Текст книги "Дольмен"

Автор книги: Николь Жамэ

Соавторы: Мари-Анн Ле Пезеннек
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

21

Вдруг неведомо откуда – с неба или из моря – появилось солнце: в эти редкие часы одно сливалось с другим. Легкий ветерок дышал терпкими ароматами и водяной пылью, возбуждая мечты о неведомых горизонтах. Спокойствие этого мирного и безмятежного дня нарушали лишь крики носившихся над траулером чаек. «Меня, меня, меня!» – галдели они, совсем как Мари в детстве, когда она, топая ногами, приставала к отцу, чтобы он взял ее с собой проверить верши.

Прошлой ночью Мари не сомкнула глаз. Все, во что она верила многие годы, разлеталось в щепу, вплоть до последнего «удара милосердия», который накануне во время допроса нанесла ей Гвен. Ей вспомнилось: «…а может, и больше». Почему Гвен добавила это, говоря о Кристиане и его ответственности за кораблекрушение?

Тогда дочь Ивонны ее не пощадила.

– Все просто. Кристиан удрал первым, не заботясь об остальных, потому что уже тогда был трусом.

Дизельный мотор затарахтел и смолк. Они вышли в открытое море. Можно начинать.

Мари помогла отцу столкнуть в воду два гроба, находившихся на борту траулера.

Они исполнили волю Лойка. Он хотел, чтобы его тело похоронили в море. Такой, без сомнения, оказалась бы и воля Никола, если бы судьба оставила ему время об этом подумать. Из любви к ним офицер полиции Мари Кермер готова была нарушить закон.

Держа за руку отца, вполголоса произносившего на бретонском молитву моряков, она смотрела, как гробы с привязанным к ним грузом медленно погружались в морские глубины. На поверхности показались пузырьки воздуха, их становилось все меньше, потом они исчезли совсем. Море приняло то, что принадлежало ему по праву.

Вернувшись на остров, Мари узнала, что Кристиан Бреа официально признан без вести пропавшим, и увидела в этом знак судьбы, настигшей шкипера с тридцатипятилетним опозданием. Береговой разбойник, в свою очередь, потерпел кораблекрушение. Круг замкнулся.

Съежившись, она сидела в своем любимом уголке старой пристани, когда пришел Люка и силой усадил ее на паром, отплывающий в Брест.

– Тебе не повредит провести несколько часов на континенте. К тому же интуиция мне подсказывает, что похороны уже состоялись, – мягко добавил он.

Письмо лежало на сервировочном столике в гостиной вместе с газетой и остальной почтой. На конверте было написано только имя: «Жюльетта».

Позже, когда расспрашивали садовника, он сказал, что нашел его в почтовом ящике. Нет, он не заметил, кто его туда бросил.

Пока Армель комментировала статью в «Телеграмм де Брест», в которой говорилось, что прекращены поиски Кристиана Бреа, девушка незаметно его открыла.

– Теперь будет еще легче завладеть верфью. Что вы думаете об этом, отец?

Артюс собирался ей ответить, но внезапно раздался изумленный возглас Жюльетты.

Все взгляды обратились в сторону девушки, выронившей листок, который упал на столик.

Послание состояло из вырезанных из газеты букв:

«ГВЕНАЭЛЬ ЛЕ БИАН – НЕЗАКОННОРОЖДЕННАЯ ДОЧЬ АРТЮСА».

Первой реакцией у Керсена-младшего было желание посмеяться над дурного вкуса шуткой – анонимщик оказался дилетантом, но внезапная бледность отца была красноречивее любого признания. И тогда единственного наследника Керсенов охватила паника: окажись дочь Ивонны его сводной сестрой, она тоже могла претендовать на наследство, о котором он мечтал долгие годы.

Артюс стукнул тростью об пол:

– Сожгите эту грязь немедленно!

Никто не двинулся. Тогда старик встал с удивительной для ревматика легкостью и бросил анонимное письмо в камин, где постоянно поддерживался огонь, безуспешно боровшийся с сыростью и плесенью на стенах.

– Вряд ли потомок дома Керсенов мог сойтись с женщиной такого сорта, как эта «булочница»!

Вопреки ожиданию отвращение, написанное на физиономии Армель, вызвало у старика легкую улыбку, в которой сквозило сожаление о прошлом.

