Текст книги "Дольмен"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Что касается Мари и Ферсена, они словно находились в другом мире, заключенном в оболочку таинственного хрустального шара, проводя целые дни в участке, где они продолжали по крохам добывать дополнительную информацию по делу – в частности, о ребенке, оставленном на ступенях церкви в мае 1968 года.

Проводя ночи вместе, днем они старались полностью освободиться от своего чувства и делились друг с другом своими профессиональными навыками с обоюдной пользой. Ничего не обещая и не заговаривая о совместном будущем, они просто жили, наслаждаясь сегодняшним днем и прекрасно понимая, что хрупкий шар их совместного существования может разбиться в любую минуту.

Наступил день возвращения Пьеррика.

Встречать его пришли на набережную Филипп, Жюльетта и Ронан. Мари нахмурилась, увидев, что появился и Риан, но не стала делиться своей тревогой с Ферсеном.

С берега все замахали руками, как только заметили крупную фигуру бывшего немого с забинтованной головой и мотком тряпок под мышкой.

Региональная служба выделила для сопровождения больного двух не спускавших с него глаз полицейских, с которыми он быстро подружился: то хлопал своих конвоиров по плечу, то стаскивал с них форменные фуражки.

Мари предупредила Филиппа и Ронана, что Пьеррик временно потерял память и, возможно, им не сразу удастся его уговорить пойти с ними домой.

Поцеловав парня, Мари уверила его, что отныне все будет хорошо, он будет жить в своей семье, но тот вдруг замахал руками как безумный, испуская дикие крики и тараща глаза. Все бросились его успокаивать, и в сутолоке тряпичный моток, который Пьеррик все время прижимал к себе, упал на землю со странным, неожиданно громким стуком. Мари поспешила поднять его игрушку.

Один Риан увидел то или, вернее, ту, что так сильно взволновала Пьеррика. Это была возвращавшаяся к себе домой Жанна, именно на нее с ужасом смотрел парень, встревоженно бормоча:

– Мой ребенок, ребенок!.. Воровка… Воровка…

Но Мари не слышала его слов, она не сводила неподвижного взгляда с выпавшей из тряпок куклы.

Старая кукла с фарфоровым личиком.

В этот момент солнечный луч ударил прямо в ее стеклянный глаз, круглый, с нарисованными ресницами.

Теперь Мари не видела ничего, кроме этого глаза, яркого света, вспыхнувшего в уставившемся на нее широко открытом глазу. Все поплыло вокруг. Кровавая волна ее кошмарных сновидений нахлынула и накрыла ее с головой.

За долю секунды она увидела и услышала все: длинные темные волосы Мэри в потоках воды, волну, выбросившую ее на пляж бухты, огни фонарей, раздавшиеся выстрелы, окровавленный песок, руку мальчика, схватившего ее и унесшего с собой, его прерывистое дыхание, глухие удары сердца, чудовищную тень, выросшую рядом с древним захоронением, блеск лезвия, струю крови, сдавленный крик, потом снова кукольный глаз, фарфоровое лицо, прижатое к ее лицу…

У нее из груди вырвался беззвучный вопль.

– Все в порядке, Мари? Ты очень бледна!

Она сделала усилие, чтобы стоять прямо, и увидела, что к ней обращается Ронан. Постепенно выходя из кошмара, который она только что пережила, Мари его успокоила. Протянув куклу Пьеррику, она была вознаграждена его лучистой улыбкой. Их взгляды встретились – светлые, полные любви взгляды, которыми обмениваются люди, пережившие общее несчастье. Повинуясь порыву, она крепко его обняла.

– Спасибо, – прошептала она от всего сердца.

Мари проводила его полными слез глазами, когда он ушел, окруженный близкими.

Только тогда она вдруг поняла, что Риан исчез.

* * *

Жанна не заметила, как он вошел. Теперь он стоял перед ней, в ее кухне. По телу пробежала дрожь, кровь в жилах заледенела. Но сила духа, которую Жанна унаследовала от многих поколений бретонских рыбачек, сыграла свою благотворную роль. Выдержав взгляд Риана и взяв себя в руки, она стояла перед ним – прямая, безмолвная и несгибаемая.

