Текст книги "Океан. Выпуск тринадцатый"

Автор книги: Николай Черкашин

Соавторы: Юрий Иванов,Анатолий Елкин,Юрий Баранов,Иван Папанин,Борис Лавренёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Пастор думал о том, что когда-то гуси своим криком спасли Рим, теперь же на его глазах дельфины спасли мир. Он думал об этих странных и прекрасных животных, когда ноздри его уловили резкий аптечный запах. Приятно кружилась голова, а в ушах тихо звенело. Рэйфлинт пришел в себя и недоуменно принюхался тонким хищным носом.

– Что за дела? Эфир?! Похоже, доктор перебил свои склянки… Вахтенный офицер! – крикнул он в микрофон. Ответа не последовало.

Коммодор выбрался из-за стола и пошатываясь направился в спальню. В висках ломило, перед глазами плясали сине-красно-зеленые змейки. Стараясь не дышать, Рэйфлинт отыскал в шкафу портативный дыхательный аппарат и промыл легкие кислородом.

Бар-Маттай, уронив голову на плечо, сползал с кресла. Рэйфлинт бросился к нему, прижал маску к губам пастора и дождался, почти теряя сознание от спертого в груди воздуха, пока Бар-Маттай приоткроет глаза. Используя старый аквалангистский прием – попеременно дышать из одного загубника, – коммодор вывел пастора в центральный пост, где под креслом спящего штурмана Рэйфлинт отыскал второй дыхательный прибор и передал его Бар-Маттаю.

Вокруг спали все. Вахтенный офицер свисал с консоли торпедной ЭВМ, инженер-механик лежал поперек коридорчика, подтянув ноги к груди. Штурманский электрик привалился спиной к прокладочному столу. Но хуже всего было то, что в «пилотском» кресле спал боцман, уткнувшись головой в штурвал, так что и кормовые и рубочные горизонтальные рули смотрели «на погружение». Дифферент на нос нарастал быстро. Рогатая стрелка 400-метрового глубиномера приближалась к сектору, заклеенному черной бумагой. Сектор приходился на запредельные глубины, и цифры здесь уже были не нужны…

Рэйфлинт перехватил штурвал и выровнял корабль.

– Пройдите по отсекам! – крикнул он пастору, вынув на минуту загубник. – Посмотрите, что случилось.

Бар-Маттай кивнул головой и пошатываясь двинулся к круглой межпереборочной двери. Он не успел взяться за рычаг кремальеры, как тот сам резко взлетел, литой кругляк распахнулся, и, пребольно толкнув пастора, в отсек перемахнул Рооп. Старпом выстрелил в приоткрытую дверь, тут же ее захлопнул, опустил рычаг и навалился на него грудью. Сухо и зло щелкнула в сталь переборки ответная пуля, за ней другая, третья… Стреляли скорее в бессильной ярости, чем по здравому расчету. Пробить двухдюймовую пластину можно было разве что из противотанкового ружья.

– Рооп! – крикнул Рэйфлинт из глубины центрального поста. – Что стряслось?!

Старший помощник дышал тяжело – видно кислород в его аппарате кончался.

– Командир… Это Ахтияр… Я видел… Эта каналья вливала какую-то дрянь… В лючок вентиляции… С ним еще двое… Они в масках…

Рычаг кремальеры задергался, и Бар-Маттай поспешил помочь Роопу. Тяжести их тел явно не хватало, чтобы преодолеть нажим с той стороны. Рооп уперся ногами в верхний свод лаза…

Первой мыслью Рэйфлинта было немедленно всплыть и провентилировать отсеки. Но едва он услышал выстрелы, как перед глазами встал призрак сиамских близнецов, всаживающих друг в друга ножи… Рэйфлинт резко отодвинул штурвал, и стрелка глубиномера пошла к черному сектору…

