Текст книги "Океан. Выпуск тринадцатый"
Автор книги: Николай Черкашин
Соавторы: Юрий Иванов,Анатолий Елкин,Юрий Баранов,Иван Папанин,Борис Лавренёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Кэп не кричал, не топал ногами и даже ремня не расстегнул. Он только грозно взглянул на племянника, произнес одно-единственное слово «та-а-ак» и закрылся в радиорубке.
Холодный ветер раздергивал клочья тумана, которые развесил над морем вечер. Жалобно кричала заблудившаяся во мгле чайка. На траверзе засветился огнями корабль, до боли напоминая Винце оставшиеся далеко-далеко за туманами город, уличные фонари, уютное тепло родного дома. Сидел он на перевернутом ящике униженный, пристыженный к совсем маленький и жалкий.
На палубе, сливаясь с ровным гуденьем машины, звучали голоса моряков. И их голоса, и жалобный призыв чайки, и пронзительный вечерний холодок, и многозначительное «та-а-ак» капитана не обещали Винце ничего хорошего. А тут еще Владас, эта огромная трещотка, подсмеивался над ним:
– Ребята, а что в морских законах записано насчет найденного на судне «зайца»?
Мы молчали. А помощник капитана Крюков пристыдил насмешника:
– Кончай травлю, Владас. Разве не видишь, что парню не до твоего зубоскальства?
– Закон – не столб, его не обойдешь, – разглагольствовал Владас, подмигивая второму механику Феликсасу Вагнорюсу. – Предлагаю высадить гражданина Винцентаса Юргутиса на необитаемый остров.
Винце из-под насупленных бровей зыркнул на матроса и негромко сказал:
– В Балтийском море нет необитаемых островов.
– Знает географию, чертенок! – хлопнул в ладоши Владас. – Но и морские законы не дураками писаны… Повилас! – окликнул он деда. – Что ты скажешь по этому поводу?
– Первым делом надо бы накормить парня, – сдержанно сказал он, – а потом – в теплую постель. А мы…
– Пустяки болтаешь, дед, – отмахнулся Владас и приказал Вагнорюсу: – Принеси с капитанского мостика первый том морских законов. Разберемся.
Второй механик не спеша направился в рулевую рубку. Феликсас уж таков: если Владас прикажет, то и за борт бросится. И только в воде подумает, правильно ли поступил или глупость сморозил. Не знаю, чем его обворожил Владас, но дружат они так, что водой не разольешь.
Тралмейстер Антанас Паулюс, стоявший в рулевой рубке у штурвала, видимо, пристыдил Вагнорюса, ибо второй механик вернулся на палубу с пустыми руками и какой-то пришибленный.
– Ну! – прикрикнул на него Владас, но тут на палубе появился кэп.
Был он озабочен и зол. Владас вмиг прикусил язык. А капитан еще раз взглянул на Винце да как гаркнет:
– Марш на камбуз!
Винце подскочил с ящика и растерянно огляделся. Только позже я смекнул, что он просто-напросто не знал, где находится камбуз.
– Кому сказано? – опять прикрикнул капитан и, схватив Винце за плечо, подтолкнул в мою сторону. – Посади его чистить картошку, Марионас!
А я ничего умнее не сообразил, как радостно воскликнуть:
– Ура! На завтрак будут картофельные оладьи!
– Смотри, Марите, производительно используй дармовую рабочую силу! – громко захохотал вслед нам Владас.
А капитан озабоченно сказал:
– Связь с берегом пропала…
Говорят: пришла беда – отворяй ворота! Так случилось и на «Дивонисе». Мало забот было капитану с беглецом, и на́ тебе – радио забарахлило. Траулер новенький, впервые на промысле; в порту радиостанция работала как часы, а пришли в район – и началось… Ну, да ничего страшного, у нашего Владаса, кроме ловко подвешенного языка, еще и золотые руки есть, и светлую голову он имеет. Найдет неисправность, как пить дать. Найдет и устранит.