– Мне показалось, вы узнали меня тогда, во время ужина в замке. Упавший поднос… Почему вы смолчали?

– Да, в первый момент я подумала – это Эрван. Но закралось сомнение, ведь глаза у тебя серые, взгляд – холодный. Не та небесная голубизна, которую я помнила, и я решила, что все-таки ошиблась. – Она посмотрела на него в упор. – И потом… Эрван никогда не стал бы прятаться: он был для этого слишком прямым человеком!

– Слишком прямым – верно! Чтобы снести предательство отца по отношению к Ивонне! Слишком прямым, чтобы не захотеть добиться справедливости и отомстить за тех, кого у него отняли!

– Этим нельзя оправдать сговор с жуликами и ограбление банка!

– Иногда нужно самому пережить подобное, чтобы получить право судить других.

– Дочь говорит – это обычная отговорка трусов.

– Или отчаявшихся людей.

Она покачала головой:

– Я не сужу тебя, просто хочу, чтобы ты сейчас ушел.

– Не раньше, чем получу ответы на свои вопросы.

Жанна направилась к двери, но Риан удержал ее за руку. Резкость жеста отчасти смягчалась нежным тоном его голоса.

– Не заставляйте меня прибегать к другим средствам, чтобы заставить вас говорить.

Мать Мари содрогнулась.

– Что стало с ребенком, спасенным Пьерриком?

– Каким еще ребенком? Отпусти руку, мне больно!

Машинально она бросила взгляд в окно, словно хотела позвать на помощь, и застыла.

К дому подходила Мари.

Жанна умоляюще взглянула на Риана:

– Уходи, прошу тебя. – Она показала на гостиную, из которой через заднюю дверь можно было попасть во дворик. – Выйди на улицу из гостиной.

Риан тоже заметил приближавшуюся Мари и все понял.

– Если вы дорожите дочерью, ни слова о моем визите! Никаких подозрительных жестов, договорились?

Ему едва хватило времени скрыться за дверью гостиной, как вошла Мари. Поглощенная своими заботами, она не обратила внимания на необычное выражение беспокойства на лице матери.

– Какая досада, дочка! Я как раз собиралась уходить, – произнесла она, надевая кофту.

– Постой, мама… Я все знаю…

– Прости, я очень тороплюсь, – пробормотала Жанна, подталкивая Мари к двери.

– Выслушай! Мои детские кошмары получили объяснение… Я, оказывается, все это пережила. Я – ребенок Мэри, «незнакомки из Молена»…

Стоя всего в нескольких метрах от нее, Риану от полученного потрясения пришлось опереться о стену. Он услышал срывающийся голос Жанны:

– Что ты несешь?! Замолчи! Ты говоришь глупости!

– Хватит меня обманывать! Я точно это знаю – чувствую сердцем, всем своим существом. Пьеррик подобрал меня, спас, унес, прижимая к своему телу. Вместе с ним я стала свидетельницей убийства этой женщины, моей матери, зарезанной Артюсом!

Риан побледнел как смерть, он стоял неподвижно, его волнение выдавало только тяжелое дыхание.

Чуть не плача, схватив Жанну за руки, Мари продолжила:

– Ты была со мной холодна, я не могла этого спокойно переносить. Теперь я понимаю – ты хотела меня защитить, хотела, чтобы я уехала… Все, что ты делала, ты делала ради меня, чтобы я никогда не узнала о том, что я – дочь обыкновенного мошенника…

– Замолчи! Эрван де Керсен был прекрасным юношей. Добрым, смелым!

– Бандитом, который грабил, лгал, убил… Я его ненавижу!

– Ты судишь о нем несправедливо, как когда-то судила обо мне. И снова можешь ошибиться. Артюс посеял зло на нашем острове, он сделал Эрвана несчастным, и его семью, и нашу, и семью Ле Бианов…

– Мои отец и дед – убийцы! Как мне жить с этим дальше?