– Видели бы вы Ивонну, когда ей было двадцать лет!

Взглянув на бледную, тощую грудь снохи в вырезе лифа, он поморщился.

– Сколько в ней было соблазна, чувственности! Но, думаю, вы не способны понять, о чем идет речь, дорогая. – Он повернулся к сыну, смотревшему на него с округлившимися глазами и открытым ртом. – Перестаньте таращиться на меня с идиотским видом, Пьер-Мари, и не переживайте за наследство, которого вы еще не получили! Речь не идет о том, что я признаю эту нахалку своей дочерью.

– Гвен может с этим не согласиться, отец, – кисло заметила Армель, которой пришлась не по вкусу его последняя реплика. – Достаточно провести анализ на ДНК. Если этого не произойдет при вашей жизни, Гвен не остановится и перед эксгумацией.

– Знай Гвен об этом, она бы уже все сделала. Слухи не должны покинуть пределы наших владений! – прогремел голос старика. – Понятно? Ни в коем случае!

Июньское солнце так раскаляло крыши, что, несмотря на отличную вентиляцию, температура в ангаре достигала сорока градусов. Техники судебной полиции изучали найденные обломки катера Патрика Риана.

На рубашке Франка Карадека под мышками темнели круги, и это очень его раздражало, поскольку Ферсену удавалось сохранять безупречную элегантность и при удушающей жаре. Исчезновение Кристиана Бреа открывало ему перспективы, но достаточно было посмотреть на Мари и специалиста по ритуальным преступлениям, чтобы потерять всякую надежду.

– При взрыве обломки катера разбросало в радиусе пятисот метров, значит, это пластид С4. Они оказались даже на берегу, – уточнил Франк, сообщив, что техники нашли следы пластида на прибрежных скалах. – Заряд был помещен рядом с топливным баком.

– Вот чем объясняется появление огненного шара, который ты видела, Мари. Я хочу знать, откуда взялась взрывчатка и как она попала на остров, – добавил Люка, обращаясь к Карадеку.

Тот подавил безумное желание его ударить.

– Уже выясняем. У меня в Национальном антитеррористическом комитете есть приятель, он этим и занимается, – ответил лейтенант, бравируя тем, что у него имеются связи на самом высоком уровне.

– Пусть на фаянсовой фабрике поработают кинологи. Если С4 хранился там, они легко это установят.

– Они приедут с двенадцатичасовым паромом, – ответил Карадек тем же вызывающим тоном.

– О Риане по-прежнему никаких новостей? – вставила слово Мари, чтобы разрядить обстановку: чувствовалось, что полицейские воспринимают друг друга в штыки.

– Новости есть. Найдены следы крови на корме, в носовой части судна, на левом и правом бортах. Кровь той же группы, что фигурирует в медицинской карте Риана. Должно быть, рыбы угостились им на славу! – мрачно пошутил Франк.

Неизвестно почему Мари испытывала грусть, что больше никогда не увидит писателя. Эта мысль не покидала ее до самой тюрьмы, где вместе с Ферсеном она собиралась допросить Ивонну насчет участия Гвен в кораблекрушении 1968 года.

Подбородок старой женщины задрожал, ноги подкосились. Ивонна упала на стул, от которого отказалась вначале, когда Люка и Мари только вошли в зал для свиданий.

– Гвен не могла сделать такое признание. Это невозможно!

– Десятилетняя дочь возвращается домой ночью в промокшей одежде, а на следующий день на берегу находят вашего шестилетнего сына Пьеррика, не способного произнести ни слова, и вы утверждаете, что не задали им ни одного вопроса?

Ивонна уставилась на Ферсена бессмысленным взглядом. Казалось, она пытается что-то припомнить. Глаза ее затуманились.

– Боже мой, ну конечно же… – пробормотала она глухим голосом. – Могла ли я подумать, что… Бедняжка Гвен! Получила выволочку за уход из дома, ведь я несколько часов с ума сходила! Как подумаю, что столько лет она хранила в себе эту тайну!

Ферсен бросил взгляд на Мари, явно растроганную очередным фокусом Ивонны, преподнесенным с таким совершенством.

