Текст книги "Развод. Чужая родная дочь (СИ)"

Автор книги: Николь Келлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 33

Натан

– Я не верю, – бормочет Оля, слегка всхлипывая. Ее всё ещё мелко трясет. – Не верю, что все закончилось.

Разворачиваю ее к себе и обнимаю всю целиком. Маленькая такая, хрупкая, но столько силы и решительности внутри. До сих пор этому поражаюсь.

– А придется поверить. Все, все хватит. Все самое страшное позади. Катюша обязательно поправится. И теперь все будет хорошо.

– Лишь бы все прижилось…Иначе я потом даже не знаю, что делать…

– Тшшшш, ну, ты чего? Все это время так держалась молодцом, а теперь чего так расклеилась?

– Не знаю…Откат, наверное…Я себе не позволяла даже думать о плохом, а сейчас расслабилась и расклеилась…

– Все будет хорошо, – твердо повторяю. – Катюша справится, вот увидишь! С такой-то мамой…А теперь пойдем-ка, я отвезу тебя домой. Слышала, что доктор сказал? От-ды-хать! А я, как твой босс, прослежу.

– А разве это входит в обязанности босса? – хитро поглядывает, чуть улыбаясь. Не плачет, и уже хорошо.

– Нет, но это входит в обязанности твоего мужчины…

Приобнимаю Олю за плечи, чтобы она по пути не свалилась от усталости, и, перекидываясь шутками, идем на выход.

Но возле приемного отделения дорогу нам преграждает Марьяна. Оля мгновенно отшатывается от меня, как от прокаженного. Чем и привлекает внимание моей жены.

Марьяна проезжается по ней пренебрежительным взглядом и кривится, отчего у меня кровь в венах вскипает.

– Чудесно…Просто чудесно. Видеть вас в объятиях друг друга становится уже сраной традицией! – на последних словах моя жена повышает голос.

Оля вздрагивает, как от удара. Часто дышит и низко опускает голову, как будто в чем-то виновата. Я чувствую ее волнение и ненавижу себя за то, что по моей вине она оказалась в такой щекотливой и неприятной ситуации. Я должен был сначала развестись с Марьяной, поставить точку, и только потом окунаться в отношения с Олей.

Но держаться подальше от женщины, к которой тянет, у меня не выходит. Две недели командировки это доказали.

– Марьяна, ты забываешься, – прячу ладони в карманах, чтобы глупостей не натворить. – Ты находишься в больнице, а не в цирке.

– Я? Забываюсь? – взвизгивает жена, покрываясь пятнами. – Я что, должна стоять и молча смотреть, как уводят моего мужа из-под носа?!

– Вы извините, – осторожно бормочет бледная, как полотно, Оля, медленно отступая к выходу. – Я, пожалуй, поеду...

– Стоять, – рявкаю, на что она округляет испуганно глаза. И я добавляю куда спокойнее: – Я тебе такси вызову.

– Как это благородно! – ядовито бормочет Марьяна, складывая руки на груди. – Просто любо-дорого смотреть!

– Я никого не уводила, – Оля все же разворачивается и дает отпор моей жене. – У меня дочь болеет, и сегодня ей сделали сложнейшую операцию. Мне сейчас не до отношений! А Натан и его благотворительный фонд – спонсоры этой операции. За что я ему до конца своих дней буду благодарна.

Отвожу Олю в сторону и вызываю машину. Благо, она рядом и будет через две минуты.

– Я поговорю с Марьяной, – произношу тихо, глядя строго в глаза Оли. – Мы сегодня же обсудим наш развод. А вечером мы с тобой созвонимся, поняла?

Она отворачивается в сторону и кусает губы.

– Не сегодня, хорошо? Я действительно хочу поспать.

Стискиваю кулаки. Не хочу ее никуда отпускать! Потому что внутреннее чутье орет: если моя женщина сейчас уйдет, то я потеряю ее навсегда….

– Оля…

– Всего доброго, Натан, – перебивает, отступая спиной к выходу. – Ещё раз огромное спасибо за поддержку.