За несколько минут жизнь Риана перевернулась. Смысл его существования, их ребенок с Мэри, находился в нескольких шагах от него! Знай он об этом раньше, у него не возникло бы и мысли о мщении.

Мари была рядом – взрослая, прекрасная, безнадежно потерянная. И она его ненавидела.

Жанна, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, провела ладонью по лицу дочери.

– Ты обязательно выстоишь. Я же нашла в себе силы все перенести. Как я жила… думаешь, легко, зная, что мои сыновья – причина гибели твоей матери? Поэтому я и оставила тебя. А потом полюбила, девочка моя. Я любила тебя больше, чем их! – выпалила она на одном дыхании.

Мари обняла Жанну, ей тоже захотелось сказать, что она любит ее больше всех на свете, но в доме Кермеров не было принято распространяться о любви: любовь должна выражаться в делах. И чем чувство сильнее, тем меньше следовало о нем говорить. Впервые эти слова Мари услышала от Жанны.

– Я всему в жизни обязана только тебе, и папе, конечно, тоже, но никому другому!

– Не отрекайся от своих родителей, Мари, им на долю не выпало счастья увидеть, как ты взрослеешь.

– Я все делала, чтобы встать на защиту Риана, мне так хотелось, чтобы он был невиновен. Но… он убил моих братьев, друзей, я отрекаюсь от него и никогда не буду считать своим отцом!

Риану показалось, что в него вонзили кинжал. Но как ни странно, он почувствовал и огромное облегчение. Мари, его дочь, только что выпустила на волю всех его демонов: ненависть, протест против несправедливой судьбы, – освободив от навязчивых мыслей и действий, которые разрушали его душу.

Он вдруг почувствовал то, чего не чувствовал больше тридцати пяти лет. Самое светлое, что он пережил когда-либо, – его любовь с Мэри вновь возродилась в его сердце во всем своем исчерпывающем великолепии. Их дочь была жива, она походила на их любовь: Мари была замечательная женщина, цельная натура, мужественная и великодушная. Счастье дочери отныне для него стало самым главным, и эта волна счастья захлестнула его, когда он понял, что еще может что-то для нее сделать.

Никто, кроме Жанны, не услышал, как тихо закрылась дверь, выходившая из гостиной на улочку. Разговаривая с Мари, она все время думала о том, что теперь предпримет Риан, и молила Бога, чтобы Эрван де Керсен одержал верх. Она с беспокойством посмотрела на дочь:

– Что ты теперь будешь делать?

– Пока не знаю… Может быть, ничего… Мне нужно хорошенько все осмыслить.

Когда Мари садилась в машину, раздался звонок Ферсена. Она отправила ему сообщение с просьбой созвониться позднее. Пока она была не способна поделиться с ним только что сделанным открытием, и потом, она должна была решить, какую позицию она займет по отношению к Риану. Решить самостоятельно, не испытывая влияния Ферсена.

Она взялась за ручку двери машины и замерла, все ее чувства обострились: на водительском сиденье лежала аудиокассета.

Оглядевшись и не заметив вокруг ничего подозрительного, после недолгих колебаний Мари отогнала машину в тихий уголок двора, сунула кассету в плейер и вздрогнула, услышав голос Риана:

– Расскажите о кораблекрушении.

– Да уж, сволочная выдалась ночка… – ответил голос Кристиана. – Семиметровые волны, ветер больше пятидесяти узлов… Я понял, что первым мне не прийти, вот и организовал свое исчезновение.

Кровь Мари застыла в жилах. Несмотря на странный выговор, в котором звучало что-то механическое, доводы шкипера были вполне разумны. Она сразу поняла, что он находился в гипнотическом трансе. По изменившемуся голосу Риана она догадалась, что тот никак не ожидал подобного признания.

– Что значит «организовал»?

