Текст книги "Золото гуннов (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

По-прежнему существовали «смотрящие» за микрорайонами местной столицы, а также городами и районами области, всякие там «Хромые», «Косые» да «Гнутые». И тоже похаживали гоголем по улицам города.

По-прежнему криминал, параллельно с государством, облагал данью коммерсантов и бизнесменов, от таксистов до директоров крупнейших фирм и заводов, подрывая не только экономическую мощь страны, но и устои демократии. А самое главное, разлагая общество, смещая понятия о законности, справедливости, нравственности, калеча людские души. И страна с красивым женским именем Россия, что, по мнению некоторых исследователей-ариеведов, означает «богоносная», «светозарная» либо «лучезарная», терпела.

Ни одно государство такого не позволяло, а Россия позволила. Она терпела и терпит. Как русская деревенская баба терпит пьяного, быстрого на кулачную расправу муженька. Но баба она и есть баба! А страна? Неужели тоже деревенская баба? Или все же городская, но шлюха, которую также и часто и изрядно поколачивают?..

Сказать, что оперативные службы курской милиции о них не знали, не ведали – это погрешить против истины. Знали, ведали и в меру своих сил и возможностей отслеживали. Иногда, поднатужившись, вырывали отдельные звенья, отрубали щупальца. И победоносно рапортовали на «самый верх».

Беда была в том, что толку от всей этой возни выходило мало. Ну, изловят, засадят за решетку одного «смотрящего» – на его месте уж другой сидит. Этого прижмут к ногтю – третий красуется фиксами, как таракан усами. Третьего изведут – четвертый уже нарисовался, да так, что не сотрешь. И так далее…

Все – как в русских сказках про Змея Горыныча: одну голову богатырь ему срубит, а на ее месте уже две новые выросли, крепче прежних.

А почему? А потому, что в борьбе с оргпреступностью отсутствовала малость – политическая воля руководящих структур страны. Слов, речей, лозунгов было много. Порой излишне много. А вот политической воли – мало. Очень мало. Ничтожно мало было воли, выражающейся в Указах и соответствующих законодательных актах. Вот и вышло, что государственной воли не было, а спрос с оперов существовал. Но как говорится, каков спрос без политической воли, таков и ответ на нее подневольных исполнителей. Сплошная бумажная стряпня, от которой жуликам ни горячо, ни холодно. Скорее, даже комфортно…

Мы, россияне, по всякому можем относить к Грузии и ее руководству после августовских событий 2008 года. Но то, что там в кратчайшие сроки справились с оргпрестпностью – остается бесспорным фактом, вызывающим, по крайней мере, интерес. А ведь среди «воров в законе» больше всего было грузин. И вдруг их всех разом не стало. Не чудно ли? И чудно, и чудесно!

Но и тут есть свои закавыки. Неплохо, если всех этих «воров в законе» по Указу Президента Грузии поместили в места «не столь отдаленные» или отправили туда, «куда Макар и телят не гонял». Черт с ними. Простым грузинам свободнее дышать и жить. Плохо, если в соответствии с законом «сообщающихся сосудов», все они, боясь гнева своего государства, «перетекли», так сказать, к нам. С высоких гор да на необъятные просторы демократической России. А тут, за отсутствием политической воли, и своего дерьма уже с лихвой. Тогда плохо. Как бы перебор не вышел… Впрочем, довольно лирических отступлений. Соловья, тем более курского, баснями не кормят.

– Ты еще о признаках бандгруппы спроси, – укоротил аппетит опера Семенов.

– И спрошу, – не очень-то прислушался к ироничному совету следователя Яншин, загораясь азартом спорщика.

– Вы, право, как дети малые: хлебом не корми, дай пособачиться, – вновь укорила коллег Делова с видимым неудовольствием. – Я о деле пытаюсь говорить, вы о глупостях мелких толкуете. Хватит! Отставить ненужные разговоры. Никакой ОПГ тут нет, не было и не будет. А вот новые составы, как я уже сказала, если «попотеем» чуток, будут. И мы их должны вменить. И тогда вы, друзья оперативники, со спокойной совестью поставите себе инициативные «палочки» в отчетах по работе.

