Текст книги "Что делать (Черновая редакция романа, варианты, наброски)"

Автор книги: Николай Чернышевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

Верочка идет {опять идет} по городу, – вот подвал, {девушка} в подвале заперты девушки: {Далее было: выходите} Верочка притронулась к замку – замок слетел, – "выходите, сестры" – они выходят, – вот комната, в комнате лежат девушки, разбитые параличом, – "сестры" {Далее было: вставайте} все встают, идут, и все они на поле, и опять на поле, и опять бегают, резвятся, – ах, как весело с ними вместе, гораздо веселее, чем одной, ах, как весело! {Далее было: И вот опять та красавица, невеста ее жениха}

В последнее время Лопухову некогда было видеться с своими академическими знакомыми. Кирсанов, продолжавший видеться с ними, {Вместо: Кирсанов ~ с ними, – было: Но Кирсанов, разумеется, продолжал видеться с ними, и [один из них, Б,] [профессор [А.] Б], между прочим, говорил им, что} на вопросы о Лопухове отвечал, что {Далее было: он занят отыскиванием места гув} у Лопухова, между прочим, вот какая забота, – и один из их общих приятелей {знакомых} дал ему адрес дамы, к которой теперь отправлялся Лопухов.

Г-жа Б. понравилась Лопухову, – он нашел в ней женщину умную, добрую, без претензий. {Далее было: Сначала потолковали о том, чего ищет} Ее условия были хороши, семейная обстановка для Верочки была очень спокойна, {Далее было: словом} все оказалось удовлетворительно, как и надеялся Лопухов. {Далее было: а. и она также б. Не считайте чем-нибудь особ} И г-жа Б., видимо, находила удовлетворительными ответы Лопухова на ее вопросы о характере Верочки, ее привычках {понятиях} и т. д., – словом, дело быстро шло на лад, и, {Далее было: и пришло к ладу быстрее, чем} потолковав с полчаса, г-жа Б. сказала, что "если ваша сестра будет согласна на мои условия, я прошу ее переселиться ко мне, и чем скорее, тем лучше".

– Она согласна. Она уполномочила меня кончить дело за нее. Но теперь, когда мы решили, я должен сказать вам то, о чем напрасно было бы говорить, прежде чем мы условились обо всем другом. Эта девушка не родственница {не сестра} мне. Она дочь чиновника, у которого я даю уроки. Кроме меня, она не имела человека, которому могла бы поручить хлопоты о доставлении ей места. {Далее было: и я [поэтому] называл ее своею двоюродною сестрою потому, что} Но я совершенно посторонний человек ей.

– Я это знала, мсье Лопухов. Вы, мсье Кирсанов и профессор М. (она назвала фамилию знакомого, через которого Кирсанов получил адрес) знаете друг друга за людей достаточно чистых, чтобы можно вам говорить между собою о дружбе одного из вас с молодою девушкою, не компрометируя эту девушку во мнении своего товарища. А М. такого же мнения обо мне и, {Далее было: когда уз} зная, что я ищу гувернантку, {Далее было: сказал мне ваши фамилии} почел себя вправе сказать мне, что эти девушка вовсе не родственница вам. Не осуждайте его за неосторожность, – ведь вы знаете, что {мы с ним} очень хорошо знает меня. Я тоже честный человек, мсье Лопухов, и, поверьте, я понимаю, кого можно уважать и кто выше подозрений. Я верю М. столько же, как сама себе, а М. верит вам столько же, как сам себе. Но М. {Далее было: да кажется и ваш друг Кир} не знал ее имени. {фамилии.} Теперь, кажется, я уже могу спросить его, – ведь мы кончили с вами, и ныне – завтра она войдет в наше семейство.

Г-жа Б. Лопухову еще больше прежнего понравилась простым и честным тоном, с каким сказала это. {Далее было: Да, это [хорошее] будет большое счастье для m-lle}

– Ее зовут Вера Павловна Расальская. {Далее начато: а. Для m-lle Расаль б. Говоря без комплиментов} Вы увидите, что я вовсе не хочу говорить комплимент вам, когда скажу, что я очень рад теперь за m-lle Расальскую. {Вместо: что я очень рад ~ Расальскую. – было: когда скажу, что [для] m-lle Расальская будет чувствовать себя очень счастливою, поселившись у вас. Положение гувернантки вообще незавидно} Ее домашняя жизнь была так тяжела, что она {Далее было: Начато: [отдох] на первое время решительно потеря} будет чувствовать себя очень счастливою у вас.

