Текст книги "Седна (СИ)"

Автор книги: Никита Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Ваше преосвященство! – попытался докричаться до епископа Ник. – Ответьте!

Но рация выключилась так же внезапно, как и активировалась.

Пилот обхватил голову руками и стал всерьёз задумываться о божественном или дьявольском происхождении этого места. Вдруг, то место, где сейчас находится святой отец – Ад, а поля и леса с коттеджами – Рай?

– Нехорошо без спросу в дом чужой входить, – заговорил неожиданно появившийся на пороге старик в жёлтом халате. В его зубах всё так же незыблемо дымилась старая деревянная курительная трубка.

– Нехорошо исчезать во время беседы, – буркнул Ник в ответ, не поднимая головы и продолжая пить пиво мелкими глотками.

– Какую гадость ты пьёшь, юноша! – поразился хозяин, подойдя к гостю и протягивая ему бутылку пива одной из самых дорогих марок во всей вселенной. – Вот, отведай лучше этого.

Пилот недоверчиво взглянул на мужчину и, поколебавшись несколько секунд, всё‑таки принял подарок.

– Меня зовут Филипп Огансон, – старик присел в кресло подле кровати. – А как твоё имя?

– Ник. Ник… вроде бы Рэмми. И я в печали.

– О, я тоже был в печали, когда впервые попал сюда.

Ник моментально оживился:

– Вы не представитель шедоуцев?

Филипп громко рассмеялся:

– Кого–кого?

– Ну, это я так назвал местных – шедоуцами…

– Брось. Нет никаких шедоуцев. Всё гораздо запутаннее, чем ты думаешь, и для среднестатистического гражданина галактики вовсе непостижимо. Я попал сюда восемьдесят лет назад на колонизаторском корабле.

– Сколько–сколько лет назад?

– Восемьдесят… ну, восемьдесят два года назад.

Ник хмыкнул:

– Вы неплохо сохранились.

– Ещё бы. Ты ведь терзаешь себя догадками, почему здесь пропадают люди и отчего всё вокруг так похоже на Землю, верно?

– Чёрт возьми, – хлопнул себя по лбу пилот. – Мой друг, священник, сейчас в Аду…

– В Аду? – изумился Филипп. – Ох, хреновые страхи у твоего друга, хочу заметить. Но забудь же о нём – он уже обречён.

– На что обречён? И причём тут страхи?!

– На смерть, конечно же. Смерть – самое милосердное, что он может сейчас получить в награду за то, что прибыл сюда. А страхи… во–первых, ты должен успокоиться, иначе мой рассказ ты воспримешь как бред сумасшедшего и с дикими воплями пулей бросишься отсюда прочь.

– А во–вторых?

– Во–вторых, устраивайся поудобнее и отбрось все сомнения. В данной ситуации сомнения – твой самый злейший враг. После страха, разумеется.

Ник закинул ногу за ногу и одобрительно махнул рукой:

– Валяйте. Я готов.

– Мне нравится твой настрой, юноша. Только благодаря ему на этой планете можно остаться в живых. Точнее сказать, не на этой планете, а с… ох, как. Столько лет здесь живу, а сформулировать свои мысли по поводу Шедоу до сих пор не могу. В общем‑то, нет никакой планеты, ясно? Вообще нет.

– То есть, как это – нет? Где мы сейчас находимся?

– Я же говорил, это слишком сложно для человеческого понимания. Ладно, будем считать, что планета есть, и она находится в системе Амадей. Так?

– Ну, предположим.

– Предположим, что до появления человека здесь уже жили разумные существа. Когда я говорю о появлении человека, я имею в виду зарождении его как расы.

– Предположим, – кивнул Ник, залпом осушив полбутылки пива, подаренной ему Филиппом.

– И я имею в виду сейчас не тех зелёных человечков, которые, по твоему мнению, живут на Шедоу. Я говорю о шаркеттах.

– Кто бы сомневался, – презрительно фыркнул пилот. – Они у меня костью в горле сидят.

– И не только у тебя одного, юноша. Шаркетты – древнейший народ, знающий стократ больше людей. Сколько, ты думал, разумных рас в известных нам пределах вселенной?

– Ну… шесть? Вроде бы. Но я встречался только с тремя из этих рас.