– Нам такие палочки «до фени», – несколько сник после отповеди «важняка» Яншин. – Действительно не на «земле» топчемся. Это там оперов всякие палочки интересуют… Нас – только ОПГ.

Что и говорить, еще с советских времен в милиции существовали разные виды учета работы сотрудников. А с наступлением демократии их не только не уменьшилось, но и прибавилось. Даже у оперативников, казалось бы, выполнявших одни и те же функциональные обязанности, акценты в отчетах расставлялись по-разному.

– Нам подавай только оргпреступность, – не удержался от очередной подначки в адрес краснопогонного коллеги васильковопогонный Семенов.

– Максим Юрьевич, я же просила, – укоризненно попрекнула коллегу Делова, и тот, извинившись, прикусил язычок. – И, вообще, хватит на сегодня о делах, пора, как напоминал Федорцов, по домам. Завтра, на свежую голову, домыслим, если что упустили…

– Золотые слова, – обрадовался Федорцов, соскучившийся если не по семье, то по хорошему ужину, уютному дивану и телевизионному ящику. Отдых не только простым смертным, но и лихим операм нужен.

– Ладно, взглянем на золотые побрякушки, раз мой друг уж заговорил про золото, – и по домам, – встал со стула Яншин. – Кстати, где они? Что-то не видно…

– Да в коробах они, под семью печатями, под семью замками, как в сказках наших говорится, – «посочувствовал» с ехидцей оперативнику Семенов. – Ни красну молодцу до них не добраться, ни хитрому оперу не дотянуться! Вот так-то…

– К сожалению, посмотреть раритеты не удастся, – подтвердила и Делова. – После осмотра спрятаны и опечатаны.

– Жаль, – серьезно расстроился опер. – Возле такой кучи золота потереться и не увидеть – курам на смех. Кому скажи – не поверят.

– А ты и не сказывай, – посоветовал снова Семенов, подмигнув для пущей остроты Федорцову. – Тогда и вера останется девственной, как невеста перед первой брачной ночью, и не смущенной.

– Да шел бы ты со своими советами… – зло зыркнул на подковыристого следователя Яншин.

– Можно у эксперта нашего на видео посмотреть… – посочувствовала конфузливо Делова.

– А еще лучше – в музее, когда их туда передадут, – остался верен себе Семенов, несмотря на колючий взгляд Деловой, которой уже откровенно стали надоедать препирательства в группе.

Ох уж эти ментовские пикировки, да подначки, то шутливо-безобидные, то задирающе-занозистые, цепляющие за самолюбие и нервы. Они иногда вредят делу, когда в СОГ попадает кто-то далекий от чувства юмора или с излишними амбициями. Но больше все же помогают, заставляя оперативников и следователей постоянно быть в тонусе.

Быть в тонусе и разряжаться в стенах «родного» учреждения – хорошо. Плохо – если нести, как конденсатор, весь накопленный за день негатив домой, чтобы там «выстрелить» этим убойным зарядом по родным и близким, травмируя и калеча их.

Без шуток и подначек, конечно же, можно обойтись. Только работа тогда станет еще тягомотнее, а жизнь – преснее и скучнее, чем есть.

– Ну, что, по домам? – поднялся со стула первым Федорцов.

– По домам, – дала отмашку Делова. – Будем надеяться, что утро вечера мудренее…

Члены СОГ разом засобирались, задвигали стульями, спеша покинуть кабинет.

И тут ожил телефон внутренней связи.

– Слушаю, – подняла Делова трубку, хотя все ее коллеги начали усиленно жестикулировать руками и мимикой лиц, чтобы не делала этого. Не любили в милиции неожиданных телефонных звонков, особенно в конце рабочего дня. Как правило, ничего хорошего они не несли. Одни неприятности.

«Шеф!» – по губам Деловой прочли они данные от позднего телефонного корреспондента – начальника следственного управления. Впрочем, Делова, произнося одними губами название телефонного адресата, все-таки подняла указательный палец вверх.

Выслушав шефа и произнеся всего одну фразу «Все в порядке», она вернула трубку на прежнее место.

