Текст книги "Золото гуннов (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Но Украина все-таки не Грузия… Тем более, не Грузия времен Миши Саакашвили – жевателя галстуков, – как бы не соглашается Крымов. – Как ни крути, а у нас общие корни, общая культура, общая тысячелетняя история, наконец…

– И тем не менее… – не принимает возражений генерал. – Однако, полковник, мы ушли от сути, – возвращает он Крымова к началу разговора.

– Извините, – совсем не по-уставному, скорее по-товарищески, приносит извинения полковник. – Разрешите познакомить с наметками будущей оперативной комбинации, раз вопрос с контролируемым каналом решен.

– Разрешаю.

– Лучшим вариантом, чтобы и малой тени не бросить на наших людей, считаю перемещение проведения операции на территорию соседей. Хотя бы в Брянскую область. Есть сведения, что там собираются прикрыть нелегальный канал, по которому контрабандой с нашей стороны идут старинные книги, иконы, а с украинской – курительные смеси, дешевый импорт…

– Сало, горилка… – шутливо-иронично дополняет перечень генерал.

– И это – тоже, – вполне серьезно констатирует полковник. И, не меняя серьезного тона, продолжает излагать свои оперативные «наметки»: – Через наших помощников, имею в виду резидента и внедренного агента, к котором и поступила информация, а также через их источники, используемые вслепую, следовало бы вектор поисков черных копателей перенацелить с нашего канала на брянский. И там под общий шумок взять всех тепленькими. Затем материалы в отношении наших горе-археологов и горе-бизнесменов выделить и направить нам же для разбирательства по территориальности. Так мы, как мыслится, сразу четырех зайцев убьем: и свой канал сохраним, и нашу агентуру не засветим, и палку в отчете выставим, и взаимодействие служб обеспечим. Только… – замялся он.

– Что «только»? – взглянул с прищуром, словно прицеливаясь, генерал. – Вроде предварительные наброски плана действий не дурственны… Конечно, многие моменты детальной проработки потребуют. Не без того… Но рациональное зерно все-таки имеется… Так в чем же заминка?

– Заминка в том, что без вашей помощи, товарищ генерал, не обойтись. Сами понимаете: не мой уровень согласовывать вопросы взаимодействия с коллегами из Брянска… Возможно, они и рады помочь, только без одобрения своего начальника и шага не сделают, и пальцем не шевельнут…

– Как и ты, – хмыкнул Винников.

– Как и я, – не обиделся на намек Крымов. – Субординация… Кроме того, что позволено Юпитеру, не позволено быку, – ввернул старинное изречение, известное миру еще со времен Римской империи.

– Что верно, то верно, – согласился начальник управления с доводами подчиненного. – Ведь и я не могу все вопросы решить самостоятельно, – добавил для пущей объективности. – Такая у на с вами, товарищ полковник, служба. Чтобы не споткнуться, надо делать все с оглядкой… Но в данном вопросе я вас поддержу. И своему коллеге в Брянск позвоню, и, если возникнет необходимость в более высокие инстанции обратиться, – жест большим пальцем в потолок, – обращусь. Готовьте документацию, инструктируйте подчиненных. И не забудьте подробный план секретных оперативных мероприятий на утверждение принести. Завтра же, – взглянув на часы, уточнил срок исполнения.

Через сутки на оперативной квартире подразделения УФСБ по Курской области, расположенной в многоквартирном жилом доме по улице Радищева, полковник Крымов имел встречу с резидентом под псевдонимом Седой.