Я усадил Винце на камбузе у большого ящика с картошкой, сунул ему ножик, а сам присел на корточки с другой стороны. Винце выбрал самую крупную картофелину и не успел я глазом моргнуть, как он выстрогал из нее грязный квадрат. Вторую он еще старательнее обстрогал. Получился малюсенький кубик. Тут мое сердце не выдержало.
– Лучше уж ты отдохни, Винце, – сказал я. – Обогрейся. В трюме ты, наверное, продрог.
– Дядя, видимо, вызовет пограничный катер, – вздохнул Винце. – А я даже малюсенького штормика не понюхал.
– Глупости, – возразил я. – У тебя еще вся жизнь впереди. Нанюхаешься.
– Нет, не будет мне теперь жизни, – еще тяжелее вздохнул Винце. Сидел задумавшись, бдительно прислушиваясь к каждому звуку за переборкой камбуза.
Мне и вовсе стало жаль парня.
– Ну, зачем ты прятался в трюме? Зачем в море стремился? – спросил я.
Винце строго поглядел на меня, взял из ящика картофелину, повертел-повертел ее и, бросив обратно, сказал:
– Даешь слово?
– Какое слово?
– Честное слово моряка, – уточнил Винце, – что не разболтаешь мою тайну.
– Слово!
Но Винце все еще сомневался.
– А почему тебя этот… Владас Маритей обзывает? – строго спросил он.
Сознаюсь: даже в краску вогнал меня этот прямой вопрос. Растерялся я. И пробормотал что-то о камбузе, прозвище, нашем договоре, о котором Владас то и дело забывает…
– Нехорошо, – сказал Винце. – Мужчин ни в море, ни на берегу нельзя женскими кличками обзывать. Мужскими – пожалуйста. Или морскими. Скажем, винт. Или… фарватер… А Марите – некрасиво.
Нашу беседу прервал Владас.
– Комедия! – приоткрыв дверь камбуза, захохотал он. – Бесплатный спектакль! Веселенький аттракцион с березовой кашей вместо концовки! Тащи, Марите, свою картофелечистку на суд кэпа! Быстро!
Капитан сидел в радиорубке и слушал посвистывание аппаратуры. Винце застыл у комингса как вкопанный.
– Товарищ председатель… – проговорил капитан. – Как это – возвращаться? Ведь первый рейс…
Он подкрутил регулятор, и в радиорубке четко прозвучал голос председателя колхоза:
– Нашел другой выход, Юргутис? Выкладывай. Слушаю.
Ничего наш капитан не нашел. Но, как утопающий за соломинку, схватился за слова председателя.
– Я… Мы можем передать его на транспортное судно… Или… на рефрижератор… Который пойдет в порт, мы…
– Это не выход, – раздраженно ответил председатель.
Витаутас Юргутис показал племяннику кулак. Винце втянул голову в плечи. Он прекрасно видел, сколько неприятностей доставил и капитану, и председателю, не говоря уже о маме с папой и дедушке Доминикасе.
– Товарищ председатель! – вдруг на что-то решившись, крикнул капитан. – Тогда… тогда разрешите продолжать промысел с «зайцем» на борту…
Председатель помолчал и уже не так грозно спросил:
– Где он теперь?
Капитан метнул быстрый взгляд на Винце и… соврал:
– На камбузе. Картошку чистит.
– Ну, и шут с ним, – вздохнул председатель. – Пусть чистит.
Капитан закурил, глубоко затянулся дымом и повернулся к племяннику:
– Долго будешь стоять? Или не слыхал, что сказал председатель?
Винце выскочил из радиорубки.
– Присмотри, Марионас, чтоб он всю ночь чистил картошку, – велел мне капитан. – Наказание есть наказание.
– Но… – начал было я, но Юргутис оборвал меня на полуслове:
– Выполняйте приказание, товарищ Грабаускас!