– Беспокоится, все ли предметы соответствуют описи сотрудников УФСБ, – пояснила на молчаливые вопросы.

Коллеги лишь молча кивнули головами и побыстрее устремились к выходу. Боялись нарваться на другой звонок, который мог задержать их уже не на минуту, а на несколько часов. В милиции такое часто бывает. Правда, все больше на «земле». Но и в УВДэшных структурах случается.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ЗОЛОТО ГУННОВ

1

Конечно, Делова понимала, что обвинение Подтуркову и Задворкову, если все пойдет согласно оперативной информации, придется переквалифицировать. Однако предъявила его по той статье, по которой задерживала. «Толкач муку покажет, – рассудила по-житейски практично. – Оперативная информация, она и есть оперативная… Это то же самое, что вилами по воде писано. Вроде бы и движения кое-какие есть, и силы затрачены, а материальных следов – кот наплакал. Чистый пшик… Потому пока и так сойдет».

Обвиняемые, ознакомившись с постановлением, вины не признали. Воспользовавшись статьей 51 Конституции Российской Федерации, от дачи показаний отказались. Складывалось впечатление, что они об этом сговорились заранее.

– Что так? – спросили следователи адвокатов, оставшись с ними наедине. – Ведь договорились же…

– Их право, – пожимали растерянно плечами те, так же не ожидавшие такой прыти от своих подопечных. – Честное слово, к такому не склоняли. Нам ни к чему лишние заморочки. Сами не понимаем, какая шлея попала им под хвост.

– Верим, – за обоих следователей ответила Делова, как руководитель СОГ. – Однако имеем то, что имеем. А потому, хоть и не планировалось, но придется в суд за избранием меры пресечения обращаться.

– За заключением под стражу что ли? – были явно недовольны адвокаты, которых не очень-то радовала перспектива мотаний по СИЗО. – Знаете, нежелательно… Ведь та статья, которую вы сейчас вменили, подстраховываясь, между нами говоря, на суде не устоит. Будет переквалифицирована на менее тяжкую.

Адвокаты, вышедшие в защитники из шкуры следователей, знали, о чем говорили. Так уж сложилось, что следствие всегда старается вменить большую по тяжести наказания статью или часть статьи, чтобы дать суду возможность к маневру. А, главное, чтобы самим не пролететь, если вдруг суд усмотрит в деяниях подсудимых более тяжкий состав преступления, чем вменено следствием. Тогда доследка – и персональные оргвыводы в отношении следователя. Следователям это надо?! Не надо. Вот и подстраховываются.

– Возможно, – не стала спорить и раскрывать до конца свои карты Делова. – Возможно… Только играть с ними в жмурки не хочется. По всему видать, кинутся в бега. А я и так по их милости с отпуском на полмесяца, не меньше, пролетела…

– Сочувствуем, – подобрели глазами адвокаты, возможно, вспомнив свои ментовские мытарства с отпусками.

– Тогда после обеда встречаемся в суде.

– Как скажете.

Едва за адвокатами закрылась дверь, как Делова вцепилась в Семенова, ибо вцепиться в оперов, главных конвоиров, не могла – те уехали в Фатеж за Рудагоновым, место жительство которого удалось установить:

– Как конвоировали: на служебной или частной машине кого-нибудь из оперов?

– На служебной. На УАЗе.

– Не могли ли сговориться?

– Да, вроде бы, нет… Сидели порознь: Подтурков в закутке, а Задворков в салоне УАЗика.

– Перегородка между салоном и закутком глухая?

– Да нет, кажется, какое-то окошко было… – припомнил Семенов.

– Тогда ясно.

– Что ясно?

– А то, почему обвиняемые решили воспользоваться статьей пятьдесят первой, – пояснила Делова с возмущением на нерадивость коллег. – Пока вы лясы точили или друг на друга зенки пялили, они знаками перекинулись. Пара пустяков: палец к губам – и все!