– А их гораздо больше. Гораздо – это в миллионы раз больше, понимаешь? В миллионы!

– И почему же они не объявляются? Не хотят идти на контакт?

– А ты представь себе ситуацию. В лесу есть муравейник. В нем живёт бесчисленное количество насекомых одного вида. Они построили сложную систему коридоров, имеют некое подобие общества. И вот, муравьи этого вида столкнулись с другими представителями своего класса, и решили пойти против них войной. Они убивают друг друга, воруют и поедают личинки, рушат колонии – и всё это вполне естественный процесс. Победивший вид получает право развиваться дальше, но мирное время не может продолжаться вечно – вскоре начинается новая война. И так раз за разом, столетие за столетием, сотни тысяч колоний бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть. Нет предела этим баталиям, всё начинается снова и снова.

– И?

– И тут приходит в лес группа учёных–мирмекологов. Они вскрывают муравейник, забирают несколько особей, проводят над ними эксперименты. Узнают о них много нового. В общем, мучают их по полной программе, не заботясь о маленьких насекомых. Кому какое дело? Подумаешь, даже если вымрет пара видов – что будет? Ничего. Мир не изменится. Но ведь так интересно наблюдать за копошащимися в своих колониях муравьишками!

– Ну, к чему это всё? Я не очень‑то люблю загадки разгадывать, если честно…

– Так вот, представь, что один маленький муравей – это ты.

– Я, кажется, начинаю понимать, к чему вы клоните. Те учёные, что проводят над насекомыми опыты, это шаркетты?

– Боже упаси, – рассмеялся старик. – Шаркетты – это иной муравейник, другая система.

– Тогда объясните мне так, чтобы я понял. Пожалуйста.

Пустая пивная бутылка метким броском была выброшена в открытое окно.

– Учёные для муравьёв – это те расы, что не идут с нами на контакт. Точнее, идут, но только с некоторыми, коих единицы. И то только для собственных целей, мотивы человечества–муравьичества их вообще не колышут.

– А Шедоу?

– А что Шедоу? Если для муравья человек – словно неведомый бог, Шедоу для них – один огромный муравьед. Который, кстати, для высших рас интереса представляет даже меньше, чем насекомые. Наверное, потому, что планета–тень уже существовала за миллиарды лет, прежде чем высшие вообще осознали, кем являются.

– Я вас не понимаю…

– А я предупреждал, – развёл руками Филипп. – Но не печалься – понимание придёт к тебе. Очень скоро. Обрушится не несокрушимой лавиной, выбьет из твоей головы последние сомнения, и тогда… кхм… вот, скажи мне, юноша, как ты сюда попал? Новая волна колонизаторов?

– Вообще‑то нет. Это долгая история, очень странная и запутанная.

– У нас есть время. У нас есть вечность.

Ник некоторое время колебался, борясь с желанием встать и уйти на поиски оставшегося в живых после падения епископа, но словно чья‑то тяжёлая рука держала его, не давая сдвинуться с места.

И пилот рассказал всё. О том, как пережил собственную смерть. О покупке, а, точнее, бесплатном приобретении «Панацеи». О том, как дал своему бортовому компьютеру механическое тело на Виктории. О событиях на Колорадо и Тризисе. О его полёте на Дирт Пул и сборе боевого звена. О прибытии сюда, на Шедоу. О том, что всё пошло совсем не по плану. О страшной бледной девочке.

Ни один мускул на лице старика даже не дрогнул. Он ничуть не удивился услышанному, словно подобное происходило у него по нескольку раз в год.

– Мне всё ясно. Я могу тебе объяснить всё, юноша, если ты захочешь это услышать.

– Под ещё одну бутылочку пива – с удовольствием, – усмехнулся Ник и тут же замер с открытым ртом: Филипп щёлкнул пальцами, и в его руках появилась новая порция элитного алкогольного напитка. Бутылка перекочевала в объятия пилота, и тот дрожащим голосом спросил: – Как?!

– Просто пей.

Пилот, приложившись к пиву, стал внимательно слушать новый рассказ Филиппа, стараясь не упустить ни малейшей детали.