– Так ей было дурно жить в семействе?

– Очень дурно. – Лопухов стал рассказывать то, что нужно было сказать г-же Б., чтобы она, {Далее начато: а. избегала оч б. по не} по незнанию, не затрудняла {Было: не обременяла Ве расспросами} Верочку {Далее было: а. вопросами о ее семейных отношениях б. Начато: ненужными} своими вопросами. Г-жа Б. слушала с большим, участием, – наконец с чувством {с большим чувством} пожала руку Лопухову.

– Нет, довольно, мсье Лопухов, или {а то} я расчувствуюсь, а в мои лета – ведь мне под 40 лет – это было смешно. Но я не в силах {Далее было: слышать этого} равнодушно слушать о семейном тиранстве, потому что сама много страдала от него.

Все это говорилось так просто, искренно, что Лопухов был очарован.

– Позвольте же сказать еще только одно, – впрочем, это такие пустяки, о которых, {о которых почти} в сущности, не стоит говорить. Но все-таки я должен вас предупредить. Отец и мать m-lle Расальской вовсе не знают о ее намерении удалиться из семейства, и она переедет к вам без их согласия. Конечно, это все равно, {Далее было: а. Начато: для б. но я считал} однако же вы согласитесь, {Далее было: вы должны бы это} мне надобно упомянуть об этом.

Г-жа Б. задумалась.

Лопухов посмотрел, посмотрел и тоже задумался.

– Если не ошибаюсь, это обстоятельство не кажется для вас таким маловажным, каким представляется {казало} мне? {Далее было: Г-жа Б. была женщина светская, была женщ}

Г-жа Б. казалась совершенно расстроенною.

– Простите меня, – продолжал Лопухов, видя, что она {Далее начато: реши} не может собраться с мыслями отвечать ему, – простите меня, но я вижу, что это вас затрудняет.

– Извините меня, мсье Лопухов, но я решительно не знаю, как нам быть. Неужели нельзя получить согласия родителей?

– Нет, нельзя. У них другие виды на дочь. У них приготовлен для нее выгодный, но плохой жених. {Далее было: От этого она, главным образом, и на.} Они не согласятся.

Г-жа Б. {Далее было: несмотря на свои лета, как она выразилась,} окончательно сконфузилась.

– Боже мой, как я дурна должна показаться в ваших глазах! То, что должно заставлять каждого порядочного человека сочувствовать, защищать, это самое останавливает меня! О боже мой, какие мы жалкие люди! Мы не смеем подать руку человеку именно в том положении, когда ему всего нужнее опереться на чью-нибудь руку!

На нее в самом деле было жалко смотреть: она не прикидывалась. Ей было в самом деле больно.

Лопухов встал.

– Итак, мне остается просить вас, чтобы то, что было говорено мною, было забыто вами.

– Нет, останьтесь, – она удержала его за руку. – Дайте же мне хоть сколько-нибудь оправдаться перед вами.

Довольно долго ее слова были бессвязны, потом мысли ее пришли в порядок, – но и бессвязные, и в порядке, они уже не говорили Лопухову ничего нового: как только он увидел, что она задумалась, {Вместо: увидел, что она задумалась, – было: взглянул на ее смущенное задум} услышав о "маловажном" обстоятельстве, он думал уже о том, переедет ли Верочка жить к ней, – он видел, что не к ней, а вообще куда бы то ни было из своего семейства нельзя уйти Верочке, – "как же, в самом деле, я не подумал об этом? Ведь это так!" – Да, это было так: Верочка не имела права удалиться из семейства против воли родных. Он дал г-же Б. говорить не потому, чтобы хотел слушать, что она говорит, – он и не слушал, что она говорит, – он {Далее было: думал о своем поср} сам слишком занят был открытием, которое сделала она ему, чтобы заниматься ее оправданиями и извинениями. {Далее начато: а. и он ее слушал только потому б. и он дал ей говорить только для того, чтобы она говорила, чтобы не осталась огорчена тем, что он на нее сердится или} Давши ей наговориться вволю, он сказал:

– Все, что вы говорили в свое извинение, было напрасно. Я обязан был остаться, чтобы не быть грубым, не оставить в вас мысли, что я или виню вас, или сержусь на вас. Но, признаюсь вам, я не слушал вас. Если б я не знал, что вы правы! {Было: Если бы вы были правы,} Да, как бы это было хорошо, если бы вы не были правы! Я сказал бы ей, что мы не сошлись в условиях или что вы не понравились мне, – и только, и мы с нею стали бы надеяться встретить другой случай избавления. А теперь что я ей скажу?