– А о маленьком Пьеррике вы подумали? – спросил он с издевкой. – Из-за него вы не портили себе кровь? Впрочем, глупо спрашивать, вы наверняка даже не заметили его отсутствия.

– Думаете, он тоже побывал на берегу во время бури? – Ивонна округлила глаза. – Неужели от этого он и онемел? Значит, старик Перек мне наврал об инфекции?

– Ну хватит! Довольно! – прогремел Люка. – Фаянсовая фабрика была построена спустя два года после кораблекрушения. На какие деньги, мадам Ле Биан? И не говорите, что на страховку, которой ваш супруг не пользовался.

Мать Гвен не сдавалась:

– За эти денежки мне пришлось попотеть.

– Разумеется. Но, занимаясь проституцией в порту Ланд, трудно было в ту пору заработать миллион, необходимый для строительства фабрики, согласитесь.

– Вот недотепа! – только и сказала она с презрением.

– Что? Других аргументов нет? Жаль, обычно вы выкручивались с большей ловкостью. Впрочем, трудно допустить, что вы построили свое предприятие на средства, добытые разбоем.

– Не понимаю ваших намеков! – грубо возразила Ивонна.

– Нет, отлично понимаете! – холодно произнесла Мари. – Вы благоразумно дождались смерти Легелека, чтобы выдать эту манну небесную за страховку, такую же фальшивую, как и его отцовство.

Мать Гвен рассмеялась, словно это предположение показалось ей крайне нелепым.

– Вы сами ничего не поняли! Эти деньги мне дал Артюс, пожелавший скрыть от людей, что Гвен – его дочь.

– Могли бы и больше получить, Ивонна, гораздо больше, – иронично заметил Ферсен.

Бывшая булочница, обессилев, откинулась на спинку стула.

Жандармы, наблюдавшие за домом Ле Бианов, видели, что Жюльетта, крутя педали как сумасшедшая, подъехала к зданию и сразу направилась в комнату Ронана. На мгновение они заколебались: не должны ли они вмешаться? Потом жандармы решили удовольствоваться письменным отчетом. Когда вскоре там же остановился лимузин и оттуда с перекошенным от ярости лицом вышел Пьер-Мари, они снова подумали, не стоит ли им вмешаться. Впрочем, капитан Кермер приказала им лишь проследить, с кем встречаются хозяева, но не уполномочивала на более радикальные действия. То же произошло и когда в двери появилась Гвен. Жандармы не имели никакого права противодействовать этому, пока госпожа Ле Биан оставалась в пределах своих владений. Даже не слыша, что она говорила, было ясно: Гвен не позволит Керсену-младшему войти в дом.

– Думаешь, ко мне можно вламываться под предлогом, что ты мой сводный брат? – злобно бросила она.

У несчастного Пьера-Мари на лице отразился ужас. Итак, она знала! Ну конечно, знала! Ему пришла в голову мысль, что Гвен и есть автор анонимки.

– Тебе не заполучить половину отцовского наследства, даже не мечтай! – Его затрясло, когда он заметил брошенный Жюльеттой велосипед. – Моей дочери нечего у тебя делать! – взвизгнул он.

Гвен выдержала паузу, чтобы посильнее огорошить его новостью, что бесценная Жюльетта, в сущности, троюродная сестра Ронана и беременна его трудами.

– Замок огромный – мы все в нем поместимся. Я всегда мечтала иметь большую семью, особенно в рождественские праздники, – со смаком прибавила она.

Слова не сразу достигли мозга Пьера-Мари, а когда это произошло, произвели там серьезное опустошение. Пи Эм схватил Гвен за шею и с вытаращенными глазами и выступившей на губах пеной принялся ее душить.

– Ничего не получишь! Ничего! – взревел он. – Скорее я тебя убью!

Жандармы, обменявшись испуганными взглядами, выскочили из машины.

К счастью для Гвен, ее супруг оказался проворнее. Выбежав из дома вместе с Ронаном и Жюльеттой, он вырвал жену из лап Керсена-младшего.

Задыхающаяся, с расцвеченной красными полосами шеей, внебрачная дочь Артюса и Ивонны между тем отказалась подать жалобу.

– Пьеру-Мари кровь ударила в голову, – великодушно объяснила она жандармам. – Наверное, от волнения, что он скоро станет дедушкой!