– На Шедоу нет разумной жизни. Шедоу – и есть разумная жизнь в каком‑то смысле. Да–да, не делай такие глаза – я предупреждал, что услышанное тебе не придётся по нраву. Шедоу – это физическое воплощение самого неприятного чувства – страха. По каким‑то неведомым причинам, страх, принявший обличие планеты, желает вырваться на свободу. Но этот муравьед сейчас очень слаб, юноша, да настолько, что ему приходится прибегать к помощи маленьких муравьёв, таких как ты или я.

– Я не муравей, – слегка обиженно отозвался Ник.

– Разумеется. Это всего лишь сравнение.

– Шедоу убивает страхом. Точнее сказать, проверяет. Если человек или иное другое разумное существо, попавшее на планету, переживает свои самые страшные фобии, то он становится новым вместилищем для всего этого маленького театра. Сам того не понимая, человек вмещает в себя все людские страхи, которые вообще можно себе вообразить, и летит к остальным представителям своего вида. Там из него и вырывается эта кутерьма, мгновенно убивая всё живое, воплощая страхи в реальность. Заметь, какой сервис: к каждому умирающему подходят отдельно, высматривают в его черепушке самые потаённые фобии и вытаскивают их наружу. А теперь слегка отвлечёмся. Я незнаком с твоей командой, с твоим звеном, но хочу спросить: как думаешь, кто из них имеет самые ужасные страхи? Самые невообразимые, и, порой, опасные для окружающих в данных условиях?

– Епископ?.. он говорил, что видит Ад…

– Мне жаль святого отца. Но своим жизненным путём он сам выбрал собственную фобию. И вряд ли отец Эдвард продержится, как ты говоришь, в Аду дольше нескольких часов, хотя, всё зависит от того, как он себе это место представлял.

– Стоп! Вы говорите, что люди без фобий переносят страх на другие планеты. Так?

– Не люди, а человек. Это одноразовый процесс, переносчик транспортирует сразу всю сущность этой планеты. Но! Но всё это только теоретически. Практически же ещё ни один счастливчик не выбрался с Шедоу, даже имея возможность вместить в себя Страх.

– И почему же?

– Я, как видишь, жив–здоров. Так уж вышло, что я однажды поборол свою фобию, и стал пригодным для их целей. Да только вот выбираться отсюда мне было не на чем. Корабль разбился, а…

– Вы ведь создаёте предметы из ничего! Как так? Разве вы не можете создать судно?

– То‑то и оно, что не могу. Шедоу, словно извиняясь передо мной, подарила мне возможность жить целую вечность, а также воссоздавать всё, что я помнил в той, ещё человеческой жизни. Но и тут есть загвоздочка: лишь зная предмет от корки до корки, я смогу его представить и перевести в реальность. Строения межзвёздных кораблей, увы, я никогда не знал. Зато мне посчастливилось побывать отменным пивоваром…

– И вы выбрали именно такую жизнь? Земля, Солнце, зелёная травка… и три коттеджа?

– Это самые приятные воспоминания за всю мою жизнь. В земном аналоге этого места мы отдыхали всей семьёй. Я, жена, сын с внучкой…

Ник обхватил голову руками, сдерживая наступающую боль. Боль от новой и чересчур абсурдной информации.

– А что насчёт шаркеттов, – продолжал старик. – Я считаю, что они всё знают о Шедоу, и страстно желают выпустить Страх «погулять» по человеческим планетам. Но по каким‑то неведомым мне причинам они этого сделать не могут, вот и хватаются за каждую возможность, вроде тебя и твоего робота.

– Теперь обо мне и роботе. Почему именно Седна? И отчего она стала разумной?

– Видимо, из тех людей, что приземлились на – как там? Ах, да! – на «Панацее», не осталось в живых никого. Вот Страх и наделил разумом твою знакомую, чтобы та смогла стать вместилищем. Но что‑то пошло не так, и Седна, а, точнее, «Панацея» вырвалась и улетела.

– Это объясняет то, что планета зовёт её обратно. Да уж… а что с девочкой?

– Вот тут я не до конца уверен. Но знаю точно наверняка: она – телесное воплощение планеты, представшее перед тобой. И ты с ней ещё встретишься, юноша, я уверен. Только… только сможешь ли ты улететь?