В комнате, на столе, скромно сервированном содержателем явочного помещения, а для всех соседей одинокого инвалида «дяди Паши дворника», початая бутылка водки, недавно извлеченная из холодильника, а потому, изрядно прослезившаяся крепкими стеклянными боками. Компанию ей составляют две вилочки из нержавейки, две стопки, несколько тарелок с порезанной на тонкие ломтики колбаской, сыром, солеными огурчиками и пшеничным хлебом. Чуть поодаль от тарелок с закуской сиротливо скучают пачка сигарет «Парламент» и пустая стеклянная пепельница. Ныне эти атрибуты доверительной беседы почетом не пользуются. В стране все больше и больше людей, завязывающих с пагубной привычкой курить. Но инструкция требует их присутствия на столе – вот и скучают…

Самого «дяди Паши», счастливого обладателя весьма нужной для общества и свободной в личных действиях профессии, не видать. Ничего не поделаешь – издержки негласной работы. Подготовил стол – и был таков. Теперь гуляет где-нибудь по Театральной площади или совершает променаж вдоль улицы Ленина. Таковы особенности конспирации: меньше знаешь – крепче спишь…

Судя по тому, как происходило общение между действующим сотрудником УФСБ и резидентом, это были старые товарищи, побывавшие не в одной переделке и съевшие не один пуд соли. Впрочем, и панибратства даже с микроскопом не разглядеть.

– Значит, Кузьмич, ты меня понял, – беря бутылку и наливая в стопки прозрачную, как слеза ребенка, жидкость, произносит Крымов. – Чтобы пошло все без сучка и задоринки… Чтобы ни пятнышка тени на наших людей…

– Не извольте волноваться, господин полковник, – тянется тонкими аристократическими пальцами за своей стопкой резидент. – Все пройдет, как говорят химики, на молекулярном уровне. До конца дней своих наши друзья в кавычках будут уверены, что решение о поиске надежного канала переброски контрабанды их собственное, а не подсказанное со стороны.

– За это и выпьем, – приходит к выводу «не переливать из пустого в порожнее» полковник. – Ибо ученого учить – только делу вредить.

И первым опрокидывает стопарик.

3

Курская земля, воспетая не только в песнях и народных сказах, но и в «Слове о полку Игореве», с древнейших времен являлась тем местом, на котором не раз и не два пересекались пути разных народов и культур. Если верить ученым-археологам и историкам, то по землям Курщины с востока на запад прокатились потоки ариев, среди которых находились праславяне и прарусы.

Затем своим северным крылом наш край затронули киммерийцы. Тоже вроде бы потомки ариев, но из другого колена, иного замеса. Ураганом пронеслись они на конях по просторам Европы и передней Азии. Да так пронеслись, что оставили свой след на века. И не где-нибудь, а в текстах Библии.

Устами пророка Иезекииля о них сказано: «…И поверну тебя, и вложу удила в челюсти твои, и выведу тебя и все войско твое, коней и всадников, всех в полном вооружении, большое полчище, в бронях и со щитами, всех вооруженных мечами…».

В память о себе киммерийцы оставили не только поговорку о «мраке киммерийском», но и курганные захоронения вождей, и населенные пункты с названием Кимры. Взять хотя бы город Кимры в Тверской области или Керченский пролив, который долгое время назывался Киммерийским.

Прошли века и киммерийцев «потеснили» скифы, которые тоже якобы имели арийские корни. По крайней мере, так считают некоторые историки.

Скифы – это греческое название всех племен, проживавших в определенный исторический период на территории современной России, знавших уже не только бронзу и оружие из нее, но и железо. А племена скифов, по сведениям тех же греков, точнее, древнегреческого историка Геродота, были разные. Это и меланхлены, и будины, и гелоны, и сколоты, и савроматы, и невры… И добрый десяток иных, часть которых проживала на территории Курского края.

Скифы, как и киммерийцы, оставили свои курганы с погребением вождей и видных воинов племен. В том числе и на Курщине. А еще они оставили в наследство последующим этносам склонность к злоупотреблению спиртными напитками. Это качество у них еще древние эллины отмечали, специально показывая своим отрокам пьяненьких скифов, омерзительных и гадких до скотского состояния. Воспитывали отвращение и неприятие к спиртному. Только запретный плод всегда сладок – и сами греки попивали…

Но пришло время, и скифов сменили племена сарматов и алан, часть которых называлась роксоланами или росоланами. А тех в свою очередь – племена готов, двигавшихся со стороны Скандинавии на юг, к берегам Черного, Азовского и Средиземного морей. Однако и готам не удалось задержаться надолго – их оттеснили далеко на запад конные полчища гуннов. Последних, если верить историкам, со временем сменили авары и хазары.

