Текст книги "Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля"
Автор книги: Николай Зенькович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)
Не чувствовала себя в безопасности и сама Надежда Константиновна. Из Горок ее выселили, правда, из кремлевской квартиры выставить не решились. Но и оставшись в Кремле, она не чувствовала прежней уверенности. Страх пронизывал все поры жизни общества, не был исключением и Кремль. Скоропостижная смерть Марии Ильиничны надолго вывела ее из равновесия, неотступно, как призрак, преследуя Крупскую. После кончины Владимира Ильича обе эти женщины продолжали жить все в той же квартире. И вдруг – трагическая развязка. Спустя некоторое время после смерти Марии Ильиничны, в конце 1937-го или начале 1938 года, как вспоминает В. Дридзо, находившаяся в тот момент в квартире Крупской, звонок из комендатуры Кремля. Просят разрешения пропустить на квартиру к Надежде Константиновне человека, который якобы привез молоко из Горок. Дридзо начинает выяснять, в чем дело, звонит в Горки – никто молока не посылал. Крупская от него отказалась. Однако комендатура настаивает, звонят еще два-три раза. Такой настойчивости бедные женщины никогда не наблюдали. Откуда она?
«Я испугалась, – пишет В. Дридзо. – Испугалась за жизнь Надежды Константиновны. Не говоря ничего ей, я позвонила Власику (начальнику охраны членов правительства), сказала, что необходимо дать Надежде Константиновне охрану. Ей я сказала, что Власик сам звонил по этому поводу. Надежда Константиновна как-то очень спокойно отнеслась к этому, сказав, что, раз полагается, пусть так и будет. На следующий день такой человек появился».
Кандидат экономических наук М. Штейн в статье «Тайна смерти первой леди» приводит такую деталь: Крупской, несмотря на то, что она являлась депутатом Верховного Совета СССР, было запрещено принимать родственников репрессированных и тем более ходатайствовать за них. В этой публикации, которую перепечатали десятки других газет страны, немало неизвестных прежде сведений, характеризующих недоброжелательное отношение Сталина к Крупской. Им санкционирована разгромная рецензия П. Поспелова в «Правде» на вышедшие воспоминания Крупской о Ленине. Надежда Константиновна обвинялась в неправильном освещении работы II съезда РСДРП, участником которого она была, в приписывании Ленину своих мыслей. Особенно негодовал суровый критик по поводу «неправильного освещения выдающейся роли Сталина». По Поспелову получается, что он намного лучше, чем Крупская, знал, о чем думал, что говорил и что делал ее муж. А может, лучше знал Сталин, который, без всякого сомнения, стоял за спиной рецензента? Тогда давайте обратимся к ленинским письмам, адресованным Зиновьеву и Карпинскому в июле и ноябре 1916 года. Письмо Зиновьеву: «Не помните ли фамилии Кобы?»; Карпинскому: «Иосиф Дж…? Мы забыли. Очень важно!!»
Еще один малоизвестный факт. 5 августа 1938 года Политбюро приняло постановление «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть I. Семья Ульяновых». В нем осуждалось и «поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению книги в свет, но, наоборот, всячески поощряла автора по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку. Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепринятое дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда прав не давал». И только 11 октября 1956 года ЦК КПСС своим постановлением «О порядке издания произведений о В. И. Ленине» отменил постановление 1938 года как неправильное.
А вот отрывок из воспоминаний Н. С. Хрущева: «Сталин очень не уважал Надежду Константиновну. Не уважал он и Марию Ильиничну. Вообще он очень плохо отзывался о них, считая, что они не представляли какую-то ценность в партии. Мне было очень не по себе, когда я видел, с каким неуважением относился Сталин к Надежде Константиновне еще при жизни».