Пилот покачал головой:

– Мой корабль разбит вдребезги. Хотя… Седна! Чёрт, да она же знает конструкцию «Панацеи» как свои пять пальцев, и…

– Ты знаешь, где она?

– Нет…

Филипп протянул собеседнику очередную бутылку пива:

– Тут уж ничего не поделаешь. Бледная девочка ещё придёт за тобой и заставит испытать твой самый страшный кошмар. Не выдержишь – умрёшь. Выдержишь – останешься здесь, как я, так как не сможешь улететь. Кстати, кроме меня на Шедоу в своих собственных мирках живут сотни обречённых на вечность людей…

Ник мгновенно оживился:

– И их можно увидеть?

– Конечно. Меня же ты увидел. Правда, я не знаю, каким образом, но всё же. Надо только знать, куда именно направляться, и путь сам выведет тебя к точке назначения. Но зачем тебе это?

– Я должен найти своё звено, – решительно заявил пилот. – Найти рухнувший авианосец и либо убедиться в смерти экипажа, либо помочь выжившим. Это мой…

– Долг?

– Это мой фатум. Это мой рок.

Ник встал с кровати и, кивком попрощавшись со стариком, выбежал из дома.

– Глупый, – прошептал в след Филипп. – Я всё правильно сделал?

– Правильно, – отозвался из пустоты тоненький детский голосок.

* * *

Он не понял, как очутился здесь. Ник просто бежал по автомагистрали, целиком и полностью погрузившись в мысли о Седне, сконцентрировавшись на её образе. «Она не должна была погибнуть! Не могла! – думал пилот, выбиваясь из сил».

Внезапно летний земной пейзаж сменился снежным. Повсюду шла страшная метель, ноги по пояс вязли в сугробах, а температура была стала низкой, что Ник мгновенно окоченел.

– Т–т-триз–зис, – сквозь зубы прошипел Пилот. – Это всё ненастоящее. Холод ненастоящий. Этого просто нет!

И, что странно, холод действительно отступил. Нет, отголоски его, конечно же остались, но дискомфорт волшебным образом исчез. Ник смекнул, что таким же образом можно увеличить обзор и попытался представить себе бесснежную равнину, но в этот раз у него ничего не вышло. Пилот пожал плечами и прикрыл лицо ладонью – ветер оставался всё таким же сильным, заставляя глаза истекать горячими слезами.

И всего через несколько минут он вышел прямо к обломкам «Персея».

– Твою ж мать…

В разгромленном состоянии авианосец казался ещё более величественным, чем в целом и рабочем. По крайней мере, именно чувство восхищения возникло у Ника, едва он смог рассмотреть сокрытую в пурге фигуру «Персея». Повсюду лежали разрозненные детали самых разных размеров, начиная металлическими болтами и заканчивая огромными пластами корабельной обшивки. Но самым неприятным зрелищем оказались трупы экипажа, разбросанные по всему разрушенному авианосцу. Большинство сгорело заживо, и их останки лежали в самых разных позах: стало ясно, что перед смертью все они безумно мучились. Некоторые были лишены конечностей – руки, ноги и даже головы встречались отдельно от тела. Алая, словно заря, кровь, застилала всё вокруг.

Засмотревшись с поражённым видом на мертвецов, Ник не сразу заметил стоящую неподалёку бледную девочку, отчётливо видимую даже в такую погоду.

– Эй, ты, – закричал пилот. – Не вздумай исчезать! У меня к тебе, сволочь, несколько вопросов!

Но девочка, едва заметно улыбнувшись, тут же растворилась, оставив бывшего капитана «Панацеи» наедине со своим страхом.

Ник забрался на огромную балку, торчащую из снега, чтобы лучше рассмотреть степень разгрома. Хотя, смысла в этом особого не было: корабль восстановлению явно не подлежал. Возможно, поработай над ним в течение года команда механиков, они смогли бы привести его в мало–мальски годный вид, но у Ника не было в запасе ни бригады рабочих, ни времени.

Забравшись на самый верх балки, пилот стал отчаянно вертеть головой в поисках Седны. Ничего, что могло бы напоминать девушку или её останки в пределах видимости не находилось, и Ник, спрыгнув вниз, медленно залез сквозь дыру в обшивке во всё ещё горящий остов авианосца.