Хазарский каганат распростер свои территории от предгорий Кавказа и Поволжья до Днепра и побережья Черного моря. Протянул он свои щупальца и в земли восточных славян. Из песни слов не выкинешь: брали, брали хазары дань с полян, северян, вятичей и радимичей. По шелегу и белице.

Шелег – ясное дело, мелкая серебряная монета. А вот белица?.. То ли белка, которую в ту пору наши далекие предки чаще называли векшей, то ли белоликая девица – красный товар. Ученые до сих пор до хрипоты спорят…

Что-что, а спорить ученые умеют. Хлебом не корми – дай поспорить! Впрочем, разве одни ученые?.. У нас все любят спорить! Особенно, когда предварительно пообщаются не со святым, а со спиртным духом. Ох, жива традиция, доставшаяся в наследие от скифов! Ох, жива!.. Неизгладима, неистребима…

Но вот пришел из Новгорода в Киев князь Олег, прозванный Вещим, и, как сообщает нам великий классик, «отмстил неразумным хазарам». Мол, нечего на чужое зариться – самим не очень-то хватает… На чужой каравай рот не разевай! И по мусалам их, по мусалам…

А тут наступил десятый век – и русский князь Святослав Игоревич, прозванный Воителем, хазар и прочих степняков «выдворил» за пределы Руси. Мы и сами ныне с усами… А чтобы не сомневались, расширил границы Руси до берегов Волги и Черного моря.

Впрочем, на их место тут же попытались «приладиться» печенеги, нахлынув половодьем из-за Волги. А с 1054 года по их следами – половцы, с которыми русским князьям и русским людям пришлось долго воевать.

И куряне, жившие на порубежье со Степью, исключением из правила не стали. Воевали, еще как воевали! И с печенегами, и с половцами. Не зря же о них так тепло и с гордостью повествуют строки бессмертного «Слова о полку Игореве».

Впрочем, с половцами, возможно, и справились бы: многие из них породнились с русскими князьями. Многие приняли православную веру. И совсем уж многие познали вкус в винах заморских и медовухе русской. Чувствовалось духовное сближение, определяемое в наше время тремя словами: «Ты меня уважаешь?..» Но тут в 1238 году по землям Курщины прокатились орды монголо-татар… Ох, как еще прокатились!.. На века оскудела народом русским земля Курская, на века осиротела да опечалилась…

Это всего лишь кратенький перечень находников, которые когда-либо проходили по землям Курского края в поисках лучшей доли, а то и добычи. Было же их куда больше! И не только приходили и проходили, не только искали доли и добычи, но и о себе что-то оставили. Где курганы над захоронениями вождей, где обнаруженные археологами древние поселения, где названия рек и речушек, где просто слова, позднее влившиеся в русскую речь. А где-то и клады… Но больше всего – недобрую память.

Много всякой всячины находники да налетчики на Курской земле оставили. Порой – целые горы. Чаще – мусора да грязи непотребной, реже – пригодного да путного. Словно река на своих берегах после половодья…

И с древнейших времен, надо полагать, существовали люди, которые интересовались материальными следами своих предшественников. Причем не только поглядывали на курганы, но и старались заглянуть в них или под них. Тоже искали. Случалось, и находили. Одни – клад, другие – смерть. Это, кому как повезет…

Как правило, такие искатели большими познаниями окружающего их мира не обладали. А зачем? И так сами с усами!.. Зато обладали авантюрным складом характера и обостренным чувством наживы.