Оля сбегает. Чувствую, как та тонкая нить, что связывала нас, с треском обрывается. Мне остается только проследить взглядом, как она садится в такси.

Стискиваю челюсти и решительно возвращаюсь к ехидно ухмыляющейся Марьяне. Пришла пора исправлять свои ошибки.

– Что ты здесь делаешь?

– Ищу блудного мужа, который забыл, что он женат!

– Забавно, – хмыкаю. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не встряхнуть женушку и сбить с нее всю спесь. – Особенно, учитывая, что ты сама сбежала к маме, не брала трубки… Ни она, ни ты.

– Потому что не хотела волноваться и решать проблемы по телефону! А нам нужно серьезно поговорить.

Вскидываю брови.

– Вот как. Удивительно, но мне тоже нужно с тобой поговорить. Например, для начала обсудить, какого черта ты решила, что можешь распоряжаться жизнью моей дочери и пытаться сплавить ее в интернат заграницу? Напомню, по документам ты ей никто.

Но Марьяна как будто не слышит меня. Она бросает взгляд на циферблат часов и невозмутимо выдает деловым тоном, будто мы на переговорах:

– Давай это мы обсудим с тобой чуть позже. Сейчас нам нужно быть в другом месте.

– Нам? – вскидываю брови.

– Да, нам, Натан. Идем.

– Зачем?

– Показать кое-что хочу.

Марьяна тянет меня за руку за собой, как телка на привязи. Мы проходим через коридор, соединяющий онкоотделение с корпусом узких специалистов для взрослых. Я даже не успеваю хоть что-то сообразить, как меня затаскивают…в кабинет гинеколога.

– Марьяяяяночка, – тянет врач с широчайшей довольной улыбкой. Но осекается при виде меня. Откашливается, принимает серьезный вид и переключается на официальный тон. – Добрый день, Марьяна Дмитриевна. Присаживайтесь. Что вас беспокоит?

– Что мы тут делаем? – дергаю жену за предплечье на себя. – У меня были чертовски сложные сутки, потрудись объяснить, зачем ты меня сюда притащила?

Марьяна торжествующе обводит нас с доктором, который сверлит ее чересчур внимательным взглядом, и счастливо выпаливает:

– Я тут, чтобы доктор при тебе подтвердил мою беременность.

Глава 34

Натан

Сказать, что эта новость меня удивила, ничего не сказать. Она вызывает у меня самый разный спектр эмоций: злость, раздражение, разочарование.

Но радости ни на грамм.

Так же, как и веры в эту прекраснейшую новость.

Нет, Марьяна никогда не давала поводов подозревать ее в неверности, но вот в нежелании заводить собственных детей – да.

В первые годы, когда у нас все было относительно спокойно и хорошо, я как-то словил себя на мысли, что не прочь завести детей с Марьяной. Даже несмотря на то, что не любил ее.

Вот только жена убедила меня, что это был неподходящий период: мы только притираемся друг к другу, у меня работы выше крыши и нужно обследоваться, прежде чем решиться на этот шаг.

Я принял ее позицию и больше этот вопрос не поднимал.

Все эти годы Марьяна пьет таблетки. По будильнику, не пропуская ни дня. Ставит отметки в приложении в телефоне и периодически дергается, перепроверяя, приняла ли контрацептив.

И тут вдруг.… беременна!

В тот самый момент, когда я принял решение о разводе.

А, учитывая, что Марьяна совсем недавно пыталась избавиться от моей дочери, возникает ощущение, что меня поимели и заставляют играть в спектакле, сюжета которого я не знаю. И это бесит так же сильно, как и вранье.

– Беременна? – переспрашиваю с усмешкой. – Ты?

Моя реакция на прекрасную новость Марьяне совсем не нравится. Ее лицо перекашивает, но она быстро берет себя в руки, и в глазах мелькают слёзы.

– А что, у тебя есть какая-то другая жена? Или, может, ты ждал этой новости от своей любовницы? – на последних словах шмыгает носом и обнимает себя двумя руками.