– Обо всем позаботился спонсор… Меня потихоньку переправили на берег, и я отсиделся в надежном месте, после чего меня вывезли в море в месте, где скоро должно было пройти русское грузовое судно. Все было сработано на совесть, не подкопаешься.

– Вы собираетесь когда-нибудь признаться в этом Мари?

– Зачем? С ней я тоже не хочу остаться в проигрыше! И добьюсь этого любой ценой… любой…

Голос смолк, Мари была близка к обмороку. Теперь ее разочарование в Кристиане было полным. А она-то испытывала угрызения совести, обвиняя себя в неверности!

После небольшой паузы голос Риана зазвучал вновь, он направил разговор с Кристианом в нужное русло, заставив его вспомнить другое кораблекрушение, в мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого. Мари замерла. Что еще ей предстояло узнать?

Неожиданно жених заговорил совсем другим, певучим голоском, словно снова стал десятилетним. Он рассказал о Пьеррике, о ребенке…

Она слушала его, и к горлу подступала тошнота.

Кристиан качался в гамаке, когда Мари поднялась на борт шхуны.

Первое, что он увидел, были блестящие от слез зеленые глаза. Неужели ей тоже его не хватало? В нем родилась безумная надежда, он вскочил и приблизился к Мари. Он ждал чего угодно, только не слов, которые она произнесла:

– Ты знал о ребенке и молчал!

Он вздрогнул. Кто ей рассказал? Пьеррик? До него доходили слухи, что бывший немой заговорил, но вроде бы полностью потерял память.

– Ребенку было всего несколько часов от роду, Кристиан, – продолжила Мари. – Ты бежал по берегу. Пьеррик, притаившийся за грудой камней, тебя окликнул, он просил взять их с собой – его и ребенка, но ты скрылся, оставив мальчика вдвоем с новорожденным!

– Он сам тебе это сказал? – пробормотал Кристиан.

– Нет. Я там находилась. – Мари увидела, как Кристиана затрясло, и глубоко вздохнула, прежде чем договорить: – Тем ребенком была я, Кристиан!

Он посмотрел на нее с недоверием. Но зеленые глаза не лгали. На миг ему показалось, что он сходит с ума.

– В ту пору я тоже был ребенком…

– Пьеррику едва исполнилось шесть лет, но он спас мне жизнь, всю ночь прижимая меня к своему телу, чтобы я не замерзла.

Лицо Кристиана обрело грустное выражение.

– Прошлого не изменить, Мари. Но я могу попробовать изменить настоящее, чтобы это настоящее касалось нас двоих и стало нашим будущим. Скажи, чего бы ты хотела? Говори все, что хочешь.

– Расстанься с морем.

Слова вылетели как пули. Простые. Прямые. Точные. Он нахмурился и ответил не сразу:

– Хорошо.

– И снова лжешь! Самое худшее, Кристиан, что ты все время лжешь самому себе… Твоя жизнь – сплошная ложь! Если бы это было не так, разве мог бы ты пойти на мошенничество, разыграв «чудесное спасение»? Зачем? Чтобы о тебе заговорили? Заключили еще несколько контрактов?

Она протянула ему кассету.

– Что это? – едва выговорил он.

– Часть тебя, о которой я и не подозревала.

Мари ушла, не оглянувшись и не услышав его зова.

Начав действовать, Мари уже знала, что пойдет до конца: она должна открыться Риану. Не зная, чем может обернуться встреча, Мари твердо решила, что она состоится.

Она добралась до маяка. Дверь была открыта. Немного поколебавшись, она нащупала под курткой пистолет и вошла. Дверь за ней захлопнулась, и Мари вздрогнула, услышав доносившийся до нее с самого верха лестницы знакомый голос:

– Я вас ждал.