Не будешь ведь осуждать человека лишь за то, что он – молодой капитан. Знамо дело, нелегко нашему Витаутасу Юргутису. Потому и прорывается у него порой злость там, где можно просто, по-человечески сказать. И горячится он не к месту, и Винце так жестоко наказывает без надобности. Председатель далеко, а здесь, на траулере, мы все свои, можно ладить и без этих строгостей…
Однако приказ капитана – закон. И обойти его как столб, по образному выражению Владаса, нельзя. Но и моряк не лыком шит. Он, выполняя приказание, всегда должен думать, как лучше это сделать. Потому-то я вроде бы и не нарушил закон, послав Винце в свою каюту спать. А сам засел чистить картошку. Взгляните только, какой из Винце камбузник! Одна беда, да и только. Ведь всю картошку переведет на квадратики и кубики.
Так успокаивая себя, я и просидел с ножичком до самой полуночи.
ЗАГОВОРВинце открыл глаза и долго лежал, соображая, где он находится. Только что он видел во сне свой дом и маму, жарившую на кухне ароматные картофельные оладьи. Оладьями действительно пропах весь траулер. И Винце, вспомнив, что произошло, с тяжелым вздохом отправился на камбуз.
– Как спалось на матросской койке? – спросил я, угощая Винце горяченькими оладьями.
Винце ел за семерых.
– Ты – настоящий друг, Марионас, – сказал он. – И я никогда не назову тебя Марите. Ни в море, ни на берегу. И этому… Как его… Владасу не позволю.
Я согласился, что Винце прав, но засомневался, каким образом мой юный друг заставит Владаса отказаться от всех этих дурацких шуток. Винце задумался и ответил, что мы сделаем это общими усилиями. Вдвоем. Он и я.
– Но как?
– А ты не откликайся, когда он назовет тебя Маритей, – посоветовал Винце. – Позже я еще что-нибудь придумаю…
Тут на камбузе появился кэп. Увидев, что Винце уплетает оладьи, он молча убрал из-под его носа тарелку, отыскал взглядом ящик с картошкой, ногой пододвинул его к Винце, собственноручно всучил ему нож и вышел.
– Капитан… – я выскочил за ним на палубу, – ведь Винце – не первый… И не последний… Во все времена мальчишки стремились тайком проникнуть на суда. Это у них в крови…
А Витаутас Юргутис строго ответил:
– Думаю, что этот будет последним.
Пришлось мне несолоно хлебавши вернуться на камбуз.
– А еще дядя, брат папы, родной сын дедушки, – грустно сказал Винце. – Представляешь, Марионас, какова моя жизнь с таким родичем?
– Представляю, Винцентас, – вздохнул я.
– А что еще будет, когда вернусь домой… – продолжил Винце. – Дедушка, понятное дело, сразу же за ремень. Современная педагогика для него не существует. Дедушка ничего не смыслит в новейших достижениях воспитательной науки. Он признает лишь одно средство воздействия – ремень…
– Ужас! – вырвалось у меня.
Винце усердно искромсал большую картофелину и бултыхнул в кастрюлю ее ничтожные остатки.
– Для него специально неоднократно по телевизору объясняли, что лупить детей ремнем не педагогично, – рассуждал между делом Винце. – А что толку? Дедушка только ухмылялся. Я, мол, своих ребятишек с малых лет ремешком воспитывал, и вот какие славные рыбаки выросли. Это он о папе и… и капитане. А нынче, когда согласно всяким педагогиям детишек портят, из них только оболтусы получаются.
– Что ни говори, а оболтусов встречать приходится, – поддержал я деда Доминикаса. – Но ты, Винцентас, во всех отношениях на них не похож, а дедушка, видимо, не подумал, что каждый ребенок требует к себе индивидуального подхода. Одному, смотри, действительно требуется всыпать березовой каши, а другого можно и добрым словом воспитать.