Семенов не возразил, лишь виновато передернул плечами. Подмывало брякнуть, что и на старуху бывает проруха, но сдержался. «Старухой» при определенном раскладе могла быть только Делова. Вдруг обидится… Жаль, что про стариков, страдающих прорухой, поговорок еще не сочинили. Тут они были бы впору.

…Обвиняемые по внешнему виду были разные.

Задворков Иван крупнотел и кареглаз. Не глуп – как-никак, а среднее образование имел. Впрочем, и особым умом не блистал. Больше надеялся на свою силу. И действительно в его широких покатых плечах чувствовалась силушка деревенского русского мужика. Не зря же одно время подрабатывал грузчиком на оптовых складах, пока в «братки» не ударился. Смотрел больше, насупившись, исподлобья.

Подтурков же Петр, наоборот, был худощав, остролик, с неспокойными, постоянно бегающими туда-сюда зрачками водянистых, несколько на выкате, глаз. И вообще, в его облике просматривалось что-то хищное, хорьковое. Возможно, это впечатление складывалось из-за его острого, в веснушках и рыжинках носа да постоянного оскала зубов-резцов, не прикрытых тонкими полосками губ, затаивших в уголках рта ехидную, намертво пристроившуюся ухмылочку. Он был явно поумнее и похитрее Задворкова, но уступал тому в физической силе. Вдвоем же они составляли неплохой криминальный тандем.

Что их объединяло, так это короткие стрижки, татуировки на руках да молодежный стиль спортивно-деловой одежды. И, конечно же, менталитет современных российских бизнесменов: рвать все, что можно урвать. Высшей духовной ценностью такого типа «хомосапиенс» стало стяжательство, иконой – стодолларовая купюра, храмом – банк и счет в нем. Жизненным кредо было: живем сегодня, а завтра хоть потоп… И для достижения своих целей они не брезговали ничем, ничего не смущались, никого не страшились.

Это в сериалах про ментов пойманные преступники спешат дать «расклад». На деле такого почти никогда не происходит. А если и бывает, то столь редко, что и принимать во внимание данное обстоятельство, честное слово, не стоит. Нонсенс. Чаще случается, что «схваченные» на деле злоумышленники, когда отпираться от очевидного, казалось бы, не имеет смысла, отпираются. Да еще как отпираются!

Отругав Семенова, что не обеспечил должной изоляции фигурантов друг от друга, Делова пыталась «разговорить» Задворкова, как наиболее «слабое звено» в преступной связке. Для этого его вновь доставили в ее кабинет. Только ничего не вышло. Он предпочел нахально скалить пожелтевшие от никотина зубы и держаться избранной тактики молчания.

– Но ведь вы оперативнику сообщили о том, что все предметы, изъятые у вас, вы с Подтурковым, мягко говоря, позаимствовали у Рудагонова, – пыталась достучаться она не если не до совести, то хотя бы до разума обвиняемого.

– Ну и что, – усмехался Задворков. – Мало ли я что сокамерникам или оперу вашему болтал… Может, я им «лапшу» на уши метал, показывая, какой я крутой. А еще не хотел, чтобы опера прессовать начали. Кому охота по почкам получить безответно?

– Это вы бросьте, оперативники ныне никого и пальцем не трогают – жестко оборвала разлагольствование Делова. – Лично вас били?

– Меня нет, – не стал врать Задворков. – Но в камере про оперов разное говорят… Большие спецы по рукоприкладству… Виртуозы.

– Говорят, что и кур доят, – вновь резко бросила Делова. – Но это ведь неправда.

– Может, и неправда, – набычился Задворков. – Только я под протокол ничего говорить не стану. Право имею. Конституция гарантирует. Или вам на Конституцию плевать?

– А без протокола? – пропустила Делова мимо ушей шпильку обвиняемого.

– И без протокола тоже. И, вообще, товарищ следователь, мне глубоко фиолетово, на чем вы и ваши опера фуражку носите и в какую сторону козырек смотрит. Понятно? – хамил, нагнетая атмосферу допроса, подследственный. Знал, что следователь – не опер, по загривку не даст…

– Но суд учитывает раскаяние и смягчает наказание, – мягко, без нажима, напомнила прописную истину Ольга Николаевна, вновь оставив без внимания хамство.