Кто они такие и сколько древних курганов ими «исследовано» на Курской земле, история умалчивает. История края, как и сама Курская земля, не любит расставаться со своими тайнами, не любит делиться ими не только с первым встречным-поперечным, но и с не первым тоже. А как же? Тайна – она и есть тайна…

Но наступил век просвещения, и на смену авантюристам-кладоискателям пришли люди, болеющие душой за край и его историю. Они думали не о личном обогащении, а о духовном росте соотечественников. В том числе через познание прошлого их рода-племени, через познание истории страны и края. Так появились археологи и краеведы, которые и спешили «зафиксировать» для потомков следы минувших поколений, веков, народов. Зафиксировать в материалах, документах, зарисовках, статьях. Ибо, как сказал однажды курский педагог, археолог и писатель Юрий Александрович Липкинг, «всякое историческое, а значит, и археологическое открытие или исследование только тогда делается достоянием большой науки, когда оно описано в каком-либо печатном издании, будь то книга, журнал или газета. Иначе оно пропадет втуне, останется никому неизвестным».

И вот первые попытки фиксации «следов прошлого» были произведены топографом Иваном Федоровичем Башиловым в труде под названием «Топографическое описание Курского наместничества», увидевшем свет в 1785 году. А в 1786 году появилась и работа Сергея Ивановича Ларионова, прокурора Верхней Расправы. И называлась она для того времени, грешившего витиеватостью, довольно кратко: «Описание Курского наместничества». В этих трудах, наряду с географическими и прочими сведениями, давались и справки о «древностях» края и их местонахождении. И тут ничего удивительного – век просвещения…

Но главный прорыв в деле краеведения и археологии края был совершен профессором юриспруденции и профессиональным археологом Дмитрием Яковлевичем Самоквасовым, длительное время жившим в селе Кленовом Обоянского уезда Курской губернии. Он-то и провел значительные раскопки по Пслу и Сейму, заложив основы археологии края.

По проторенной же им дорожке пошли десятки и десятки как доморощенных, так и профессиональных археологов. Тут и Д.И. Дмитрюков, и К.П. Сосновский, и А.П. Александров, и В.Е. Данилевич, и Г.И. Булгаков, и многие иные вплоть до советского периода.

Однако ирония судьбы заключалась в том, что не профессионалам или серьезным подвижникам из самоучек везло в обнаружении древностей, а людям случайным, далеким не только от археологии и прочих наук, но, главное, от культуры духа. Как говорится, одним – вершки, другим – корешки… А если ближе к делу, то кому – золото и серебро веков, а кому – прах и осколки от горшков.

Так, в 1849 году в одном из селений Обоянского уезда каким-то местным жителем, скорее всего крепостным крестьянином, оставшимся, как и точное место находки, неизвестным для потомков, был обнаружен клад – золотая шейная гривна боспорской работы, несколько золотых бляшек-нашивок для украшения одежды да стеклянная чаша с изображением танцующей девушки. «Материальные следы» четвертого-пятого веков нашей эры. И оказались они в Историческом музее нашей столицы. Но опять – неизвестно, как и каким путем… То ли «просвещенный» барин, прознав про то, руку приложил, отобрав у крестьян и отправив в Москву. То ли исправник, заскочив в селение ненароком, сведал да и дал делу ход. А, может, и сельский священник, уберегая паству от козней дьявольских и языческого очарования, постарался в том… Сплошная таинственность.

Это на Западе, даже в той же братской нам по этнической составляющей Болгарии, не говоря уже о странах Бенилюкса, каждый шаг, каждый вздох, каждый пук привыкли идентифицировать, привязывать в «гросбухах» к определенной личности, вносить в анналы своей истории. У нас же по-иному: что имеем – не храним, потерявши – возможно, поплачем. Чаще же небрежно отмахнемся: «Подумаешь!» или «На нет и суда нет». Ментальность, вошь тебя задери…

4

Но об этом кладе, названном в археологическом обиходе «Обоянской находкой» вряд ли полковник юстиции мог поведать полковнику милиции. И не потому, что не знал, а потому, что криминального подтекста тут не имелось. А раз подтекста не имелось, то какой же интерес?.. Рассказал же Андреевский Бородкину о другом, найденном почти век назад, в 1918, но ставшим известным для общественности только в 1927 году.

Дело же было так.