– Ты таблетки пьешь столько лет. Ну, какой ребёнок, Марьяна?

– Ты что, не рад? – шепчет с надрывом, поглаживая абсолютно плоский живот. – Ты же так хотел ребёнка…

Усмехаюсь, с шумом выпуская воздух в потолок.

Хотел. Пять лет назад. Как-то опоздала ты, дорогая жена, с радостной новостью.

Но и это желание было ошибкой. Также, как и жениться на тебе.

Дети должны быть только от любимой женщины. И точка.

– Прошу прощения, – откашливается доктор, и я вспоминаю, где мы находимся, и что мы тут не одни. – Но если ваша супруга и правда в положении, то я, как ее лечащий врач, запрещаю вам мотать ей нервы. Первый триместр самый важный и самый опасный в период беременности.

Доктор сверлит меня исподлобья. В его глазах проскальзывают злость и недовольство.

– Ещё нужно доказать, что эта беременность существует.

– Смею заметить, что давно доказано, – нудно бубнит доктор, – что ни один метод контрацепции не дает стопроцентной гарантии. Даже вазектомия и перевязка труб.

Марьяна окатывает меня волной ненависти и презрения и цедит сквозь плотно стиснутые зубы:

– Сейчас доктор сделает УЗИ, и мы оба впервые увидим малыша. Надеюсь, после этого ты перестанешь унижать меня своим поведением и недоверием. Мы, – накрывает низ живота ладонью, – этого не заслужили.

Я всё ещё настроен скептично и ни во что не верю, но, чтобы расставить все точки, сажусь напротив большого экрана, рядом с кушеткой.

Доктор предельно собран. Как будто от этого обследования зависит его жизнь. Каждое действие рваное, резкое. Он выдавливает гель на оголенный живот Марьяны. Задерживается взглядом на нем, коротко улыбается и только тогда принимается водить датчиком. Хмурится, пристально вглядывается в экран, сглатывает и как-то растерянно бормочет:

– Вы действительно беременны…

Я, как баран на новые ворота, пялюсь на крохотную точку на экране, что в настоящий момент переворачивает мою жизнь с ног на голову и рушит до основания все планы.

Беременна. Моя жена беременна. И эта точка – наш с ней крохотный ребёнок.

Марьяна находит мою ладонь, обхватывает пальцы. С безумно счастливой улыбкой шепчет, глотая слёзы:

– У нас будет малыш. Наш с тобой…. Родной…

А я впиваюсь глазами во врача, что все также резко и задумчиво протирает прибор и печатает фото на память:

– Какой срок?

– Пять – шесть недель.

Вашу мать!

– Это мы так хорошо и продуктивно на юбилей сходили, – Марьяна стирает гель с живота и хитро улыбается. – Помнишь?

Честно говоря, не очень. Я тогда расслабился здорово, плюс отметили закрытие сделки с Даяном. И, как следствие, вечер помню отрывками.

Но близость с женой помню, да. Наутро Марьяна ещё шутила, что почаще будет меня спаивать – уж очень ей понравилась наша ночь.

Доктор вручает именно мне черно-белый снимок. Разглядываю его и ничего не ощущаю. Абсолютно. Только ловлю себя на мысли, что, стыдно признаться даже самому себе, но впервые я не рад будущему ребёнку.

Глава 35

Оля

Это была паршивая ночь. Она оказалась даже хуже, чем когда я узнала о болезни дочери.

Я вздрагивала и просыпалась, наверно, раз сто. И каждый раз тянулась к телефону. Вдруг я не услышала тот самый важный звонок или сообщение.

Но на экране пусто.

Как итог, наутро просыпаюсь разбитой и уставшей. Как будто вообще не спала.

Я успокаиваю себя, что Натан после долгой командировки, только с самолета. Устал, замотался, или разговор с женой вышел тяжелым. Развод – это непросто. По себе знаю.

Но в глубине души я чувствую, что это конец. Натан – человек слова, он их на ветер никогда не бросает. А раз Петранский не позвонил, то, значит, что-то случилось, что заставило его передумать.