В распахнутую дверь второго отсека он видел, как перекосился коридор среднего прохода. Он слышал, как захлопали выдвижные двери кают, как загремела в кают-компании посуда, летящая с полок, как замычал в дурном сне боцман, съехавший лбом в переборку… Дифферент становился все круче и круче, по глухим ударам, сотрясавшим корпус, он чувствовал, как срываются с фундаментов дизеля, турбины, аккумуляторные баки…

Мимо пролетели тела Роопа и пастора, сорвавшиеся с переборки, которая почти стала подволоком. Субмарина клонилась на нос, превращаясь с каждым градусом дифферента в подобие башни. И семь отсеков громоздились один над другим – этажами, а этажи расходились кругами ада…

Рэйфлинт успел поразиться – каким чужим и зловещим вдруг стал такой знакомый, привычный коридор, уходящий теперь в бездну…

Тэдди пошел за громадной черной «рыбиной» вниз – на глубину. Голубая вода быстро синела, темнела, пока за хвостом не сомкнулась плотная мгла.

Тэдди давно уже пересек границу вечной ночи. Он испустил тонкий, слышимый только ему самому свист, и к нему вернулось замирающее эхо. И все последующие звуки приходили все слабее и слабее – «рыбина» погружалась опрометчиво быстро. Тэдди подал сигнал опасности: «Пора выходить! Не хватит воздуха!» Но эхо к нему не вернулось и вовсе. Тогда он рванулся вверх и, бешено работая хвостом и плавниками, вбуравился в огромную толщу. Ни один дельфин еще не нырял так глубоко, и Тэдди показалось, что он никогда не выплывет на поверхность. Снизу его догоняли большие черные пузыри, вогнутые, как шляпки медуз… Тэдди почувствовал, как потеплела вода, и он наддал хвостом изо всех сил. Вот уже показалась, засверкала, заколыхалась над головой солнечная изнанка волн. Он вылетел из воды с распахнутым дыхалом, и весь прыжок едва уложился в глубокий и сладкий вдох.

Солнце алым дельфином выгибало над горизонтом спину, и Тэдди помчался к нему, пронзая гребни невысоких волн.

А. Елкин
ТАЙНА «ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ»
Документальная повесть

ЕЛКИН Анатолий Сергеевич (1929—1975). Русский советский литературовед и писатель, кандидат филологических наук, член Союза писателей. В 1952 году закончил факультет журналистики ЛГУ, а затем там же и аспирантуру. Автор повестей «Айсберги над нами», «Летящие над волнами», «Арбатская повесть», «Атомные уходят по тревоге» и др. Был первым редактором-составителем сборника «Океан» (1972). Ему принадлежат историко-литературные и литературоведческие книги «Степан Тудор», «Ярослав Галан», «Одна тропка из тысячи», «Повесть о книгах и их судьбах».

Документальная повесть, в которой главные действующие лица пожелали остаться неизвестными и где неожиданно сталкиваются судьбы линейного корабля, последних Романовых, академика Крылова, Гришки Распутина, революционных матросов, адмирала Колчака, инженера из Заполярья, наших современников и многих других людей, сил и обстоятельств.

7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя взорвался и затонул линейный корабль «Императрица Мария». Причина катастрофы осталась неизвестной.

«Черноморский флот». Исторический очерк.

Воениздат. М., 1967, стр. 88.

«Разгадать тайну «Марии» – этому стоит посвятить годы».

Из записок инженера А. С. Романова.

НАХОДКА У КОРОЛЕВСКОГО ЗАМКА

Для меня эта история началась в 1947 году, когда журналистская судьба забросила меня в Калининград, бывший Кенигсберг.

После ожесточенного штурма город был сплошным морем развалин. Вернее, города не было: холмы битого оплавленного кирпича, рыжие прутья арматуры вместо домов и улиц. И над всем этим пеплом и прахом мрачно высились изрешеченные снарядами, в рваных пробоинах и зияющих каменных ранах готовые вот-вот рухнуть башни старинного Королевского замка.