Проигнорировав и рыцарский подвиг мужа, и безумные глаза сводного братца, она сделала неожиданное заявление:

– Я недавно узнала, что являюсь побочной дочерью Артюса де Керсена. Согласитесь, господа, что жаловаться на собственного брата противоестественно!

Облокотясь на фальшборт в носовой части парома, Мари, во власти противоречивых чувств, смотрела на приближавшиеся огни Ланд. Остров, где прошло ее детство, показался чужим, чуть ли не враждебным. Впервые в жизни она боялась туда возвращаться. Догадавшись, что она испытывает, Люка положил руку ей на плечо. Они вместе наблюдали, как перед ними проплывали Ти Керн, менгиры, бухта, грот.

Глаза их встретились, и внезапно родилось желание – властное, непреодолимое. Не сговариваясь, они пришли в отель, поднялись в «люкс для новобрачных», где он сразу обнял Мари и поцеловал, вызвав у нее гамму неописуемых ощущений, окрашенных в переливчатые цвета северного сияния.

Кристиан Бреа занимался с ней любовью, Люка Ферсен – открыл ей любовь. Доведя ее до высшей точки наслаждения, он слегка отстранился, словно спрашивая позволения продолжать, и она сама рванулась навстречу его ласкам. В его объятиях она вдруг ощутила себя рабой, о чем никогда не подозревала, но также и пылкой любовницей, осмелившейся исследовать неизведанные пространства. Страсть. Слияние. Впервые в жизни Мари поняла, что значит стать единым целым.

Позже, отдыхая в его объятиях, Мари спросила себя, как ее, когда-то влюбленную в Кристиана, могла до такой степени потрясти – чувственно, телесно – близость с Ферсеном…

Скользнувшая по ее ногам рука положила конец этим рассуждениям, и ответ на роковой вопрос умер на губах ее возлюбленного. Он поцелуями заглушил ее крик наслаждения… и в это время в дверь постучали.

Забыв обо всем, кроме их любви, они не услышали телефонного звонка. На пороге стоял Морино.

– Собаки обнаружили следы пластида в одном из складов фабрики. – При виде вынырнувшего из темноты полуголого Ферсена он смутился.

– И что об этом думает Гвенаэль Ле Биан?

– Ничего. Она исчезла, – ответил Стефан, делая усилие, чтобы не смотреть на разобранную постель. – Ее автомобиль припаркован неподалеку от замка.

Конверт лежал на самом видном месте водительского сиденья. Пустой.

На расколотой надвое сургучной печати был изображен овал с тремя вертикальными черточками. Медуза.

Куча тряпок и водорослей, имитирующая человеческое тело на пляже… Зыбучие пески… медузы… одолженный телефон…

– Ловушка в Аргозе – очередное представление, устроенное убийцей непонятно с какой целью, – сказал Люка, прежде чем обратиться к Морино: – Соберите людей, нужно немедленно прочесать пляж!

– Сейчас время прилива, стоит подождать, – заметила Мари со знанием дела. – Стефан, поставьте двух человек возле менгира с таким же знаком. Если наши предположения верны, в ближайшие часы на нем появится кровь.

Она пошла к автомобилю и села на пассажирское сиденье, не произнеся ни слова. Люка устроился рядом. Он догадывался, что Мари мучают угрызения совести: в тот час, когда они занимались любовью, возможно, Гвен умирала. Что ни скажи он сейчас, это ничего бы не изменило.

Ферсен включил зажигание и поехал в направлении замка.

Пьер-Мари де Керсен находился в отвратительном настроении. Он встретил полицейских в библиотеке замка, куда их довольно нелюбезно проводила Армель.

– Супруга наверняка сообщила, что я подвергся нападению? Да? В таком случае попрошу вас по возможности быть краткими – мне необходим отдых.

Ему предложили дать подробное объяснение случившемуся, и Пьеру-Мари пришлось подчиниться. Он получил неожиданный звонок от Гвенаэль Ле Биан, которая назначила ему встречу в девять вечера на частном пляже Керсенов.

– Что она хотела?

