть. В кварталах, сделавшихся полем боя, формировался фронт обороны. Захватчиков настигали пули из оконных проемов, подвалов, уцелевших чердаков. Из руин летели гранаты, открывали огонь минометы. В подходящие места выдвигались для стрельбы прямой наводкой орудия.

Насколько непредвиденным явилось все это для гитлеровского командования, засвидетельствовал в своей книге "Поход на Сталинград" бывший генерал фашистского вермахта Ганс Дёрр. Отметив, что в сентябре в штабе Паулюса не допускали и мысли, что у действующих под Сталинградом русских войск еще найдутся силы для упорного сопротивления, Дёрр делает такое признание:

"Начавшаяся теперь на улицах, в домах и развалинах позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности".

Это сказано, конечно, не об одном, а о многих днях уличных боев. Но с такими непостижимыми для них неожиданностями гитлеровцы столкнулись в Сталинграде уже 14 сентября.

Враг пошел на штурм города, предварительно овладев грядою отделяющих его от степи, господствующих над местностью высот. Город, растянувшийся вдоль Волги, лежал перед ними узкой полосой: нигде не шире трех километров, а во многих местах гораздо уже. Насквозь простреливаемый, он пересекался к тому же прямыми, ведущими к волжским откосам улицами. И тем не менее грозная ударная сила, нацеленная на то, чтобы с ходу, и не в одном месте, пробить эту узкую полосу города, смогла лишь врезаться в нее.

Ни мощная авиационная и артиллерийская поддержка, ни масса танков, приданных трем немецким дивизиям, которые были двинуты к Волге через Мамаев курган и центр города, не обеспечили им выход на сталинградские набережные. Не дошли до них даже танки. Кстати, еще в течение прошедшего дня, когда противник вел на центральном участке бои за последние исходные позиции для завтрашнего штурма, он потерял сожженными и подбитыми 54 танка. Там, где враг рассчитывал пройти к цели напрямик, он мог лишь просачиваться мелкими группами, пользуясь тем, что сплошной, без разрывов, линии обороны в городе еще не было.

Но и такое просачивание – а пресечь его полностью не удавалось – было чрезвычайно опасным. Фашистские автоматчики умели закрепляться там, куда проникали, и захват ими отдельных зданий в наших тылах до предела осложнял обстановку.

Нам не хватало бойцов, чтобы заранее занять все выгодно расположенные каменные здания (или их остовы, коробки), которые могли оказаться под угрозой захвата. Казалось, взять людей больше негде. Вспомнили, однако, что в распоряжении полковника Сараева есть еще отряды охраны заводов и их частично можно оттуда снять. Собрали последние свои резервы коменданты районов – милиционеров, пожарных, немного вооруженных рабочих старшего возраста. Перебросить их из северной части города удалось не так-то быстро, но все же группы по нескольку десятков человек во главе с тут же назначаемыми командирами вовремя заняли ряд запасных опорных пунктов. К сожалению, не везде, где следовало бы: резерв этот был невелик.

Закрывая обнаруживавшиеся бреши, штабу армии порой приходилось непосредственно управлять мелкими подразделениями, напрямую ставить задачи небольшим группам бойцов. Для многих задача формулировалась так: во что бы то ни стало продержаться на своей позиции до полуночи. Мы надеялись, что к этому времени сможем ввести в бой хотя бы передовые части свежей дивизии.

Насколько помню, первым представителем 13-й гвардейской, побывавшим у нас на КП, был начальник штаба дивизии подполковник Тихон Владимирович Бельский. Он прибыл с левого берега – для ознакомления с обстановкой и получения указаний по переправе и дальнейшим действиям – во второй половине дня 14 сентября.

Начальник штадива доложил, что к наступлению темноты сосредоточение дивизии в районе Красной Слободы должно закончиться. Однако его тревожило, успеют ли все полки получить недостававшее вооружение и боеприпасы. О существовании такой проблемы мы и не подозревали.

