Текст книги "Океан. Выпуск тринадцатый"
Автор книги: Николай Черкашин
Соавторы: Юрий Иванов,Анатолий Елкин,Юрий Баранов,Иван Папанин,Борис Лавренёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Рика что-то крикнула мне, я не понял, она потянула меня за штанину и скатилась с дюны вниз, к воде. Надвинув берет на самые брови, я последовал за ней.
Отряхивая песок, Рика вскочила на ноги. Вся она была тоненькая, напряженная; ветер облепил ее юбкой, она была вся как туго натянутая струна, а волосы трепыхались на ветру, как флаг в очень свежую погоду.
– Гляди, я сейчас буду с ним играть. – Рика протянула руку к океану. – Он будет меня ловить, а я буду убегать! – Подняв руки над головой, она бросилась навстречу кипящей воде и закричала: – Эе-ей! А ну поймай меня, поймай!..
Волна встала стеной, потом круто изогнулась. Она в этот момент напоминала живое гривастое чудовище. Она будто приподнялась на пятки, вытянулась, изогнулась гладким, блестящим горбом… Рика чуть попятилась. Волна с громом обрушилась на твердый, утрамбованный ударами воды песок и, кипя пенными водоворотами, ринулась на девочку. Повернувшись, Рика побежала прочь. Я попытался схватить ее за руку, девочка увернулась. Лицо ее горело, что-то безумное чувствовалось в ее взгляде. Шурша, извиваясь, оставляя на камнях и песке хлопья пены, волна отхлынула в океан, и Рика побежала за ней следом. А к берегу неслась еще более страшная волна! Она накатывалась на остров с грохотом и скоростью курьерского поезда, а та, которая лишь только плескалась возле моих ног, подбиралась, усасывалась под основание гигантской волнищи, вздымающейся над головой девочки… На какое-то мгновение я увидел дно, обнажившееся метров на двадцать, и четкие следы, уходящие к основанию волны, и маленькую, напрягающуюся, вытянувшуюся навстречу волне фигурку. Увидел и закричал:
– Назад, назад!.. – и побежал к ней.
Рика метнулась к берегу. В какое-то из мгновений мне казалось, что водяной вал, изогнувшийся козырьком, обрушится прямо на нее, но Рика оказалась проворнее воды. Грохнуло. Бурно всплеснулась вода. Она кипела вокруг наших колен. Схватив девочку за руку, я тянул ее на берег, ноги утопали в разжиженном, по-живому шевелящемся под ступнями песке.
– Отпусти! Не хватай меня! – выкрикивала Рика, но не мне, а океану и пинала воду, топтала ее: – Отпусти! Не боюсь тебя, не боюсь!..
Утробно ворча, вода откатилась, потянула за собой прибрежный хлам. Рика вдруг как-то вся обмякла, притихла. Я обнял ее за худенькое плечико. Все ее тело била мелкая, нервная, а может, просто от холода дрожь. Прижав девочку к себе, закрывая от пронизывающего ветра, я повел ее по берегу к домам и спешащему навстречу толстяку Джо. А Рика обхватила меня тонкой рукой за пояс и, что-то шепча, выглядывала из-за меня в сторону океана.
– Как наш больной? – спросил я, входя следом за толстяком Джо в дом капитана Френсиса. – Спит?
– Спит наш больной, – ответил Джо и шлепнул Рику. – Опять океан дразнила?
– Какие у него холодные, цепкие руки… – пробормотала девочка. – Много-много холодных, липких рук. Я чувствовала, как они хватали меня за ноги. Б-ррр!
– Глотни. – Толстяк Джо выволок из заднего кармана свою плоскую бутыль. – Промок? Сейчас я дам что-нибудь.
Я глотнул. Ветер выл, толкался сырыми толчками в стены, рвал крышу, тоненько, надсадно позвякивал стеклами, ныл и стонал под дверью… Да, глоток сейчас в самую пору. И переодеться бы во что-нибудь сухое…
Толстяк Джо подошел к большому, сколоченному из грубо оструганных досок платяному шкафу и распахнул дверку. И я увидел десятка три сюртуков, курток, пиджаков и рубах. Тут же висели пальто, черные и зеленые шинели, красные, клетчатые, полосатые плащи.
– Гардероб, однако, у капитана Френсиса, – сказал я.
– Все океан дарит, – пробурчал толстяк Джо, вытягивая то пиджак, то куртку, и, коротко взглядывая на меня, прикидывал, подойдет ли по размеру. – Все наш океан-кормилец.