Да и разве было у нас что-то? Один поцелуй и мое необъяснимое влечение – не в счет.

Трясу головой, прогоняю Натана из мыслей насколько это возможно, и иду приводить себя в порядок. Принимаю прохладный душ, чтобы взбодриться, просушиваю волосы и пью кофе на ходу. Переодеваюсь и мчу в больницу к Катюше.

Врач уверяет, что она умница и прекрасно держится после такой операции. Ночь прошла отлично, показатели образцовые. Мое материнское сердце отпускает, но я все равно настаиваю, чтобы мне позволили ее увидеть. Хотя бы одним глазком.

– Поймите, Ольга Павловна, Катюше сейчас нужны стерильные условия. Даже простейшая бактерия может вызвать у нее воспаление, вплоть до летального исхода. За вашей дочерью закреплена медсестра, у нее прекрасный уход. И ей колют успокоительные, чтобы ваша дочь спала как можно дольше и набиралась сил. Сейчас от нас ничего не зависит. Только от Катюши. От ее организма и желания жить.

Я едва не плачу. Запрокидываю голову, а потолок танцует и расплывается.

– Хоть одним глазком…

– Да что с вами делать! – возмущается доктор, всплескивая руками. – Вот упертая, а! Значит, так. Сейчас медсестра даст вам во что переодеться и проводит к палате реанимации. Вы сможете посмотреть на Катюшу через стекло. Это все, что я могу для вас сделать.

– Спасибо, доктор! – в порыве эмоций крепко обнимаю его. – Спасибо!

Я переодеваюсь, надеваю маску. Обрабатываю руки едва ли не по локоть антисептиком и следую за медсестрой к палате реанимации. И буквально прирастаю к полу. Сдерживаю слёзы и улыбаюсь. Кончиками пальцев вожу по стеклу и глажу ее силуэт.

Моя девочка…. Мое родное солнышко…

Такая маленькая, хрупкая, обмотанная проводами и подключенная к круглосуточной капельнице. Сливается с простыней. Слабенькая, но даже с этого расстояния я вижу, как она слабо улыбается, когда ловит мой взгляд. И даже немного шевелит пальчиками руки в знак приветствия.

Большего мне и не надо.

Вот теперь я расслабляюсь окончательно. Выдыхаю и с первыми слезами уходят все страхи.

И именно в этот момент я принимаю самое важное решение для себя.

Я оставлю все, как есть.

Катюша – моя дочь, а я – ее мама.

Биологических родителей я искать не буду. Необходимость в этом благодаря доктору и Натану отпала. А я просто забуду о халатности, которую допустил персонал роддома десять лет назад, и буду любить свою девочку всем сердцем, как и все эти десять лет.

Она моя. И точка.

– Мама рядом. Я с тобой, – шепчу, и Катюша читает по моим губам. Все понимает и моргает, чуть кивая головой. – Ты сильная. Мы со всем справимся. Ты мой боец. Я так тебя люблю…Больше жизни…

Я срастаюсь со стеной и мысленно прошу доченьку скорее выздоравливать, чтобы я имела возможность ее обнять. Шепотом говорю обо всем на свете, а мимо проходящий персонал не обращает на меня внимания. Кто-то даже потом приносит мне стул. Катюша просыпается пару раз за все это время, находит меня глазами, улыбается и даже посылает воздушный поцелуй.

– Ольга Павловна, – на плечо ложится ладонь. Вздрагиваю и вскидываю голову. Растираю глаза кулаками – оказывается, я задремала. – Если вы будете так себя изводить, я запрещу вам приходить к Катюше. Увидите дочь, когда ее переведут в палату.

– Нет-нет, не надо, пожалуйста…

– Тогда сейчас езжайте домой.

– А завтра?

– Завтра придете в это же время. Я предупрежу на посту. Ваше присутствие очень хорошо влияет на Катю. Мы наблюдали за ней весь день, и она прекрасно держит показатели. Что очень важно при ее диагнозе после операции. Как будто вы в каком-то смысле ее лекарство... А сейчас шагом марш – отдыхать.