К ее удивлению, чувство страха сразу исчезло. Поднимаясь по бесчисленным ступенькам, она думала, что ее судьба, которую она еще недавно считала заурядной, неожиданно повернулась к ней жестокой стороной: в один и тот же день ей довелось узнать, кто был ее отец, и снова навсегда потерять его. Минуя ступеньку за ступенькой, она повторяла себе, что ее обязывает профессиональный долг: этот обаятельный человек, чего она не могла не признавать, был преступником, который разрушил и свою, и ее семью, и, несмотря на их родственную связь, а может, именно поэтому, она должна сама передать его в руки правосудия. Преодолевая последние ступеньки, она уже окончательно убедилась в этом, почувствовала себя более уверенной и способной выполнить свой долг.

А потом, оказавшись с ним лицом к лицу, Мари увидела в его взгляде столько любви и эта любовь нашла в ее сердце такой живой отклик, что несколько секунд ничего другого для нее не существовало. На лице Риана заиграла обезоруживающая улыбка, полная нежности, радости, он повторил ту же фразу, которая на сей раз прозвучала по-другому, выдавая самое главное желание его жизни:

– Я вас ждал…

Мари была потрясена. Не осталось сомнений – он знал все. Риан смотрел на нее как на самое драгоценное в мире существо, своего ребенка, ребенка женщины, которую он любил всю жизнь и чьи черты искал в чертах ее дочери. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не превратиться в ожидаемый от нее образ, но, даже совершая это усилие, она поразилась теплым интонациям своего голоса.

– Риан, я могу понять ненависть к тем, на ком лежит ответственность за смерть вашей жены…

Он перебил Мари, не отрывая от нее взгляда, заговорив торжественно, с глубоким чувством:

– Моя судьба – терять тех, кого я любил… Тридцать пять лет тюрьмы превратили меня… в изгоя, одинокого волка, который нашел в себе силы выжить, мечтая за себя отомстить.

– Вы признаете свою вину?

– Да, признаю, что страстно желал отомстить за убитую жену и погибшего ребенка.

– Ваш ребенок не погиб.

– Теперь я это знаю, Мари. И знаю, что если я и недостоин тебя, то я тобой горжусь.

На секунду перед ней возникло безумное видение – легкое, восхитительное: на залитом солнцем пляже идет пара под ручку – отец и дочь, он и она, они смеются и весело болтают. Простое человеческое счастье, которого ни он, ни она не знали прежде.

Ей удалось прогнать этот образ, оставивший тем не менее чувство легкой грусти.

– Можете вы хоть однажды в жизни что-нибудь сделать для вашей дочери?

– Неужели ты думаешь, что я откажу тебе, что бы ты ни попросила? Как ты похожа на мать: то же упорство, та же красота.

– Если я попрошу вас сказать мне всю правду, вы мне ее скажете?

– Да. Я обязан. Пойдем.

Он поднялся вместе с ней на верхнюю галерею маяка, это место он особенно любил – перекресток, где встречались небо, земля и море. Голос Риана снова обрел торжественность.

– Я знаю, ты должна меня арестовать. Моя судьба и судьба твоей матери трагичны, но твоя тоже очень тяжела, ведь тебе предстоит уничтожить отца. Но все-таки я надеюсь, что мне…

– Что – вам?

– Будет дарована одна милость… Почувствовать поцелуй моего ребенка, единственный раз в жизни.

Риан не приблизился к Мари, не обратил на нее умоляющего взгляда. Она сама подошла к нему, поцеловала в щеку и дала себя обнять, испытывая огромное волнение.

Внезапно быстрым и резким движением он выхватил пистолет Мари и, не выпуская ее из объятий, наставил на нее. Мари, вновь испытавшая страшное чувство, что ее предали, стала отбиваться.

– Отпусти! Ты не имеешь права меня предавать! Не имеешь! Не делай же этого сейчас!

– Зря ты сказала своему другу, чтобы он сюда пришел.

Он повернул ее так, что она увидела: по дороге мчался автомобиль Ферсена, сопровождаемый фургончиком жандармерии.

– Я не знала! Отпусти!

– Мари, попробуй понять! Большую часть жизни я провел в тюрьме и не смогу перенести возвращения туда. Послушай, нам осталось провести вместе всего несколько минут, не будем тратить их попусту.