У госпожи Б. были слезы на глазах.

– Что я ей скажу? что я ей скажу? – повторял Лопухов, сходя с лестницы. – Как же это ей быть? {Что ей делать? что ей} как же это ей быть? – думал он, выходя из Галерной на улицу, {Вместо: выходя ~ на улицу, – было: а. идя по улице б. огибая угол в. выходя из Галерной улицы к [Ко] б} ведущую от моста к Конногвардейскому бульвару.

Разумеется, г-жа Б. не была права в таком {в том} безусловном смысле, в каком правы люди, доказывающие {Было начато: утвержд} ребятишкам, что месяца нельзя достать рукой. {их рукой} Она {Она была} женщина, имеющая хорошее положение в обществе, {Далее начато: и знаком} имеющая знакомства в кругу {между людьми} довольно важном. Ее муж сам человек, до которого есть надобности у многих более или менее важных лиц. Если бы она уже во что бы то ни стало захотела, чтобы Верочка жила у нее, то может быть – даже очень вероятно, – что Марья Алексеевна не могла бы вырвать дочь из ее дома. Но – но все-таки г-же Б. пришлось бы иметь очень много хлопот, быть может немало и неприятностей, – а ее мужу надобно было бы одолжаться по чужому делу людьми, услуги {Было: а. просьбы к б. Начато: пользование} которых лучше оставить, приберечь {непочат} для своих дел. {Далее было: ведь известно, что од} Кто обязан, и какой благоразумный человек станет поступать не так, как г-жа Б.? – Я не буду поступать не так, как она. Мы сочувствуем, {Я сочувствую} но надевать на себя лямку, чтобы снять с другого петлю, {Вместо: но надевать ~ петлю – начато: подставлять свои бока [для] [за] для [сечения] ударов, сыплющихся на чужие} этого, извините, мы с вами не сделаем. {Вместо: мы ~ не сделаем. – было: я не сделаю. Но я не бездушный человек.} Однако же мы вовсе не бездушные, мы сочувствуем, мы даже делаем для других, что можем {Вместо: Однако же ~ можем – было: Я сочувствую. Я даже делаю для других что могу} делать без особенных неудобств для себя. Только видите ли что? – почти ничего существенно полезного для других нельзя сделать без больших неудобств для себя. Потому действительно положение Верочки представлялось Лопухову почти безвыходным, – по крайней мере тем путем, на который рассчитывали он и Верочка, действительно нельзя было Верочке выйти из него.

А Верочка давно, давно сидела на условленной скамье, – и сколько раз начинало быстро, быстро биться ее сердце, когда из-за угла показывалась трехугольная шляпа студента (тогда студенты еще носили трехугольные шляпы), – наконец-то, он, друг! Она вскочила, побежала навстречу.

Быть может, и он прибодрился бы, {Далее было: если бы} подходя к скамье, {Далее было: а может} – но застигнутый врасплох раньше, чем ждал показать ей свою фигуру, он был застигнут с пасмурным лицом.

– Неудача? {– Опять неудача?}

– Неудача, мой друг.

– Да ведь это было так верно? Как же неудача? Отчего?

– Идите домой, мой друг, я вас провожу. {Вместо: Идите ~ провожу. начато: Пойдемте же, я прово} Поговорим. Через несколько минут скажу все, в чем неудача. А теперь дайте подумать. Я все еще не собрался с мыслями; Надобно придумать что-нибудь новое. Не будем унывать, придумаем. Он уже прибодрился на последних словах.

– Как же ждать? Скажите сейчас, скорее, ведь это невыносимо. Вы говорите: "придумать {надобно придумать} что-нибудь новое", – значит то, что мы прежде думали, вовсе не годится? Мне нельзя быть гувернанткою? Бедная я! несчастная я?

– Что вас обманывать? Да, нельзя. Я это хотел сказать вам. Но терпение, терпение, мой друг! Будьте тверда! {Начато: бодр} Кто тверд добьется {а. выйдет б. будет} удачи.

– Ах, мой друг, я тверда, – но как тяжело!

Они прошли несколько шагов молча. Он смотрел на нее, – лицо было совершенно скрыто очень густым {густой} вуалем, – но все равно, он смотрел на нее. Идут. "Что это, она как-то не совсем прямо держится, несколько набок? – Да и салоп несколько поднялся около левого локтя".

– Друг мой, вы {с вами} несете что-то? Дайте, я возьму.