Может, достаточно подтверждений? Хотя нет, не могу удержаться, чтобы не привести еще один фрагмент, исходящий не из кругов НКВД, иногда питающих слабость к анекдотам, а от одного из руководителей партии и страны, бывшего первым лицом в государстве в течение десяти лет. Так вот, Н. С. Хрущев вспоминает: «Сталин в узком кругу объяснял, говорил, что она и не была женой Ленина. Он другой раз выражался весьма вольно. Уже после смерти Крупской, когда он вспоминал об этом периоде, он говорил, что если бы дальше так продолжалось, то мы могли бы поставить под сомнение, что она являлась женой Ленина. Он говорил, что могли бы объявить, что другая была женой Ленина, и называл довольно солидного и уважаемого человека в партии».
Да, страшные вещи всплывают в страшные времена.
И все же версия об отравленном торте не единственная, с которой связывают кончину Крупской. Кстати, В. Дридзо ее начисто отвергает: «Я уже не могу слышать все эти выдумки об отравленном торте. Никакого торта вообще не было, а если бы он и был, то стоило бы подумать о том, почему же все остальные, в том числе и я, остались живы». Однако бывшая секретарь Крупской нигде не упоминает, что и она тоже лакомилась праздничным тортом. Его ведь не обязательно следовало выставлять для всех – судя по разным источникам, гостей за юбилейным столом собралось немало, так что вряд ли бы хватило каждому хотя бы по кусочку. На торжества в Архангельское приехали из Москвы Кржижановский с женой, Вера Рудольфовна Менжинская, Феликс Кон, Дмитрий Ильич Ульянов. Пришли и те, кто отдыхал в Архангельском – испытанные товарищи по ссылке и эмиграции.
В Архангельском тогда был дом отдыха старых большевиков. На выходные туда приезжали многие видные революционеры. Крупская последние годы часто бывала там, ей хорошо отдыхалось среди старых друзей. В то время была шестидневная рабочая неделя. В субботу, 23 февраля, почти до конца дня она была занята в Совнаркоме РСФСР, где обсуждался вопрос о третьем пятилетнем плане в области народного образования. Вернулась домой только к вечеру. Это был последний рабочий день в ее жизни. В тот же вечер она собралась за город.
В Архангельском переночевала. С утра потянулись гости – юбилейную дату решили отмечать в выходной день. Сели завтракать. Начались поздравления, вспоминали прошлое, шутили, смеялись. Крупская была в хорошем настроении… После завтрака пошли фотографироваться. Ничто не предвещало трагической развязки.
Вскоре гости из Москвы уехали. Под вечер Надежда Константиновна почувствовала себя плохо и ушла в свою комнату. От страшной боли она временами впадала в беспамятство.
Внезапность заболевания и породила слухи о насильственной смерти. Наряду с отравленным тортом имеет хождение и версия о другом сталинском знаке внимания – свежей клубнике, прошедшей специальную обработку в токсикологической лаборатории НКВД. Обе версии, к сожалению, до нынешнего времени не доказаны и не опровергнуты. Отсутствие экспертных материалов, нового, современного прочтения медицинского заключения тридцать девятого года провоцирует возникновение самых фантастических предположений. В 1989 году в одном серьезном педагогическом издании, например, утверждалось, что вдову Ленина поместили в специальный санаторий НКВД и там довели до смерти. Оказывается, автор краем уха слышал, что Крупская потеряла сознание в Архангельском и, ничтоже сумняшеся, подумал, что речь идет об одноименном военном санатории в Подмосковье, в котором в те годы лечились также работники НКВД. Казус, конечно, нелепость, но ведь надо видеть и причину. А она – в крайней скудости достоверных исторических фактов, фигурах умолчания, досадных пробелах в биографических данных. Выше уже говорилось, что даже в наиболее полной биографии Крупской, вышедшей в серии «ЖЗЛ», последние дни ее жизни изобилуют общими местами, которые, кроме досады и недоумения, ничего не вызывают, и, пожалуй, содержат вопросов больше, чем ответов на них. Правы сотрудник ИМЛ при ЦК КПСС И. С. Куликова и член-корреспондент АН СССР В. А. Куманев, писавшие в «Правде» 5 января 1990 года о том, что обстоятельства кончины Крупской требуют дополнительного и обстоятельного изучения.