– Возможно, и смягчает… – хмыкнул Задворков. – Только знающие люди говорили, что срок при этом увеличивает. Так что никакого смягчения мне не надо. Других дураков на эти байки ментовские ищите, может, клюнут. А мне парить мозги не стоит.

– Не стоит, так не стоит, – не стала дальше искать «общий язык» Делова. – Готовься к суду.

– К какому?

– К самому гуманному, – невольно воспользовалась затертой и замызганной, как половая тряпка, шуткой советского времени Ольга Николаевна. – Будем арестовывать.

– За что?

– Да за то самое… – не стала уточнять «важняк».

– Так я никого не убил… – был искренен в своем возмущении Задворков.

– Кто знает?.. – подмигнула многозначительно Делова. – Если вы предпочитаете молчать, то сие не означает, что и мы сидим, сложа руки. Отнюдь нет. – Она сняла трубку телефона и приказала увести обвиняемого.

После обеда из странствий по улочкам и закоулочкам старинного города Фатежа, городской статус которого был установлен еще императрицей Екатериной Великой в 1779 году, прибыли оперативники. Но не одни, а с Рудагоновым Ильей, понуро плетшимся между ними.

Яншин пошел «докладываться», а его напарник Федорцов, напустив на себя вид скучающего опера, остался в коридоре с доставленным. Процессуальный статус Рудагонова пока оставался зыбким, как марево над землей в знойную пору или как годовая премия опера на «земле»: оступился где – и прощай премия. А вместе с ней и планы на приобретение давно желанной вещи.

– Осень, а жара стоит как летом, – вошел в кабинет «важняка» Яншин, на ходу вытирая носовым платком вспотевший лоб. – Хоть платок выжимай.

– Сейчас Ольга Николаевна приставит «начальнический фитиль» к одному месту – станет еще жарче, – встретил его Семенов лучезарно-наигранной улыбкой. – Так припечет, что запляшешь, как уж на сковородке.

– За что такая немилость? – сделал удивленные глаза опер. – Мы вроде бы не только установили Рудагонова, но и сюда доставили. В целости и сохранности. Не поверишь, только из больнички вышел – и прямо к нам в руки… Мы его тепленького цап-царап, как лиса петушка в старой русской сказке, да и в кабинет следователя по особо важным делам. Милости просим, дорогуша! Так за что же немилость?..

– А за то, что при конвоировании не обеспечили должную изоляцию Подтуркова и Задворкова друг от друга, – почти словами «важняка», сказанными незадолго ему самому, пояснил Семенов предполагаемый разнос со стороны руководителя СОГ. – Пока вас не было, все досталось мне. По полной программе. Да еще и с довеском. Теперь, надеюсь, и вам кое-что перепадет от щедрот ее ангельских… Не все же простому следаку… тем более, что работали в группе… в устойчивой группе, как говорится в статьях уголовного кодекса.

– Радуешься? – По-мальчишески сделал свирепое лицо Яншин, не особенно печалившийся по поводу возможного разноса. Одним разносом больше, одним меньше – разницы для «дубленой оперской шкуры» никакой.

– Радуюсь, – дурашливо оскалился Семенов.

Однако Делова распекать оперов не стала. Видно уже остыла и пришла к выводу, что нет толку на вагон обижаться, когда поезд ушел.

– Доставили? – спросила буднично, отрываясь от просматриваемых бумаг.

– Доставили.

И дальше пошла знакомая всем работникам милиции игра в словесный «пинг-понг».

– Что-либо у него дома нашли? – полетел «шарик» в сторону оперативника.

– Нет. – Отбил тот с легкостью.

– По дороге беседовали? – Вновь послан следователем «шарик» партнеру по спаррингу.

– Да. – Легко принял подачу оперативник.

– И что?

– Говорит, что клад ему достался от знакомого…

– Гуннявого? – Опередила с ответом Делова.

– Да, Гуннявого. Точнее, Гундина Михаила Васильевича, 1970 года рождения, уроженца и жителя деревни Руда Фатежского района, безработного, разведенного, ныне обитающего в психбольнице поселка «Искра», – доложил в подробностях и с оперским форсом Яншин, задержав «шарик» на своем поле и сбив ритм игры.