Вызываю такси и еду домой. Телефон по-прежнему молчит.

Устало поднимаюсь на свой этаж. И замираю на площадке, потому что дверь в мою квартиру приоткрыта, и снизу пробивается полоска света.

Осторожно переступаю порог и как будто попадаю в другую реальность.

Громко переговариваясь на восточном языке, размахивая руками, туда-сюда по квартире снуют люди, визжат дети разных возрастов. Вокруг валяются куча тюков и клетчатых сумок из девяностых. Я как будто на рынок попала.

За несколько часов моя уютная и до блеска начищенная квартира превратилась в бардак, как будто в ней ОМОН проводил задержание.

– А что здесь происходит?! – громко выговариваю, заставив всех обернуться в мою сторону.

Огромный мужчина, напоминающий шкаф, явной восточной наружности тормозит напротив. Сканирует меня сверху вниз с высоты своего роста.

– Ви вообщэ кто? – рявкает с явным акцентом. – Что здэсь делаэте?!

Задыхаюсь от возмущения, открывая и закрывая рот. Долгие две минуты подбираю цензурные слова, но в моем лексиконе остается только словарный запас пьяного сапожника.

– Это я кто?! Это что вы все делаете в моей квартире?!

– Эээээ, нэт, дэвушка, – нагло лыбится, грозя пальцем. – Это моя квартира. У мэня и докумэнты эсть, – достает с верхней полки шкафа и протягивает мне папку.

А я до того, как открыть ее, начинаю догадываться, что произошло…

Глава 36

Оля

Открываю папку и вчитываюсь в каждое слово в документах. От кричаще-черных букв волосы на голове шевелятся. Как цунами, накатывают ужас и неконтролируемая злость на мужа.

Согласно договору купли-продажи, Тарас, пока я боролась за жизнь Катюши, хладнокровно продал мою квартиру пятерым…гостям из ближнего зарубежья. Из них – трое детей.

– У нас все в порядкэ, – гордо заявляет Ариф, судя по договору. – Я шэсть лэт работал, чтобы заработать на эту квартиру. Чэстным путем. Днем – на рынкэ, ночью – в такси. И вот, – с гордостью оглядывается на семейство, – наконец-то всю сэмью из Таджикистана пэрэвез. Старший мой, – треплет пацаненка, что буравит меня черным взглядом, по волосам, – вот в школу пошел, в пэрвый класс.

– А вы знаете, что это моя квартира?! – вырывается у меня на грани истерики.

– Нэт, нэт, вы ошибаэтэсь! Мы видэть докумэнты! Всё хорошо! Там написано мужчина! Пэтровский! – стучит пальцем по папке.

– Да, Тарас – мой муж, – согласно киваю. – Но он забрал у меня эту квартиру преступным путем...И нечестно продал ее!

Договорить мне не дают.

Все присутствующие женщины и дети в один голос начинают галдеть на своем языке, яростно размахивать руками, грозить мне кулаками и наступать. Того и гляди, разорвут на месте без суда и следствия.

– Тиха-тиха, – успокаивает всех мужчина одним взмахом руки, жестко добавив что-то на своем диалекте. Возмущающиеся замолкают, но прожигают меня враждебно, со злостью. И все равно остаются начеку, готовые кинуться в любой момент и растерзать меня же за мои квадратные метры. – Зачэм заставляэшь нэрвничать мою семью? Мама у меня старэнькая. Все докумэнты провэрял спэциально обучэнный человэк. Он сказал, что всё хорошо. Иначе бы мы нэ смогли купить эту квартиру. Докумэнты у нас есть, гражданство – есть. Прописка есть. Все по закону. Так что уходи.

От обиды ладони зудят и самопроизвольно сжимаются в кулаки. Получается…я – бомж? Куда мне идти на ночь глядя? Что делать?!

И самое главное – куда я приведу своего ребёнка, когда она выпишется из больницы?! На лавочке будем ночевать?