– Нет, нет, не нужно. Это не тяжело. Ничего. {Далее было: Друг мой, как невын}

Опять идут молча. Долго идут.

– А ведь я {А я ведь} до пяти часов не спала от радости, мой друг. И когда уснула, какой сон видела! Будто я освобождаюсь из душного подвала, будто я была в параличе и выздоровела, и выбежала в поле, и со мною выбежало много подруг, тоже, как я, {Вместо: много ~ как я, – было: много таких же, как я,} вырвавшихся из подвалов, выздоровевших от паралича, – и мы бегали, и нам было так весело, так весело здоровым бегать по просторному полю! Не сбылся сон! А я думала, что уж не ворочусь домой!

– Друг мой, дайте же, я возьму ваш узел, – ведь теперь он уж {уже он} не секрет. {Далее было: И я видела вашу ту невесту}

Опять идут молча. {Далее было: Идут} Долго идут и молчат.

– Друг мой, видите, до чего мы договорились с этой дамой: вам нельзя уйти из дому без воли Марьи Алексеевны. Это нельзя. Но – нет, нет, пойдем под руку, {Было: не так, я поддержу вас} а то я боюсь за вас.

– Нет, ничего, только мне душно под этим вуалем. Она отбросила вуаль с лица. – Теперь ничего, хорошо.

– ("Как бледна!") Нет, мой друг, вы не думайте того, что я сказал. Я не так сказал. Все устроим как-нибудь.

{Вместо: Все устроим как-нибудь. – было. – Есть одно средство.

– Есть? Ради бога! Милый мой! [Все, что угодно] На все, на все готова, только бы избавиться! Против этого текста дата: 30 дек}

– Как устроим, мой милый, {милый мой,} – нет, это вы говорите, {Было: а. это вы б. нет, я не знаю} чтобы утешить меня. Ничего нельзя сделать. Он молчит. Опять идут молча.

– ("Как бледна! Как бледна!") {Далее было: Ничего, не уны} Мой друг, есть одно средство.

– Какое? какое?

– Я вам скажу, мой друг, – но только, когда вы несколько успокоитесь. Об этом надобно будет вам рассудить хладнокровно.

– Говорите сейчас, я не успокоюсь, пока не услышу.

– Нет, теперь вы слишком взволнованы, мой друг. Теперь вы не можете принимать важных решений. {Далее начато: Дайте про} Через несколько времени. Скоро. А вот и ваш подъезд. До свиданья, мой друг. Как только я увижу, {Как только вы несколько у} что вы будете отвечать хладнокровно, я вам скажу.

– Когда же?

– Послезавтра, на уроке.

– Слишком долго!

– Нарочно буду завтра.

– Нет, скорее.

– Нынче вечером.

– Нет, я вас не отпущу. Идите со мною. Я неспокойна, вы говорите, теперь я не могу судить, вы говорите, – хорошо. {Текст: Я неспокойна ~ хорошо. – вписан.} Обедайте {Начато: Как мы} у нас. Вы увидите, что я буду спокойна. После обеда маменька {Начато: Как мамень} спит, и мы можем говорить.

– Но как же я войду к вам? Ваша маменька удивится, {будет подозревать} что мы вошли {Начато: возвра} вместе, – она станет опять следить за нами, как следила.

– Подозревать? следить? – нет, мой друг, – в самом деле, вам лучше уж идти к нам. Ведь я шла с поднятою вуалью. Нас {Нам} могли видеть вместе. Меньше опасности, если вы войдете.

– Ваша правда.

Он позвонил.

Марья Алексеевна очень удивилась, увидев дочь и Лопухова входящими вместе. Самыми пристальными, самыми зоркими глазами она принялась всматриваться в них.

– Я зашел к вам, Марья Алексеевна, сказать, что послезавтра вечер у меня занят и что я вместо того, чтобы послезавтра, приду на урок завтра. Позвольте мне сесть. Я очень устал и расстроен. Мне хочется отдохнуть.

– В самом деле, что с вами, Дмитрий Сергеевич? Вы ужасно пасмурны. ("Нет, не похоже на амурные шашни, {Вместо: не похоже ~ шашни – было: амурных шашней} – он сердитый, да и она невесела. Видно, просто встретились. А кто их знает? Смотреть надо в оба глаза. Да нет, не похоже. Как бы амурные шашни да поссорились бы, не пришли бы вместе. А как бы не поссорились, так с амурных-то дел он бы веселый был. {Вместо: он бы веселый был – было: она бы може После: был – не похоже.} И она ушла в свою комнату и на него не поглядела, – нет, видно, что не видит в нем своего предмета".) {И она ушла ~ предмета". – вписано.}

– Я-то ничего особенного, Марья Алексеевна, – а вот Вера Павловна что-то как бледна, – или мне так показалось?