– Что случилось с Гундиным? Почему в психбольнице? – Сделала новую подачу Делова.

– Пока точно неизвестно, но Рудагонов утверждает, что Гуннявого туда заточил дух клада, – полностью выбился из начатого ритма Яншин.

Да и любой на его месте вряд ли бы смог в один взмах ответить на столь мощную подачу.

– Кто заточил? – не удержался от вопроса скептик Семенов. – Или я ослышался?

– Да дух клада, – повысил громкость оперативник. – А для тех, кто с природной глухотцой еще раз повторяю: дух клада или погребения.

– Так на дворе ведь двадцать первый век… – то ли возмутился, то ли удивился следователь. – Какие, к лешему, духи? Что за чушь?!

– Ну и что? – подтрунивал опер. – Духи, в отличие от людей, бессмертны. А духи древних погребений – в особенности. Они, как сказал один классик, живее всех живых!

– Интересно, как?.. – направила очередной вопрос-«шарик» на поле партнера Ольга Николаевна. – Если, конечно, отбросить в сторону весь словесный понос, что ты сейчас нес.

– А стал приходить по ночам и «долбить» мозжечок, – усмехнулся Яншин, разгадав незаконченный вопрос «важняка». Про себя же подумал: «Как ты нам, дорогая Ольга Николаевна порой долбишь».

– Это Рудагонов говорит?

– Он самый.

– А как все эти предметы с погребения попали к Рудагонову? Поясняет или отмалчивается?

– Поясняет. Говорит, что сам Гундин и предложил забрать клад у него…

– Неужели?.. – не скрыла иронии Делова.

Это сообщение оперативника вызвало сомнения не только у «важняка», но и у Семенова, явственно отразившись на его лице.

– …В надежде, что дух отпустит его, оставит в покое, – пояснил Яншин.

– А сам Рудагонов участвовал в раскопках? – наседала на оперативника с вопросами Ольга Николаевна, как до этого сам Яншин наседал на Илюху Рудагонова, пытаясь выжать из него как можно больше полезной для следствия информации.

– Клянется, что не участвовал, только металлоискатель «подогнал».

– И все?

– И все. По крайней мере, так говорит…

– В доме посмотрели? Или забыли?

– Обижаете, Ольга Николаевна. Обыска, конечно, не делали, но посмотреть посмотрели. И порасспрашивали. Самого и соседей. Нет там ничего.

– Ни одной золотинки? – вмешался с нескрываемым недоверием в голосе Семенов.

– Ни одной.

– Ну и ну! – Поджал губы Семенов.

– А что тут «ну и ну», – скользнул взглядом по следователю Яншин, – когда ему поначалу столько «бабла» обещали, что он о «заначке» для себя даже и подумать не хотел. А потом, когда все гуннское золотишко уплыло, спохватился, конечно. Да было поздно. Добился только того, что Подтурков и Задворков отдубасили его не по-детски… Кстати, – ухмыльнулся опер, – он этот факт считает продолжением мести духа клада.

– А как же! – Хмыкнул Семенов с ироничным подтекстом. – Без духа тут явно не обошлось. Наверное, шептал Подтуркову и Задворкову на ушко, как наносить удары, куда садануть половчее. Те бы без него, без духа этого самого, ну никак бы не сообразили… Соображалки вряд ли хватило бы…

– И я так думаю, – согласился с ироничными доводами следователя опер. – Тем не менее, Рудагонов трусит не понарошку… Чего-то боится. Очень боится. До дрожи телесной.

– Это он вас боится, оперов-костоправов, – не отказал себе в удовольствии поддеть в очередной раз опера язвительный Семенов.

– Или вас, следаков-словопутов, наматывающих срок своими закорючками, – не остался в долгу Яншин.

– Место раскопок сможет показать? – возвратила Делова опера от пустой пикировки к более серьезным обстоятельствам дела.

– Говорит, что сможет. С его слов, бывал не раз на берегу той речки.