– Вещи мои где? – сиплю. Горло дерет, в носу свербит. И меня просто трясет от очередной жизненной оплеухи. – Ещё с утра здесь повсюду были мои вещи. Я хочу их забрать.

– Нэт их, – на ломаном русском злобно выплевывает таджичка. Буквально режет меня злым черным презрительным взглядом. Как будто это я, а не она та самая «понаехали». – Хозяин сказал мусор. Выбросить. Отнэсти их на помойку.

– Что?...– выдыхаю. Задыхаюсь. Резко перестает хватать кислорода. Катюшины вещи на помойку?! Ее игрушки? Ее поделки, которые я трепетно собирала с самого детского сада?! А ее открыточки на Восьмое марта и День Матери? А мои драгоценности?! – Да как вы посмели?! А, ну, пустите! Я хочу забрать свои вещи! Или вы себе их присвоили?!

Бабы снова начинают галдеть и, похоже, проклинать меня. От этого разноголосия у меня в правом виске зарождается мигрень.

– Ти что, нас обвиняэшь в воровствэ?! – грозно тянет главарь клана, нависая шкафом надо мной. Давя своим «авторитетом» сверху. – Нам чужого нэ надо! Хозяин сказал выбросить – мы выбросили. Только мэбэль и посуду оставили, мы за них дэнэг заплатили. Уходите, иначе я полицию вызову. Вы тут никто, а я – хозяин, – трясет папкой.

И набор посуды, который моя мама дарила, который так мне дорог, как память, паршивец тоже продал…И кружку, которую мы с Бусинкой, моей подопечной, вместе раскрашивали….

Урод.

Мне приходится развернуться и уйти в никуда.

Глотая слёзы, воровато оглядываясь, бреду к помойке. Благо, мусоровоз сегодня не приезжал, и пакеты и коробки с нашими вещами нахожу возле контейнеров. Что-то уже вытряхнуто в контейнер, и вещи безнадежно испорчены.

Перетаскиваю все, что уцелело, обратно к подъезду и…плюхаюсь на лавку. Не знаю, что делать дальше. Куда идти в ночи?! Не в больницу же со всеми этими вещами!

Прячу ладони в карманы и нащупываю связку ключей. Достаю их, и в руке поблескивает ключ от квартиры Миры. Несмотря на поздний час, незамедлительно набираю соседке и вкратце обрисовываю ситуацию. Прошу хотя бы в коридоре подержать вещи до завтра.

– Конечно! – с жаром выпаливает Мирослава. – Ты вообще можешь пожить столько, сколько хочешь! Тут такое дело…В общем, мы с Бусинкой к Даяну жить переехали..

– Ух ты! Я так за вас рада!

– Это ничего не значит. Просто я травмировала ногу, да и Бусинка очень к папе привязалась. Просто ради удобства. (прим. автора: кто ещё не знаком с Мирой, Даяном и очаровательной Бусинкой, предлагаю заглянуть в историю «Бывший муж. Настоящая семья для Бусинки». У истории есть первая часть «Сделка с боссом. Фальшивая семья».)

– Ну-ну….

Мы ещё пару минут болтаем о последних новостях, я рассказываю о Катюше, и мы тепло прощаемся. Следующие двадцать минут я перетаскиваю вещи в квартиру Миры. Настолько выматываюсь, что падаю на диван прямо в одежде, да так и засыпаю.

Утром первым делом привожу себя в порядок и еду в полицию.

Но ничего хорошего мне там не говорят. А повторяют лишь то, что я услышала от Тины Романовны.

– Вы сами подписали доверенность, – тяжело вздыхает оперативник. – Собственноручно. Свидетелей у вас нет, доказать, что ваш супруг ввел вас в заблуждение, невозможно. Нам очень жаль. Мы даже заявление у вас принять не можем, так как состава преступления нет.

Потеряв всякую надежду на справедливость, выползаю на улицу и решительно иду к автобусной обстановке.

Что ж, нужно навестить мужа. Он перешел все границы.