В последний день октября 1927 года ребятишки села Большой Каменец Льговского уезда, отучившись в школе, забрались в овраг, чтобы поиграть в «войну». В «красных и белых». В игру, заменившую прежних «казаков-разбойников». А, возможно, и вообще в «зеленых», банды которых только-только были прихлопнуты сотрудниками курской милиции и чекистами. Банд не стало, но память о них среди местного населения, особенно мальчишек, была свежа.

Домой же мальцы, как и их сверстники во все времена и эпохи, не спешили – там их ждали «горы дел» по хозяйству. Колхозов в ту пору еще не было, все жители села были заняты единоличным частным хозяйствованием, и каждая пара рук, пусть даже и детских, была если не на вес золота, то на вес серебра уж точно. Так что работой они были бы обеспечены. Да и перспектива попасть отцу-матери, либо бабке с дедом под горячую руку за какую-либо оплошность, не вдохновляла пацанву бросить игры и лететь домой стремглав. Словом, ребятишки оказались в овраге, расположенном недалеко от их же школы, сразу же за речкой Каменкой.

Сколько длилась игра, никто времени не считал, да и часов-то тогда у подростков отродясь не водилось. У взрослых – и то редкость великая. К тому же дети за игрой, как и влюбленные, часов не наблюдают. Только вот Ваньша Петрухин, в школе пионер – ребятам пример, а в игре «лихой кавалерист-буденовец», управляя палкой-лошадкой, вдруг «на всем скаку» за что-то зацепился обутой в лапоточки ногой. Зацепился – и закубырял по пологому склону оврага, только пятки засверкали. Или все же лапти?.. Впрочем, без разницы. Засверкали, оно и есть засверкали.

– Ха-ха-ха! – весело закатились белобрысые, черноглазые, курносые да конопатистые «бело-красно-зеленые». – Ха-ха-ха!

– Ой, умора! У Ваньши ноги заплетаются… А еще буденовец…

– Видно, дома кашей не кормят… а все щами постными да лебедой потчуют…

– Тра-ля-ля, тра-ля-ля, – заулюлюкал кто-то озорно, – Ваньшу не держит земля!

– Самих вас земля не держит, – стал подниматься Ваньша, не выпуская из сбитой в кровь, перепачканной землей, руки «саблю». – Это я за что-то зацепился… – уставился он на правую ногу, словно на ней должен быть ответ причине его падения.

– Ладно, не заливай, – не поверили ему ни «белые», ни «красные», ни «серо-буро-малиновые». – Признайся, что слаб в коленках…

– И нисколько не слаб, – засопел обидчиво Ваньша. – Я вам докажу.

– Докажи, докажи, – захороводились вокруг него. А те, что постарше да побойче, поинтересовались:

– Не на кулачках ли?

– Зачем на кулачках, – поступил по-пионерски Ваньша. – Я вам цеплючее место покажу.

– Мы думали на кулачках… – разочаровались наиболее драчливые, но тут же сменили гнев на милость: – Ладно, покажи. Только смотри, чтобы потом тебя на смех не подняли.

– Чем зубы солнцу казать, лучше бы подмогли найти… – стал подниматься вверх по склону Ваньша.

Ушибленное место горело и ныло. Но что этот жар с жаром обиды и недоверия? Так, пустяк. Почесал, погладил – и пройдет… Пустяк и грязно-зеленые разводы на штанинах в районе коленок. Не порваны – уже хорошо. Ну, мать маленько пожурит, руками всплеснет, как курица крыльями: «Ах, паршивец…». Возможно, в сердцах даже стеганет вдоль спины рушником. Случалось и такое. Но потом прижмет к себе его вихрастую голову, приголубит: «Горе ты мое неразумное». Мать – она и есть мать: и пожурит, и приласкает. Испачканное – постирает, изорванное – заштопает.

Черной стайкой галчат, упершись взорами в серо-коричневую поверхность склона, мальцы поспешили на помощь товарищу. Известное дело: скопом любая работа ладнее делается.