Дивизия, как выяснилось, стояла до последних дней в Камышине, отведенная на отдых и доукомплектование после июньских боев под Харьковом, где она с тяжелыми потерями вырвалась из окружения. Ее пополнили (частично курсантами военных училищ) до 10 тысяч человек, но когда поступил приказ о передаче дивизии Юго-Восточному фронту и срочной переброске ее на машинах в Среднюю Ахтубу, под Сталинградом, еще далеко не все новые бойцы имели винтовки, не хватало также автоматов, пулеметов, противотанковых ружей. Довооружением дивизии занимался, по словам Бельского, заместитель командующего фронтом Ф. И. Голиков, и многим необходимым ее уже обеспечили.

Опасаясь, как бы с довооружением дивизии все-таки не произошло задержки, командарм сразу же соединился по ВЧ с находившимся за Волгой начальником тыла армии А. И. Лобовым. Он обязал его немедленно собрать оружие в подчиненных ему частях на левом берегу и передать генералу Родимцеву все, что там найдется.

Командиру дивизии приказывалось – артиллерию, кроме противотанковой, на правый берег не переправлять, а поставить на огневые позиции на левом: в тех условиях, какие сейчас складывались, она могла наиболее эффективно поддерживать стрелковые части именно из-за Волги.

13-й гвардейской дивизии ставилась такая задача: двумя стрелковыми полками очистить от противника центр города, включая вокзал, третьим полком занять и оборонять Мамаев курган. При этом в подчинение к генералу Родимцеву переходили все подразделения и части, действовавшие между Мамаевым курганом и Царицей и управлявшиеся пока непосредственно с армейского КП.

Место для командного пункта дивизии назначалось на первое время на берегу Волги, у пристани. Там имелась небольшая штольня и готовые блиндажи, была подведена связь.

Но надо было еще обеспечить, чтобы за остававшиеся до переправы часы сам берег, набережная, пристань не оказались в руках врага. А наши боевые порядки на внутригородских рубежах, негустые и в середине дня, к вечеру совсем поредели. Местами гитлеровцы продвигались вперед только потому, что на какой-нибудь нашей позиции выбыли из строя практически все, кто ее оборонял.

Бой шел уже на другом конце Пушкинской – в шестистах – семистах метрах от КП и штаба армии. Однако самым тревожным было не это. Группы немецких автоматчиков, проникшие в глубину нашей обороны, завладели несколькими большими зданиями вблизи берега, сумев протащить туда крупнокалиберные пулеметы, минометы, а кое-где – и легкие пушки. Так был захвачен и Дом специалистов – многоэтажная каменная громадина, полуразрушенная бомбами, выгоревшая внутри, но позволявшая засевшим там гитлеровцам освещать ракетами и держать под пулеметным огнем приближавшиеся к берегу суда, а также корректировать артиллерийский обстрел всей трассы переправы.

Саму пристань и примыкающий к ней участок берега охраняла истребительная рота милиции. Но теперь для обеспечения высадки войск этого было уже недостаточно.

Никаких людских резервов мы больше не имели, снять даже небольшую стрелковую часть было неоткуда. В распоряжении командарма имелась лишь не введенная в бой группа танков Т-34 (остатки тяжелой танковой бригады) подвижной резерв, так сказать, особого назначения, на случай чрезвычайных обстоятельств.

Эти танки находились в южной части Сталинграда, в тылах тревожившего нас левого фланга. До недавних пор думалось, что скорее всего они могут понадобиться именно там – если, допустим, немцы прорвутся через Ельшанку или отрежут чей-нибудь КП. Но чрезвычайные обстоятельства возникли в центре города, и командующий приказал срочно направить девять танков к командному пункту армии.

Танки вызывались не для того, чтобы охранять подходы к "Царицынскому подземелью", хотя оно и оказалось в полукилометре от переднего края, притом отнюдь не стабильного. Обстановка не позволяла теперь держать здесь, вне боя, даже роту охраны. Пока к Царице перебрасывались танки, я по поручению командарма формировал две боевые группы, куда кроме бойцов охраны (оставлялась только одна смена караула) вошли практически все находившиеся на КП штабные командиры и весь наличный состав политотдела, за исключением нескольких человек, без которых тут нельзя было обойтись, или тех, кто посылался со срочными поручениями в войска.

