Текст книги "Открыватели дорог"
Автор книги: Николай Асанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Она подошла к столу и оглядела разбросанные бумаги. Алексей неловко прикрыл исчерканный лист газетой.
– Уже начали? – Она небрежно отбросила газету и просмотрела наброски статьи. – Боже мой, какой деревянный язык! Почему вы, товарищи ученые, не умеете писать по-русски? Надо же сочинить такое: «Спонтанное деление лябильных частиц…»
– Это не любовное письмо! – сурово сказал Алексей, отбирая черновики.
– А разве вы умеете сочинять любовные письма? – невинно спросила она. – Я что-то не помню за вами такого греха…
– Бросьте вы перешучиваться! – сердито приказал Чудаков. – Валентин, снимай выставку! А ты, Алексей, успеешь к среде?
– Конечно, нет!
– Ну, так и не торопись! Мы же не имеем еще полной информации о том, что у них горит? Пока ты будешь сочинять статью в том духе, как нравится Нонне, мы с нею успеем кое-что разузнать… Вы мне поможете, Нонна? – прямо спросил он. – И – о, чудо! – эта своенравная, упрямая женщина покорно сказала:
– Попробую!
После этого Алексею ничего больше не оставалось, как забрать черновики и подняться к себе. Нонна, Коваль и Чудаков остались совещаться.
Алексей просто-напросто забыл об их заговоре. Тем более что во вторник он статью не закончил и в среду тоже.
Ему почему-то перестали нравиться сложноподчиненные предложения, в которых на одно русское слово приходилось полдесятка иностранных, а формулы, обильно уснащавшие статью, не казались доходчивыми. И он усердно вычерчивал фразу за фразой и придумывал новые, хотя эти новые, в сущности, ничем не отличались от зачеркнутых.
Михаил Борисович звонил по три раза в день. В среду он окончательно рассердился.
– Что вы там делаете? – раздраженно спросил он.
– Читаю словарь Ушакова.
– Оставьте ваши шутки, Алексей Фаддеевич!
– Мне не до шуток! Просто хотелось, чтобы статья была понятной!
– Вы же не детский писатель, а ученый!
– Хорошо! – устало ответил он.
После этого сочинение пошло быстрее. В самом деле, он пишет не для детей! А если дети захотят понять, чем он занимается, пусть окончат физический факультет университета. Хотя и окончившие не всегда понимают друг друга. Вот, например, Крохмалев и Подобнов…
Мысли о Крохмалеве и Подобнове не очень помогали писать, но все-таки в четверг перед концом работы он уже был в вычислительном отделе, у Нонны, своего редактора.
21. ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ
Нонна встретила его на пороге: собиралась уходить. Алексей окинул ее рассеянным взглядом – платье серебристого цвета, модные туфельки, тоже серебряные, пышно взбитые волосы – и удивленно сказал:
– А вы сегодня очень хороши!
– Да что вы? – Она усмехнулась. – А мне казалось, что наши молодые ученые видят красоту только в одном существе женского рода – физике.
– Ну, не совсем так. Некоторые даже женятся! – не очень ловко парировал он.
Ему было трудно разговаривать с Нонной. Нонна постоянно менялась. Во время опытов она показала себя прекрасным товарищем и держалась свободно. Ей очень подходила роль помощника, весьма чутко реагирующего на все перемены в настроении и обстановке, умеющего принять шутку, когда ты в состоянии пошутить, подбадривающего, если тобой овладевает уныние. По-видимому, этой черте характера она научилась у Бахтиярова: экспериментаторы постоянно переходят от надежды к отчаянию, а Бахтияров был руководителем очень большого эксперимента и уж, наверное, отвечал на все перемены в настроении своих помощников с чуткостью музыкального инструмента. Вот она и научилась быть доброй, скромной, сильной, научилась верить в победу или хотя бы показывать, что верит в нее.
Но сейчас в этом серебряном одеянии Алексей ее не узнавал. Так и казалось, что за каждым ее словом стоит другой смысл. А может, он снова подпадает под ее власть? «Ну, уж этого-то не будет!» – подумал он.
Они вышли из института. И тут Алексей заметил, что все мужчины, идущие навстречу, внимательно оглядывают Нонну и оборачиваются ей вслед. А женщины, мгновенно оценив Нонну, переводят глаза на него самого, и во взглядах их сквозит удивление: кто, мол, ты такой при ней?
И еще больше рассердился. Теперь уже на себя. Худой, узкоплечий, с утомленным лицом, в самом деле, какой же он спутник для этой надменной красивой женщины, отлично сознающей свою привлекательность? Он искоса посмотрел на спутницу и вспомнил, как сам был готов гнаться за нею хоть на край света…
Алексей даже обрадовался, когда они дошли до знакомого дома. Он и теперь редко заглядывал сюда… Но то, что он сейчас войдет в этот дом, совсем не повторение пройденного. Больше никаких страданий! Он будет насмешливым и равнодушным… И посмотрел на Нонну, возившуюся с ключом, с некоторым подозрением: зачем она пригласила его? Прочитать статью можно было и в институте…
– Ужинать мы пойдем позже в ближайший ресторан. Все наше хозяйство на даче. А пока давайте вашу рукопись! – приказала Нонна.
И Алексей, только что клявшийся быть с нею насмешливым и равнодушным, торопливо (слишком торопливо!) вынул из папки свою работу.
– Не дышите мне в затылок, пока я стану изучать ваше гениальное произведение, я этого не люблю! – строго предупредила она. – Лучше всего садитесь на диван, оттуда вы не сможете подсматривать за мной и считать страницы.
Он послушно уселся на диван. С этой позиции он видел ее только в профиль. И опять забыл все свои обещания.
Вот Нонна поджала губы (какую же я напорол там чепуху?), вот рука ее потянулась за карандашом, (а ведь она обещала ничего не трогать!), вот она вычеркнула что-то и надписала меж строк (надо тотчас же встать, взять рукопись и уйти!).
Но уйти он не мог. И сидел, как казнимый.
– А хоть половину ваших формул нельзя вычеркнуть? – невинно спросила Нонна.
– Вы с ума сошли! – встревоженно закричал Алексей.
Ее карандаш опять забегал по бумаге.
– Подумать только, все ученые мира специально учатся писать популярные статьи, а наши – чем темнее, тем лучше! – скучным голосом сказала она. – Неужели вы в состоянии читать то, что пишет Кроха?
– Кроха давно ничего не пишет, он только подписывает. А авторы подписанных им работ иногда высказывают оригинальные мысли.
– А эту работу он тоже подпишет?
– Только через мой труп!
– Тогда мне скоро придется проливать слезы.
– Вы можете обойтись без насмешек? – вскипел он.
Нонна подняла глаза от листа, задумчиво посмотрела на него, сказала даже как бы с материнским участием:
– Боже мой, какой же вы еще несмышленыш, Алеша! Недаром Кроха называет вас «дитя природы»!
Им внезапно овладела подозрительность, почти такая же, которую он так не любил в Чудакове. Ярослав всегда жаждал полной информации. Но мир, в котором существуют Кроха и Подобнов, опасен, если не знаешь, чего от них ждать. И требовательно спросил:
– Что вы знаете о намерениях Крохмалева?
– Разве дело в Крохе? – с оттенком усталости и недовольства в голосе сказала она. – Кроха так испугался ваших анти-ро-мезонов, что написал бы донос, если бы знал, куда писать. В святую инквизицию? Но она под рукою папы римского! – совсем словами Крохи и с его интонацией произнесла Нонна. И вдруг словно испугалась чего-то. Во всяком случае, заговорила о другом и чересчур взволнованно: – А вы знаете, Алеша, я даже не ожидала, что вы можете написать так ясно и отчетливо! И ведь всего каких-то шесть страничек! Если бы не формулы, которые торчат, как частокол, чтобы любопытный прохожий не пробрался в ваш сад красноречия, такую статью поняли бы и дети!
«Дались им эти дети!» – со злостью подумал он. Но было ясно: больше она ничего не скажет о Крохе, если даже и знает что-то еще.
Между тем Нонна аккуратно сколола листы и подала рукопись автору. Он машинально заглянул на ту страницу, где она что-то черкала. Смотри, пожалуйста, прирожденный редактор – ухитрилась так сократить, что слов стало меньше, а мыслей больше!
– А сейчас ужинать! – с удовольствием пропела Нонна. Она торопливо покинула Алексея, и он снова подумал: «Боится, что я вернусь к разговору о ее предостережении. Но что может предпринять Кроха?»
Думать за Кроху он не умел. Существуют такие люди, от которых можно ждать чего угодно, но думать за них? Да пропади они пропадом! Это Чудаков умеет представлять их мысли и даже предугадывать поступки, так пусть он этим и занимается! А у Алексея достаточно своих хлопот…
И сразу стало легче жить. Вот сейчас они пойдут в ресторан, поужинают, может быть, даже потанцуют. Неужели, он не заслужил отдыха? А неприятности, если они предназначены, придут своим чередом.
Он спрятал статью в портфель и закрыл замок. И этот металлический щелчок как будто начисто отгородил его от всех тревог. Конечно, выпускать джина из бутылки опасно, но если ты можешь загнать его туда обратно…
Вошла Нонна, ставшая словно еще красивей, и он чуть не забыл свой портфель на диване. Но она успела превратиться в такого заботливого товарища, что тут же напомнила о том, что ждет ротозеев, теряющих важные, пусть и не совсем официальные документы. Он прижал портфель к груди, хотя, честно говоря, не портфель хотелось ему прижимать сейчас, и вежливо пропустил очаровательную спутницу вперед, в дверь, которая закрылась с тем же металлическим щелканьем, которое как будто начисто отгораживало их обоих от всяческих забот и неприятных мыслей.
– В «Южный»? – спросил он, выйдя из подъезда.
– Ну что вы, Алеша, в такую-то жару? Поедемте в Химки!
Он подумал было о том, что до зарплаты еще далеко, но вспомнил, что Аннушка Чудакова как-то умеет беречь деньги, у нее всегда можно занять, и торопливо помахал рукой свободному такси.
А потом стало еще проще и легче.
Машина шла по летнему опустевшему городу, все светофоры от Ленинского проспекта до Ленинградского весело моргали зелеными огоньками, пожилой задумчивый шофер, лицо которого Алексей видел в смотровом зеркальце, был занят только машиной и ее бегом, Нонна болтала без умолку, и все будущее показалось праздничным и радостным.
– А знаете, Алеша, – вдруг сказала Нонна, – в вашей последней работе мне видится основа будущей докторской диссертации…
Переход от разговора о погоде, опустевшей Москве, летних модах и серебряных босоножках, которые Нонна увидела в витрине на улице Горького, к далекому будущему – иначе Алексей свою диссертацию на соискание докторской степени и не представлял – был столь неожиданным, что он даже запнулся на очередном легковесном слове и с удивлением посмотрел на очаровательную спутницу.
– Что это вам взбрело в голову?
– Старый опыт! – вздохнула она, и Алексей с удивлением почувствовал новый укол в сердце. Но не торопил ее, ждал. И она с грустью продолжила: – Я два года уговаривала Бахтиярова записать свои мысли, а ему все время было некогда. Нет, нет, Алеша, – она заговорила быстрее, по-видимому, поняла, что задела его, но остановиться уже не могла или не захотела, – я не собираюсь быть вашей музой, просто подумала, что умные мысли нуждаются в систематизации, что их надо распространять, а вы все держите в голове. Ведь думаете же вы о загадках микромира?
Алексей даже вздрогнул, так много было в ее словах от Бахтиярова. Ведь это Бахтияров сказал ему когда-то, что странный микромир элементарных частиц больше всего похож на великий мир Галактик. И Алексей не мог бы поклясться, что не думает об этом. Больше того, в его письменном столе лежат наброски будущей работы, которая носит довольно дерзкое название: «К теории микрочастиц». Ведь такое название предупреждает, что еще будет создана и сама теория! Но кто мог сказать об этой тайной мечте Нонне? Догадалась сама? Сколько же мыслей тогда таится за этим высоким белым лбом!
Она как будто заметила, что нарушила добродушное спокойствие Алексея, тронула его за плечо, бросив безразличным тоном:
– Смотрите, уже видно водохранилище!