– Тут ищите, – командовал Ваньша, определив на глазок место, с которого покатился кубарем. – Тут где-то…

Ушибленная коленка вновь напомнила о себе, и малец прямо через измазанную штанину потер ее.

– Тут – так тут… – сопели от усердия друзья Ваньши, активно шуруя по земле носками сапожек и лапотков.

И вот радостный крик Петри Митрака: «Есть!» – известил, что он нашел что-то, что и могло быть причиной спотыкания Ваньши. Сигнал подан и услышан. Все, позабыв прежние разногласия, мгновенно переключаются на него.

– Я же говорил, – обрадовался Ваньша, забывая о сбитых коленках и направляясь к Петри – Петру Рядному, известному среди мальцов больше по уличному прозвищу Митрак. – А вы не верили. Теперь сами видите!

Из земли торчало погнутое от ноги Ваньши непонятное, поблескивавшее кое-где желтизной, полукольцо.

– Сщас ты у меня получишь… – прицелился Ваньша палкой-саблей.

– Тащи! – нетерпеливо подал кто-то команду.

Ваньша присев на корточки, стал ворошить «саблей» землю вокруг кольца. И чем больше он терся палкой о кольцо, тем больше появлялось на нем очищенное от земли и пыли место, которое начало отсвечивать в лучах солнца.

– Никак золото?.. – выдохнул затаенно, не веря собственным глазам Ваньша.

– Точно, золото! – загалдели разом Ваньшины друзья. – Вон как сияет!

– Клад! – предположили самые догадливые, успевшие, по-видимому, прочесть книжку о похождениях Робинзона Крузо.

Магические слова произнесены, сигнал к действию подан. И мальцы разом, сопя и отпихивая друг друга, всем «наличным оружием», быстро превращенным в орудия копания, стали ковыряться в земле.

Через полчаса на пожухлой траве склона оврага лежали пара золотых браслетов и толстая золотая цепь – «аршина четыре, не меньше», как определили юные деревенские «кладоискатели».

– Надо бы поделить все по-честному… – предложил перемазанный землей и травой веснушчатый и остролицый Корнейша Гусев, самый старший из всей большекаменецкой байстрюковщины. – Чтобы без обид…

Его рыжие, словно у рыси, глаза то шало, то воровато скользили по лицам «искателей приключений».

– Поделить да и помалкивать… А то в ЧеКе прознают – быть беде… – тут же добавил он, уточняя.

Хоть и был годами мал, но о ЧК уже кое-что знал. А как не знать, коли взрослые о ней вспоминал вполголоса, оглядываясь да крестясь, как от нечистой силы. ЧК – словцо короткое, как звук пастушьего бича. Но что-то таинственное до жути, словно путь в неведомое, словно в черный омут с головой, ощущалось в нем.

– Нет, – не согласился с ним пионер Ваньша Петрухин. – Надо обо всем рассказать нашему учителю истории Афанасию Егоровичу. – Он подскажет, что с этим добром делать, – указал рукой на «клад».

Завязался спор, который тут же перерос в ссору и драку: одни поддерживали Корнейшу, другие, посовестливее да посправедливее – Ваньшу.

Закончилась же потасовка не только кровавой юшкой из многих сопаток, что и стоило ожидать, но и тем, что Корнейша забрал себе оба браслета.

– Моя доля! – заявил бесцеремонно и безапелляционно. – А вы со своей, что хотите, то и делайте. Но ежели обо мне кому что ляпните – убью! – пригрозил окровавленным кулаком.

Учитель истории, седой высокий, немного сутулящийся суховатый старичок еще дореволюционной поры, не расстающийся с костыликом и очками в железной оправе, был весьма удивлен, когда к нему в комнатушку, расположенную при бывшей земской школе, ввалилась делегация от ребятни.

– Э-э-э, молодые люди, – вздернул он козлиной бородкой, – по какому случаю сия демонстрация?