– Значит, металлоискатель доставал, на берегу бывал, знакомство с Гуннявым вел, даже клад в наследство получил, а в раскопках не участвовал? – не принял данную версию Рудагонова Семенов. – Врет, как сивый мерин, а вы и поверили, и уши лопушками развесили. А еще опера…

– Поверили или не поверили – это еще вопрос… – тут же огрызнулся Яншин, не любивший оставлять «последнее слово» оппоненту. – Есть желание – сам поспрашивай. Может быть, тебе больше скажет… А я погляжу… Это вы у на следователи – чтецы душ заблудших. А мы? Мы всего лишь опера… простые парни.

– Семенов! – Попридержала коллегу Делова, которой начала надоедать его ненужная активность и придирчивость к оперативникам. – Не встревал пока бы… со своими сентенциями.

– Так уйдет же… Ольга Николаевна… – дернулся на стуле Семенов, резко поворачиваясь к «важняку».

– Кто? Куда? – Не поняла та.

– Да Рудагонов от ответственности… с таким раскладом… – горячился Семенов.

– А ты-то на что? – обдала его «холодным ушатом» Делова. – Ты-то на что?.. Да и «расклада» пока никакого нет. Одна виртуальность. Не спеши…

– Вот именно: не спеши в Камыши и народ не смеши! – Не упустил шанс уколоть сотоварища Яншин, которого, честно говоря, стали также уже напрягать колкости городского следователя.

Под Камышами он, как поняли его окружающие, подразумевал не речную осоку, а поселок – пригород Курска, в котором, по мнению знатоков, проживали самые веселые жители соловьиного края.

– Скоро вы тут? – заглянул одним глазом в кабинет «важняка» Федорцов, которому надоело торчать в коридоре в качестве стража Рудагонова.

– Да скоро! – Набросились дружно на него Семенов и Яншин. Даже нетерпеливо руками замахали, чтобы скрылся с их глаз.

– Скоро, – посочувствовала Делова.

Федорцов убрал свой подсматривающий глаз и захлопнул дверь кабинета… А Делова, ускоряя процесс беседы, поспешила с очередным важным для следствия вопросом:

– Заявление по факту причинения ему телесных повреждений Подтурковым и Задворковым и об их мошенничестве напишет?

– Говорил, что напишет. Только за побои, – уточнил Яншин.

– А по мошенничеству? – вновь вставил «веское» слово нетерпеливый Семенов.

– Говорит, что теперь рад, что избавился от клада. – Не проигнорировал вопрос Яншин.

– Даже так? – скривил иронично губы Семенов.

– Даже так, – проявил снисходительность к иронии следователя Яншин.

– Ну, хорошо, – подвела итог беседы Делова. – Вы с Федорцовым, – обратилась она вновь к Яншину, – готовьтесь к конвоированию Подтуркова и Задворкова в суд для избрании им меры пресечения. И вы, Семенов, с ними. Будете поддерживать перед судом ходатайство следствия об избрании меры пресечения – заключения под стражу. И будьте добры там проявить все ваше красноречие и навыки убеждения, чтобы суд принял нашу сторону, а не сторону обвиняемых.

– Постараюсь, – кивнул головой Семенов довольно беззаботно.

– Уж будьте добры, постарайтесь, – язвительно заметила Ольга Николаевна. – Не одной же мне стараться.

– Вот именно, – поддержал «важняка» Яншин, как и все опера, искренне считавший, что для всех обвиняемых должна быть одна единственная мера пресечения – арест. Других они просто не признавали и не понимали.

«Вор должен сидеть в тюрьме!» – было их кредо.

– А я приступлю к допросу Рудагонова Ильи, – продолжила тем временем Делова. – Пока в качестве свидетеля. А там, что бог даст…

2

Рудагонов был щупл, лысоват, мешковато одет и, вообще, как-то неказист с виду, хотя ростом не обижен. Что особо в нем поразило «важняка», так это крутая скошенность лба к затылку. «Как на репродукции Герасимова по черепу гуннского воина из Кенкольского могильника», – мысленно отметила она этот характерный признак внешности Рудагонова. Повертев в руках паспорт Рудагонова, доставленный оперативниками, приступила к допросу:

– Итак, ваша фамилия, имя, отчество, дата рождения и место рождения.