Внутри было темно, глаза к недостаточности света привыкли не сразу. А когда привыкли, было уже поздно.

Из темноты, сидя перед чьим‑то обгоревшим и обглоданным телом, истекала слюной белая, как снег, Санджана. Она взглянула на пилота горящими красным злобой глазами, и из её оскалившейся пасти упал на покрытый копотью пол кусок окровавленной человечины.

Собака зарычала, пока не предпринимая никаких действий, но Нику было достаточно и этого. Из него будто вытягивали наружу самый ужасный кошмар – боязнь собак, кинофобию.

Пилот замер, как вкопанный. Он молча наблюдал за тем, как Санджана оттолкнула от себя изгрызенное тело и медленно, но решительно направилась в сторону Ника. Страх залил глаза, лишив дара речи и заставив тело застыть на месте.

– Причём тут я? – проскочила в его голове вполне резонная, но слегка несвоевременная мысль. – Я ведь… чёрт… долбанные шаркетты! Меня‑то зачем?!

Собака оскалилась, исторгнув злобное рычание. Её тело сжалось, словно пружина, и всего через мгновение она прыгнула. И вот она уже летит, выпустив вперёд когтистые лапы, раскрыв усеянную окровавленными зубами пасть. Время для Ника замедлилось в сотни раз, колени усиленно затряслись, а пальцы сами собой сжались в кулаки. Но в то же время пилот каким‑то образом понимал, что сдвинуться с места, а уж тем более применить силу против своего страха он не сможет.

Ник крепко зажмурил глаза, уже чувствуя возле своего лица пахнущее смертью дыхание Санджаны.

Громом на уши обрушился оглушительный выстрел. Пилот ещё долго не открывал глаз, чувствуя и слыша, как сбитое с траектории прыжка тело собаки улетело в сторону и врезалось во что‑то металлическое. Вытерев с лица кровь Санджаны, он рискнул взглянуть на своего спасителя, уже догадываясь, кто им может быть.

А, увидев ту, которая спасла его от верной смерти, Ник истерически рассмеялся и прошептал её имя одними лишь губами.

Глава десятая
Инферно

– Седна…

«Чёртов Вишну знал всё наперёд, – мысленно усмехнулся Ник. – И, похоже, даже умер только для того, чтобы отдать нам собаку, при помощи смерти которой я должен был избавиться от страха. Звучит по–идиотски, но… и на чьей он был стороне? Явно не на нашей. Может, шаркеттам помогал, или был игрушкой планеты–тени?»

Объятья длились целую вечность. Они просто стояли посреди обломков, усеянных трупами, обняв друг друга, слушая лишь завывания ветра. В тот момент Ник понял цену молчания.

И всё остальное стало вдруг неважным. Во время безмолвия им было плевать на пропавших без вести Александра и Дина. Их не волновала судьба медленно умирающего в собственном Аду епископа Эдварда. В конце концов, они даже не думали о своей собственной дальнейшей судьбе.

Для Ника существовала только Седна. Для девушки существовал только её капитан. И всё. Ни капли лишнего. Но любым объятьям рано или поздно приходит пора испариться в воспоминаниях. Отстранившись от Седны, Ник сел на нечто, бывшее раньше частью корабля, проницательно взглянул на свою спутницу и рассказал ей всё, что узнал. Та слушала, не перебивая, до самого конца, лишь иногда отводя взгляд в сторону.

– Ты ведь знаешь конструкцию «Панацеи», верно? – жалостливым голосом спросил пилот. – Пожалуйста, скажи мне, что знаешь. Иначе я застрелюсь прямо сейчас – не хочу быть вместилищем для хрени, способной уничтожить человечество.

– Да–да, знаю я. Но на починку потребуется время… и причём немалое.

– Ты ещё не поняла? Здесь не существует времени! Есть только отсчёт до смерти, следом за которым вступает в свои права вечность. Ты же помогла мне избежать гибели. Что это значит? То, что теперь я – потенциальный резервуар для Страха. И я хочу улететь отсюда прежде, чем он в меня заберётся.

– А обо мне ты не подумал? Я свой страх уже пережила. Чёрт, да я почти умерла самой настоящей человеческой смертью, как вдруг появился ты и спас меня!