– Верочка-то? С ней бывает.

– А может быть, мне так только показалось, – мне, признаюсь вам, от своих мыслей голова кругом идет.

– Да что же такое, Дмитрий Сергеевич? Уж не с невестой ли какая размолвка?

– Нет, Марья Алексеевна, невестой я доволен, а вот с родными хочу поссориться.

– Что это вы, батюшка, Дмитрий Сергеевич, как это можно с родными ссориться? Я об вас, батюшка, не так думала.

– Да нельзя, Марья Алексеевна: дурное семейство-то. Требуют от человека бог знает чего, чего он не в силах сделать.

– Это другое дело, Дмитрий Сергеевич. Всех не наградишь. Надо меру знать. Это точно. Ежели так, то есть по деньгам ссора, не могу вас осуждать.

– Позвольте мне быть невеждою, Марья Алексеевна, – я так расстроен, что надобно мне отдохнуть в приятном и уважаемом мною обществе, – а такого общества я нигде не нахожу, кроме как в вашем доме. Позвольте мне напроситься обедать у вас ныне и позвольте сделать некоторые поручения вашей Матрене, – кажется, тут есть недалеко погреб Денкера, – у Денкера вина не бог знает какие, но можно пить. {кажется ~ пить. – вписано.}

Лицо Марьи Алексеевны, сильно разъярившееся при первом слове про обед, сложило с себя решительный гнев при упоминании о Матрене и приняло выжидающий вид. "Посмотрим, голубчик, что от себя приложишь к обеду". Но Лопухов, вовсе {нимало} не смотря на ее лицо, уже вынул портсигар, оторвал {взял} клочок бумаги от какого-то письма, завалявшегося в нем, взял карандаш и уже писал.

– Если смею спросить, Марья Алексеевна, вы какое вино кушаете?

– Я, батюшка, Дмитрий Сергеевич, признаться вам сказать, мало знаю толку в вине, – почти что и не пью, не женское дело. ("Ну да, с первого дня по роже видел, что не пьешь".)

– Конечно так, Марья Алексеевна. Но мараскин даже девицы пьют, – вы мне позволите написать?

– Это что такое, Дмитрий Сергеевич?

– Просто не вино даже, можно сказать, а сироп.

Он вынул красненькую бумажку, – кажется, будет довольно. – Он повел глазами по записке, – на всякий случай, дам {Было начато: при} еще 5 рублей.

У Марьи Алексеевны глаза покрылись влагою, и лицом неудержимо овладела сладостнейшая улыбка.

– У вас ведь и кондитерская недалеко? Не знаю, найдется ли готовый пирог из грецких орехов, – на мой вкус, это самый лучший пирог, Марья Алексеевна. Но если нет такого – какой есть.

Он отправился в кухню {Он встал, направился в кухню} и послал Матрену делать закупки. {Далее начато: С полчаса или больше}

– Кутнем ныне, Марья Алексеевна. Хочу пропить ссору с родными. Почему не кутнуть, Марья Алексеевна? Дело с невестою к концу {на лад} идет. Тогда не так заживем – весело заживем, – правда, Марья Алексеевна?

– Правда, батюшка, Дмитрий Сергеевич. То-то я смотрю, что-то вы больно уж деньгами-то сорите, чего я {Далее начато: а. во б. от} не ждала, как от человека основательного. Видно, от невесты задаточек получили?

– Задаточка не получил, Марья Алексеевна. А если деньги завелись, {есть} то кутнуть можно. Что задаточек? Дело надо начистоту вести. Тут не об задаточке дело. {Текст: А если деньги ~ дело. – вписан.} Так я дело не поведу – не стану по кусочкам тянуть, – еще подозренье возбудишь, – да и неблагородно, Марья Алексеевна?

– Неблагородно, батюшка, Дмитрий Сергеевич, – точно неблагородно. По-моему, во всем надо благородство соблюдать. {Далее было: А мое благородство вот какое, Марья Алексеевна}

– Правда ваша, Марья Алексеевна.

С полчаса или три четверти часа, остававшиеся {Было начато: продол} до обеда, шел самым любезный разговор в этом роде о всяких благородных предметах, милых сердцу Марьи Алексеевны. Тут, между прочим, Дмитрий Сергеевич в порыве откровенности высказал, что свадьба {свадьба уже} его очень приблизилась в последнее время, и утешил Марью Алексеевну тем, что Вера Павлова скоро решится {даст} на замужество, – это он видит, {Далее было: потому, как она |вед] дер} – она ему ничего не говорила, но он видит.