– А вот! – выложил Ваньша перед ним на стул золотую цепь и кольцо-обруч. – Нашли…

– Где? – потрогав сухонькой рукой изделия и загоревшись глазами, спросил Афанасий Егорович.

Блеск золота и мертвеца заставит просиять взором, а тут живой человек, хоть и начинавший жить да работать еще при царе Горохе. Вот и запульсировала кровушка по жилочкам, вот и задышалось учащеннее, вот и зажглись очи живым огнем…

– Да в балке, что напротив школы, – наперебой стали пояснять ребята. – Играли и нашли…

– Молодцы, что так поступили, – похвалил учитель детишек. – Этому кладу цены нет!

– Это все Ваньша… – подтолкнули те гамузом вперед виновника торжества. – Это он все… догадался… Он надоумил…

– Спасибо, Иван Иванович Петрухин, – пожал, как взрослому, измазанную землей и кровью руку учитель. – Спасибо! Настоящим человеком растешь. Советским! А теперь, ребятки, пока еще светло, кто-нибудь сбегайте в сельсовет и пригласите сюда председателя, Лукьяна Петровича. Да побыстрее – одна нога здесь, другая уже там!

– Аллюр три креста! – подсказал кто-то из пацанов, возможно вспомнив рассказ родителя об экстренности и важности донесений времен Гражданской войны.

– Вот именно: «Аллюр три креста»! – улыбнулся Афанасий Егорович.

– А что это за кольцо такое… с хитрыми защелками? – указав глазами на золотой, толщиной в детский указательный палец обруч, поинтересовался Ваньша, когда часть его друзей воробьиной стайкой полетела в сельсовет. – Для чего он?..

– По всей видимости, это золотая шейная гривна, – пояснил учитель. – Такие с древних времен, возможно, еще со времен скифов, а то и ранее, – поднял указательный палец, – носили вожди племен. А немного позже, – обведя ребятишек взором, дополнил он, – и русские князья да бояре.

– Вон оно как! – невольно перебил речь учителя чей-то восхищенный полувозглас-полушепот.

– А еще ими награждались воины за храбрость и удаль, – закончил пояснение тот под восторженные взоры мальцов.

– В России?

– Да, в России… точнее, в Киевской и… докиевской Руси.

– Чудно… А цепью тоже награждали?

– И цепью тоже… И носили ее на себе, как знак достоинства и богатства.

– Так в ней, – прищурил Ваньша совсем по-взрослому глаз, – поболе пуда будет. И как такую тяжесть на себе таскать?..

– А вот носили, – вновь улыбнулся учитель то ли наивности Ваньши, привравшего несколько килограммов веса цепи, то ли собственным мыслям. – Крепкие были люди. Совсем как у Лермонтова: «… не то, что нынешнее племя – богатыри…». К тому же свой груз рамен не давит…

– Что? – не понял Ваньша.

– Говорю, что свой груз плеч не давит.

– Это точно, – шмыгнул сопаткой Ваньша. – Это точно, – по-взрослому рассудительно, растягивая слова по слогам, повторил он. – Свой груз плеч не тянет. Папка часто так говорит, когда чувал с зерном либо мукой тащит, а то и бревно в два охвата. – И вытер засаленным от долгого употребления рукавом не раз латаной одежонки «сосульку» под носом.

– К тому же, звенья цепи владельцем использовались в качестве денежных единиц, – пользуясь моментом, решил расширить познания мальцов Афанасий Егорович. – Отцепил одно звено – и расплатился за товар.

– Так не проще ли деньгами? – удивился Ваньша.

– Деньгами, конечно же, проще, – ласково погладил по нечесаным вихрам маленького собеседника учитель. – Беда лишь в том, что в древние времена не у всех народов деньги имелись. Вот и приходилось золотом, на вес, расчет вести… На Руси, например, монеты чеканить куда как позже начали… при князе Владимире Святославиче. Златники и сребряники… А уж бумажные купюры, привычные нам, так те совсем недавно… по историческим меркам.

– А до того где монеты брали на Руси?