Никому ничего не требовалось объяснять. Понимая все с полуслова, штабисты разбирали автоматы и каски, запасные диски и гранаты. Каждый, кто получал приказание остаться на командном пункте, явно предпочел бы уйти с товарищами. Некоторые пытались настаивать, чтобы в формируемые группы взяли и их, и тогда приходилось повторять приказание построже.

Командовать первой, большей по численности, группой было поручено майору П. И. Зализюку из оперативного отдела, а второй, состоявшей из тридцати – сорока человек, – подполковнику М. Г. Вайнрубу. Соответственно задачам боевых групп между ними распределили прибывшие танки: первой шесть, второй – три.

Командиров групп в присутствии остальных идущих в бой штабистов кратко напутствовал командующий армией:

– Зализюку с шестью танками приказываю обеспечить перекрытие улиц, ведущих от вокзала к пристани. Задача – ни один фашист не должен просочиться на этом участке. Вайнрубу – с тремя танками – атаковать Дом специалистов и овладеть им. Сил у вас мало, сам знаю. Но по нынешним временам – и этого предостаточно. Действуйте!

И отсеки царицынской штольни опустели.

Как известно, личному составу многих наших штабов, вплоть до армейских, в первый период войны приходилось вступать в бой и на собственных КП. В Севастополе, когда гитлеровцы уже ворвались в город, в штабе Приморской армии создавались боевые группы, чтобы пробиваться к партизанам в горы. А было ли еще где-нибудь, чтобы штаб общевойсковой армии вместе с ротой охраны вот так использовался в качестве ударной боевой силы, – я просто не знаю.

Но в той обстановке и такая крайняя мера была оправдана – чего не сделали бы мы тогда, чтобы помочь дивизии Родимцева высадиться на сталинградский берег.

* * *

К исходу дня на левом фланге армии почти всюду удерживались прежние позиции. Отбить здесь атаки противника стоило просто невероятных усилий, и восполнить понесенные войсками потери было пока нечем. Гитлеровцы же, судя по всему, готовились возобновить свой натиск с новой силой. Группа Горохова на правом фланге держалась прочно. Чем закончился день в орловском выступе, мы еще не знали: связь с группой Андрюсенко отсутствовала.

В центре враг достиг (не считая изолированных подразделений автоматчиков, продвинувшихся в разных местах дальше) проходящей по городу железной дороги, однако вокзал Сталинград-I был опять в наших руках. Но здесь все, как говорится, висело на волоске. От частей, оборонявшихся на центральном участке, остались фактически лишь небольшие отряды, которые при всей их стойкости не смогли бы отразить следующего мощного удара превосходящих сил противника.

Разумеется, мы не уповали только на ожидаемую помощь. Делалось все возможное, чтобы за ночные часы укрепить образовавшийся городской участок фронта. Мелкие и раздробленные подразделения объединялись под началом одного командира. Подтягивались откуда только можно огневые средства, пригодные для ближнего боя. Оборудовались новые опорные пункты, создавались завалы, заграждения. Подвозились и подносились боеприпасы. Были приняты также меры для доставки на все позиции горячей пищи.

До всей армии был доведен поступивший несколько часов назад приказ войскам Юго-Восточного фронта. Он призывал бойцов и командиров, и прежде всего тех, кто непосредственно защищал Сталинград, усилить сопротивление врагу. Приказ требовал продуманно использовать каждую огневую точку, уцелевшие каменные дома, подвалы, овраги, завалы на улицах и в садах. Давался жесткий срок – двое суток на оборудование позиции для каждого пулемета, миномета, противотанкового ружья.