– Не с… мертвых ли? – похолодев, спросил я и глотнул еще разок. – Тогда уж лучше…
– Что на мертвых, то все уходит вместе с ними в землю, – ответил Джо и протянул мне светло-синюю с золотыми пуговицами и слегка потускневшими нашивками на рукавах куртку. – Во. В самый раз будет. Держи. А вот и рубашечка белая. Рика, а ты переоделась?
– Ага. Переоделась, – отозвалась из соседней комнаты девочка. – Наготовили уже чего поесть?
– Вот тебе еще брюки, – сказал Джо. – Давайте-ка, док, побыстрее, все уже приготовлено.
– Что, уже все приготовлено? – переспросил я, надевая рубаху. Она пришлась мне в самый раз. И брюки тоже. А капитанская куртка была сшита, наверное, у лучших портных Плимута и будто специально на меня. – Вот и все.
Капитан Френсис лежал на спине и бурно храпел.
Я пощупал его лоб: температура нормальная. Думаю, что через два дня он уже сможет встать.
Толстяк Джо тронул меня за плечо. Из соседней комнаты вышла Рика. Улыбнулась мне. Глаза в сумраке казались черными-пречерными и большими-большими. Как уголья в затухающем костре горели в них красные искры отсветов лампы.
Между домами был ветряной водоворот. Тугие потоки ревущего воздуха незримыми волнами клубились, взметались и спадали. Бросаясь на ветер то боком, то грудью, я брел следом за толстяком Джо. Тот шел, проламываясь сквозь воздушный поток, будто ледокол через льды. Фигура!.. Рика пряталась за его обширной спиной и могучим задом. Раздвигая ветер выставленным вперед правым плечом, Джо двигался к соседнему дому, а я пытался попасть к нему в кильватер.
Громыхнула дверь. Толстяк Джо распахнул вторую, Рика скользнула в яркий свет и тепло большой комнаты, за ней вошел и я. Слева в стене пылал камин. В его каменное жерло были насованы целые бревна. Красные блики плясали по сколоченному из широченных сучковатых досок полу. Четверо мужчин поднялись из кресел и со стульев. Были тут уже знакомые мне рыжий Алекс, бровастый лысый Бен, длинный и тощий, похожий на высушенную треску мистер Грегори и низенький, широкоплечий, неповоротливый, как сундук, мужчина в очках. «Наверняка ученый папаша Рики со станции Уэст-Пойнт», – подумал я и, как впоследствии оказалось, не ошибся.
– Не будем терять времени понапрасну. – прогудел толстяк Джо. – Док, ваше место в центре. Как почетного гостя. Рика…
– Я сяду рядом с доком. Вот! – сказала девочка и, отодвинув массивный стул, сработанный, кажется, не из дерева, а из железа, устроилась рядом со мной.
Застучали стулья, задвигались черные угловатые тени на стенах, жаркий огонь камина, чьи-то расплывчатые, смутные лица на картинах… Какие-то неведомые, блеклые города, странные размытые пейзажи. Старинный мушкет на одной из стен, шпага в ножнах, позеленевшая подзорная труба. Я повернул голову. На одной полке тесными рядами стояли книги в кожаных переплетах. На другой – батарея пустых бутылок. В каждой из них – свернутые, скукожившиеся или закрученные жгутиками бумажки.
– Эй, тебя ждут, – позвала меня Рика. – Я уже положила мясо. Вот вилка и нож.
– За тебя, док. За то, чтобы человек всегда откликался на зов другого человека, – рявкнул толстяк Джо, поднимая сверкнувший в бликах огня хрустальный фужер. – Пьем, друзья.
Я взял фужер в руки, и от одного моего прикосновения он тихонечко запел. Стекло было таким тонким, что оно не виделось, а лишь ощущалось. Изображение корабля? Надпись? Я повернул фужер другой стороной и прочитал надпись: «Харгрейв». Фирма такая?
– Корабль был такой, – сказала Рика, видя, как я читаю надпись. – Трехмачтовый барк. Он погиб возле острова в 1857 году. Да, отец Фернандо?
– Все правильно, моя девочка, – подтвердил тот. Нос у отца Фернандо был картофелиной, щеки будто шрапнелью побиты. Видно, переболел когда-то оспой. Облизнув губы, отец Фернандо продолжил: – По имеющимся сведениям, барк «Харгрейв» налетел на мель Стейшен-Банк и разломился пополам. Все сорок членов экипажа погибли. Ящик с посудой был найден пять лет назад. Идет Бен по берегу, глядь: на песке окованный медью угол торчит. Откопали. А там, в полусгнивших стружках, вот эти фужеры.