Публикация М. Штейна в ленинградской «Смене» – одна из первых попыток проследить хронологию событий последнего дня жизни Крупской. Итак, в половине восьмого вечера – сильные боли, потеря сознания. Дридзо вызывает врача. Доктор старается, но боли не проходят. Требуется консультация более опытных коллег. Прибывают профессора Очкин и Кончаловский. Подозревают острый аппендицит, но окончательно в своем диагнозе не уверены. Предлагают немедленно отвезти в Кремлевскую больницу. По дороге из Архангельского в Москву у Крупской начинаются перебои в работе сердца.
В Кремлевской больнице – несколько консилиумов. Наконец приходят к выводу: воспаление брюшины как результат тромба в кишечнике.
Из официального «Сообщения о болезни тов. Н. К. Крупской», опубликованного на первой полосе «Правды» 28 февраля 1939 года: «Болезнь развивалась бурно и с самого начала сопровождалась резким упадком сердечной деятельности и потерей сознания. В связи с этим отпала возможность помочь больной оперативным путем. Болезнь быстро прогрессировала, и 27 февраля в 6 час. 15 мин. утра последовала смерть».
Как видно, расхождений между трактовкой М. Штейна и официальной версией пока нет. Но только до этого места. Далее автор говорит, что веру в правдивость строк о диагнозе болезни Крупской поколебал у него недавно скончавшийся сотрудник Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина И. С. Беленький. Он поведал, что получил от Анны Кравченко, соратницы Крупской с дореволюционных времен, для хранения в рукописном отделе библиотеки ее фонд. В фонде имеется рукопись воспоминаний медсестры Кремлевской больницы Лилии Лысяк (урожденной Закржевской), написанных в 1962 году.
Вот что свидетельствует Л. Лысяк: «В феврале в одно из моих ночных дежурств в отделение поступила Н. К. Крупская. Ей была отведена большая двухместная палата. Я не знаю, когда Н. К. Крупская была доставлена в больницу, что привело ее в больницу. Узнала я о ее пребывании в больнице и увидела ее только тогда, когда мне ее спустили с четвертого этажа (из операционной) уже оперированной. Н. К. Крупская была без сознания.
У меня, как дежурной по отделению, было под наблюдением около десяти палат (точно не помню, сколько). По установившимся правилам Кремлевской больницы особо тяжело больным или прооперированным больным предоставлялась индивидуальная медсестра. На этот раз такой медсестры не было, и мне пришлось наблюдать за Н. К. Крупской среди моей общей работы.
Помню как сейчас, что в палате она лежала справа от окна, на прикроватном столике горела нагнутая книзу электрическая лампочка, которая давала в палате слабый свет.
Надежда Константиновна лежала очень тихо, навзничь, изредка приоткрывала глаза, ничего не говоря.
Операцию Н. К. Крупской делал профессор Очкин, дежурным хирургом был Владимир Николаевич Соколов. Когда я его (Соколова) спросила, какая операция была сделана, он промямлил что-то совершенно неопределенное.
В ту же ночь (между 26 и 27 февраля) Н. К. Крупская, не приходя в сознание, скончалась».
Штейн сравнивает частное свидетельство Л. Лысяк об оперировании Крупской и официальное сообщение о невозможности помочь больной оперативным путем из-за плохого сердца – умрет на операционном столе, и выдвигает такое предположение: когда возник вопрос, делать или не делать операцию, было дано «добро»… Он обращает внимание и на следующий немаловажный факт: в день своего 70-летия Крупская не была награждена орденом, хотя это было принято. Да и Дридзо вспоминает – придя перед кончиной на короткое время в сознание, она сказала: «Врачи как хотят, а на съезд я пойду».
Чтобы выступить по проблемам культпросветработы?