Эти практические указания и требования были проникнуты, связаны единой мыслью: то, что борьба с врагом перенеслась на улицы Сталинграда, не должно и не может поколебать нашей решимости отстоять город и означает только одно: мы обязаны, применяясь к сложившимся условиям, сражаться за него еще упорнее.

Ничего не меняло в этом смысле и то обстоятельство, что 14 сентября на левый берег отбыли гражданские руководители Сталинграда. Городской командный пункт в штольне Комсомольского сада был свернут непосредственно перед тем, как в этом районе развернулись уличные бои.

Выше уже говорилось, какие усилия прилагали Сталинградская партийная организация, Городской комитет обороны, чтобы одновременно с массовой эвакуацией населения (к 10 сентября за Волгу переправилось около 300 тысяч человек) обеспечить самым необходимым тех, кто еще оставался в разрушенном и горящем городе, до последней возможности поддерживать работу предприятий, способных хоть чем-то помочь фронту. Чего стоило одно то, что из ворот СТЗ смогло выйти еще немало танков и тягачей! Их сборка или ремонт велись под артиллерийским и минометным обстрелом, рядом с передним краем.

Но 13 сентября новые бомбежки вывели из строя почти все, что с неимоверным трудом удалось восстановить, пустить, наладить. В этот день к нам на КП в последний раз доставили малоформатные листки городского издания "Сталинградской правды". Остановились мельница, хлебозавод, вновь перестали действовать отремонтированные участки водопровода.

И хотя оперативные группы Тракторозаводского, Баррикадного, Краснооктябрьского райкомов партии не прекращали попыток возобновить в отдельных цехах ремонт боевой техники, городские ресурсы и возможности в полосе нашей армии, по существу, уже иссякали. (На самой южной окраине, в Кировском районе, отрезанном от нас и обороняемом 64-й армией, положение было иным: там действовала Стал ГРЭС, продолжали работать небольшие заводы.) Почти все оставшиеся в городе жители либо давно уже сражались в рядах рабочих отрядов, приданных армии, либо входили во вспомогательные военизированные формирования.

В таких условиях наши гражданские товарищи – руководящие работники области и города – могли больше помочь дальнейшей борьбе за Сталинград, находясь за Волгой и мобилизуя ресурсы левобережных районов области. Тем более что первый секретарь Сталинградского обкома и горкома партии А. С. Чуянов стал также и членом Военного совета фронта.

Ночь начиналась тревожно. Потом, в другие напряженные сталинградские ночи, Чуйков, Гуров и я уславливались между собой, кто когда отдыхает, чтобы во всякую минуту по крайней мере один из троих бодрствовал ("чтоб не проснуться как-нибудь всем вместе под немецкими автоматами", как говорил Василий Иванович). Но сейчас об отдыхе не помышлял никто.

Отрываясь поочередно от телефонов, все мы часто выходили на поверхность – и на Пушкинскую, в к Царице, и не только потому, что в подземелье донимала духота. Увидеть мы, конечно, могли еще меньше, чем днем, – разве что зарево пожаров да вспышки ракет. Однако, когда прислушивались к звукам ночного боя (притих-то он притих, но не прекращался ни на этом, северном, берегу Царицы, совсем близко от нас, ни за нею, тоже невдалеке), удавалось лучше понять и представить происходящее вокруг, а кое-что угадать раньше, чем доложат.

Среди разрывов, выстрелов, очередей, доносящихся с разных сторон, отчетливо слышались частая перестрелка и хлопки гранат в направлении Дома специалистов. – это атаковала засевших там фашистов группа Вайнруба. Помощи (она могла быть оказана только за счет группы Зализюка) Вайнруб не просил значит, надеялся обойтись своими силами. Если бы он даже не полностью очистил поднимающееся над Волгой полуразрушенное здание, если бы, подавив часть бьющих оттуда неприятельских огневых средств, на какое-то время сковал, отвлек на себя остальные, на худой конец и это, вероятно, уже позволило бы принимать суда у пристани.