– Все пока тихо, Тонни? – спросил тут толстяк Джо.
– Все пока тихо, Джо, – послышалось в ответ.
Я огляделся и увидел то, на что не обратил внимания раньше: приоткрытую дверь, по-видимому, радиорубки. Кто-то там шевельнулся, дверь открылась, и на пороге появился мужчина с наушниками на голове. Второй радист, наверное. Махнув мне рукой – мол, привет! – он попросил:
– Джо, плесни бокальчик. В глотке все пересохло.
– За капитана Френсиса, – предложил тост рыжий Алекс.
– Чтобы он выздоровел побыстрее, наш капитан.
Ел я с оловянной тарелки. Тоже, наверное, с какого-то корабля. И вилки, и ножи. Черт знает что! А это что за странная карта? Возле двери в радиорубку висела на стене очень большая, от пола до потолка, карта. А, это же остров Сейбл! Озеро посредине. А вдоль берегов острова – флотилия кораблей, шхун, пароходов, яхт. Надписи. Цифры. Погибшие корабли?
– А где же пароход нашего уважаемого капитана Френсиса? – спросил я. – Или… или его тоже океан вынес на берег?
– Все именно так, как вы сказали, – произнес Фернандо и поправил вилкой сползшие очки. – Его лесовоз «Марта Гросс» погиб двенадцать лет назад. И вся команда… – Фернандо с хрустом разгрыз кость. – Такое несчастье, сэр: в тот рейс он взял свою жену и шестнадцатилетнего сына, сэр. Были летние каникулы… М-да… Лишь один он в живых и остался. Отходили мы его, похоронили тех, кого океан вынес на берег. И жену его Мануэлу, и сына Герберта. Остался он с нами. Сказал: «Буду жить тут, буду… возле своих. Буду спасателем, чтобы поменьше гибло в океане чьих-то детей…» Отчаянный капитан. Когда случается несчастье – его не останавливает никакой шторм: спускает бот по слипу и – вперед! Навстречу волнам! Участвовал в спасении уже сорока моряков… Эй, Джо! Давай-ка выпьем за тех, кого мы выволокли из океана.
– Картины… тоже из океана? – спросил я Рику.
– Угу. Вода подпортила краску, – ответила девочка, орудуя вилкой. – Иногда я гляжу-гляжу на какую-нибудь из них, и так хочется узнать: а что это за город? А что это за лес? Или лицо?
– За души рабов божьих, – произнес высушенный, как вяленая треска, отец Грегори.
– Поп? – тихо спросил я отца Фернандо.
– Пастор. Вернее, был им, – словоохотливо пояснил мой сосед и немного понизил голос. – Двадцать лет произносил страстные проповеди в церкви святого Мартина в Галифаксе. Спасал души рабов божьих. Но однажды прочитал в газете «Галифакс Стар», что на остров Сейбл требуются люди. На спасательную станцию. Поразмышлял-поразмышлял наш отец Грегори и решил, что больше принесет пользы, если будет спасать не души, а самих людей. Многих он уже спас. Как почта придет, шлют ему поклоны и добрые пожелания десятки людей из самых разных уголков нашей землицы. И мне шлют, И Алексу, и нашему толстяку Джо.
– А вы тут как оказались?
– О, со мной дело сложнее… Гм… Видите ли, были у меня нелады с полицией… – Фернандо вынул из кармана большой носовой клетчатый платок, протер стекла и как-то ловко набросил очки на свой могучий, толстый нос. Грустно улыбнулся мне. – М-да, случилась одна неприятность в молодости… Вот я и подыскал себе уголок потише, да так и прожил тут пятнадцать лет. Сам себя определил на эту каторгу. Сижу в своей комнате на станции, размышляю, философствую… Вот Рику французскому языку учу.
– А рыжий Алекс?
– Эй, отец Алекс, русский про тебя спрашивает, – сказала Рика. Она прислушивалась к нашему разговору с Фернандо. – Откуда ты тут взялся?