Приложение № 9: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Поправила невестку
(На ХIV съезде ВКП(б) (18–31 декабря 1925 г.) Крупская примкнула к Ленинградской оппозиции (Г. Зиновьев и др.), но, попытавшись неосторожно учить делегатов правильному пониманию нэпа, наткнулась на неожиданно мощный отпор. Не случайно после нее сочла необходимым выступить Мария Ильинична Ульянова.)
«Товарищи, я взяла слово не потому, что я сестра Ленина и претендую поэтому на лучшее понимание и толкование ленинизма, чем все другие члены партии, – начала она, как бы поправляя невестку. – Я думаю, такой монополии на лучшее понимание ленинизма родственниками Ленина не существует и не должно существовать».
(ХIV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М. – Л., 1926. С. 299.)
Приложение № 10: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Вычистить… «Русские сказки»
(Из «Инструкции о пересмотре книжного состава библиотек и изъятию контрреволюционной и антихудожественной литературы» от 1923 года. Подписана председателем Главполитпросвета Н. К. Крупской.)
«Изымается литература следующих типов:
Патриотическая, черносотенная, враждебная передовым идеям.
Историческая беллетристика, идеализирующая прошлое, приукрашивающая самодержавный строй.
Религиозно-нравственная.
Проповедующая мещанскую мораль, чрезмерно сентиментальная.
Бледная, не художественная, пустая.
Порнография.
Литература надрыва и упадочного настроения, мистическая, теософская и оккультная.
Пошлая юмористика.
Романы приключений, грубые, бессмысленные по содержанию, уголовщина.
Воспевающая буржуазный быт, враждебная советскому строительству, утратившая интерес в настоящее время.
Так как под эти рубрики можно подвести почти всю старую литературу наших библиотек, то Главполитпросвет вырабатывает примерные списки изымаемой литературы, которые в течение ближайшего времени будут периодически высылаться для того, чтобы места имели более конкретное представление о том, что допустимо в библиотеках и какие пределы следует положить изъятию. Списки эти примерные и потому отнюдь не будут исчерпывать всего, что надо изъять. Поэтому местам надо к делу чистки привлечь лиц, знающих литературу, чтобы они смогли, руководствуясь списками, вычистить и все остальное, что походит на указанные в списках книги».
Списки «местам» посылались периодически. В них были следующие имена: Аверченко, Амфитеатров, Боккаччо, Вербицкая, Гнедич, Арцыбашев, Дюма (отец), Данилевский, Загоскин, Бор. Зайцев, Крестовский, Лесков («На ножах», «Некуда», «Обойденные»), Лажечников, Лейкин, Мельников-Печерский, Мережковский, Потапенко, Пшибышевский, Сенкевич, Сологуб, Стерн, Фаррар, Тэффи, Терпигорев, Хаггард, Толстой («Народные рассказы», «Отец Сергий», «Ходите в свете, пока есть свет» и все религиозные и философские сочинения), Вас. Немирович-Данченко («Плевна и Шипка», «Вперед», «Рядовой Неручев», «Скобелев», «За далеких братьев», «По воле Божией» и другие рассказы и повести из русско-турецкой войны), Полевой («Клятва при гробе Господнем»).
Особо составлялись списки детских книг: Авенариус «Сказка о муравье-богатыре», «Сказка о пчелке-мохнатке», «Русские сказки» изд. Клюкина; Лебедев «Великие сердца», «Сильные духом»; Лукашевич «Русские народные сказки» в трех выпусках; Сегюр «Волшебные сказки»; Федоров-Давыдов «Бабушкины сказки», «Котик, коток, серенький лобок», «Кума-лиса», «Легенды и предания», «Петя-петушок»; Тур «Дети короля Людовика», «Катакомбы», «Мученики Колизея»; Шмидт «Мурка, Галя и все другие»; Юрьев «В золотые дни детства»; детские журналы «В школе и дома», «Доброе утро», «Галчонок», «Задушевное слово» (для младшего и старшего возраста»), «Мирок», «Ученик»; Позднякова «Святочные рассказы»; Полмановская «Щелкунчик-попрыгунчик»; Роставская «Звездочки»; лубочные книжки такого характера, как «Бова Королевич», «Еруслан Лазаревич», «Витязь Новгородский», «Заднепровская ведьма», «Пан Твардовский»; выпуски бульварных романов, как «Гарибальди», «Нат Пинкертон», «Пещера Лейхтвейса», «Тайны германского двора».
Книги по истории и исторической беллетристике: «Наследница Византии» (Зорина); «Детство и отрочество первого царя из дома Романовых» (Львов); «За трон Московский» (Ордын-Кострицын); «Царица Ирина» (Петров); «Первые подвижники земли русской» (Фазина); «Бородинская битва», «Слава Севастополя», «1812 год» (Троицкий); «Царь-освободитель Александр II» (Ефимов); «История покорения Сибири», «Забавы царя Алексея Михайловича» (Шарин); «Пугачевец» (Смирнов); «Владыка света и Крещение Руси» (Алексеев); «Отечественная война в родной поэзии», «Кирилл и Мефодий – просветители славян», «Грозный царь Иван Васильевич», «Великий князь Ярослав и основание Киево-Печерского монастыря», «Богдан Хмельницкий», «Запорожская старина».
По отделу философии, психологии, этике: биографии и сочинения Платона, Декарта, Ницше, Канта, Шопенгауэра, Маха, Спенсера… Жакомсо «Спиритизм в Индии», Аллан Карден «Книга медиумов», Добэ «Мир чудесного», Ленорман «Истолкование снов», Кораблев «О нравственности», Ф. Страхов «Дух и материя», Биттер «Верить или не верить», Драумманд «Высшее благо», Мельников «Думы о счастье», Ланге «История материализма», Слайлос «Долг, характер, самодеятельность», «Московские святыни и памятники», «Ростов Великий» (Титов), «Монастыри России» (Денисов), «Жития святых» (изд. Синодальной типографии), «Киево-Печерский патерик», «Сокровище духовное» (Тихон Задонский), «В чем моя вера» (Толстой), Библия, Евангелие, Коран, Талмуд…
Что предлагалось вместо них? Портреты Ленина, Зиновьева, Троцкого, Свердлова…
Из письма Сталина Молотову от 16 сентября 1926 года
«Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская – раскольница (см. ее речь о «Стокгольме» на ХIV съезде). Ее и надо бить, как раскольницу, если хотим сохранить единство партии».
(Имелось в виду выступление Крупской на ХIV съезде ВКП(б) 20 декабря 1925 года. Защищая Г. Зиновьева, она, в частности, говорила: «Наш съезд должен озаботиться тем, чтобы искать и найти правильную линию. В этом его задача. Нельзя успокаивать себя тем, что большинство всегда право. В истории нашей партии бывали съезды, где большинство было неправо. Вспомним, например, Стокгольмский съезд. Большинство не должно упиваться тем, что оно большинство, а беспристрастно искать верное решение».)
Глава 7. НЕСЧАСТНАЯ НАДЕЖДА
Красивая легенда. – Жертва или раба любви. – Убийство? Самоубийство? – Официальная версия. – Суждения подруг. – Мнения политиков.
Первая их встреча состоялась при довольно необычных обстоятельствах.
Был жаркий летний день. Высоко в небе стояло раскаленное солнце, его лучи почти отвесно падали на землю. Если бы не ласково серебрившееся море, дышать было бы невозможно, настолько невыносим зной в городе. А здесь, на набережной, хорошо. Играют детишки, шум, беззаботный смех.
И вдруг крохотная девчушка теряет равновесие и на глазах оцепеневшей ребятни падает в море. Тонкий испуганный вскрик угасает в набежавшей волне. Общая растерянность на берегу. И тогда в воду с разбега прыгает неизвестный юноша. Он подхватывает тонущего ребенка и выносит его на руках из воды. Спаситель маленького роста, рыжеватый, на лице пятна от оспы. Усы, которые скоро будет знать весь мир.
Да-да, спасителем заигравшейся на набережной и нечаянно упавшей в море девочки был двадцатичетырехлетний грузинский юноша Иосиф Джугашвили, случайно оказавшийся на месте происшествия. Девочку звали Надей. Ее фамилия была Аллилуева. Недавно ей исполнилось два годика. Происходило это в 1903 году в городе Баку.
«Для мамы, впечатлительной и романтичной, такая завязка наверное имела огромное значение, – пишет С. Аллилуева, – когда она встретилась с отцом позже, шестнадцатилетней гимназисткой, а он приехал из Сибири, ссыльный революционер 38-ми лет, давний друг семьи…»
Вскоре они поженились и Надежда Аллилуева стала женой Сталина.
У него это был второй брак. Первая жена Екатерина Семеновна Сванидзе скончалась задолго до революции, в 1907 году. Она родила ему сына Яшу, который сначала воспитывался у родственников в Грузии, а затем переехал к отцу в Москву. От второго брака родились сын Василий и дочь Светлана.
Семейная жизнь диктатора была, пожалуй, одной из самых главных его тайн. Можно себе представить, каким был уровень информации о личной жизни Сталина, если в его времена государственной тайной особой важности были данные о составе семьи члена Политбюро, его привязанностях и вкусах, его отношение к тем или иным вопросам и проблемам. Закрытость общества начиналась с засекреченности и безликости руководства. И хотя в стране были сотни тысяч портретов, скульптур, бюстов «отца всех времен и народов», которого обожествляли миллионы людей, открыто лишь было то, что предназначалось для ликования и восхищения. Личная жизнь вождя была спрятана за семью замками.
Только в последнее время к читателю начали прорываться первые публикации, касающиеся запретной в течение многих десятилетий темы – семейной жизни генералиссимуса, обычаев и нравов, господствовавших в его доме, обстоятельств смерти второй жены, Надежды Сергеевны Аллилуевой, неожиданно скончавшейся в возрасте 31 года. Откуда она родом, кто по профессии, кем были ее родители? Как она ушла из жизни – естественным или насильственным путем? Вопросы не праздные, они продиктованы вовсе не обывательским любопытством, особенно если учесть то бесспорное обстоятельство, что уход из жизни жены, которую Сталин очень любил, оказал большое влияние на его характер.
Вторая жена Сталина родилась в Баку в семье Сергея Яковлевича Аллилуева четвертым, младшим ребенком. У нее были два брата – Павел и Федор, а также сестра Анна. Глава семьи – выходец из воронежских крестьян с сильной цыганской примесью – бабка его была цыганкой. А по словам его внучки Светланы Иосифовны Аллилуевой, от цыган, наверное, пошли у всех Аллилуевых южный, несколько экзотический облик, черные глаза и ослепительные зубы, смуглая кожа, худощавость. Воронежский крестьянин, он, будучи способным к технике, освоил слесарное дело и попал в железнодорожные мастерские Закавказья. Жил он и в Тбилиси, и в Баку, и в Батуми. Стал членом РСДРП в 1898 году, встречался с Калининым, Фиолетовым и другими видными деятелями рабочего движения. В 1900-х годах переехал в Петербург, работал мастером в Обществе Электрического Освещения.
Сергей Яковлевич был просвещенным, интеллигентным русским рабочим. Современники рисуют его высоким, всегда опрятно, аккуратно и даже не без изящества одетым, с бородкой клинышком и седыми усами, чем-то отдаленно напоминавшим М. И. Калинина. Он был деликатен, обходителен, приветлив, ладил со всеми людьми. В Петербурге у него была четырехкомнатная квартира. Все дети учились в гимназии.
История его женитьбы была не менее романтичной, чем у дочери. Тогда он работал в Тифлисских мастерских. И вот к нему, пришлому молодому человеку, в одну прекрасную ночь является суженая, сбежавшая из дома с выкинутым через окно узелком с вещами. Суженой нет еще и четырнадцати лет, но у них горячая любовь и вера в счастливую звезду. Суженую зовут Ольгой, фамилия у нее украинская – Федоренко. Ее отец вырос и жил в Грузии, его мать была грузинкой, и говорил он по-украински. Женат был на немке из семьи колонистов. Так что юная жена Аллилуева свободно говорила по-немецки и по-грузински.
Сталин знал рабочего Аллилуева давно, еще с конца девяностых годов. Встречался с ним в Тифлисе и Баку. В 1910 году, когда Сталин нелегально покинул свою очередную ссылку в Вологде и приехал в Петербург, он остановился на квартире у Сергея Яковлевича и Ольги Евгеньевны. Сосланный затем в туруханскую тайгу, он поддерживал связь с полюбившимся ему питерским рабочим. Сердобольная Ольга Евгеньевна посылала одинокому грузину посылки с теплыми вещами, деньги.
Февральская революция 1917 года освободила Сталина из сибирской ссылки. Он приехал в Петроград. Куда было идти одичавшему в тайге человеку, оказавшемуся без средств к существованию, без крыши над головой, без куска хлеба в кармане? Он направился на квартиру к старым знакомым. Аллилуевы приняли его тепло, приютили, обогрели. Днями он где-то пропадал, возвращался домой поздно. Его всегда ждали горячий чай с бубликами и неподдельный интерес сестер к молчаливому, чаще всего угрюмому революционеру. В июльские дни 1917 года в квартире Аллилуевых несколько суток скрывался Ленин, которому отвели маленькую комнатку гимназистки Нади. Она в это время жила за городом, на даче у И. И. Радченко.
После Октябрьской революции Сталин стал членом первого Советского правительства – наркомом по делам национальностей. Окончившая гимназию Надежда Аллилуева работает у него в аппарате секретаршей. В начале 1918 года правительство переезжает в Москву. Пришлось и Надежде перебираться в старую столицу. Здесь восемнадцатилетняя недавняя гимназистка с полудетскими глазами соединяет свою судьбу с тридцатисемилетним Сталиным, прошедшим суровую школу жизни. Свадьбы не было – тогда в среде большевиков их не принято было устраивать. Она не стала менять фамилию, оставила свою, девичью. В Москве вступила в партию, ездила с мужем на Царицынский фронт. После работала в секретариате Совнаркома и личном секретариате Ленина, была у него дежурным секретарем в Горках.
Любопытная деталь: в 1921 году во время очередной чистки ее исключили из партии с формулировкой «за недостаточную общественную деятельность». И это несмотря на то, что она состояла в личном секретариате Владимира Ильича! Нравы в те времена были строгие, поблажек не делали никому. И все же Ленин счел необходимым обратиться к руководителям комиссии по чистке А. А. Сольцу и П. А. Залуцкому с письмом, считая долгом довести до сведения комиссии обстоятельства, оставшиеся неизвестными «ввиду молодости Надежды Сергеевны Аллилуевой».
«Лично я, – сообщал Ленин, – наблюдал ее работу как секретарши в Управлении делами СНК, т. е. мне очень близко. Считаю, однако, необходимым указать, что всю семью Аллилуевых, т. е. отца, мать и двух дочерей, я знаю с периода до Октябрьской революции. В частности, во время июльских дней, когда мне и Зиновьеву приходилось прятаться и опасность была очень велика, меня прятала именно эта семья и все четверо, пользуясь полным доверием тогдашних большевиков-партийцев, не только прятали нас обоих, но и оказывали целый ряд конспиративных услуг, без которых нам бы не удалось уйти от ищеек Керенского».
Надежду Аллилуеву в партии восстановили. В 1921 году у нее родился сын Василий, этим, видимо, и объясняется ее тогдашняя «недостаточная общественная деятельность».
После кончины Ленина она переходит на работу в редакцию журнала «Революция и культура», который издавался газетой «Правда», потом поступила в Промышленную академию, откуда ее отозвали и направили в Московский горком партии. В академии она училась на факультете искусственного волокна. Там же учились ее приятельницы – жена А. А. Андреева Дора Моисеевна Хазан и Мария Марковна Каганович. Секретарем партийной ячейки у них был молодой Хрущев, приехавший из Донбасса. Надежда Аллилуева была избрана студентами групоргом.