Но даже за этим безразличием чувствовалась настороженность: сказано нечто важное, дан совет, как же ты отнесешься к нему?
Он скосил глаза налево, где сквозь прозелень парка засверкали голубые зеркала воды, а тут шофер сделал широкий круг, вогнал машину, как пушечное ядро, в зеленый тоннель, и вот уже вода приблизилась, дохнула прохладой в лицо, можно ничего не отвечать на высказанный или просто задуманный вопрос.
А между тем ответить хотелось. Более того, хотелось посоветоваться. Вот уж чего Алексей никогда бы не подумал, что ему захочется говорить о своих делах и замыслах с женщиной.
С Верой было проще. Она приходила, едва он заикался о том, что хотел бы увидеть ее. А потом сразу начиналось нечто такое, что он видел у Ярослава Чудакова, когда приходил к нему незваным, проще сказать, в неурочный час. Аннушка мыла, чистила, «пылесосила» квартиру, мыла сына или стирала белье, выходила с мокрыми, покрасневшими руками, весьма озабоченная, говорила что-нибудь вроде: «Алеша, пройди в кабинет!» – или: «Алеша, посиди на кухне, там на столе газеты лежат!» – а сама возвращалась к своим делам. И с ней некогда было болтать о пустяках, а еще труднее было бы говорить о серьезном. Другое дело, что она всегда все знала о делах Ярослава, а следовательно, и Алексея. Тут уж, как предполагал Алексей, срабатывала обычная телепатия, связывающая мужа и жену. Аннушке, вероятно, было достаточно увидеть Ярослава хмурым или веселым, чтобы понять, как идут дела в лаборатории.
Вера в глубины психологии Алексея и не пыталась проникать. Она довольствовалась тем, что могла пришить оторванную пуговицу, приготовить обед, обязательно вкусный, по тому самому совету, какой был распространен в уютных семьях: «Мужчин надо кормить!» – остальное ее не касалось. А может быть, именно «остальное» и является главным? Вот застыл же ты, Алеша, от удивления, услышав те самые слова, что бормочешь, укладываясь в постель… И услышал их от Нонны, которая, как тебе кажется, столь же далека от тебя, как Луна или Солнце от Земли. Почему же ты молчишь?
Шофер затормозил у здания речного вокзала. Отраженный водой и многократно усиленный ливень света хлынул в машину сквозь распахнутую дверь. Алексей помог Нонне выйти и огляделся.
Никогда и ни на что не хватает времени! Сколько лет прошло с того дня, что ты был здесь? А ведь увидеть в Москве это чудо воды и света, эти белые пароходы, эти глиссеры, стремительно мчащиеся наперерез всему водному простору, эти многовесельные гоночные лодки, эти байдарки, эти индейские пироги, катамараны с двойными днищами, – все это само по себе чудо! И как правильно поступила Нонна, что увезла тебя из города, от скучного пыльного пейзажа, от машинной гари на улицах, которая мешает дышать, сюда, в прелесть воды и света. Надо бы поблагодарить ее, но она, прямая, стройная, вся в серебряном, с недоумением смотрит на тебя и, кажется, вдруг понимает, чем ты очарован, и тоже смотрит на светлую воду и светлое небо, потом касается плечом твоего плеча и тихо произносит:
– И правда, Алеша, очень красиво!
И то, что она вдруг прочитала твои мысли, тоже прекрасно.
Но вот она взяла Алексея под руку и пошла по широким ступеням речного вокзала на террасу ресторана. И держалась она так, словно дарила ему все, что видела вокруг.
Похоже, что и другие думали точно так же или наделяли Нонну правом одарять всех и каждого. Мгновенно вырос из-под земли официант, очистил столик и передвинул его в тень, но так, чтобы «гостям» была видна вода и лодки на ней, отошел и вернулся уже вдвоем, и этот второй нес сетчатый черпак, а в черпаке трепыхалось несколько рыбин.
– Какую изволите выбрать? – спросил официант у Нонны, и та указала пальцем на шевелящееся серебро, ответив коротко:
– Эту и эту!
Она принимала все как должное, но в то же время и подыгрывала немножко, как, наверно, тут было принято, это ведь только Алексей всегда и все принимал всерьез. И верно, отпустив официанта, она пошутила:
– Сейчас он отпустит этих рыб в водохранилище, а нам поджарит тех, что еще вчера уснули.
– К чему же тогда этот спектакль? – недовольно заметил Алексей. Ему понравился весь процесс выбора трепещущей рыбы, которую тут же понесут жарить, и он не хотел быть так глупо обманутым.
– А чтобы было интереснее, – усмехнулась она. – Впрочем, мы имеем право пройти на кухню и проследить, чтобы нам зажарили именно этих красивых рыбок. Многие опытные гастрономы так и делают.
Алексей немного успокоился и идти на кухню не захотел. Да и официант опять объявился у столика, испрашивая, что пожелают «гости» выпить, какие выберут закуски, и опять оказалось, что Нонна справляется с ним куда лучше, чем Алексей. И Алексею осталось только сидеть и следить за их игрой, в которой оба они были словно бы заговорщиками против него, потому что говорили какие-то малопонятные слова о льде, соковыжималке, лимонах, потом официант опять исчез, а вернувшись, принялся сотворять какое-то чудо. На столике перед ними появилось серебряное ведерко со льдом, и во льду была упрятана бутылка белого сухого вина, а у Нонны в руках – хрустальная вазочка странной формы, с остроугольной шишечкой сверху и углублением под нею, и Нонна принялась выдавливать сок из разрезанных пополам лимонов, смешивать этот сок с минеральной водой и сдабривать сахарной пудрой, и появилось питье, от которого у Алексея застряло в горле и почему-то захотелось беспричинно улыбаться, говорить веселые слова, шутить и просто радоваться жизни.
– Где вы научились всем этим премудростям? – неосторожно спросил он и вдруг осекся: лицо Нонны сразу изменилось, словно попало в тень. И голос, когда она заговорила, был грустным:
– Ах, Алеша, иногда нам было очень весело, и мы любили вот так поехать в ресторан и посидеть вдвоем…
На этот раз она никак не назвала Бахтиярова, но это именно его тень затемнила ее лицо, и хотя она силилась снова улыбнуться, это ей долго не удавалось. А Алексей смятенно думал, что сам нарушил тот веселый покой, в котором она только что жила.
Но она все-таки совладала с собой и снова задала тот самый вопрос, который показался ему странным: а нет ли зерна будущей докторской диссертации в его статье? И по тому, как она оперлась щекой на ладонь, Алексей понял: умолчать ему не удастся.
А может, и не надо молчать?
И он заговорил. Сначала сбивчиво, неловко, потом все спокойнее и увереннее, как будто перед ним сидела не Нонна, а, скажем, Чудаков или Валька Коваль. Впрочем, куда им, Чудакову или Вальке, до такой слушательницы! Они принялись бы перебивать, оспаривать, издеваться. Им захотелось бы внушить Алексею свои мысли, пусть даже только что придуманные, еще и не обкатанные, набросанные просто так, вчерне. А Нонна словно вся превратилась в слух, даже глаза расширились, она уже никого и ничего не видит; это Алексей замечает краем глаза официанта у соседнего столика, никак не решающегося перебить их разговор вопросом: «Не пора ли подавать рыбу?»
Да, Нонна правильно угадала ту идею, которая ляжет в основу его будущей теории. А родилась эта идея еще во время тех давних попыток решить проблему «множественности частиц ядра», с которой началась научная работа Алексея в лаборатории Михаила Борисовича Красова. Теперь Алексей все более решительно подходил к выводу, что надо отказаться от попытки выделять какие-то «элементарные» частицы, из которых можно сконструировать другие, «неэлементарные» частицы. Все микрочастицы нужно признать одинаково «элементарными» и равноправно ввести их в математическую схему будущей теории. Только этим путем можно прийти к правильному динамическому уравнению, которое решит основную проблему теории – вычисление спектра масс микрочастиц. И, что было уже совсем неожиданно для Нонны, он утверждал, что вся проблема начинается и, по сути, кончается на объяснении факта существования всего двух давно известных частиц – электрона и протона. Именно эти, казалось бы, хорошо всем известные и отнюдь не «странные» частицы таят в себе основную загадку квантовой теории микрочастиц. Вот именно эту загадку Алексей должен решить в ближайшее время, и это будет уже не зерно, а богатая жатва…
Но вот Нонна забарабанила пальцами по столу, порывисто откинулась на спинку стула, и официант принял это как сигнал подавать горячее, но она даже и не взглянула на запеченную в сметане рыбу, глаза ее были устремлены куда-то далеко, за Алексея, может быть, в будущее.
И заговорила она задумчиво, спокойно, как будто давным-давно продумала и решила для себя все только что выложенное Алексеем, и там, где для него сталкивались неясности и сомнения, для нее был твердый фундамент, на котором уже пора ставить памятник открывателю.
– Если вам удастся решить поставленную вами задачу, Алеша, вы окажетесь в первом ряду строителей новой науки. И я очень рада, что угадала в вас именно такого человека. Конечно, кому много дано, с того много и спросится, но вы нашли, что отдать людям…
– Рыбка-с, извините, стынет-с… – жалобно проговорил официант от соседнего столика, не осмеливаясь ни подойти, ни покинуть их совсем.
– А ведь верно, Алеша! – оживилась Нонна. – Стынет-с! – весело повторила она слово официанта. – А какая чудная рыбка! Приступим? – с лихостью завзятого ресторанного завсегдатая воскликнула она и сама разлила коньяк в рюмки. – Ну, Алеша, за ваше будущее! За новую теорию микрочастиц! – И так же лихо выпила рюмку.
И Алексей повторил за нею: «За новую теорию!» – с неким даже суеверием, а потом опрокинул рюмку. И рыбка оказалась весьма горячей и вкусной, а от воды с лимонным соком, которой он запил коньяк, в горле опять застреляло, и утраченное было равновесие вернулось к ним, все стало веселым, приятным, милым.
Что же все-таки изменилось в ней за эти годы отсутствия? А все! Решительно все! В давние времена, когда Алексей готов был бросить к ее ногам даже сердце, и не то чтобы фигурально, на словах, а рад был бы умереть для нее и за нее, она была всего еще неоперившимся птенцом, всего лишь «гадким утенком». Понадобились годы беззаветного чувства, тяжесть страшной утраты, покорной памяти по умершему и перестройка всей своей жизни ради этой памяти, чтобы из «гадкого утенка» выросла царевна-лебедь. И все это сделал с нею не Алеша, а другой. А может быть, Алеша и не смог бы ничего сделать для того, чтобы появилась на свет эта царевна-лебедь? Чем он тогда располагал? Ни сил, ни знания, ни опыта, какой приходит только в результате жизненных бурь, у него не было. Это сейчас он умудрен опытом и мог бы, наверно, в чем-то повлиять даже на Нонну, но и то ему хочется, чтобы все шло само по себе, пусть уж лучше Нонна влияет на него. Тут он усмехнулся этой каверзной мыслишке, а Нонна, заметив, что он повеселел, снова налила его рюмку.
– Ну что же, Алеша, за наши победы!
– А если дороги к победе окажутся перекрытыми? – спросил он.
– Подложим мины и взорвем все преграды! – дерзко заключила Нонна. – Я согласна быть вашим минером…
– Только будьте осторожнее! – предупредил Алексей. – Минер ошибается только раз в жизни, как говорят военные.
Он нечаянно вспомнил, что завтра или послезавтра придется положить статью об анти-ро-мезонах пред светлые очи Михаила Борисовича, и снова было нахмурился. Но Нонна следила за ним, сразу воскликнула:
– Завтрашние заботы оставим на завтра!
Он опять подивился, как быстро и точно угадывает Нонна его настроение, но от души поблагодарил за добрую поддержку. Действительно, куда приятнее есть вкусную рыбу и не думать о завтрашнем дне.
Из зала сквозь открытые двери послышалась джазовая музыка. Нонна подняла брови, прислушалась, спросила:
– Будем танцевать, Алеша?
Он вспомнил, как еще в ее доме предположил, что можно будет и потанцевать, и решительно отодвинул стул. Нонна поднялась, мягко прильнула к его плечу, и так, танцуя, они пошли навстречу музыке. Чудо все еще продолжалось.