– Пусть я сгнию тут на этом пр-роклятом острове, но я дождусь! – выкрикнул рыжий Алекс и ударил кулаком по крышке стола. Звякнула посуда, один из фужеров упал. Видно, Алекс выпил лишнего. – Я дождусь, когда на берег выкатится бочонок, набитый золотыми дукатами! – Он поглядел в мою сторону. – Вот для чего я живу тут, русский. А откуда взялся? Какая разница? Они: и эта гора мяса и костей Джо, и капитан, и пастор – все они считают меня выжившим из ума. Чер-рта с два… Это они выжили из ума, они! Ведь какой разумный человек будет торчать на этом огрызке земли лишь ради святой, как они болтают, необходимости спасать чьи-то жизни? Ха-ха! К черту! Друзья, вы помните про трюмы фрегата «Коппелии»? Помните? – Он задохнулся, лицо у Алекса стало красно-бурым, а маленькие, красноватые глазки были похожи в этот момент на две перезрелые, готовые вот-вот лопнуть, клюквины. Он схватил бронзовый с фигурной ручкой жбанчик, в котором было вино, и начал пить прямо через край.
– Фрегат «Коппелия», как говорят, вез из Франции в Америку жалованье французским солдатам. В золотых монетах, – тихо сказал мне отец Фернандо. – Разбился и погиб тот фрегат на Мидл-Банк. Пять различных экспедиций пытались разыскать его, но… Но может, все это легенда?
– Легенда? Ха-ха! Черта с два! Глядите, что я недавно нашел на берегу.
Мотнув лохматой рыжей головой, Алекс нагнулся и сунул руку за голенище сапога. Кривясь, чертыхаясь, торопясь, порылся там и вынул нечто, не то обломок оленьего рога, не то какой-то черенок. Алекс разжал свой громадный, поросший золотыми волосами кулачище. Рукоятка ножа? Согнул большой палец, нажал на металлический пупырышек. Послышался легкий, звучный щелчок, и из рукоятки выскользнуло блестящее лезвие ножа. Алекс резко взмахнул рукой, и нож, слегка вибрируя, вонзился в стол.
– Читайте! Видите, что написано на ноже? – гремел Алекс. – «Коппелия», вот что написано на нем! И настанет такое время, настанет, друзья мои, океан отхлынет, да-да, я это вижу, вижу!.. Океан отхлынет, а на сыром песке останется лежать, да-да… останется лежать окованный позеленевшей медью, весь обросший ракушками бочонок. Нет, не с вином…
– Было такое? – спросил я у отца Фернандо.
– Было. Вот же пьем: виски из океана. Оттого и привкус солоноватой горечи. Видно, немного океанской воды просочилось через пробку.
– …Нет, черт возьми, не с вином, а с золотыми монетами! И тогда – прощай, проклятый остров! Не так ли, друзья?
– Что ж, мы тебя проводим всей гурьбой, Алекс, – загудел толстяк Джо. – Мы останемся тут. И я, и Фернандо, и капитан, и мистер Грегори, да и все остальные. И Рика-Кетти-Рита-Дален… уф, ну и имя ты себе придумала, противная девчонка!.. и Рози-Анна-Мари…
– Элен-Ольга-Ло-Катрин-Сьюзанн-Рика… – закончила девочка и зевнула. – Ну неужели так трудно запомнить? Конечно же, я останусь тут. Разве я брошу тебя, отец Джо, и тебя, отец Фернандо, и тебя, отец Грегори, и тебя, отец Бен… А вот отец Алекс, неужели ты уедешь и оставишь меня тут?
– Что? Черта с два! Я возьму тебя с собой. Я куплю тебе маленькую лошадку-пони, построю красивый дом, мы будем ездить с тобой в Европу и… – Алекс опять пододвинул к себе бронзовую посудину и приложился к ней.
– Я останусь тут, – сказала твердо Рика.
– Выпьем за это. За нашу девчонку, – так громко сказал толстяк Джо, что его голос перекрыл и шум бури, доносящейся из-за стен дома, и посвистывание ветра на чердаке, и треск смолистых поленьев в камине.
Я поглядел на него. Лицо Джо, освещенное пламенем камина, было обращено к девочке. Толстое, губастое, с широким приплюснутым носом, оно было таким добрым, открытым, что я невольно улыбнулся. И вообще весь он такой могучий, брюхатый, какой-то вызывающе неряшливый: сползшие брюки поддерживались лишь одной лямкой подтяжек, вторая была, видимо, оторвана, да и эта крепилась к большущей белой пуговице, нашитой черными в узлах и петлях нитками к верху брюк, рубаха, выпирающая наружу. Одна щека тщательно выбритая, а другая – щетинистая. Не добрился, что ли? Добрый, неуклюжий медведь-панда, вот кого мне напоминал в этот момент один из отцов Рики, толстяк Джо. Он был столь симпатичен своей открытой добротой, что хотелось глядеть и глядеть на него. Сжимая громадной лапищей фужер с вином, Джо провозгласил еще раз:
– За самую хорошую девчонку, за самую смелую девчонку, за нашу дочку.