– Спас тебя? Ты ничего не путаешь?..

Седна вздохнула:

– Знаешь, почему меня нашли в космосе абсолютно обездвиженной? Ну, то есть, не меня, а «Панацею».

– Откуда мне знать? Ты никогда об этом не говорила.

– Потому что вместе с разумом эти ребята с Шедоу внушили мне фобию, пожалуй, самую страшную из всех, которых я только могу представить – это страх одиночества. Тогда я взлетела да так и застыла в невесомости, боясь пошевелить стабилизатором. Меня трясло, понимаешь? Трясло от страха, хоть я тогда даже тела не имела!

Девушка присела рядом с капитаном, опустив голову:

– И сейчас я боялась, что умру одна–одинёшенька среди всего этого… Ада.

– При приобретении фобии каждому по Аду в подарок, – грустно усмехнулся Ник. – Ты сможешь починить корабль за мгновение, осталось лишь понять, каким образом это возможно сделать. Может, придётся вернуться к старику Филиппу и расспросить его об этой наверняка не такой уж значимой в данном месте тайной.

– Тогда чего мы ждём? – Седна резко встала и схватила рядом лежащий карабин, передёрнув затвор. – Идём к старику и улетим отсюда как можно скорее!

Пилот печально взглянул на девушку снизу вверх и задумчиво хмыкнул:

– Я ведь не шаркетт. У меня есть чувства. Ты знаешь, для чего я собирал звено?

– Ты никому об этом конкретно не говорил. Ну, намёками только… может, потому, что звеном ты можешь уничтожить целую армию врагов?

– Если бы. Я просто хотел чувствовать себя увереннее, зная, что меня кто‑то прикрывает. А теперь всё это рухнуло к чертям собачьим, оставив лишь раскаяние о содеянном. Я не должен был брать никого с собой, понимаешь? Никого!

– Даже меня?

– Кроме тебя – никого. И я просто обязан их спасти…

– Да очнись ты уже, наконец! Тебе никого не спасти! Возможно, даже себя!

Ник схватился за голову, тихонько заскулив от непонимания дальнейших действий. Седна, видя состояние своего капитана, опустилась перед ним на одно колено и взяла его ладони своими.

И вновь наступило время молчания. И снова оно длилось целую вечность. Каждый думал о своём, друг о друге, вспоминая прошлое и проклиная будущее. Впереди была лишь непроглядная тьма страха.

Так они и сидели, держась за руки, пока с той стороны обшивки разбитого авианосца не послышались чьи‑то тяжёлые шаркающие шаги.

– Тсс, – Седна с кошачьей грацией подкралась к дыре в обшивке, держа наготове карабин. Ник моментально развернул в боевое положение лук, наложив на тетиву травматическую стрелу с тупым наконечником, лишь парализующим цель на несколько минут. Он здраво рассудил, что если в проёме появится та девочка, то медлить он не будет и сразу же заставит её заплатить за своё присутствие, после чего устроит добротный допрос с пристрастием.

– Эй, есть кто? – раздался чей‑то до боли знакомый женский голос. – Эй! Выжившие присутствуют?! Мне нужна помощь!

Наконец, девушка, зовущая на помощь, оказалась в проёме. Ник, не медля, спустил тетиву и, тут же выпрыгнув в дыру в обшивке корабля, подбежал к упавшему в снег женскому телу. Хлопнув себя по лбу, он раздосадовано взглянул на подоспевшую к нему спутницу.

– Как же тесен этот мир, – буркнула Седна, закидывая карабин за плечо, глядя на незваную гостью.

Перед ними лежала, закатив глаза, ничуть не изменившаяся после их предыдущей встречи, Лейла Стоун.

Ник так пристально разглядывал федералку, что не заметил стоящую поодаль женщину лет семидесяти на вид, а, увидев её, вздрогнул.

– Кто вы? – резко бросил он, догадываясь, но не веря в это.

– Ли… Лилиан, – с трудом ответила старуха и подошла к путникам, прежде чем без чувств упасть к ним под ноги.

– Знаешь, – буркнул пилот, взглянув на Седну. – А ведь будет что вспомнить и рассказать внукам, верно?