В своих воспоминаниях Никита Сергеевич подробно описывает период учебы в Промышленной академии. Рассказывая об обедах у Сталина, отмечает, что Надежда Сергеевна по характеру была другим человеком, чем ее муж. «Когда она училась в Промышленной академии, то очень мало людей знали, что она жена Сталина. Аллилуева и Аллилуева. У нас еще один был Аллилуев – горняк. Надя никогда не пользовалась доступными ей привилегиями. Она никогда не ездила в Промышленную академию на машине и не уезжала из академии в Кремль на машине. Нет, она приезжала трамваем. Она ничем не выделялась в массе студентов. Ограниченный круг людей знал, что Аллилуева – жена Сталина. Это было умно с ее стороны – не показывать, что она близка к человеку, который в политическом мире среди друзей и врагов считается человеком «номер один».
О том, что Сталин и его жена были разными по характеру людьми, свидетельствует и Б. Бажанов: «Надя ни в чем не была похожа на Сталина. Она была очень хорошим, порядочным и честным человеком. Она не была красива, но у нее было милое, открытое и симпатичное лицо…
…Когда я познакомился с Надей, у меня было впечатление, что вокруг нее какая-то пустота – женщин-подруг у нее в это время как-то не было, а мужская публика боялась к ней приближаться – вдруг Сталин заподозрит, что ухаживают за его женой, – сживет со свету. У меня было явное ощущение, что жена почти диктатора нуждается в самых простых человеческих отношениях…
…Домашняя ее жизнь была трудна. Дома Сталин был тиран. Постоянно сдерживая себя в деловых отношениях с людьми, он не церемонился с домашними. Не раз Надя говорила мне, вздыхая: «Третий день молчит, ни с кем не разговаривает и не отвечает, когда к нему обращаются; необычайно тяжелый человек». Но разговоров о Сталине я старался избегать – я уже представлял себе, что такое Сталин, бедная Надя только начинала, видимо, открывать его аморальность и бесчеловечность и не хотела сама верить в эти открытия».
Личная жизнь, это, конечно же, в первую очередь семья. Очевидно, вскоре после переезда в Москву Надежда поняла, что в жизни мужа ей отведено до обидного мало места. Ни с ней, ни с детьми ему некогда было общаться. А у них в кремлевской квартире, а потом и на даче, всегда было полно народу – родственники, друзья, знакомые. Комнаты звенели детским смехом – к Василию и Светлане приходило много маленьких гостей из соседних квартир.
В 1919 году семье Сталина выделили дачу в Зубалове. В 1932 году, после кончины жены, он переменил квартиру в Кремле и построил новую дачу в Кунцеве. Дом в Зубалове не строили по индивидуальному проекту, тогда еще так не делали, это пришло с годами. Просто воспользовались брошенной усадьбой, благо их тогда в Подмосковье пустовало много. Усадьба называлась по имени бывшего хозяина – нефтепромышленника Зубалова, владевшего нефтеперегонными заводами в Баку и в Батуми. Здесь же, неподалеку, поселились А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников.
Надежда Сергеевна работала, с детьми занималась няня, но по вечерам и в выходные дни мать старалась уделять как можно больше внимания сыну и дочери. До 1929–1930 годов, по воспоминаниям Светланы Аллилуевой, мать сама вела хозяйство, получала пайки и карточки, и ни о какой прислуге не могло быть и речи. Во всяком случае, в доме был нормальный быт, которым руководила хозяйка дома, и никаких признаков присутствия в доме чекистов, охраны тогда еще не было. Единственный охранявший ездил со Сталиным только в машине и к дому никакого отношения не имел, да и не подпускался близко. Более того, Сталин в то время ходил по московским улицам без всякой охраны, как обыкновенный человек.