Они видели и великих магистров Тевтонского ордена, и Альбрехта Бранденбургского, и Фридриха Великого, и не менее «великого», по его собственному мнению, гаулейтера Коха. Ставшие символом неукротимой военщины и «прусского духа», лежали они, поверженные в прах советским солдатом.

Горьким дымком и затхлостью тянуло от каменных холмов и остовов, и только кое-где в этой пустыне попадались чудом сохранившиеся части квартир, переходов и некогда пышных залов.

Я не помню точно, что привлекло тогда мое внимание к развалинам около Королевского замка. Вероятнее всего – книги. Да, книги. Засыпанные известью. Промокшие. В скрюченных, искореженных сыростью переплетах. Они образовывали холмик у полуобвалившегося стеллажа, и когда, стряхнув грязь, я раскрыл одну из них, то с удивлением увидел, что это не что иное, как «Очерк русской морской истории» Веселаго, изданный в Санкт-Петербурге в 1875 году.

Не помню точно, что еще там было. Запомнилось только несколько томов «Истории русской армии и флота», вышедших в издательстве «Образование» к юбилею войны 1812 года.

Как раз в одном из таких томиков и лежали эти фотографии. Вначале показалось, что это дубли одного и того же кадра. Но, внимательно присмотревшись, я увидел – они разнятся. На снимках – большой военный корабль, над которым встал огромный султан дыма. Вот размеры этого «султана» и были на разных снимках отличными друг от друга. На одном – корабль еле дымился. На другом – вихрь дыма взлетел почти к самому небу. На третьем, очень смутном, корабль едва проглядывался сквозь черную, окутавшую его пелену.

Не фотографии тогда поразили меня (что на них изображено, я не знал), а книги. Откуда здесь, в Кенигсберге, неплохо подобранная морская библиотечка русских книг? Как они попали сюда? Кто их хозяин?..

Ответы на эти вопросы найти в мертвом, безлюдном городе, где и старожил не узнал бы ни одной из улиц, было явно невозможно. Фотографии я взял на память и вскоре забыл бы о них, если бы не один разговор, происшедший через три месяца совсем в другом городе и имевший для меня совсем неожиданные последствия.

ВСТРЕЧА НА СЕВЕРЕ. ИНЖЕНЕР РОМАНОВ

Родители мои жили тогда в Мурманске, в большом доме номер тринадцать по улице Самойлова. Соседом их по лестничной площадке был известный в Заполярье инженер Ареф Сергеевич Романов, инженер, корабел и, сколько я его помню по дням юности, человек, бесконечно влюбленный в «свой Севастополь», ибо, по его словам, «только такие города способны вырастить из мальчишек стоящих парней».

Романов строил на Севере мосты, ремонтировал корабли, был, по-моему, счастлив, и каждый отпуск отправлялся в свой Севастополь, откуда однажды и привез похожее на гречанку очаровательное создание – Марию Ивановну, человека столь же доброго, сколь и беспомощного в элементарных житейских вопросах.

Дом их походил подчас на бивуак иностранной армии, оккупировавшей совсем не дружественное государство, но дышалось в нем легко и радостно. Атмосфера эта была не только следствием характера хозяев: постоянными гостями Романова были боцманы, капитаны, полярники, морской люд всех званий и сословий, а знаменитейший водолаз – эпроновец Золотовский надписал тогда на титуле до сих пор популярной и переиздающейся книги «Подводные мастера»:

«Дорогому Арефу на память о «Марии», давней мечте и нашей подводной молодости».

Прилетев из Кенигсберга к своим, я часто бывал у Романовых. Не только ради интереснейших людей, приносивших с собой в его квартиру ветры всех широт. Ареф Сергеевич имел небольшую библиотеку, но, во всяком случае, для Дальнего Севера, исключительную: старые «Морские сборники», издания ЭПРОНа, книги о море. Перелистывая как-то их, я и наткнулся на надпись Золотовского.