Лейла очнулась лишь через четверть часа, хотя парализующее действие стрелы было рассчитано на гораздо меньшее время. Может, всему виной была полнейшая неспособность девушки противостоять вообще какой‑либо напасти? Всё дело в её настрое?

Обоих путники затащили внутрь авианосца, уложив на ровном листе покрытого пластиком металла. Старуха, назвавшая себя Лилиан, во что Ник отказывался верить, практически не дышала, лишь изредка вздрагивая от коротких конвульсий. А когда пришла в себя её дочь, то тут же начались крики и неуместные угрозы:

– Ублюдок! – закричала федералка. – Да я… да мы такой путь проделали, чтобы просто узнать, куда ваше величество изволило направиться, а ты сразу стреляешь! Ублюдок! Убью!

И, в доказательство своих слов, девушка резко вытащила из кобуры пистолет, ствол которого был сразу же направлен в сторону Ника.

– Из‑за тебя я потеряла драгоценные минуты. И я не…

Кулак Седны со всего размаху врезался Лейле чуть выше виска. Девушка, забавно ойкнув, тут же свалилась на колени, выронив оружие и схватившись за голову обеими руками.

– В следующий раз вырву глаза, – пригрозила Седна. – А теперь рассказывай всё, да поживее.

– Тебе легко угрожать! – завопила Лейла. – У тебя ведь нет на руках умирающей матери!

– Она не твоя мать, – невзначай заметил пилот.

– Моя. И это не обсуждается! И ей нужна помощь… я не знаю, что с ней происходит.

Ник склонился над лежащей без сознания женщиной и задумчиво почесал подбородок:

– Похоже, я знаю, в чём дело. Твоя «мамуля» больше всего на свете боялась то ли умереть от старости, то ли страшилась одной мысли о преклонных годах своей жизни.

– О чём ты говоришь?.. Я… она просто стала меняться на глазах! Наш корабль разбился в какой‑то лесной глуши, и, очнувшись, я первым делом увидела изрезанное морщинами и покрытое огромными волдырями мамино лицо. А потом, когда мы вышли на какую‑то дорогу, я стала замечать, что мама стареет на глазах! И вдруг дорога сменилась… тем, что я сейчас вижу перед собой.

Пилот в двух словах обрисовал девушке всю ситуацию, выждал, пока та не разгребёт полученную информацию по полочкам в своей голове, и сразу же перешёл к интересующим его вопросам:

– А теперь о насущном. Какого хрена вы полетели за нами?

– Тогда, после нашей с вами встречи на Колорадо, шаркетты доставили нас на…

– Шаркетты, – сплюнул на пол Ник. – Везде они! Чёртовы чужие лезут во все дела, которые их совершенно не касаются!

– …они доставили нас на Викторию, предоставили жильё и некие привилегии.

– Привилегии?

– Да. У них там настоящая война! Точнее сказать, бойня. Они порабощают или убивают людей, которые не могут оказать им достойного сопротивления. А из‑за того, что викторианские города находятся в толще воды, армия федерации подобраться к ним не может. Но нас они не трогали, предоставив выбор: либо улететь с планеты, куда глаза глядят, либо стать их помощниками.

– И в чём же столь могучим шаркеттам требовалась ваша помощь?

– В агитации. Мы должны были изображать, мол, как же нам хорошо живётся в стане врага. «Уважаемые господа заключённые, не изволите ли присоединиться к нашей предательской братии?». Тьфу! Уроды…

– И чёрт знает, какой из врагов сейчас самый опасный, – хмыкнула Седна. – Шаркетты, федерация или… Шедоу.

– Кстати, о Шедоу, – Ник отряхнул одежду от покрывшего её инея. – Пора.

– Пора? – обеспокоенным голосом произнесла Лейла. – Что пора? Куда пора? Моя мама… ей нужна помощь!

– Бог ей в помощь, – отстранённо махнул рукой пилот, сквозь отверстие в обшивке авианосца покидая убежище.

Седна пожала плечами, взглянув на дочь Лилиан, и двинулась следом за своим капитаном.

– Ублюдки! – кричала вслед Лейла. – И вы даже не хотите узнать, зачем мы вас искали?!