– Ты берешь меня в заложницы, чтобы бежать? Ты просто хотел мной воспользоваться?

– Глупости! Я хочу, чтобы ты знала: твоя мать была замечательная женщина, ради нее я пошел…

– …грабить банки? Подумать только, в это время вы ждали ребенка!

– Мэри не принимала в этом участия. Она оставалась в Руане, откуда мы собирались отплыть в Америку, начать там новую жизнь и обеспечить тебе воспитание, которого ты заслуживаешь.

До них донеслись глухие удары в дверь, которые прервали речь Риана. Он неожиданно передал Мари оружие, которое только что отнял.

– Держи. Через минуту они будут здесь.

Мари колебалась, спрашивая себя, не готовит ли он ей очередную ловушку.

– Возьми. Но подари мне еще минуту.

Мари взяла пистолет и наставила на него, еще сомневаясь в его добрых намерениях. Тогда он широко развел руки и прислонился спиной к перилам галереи, состоявшим из двух параллельных труб.

– Знай я, что ты выжила, остальное уже не имело бы смысла. Я бы не думал о мести, а радовался, наблюдая, как ты растешь, откуда-нибудь издалека, и делал бы все, что мог, для твоего счастья, надеясь когда-нибудь стать твоим другом. Просто другом, близким, дорогим тебе человеком. Но судьба распорядилась по-иному.

Мари с напряжением вслушивалась в звуки приближавшихся шагов, гулко отдававшихся в лестничном проеме, – пошел обратный отсчет их совместного существования с отцом.

– Я счастлив, что ты есть, Мари, встреча с тобой – самое прекрасное, что со мной происходило в жизни. Желаю тебе счастья, которое ты, может быть, обретешь с майором Ферсеном.

Он достал из кармана рубашки какой-то предмет и сунул ей в ладонь. Больше у нее не осталось времени ни на что: на площадку выскочил Люка, как бешеный, с оружием в руке.

– Не двигайтесь! Не касайтесь ее!

– Люка! Ты же видишь – все в порядке! Не нужно!

И тогда Риан с силой толкнул Мари в руки полицейского. Оба растерялись и едва успели увидеть, как он перекинул ноги через перила.

Эрван де Керсен обменялся последним взглядом с дочерью, повернулся лицом к морю, раскинул руки и бросился в пустоту, исполнив последний в жизни «прыжок ангела».

Мари закричала.

Они бросились к перилам, нагнулись и посмотрели вниз, но ничего не увидели, кроме гигантской волны, которая с грохотом разбилась о скалы у подножия маяка, потом тут же откатилась, оставив за собой белый след бушующей пены.

Сидевшая на большом камне у основания маяка Мари наблюдала за морской живностью в оставленных отливом прозрачных лужицах. Она сосредоточила взгляд на актинии, чьи гибкие и разноцветные щупальца тихонько шевелились, завороженная ее красотой и нежностью, в которой таилась смертельная опасность. Она видела двух подводников, вынырнувших в нескольких метрах от нее и сделавших отрицательный жест руками в сторону Ферсена, который ждал их на берегу.

Два дня бесплодных усилий. Никаких следов Риана. Втайне Мари почувствовала облегчение, когда Люка объявил, что дальнейшие поиски считает бессмысленными. Она машинально запустила руку в карман и почувствовала круглый гладкий предмет, который Риан отдал ей перед тем, как прыгнуть вниз. Достав его, она еще раз посмотрела на медальон: на золотой крышечке было выгравировано солнце, точно такое же, как на последнем менгире, единственном, не обагренном кровью.

Итак, ей передана фамильная драгоценность. Последнее, что сделал в этой жизни Риан. На секунду она задумалась: должна ли она передать ее своему ребенку, продолжателю рода Керсенов? Она твердо решила – нет. Ей пришлось сражаться, чтобы остаться в Ландах, противостоять прошлому, вскрыв его самые мрачные стороны. Это испытание сопровождалось трауром, болью, разочарованиями, и теперь она хотела разорвать зловещую цепь событий и сама направлять дальнейший ход своей судьбы.