– Конечно же, папа начнет мораль читать, – продолжал Винце свою мысль. – «Что ты наделал? Маму чуть в могилу не загнал…»
– С отцом, думаю, будет полегче…
– Легче-то легче, да кому приятно проповеди выслушивать? – возразил Винце.
– Проповеди иногда помогают, – ответил я, но мой друг даже на дыбы встал:
– И не говори, Марионас! Лучше уж на камбузе картошку чистить, чем…
Тут уж не выдержал я:
– Не обучен ты, Винцентас, полезный продукт беречь. У картошки все витамины под кожурой. А ты… Ты что делаешь?! Тебе что, никогда раньше не доводилось картошку чистить?
– Я же не девчонка, – даже обиделся Винце.
– Ну, если ты так рассуждаешь, Винцентас, то напрасно в море стремился, – упрекнул я его.
– Не думай, что я сюда… картошку чистить пробрался, – отрезал Винце. – У меня здесь поважнее дела есть.
– Ты вроде обещал о них поведать, – напомнил я.
Вторично честного слова моряка Винце у меня не потребовал. И тут же раскрыл всю подноготную своего побега: рассказал о классном сочинении, Всезнайке, стычке с ним и ее последствиях…
– А оладьи? – вдруг спохватился Винце. – По-моему, команде уже пора завтракать.
Я взглянул на часы.
– Картофельные оладьи свой настоящий вкус и аромат приобретают лишь тогда, когда, облитые сметаной, положенное время потомятся в духовке, – назидательно сказал я. – Итак, через десять минут – завтрак.
Винце еще усерднее стал строгать картошку.
– Может, уже хватит, Винцентас? – Я попробовал дипломатично остановить его.
– Нельзя, Марионас… Еще нагрянет капитан… Сам знаешь мое положение…
– Ты, Винцентас, хотя бы витамины побереги, – попросил я. – В море они очень нужны организму.
Винце попробовал чистить бережливее, но ему явно недоставало опыта. Правда, срезанная кожура стала чуть-чуть тоньше, а квадратики очищенной картошки – немножко побольше.
Вскоре за тонкой переборкой, которая отделяла камбуз от салона, послышались тяжелые шаги, голоса. Винце многозначительно взглянул на меня:
– Помни наш уговор, Марионас!
Окошечко, через которое я подавал в салон блюда, приоткрылось. В нем показалось любопытствующее лицо Владаса. Матрос шумно потянул носом:
– Салют, Мария! Запахи твоих оладьев просто с ног сшибают. Нагружай самую большую порцию!
Я молча занимался кастрюлями.
– А как обстоят дела у известного морского «зайца»? – гремел Владас. – Получится из него хороший камбузник, Марите?
Я сунул ему под нос тарелку с оладьями, захлопнул окошко и гордо поглядел на Винце.
– Правильно, Марионас! – одобрил эти действия мой друг – заговорщик.
Вскоре Владас по давней своей привычке сунул в окошечко пустую тарелку.
– Вкусно! Подбрось еще несколько штук, Марите.
Я молча положил ему полную тарелку румяненьких оладьев. Владас внимательно взглянул на меня:
– Неужто язык проглотил, Марите?
Я захлопнул окошко и расслышал горячий шепот Винце:
– Он что же… всегда так?
– Как? – не понял я.
– Так много ест?
– Всегда, – кивнул я. – За двоих. А иногда и за троих. Но и вкалывает на палубе за троих…
– Все! – категорично заявил Винце. – С этой минуты Владас будет получать лишь то, что положено по норме. И ни на грамм больше.
– Ничего не выйдет, – заспорил я. – Ты только погляди, какая у него комплекция… Гора – не человек. Сразу ноги протянет.
– И хорошо! – воскликнул Винце. – Мне такого ничуть не жалко!
– Владас – мой товарищ, – осторожно напомнил я.