– Ведь мы с вами, Марья Алексеевна, старые {терты} воробьи, нас {мне} не мякине не проведешь. Мне хоть лет и немного, а я тоже старый воробей тертый калач, – так ли, Марья Алексеевна?

– Так, батюшка, тертый калач, тертый калач.

Словом сказать, отрадное общество уважаемой Марьи Алексеевны так оживило Дмитрия Сергеевича, что куда девалась его грусть, – он был такой веселый, каким {что} его Марья Алексеевна еще никогда не видывала "Тонкая бестия, шельма этакий, – видно, схапал уж у невесты не одну тысячу, – а родные-то проведали, что он карман-то {руки} понабил, да и приступили, – а он им: нет, батюшка и матушка, как сын, я вас готов уважать, а денег у меня для вас нет. Экая шельма-то какая!" – Да, приятно беседовать с таким человеком, особенно когда, услышав, что Матрена воротилась, сбегаешь на кухню, сказавши, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 10 р. 50 коп., – ведь третью долю, чать, только выпьем за обедом-то, – и кондитерский пирог в 2 рубля, – ну это, можно сказать, брошеные деньги – на пирог-то; но все же останется и пирог, – можно будет как-нибудь кумам подать вместо варенья. Все не в убыток, а в сбереженье.

"Хорошо ли я сделала, что заставила его зайти? Маменька смотрела так пристально".

"И в какое трудное положение поставила я его! Как остаться обедать? Ведь маменька ни за что не пригласит".

"Боже мой, что со мной, бедной, будет?"

"Есть одно средство, говорит он, – нет, мой милый Дмитрий, нет никакого средства".

"Нет, есть средство – вот оно – окно: когда будет тяжело, уже слишком тяжело, брошусь из него".

"Какая я смешная: "когда будет слишком тяжело", а теперь-то?"

"А когда бросишься в окно – как быстро, быстро полетишь, – будто не падаешь, а в самом деле летишь, – это, должно быть, очень приятно. Только потом ударишься о мостовую, – ах, как жестко! Больно? Нет, боли, я думаю, не успеешь почувствовать, – а только жестко – должно быть, очень жестко!"

"Нет, это хорошо. Ведь это один, один самый коротенький миг, – а зато перед этим воздух – будто самая мягкая перина, расступается так легко, нежно, мягко".

"Да, а потом? Будут все смотреть – голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи, – ах, какой гадкий этот Петербург: на тротуарах всегда грязь, – если бы можно было выбрать чистое место, куда упасть, – посыпать бы чистого песку, белого, чистого, – здесь и песок все какой-то грязный, – нет, самого белого, самого чистого, и не жестко было, {Так в рукописи.} – а ведь все равно бы убилась, – вот и прекрасно было бы, – и лицо осталось цело, и не было бы на нем крови, и не пугало бы никого, не казалось бы гадкое, как покажется разбитое. Ах, как бы хорошо, если бы внизу был бы песок – белый песок".

"А в Париже бедные девушки задушаются чадом – это хорошо, очень, очень хорошо. Бросаться в реку – это нехорошо, – будут ловить, – тело становится такое уродливое, – нет, это нехорошо. А если бы..."

"Как они громко там говорят! Что они говорят? Нет, ничего не слышно".

"Да, вот если бы удушиться чадом, – как бы это было хорошо!"

"И я бы оставила записку ему, в которой бы все, все написала. Ведь я ему тогда сказала: нынче день моего рождения. – Как это я сказала? Какая я была смелая! Как это я была такая? Да ведь я оттого, что я была {Было: была тогда} глупенькая, – ведь я сама не понимала, как это... как это... А что это "как это?" важно? – нет, не так, – или стыдно? нет, это не стыдно. Что ж это? Как это тяжело, – как это тяжело, да, это то слово: "тяжело"".

"Да, вот в Париже бедные девушки какие умные! А что же, разве я не буду умной? Сделаю, как они. Вот как смешно будет: входят в комнату – ничего не видно, только угарно, и такой зеленый воздух, и туман – испугались: "что такое? где Верочка?" Маменька кричит на папеньку: "Что ты стоишь, выбей окно!" Выбили окно – и видят: я сижу у туалета, и опустила голову на туалет, а лицо закрыла руками. "Верочка, ты угорела?" – А я молчу. "Верочка, что ты молчишь?" – "Ах, да она удушилась!" Начинают кричать, плакать; Ах, как смешно, что они будут плакать, и маменька станет рассказывать, как меня любила".