– Так в паспорте все и написано.

– Положено, – вскинула слегка удивленный взгляд на допрашиваемого Делова. – Отвечайте по существу.

Рудагонов не стал больше мудрить и дал исчерпывающие по его личности пояснения. По ним выходило, что он родился на хуторе Руда, но еще в раннем детстве был перевезен родителями в Фатеж, где и отучился в средней школе. Там же. В Фатеже, женился да затем развелся. А также до перестроечного времени работал в местной дорожно-строительной конторе, пока та не развалилась в прах под давлением рыночных отношений.

– С работой понятно, а почему брак распался? – поинтересовалась профессионально Делова, чтобы как можно больше иметь информации о личности допрашиваемого.

– Да выпивать стал, – понурился Рудагонов. – Причем крепко. Бабе и не понравилось. К родителям ушла. Они в Фатеже живут, дом хороший имеют.

– А дети?

– Были две девки, так уже замужем бедуют.

– Почему бедуют?

– Да жизнь сейчас такая… бедоватая – с работой плохо. Отсюда многие неурядицы… Тяга к водчонке опять же… Ленность… Неуживчивость…

– Ладно, оставим это. – Решила Делова, что пора перейти непосредственно к сути дела. – Расскажите лучше, как с Гундиным Михаилом по прозвищу «Гуннявый» познакомились? И почему у него такое странное прозвище?

– Так то еще в детстве, – пояснил Рудагонов охотно. – Он какой-то родственник моим родителям. То ли отцу, то ли матери… не помню уже. Я к ним домой тогда часто приезжал… на каникулах. Вместе рыбу ловили, в лес по грибы и ягоды ходили. Потом, когда выросли, встречаться почти перестали. А в прошлом году как-то повстречались вновь у нас в Фатеже. Он тогда металлоискатель разыскивал… Вот и схлестнулись…

– А прозвище? – напомнила Делова, перестав порхать изящными пальчиками по клавишам клавиатуры и оторвавшись на секунду от экрана монитора.

– Тоже из детства. Как-то невнятно говорил, гундосил что ли… Вот деревенские мальчишки и прозвали его «Гуннявым». Кличка и приросла, заменив ему на все время и фамилию и имя.

Допрашиваемый был словоохотлив. Показания вытягивать из него, как из других, следственными «клешами» не приходилось. Про таких в следственных кругах поговаривали: добрая находка. Успевай только записывать показания.

– Гундин сказал, для чего ему металлоискатель? – продолжила допрос Делова.

– И сказал, и предложил поучаствовать в поисках клада.

– Просто так, наобум?

– Нет, не наобум, – несколько оживился Рудагонов. Даже перестал разглядывать и теребить руками измятые штанины давно не стираных и не помнящих уже утюга брюк непонятного окраса. – Видите ли, товарищ следователь, в его семье, как, впрочем, и в моей, имелось предание, что на берегу речки Руды далекими-далекими предками зарыт богатый клад…

– Интересно, интересно… – не отрываясь от компьютера, поощрила допрашиваемого к продолжению темы Ольга Николаевна.

– В это предание верили и не верили, – продолжал Рудагонов, – но передавали из поколения в поколение… как интересную сказку из прошлого нашего рода. Особенно много о ней говорили в семье Михаила. То ли в шутку, то ли всерьез заверяли нас, мальчишек, что клад принадлежал какому-то ведуну рода, наложившего на него заклятье. Нам тогда было интересно. Это подогревало в нас мальчишеский азарт. Но не более того. В советское время в клады да заклятья особенно не верили – в иное верить учили: в труд да в торжество коммунизма! – То ли пошутил, то ли констатировал допрашиваемый. Не разобрать. – Поэтому мыслей о поиске клада тогда даже не возникало. Тем более что точного места никто не называл. А речка Руда хоть и не широка и не глубока, но протяженность имеет значительную. Пойди, поищи… Потом выросли, женились, обзавелись детьми, работой – и о предании позабыли. По крайней мере, я.