Люка проследил за Мари взглядом. Она быстро взбиралась по скалам к маленькому мостику, которым маяк был соединен с берегом.

Движения ее были ловкими и уверенными, распущенные волосы горели в лучах солнца. Когда она встала на тропинку и помахала ему рукой, он почувствовал в ней какую-то новую легкость и подъем, которых прежде не замечал. И внутренне усмехнулся.

Он, профессиональный исследователь тайн, разгадчик необъяснимых явлений, никак не мог разрешить загадку, возможно, самую главную в его жизни: с помощью какой магии удалось этой женщине превратить циничного мачо в нежного влюбленного, закоренелого холостяка – в кисейную барышню, мечтающую о свадьбе и будущем потомстве…

Он тоже влез на берег, кроя себя последними словами за эту слабость. Ему невозможно было представить дальнейшую жизнь без этой упрямой бретонки, и он не знал, как соединить это волшебное ощущение с его привычками сыщика-бродяги.

Спустя несколько дней Ланды вновь были открыты для туристов. Установилась прекрасная, по-настоящему летняя погода, еще больше увеличившая их приток. Остров под голубым безоблачным небом наконец-то обрел свою истинную форму гигантского корабля, дрейфующего посреди спокойных вод, которые, подобно преданному псу, ласково лизали ноги отдыхающих.

Ти Керн принялись одолевать стада посетителей, нашептывавших друг другу подробности страшных историй, произошедших здесь, отыскивая на менгирах следы кровавых преступлений и не имея другой цели, кроме как пощекотать себе нервы вполне безопасными экскурсиями. По дорогам колесили велосипедисты, повсюду стоял запах традиционных бретонских блюд из морепродуктов. Ланды постепенно превращались в самый обычный курорт.

Мари не нравилось, что остров лишался природного своеобразия под натиском понаехавших туристов, что он привыкал жить на их деньги, невольно приспосабливаясь к ним, терял самобытность. Глядя на оживленные толпы, снующие по улочкам и пляжам Ланд, с трудом верилось, что еще несколько недель назад здесь происходили зловещие события, которые теперь казались кошмарным сном.

Кстати, кошмарные сны Мари навсегда ушли в прошлое, едва была вскрыта порождавшая их причина. Она проводила дни, составляя отчет о завершенном деле, в ожидании результатов последних анализов. Узнав от Ферсена, что он уже заинтересовался новым делом о людях, пропавших в местах прежнего проживания катаров, она тут же сделала ответный ход – поехала в Брест и встретилась со своей бывшей командой, обещая скоро вернуться в их ряды для совместной работы.

Ни Люка, ни Мари не нарушали тайной договоренности и не планировали совместного будущего.

Наступил момент прощания с близкими: Мари отплывала в Брест. Паром только что выплеснул на остров новую волну туристов, поток которых сразу хлынул на улицы поселка. Двигаясь во встречном направлении, Мари в сопровождении Жанны и Милика подходила к порту.

С палубы парома Люка заметил золотистую шапку волос, он видел, как троица остановилась и начала обниматься.

– Ненавижу прощания, – сказала она ему тем же утром. Милик и Жанна тоже, видимо, этого не любили. Волнение выбивало их из колеи.

– Береги себя, дочка, – только и сказал старый моряк, слегка покачиваясь. Мари кивнула и была удивлена, когда Жанна вдруг порывисто обняла ее и прижала к груди.

– Иди, он тебя уже ждет, – шепнула мать, также внезапно выпуская ее из объятий.

Кристиан тоже готовился к отплытию. Его шхуна находилась неподалеку. Краем глаза он видел, как Мари отошла от родителей и пересекла портовую площадь, не оглянувшись.

Мари почти физически ощущала прикованные к ней взгляды. Кристиан… Люка… родители.