– Рудовоз «Король Георг Четвертый» терпит бедствие! – крикнул в этот момент из двери радиорубки радист. – Район каньона Корсер.
В комнате стало тихо. Ударялся в стены дома ветер, выл, всплескивал языками пламени огонь в камине, позвякивали стекла в окне. Мы все, как по команде, поглядели в черное окно, в сторону беснующегося океана. «Как-то там мой «Сириус»?» – подумал я. И еще подумал о том, что, будь верующим, я помолился бы всем богам, чтобы не случилось беды с моим судном. И чтобы выстояли в схватке со штормом моряки рудовоза «Король Георг Четвертый», чтобы не поглотили их многокилометровые глубины каньона Корсер.
Потом в этой напряженной тишине мы все поглядели на бывшего пастора отца Грегори, и тот поднялся из-за стола. Прямой, как палка, высушенный до желтизны, он кивнул всем и ушел в соседнюю комнату.
– Господи, не погуби души и тела моряков рудовоза «Король Георг Четвертый»… – послышалось из-за неплотно прикрытой двери. – И всех бедствующих в морях и океанах.
– Иду спать, – сказала Рика. – Спокойной ночи, отец Джо. – Она поднялась из-за стола и, подойдя к толстяку, поцеловала его. Сказала, подергав белую пуговицу: – Ну зачем же ты пришивал сам? Принеси мне завтра свои брюки… Вот и тут еще дырка. Зачиню. – Она поцеловала его, а тот обнял девочку и погладил широкой, как лопата, рукой по спине, волосам. Хлопнул по заду.
– Иди!
Потом Рика попрощалась с молчаливым Беном, с Алексом, который так стиснул девочку, что она пискнула, будто мышонок. Подошла к отцу Фернандо. Тот, взяв ее ладонями за лицо, заглянул в глаза, улыбнулся.
– Расскажу тебе сегодня новую сказку дядюшки Римуса, – сказал он. – Перед вахтой.
– Нет. Сегодня ко мне придет русский доктор. – Рика поглядела на меня, попросила: – Приходи, а? Я буду ждать.
– Приду, – ответил я. – Вот покурю немного у камина и приду.
Рика жила в доме капитана Френсиса. И мне постелили там, чтобы я был ближе к больному. Подбросив в камин толстых поленьев, Джо сказал, что пойдет проверит, надежно ли укреплена на слипе спасательная шлюпка, да подышит немного соленым ветром. «Утробу свежим воздухом промыть надо».
Ушел Алекс. Стих в своей комнате пастор Грегори, скрипнули там пружины матраца. Ворочался, кашлял в радиорубке радист. Попискивало там, потрескивало. Приборы работали. Порой радист переговаривался с кем-то азбукой Морзе, и в проеме двери нервно вспыхивала и гасла контрольная лампа.
– Через полчаса и мне на вахту, – сказал отец Фернандо и пододвинул к камину кресло. Кивнул на второе: – Подсаживайтесь к огню, док.
– Если можно, несколько слов об истории острова, – попросил я.
– О, с удовольствием! Итак, основные вехи. Открыт остров почти пятьсот лет тому назад португальцами и назван «Санта Крус». Позже португальцы же дали ему нынешнее название «Сейбл». Значит – «Песчаный».
Порой холодные сквознячки прокатывались по комнате и порывы ветра усиливались. Отец Фернандо замолкал, прислушивался. Потом продолжал свой рассказ:
– В 1598 году на острове появились первые поселенцы. Увы, это была сложная публика. Пятьдесят отъявленных негодяев. Преступники, осужденные во Франции на казнь. Среди них оказалась и одна женщина. Предание гласит, что именно из-за нее преступники и повели друг с другом ожесточенную, кровавую войну. Через пять лет в живых на острове осталось лишь одиннадцать человек. С тех пор существует закон, запрещающий проживание на острове женщин…
Опять могучий порыв ветра качнул дом, и отец Фернандо замолк. Протянул к огню руки. Потер ладонь о ладонь. Сказал:
– Лет сто на острове орудовали пираты. Они давали фальшивые сигналы огнем: путь свободен! Корабли шли на эти сигналы и погибали. В 1801 году британское адмиралтейство оборудовало на острове спасательную станцию. Вот, пожалуй, очень кратко и вся история острова Сейбл. Если, конечно, не считать страшных и трагических историй кораблей и людей, нашедших тут свою могилу. – Он поднялся. Снял с вешалки и накинул на плечи длинный плащ. Пробормотал: – Хорошо, что хоть дождя нет… Да и так продует всего.