– Хороший вопрос! Задать бы его этой негодяйке, поскольку она не оставила мне времени, чтобы я это сделал сам. Оказалось, что она устроила мне ловушку! Да что там ловушку, настоящую засаду! Я пришел с опозданием на четверть часа. Никого. Я немного подождал, а потом сразу – провал, черная дыра. Кто-то ударил меня, подкравшись сзади. Когда я очнулся, часы показывали десять. Поднявшись, я вернулся в замок и лег в постель.

Перехватив взгляд, которым обменялись Мари и Люка, он возмутился:

– Кажется, вы мне не верите?

– Филипп утверждает, что вы позвонили его жене и назначили ей встречу, – объяснил Люка.

– Неправда! – взбунтовался Пи Эм. – Это легко проверить – позвоните оператору службы «Телеком» и узнайте, от кого исходил вызов. Филипп ошибается. Или лжет.

Позже, в результате проверки, выяснилось, что вызов исходил от неизвестного пользователя.

– А что, жандармы тоже лгут, утверждая, что вы угрожали убить Гвен?

Отец Жюльетты побагровел.

– Это только слова.

– Согласитесь, тяжело оставаться спокойным, узнав, что пятнадцатилетняя дочь беременна, да еще от своего троюродного брата, – вмешалась Мари.

Пьер-Мари с трудом справился с волнением.

– Да, я погорячился, но ведь меня можно понять. К чему вы клоните? Ведь я – пострадавшая сторона!

– Покажите ладони.

Застигнутый врасплох вопросом, Пьер-Мари даже не поинтересовался, с какой целью его подвергали обследованию, и послушно показал белые, ухоженные руки. На безымянном пальце красовался перстень с печаткой в виде фамильного герба. Ферсен осмотрел их и кивнул Мари, как раз в тот момент, когда в библиотеке сначала появилась трость с набалдашником, а потом и сам Артюс.

– Неподходящее время для визитов, не правда ли?

– Ивонна Ле Биан заявила, что вы дали ей деньги на строительство фаянсовой фабрики, господин де Керсен, – произнес Ферсен, сразу начав с главного.

– И что в этом такого?

Сын посмотрел на него с непритворным изумлением:

– Представить только, мне приходилось выклянчивать каждое су, чтобы сшить себе приличный костюм, в то время как вы… вы… – Он буквально лопался от ярости.

– А вот что, – вступил Ферсен. – Ваша семья не купалась в золоте, если вспомнить шестидесятые годы. Откуда взялся миллион, который вы преподнесли ей в подарок?

– Миллион? Чего? Франков? – Глаза Керсена-младшего чуть не вылезли из орбит.

– От продажи части земель старику Переку, – невозмутимо ответил Артюс, не обращая внимания на поведение сына.

– Но в акте о продаже фигурирует сумма только в несколько тысяч франков.

– Всего лишь способ обмануть ненасытных налоговиков. Но зря я это сказал, очень сожалею. – Старик с видимым удовольствием смаковал каждое слово этой перепалки. – Есть ли другие вопросы? Буду рад удовлетворить ваше любопытство.

– Пока нет, но я прошу вас никуда не отлучаться, при необходимости с вами свяжутся. Кстати, это и вас касается, – уточнил Люка, кивнув в сторону Керсена-младшего.

– По какой причине?

– Гвен исчезла, – сказала Мари. Брови Пьера-Мари поползли вверх, на губах промелькнуло подобие улыбки.

– Не может быть! Скажите, ведь вы это говорите не из желания меня порадовать? – спросил он, мгновенно преобразившись.

Мари взглянула на него с неприязнью:

– Лучше бы ее нашли живой, Пи Эм. Для нее – само собой, но и для вас – тоже.

Лодочный ангар задней стороной примыкал к скалам, окаймлявшим частный пляж Керсенов. Солнце взошло полчаса назад, и прилив стал спадать, обнажив рельсы, по которым яхту в любое время можно было спускать на воду.

Опершись на трость, Артюс де Керсен наблюдал за непрекращающимся движением моря, которое постепенно отступало. Он думал, что море – символ самой жизни и она мало-помалу от него уходит. С мыса, где он стоял, старику открывалась большая часть острова, который когда-то целиком принадлежал его роду, и Артюс попросил Всевышнего дать ему еще немного времени, чтобы он смог выполнить то, о чем всегда мечтал. Теперь он был почти у цели.