– Уже плевать, – отозвался Ник. – Зачем бы ты нас не искала, всё это уже стало совершенно незначительным.

– Я убью тебя, слышишь?! Убью!

Но пилот уже не слышал. Он пробирался сквозь толщу снега вперёд, не зная, что его там ждёт. Где‑то позади него спешила Седна, подгоняемая угрозами и руганью Лейлы.

– Ты что, вот так бросишь их? – догнав Ника, искренне изумилась девушка–робот. – Они же люди…

– А я что, не человек? А моя команда – не люди?

Дальше шли в молчании, не обращая внимая на сильнейший ветер и страшную пургу, на практически непреодолимые сугробы и всё нарастающее напряжение. Пилота согревали разные мысли, порой невыполнимые, но подчас ужасные и морально недостойные. Он представлял, как, выбравшись с Шедоу, надирает задницы федералам, расчленяет командора Блехера, расставляет шаркеттов у расстрельной стены, и при этом злорадно усмехается. Любой психолог, узнавший о намерениях Ника, уже вызвал бы бригаду санитаров из ближайшей психбольницы. Но – увы! – на Шедоу не было ни психологов, ни санитаров, ни психбольниц.

И внезапно снег начал таять прямо под ногами. Пласты сугробов стали быстро истончаться, а вьюга постепенно утихала, прекращая свои завывания. Всего за несколько минут идеально белое небо сменило свой оттенок на тёмно–бардовый, а горизонт застлали грузные чёрные тучи. Очертания гор стали неимоверно чёткими, а зона видимости расширилась до предела, несмотря на возникший прямо из‑под земли лютый смог. Поверхность, по которой шли путники, полностью избавилась от снега, представившись перед Ником и Седной крупной чёрной галькой. Кое–где стали заметны сожжённые до основания остовы гигантских деревьев, окружённых горами серого пепла, а завывания ветра и звуки падающего снега сменились рёвом сотен тысяч испытывающих неимоверные страдания глоток.

– Ад, – констатировал Ник, накладывая на тетиву стрелу с лазерным наконечником.

Вокруг было ни души. Стало жарко, да настолько, что пилот моментально взмок, но куртку не снял – он знал, что всё это не по–настоящему.

– И где нам тут искать святого отца?

– Я думаю, он сам нас найдёт.

И действительно – из‑за каменной гряды поодаль послышались звуки выстрелов, над головами путников засвистели пули. Ник рывком спрятался за ближайшим обуглившимся древесным стволом, в то время как Седна упала на живот в стрелковую позу, выискивая сквозь оптический прицел нападавшего.

– Убирайтесь прочь, дьявольские отродья! – грозно прокричал епископ из‑за своего укрытия. – У меня хватит патронов на всех!

– Что‑то он не сильно на испуганного похож, – хмыкнул пилот, прежде чем ответить: – Ваше преосвященство! Это мы! Не стреляйте!

– Ник? Это правда ты? Я…

– Просто не стреляйте, мы сейчас к вам подойдём!

Путники медленным шагом, опустив оружие, подобрались к каменной гряде, за которой спрятался святой отец. Тот ни капельки не был похож на умирающего от страха человека, о чём свидетельствовало явное отсутствие ран а также боевой настрой, читавшийся на лице и в сжавших рукояти револьверов руках.

– Как же я рад вас видеть, – бодро отчеканил епископ. – Я уж думал, что все кроме меня богу душу отдали…

– У меня есть предположение, что богу душу отдали только те, кто не был способен перебороть свои страхи… а все остальные до сих пор живы. Ваше преосвященство, вы что, совсем ничего не боитесь?

– Не боюсь? К чему такой странный вопрос?

Ник коротко рассказал то, что знал, епископу и стал ждать его реакции. Святой отец, похоже, сразу растерял свой боевой настрой:

– А я уж было подумал, что это действительно Ад… хотя, может, Ад – это совсем не то, о чём я всё время думал? Может, нам его неправильно обрисовали, а теперь мы видим его истинную сущность?..

– Ваше преосвященство, на мой взгляд, сейчас не самое подходящее время для обдумывания теорий происхождения этого места. Сейчас мы должны…

Фраза оборвалась на полуслове. Земля заметно затряслась, а адские завывания на миг превратились в оглушающий рёв.