В дверях он столкнулся с Беном. У того было красное, исхлестанное ветром лицо.
– Все нормально. В океане – ни огонька, – буркнул Бен и, стягивая на ходу куртку, отправился в свою комнату.
Гул ветра. Гомон недалеких волн. Шорохи на чердаке, скрип половиц.
Я бродил по скудно освещенному огнем камина помещению, ждал толстяка Джо. Вглядывался в туманные, расплывчатые лики людей на картинах. Женщина с открытой грудью. Синие-пресиние, будто живые глаза глядели на меня из глубины темного, зеленовато-синего, как морские глубины, полотна… Удивительно – лицо едва ощутимо, чуть приметны полусмытые водой пухлые губы, а вот глаза сохранились. Живут! Пейзаж. Лес. Горы. Залито все сине-зеленой водой…
Я подошел к полке с книгами. Взял одну из них, тяжелую, как кирпич, ощутил ладонью шероховатость кожи обложки и подумал: «Чьи руки, где и когда брали в последний раз эту книгу?» Потянул за обложку, но она не открылась. Я попытался открыть книгу посредине, но ничего не получалось, страницы будто срослись, книга склеилась. И я поставил ее на место. О чем в ней рассказывается? Может, это те лоции, о которых говорила Рика? Тайна.
Потом я стал разглядывать бутылки. На бумажке сквозь мутноватость стекла одной из них можно было прочитать несколько строк по-английски: «Милая, милая Жанна, прощай, прощай навеки…» Кто тот, написавший эти строки? Что произошло в океане? Где та Жанна, которой послано это письмо? Всё тайны, тайны. Одна… пять… десять… четырнадцать бутылок. И в каждой – отчаянное прощальное письмо, тоскливый крик души, крик боли и любви. Бутылки… Кто-то пил вино, налитое в них, кто-то веселился, а потом… Стеклянные гробики с посланиями из океана, с последним прощальным зовом. И всё – тайны океана.
Хлопнула дверь. Дробно зазвенели стекла в раме. Джо.
Он натолкал в камин сухих смолистых поленьев. Поставив бутылку, я глядел, как он выкатил щепкой из огня пылающий уголь прямо себе в ладонь и потом, щуря глаза, закурил толстую длинную сигару.
Я подошел к зловещей карте погибших возле острова кораблей. «Джорджия» – 1863 год… «Фельмоут», «Лаура», «Эдда Корхум», «Ямайка», «Иоганна», «Сандер Ника»… – Холодок прокатился по моей спине. – «Джесси Вуд», «Эфес», «Адонис», «Сириус»… Что-что? – Я разгладил ладонью жесткую бумагу: – «Сириус»… Фу, черт… 1861 год». Вытер испарину, выступившую на лбу, и пошел к огню, сел в кресло, потянул из кармана сигареты. Спросил:
– Ну, а вы как тут очутились, Джо?
– Из любви к музыке, – усмехнувшись, ответил тот.
Я подождал немного, думал, что он пояснит свои слова, но толстяк Джо глядел в огонь, попыхивал сигарой и молчал. И тогда я спросил его:
– Джо! А кто это придумал Рике такое длиннющее имя?
– Да она сама. – Джо вынул сигару изо рта, сколупнул корявым черным пальцем табачинку с оттопыренной губы. И вновь потянул в себя дым. Выдохнул тугое синее облако в камин. – Для меня она – Вика, для отца Фернандо – Катрин. Понимаете? Она будто одна, и будто у каждого из нас тут по дочери. И для нас и для тех спасателей, которые обитают на другом краю острова… – Он сплюнул, облизал губы. – Через месяц Рика уйдет на станцию Уэст-Пойнт и будет жить там у отца Фернандо. Потом она переберется на другую станцию к отцам Рене и Максу, если бы не шторм, они бы приехали сегодня сюда. Так вот, а потом опять вернется… – Он помолчал, улыбнулся. – Мы все ее очень любим, док. Да что любим: она как… – Джо поразмышлял: – Она как солнечный лучик… Вот уйдет Рика к Фернандо, и я буду каждый день считать, когда же она вернется. И буду, как мальчишка, раза два в неделю бегать за десять миль к ней на станцию Уэст-Пойнт, а отец Фернандо станет ревновать ее ко мне и погонит меня назад. А потом он будет прибегать сюда, проверять, как она учит французский… – Джо грузно встал, налил в фужер вина, подал мне. Сел в кресло, оно сокрушенно застонало под его могучим задом.
Мы выпили по глотку. Я поболтал вино во рту языком и, зажмурившись, представил себе, как где-то в далеком порту на парусный корабль грузили бочонки. Как тот корабль, кренясь и раскачиваясь, шел к берегам далекой Америки. Потом как разрушался он под ударами свирепых волн, тонул. И бочонки лежали на дне. Сколько? Сто лет? Двести? А потом волны выбросили один из них на берег. Да, я явственно ощутил горьковато-соленый привкус морской воды. Чертовщина!
Толстяк Джо пошуровал кочергой, и столб искр унесся в дымоход. Он улыбался. Он все время улыбался. Вот и сейчас: кому? Огню, греющему нас? Девочке, о которой рассказывал? Но вот помрачнел, нахмурился:
– А осенью мы отвозим ее в Галифакс. Она учится там в гимназии Альбрехта. Невозможно пережить эти длинные, штормовые и холодные зимние месяцы, эти месяцы без нее.
– Как она попала на остров? Тут какая-то тайна?
– Это ужасная тайна, док, – немного помедлив и понизив голос, сказал Джо. Оглянулся. И я тоже осмотрелся. Две наши громадные черные тени шевельнулись на стенах и потолке: – По закону она лишь моя, понимаете, моя дочь! Ведь это я нашел ее на моем, понимаете, моем участке.
– Простите, старина. А что это за ваш участок?
– Тут все просто, док. Весь остров, а точнее – все побережье острова разделено на двенадцать секторов. Понимаете? И каждый сектор принадлежит кому-либо из нас. И вот после шторма мы садимся на лошадей и объезжаем остров. Правда, мы и так каждый день объезжаем весь остров, смотрим, не вынесло ли кого из океана, но после шторма океан обязательно что-нибудь да выносит. Глядишь – монета, а там – труба подзорная, а там – книга старинная или еще что-нибудь. Понимаете?
– Понимаю. Все понимаю. И вот…
– И вот иду я и вижу – небольшой, надувной плотик лежит. А в нем… – Джо жадно затянулся дымом. Продолжил вдруг охрипшим голосом: – А в нем, в воде, вода и в плотик налилась, девочка в одной нижней с кружавчиками рубашонке. Подбежал, нагнулся: думал, мертвая, а она дышит. Схватил я ребенка, прижал к себе, закутал в куртку и побежал. Я десять миль бежал, док, десять миль. И все молил бога: «Если ты есть, пускай она не умрет, пускай выживет». Мне казалось, что сердце мое взорвется, а вены лопнут и кровь фонтанами хлынет из ушей и ноздрей! Принес. Растер шерстяным шарфом, потом спиртом, потом напоил ее грогом. И она открыла глаза. Улыбнулась, протянула руки и обняла меня за шею. И заснула. Сутки спала, док, сутки! И я не шевельнулся… Собрались мы все, со всего острова. Открывает она глаза и говорит: «Где я?» – «А ты откуда? – спрашиваю я. – Как звать?» Она думала, думала, вспоминала, вспоминала, а потом говорит: «А я не знаю, откуда я. Звать? Не знаю, как меня звать…» – Джо поднялся из кресла, прошелся по комнате, и доски пола прогнулись под ним, заскрипели. Рухнул в кресло. Продолжил: – У нее отшибло память, док. Начисто. Она все-все позабыла. Такое ведь бывает?
– Бывает. От нервного потрясения.
– Она ничего не помнит, док, ну абсолютно ничего! Сообщили мы в Галифакс: мол, нашли девочку, лет примерно столько-то, имени своего и фамилии не помнит. Попытайтесь, мол, разыскать родственников. Искали-искали – не нашли. И тогда мы решили, док, удочерить ее. Все вместе, все двенадцать. Вот так и появилось у девчонки двенадцать отцов. Для меня она – Вика, для Фернандо – Катрин…
Вдруг хлопнула дверь и на пороге дома показалась Рика. Она была босиком и закутана в клетчатый плед. Сведя брови, девочка мотнула головой, забрасывая за спину спутанные ветром волосы, и сказала:
– Эй, русский! Я тебя жду-жду, а ты…
– Иду-иду, – поспешно сказал я и поднялся.
– Вы не очень-то засиживайтесь, – ревниво пробурчал Джо.
Вспыхивал и гас маяк, и его яркий свет вырывал на мгновение из темноты крыши домов, ближайшие дюны и серо-зеленые валы, бурно накатывающиеся на берег. Ветер несся над водой и сушей, кажется, с той же силой, но не резкими нарастающими порывами, а ровно, и в этой ровности движения воздушных масс ощущалась усталость. Наверняка к утру ветер пойдет на убыль. Тем не менее я с трудом открыл дверь в дом, а когда мы вошли с Рикой в прихожую, дверь с грохотом захлопнулась за нашими спинами.
В большой комнате, где лежал капитан Френсис, неярко горела настольная лампа. Я взял ее, подошел к постели. Раскинув руки, капитан спал. Одеяло, обнажая широкую грудь и повязку, сползло на пол. Медальон на тоненькой золотой цепочке был открыт. Может, капитан просыпался и смотрел что-то хранящееся в нем? Я потрогал лоб спящего. Температура была нормальной. Рика стояла рядом, я слышал ее дыхание.
– Хочу поглядеть. – Рика протянула руку к медальону. – Он никому никогда не показывал.
Она положила медальон на ладонь. Я приблизил свет. Там, внутри, были две маленькие фотографии. На одной – симпатичная улыбающаяся женщина и очень серьезный глазастый мальчик. Жена и сын. Кто же еще? На другой фотографии – пароход, вспарывающий воду моря.
– Это его пароход. «Марта Гросс». Вот, – сказала Рика и закрыла крышку медальона. – Пойдем, я замерзла. Ты посиди возле меня, ладно? Расскажи о себе. Мне отчего-то сегодня грустно.
– Хорошо. Мне тоже отчего-то не очень весело. А где моя койка?
– Идем, провожу. Бери лампу.
Я накрыл капитана одеялом. Поправил подушку.
Свет скользнул по стенам. Картины. Модели кораблей.
Скрипнули петли двери. Еще одна большая комната, заставленная койками Койки застланы одинаковыми одеялами. Я взглянул на Рику.
– Это помещение для пострадавших, – сказала она. – А вот эта – моя комната. А рядом – твоя. Зайдем?
Она потянула ручку Дверь скрипнула на петлях. Я поднял лампу и увидел небольшую комнатушку с окном на океан. Стол. Шкаф. Деревянная кровать у стены. Мой саквояж на столе.
– Спокойной ночи, да? – спросил я девочку.
– Я, наверное, сегодня не засну. Столько событий, – ответила она.
– Знаешь, ты такая хорошая девчонка, что мне хочется тебе что-нибудь подарить. На память, – сказал я и, подойдя к столу, поставил на него лампу. Открыл саквояж. А, вот удача! Раковина. Я достал ее, протянул Рике: – Я сам добыл ее у коралловых рифов острова Маврикий. Тут таких нет. Держи.
– Где-то я видела такую ракушку. – Рика нахмурилась, закусила губу. Все лицо ее напряглось в страшном усилии что-то обнаружить в своей памяти. Мотнула головой, и волосы ее рассыпались по худеньким плечам. – Нет. Ничего не помню. Проводи меня в комнату. Потом все уберешь.
Ее комната была еще меньше, чем моя. Рика нырнула под одеяло, и я сел на край кровати. Ветер стихал. Черные тучи лопнули, расползлись, как старая, гнилая материя, и в их рваных прорехах ярко и мощно засияла луна. В комнате пахло уютным керосиновым теплом и пряными сухими травами. В пазу пострекотывал сверчок. Вдруг вроде бы как чьи-то шаги послышались: под окном заскрипел гравий. И Рика встрепенулась, а потом, натягивая одеяло на грудь, сказала:
– Это мальчик с котенком.
– Какой еще мальчик… с котенком?
– Ну тот. Из океана…
– Спи, глупышка. Я пошел.
– Он часто ходит под окнами дома. Подойдет, привстанет и заглядывает в комнату. Хо-олодный такой, за-амерзший. И котишку на руках держит, – спокойно проговорила Рика и зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Он всегда после шторма… А после сильной бури они тут все толпами ходят. Ну, эти, моряки и другие погибшие… И тогда капитан крепко-крепко запирает двери, и я сплю с капитаном. Или с Джо. А капитан мне говорил, что и жена его ходит. Вся голубая-голубая. И волосы у нее до земли… отросли за эти годы, но только не черные-черные, как были, а белые-белые… Ну, иди, спи.