– Ничего себе… товарищ! – презрительно фыркнул Винце. – «Марите, Марителе»… Я бы ему за такую кличку… бока намял!
– На судне драться запрещается, Винцентас.
– Везде запрещается! – ответил Винце. – А мы и не будем его лупить. Только добавки лишим. Перестанет обзываться – получит. Назовет тебя Марите – дулю с маком.
На палубе загудела лебедка.
– Трал выбирают! – обрадовался я. – Пошли, Винцентас.
На больших рыболовных траулерах все члены команды распределены по должностям. Одни ставят и выбирают трал, другие разделывают рыбу, третьи грузят ее в ящики, солят, работают в трюмах, несут вахту в машинном отделении и рулевой рубке. Словом, каждому – свое. А на маленьких суденышках вроде нашего «Дивониса» все члены экипажа – рыбаки. Трал выбирают и матрос, и тралмейстер, и машинная команда, и помощник капитана, и кок. В рулевой рубке остается один капитан… Вот почему, услышав гул лебедки, я потащил на палубу и Винце.
В глаза ударило солнце, море переливалось всеми цветами радуги, дул легкий, по-весеннему теплый ветерок. Чайки сновали над всплывающим из глубины тралом…
– На палубе! – прокричал из рулевой рубки капитан. – Кто там у команды под ногами болтается?
– «Заяц», кэп! – ответил Владас.
– Винцентас Юргутис! – свирепо прикрикнул капитан. – Ваше место на камбузе! Убирайтесь с палубы!
С болью в сердце я видел, как Винце, глотая слезы обиды и унижения, уходил на камбуз…
После аврала я нашел его у ящика с картошкой. В иллюминаторах играло солнце, даже сюда, на камбуз, долетал радостный гам чаек, а Винце сидел в духоте, как узник.
– Всегда так, – сокрушался он. – Где интереснее, где удовольствие, там для Винце места нет. Его место, видите ли, на камбузе. У ящика с нечищеной картошкой. Тоже мне моряки – без картофеля ни шагу не могут сделать. Столько рыбы наловили, а едят картошку… Чистишь ее, чистишь, аж пальцы почернеют, а они за один присест весь твой труд слопают, обжоры.
– Что поделаешь, Винцентас, закон моря, – по-дружески посочувствовал я.
Винце вроде и не расслышал. Приплюснул нос к стеклу иллюминатора и глазел в море.
– Будем жарить котлеты, – сказал я.
Винце громко зевнул. Тогда я вздохнул:
– А Всезнайка, по-моему, не слишком ошибся.
– Что? – отпрянул от иллюминатора Винце.
– Из тебя не выйдет настоящего моряка, Винцентас.
– Почему?
– Каждый моряк должен уметь чистить картошку, жарить котлеты, готовить на камбузе, скатывать палубу, промышлять рыбу, делать любую работу на судне. А ты скучаешь, как… Как турист.
Винце минутку подумал.
– Понимаешь, Марионас, – стал оправдываться он. – В последнее время я много тренировался, поэтому почти не помогал маме на кухне.
– Так чего же бежал на судно? Шел бы на стадион.
– Хорошо, Марионас, – после длительного молчания кивнул Винце. – Учи меня быть настоящим моряком.
– Это будет длительный, тяжелый и не всегда интересный труд. Выдержишь?
– Слово, – сказал Винце. – Слово моряка.
– Тогда приступим к первому уроку.
Вдвоем мы славно потрудились у мясорубки, потом делали и жарили котлеты. Кулинария не увлекала Винце. Но он дал слово моряка и старательно выполнял каждое поручение. Я тут же убедился, что из него получился бы отличный камбузник. Но Винце об этом не сказал: боялся обидеть своего помощника. Ведь цель его жизни – капитанский мостик. В худшем случае – штурманская рубка. Камбуз мой друг презирал, и мне было больно, но я сдерживал свои чувства.