Прибавив шагу, она вбежала на сходни и поднялась на палубу. Встав рядом с Ферсеном возле поручней, она слегка прижалась к нему, и он с наслаждением ощутил тепло ее тела. Раздался сигнал. Моторы взревели, и паром, вспенивая воду, отделился от набережной.

Не обменявшись ни словом, они увидели шхуну, на полном ходу устремлявшуюся в открытое море, за штурвалом возвышалась фигура Кристиана.

Люка почувствовал укол ревности, он не мог не признать, что шкипер очень живописен, и задал себе вопрос, не испытывает ли Мари сожаление, созерцая великолепие того, кто был предметом ее обожания столько лет. Она, словно прочитав его мысли, тут же отвернулась и стала смотреть в сторону острова, чьи контуры медленно огибал паром.

Щебетание двух мальчишек отвлекло их внимание. Дети гонялись друг за другом, чуть не налетев на них. Младший мальчуган все же упал прямо под ноги Ферсену. Тот наклонился и неловко поднял его за руку. Ребенок захныкал и побежал прочь. Люка перехватил насмешливый взгляд Мари. Она улыбнулась, а Люка шутливо заметил:

– Я не безнадежен: постепенно обучусь обращению с детьми – специально тебя предупреждаю, чтобы ты не беспокоилась.

– Когда я решусь выбрать отца для своих детей, мне не понадобятся ничьи предупреждения.

– Извини, не учел твой характер и твои гены! Разумно ли ты поступила, отказавшись от своей доли наследства? Может, с замком, деньгами и наколкой вроде той, что у Армель, ты стала бы сговорчивей?

– Придется над этим подумать. Как только мне окончательно опротивеет один циничный полицейский, даже неспособный понять, каким образом удавалось кровоточить менгирам…

Паром как раз проходил перед Ти Керном, и они залюбовались силуэтами монолитов, которые стояли как живые.

Мари заметила улыбку на губах своего спутника. Озорную улыбку мальчишки, собравшегося подшутить над приятелями. Люка подошел к разносчику сладостей, купил рожок малинового мороженого и освободил его от обертки. Вернувшись к Мари, он протянул ей его. Немного удивленная, она собралась взять рожок, но Люка отдернул руку.

– Это не для еды, а для демонстрации фокуса.

Она ничего не понимала. Ферсен пояснил:

– Не обратила ли ты внимание? У Риана и в квартире, и в тайнике подземелья замка стояли морозильные камеры, портативные, но довольно мощные…

Только теперь Мари начала догадываться: малиновое мороженое таяло под лучами солнца, растекаясь по руке Ферсена.

– Изложив свою гипотезу, я послал запрос в лабораторию и попросил экспертов ее рассмотреть. Как раз перед самым отъездом я получил ответ. Технология хотя и мудреная, но принцип довольно прост.

– Риан замораживал кровь своих жертв?

– В специальных емкостях, имевших форму символов, глубоко прорезанных на менгирах. Вероятно, задолго до этого он попросил Морино сделать отпечатки. Ледышки, посыпанные гранитной пылью, совмещались с эмблемами менгиров и начинали медленно таять с первыми лучами солнца.

Он снова протянул Мари почти растекшееся мороженое, но она с отвращением отвернулась.

– Твоя теория еще требует доказательств!

– Этим как раз и занимаются. И все же признайся, здорово – дойти до решения собственными мозгами!

– Да, здорово – у Риана отличные мозги!

– Я говорю о себе, упрямица ты этакая! Согласись, с моим интеллектуальным коэффициентом да с наследственностью Риана наши дети будут обладать суперспособностями!

– Что я слышу?

– Глупости, конечно. Детей еще нужно сделать!

Он обнял Мари и поцеловал ее долгим, страстным и «бесстыдным», как наверняка подумал кое-кто из случайных свидетелей, поцелуем.

За горизонтом медленно исчезали Ланды.

Первые лучи солнца робко скользнули по мегалитам еще безмолвного Ти Керна. На одном из менгиров, отмеченном знаком солнца, проступили красные капли и медленно поползли по граниту кровавыми ручейками.

notes