"Да, это смешно, так, а ведь он будет жалеть, – ведь он очень будет жалеть".

"Что ж, я оставлю ему записку".

"Да, посмотрю, посмотрю, да и сделаю, как бедные парижские девушки. Я сделаю. Я не сделаю? Нет, нет, если я уж скажу, так сделаю. Ведь я храбрая, я не боюсь".

"Да и чего тут бояться? Ведь это так хорошо! – Только вот подожду, какое это средство, про которое он говорит. Да нет, никакого нет. Это только так, он успокоивал меня".

"Зачем это люди успокоивают? Вовсе не нужно успокоивать. Как можно успокоить? Разве это можно? Когда нельзя помочь, разве можно успокоить? Ведь вон он умный, а тоже так сделал. Зачем он так сделал? Это не нужно".

"Что ж это как он говорит? Будто ему весело, такой веселый голос".

"Неужели он в самом деле придумал средство?"

"Да нет, этого нельзя. А если б не придумал, разве бы он был веселый? Что ж это он придумал?"

– Верочка, иди кушать! – крикнула Марья Алексеевна.

В самом деле, Павел Константинович воротился, – пирог давно готов – не кондитерский, а у Матрены, с начинкою из вчерашней говядины от супа.

– Марья Алексеевна, вы не пробовали перед обедом рюмку водки? Это очень полезно, особенно полынной или вот этой, горькой померанцевой. Я вам говорю как медик. Пожалуйста, попробуйте. Нет, нет, непременно попробуйте. Я как медик предписываю попробовать.

– Разве только что медика надобно слушать, – и то полрюмочки.

– Нет, Марья , полрюмочки не принесет пользы.

– А сами-то что же, Дмитрий Сергеевич?

– Стар стал, остепенился, Марья Алексеевна, зарок дал... {А сами-то ~ дал... вписано.}

– В самом деле, согревает как будто бы. {Вместо: согревает как будто бы – было: как согревает.}

– В том и польза, Марья Алексеевна, что согревает.

("Какой он веселый в самом деле! Неужели в самом деле есть средство? А на меня и не смотрит! Ах, какой хитрый! И как это он с нею так подружился?")

Сели за стол.

– А вот мы с Павлом Константиновичем этого {элю} выпьем, так выпьем. Эль – это все равно что {Вместо: Эль ~ что – было: Это пиво} пиво, не больше как пиво – попробуйте, Марья Алексеевна.

– Если вы говорите, что пиво, позвольте, пива почему не выпить?

("Господи, сколько бутылок, – пять, шесть, семь! Что это {Откуда это?} маменька так расщедрилась? – Ах, я недогадливая, {Было начато: глу} ведь он угощает! Так вот она, дружба-то?")

("Экая шельма какой! Сам-то не пьет! Только губы приложил к своей ели-то. А славная эта ель! Ей-богу, славная! И кваском как будто пахнет, а сила есть, есть сила хорошая! Когда Мишку-дурака окрутим, водку брошу, все {В рукописи: всю} эту ель стану пить! Ну, этот ума не пропьет! Хоть бы приложился, каналья! Ну, да мне же лучше. А поди, чай, ежели захотел пить, здоров пить".) – Да вы бы сами выкушали хоть что-нибудь, Дмитрий Сергеевич.

– Э, на моем веку много выпито, Марья Алексеевна, – в запас выпито, надолго станет. Не было дела, не было денег, – пил; есть дело, есть деньги не нужно вина, и без него весело.

("Нет, это еще лучше ели, – думает Марья Алексеевна, когда через другие бутылки дошла очередь до мараскину. – Каждый день, Мишка-дурак, штоф подавай! Что сладкая {французская} водка? Никакого вкусу не имеет против этого. Давай на день по штофу, Мишка-дурак". {Текст: ("Нет ~ дурак") вписан.})

И таким образом идет весь обед. Подают кондитерский пирог.

– Милая Матрена Саввишна, а что к этому следует?

– Сейчас, Дмитрий Сергеевич, сейчас. – Матрена возвращается с бутылкою шампанского.

– Вера Павловна, вы не пили, и я не пил. Теперь выпьем и мы. Здоровье моей невесты и вашего жениха!

("Да?" "Так?" "Так ли?" думает Верочка.)

– Дай бог вашей невесте и верочкину жениху счастья! – говорит Марья Алексеевна: – а нам, старикам, дай бог поскорее верочкиной свадьбы дождаться.

– Ничего, скоро дождетесь, Марья Алексеевна. Да, Вера Павловна?

– Да?

("Неужели он это говорит? А если не это? Что мне сказать?" {Что он говорит?})

– Да, Вера Павловна? – разумеется, да, – говорите же "да".

– Да, – говорит Верочка.

– Так, Вера Павловна, – что понапрасну время тянуть у маменьки? {Вместо: время ~ у маменьки? – было: маменьку огорчать?} Да, и только. Так теперь надобно {можно} второй тост. За скорую свадьбу Веры Павловны! Пейте, {Было начато: Куш} Вера Павловна, ничего, хорошо будет. Чокнемтесь. За вашу скорую свадьбу! – Чокаются. {Текст: Да и только. ~ Чокаются. – вписан.}

– Дай бог, дай бог! Благодарю тебя, Верочка, утешаешь ты меня, Верочка, на старости лет! – говорит Марья Алексеевна и утирает глаза. {и утирает глаза, вписано.} Ель и в особености мараскин привели ее в чувствительное настроение духа. {Далее начато: она отира}

– Дай бог, дай бог, – повторяет Павел Константинович.

– Как мы довольны вами, Дмитрий Сергеевич, – уж как довольны,_ говорит Марья Алексеевна по окончании обеда: {по окончании обеда: вписано.} – у нас да нас угостили, – вот уж, можно сказать, праздник сделали!

– Это что за праздник, Марья Алексеевна, {Далее начато: еще почище празд} – вот скоро, при свадьбе Веры Павловны, – тогда настоящий праздник будет.

– Конечно, Дмитрий Сергеевич. – Глаза ее смотрят уже более приятно, нежели бодро.

Не все то так хитро делается, как хитро выходит. Лопухов не рассчитывал на этот результат, когда покупал вино: он хотел только дать взятку Марье Алексеевне, чтобы не потерять ее благосклонности тем, что назвался на обед. Он думал, {опасался,} что не станет же она напиваться допьяна при постороннем человеке, которому – кто ж ее знает? – может быть, и не совсем доверяет, – даже прямо можно ждать: не доверяет, потому что кому же она может доверять? Да и Марья Алексеевна не ждала такого быстрого образа действия от себя, – она располагала отложить окончательное наслаждение до после-чаю. Но слаб каждый человек, – против водки, даже той сладкой, {сладкой, французской,} которая была у нее лакомством, {лучшим лакомством,} – против мадеры и хересу она устояла бы; но прелесть незнакомых ей вкусных вещей {Вместо: незнакомых со вещей – было: неведомых лакомств} соблазнила ее. Притом же, этот предательский мараскин так обманчив.

Обед {Так обед} вышел совершенно парадный и барский, потому Марья Алексеевна распорядилась, чтобы и Матрена поставила самовар, как следует {делают} после барского обеда. Но этою {Было начато: а. Верочка б. Но сим} деликатностью барских обедов суждено было воспользоваться только Марье Алексеевне и Лопухову: Верочка сказала, что она не хочет чаю, и ушла в свою комнату; Павел Константинович, человек необразованный, тоже не стал ждать чаю, отправился прилечь прямо {тотчас} после последнего блюда, как всегда; Марья Алексеевна едва-едва могла дождаться. Дмитрий Сергеевич пил медленно и, выпив чашку, спросил другую. – Тут Марья Алексеевна спасовала {Было: а. уже спасовала и, извинившись, ушла спать. Гость остался один, – он отпустил б. спасовала и не дождавшись, пока принесет ее Матрена} и стала извиняться тем, что чувствует себя не совсем хорошо – с самого утра, должно быть простудилась, шедши из церкви. Гость просил не церемониться и остался один. Он выпил вторую чашку и все сидел, – так что уже Матрена не вытерпела: "Еще угодно?" – "Да, еще". Выпил третью чашку, посидел еще, "должно быть, не вздремнул ли?" по рассуждению Матрены, "должно быть, тоже нализался, как это золото, что храпит в спальной", – верно, этот храп и разбудил Дмитрия Сергеевича: он подозвал Матрену взять чашку, {Далее было: подал ей полтинник, – "за труды, что она для него бегала нынче по лавкам". "А вы, когда пойдете, заприт} посидел еще, но долго ли, этого Матрена уже не видала, поспешив убрать посуду, чтобы успеть, по обычаю, посетить мелочную и зайти в полпивную, пока храпит "ее золото".