А танки Зализюка действовали на поперечных улицах между волжским берегом и районом вокзала. Майор Демченко посадил на них людей из комендатуры, знающих в центре каждый переулок, проезд, двор. Эта группа также должна была очистить несколько домов, в которых укрепились просочившиеся в глубину нашей обороны гитлеровцы. Но самое главное – не допускать, чтобы к этим домам пробирались подкрепления. Хватит ли на это нашего небольшого подвижного заслона?..

В боевых группах, расчищающих плацдарм для высадки новой дивизии, вместе с бойцами охраны, писарями, связистами сражались командиры из штаба артиллерии и штаба инженерных войск, из разных отделов штарма. Бойцами-автоматчиками стали на эту ночь мои верные помощники из оперативного отдела Калякин, Велькин, Кузнецов... С автоматом и гранатами пошел в бой и комендант штаба армии Гладышев.

А старший лейтенант Александр Семиков, один из самых разворотливых наших направленцев, еще с утра находился за Волгой. В его задачу входило встретить гвардейцев Родимцева на том берегу, сопровождать к месту посадки на суда, вывести на сталинградскую землю тех, кто будет переправляться первыми.

Связь со штабом фронта действовала бесперебойно. Оттуда подтверждали: дивизия к переправе готовятся, недостававшее оружие два из трех стрелковых полков уже получили...

Положение в центре города оставалось напряженным до предела. Однако каждые прошедшие без новых осложнений полчаса укрепляли уверенность: продержимся, принять подкрепление сможем!

Все мы были возбуждены, нервы натянуты как струна, и в то же время испытывали потребность безотлагательно осмыслить уроки заканчивающихся суток, дать себе отчет в том, чему учит, чего требует от нас трудный опыт первого дня уличных боев.

День был критическим. Но как ни тяжело пришлось защитникам Сталинграда, поражение, неудачу, по существу, потерпел противник: навалившись своими ударными группировками на нашу ослабленную, обескровленную армию, он не смог сбросить ее в Волгу, хотя, судя по всему, не сомневался, что сегодня это ему удастся наверняка.

– Гитлеровцы не выдерживают ближнего боя, даже имея большой численный перевес. Это факт, в этом я убедился еще на Аксае, – говорит, ероша свою густую шевелюру, Василий Иванович Чуйков. – А бой в городе может быть только ближним боем. И надо, чтобы наши бойцы...

– ...шли на сближение с врагом еще решительнее, еще смелее! подхватывает Кузьма Акимович Гуров. – Коммунисты, комсомольцы, уверен, покажут в этом пример!

Оказывается, мы все трое думаем об одном и том же. Понимая друг друга с полуслова, начинаем сообща формулировать – пока, разумеется, в самой общей форме – кое-какие выводы о тактике боевых действий в сложившихся условиях.

Первое – максимальное сближение с противником! Выбирать и занимать такие оборонительные позиции, чтобы они находились от вражеских на расстоянии броска гранаты. Если понадобится прокладывать проходы в развалинах, рыть окопы и ходы сообщения зигзагом, не жалеть на это труда. Там, где удастся закрепиться у фашистов под носом, безусловно, сократятся потери от атак вражеской авиации. Не так уж точно она бомбит, и немцы не смогут без оглядки бросать ее на наш передний край, когда он окажется буквально рядом с их собственным. А авиация у фашистов – главный козырь, без авиационной подготовки их пехота наступать не привыкла...

Затем – особое внимание уделять использованию мелких подразделений! Даже один этот день дал множество подтверждений того, как возрастают в городском бою по сравнению с обычными, полевыми условиями возможности небольшой группы бойцов, если она подготовлена, в том числе и морально, к активным самостоятельным действиям и возглавляется толковым, решительным командиром или бывалым солдатом. И, очевидно, подбор таких групп, постановка им конкретных задач, руководство ими должны стать важным элементом боевого управления...

Говорили еще о многом, видя перед собою завтрашний день и какие-то последующие – наше ближайшее будущее. Что эта тактика надолго, что воевать на сталинградских улицах предстоит не месяц и не два, тогда еще не думалось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю