Текст книги "Дольмен"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

26

Возле кафе установили длинные, как в дни ярмарок, прилавки. Цветные фонарики распространяли неяркий свет. Женщины носились туда-сюда с кастрюлями, из них исходил дразнящий аромат традиционных бретонских блюд из морепродуктов. Мужчины разливали вино. Где-то под сурдинку наигрывал аккордеон. На острове царила праздничная обстановка, словно в День взятия Бастилии – 14 июля.

В Ландах не оставалось человека, который бы не явился отпраздновать день возвращения героя. На несколько часов жители острова забыли о трагедии, заставившей их одеться и траур. Люди, соскучившиеся по веселью, расслабились, хотя, на посторонний взгляд, возможно, смех звучал уж слишком беззаботно, шутки – слишком игриво, а выпивка была чересчур обильной. Одна Мари чувствовала себя здесь посторонней.

Она смотрела на Кристиана, который без умолку, в сотый раз за вечер, рассказывал историю своего «чудесного спасения», и думала о Ферсене, не вымолвившем ни слова по дороге из музея.

Смотрела на одного, а думала о другом. Первого она любила многие годы, но он ее разочаровал. Со вторым познакомилась всего три недели назад, но он, напротив, околдовал, зачаровал ее. А что, если она совершает ошибку? Кристиан – далеко не идеал, но не прав ли был Риан, говоря, что у мужчин тоже есть свои слабости? А если любовное приключение с коллегой-полицейским лишь мимолетная прихоть, зов плоти?

Она смотрела на одного и страстно желала другого.

Торжественный голос шкипера вернул ее к действительности:

– Я никому еще об этом не говорил, но я твердо решил на время отказаться от гонок. – Посыпались комментарии, Кристиан царственно поднял руку, делая успокаивающий жест. – Нет, я не собираюсь покончить с парусным спортом. Просто мне захотелось побольше внимания уделить личной жизни. – Он повернулся к Мари: – Пришла пора подумать и о нас, и о ребенке, о котором мы оба мечтаем.

Раздались аплодисменты. Кристиан подошел к невесте, которая внутренне вся напряглась.

– День, когда ты согласилась разделить мою судьбу, стал самым счастливым в моей жизни. Теперь, любовь моя, судьба подарила нам второй шанс, его нельзя упустить. Брачное объявление уже было сделано давным-давно. Мы можем пожениться хоть завтра. Прошу тебя снова: выходи за меня замуж!

Словно по мановению волшебной палочки в его руках появилась красная коробочка. Он ее открыл – сверкнули золотые кольца.

– Нет.

Произнесенный совсем тихо, отказ прозвучал как гром среди ясного неба.

Дольмен

* * *

Аккордеон смолк. Притихшие гости предпочли не вмешиваться: такие дела улаживаются только между своими. На Мари устремились взгляды всех присутствующих, в том числе вопросительные – Анны и Кристиана. Она смутилась и стала оправдываться:

– Я только хотела сказать, что сейчас – неподходящий момент.

– А когда будет подходящий? – горько поинтересовался Кристиан. – Еще через тридцать лет?

– Столько еще предстоит сделать, – пробормотала Мари, прекрасно осознавая, что ей не хватает прямоты и честности, – нужно решить с отелем, верфью, подумать о служащих. Кто всем этим будет заниматься?

– Мари права, – неожиданно поддержала ее Анна, подливая себе вина, – работники говорили об этом в кафе, я слышала, их очень беспокоит будущее.

– С отелем все уже решено, – твердо произнесла Жанна.

– Неужели ты продала его Керсенам? – возмутилась Мари.

– Покупатели в очередь не становились, – пришел на выручку жене Милик. – По-моему, это лучший выход.

– То же и с верфью, – подлил масла в огонь Кристиан.

«Плохо же вы знаете своего жениха, дорогая», – сказал ей когда-то Артюс о шкипере. Как он был прав!

– Знай об этом Жильдас, он бы тебя проклял! – бросила ему Мари. – Вы не растерялись – все спустили по дешевке! А ведь вам прекрасно известно, что владельцам замка наплевать на служащих.

– Я бы предпочел, чтобы ты больше беспокоилась о нашем с тобой будущем! Но, судя по всему, с этим у тебя проблема. – Кристиан встал и убрал футляр в карман. – И я очень хорошо понимаю, в чем именно она состоит.

Он стал удаляться быстрыми шагами.

Мари встретилась взглядом с отцом. И сразу поняла, как трусливо и недостойно она себя вела. Опустив глаза, она тоже направилась к дому.

* * *

При мертвенном свете неоновых ламп темные круги под глазами Ферсена были особенно заметны. На столе в беспорядке валялись раскрытые папки, корзину для мусора доверху заполнили пластиковые стаканчики из-под кофе, пепельницу – окурки. Напрасно пытался Люка собраться с мыслями, они все время крутились вокруг одного и того же, неминуемо уводя его в порт.

Кафе. Она.

Люка гадал, надела ли она белое платье, в котором была в тот вечер в Бресте. И ненавидел себя, и жалел, и считал неудачником.

Он представил, как шкипер проводит время с Мари, и яростно затушил очередную сигарету, выкуренную до половины. «Первая половина сигареты не вызывает рак», – любил он повторять.

Сначала Ферсену показалось, что у него галлюцинация, когда он его увидел: свежевыбритый, аккуратно причесанные светлые волосы, решительный взгляд синих глаз.

– Поздновато для дачи показаний, – холодно заметил Люка.

– Я пришел не за этим.

– Чего вы, в сущности, от меня хотите? Отпущения грехов или благословения?

– Хочу поблагодарить, – в тон ему возразил Кристиан. – За вашу заботу о Мари во время моего отсутствия. Однако теперь я здесь, – прибавил он, – и не вздумайте становиться на нашем пути.

– Если это совпадает с ее намерениями…

– Ее намерения – поскорее выйти за меня замуж и уехать с острова. Мы решили пожениться завтра.

Люка хотел бы спокойно переварить услышанное, но желудок отказал ему в этой милости: к горлу Ферсена подступила тошнота. Итак, Мари пошла до конца. Он с трудом разжал зубы и просверлил шкипера взглядом.

– Я слишком люблю Мари, чтобы не уважать ее выбор, хотя и считаю его неудачным. Но если я узнаю, что она несчастна по вашей вине…

– Арестуете за препятствия, чинимые следствию?

– Тюрьмы и без того переполнены. – Губы Ферсена тронула смутная улыбка, он пояснил свою мысль: – Я расскажу о вас правду газетчикам. Интересно, как отреагируют поклонники, узнав, кто в действительности их герой? – Намек на кораблекрушение 1968 года сразу угодил в цель.

– В то время я был ребенком…

– Но когда вы напали на Мари в аббатстве, вы уже им не были.

У Кристиана беспокойно забегали глаза.

– Она мне это простила, – бросил он не слишком уверенно.

– Допустим. Но я не простил.

Пауза. Холодный взгляд.

– Хотите совет? Не испытывайте мое терпение.

Не прибавив ни слова, Бреа повернулся и вышел. Через несколько секунд раздался рев мотора.

В ярости Люка ребром ладони столкнул вниз все, что лежало у него на столе.

Мари нервно расхаживала по комнате, когда вошел Кристиан. Она удивленно на него взглянула. Мгновенно прочитав по ее лицу, что она собирается ему сказать, жених опередил ее, приняв расстроенный вид.

– Знаю, о чем ты сейчас думаешь, и ты права. Величайшая глупость с моей стороны – навязываться тебе в мужья.

– Послушай, Кристиан…

– Дай договорить! – Он глубоко вздохнул. – Не хочу, чтобы ты чувствовала себя связанной словом. Ты мне нужна свободной, решение должно быть добровольным. Тридцать лет назад я сказал, что если мне доведется жениться, то только на тебе. Я снова даю тебе это обещание. – Он достал футляр с кольцами и протянул ей: – Оставь их у себя. Обдумай все как следует. Я буду ждать, сколько понадобится. И не забывай, Мари, независимо от твоего решения я всю жизнь буду тебя любить.

Она собралась уже взять коробочку, но в это время в коридоре на их этаже раздался стук двери.

В отеле был единственный постоялец. Тревога овладела всем существом Мари. Подчиняясь инстинкту, который оказался сильнее, забыв о приличиях, она резко повернулась и бросилась в коридор.

Он уже был возле лифта, со своим чемоданом на колесиках. Створки лифта бесшумно раскрылись.

– Уезжаешь?

У нее вырвался крик. Глухой, страстный, полный отчаяния.

Он повернул голову. Взгляд Ферсена впился в ее лицо, остановился на губах, объял всю ее целиком. И тут же стал отстраненным.

– Устроюсь где-нибудь в другом месте… до окончания расследования.

Он вошел в кабину лифта.

Она рванулась к нему, сердце ее бешено колотилось, в глазах были с трудом сдерживаемые слезы.

– Не уходи, – прошептала Мари.

Он поднес палец к кнопке «Вниз», не отрывая от нее глаз.

– Уйдем вместе. Теперь. Сейчас же.

Колебание было кратким – только взмах ресниц, – но его оказалось достаточно. Он усмехнулся.

– Я знаю, чего хочу, Мари. Неплохо бы и тебе знать, чего ты хочешь, – сказал он, нажимая кнопку.

Дверцы медленно сомкнулись.

Она чуть не плача повернулась и наткнулась на злобный взгляд Кристиана, который наблюдал за ней с порога «люкса для новобрачных».

– Мне… очень жаль, – проговорила она, не найдя других слов.

– И все же не так, как мне.

Он прошел мимо нее и спустился по лестнице вниз.

Мари осталась одна.

* * *

Тревога не давала старику покоя, он никак не мог заснуть. Сидя в кресле возле окна, Артюс смотрел, как туманная пелена, подгоняемая ветром, постепенно обволакивала парк. Вдруг его слух уловил эхо отдаленного смеха. Заинтригованный, он встал и осторожно приоткрыл дверь. Коридор был муст. Смех доносился откуда-то снизу. Чей-то молодой смех, сопровождаемый приглушенным шепотом.

Жюльетта? Было чуть больше трех часов утра. Сначала Артюс подумал, не вернулся ли потихоньку Ронан. Брови его сдвинулись. Он медленно спустился по ступенькам и завернул за угол лестницы, когда кто-то бесшумно открыл дверь комнаты, которую он только что покинул. Вошедший прямиком направился к столику, стоявшему у изголовья кровати, и рука его приблизилась к графину с водой. Содержимое маленького флакона растворилось в ней без следа.

В это время старик продвигался к библиотеке, в которой горело слабое ночное освещение.

Он открыл дверь, и пол ушел у него из-под ног. Ему показалось, что он падает в пропасть. Армель, возвращавшаяся из кухни со стаканом в руке, подошла к нему сзади и тихо окликнула его.

Но он был уже в другом месте. Далеко, очень далеко, в другом времени. Артюс не отрывал глаз от экрана. Рослый семнадцатилетний юноша с ясным взглядом посылал лучистое приветствие в объектив, прежде чем совершить «прыжок ангела», раскрыв руки в полете и бросившись вниз с вершины маяка.

Эрван. Прекрасный, как молодой бог. Его гордость. Его солнце.

Следующий кадр показывал, как он вылезает из пены, смеющийся и счастливый. Ловко взобравшись на скалистый берег, он подбежал к матери, державшей на руках трехлетнего ребенка. Через мгновение малыш был уже на земле, а Гайдик кружилась в объятиях старшего сына и хохотала.

– Маленький мальчик – это же Пьер-Мари! – воскликнула Армель. – А эта женщина – его мать… Значит, второй – Эрван? Какой красавец! – проговорила она с восхищением. Артюс, которого внезапно прервали, лишив сокровенного наслаждения своими воспоминаниями, посмотрел на сноху так, словно она совершила святотатство, и выключил дрожащей рукой киноаппарат.

– Что вы здесь делаете, почти раздетая? – спросил он недовольно.

Армель машинально запахнула пеньюар и скрестила руки на тощей груди.

– А вам следовало бы сейчас спать, а не просматривать старые фильмы, – возразила она кислым тоном. – Кстати, откуда он взялся? Я думала, вы уничтожили все, что могло напоминать вам об Эрване.

Старик смерил ее ледяным взглядом и ушел к себе, не удостоив ответом. Он двинулся к комнате сына и распахнул дверь. Пьер-Мари, удобно устроившись в кровати, читал книгу. У него брови поползли вверх.

– Что случилось, отец?

Старик обежал глазами комнату и с подозрением на него посмотрел:

– Почему не спишь?

– По вине Риана… то есть Эрвана, – ответил он с усмешкой, показывая обложку романа «Говорящие камни». – Невозможно оторваться. Дам вам почитать, когда закончу.

Отец скривился и вышел не прощаясь. Пи Эм перевернул книгу и широко улыбнулся Риану, чье фото украшало заднюю сторону суперобложки.

– Ты прав, старший брат. Так гораздо интереснее – стоит помучить старика как можно дольше.

Вернувшись к себе в комнату, Артюс внимательно осмотрел и ее, словно ждал появления призрака, который мог вновь напомнить ему о прошлом.

Все было спокойно, кроме привычного завывания ветра за окном. Однако он закрыл дверь на ключ. Хлопнула ставня. Нервы старика были взвинчены до предела. Он повернулся к окну. Зрачки его расширились.

За стеклом, паря в воздухе, на него смотрели два больших зеленых глаза. Через секунду он уже мог разглядеть бледное лицо, развевающиеся на ветру длинные темные волосы, окровавленную шею.

Потом призрак исчез.

Изо рта старика вырвался беззвучный крик. Он стал задыхаться. Едва дыша, с грудью, сдавленной железным корсетом, он тяжело подошел к столику, пошарил в ящике, уронил несколько таблеток, прежде чем ему удалось втолкнуть одну в сжатые челюсти, схватил графин, налил полный стакан воды и жадно выпил.

Успокоительное подействует через несколько минут, освободив его от этого кошмара. Узловатые пальцы вцепились в пробку графина и тут же уронили ее. Старика парализовал ужас. На белой простыне лежал старинный кинжал Эрвана-Мари, берегового разбойника. На лезвии виднелись свежие пятна крови. Старик упал на колени возле кровати и зарыдал.

Мари не проспала и часа, как ее снова разбудил уже ставший привычным ночной кошмар, который не давал ей передышки все последнее время. Вчерашний вечер оставил у нее ощущение чудовищной неразберихи. Всю ночь в голове крутились варианты ее дальнейшего поведения.

На рассвете она пришла к выводу, что лучше отложить решение на более позднее время. Все покажется ей в другом свете, когда она освободится от преследующих ее демонов, сказала она себе, прекрасно понимая, что это просто попытка уйти в сторону.

В жандармерию Мари явилась раньше положенного времени. Она поприветствовала Анник, которая сразу заметила синяки под глазами и осунувшееся лицо, но ничего не сказала.

– Хотите кофе?

Мари кивнула, не остановившись.

– Подождите, я сейчас открою в кабинете ставни.

Она махнула рукой, мол, сделаю все сама. Направившись к окну, Мари налетела на стоявшую посреди кабинета раскладушку и свалилась прямо на ее хозяина, чей голый торс торчал из-под одеяла цвета хаки, которое предназначалось для задержанных.

Люка, тут же пробудившийся, нахмурил брови, увидев ее лицо в нескольких сантиметрах от своего. Мари попыталась встать, но сделала это слишком резко, одна из опор раскладушки подогнулась, и она снова всем телом упала на Ферсена.

– Дважды на меня свалиться – это уже провокация! – прошептал он, заключая ее в объятия. Он замер и произнес, не отрывая от нее взгляда: – Нет, не его ты любишь!

Мари закрыла глаза.

– Ну-ка посмотри на меня и посмей отрицать.

Она медленно подняла веки, и на него хлынула зеленая волна света. Сердце его чуть не вырвалось из груди. Взгляд Мари, напряженный, безбрежный, полный нежности, сказал ему главное: она его любит.

Люка обхватил ладонями ее лицо, его губы скользнули к ее губам, дрожащим и повлажневшим, слившись с ними. И этот поцелуй мгновенно прогнал демонов, которые осаждали Мари и днем, и ночью.

Не отрываясь от ее рта, Люка одну за другой расстегнул пуговицы блузки и спрятал лицо у Мари на груди. В этот момент в кабинет вошла Анник с чашкой кофе в руке.

Посмотрев на влюбленных, которые отпрянули друг от друга, она преспокойно поставила чашку на стол.

– Пойду принесу вторую. – Уходя, она обернулась. – На автоответчике было сообщение из больницы, – сказала она, старательно отводя глаза в сторону, пока Мари застегивала блузку, а Люка искал рубашку, брошенную на стул. – Пьеррик Ле Биан вышел из комы. Теперь с ним можно говорить. Я рада. Очень рада.

Ферсена позабавил ее энтузиазм.

– Рады за Пьеррика?

– Да. И за него тоже.

* * *

С мостика шхуны Кристиан наблюдал за Мари, выпрыгнувшей из полицейской машины и направившейся к парому в сопровождении Ферсена.

Что ее остановило? Сила его взгляда и безмолвный зов, которым он был полон? Так или иначе, Мари обернулась, наклонившись к своему спутнику, и шепнула ему несколько слов, после чего подошла к жениху.

Кристиан смотрел, как она приближается. Любовался гордой осанкой, матовой кожей, большими зелеными глазами, полными, красиво очерченными губами, округлой грудью, литыми икрами. Холщовый мешок, надетый на нее, и тот бы подчеркнул чувственные линии ее тела.

И его охватило страстное желание обладать ею.

Если Мари поднимется на шхуну, он затащит ее в каюту, опрокинет на палубу и овладеет ею тут же.

Но она не поднялась.

– Мне нужно ненадолго в Брест, вернусь к вечеру, – сказала она ему, стоя на мостках. – Тогда и поговорим, если ты, конечно, не против.

Напряжение Кристиана спало, черты лица разгладились. Возможно, она скажет, что еще не все между ними потеряно? Он спрыгнул на берег и встал рядом.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Мари, – проговорил он.

Синие глаза запали, темные полукружия придавали им скорбный вид. Сердце Мари сжалось.

– Вечером увидимся, – пообещала она.

– Я уже начинаю ждать.

Раздался сигнал парома. Мари улыбнулась напоследок и поспешила к трапу.

Он долго провожал ее глазами, увидел, как она поравнялась с ненавистным Ферсеном, ожидавшим ее у начала трапа, как поднялась вместе с ним на борт. «Настоящая парочка», – подумал он. И в этот миг у него родилось желание его убить.

Мари очень обрадовалась, что скоро встретится с Пьерриком. Парень был настолько прост и по-детски непосредствен, что уж за него-то Мари была спокойна – он не обернется к ней своей темной стороной, не изменится. С детства она испытывала нежность к этому здоровенному малому, которого часто видела возле менгиров.

Каждый раз, когда она его встречала, он одаривал ее детской улыбкой, наивной и доверчивой. Одиночество Пьеррика вызывало у Мари сочувствие. Жители острова даже не отвечали на его приветствия: одних настораживала его непохожесть на остальных, другие опасались этой дикой, трудно-контролируемой силы, третьи рассматривали его лишь как деталь пейзажа.

Единственным человеком, который заботился о Пьеррике, была Гвен. Кто займется им теперь, когда он выпишется из больницы? Мари решила выбрать подходящий момент и поговорить об этом с Жанной и Миликом. Все станет легче, ведь к нему вернулся дар речи. Вдохновленная этой мыслью, а также словами лечащего врача, который подтвердил, что у Пьеррика дела идут все лучше и лучше, в рамках, разумеется, его умственного отставания, Мари с нетерпением ждала с ним встречи, которая, помимо всего прочего, могла пролить свет на многие таинственные обстоятельства.

Когда Мари с Ферсеном вошли в палату, Пьеррик сидел на кровати с обмотанной головой и счастливой физиономией, доламывая телевизионный пульт дистанционного управления.

Мари, ощутив прилив нежности, приблизилась, чтобы его поцеловать.

– Пьеррик! Как я рада тебя видеть!

Он отшатнулся и наморщил лоб, соображая.

– Ты кто? Кто?

Пораженная такой реакцией, Мари с немым вопросом в глазах обернулась к врачу. Тот объяснил: по телефону ему не хватило времени уточнить, что, возможно, вследствие удара, его пациент утратил память. Амнезия не была необратимым явлением, его воспоминания не стерлись, их можно извлечь из подсознания. Его коллеге – врачу-психиатру удавалось добиться этого с помощью гипноза, но Пьеррик, в силу его умственной неполноценности, вряд ли способен подойти к лечению сознательно. В любом случае это лишь вопрос времени – память восстановится. Несмотря на разочарование, Люка решил действовать прежде всего в интересах следствия.

– Думаете, гипноз позволит ему вспомнить наиболее значимые события детства?

– Разумеется, если это не представляет угрозы для его здоровья, – вмешалась Мари.

Все обернулись и посмотрели на Пьеррика, который, уставившись в пустоту, раскачивался на кровати взад-вперед, тиская свой тряпичный сверток.

Форштевень яхты Керсенов вспарывал зеленоватые волны, которые тут же становились молочно-белыми от пены.

Пи Эм стоял у руля и смотрел вдаль с довольным видом. Он бросил взгляд на приемник глобальной системы ориентации ^[14]и выровнял курс. Его внимание привлекло сдавленное рычание, доносившееся с передней банкетки, где, наполовину прикрытый пледом, уже начал приходить в себя лежавший там старик.

– Как я здесь очутился?

Керсен-младший сбавил скорость, еще раз скорректировал направление в соответствии с показаниями навигационного прибора и приблизился к отцу с выражением садистского удовольствия на лице.

– Помните, отец, вам когда-то хотелось уехать куда глаза глядят с этого проклятого острова?

– Ни за что на свете! Мы немедленно возвращаемся! – прогремел голос Артюса.

– Какая досада! В кои-то веки у нас появилась возможность побыть один на один! Кажется, погода портится? Нас ждет незабываемое путешествие!

– Приказываю тебе вернуться!

Требование было произнесено презрительным тоном и сопровождалось угрожающим взмахом трости с серебряным набалдашником.

– Вы решительно никогда не умели со мной разговаривать, иначе чем изрыгая ругательства!

Пьер-Мари на лету подхватил трость, вырвав ее из рук старика, сломал о колено и выбросил обломки в воду.

– Отныне вы никого не будете ею колотить! Ведь я вызываю у вас слишком сильное отвращение, чтобы вы рискнули до меня дотронуться!

С улыбкой, выражавшей удовлетворение, он полюбовался растерянным видом отца и направился в рулевое отделение. Он вновь погрузился в изучение траектории движения яхты, не обращая внимания на проклятия Артюса, который хотя и выпрямился, но с трудом сохранял стоячее положение. Керсен-младший увеличил мощность моторов и еще раз обошел судно, вглядываясь в море. Старик рычал от недоумения и ярости, но сын даже не взглянул в его сторону.

– Заткнитесь! Вы не даете мне сосредоточиться!

Рука в черной блестящей перчатке вцепилась в забортный трап кормовой части яхты. Вслед за ней из воды появилась мокрая голова подводника. Вскоре тот уже был на борту.

В носовой части Пьер-Мари, скрестив на груди руки, стоял перед отцом, наслаждаясь тем, что тот впервые в жизни сменил обычное высокомерие на бесконтрольную и – о блаженство! – заискивающую суетливость.

– Ну пожалуйста, Пи Эм, прошу тебя, давай вернемся!

– Неужели вам не хочется побеседовать в спокойной обстановке с вашим обожаемым сыном?

– Конечно, но только позже, дорогой Пи Эм, в другом месте, мы будем разговаривать, сколько твоей душе угодно!

– Я говорю не о себе, а о старшем сыне – незабвенном Эрване! – пояснил Пьер-Мари.

Артюс напрягся, увидев подходившего к нему человека в костюме подводника. Тот снял маску, сорвал с головы шлем и уставился на него светло-голубыми глазами.

– Тридцать пять лет я ждал этого дня! Здравствуйте, отец!

Риан не сводил немигающего взгляда с Артюса. Жажда мести, вскормленная и обостренная тридцатью пятью годами тюрьмы, породила в его воображении жесткий финал последней схватки с чудовищным и изощренным противником. Он твердо знал, кто был истинным виновником, убившим его жену, которую он любил больше жизни, укравшим у него счастье, укоренившим в его сердце ненависть и посеявшим смерть в Ландах. Но теперь перед ним стоял немощный старик, бессильный и дрожащий.

– Вы хотя бы осознаете тяжесть своей вины за то, что породили столько зла, разрушили столько судеб?

– Не хватало только, чтобы вор и убийца преподносил мне урок этики! – бросил старик с высокомерием – его истинная природа одержала верх.

И тогда же в душе Риана возродился застарелый гнев юного Эрвана. Тщательно выбирая слова, он произнес именно те, что больше всего могли задеть гордость отца и его понятия о родовой чести.

– Вы ничем не отличаетесь от Ивонны Ле Биан, только вы поступили еще более вульгарно и бесчестно – не просто убили из-за денег, а своими руками зарезали мою жену и мать моего ребенка!

– Что?…

– Как вы поступили с моим ребенком?

– Нелепость! Ребенка не было, клянусь!

Удивление и недоумение Артюса казались искренними, но Риан-Эрван, слишком часто сталкивавшийся с обманом, не мог ему верить.

– Лжете! Вы всегда мне лгали!

– Постойте! Сейчас я вдруг вспомнил… Та женщина все повторяла: «Он унес его… его… унес…»

– Кто «унес»?

– Судя по словам Пьера-Мари, мальчишка, отправленный за помощью. Возможно, это он.

– Имя!

– Кристиан Бреа.

Риан расспросил всех береговых разбойников, кроме Кристиана. Старик, может, и не соврал. А что, если и празда Бреа нашел новорожденного младенца?

Пи Эм окликнул брата из рулевого отделения:

– Ну что, старикан раскололся? Где он припрятал слитки?

Риан-Эрван молча поднял на него глаза. Жалкий тип, он тоже, если его слегка подтолкнуть, мог пойти на все из-за золота, даже на убийство.

Например, на убийство собственного отца.

Начался сеанс гипноза. Пьеррик, обложенный подушками, лежал с полузакрытыми глазами и был на редкость спокоен. Психиатр, ассистируемая лечащим врачом, говорила тихим и монотонным голосом:

– Вы полностью расслабились, Пьеррик, вам шесть лет, сейчас ночь, вы идете за сестрой и ее друзьями, идете за ними следом…

– Гвен…

Пьеррик что-то забормотал. Удивительным образом голос его приобрел детские интонации, на его лице, к которому Люка и Мари были прикованы взглядами, последовательно сменились несколько выражений.

Перед сеансом они долго беседовали с психиатром, посвятив ее во все детали, касающиеся действий береговых разбойников.

– Гвен… Подожди!

Психиатр, сделав паузу, мягко подвела пациента к продолжению разговора:

– Гвен не подождала вас?

Голова Пьеррика откинулась назад, глаза были по-прежнему закрыты, его голос немного окреп, хотя и оставался «детским».

– Мне страшно, Гвен!

Пьеррик уже покинул стены больницы, он находился на берегу в разгар страшной бури, ему было шесть лет. Он присел на корточки, стараясь укрыться от дождя неподалеку от древнего захоронения, и вздрагивал при каждой вспышке молнии, освещавшей пенящееся, бушующее море, при каждом ударе грома, раздававшегося над его головой и с рычанием уносящегося прочь. Он дрожал, прижимая к себе моток тряпок, и не сводил глаз с дольмена. Ему показалось, что из-под каменного чудовища доносятся детские голоса, словно из земли. Вдруг глаза его округлились.

Под дольменом вздрогнула почва, и наружу вылезла Гвен, как эльф, неожиданно возникший из земных глубин. Мальчику захотелось к ней подбежать и отдать ей свою тряпичную куклу, но та, не обратив на него внимания, понеслась прочь так, что только пятки засверкали. Потом появились Жильдас и Лойк, все в грязи, по ним струились потоки воды, и они тоже не услышали жалобного крика Пьеррика. Последней вынырнула голова Пьера-Мари, который от кого-то отбивался. Он почти выбрался на поверхность, но тут его схватила за ногу чья-то рука, и он взвыл от ужаса.

Пьеррик увидел, что молодая женщина тоже пыталась вылезти вслед за Пьером-Мари, она крепко держала его за щиколотку, не давая ему двигаться. Мальчишка ничего не соображал от страха, дрыгал ногами, норовя сбросить ее вниз, но та не отпускала. Тогда Керсен-младший пошарил вокруг руками, подобрал большой камень и принялся бить им женщину по голове, еще и еще, до тех пор пока она не разжала руку.