Волны пятились, словно втягиваемые вечностью, оставляя на песке, как слишком тяжелый груз, десятки медуз. В детстве он любил протыкать их желатиноподобные, скользкие тела концом палки.

Вдруг Артюс увидел, что по его пляжу шныряют жандармы. Самый молоденький с отвращением тыкал палкой в студенистую массу одной из медуз. По водной глади эхом пронесся вопль ужаса. Из песка показалось бледное лицо с голубыми глазами, уставившимися в небо, которое они уже не могли видеть.

Гвен. Дочь Ивонны. Его дочь.

Тогда Артюс поверил, что Всевышний услышал его молитву. Он пошел обратно, не оглядываясь и не испытывая никаких чувств.

Солнечные лучи ластиком прошлись по песчаной равнине и пляжу, очистив их от последних следов тумана. При ясном свете дня четче выделялись желтые ленточки, которыми было огорожено место преступления. Белый песок, как промокашка, продолжал медленно всасывать выброшенных морем медуз. В середине лежало тело Гвен, которое выкопали жандармы.

Присев на колени рядом с Ферсеном, Мари вглядывалась в еще испачканное мокрым песком лицо Гвен. Смерть заострила мягкость черт, опущенные веки скрыли лучистую ясность глаз. Сходство этой мертвенной маски с Ивонной просто ошеломляло.

Люка первым заметил следы от уколов.

– Смотри…

На кончиках пальцев виднелись красные точки. Записка на бретонском нашлась позже, наполовину приклеившаяся к медузе, в которую ткнул полицейский.

«За Мари. Всевышний вынесет приговор. Из каменного сердца брызнет кровь и прольется свет».

– Кошмар продолжается, – тихо произнесла Мари.

Она была вынуждена признать, что ошиблась в расчетах: ей так хотелось поверить в виновность Гвен, надеясь, что весь этот ужас наконец прекратится.

– Филипп… – шепнул ей Люка, увидев, что к ним приближается муж Гвен.

Мари сделала несколько шагов ему навстречу, но Филипп ее даже не заметил, упав на колени рядом с телом жены. Его поведение озадачило Мари. Она положила руку ему на плечо, он потерянно взглянул на нее, не сразу сообразив, кто перед ним находится. Но вдруг его лицо исказилось от ненависти, он вскочил на ноги и вцепился в нее с неожиданной силой.

– Ты знала, что он ее убьет! Знала, что Пи Эм ее всегда ненавидел! Вы все об этом знали и ничего не сделали, чтобы ему помешать! Он угрожал ей смертью, ударил в присутствии жандармов, а вы его не остановили! Гвен убита по вашей вине!

Люка был вынужден вмешаться, хотя и испытывая чувство неловкости. Он закричал так громко, что Филипп его услышал.

– Гвен охраняли четверо! Она сама подписала свой смертный приговор! Напиток, который она передала им через Ронана, был отравлен!

Но Филипп не успокоился, его ярость возросла вдвое.

– Неужели вы не поняли, что ваших людей отравил Пи Эм? Он выманил Гвен из дома, а она ничего не боялась, считала себя самой сильной и думала, что он собирается поговорить о детях, о наследстве, бог знает о чем еще, а он ее убил!

– Филипп… – сделала попытку остановить его Мари.

Тот даже не услышал ее в своем негодовании.

– Я ее предупреждал, что нужно остерегаться Керсенов! Отчего она никогда не принимала меня всерьез? Гвен, ах, Гвен, почему ты всегда мной пренебрегала?

Филипп снова упал возле трупа жены, горе одержало верх над бунтом, подумала Мари, хорошо знавшая все поведенческие стадии.

Но внезапно раздавшийся голос заставил отвлечься Филиппа от его боли: на пляже появился Пи Эм, до которого дошла новость, и он с высокомерием расспрашивал жандармов. Муж Гвен, точно его зарядили током, прыгнул на него и вцепился ему в глотку.

– Убийца! Ты ее убил!

Ферсену пришлось позвать двух жандармов, чтобы его успокоить, и тот действительно немного пришел в себя, услышав приказ:

– Отведите Пьера-Мари де Керсена в полицейский участок!

– За что? В чем дело? На меня напали, а вы меня сажаете? – возмутился Пи Эм.

Люка остался неумолим, и два жандарма с нескрываемым удовольствием затолкали бурно жестикулирующего Керсена-младшего в фургончик.