Во время обеда я тайком от Винце подбросил в тарелку Владаса две лишние котлеты. Но этому обжоре и их оказалось мало.
– Насмехаешься, Марите? – взревел он. – Вдвоем кухарили, а жратвы кот наплакал!
Я не ответил. А Винце заглянул в тарелку Владаса, выудил оттуда лишние котлеты, закрыл окошко и упрекнул:
– Нехорошо, Марионас, ломать уговор. В другой раз так не поступай.
– Больше не буду, Винцентас, – пристыженный, пообещал я.
А в салоне рычал Владас:
– Пара котлеток! Такому мужику! Ведь это… это же просто нахальство! Голодный, я не могу работать… Вы, ребята, как хотите, а я объявляю голодовку…
– И я! – подключился к излияниям друга Вагнорюс. – Где это видано?
Владас распахнул раздаточное окошко:
– Давай еще парочку, Марите!
Я показал ему спину и – ни слова. Взревев, Владас выбежал из салона. Наверное, жаловаться капитану. Ну и пусть…
– А мне, Марителе, – сунул в окошко пустую тарелку Вагнорюс. – Хоть самую малюсенькую. И с подливочкой.
Я взял тарелку и захлопнул окошко. Пусть и этот учится. А «деду» положил три котлетки.
– Сынки и пасынки! – заголосил второй механик. – Полная дискриминация! Глумление над достоинством моряка! Я буду жаловаться в профсоюз!
Винце тихонечко хихикал в кулак, а после обеда похвалил меня:
– Ты держал себя мужественно, Марионас.
– Одному мне не хватило бы выдержки, – сознался я. – Знаешь, как жалко мне было Владаса и Феликсаса…
– Этих пиратов? – вознегодовал Винце: он, видимо, не мог забыть, как Владас выволок его из трюма и подверг насмешкам.
– Нет, они замечательные ребята… Только…
Винце прервал меня:
– Я и говорю: духовные пираты!
– Ну, если только духовные… – был вынужден согласиться я. – А так они хорошие рыбаки.
– Что будем готовить на ужин? – переменил тему разговора мой прилежный ученик, и я гордо изрек:
– Фирменное блюдо кока Марионаса Грабаускаса.
БЕЗ ЗАВТРАКАПосле ряда успешных тралений в трюме нашего «Дивониса» скопилось несколько тонн свежей рыбы. Недалеко работал колхозный производственный рефрижератор, и капитан, решив сдать ему улов, изменил курс.
Мы ловко ошвартовались у рефрижератора. Его команда уже третью неделю работала в море и еще ни разу не видела «Дивониса». Поэтому все моряки высыпали на палубу рефрижератора. Мы торопились и, быстро сдав груз, пошли в новый квадрат промысла…
…Когда пришло время ужина, первыми окошко камбуза атаковали Владас и Феликсас. Чего уж чего, а рыбы на «Дивонисе» хватало, вот оба и рассчитывали насытиться и за завтрак, и за обед. Я всучил им точно взвешенные порции – то, что полагалось по раскладке.
– О Бангпутис всемогущий! – завопил ошеломленный Владас. – На берегу я расквашу тебе нос, Марите…
Феликсас Вагнорюс уже не возмущался. Он молча съел ужин и, возвращая пустую тарелку, учтиво сказал:
– Спасибо, Марионас…
– Может, добавочку? – дружелюбно спросил я и, не дожидаясь ответа, навалил ему в тарелку несколько ароматных кусков томленой в сметане трески с луком и картошкой.
Тут уж и Владас подбежал к окошку:
– А мне, Марите?
Я сделал вид, что не слышу, и отвернулся от него. Представляю, с каким удовольствием Владас запустил бы мне в спину пустой тарелкой. Но он хорошо знал, что за драку на судне существует лишь одно наказание – списать на берег. Поэтому и сдержал свой гнев…
Ночью, когда команда спала, Владас потихонечку принес из трюма трески, забрался на камбуз и попробовал ее зажарить. Увы, рыба обуглилась, была горькой на вкус и к тому же сырая. Владас выбросил «блюдо» за борт и пошел к своему другу Вагнорюсу.