– Это о какой же «Марии» идет здесь речь? – спросил я Романова.

– О линкоре «Императрица Мария». Не слышал?..

– Очень немногое…

– Это темная история… Если хочешь, я дам тебе кое-что почитать. – Он порылся на книжных полках и протянул мне томик сборника «Эпрон» со статьей академика Крылова. – Просмотри, а потом я тебе кое-что расскажу. Как-никак я поднимал «Марию». Вернее – снова ее топил…

Тогда я впервые узнал об этой действительно таинственной и загадочной истории. Возвращая Романову сборник, вспомнил надпись Золотовского.

– А о какой мечте идет там речь?

– Я мечтал разгадать тайну «Марии» и потратил на это многие годы. Но… пока в этой истории все так же темно, как было и в самом начале…

По какой-то ассоциации я рассказал ему о Калининграде и снимках, найденных у Королевского замка.

– Они с тобой?

– Сейчас принесу.

Взглянув на снимки, Романов вскочил:

– Но это же «Мария»! – И, еще раз просмотрев карточки, тихо добавил: – Это она… Одного только я не могу понять: кто и как умудрился все это снять? Ничего не понимаю… Насколько я знаю, взрыв произошел рано утром. Мгновенно… Значит, тот, кто снимал, знал, когда произойдет взрыв.

ГАЛЕРЫ «ВЕЛИКОЙ АРМАДЫ» И «ХОББИ», РАСТЯНУВШЕЕСЯ НА ГОДА

Почти двадцать пять лет отделяют этот разговор от времени, когда пишутся эти строки.

В те годы я, наверное, и сам не смог бы толком объяснить, почему среди бесконечных важных и главных занятий, которые выпадают на долю каждого человека, живущего в реальной жизни, где бы я ни был, куда бы ни летел, какие бы книги ни читал, все время думал о тайне «Императрицы Марии».

Масла в огонь подлила появившаяся через год после нашего разговора с Романовым – в 1948 году – повесть Анатолия Рыбакова «Кортик». Образы ее, судьба ее героев – Полевого и Никитского – еще больше разжигали желание «проявить» тайну.

Много раз перечитывались страницы повести, посвященные все более захватывающей меня истории:

«И еще Полевой рассказывал о линкоре «Императрица Мария», на котором он плавал во время мировой войны.

Это был огромный корабль, самый мощный броненосец Черноморского флота. Спущенный на воду в июне пятнадцатого года, он в октябре шестнадцатого взорвался на Севастопольском рейде, в полумиле от берега.

– Темная история, – говорил Полевой. – Не на мине взорвался и не от торпеды, а сам по себе. Первым грохнул пороховой погреб первой башни, а там тысячи три пудов пороха было. Ну, и пошло… Через час корабль уже был под водой. Из всей команды меньше половины спаслось, да и те погоревшие и искалеченные.

– Кто же его взорвал? – спрашивал Миша.

Полевой говорил, пожимая широкими плечами:

– Разбирались в этом деле много, да все без толку, а тут революция… С царских адмиралов спросить нужно».

Коротко повествовалось в книге и о гибели «Марии»:

«– Так вот. Никитский, – рассказывал Полевой, – служил там же, на линкоре, мичманом. Негодяй был, конечно, первой статьи, но это к делу не относится. Перед тем как тому взрыву произойти… минуты так за три, Никитский застрелил одного офицера. Я один это видел. Больше никто. Офицер этот только к нам прибыл, я и фамилии его не знаю… Я как раз находился возле его каюты. Зачем находился, про это долго рассказывать – у меня с Никитским свои счеты были. Стою, значит, возле каюты, слышу – спорят. Никитский того офицера Владимиром называет… Вдруг бац – выстрел!.. Я в каюту. Офицер на полу лежит, а Никитский кортик этот самый из чемодана вытаскивает. Увидел меня – выстрелил… Мимо. Он – за кортик. Сцепились мы. Вдруг – трах! – взрыв, за ним другой, и пошло… Очнулся я на палубе. Кругом – дымище, грохот, все рушится, а в руках держу кортик. Ножны, значит, у Никитского остались. И сам он пропал».

История кортика сама по себе могла увлечь воображение. Но она волновала меня не сама по себе. Что же все-таки произошло на «Марии»? Об этом повесть молчала.

Не хотелось примириться с самой мыслью, что тайна корабля навсегда ушла вместе с ним под воду. Ведь люди раскапывали истории и подревнее.

Многие годы, скажем, бельгийский профессиональный водолаз Роберт Стени собирал данные о кораблекрушениях и выбирал в архивах Европы сведения из самых противоречивых отчетов о Великой Армаде, мечтая найти ее корабли. Ему удалось установить, что в 1588 году трехмачтовая галера «Гирона» из Великой Армады разбилась о скалы и затонула в маленькой бухте возле Гианте Козуэй, называемой и сегодня «Портом испанцев». И через четыре столетия Стени нашел останки галеры: бронзовые пушки, золотые цепи и слитки, украшения, утварь, реалы, эскудо, дукаты, медные пряжки. Даже крест рыцаря Мальтийского ордена, возможно принадлежавший капитану «Гироны» Фабрицио Спиноле, который был членом этого ордена.

Да мало ли и других удивительных находок принесло наше время!

Линкор – не средневековая галера, рассуждал я тогда. И погиб он не четыре столетия назад, а немногим более полувека. Следы катастрофы должны были отыскаться. И я искал их, расспрашивал немногих оставшихся в живых очевидцев, роясь в архивах, изучая противоречивые свидетельства пожелтевших от времени газет.

Но пока лишь прояснялась в подробностях картина самой катастрофы. Причины ее упорно прятались в тени, словно кто-то заинтересованно оберегал их от людского внимания.

Королевский замок, разговор в Заполярье, «Кортик», догадки Крылова…

В жизни удивительно переплетаются встречи, находки, ассоциации и простое человеческое любопытство. Во всяком случае, первый интерес, «хобби», если это слово вообще применимо к изучению судьбы «Императрицы Марии», вдруг неожиданно из увлечения стал серьезным поиском.

Но как искать? Куда направить внимание? Где лежат хотя бы крупицы документальной правды об «Императрице Марии»? Как воссоздать общую картину давно случившегося?..

Одним словом, более двадцати лет шел поиск. Шел в Севастополе и Мурманске, Калининграде и Одессе, Ленинграде и Москве. В десятках государственных и частных архивов. В книгохранилищах, старых и новейших изданиях, в следственных делах и докладных записках. Более двадцати лет прошло, прежде чем туман начал рассеиваться, и хотя на карте случившегося в далеком 1916 году на Севастопольском рейде еще остались «белые пятна», трагедия и ее истоки стали проясняться в документальных и достоверных подробностях.

Картины давно минувшего оживали, наполнялись голосами, красками, движением.

КУРЬЕР ГЛАВНОГО ШТАБА

7 октября 1916 года в кабинет директора Главной физической обсерватории и начальника Главного военно-метеорологического управления академика Алексея Николаевича Крылова буквально ворвался запыхавшийся младший адъютант Главного морского штаба и протянул «адмиралу корабельной науки» опечатанный сургучом пакет:

– Ваше превосходительство, срочное!..

По верху конверта – жирно подчеркнутый красным карандашом гриф: «Совершенно секретно».

Расписавшись в получении депеши, Крылов, взяв ножницы, осторожно вскрыл конверт и пробежал глазами бумагу.

Из полученного предписания явствовало, что он, Крылов Алексей Николаевич, включен в состав некоей утвержденной по высочайшему повелению комиссии, председателем которой назначен член Адмиралтейского совета адмирал Н. М. Яковлев.

Крылов хорошо знал Яковлева. Это он был командиром «Петропавловска» в те трагические минуты, когда он пошел ко дну, унося с собой в пучину находящихся на борту броненосца флотоводца и ученого адмирала Макарова и художника Верещагина. «Что ж, – подумал Крылов, – этот человек знает море не понаслышке…»

Он стал читать письмо далее:

«…Вам надлежит в 10 часов утра 8 октября с. г. со скорым поездом отбыть вместе с другими членами Комиссии в г. Севастополь… Для Комиссии выделен специальный салон-вагон… Форма одежды – сюртук при кортике…»

– В чем дело? – удивленно спросил Крылов адъютанта штаба. – Что за комиссия, создатель?.. И почему я, бросив все дела, должен неведомо для чего мчаться сломя голову в Севастополь?..

– Не могу знать, ваше превосходительство… Все теряются в догадках… Ни адмирал Яковлев, ни начальник штаба, никто ничего не знает… Морской министр сказал, что о причине командировки вы все узнаете по приезде в Севастополь…

– Хорошо, ступай!.. – отпустил он адъютанта. – Черт его знает, что творится! – проворчал Крылов.

На столе его лежали наброски новой книги о непотопляемости боевых кораблей. Рукопись, что называется, «шла», и отрываться от нее не хотелось. А тут эта поездка.

«Ладно, на месте разберемся… – Человек решительный по натуре, Крылов быстро находил себя в предлагаемых судьбой обстоятельствах. – В конце концов, идет война, и не обо всем можно писать в депешах…»

Утром 8 октября ровно к десяти утра он был на вокзале. Здесь он снова попытался разузнать, в чем дело и что произошло в Севастополе. Но никто ничего не знал.

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», ИЛИ О ЧЕМ БОЛТАЮТ ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧНЫЕ…

Около десяти часов вечера поезд, в котором следовала на юг образованная «высочайшим указом» комиссия, медленно пыхтя, втянулся под своды Курского вокзала в Москве.

Адмиралы вышли на перрон поразмяться.

– Смотрите! – удивленно воскликнул Крылов, показывая Яковлеву на состав, стоящий напротив. – Севастопольский скорый!

– Давно, братцы, прибыли? – спросил Яковлев стоящего на перроне у севастопольского состава проводника.

– За минуту до вас, ваше превосходительство…

Перрон гудел, как улей. Кто-то кого-то встречал, кто-то ругался…

Кругом толпились встречающие и провожающие. Сновали носильщики, нагруженные тяжелыми чемоданами.

До адмиралов донесся вдруг разговор:

– А ты знаешь, в Севастополе «Мария» взорвалась.

– Как взорвалась?

– Опрокинулась и затонула.

– Не может быть!

Оглянувшись, Крылов увидел, что беседовали пожилой моряк, капитан 2-го ранга, и господин в котелке. Моряк тронул господина за рукав, кивая в сторону Крылова и Яковлева:

– Да вы посмотрите… Адмиралы едут следствие производить…

Крылов вздрогнул… Новость ошеломила его. Хотелось подойти к моряку, расспросить обо всем подробно. Но как он будет перед этим моряком выглядеть? Ничего себе – едет из Петербурга «высшее начальство» и понятия не имеет, зачем едет. Красивая ситуация!..

Адмирал Яковлев, кажется, думал о том же самом.

Войдя в салон-вагон, он долго молчал, потом взорвался:

– Кажется, наших штабных мастодонтов в Петербурге только могила исправит! От людей, по долгу службы облеченных доверием, скрывают то, что известно всем и каждому и о чем вслух болтают все на вокзалах. Черт знает что такое!..

– «Совершенно секретно», – зло поддержал его Крылов. – «Совершенно секретно»… Как и все в нашей богоспасаемой монархии.