Вскоре Ферсену позвонили. Неизбежное произошло. В Ти Керне еще на одном менгире показалась кровь. На том, где, как и на конверте, найденном в машине Гвен, был знак медузы. Морино неистовствовал на другом конце провода: два жандарма, дежурившие в Ти Керне, были атакованы неизвестными преступниками и находились без сознания.

Когда Мари и Люка добрались до менгиров, жандармы уже пришли в себя и могли объясняться. Их сообщение было кратким, как и в предыдущих случаях: они ничего не видели, не слышали, почувствовали сильный удар по голове сзади, хотя на территорию никто не проникал. Первой реакцией Ферсена была проверка видеокамер – они оказались невредимы, а значит, появлялся шанс узнать, каким образом менгирам удается кровоточить.

Взгляды Ферсена и Мари были прикованы к экранам, они включили режим быстрого просмотра.

Изображение первой камеры показывало пространство Ти Керна и две движущиеся фигуры жандармов. Другая камера демонстрировала крупным планом менгир с выгравированным знаком медузы. Внизу каждого экрана мелькали цифры, обозначающие время съемки.

– Гвенаэль ушла из дома после восьми часов, – голос Ферсена выдавал его волнение, – фокус с менгирами должен был произойти между восемью вечера и девятью утра.

– Четыре часа, – комментировала Мари, читая цифры на экране. – Ничего.

Их взгляды беспрестанно пробегали с экрана на экран, а нервозность возрастала по мере того, как мелькали часы, но ничего не происходило.

– Шесть часов, солнце взошло, сейчас мы что-нибудь увидим! Так, наши стражи на местах… Семь часов… Восемь часов… Боже ты мой!

Оба не удержались от возгласа: на их глазах первый жандарм вдруг упал на колени, потом нагнулся вперед и рухнул лицом на землю. Почти сразу же вслед за ним упал и второй.

– Никто их не касался!

– Вот смотри, кровь!

Весь дрожа, Люка перемотал пленку и включил режим обычного просмотра. То, что они увидели, было невероятно: оба мужчины рухнули на землю словно сами по себе, а мгновением позже из менгира потекла кровь без всякого внешнего воздействия. Нет, это было попросту невозможно.

– Этот трюк сводит меня с ума! У меня крыша едет! Я отказываюсь верить в привидения!

– Пленка фальсифицирована, нет никакого сомнения.

Люка поблагодарил Мари взглядом, вынул жесткий диск и сунул в конверт. «Пошлите в лабораторию», – приказал он Анник по внутренней связи.

Он присоединился к Мари, стоявшей у доски, где она фломастерами рисовала шесть менгиров с их символами. Люка взял еще один фломастер и под каждым менгиром написал имя жертвы.

– Жильдас – птица… Ив – краб… Лойк – рыба… Гвен – медуза. Остаются еще два: один для Кристиана, второй… скажем, для «X».

Увидев, что Мари смотрит на символ волны, Люка понял, что она думает об исчезнувшем в море шкипере. И хотя менгир, помеченный волной, не кровоточил, совпадение было по меньшей мере странным. Она всеми силами старалась изгнать из памяти образ Кристиана, забыть его голос, транслированный по телевизионному каналу, когда он, терпя кораблекрушение, обращался к ней с прощальным словом.

Мари перевела взгляд на последний знак и нахмурилась: она была уверена, что где-то видела его совсем недавно, в месте, не имеющем отношения к менгирам.

Анник, пришедшая за конвертом с жестким диском, который ей было приказано отправить в лабораторию судебной полиции, шепнула, что явилась Армель де Керсен, которой не терпится узнать, сколько они собираются держать здесь ее мужа.

– Есть! Вспомнила!

По-прежнему не сводя глаз с символа «солнце», Мари наконец нашла то, что искала. Люка побыстрее выпроводил Анник, не дав ей больше никаких распоряжений.

– Помнишь портрет предка Керсенов в их замке? Кажется, он был главарем береговых разбойников, потопивших «Мэри Морган», Эрвен-Мари де Керсен… На картине изображен медальон с таким же знаком, я уверена!

Люка адресовал ей шутливое поздравление, взял фломастер и под шестым менгиром написал: «Пи Эм».