– Тяжело? – посочувствовал ему второй механик.
– Объясни, что происходит на этой калоше? – рвал и метал Владас. – Скажи, почему тебя Марите кормит как на убой, а меня морит голодом?
Феликсас многозначительно постучал ему пальцем по лбу:
– Пустота…
Владас не понял, обозлиться ему или не стоит? А Вагнорюс продолжал:
– Из-за твоей дурости и я чуть с голоду не подох. Хорошо, быстренько смекнул, что к чему и как…
– А… что и как? – оживился Владас.
– Разве еще не дошло, что Марионас за кличку мстит?
– Придем в порт, измочалю проклятого «зайчишку»! – взвыл Владас. – Это все его выдумки! Раньше Марите не брыкался…
– Ну вот, ты опять за свое… – передернул плечами Вагнорюс.
Владас инстинктивно оглянулся:
– Так Марионас не слышит нас…
Я действительно не слыхал их разговора, так как лежал под теплым одеялом рядом с Винцей и слушал его исповедь.
…Случилось это еще зимой, когда в кинотеатре «Вайва» шел фильм «Геркус Мантас». Дядя Витаутас, этот отпрыск древних пруссов, вернулся из кино в гневе и весь вечер говорил о своих пращурах, которых уничтожили крестоносцы. Винце решил посмотреть «Геркуса Мантаса» и наутро сказал об этом Всезнайке. Будущее светило математических наук Балтрамеюс Жаситис никогда не увлекался кино, но попросил Винце купить билет и ему.
Сеанс начинался в пятнадцать часов. В четырнадцать тридцать Всезнайка обещал зайти к Винце. Но ни в назначенное время, ни позже Балтрамеюс Жаситис не явился. Винце выждал двадцать минут и только тогда позвонил Всезнайке домой. Мать Балтрамеюса Жаситиса сказала, что Всезнайка еще в четырнадцать ноль-ноль ушел в кино. Винце бежал к «Вайве», как на пожар. И, конечно же, опоздал на киножурнал. Лишний билет продать было некому.
В середине второй серии оборвалась лента. В зале вспыхнул свет. Винце глянул через плечо и увидел… Балтрамеюса Всезнайку. Прикинувшись, что не замечает Винце, он с самодовольным видом что-то объяснял сидевшей рядом с ним Ниде. Она улыбалась, очарованная, видимо, красноречием Жаситиса, а на Винце даже внимания не обратила…
– Вот тогда я и заметил, как не идут Ниде веснушки, – вздохнул в темноте Винце. – А до того мне эти веснушки были красивее всего на свете, понимаешь?
– Понимаю… Ну, а фильм? – спросил я.
Винце, кажется, и вовсе забыл про кино. Лишь после затянувшейся паузы он переспросил:
– Какой… фильм?
– «Геркус Мантас».
– А-а… – наконец очухался парень. – Знаешь, Марионас, концовка мне показалась скомканной и вовсе неинтересной…
Он надолго замолчал. Я даже подумал, что Винце уснул. Но вот он глубоко вздохнул и почему-то стал оправдываться:
– Ты только не подумай, что мне жаль того полтинника, что я на билет Всезнайки ухлопал. Дружба не деньгами измеряется…
– Правильно, Винцентас! – согласился я. – Всезнайка во всех отношениях поступил не по-товарищески… Мы будем дружить иначе.
Винце нащупал в темноте мою руку и крепко пожал. В словах не было надобности. Мы и так прекрасно поняли друг друга.
– Давай спать, – помолчав, сказал я. – Скоро уже вставать, готовить завтрак.
Я напрасно беспокоился. Правда, мы проснулись даже раньше, чем обычно, но готовить завтрак нам не пришлось.