– Ишь ты какой любознательный, – потеплел взглядом и голосом старый учитель, радуясь за своего ученика. – До появления златников и сребряников князя Владимира пользовались теми, что привозили арабские да византийские купцы – дирхемами, динарами и прочими. Только все они по сравнению с найденным вами кладом – ничто. Молодо да зелено…

– А как все это оказалось у нас… в балке? – поразмыслив над последними словами мудрого педагога, вновь спросил Ваньша, интерес которого только распалялся. – Клад кто-то зарыл что ли?

– Возможно, что и клад… – произнес задумчиво Афанасий Егорович. – Но еще вернее, здесь был похоронен какой-то древний вождь или знаменитый воин… со всем своим скарбом. Когда-нибудь при случае я вам расскажу о древних народах, их обычаях, традициях, в том числе погребальных. А пока… пока дождемся представителя советской власти и передадим ему находку на хранение. Оставлять при себе это опасно, ибо слаб и алчен человек… А золото, хоть и светло, и блестяще, но силу имеет черную да гибельную, окисляет да разъедает ржавчиной жадности да зависти души людей. С ним всякое может случиться… Потому от беды подальше…

За беседой время протекает незаметно. Не успел сельский учитель наговориться со смышленым односельчанином, как прибыл, попыхивая самокруткой да попахивая самогонным перегаром, представитель власти.

– Что тут за оказия приключилась? – спросил властно и всех сразу.

Чтобы понимали: перед ними начальство, а не пыль с бугра. Пусть и небольшое начальство, пусть маленькое, но все равно начальство.

– Да вот мальцы клад нашли, – поспешил с ответом Афанасий Егорович. – Древние золотые предметы… Требуется по закону все оприходовать…

– Если золото… да по закону, – теряя от блеска злата всю напыщенность и представительность, сдавленно икнул председатель, – то мы разом… Ёк мокарёк…

Золотая цепь и шейная гривна, виновница спотыкания Ваньши, тут же перекочевала в крепкие, по-крестьянски узловатые, пальцы Лукьяна Петровича.

– Тяжеловата будет, – встряхнул легонько, до тихого звона цепью. – Но ничего, трудовому народу послужит…

А уже через день-другой уполномоченный Льговского уездного исполкома черно-кожаный товарищ Федюкин в сопровождении двух сотрудников местной милиции, вооруженных «наганами» и винтовками, увозил на тряской «линейке» цепь и шейную гривну в славный город Льгов.

Вот такую повесть без лишних приукрас рассказал начальнику уголовного розыска области Андреевский, пока они шли по гулким коридорам здания областного УВД.

– И это все? – был явно разочарован незатейливой концовкой Бородкин.

– Это только середина! – подмигнул голубоглазо и по-заговорчески хитро да весело начальник следственного управления.

– Так чего же тянешь… кота за хвост? – жаждал продолжения заинтересовавшийся начальник угро.

– А для большего эффекта. Рассказ, как и месть, это такое блюдо, которое надо подавать холодным – вкус будет острее… – хохотнул покровительственно и назидательно шеф следаков.

– Я думал, что только опера на всякие штучки-дрючки мастера. Теперь вижу: и следователи – еще те хохмачи – не остался в долгу, подпустив шпильку, Бородкин.

– А то!.. – заискрился довольной улыбкой Андреевский.

5

Отправлением ценной находки во Льгов дело не закончилось. События только начали разворачиваться…

Весть о золотом кладе дошла не только до губернского начальства, что вполне понятно и объяснимо, но и до Москвы. Еще бы – ведь такое не часто случается.

И вот в феврале 1928 года из Москвы в богом забытый Большой Каменец, к удивлению всего местного населения, по зимнику на лошадках прибывают ученые археологи, профессора Городцов и Мацулевич, с командой не столь именитых исследователей древностей. Добротно, по-столичному одетые, они вызывают завистливые взгляды крестьян: «Живут же люди»!

Красные профессора и археологи, видя деревенскую нищету и неустроенность, со своей стороны, размышляли: «И как они тут живут?! Не дай бог…»