Маленький Пьеррик был настолько испуган всем увиденным, что не мог двинуться с места. Из своего укрытия он наблюдал за женщиной, которая никак не могла вылезти наружу. Она плакала и звала на помощь. Тогда Пьеррик положил на землю тряпичный сверток и пополз к ней. Длинные полосы женщины были испачканы в крови, она вцепилась в Пьеррика, и мальчик напряг все силы, чтобы ей помочь, но сил не хватало, и, поняв, что не сможет ничего сделать, он зарыдал.

Пьеррик плакал, сотрясаясь всей огромной массой своего тела, лежа на больничной койке.

– Очень уж маленький… Не смог я ее вытащить… Очень тяжелая…

Мари, потрясенная этой сценой, повернулась к психиатру, чтобы та прервала сеанс, но раздался громкий возглас Пьеррика:

– Это он! Нет!

В свете молний он увидел, как неподалеку выросла огромная темная фигура. Она направлялась прямо к нему. Испугавшись, ребенок заполз за камни и притих, прижав к себе моток тряпок. Зловещий силуэт навис над женщиной, которая стонала и цеплялась за его ноги, протягивала руки вверх и молила о спасении.

Человек, огромный и плечистый, выхватил блеснувший в темноте нож, наклонился, приподнял голову женщины за волосы и точным движением перерезал ей горло, откуда хлынула струя крови.

– Кровь… везде кровь… ножом… он сделал… Артюс… Артюс…

– Успокойся, Пьеррик, я с тобой, расслабься, гроза прошла, дождь перестал, сейчас день, ты в тепле, ты чувствуешь себя хорошо, ты спокоен…

Психиатр принялась успокаивать Пьеррика, у которого по толстым, плохо выбритым щекам лились потоки слез. Лечащему врачу пришлось заняться Мари, которая почти не дышала. Люка заметил, что она была близка к обмороку, когда Пьеррик описывал убийство женщины. Но Мари быстро пришла в себя и жестом попросила их переключить внимание на Пьеррика, обратившись к психиатру:

– Как он себя чувствует?

– Все в порядке. Сейчас он постепенно выйдет из гипнотического транса.

Вопреки ее предположению Пьеррик не успокоился, он шарил руками по постели, словно что-то искал, его лицо пылало гневом, он был чем-то очень взволнован. Вдруг он вскрикнул «детским» голосом:

– Ребенок! Отдайте ребенка! Где мой ребенок?

– Наверное, он требует свои тряпки, тряпичную куклу.

Мари достала из прикроватной тумбочки игрушку Пьеррика и вложила ему в руки, но, к всеобщему удивлению, он отбросил ее с негодованием:

– Нет, не куклу! Верните ребенка, которого я нашел! Он мой!

Мари и Люка посмотрели друг на друга, ничего не понимая. Ферсен призвал на помощь психиатра, которая наклонилась над пациентом.

– Ты спокоен, Пьеррик, очень спокоен. И ты думаешь о ребенке, о твоем ребенке. Ведь ты нашел маленького ребенка? Где ты его нашел?

– На пляже… Он плачет, ему страшно, как и Пьеррику.

Шестилетний испуганный мальчишка спустился к Разбойничьей бухте, стараясь не отстать от Гвен и ее друзей, но те не обращали на него ни малейшего внимания. Оказавшись на пляже, он услышал чей-то тонкий писк. Тогда он увидел неподалеку молодую женщину, которая была без сознания, но прижимала к себе что-то завернутое в кусок ткани. Это что-то двигалось и слабо попискивало. Дрожащей рукой мальчик отодвинул уголок материи, и ему открылось сморщенное личико новорожденного ребенка. Почувствовав прикосновение, младенец повертел головкой и, раскрыв ротик, сделал сосательное движение губами.

Вдруг прогремел выстрел. Инстинктивно мальчик схватил тряпки, которые развернулись, оттуда выпала кукла, он подобрал ее и, прижимая к себе и куклу, и ребенка, полез по скалам вверх, пока из грота доносились выстрелы.

Лицо Пьеррика сморщилось – наверняка таким оно было в шестилетнем возрасте, – и он захныкал: