Текст книги "Ясень"

Автор книги: Ника Ракитина

Соавторы: Татьяна Кухта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Если тебе неприятно, не рассказывай.

Я сжала руки на коленях:

– Ну… он из богатого купеческого рода. Очень богатого. Оружие – только часть того, чем он занимается. Вообще-то главный торговый дом его рода в Ситане, но лавки почти по всем вольным городам. В Ясене особенно. Что еще? Родители его умерли рано, наследство он получил, еще и восемнадцати не было. Богатство и свобода молодым туманят голову…

– Он был один в семье, ты говорила?

Я вздрогнула. Я ничего такого не говорила, даже Керин.

– Н-нет, не один, – ответила я, заикаясь. – Был еще брат, младший. А зачем?

– Почему «был»? Разве он умер?

Я машинально выпила остатки остывшего зелья. Подавилась и долго кашляла в ладонь. Керин ожидала.

– Н-нет, почему… Я не знаю. В семьях это обычное дело. Старший наследует, а младшие ищут удачи на стороне.

– И здесь так?

– Ох, не спрашивай!

Я выскочила на свежий воздух и едва отдышалась. Что про меня подумает Золотоглазая?..

Она сидела на постели, вертела уроненную мной лунницу.

– Мэннор… ничего мне не говорил.

– Знаешь, о таком не принято говорить. И ты же не спрашивала?

– Да. Прости, Наири.

– Да за что?

Глупая, могла бы понять уже, что я не могу на нее сердиться.

– Спи, ночь уже. Луна вот такая! День будет трудным.

– Теперь все дни будут трудными, – ясным голосом произнесла она. Меня пронзило ощущение надвигающейся беды. А может, только показалось. Просто ночь холодная, осень…

– Тебе разве не сказали?

Я перебрала события вечера: приехала, соскочила с коня, умылась с большего…

– Что именно?

– Утром был совет. Потому что я не знаю, что делать сейчас – идти вперед или возвращаться. За Ставу пошли разведчики…

– Го-орт, – я вздохнула почти облегченно.

Наконец-то он показал зубы: пока он предлагал Керин горячую дружбу, я спокойно спать не могла. Вот они, рыцари! А что же делать нам? Закрепиться тут? Пойти на север, все время ожидая, что ударят в спину? Запереться в Сарте или отойти на время в Ясень? Да, богатый выбор…

– Прости, задумалась. А что Горт? Сменил Отана на Незримых?

– Нет. Нет, – яростно произнесла она. – Дело во мне, и только.

– Так это… этот гость тебя предупредил? А он не соврал? – спросила и подумала, что мне легче поверить в измену Горта, чем наоборот. Показалось мне, или Керин покраснела?

– Нет, не соврал. Я заглянула в него.

– Что? – настало мне время хлопать глазами. – Как?

– Я не знаю, как.

– Ну и ладно. Не сердись. Он сам виноват.

Золотоглазая засмеялась. Я тоже прыснула, глядя на нее – к мороку дурные пророчества! Уже укладываясь, зарываясь поглубже в рычью шкуру, служившую мне одеялом, я спросила сквозь дрему:

– А как его… зовут?

Зря.

…Как-то сразу опали листья. Еще зеленые, они лежали грудами на земле, заглушая бег Белогривого. Красиво, конечно, но как мне скрыться теперь в насквозь прозрачном лесу? Разве только разыскать ягоды сильсен – говорят, они делают человека невидимым. Но ведь я не Леська, в ягодах не смыслю, еще съем что-нибудь не то… Лучше просто поостеречься.

До Форкана, северной твердыни Горта, еще пол дня пути. Я так дотошно выспросила у разведчиков дорогу, что, кажется, отыщу ее с закрытыми глазами…

Добралась ли осень до владений рыцаря? Если да, то мне придется туго. Правда, я переоделась, но вид у меня все же довольно воинственный, и если кольчуга упрятана под сагум и плащ, то меч достаточно заметен, чтобы вызвать нежелательное любопытство. Конечно, в этом наряде я в замок не сунусь. Прихватила кое-что. Но как бы меня саму раньше не прихватили…

Знаю, ты обиделась на меня… За то, что я вырвала у тебя имя Раннора… За то, что отправилась на его поиски…

Конечно, это опасно и для него, и для меня. И еще не известно, кому хуже придется, если меня узнают. Но ведь иначе нельзя!..

Хорошо, пусть Раннор нам не враг, но он служит врагу. Если он с нами – пусть поможет, если нет… но эту мысль я старательно от себя отгоняю. Нельзя заранее думать о поражении, беду накличешь!

Восемь лет назад Раннор был славным юношей, но кто знает, что стало с ним за эти восемь лет. Кто знает, почему он не убил тебя, хотя мог? Это может быть и глубоко запрятанная ловушка.

Белогривый неутомим, листья разлетаются под копытами, я покачиваюсь в седле, разматывая клубок мыслей – горьких и светлых, безнадежных и ласковых, и многие из этих мыслей таковы, что даже тебе я не могла бы их открыть.

Погрузившись в себя, я не сразу заметила, что близится ночь.

Белогривый замедлил бег и покосился на меня коричневым теплым глазом: "Не пора ли отдохнуть?" Конечно, пора, мой милый. Сейчас мы свернем вон в ту ложбинку, я ослаблю подпругу, сгребу в кучу опавшие листья и устроюсь на них, завернувшись в плащ, и осенняя ночь окружит нас непроглядной чернотой, чтобы скрыть от чужого глаза…

Форкан совсем близко. Его остроконечные крыши поднимаются над деревьями. Вьются над трубами дымки.

Белогривого я оставляю в землянке…

Как-то кстати я отыскала ее в чащобе лестовника. Узкие окошки заросли мхом, из разбросанного по полу гнилого сена с писком разбегаются мыши – похоже, давно сюда никто не забредал! Мне это только на руку. Я привязываю мешок с овсом к морде коня, переодеваюсь в цветные яркие лохмотья, размалевываю лицо, припираю двери… заглядываю в лужицу, по которой плавают листья: мальчишка-лицедей лихо подмигивает мне из темной воды…

Все-таки чересчур чистый мальчишка! Черпаю грязь и мажу лоб, волосы, щеки, щедро плюхаю на одежду. Ну вот, так годится – самой противно.

Попасть в замок оказывается легче, чем я думала. Ворота настежь, мост опущен, по мощеному двору слоняются кнехты в латах и без лат. Двое конюхов ведут коней в богатой сбруе, позванивают цепи, в углу беснуется свора гончих…

Вот оно что! Хозяин, похоже, собрался на охоту… Двое латников нехорошо косятся на меня. Ну что ж. Пора начинать представление. Достаю из-за пазухи горсть разноцветных шариков…

Будь благословен тот веселый бродяга, что когда-то в детстве обучал меня. Сколько сладких пирожных с нугой ушло за науку… Руки помнят, и сейчас шарики, пусть совсем неловко, но прыгают над головой, ныряют в рукава и достаются из-за пазухи. Кнехты довольны и этим. Они восторженно вопят и зубоскалят, если шарик все же падает на землю.

В конце концов один из шариков летит мне прямо в рот, и я его съедаю ко всеобщей радости. Рыжеусый толстый стражник пытается последовать моему примеру, но мой шарик был из раскрашенного теста, а его – деревянный, и изрядно хрустит на зубах. Латники разражаются хохотом, обиженный толстяк замахивается с явным желанием влепить мне затрещину, но громкий строгий окрик останавливает его. Я быстро оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Раннором.

Окинув меня быстрым холодным взглядом, он распекает стражу за легкомыслие. Пятясь, быстро отхожу за выступ стены – от беды подале. Не узнал…

Тяжело колотится сердце. Ну, успокойся, говорю я себе. Ты же знала, что встретишь его здесь. Для того и пришла, чтобы встретить его, в чем же дело? А ноги подкашиваются, и я приваливаюсь спиной к бугристому камню стены, чтобы не упасть. И тут над замком хрипло и резко трубит рог.

По лестнице с галереи спускаются люди. Впереди идут трое, и этих троих я вижу прежде всего. Высокий рыцарь с темным костистым лицом. На его руку опирается бледная рыжеволосая дама. А за ними, чуть поотстав, следует еще один рыцарь – седой, сгорбленный, с глубоко сидящими чуть раскосыми глазами.

Первый, судя по описанию, рыцарь Горт, но кто остальные? Гости? В такое-то время? Я не успеваю додумать. Тяжелая рука ложится на мое плечо.

– Пошли, – говорит Раннор тихо.

У меня холодеет и обрывается внутри. Ни говоря ни слова, иду я туда, куда направляет меня жесткая рука.

Никто не обращает на нас внимания: латники, выстроившись в два ряда, приветствуют хозяина. У самой стены ведет вниз лестница с выщербленными ступеньками. Раннор толкает тяжелую, обитую железом дверь, и дневной свет падает на ряды высоких, до потолка, бочек.

Погреб. У меня немного отлегает от сердца… Но тут дверь захлопывается со скрипом, и мы оказываемся в темноте. Пахнет сырой землей и пролитым вином. Шорох. Здесь же, наверное, крысы.

Мамочка! Что-то задевает мою ногу, и быть бы позорному визгу, но слышится сухой треск кресала, и вспыхивает масляная плошка, стоящая на земляном полу, в закутке. Раннор поднимает ее и подносит к моему лицу. Душный запах горящего масла вплывает в ноздри. Невольно я отшатываюсь. На лице Раннора появляется жесткая усмешка.

– Все-таки она послала, – говорит он. – Ожидал этого, но все равно… жаль.

– О чем ты? – выдавливаю я. Узнал он меня или не узнал? Играть мне лицедея или не играть?

– Не надо, – говорит он. – Будто здесь не знают ничего. Вся ее свита известна наперечет, Наири.

Ну вот. Я молчу. Что мне говорить?

– Что ж, все правильно, – голос у него хриплый, сорванный. – Разве можно доверять убийце? С ним надо поступать так, как он заслуживает.

Провалиться бы сквозь землю – все легче!

Что за мороковы шутки – мне стыдно перед этим человеком?! Будто и не его послали к Керин, чтобы убить.

– Не понимаю тебя, – говорю я упрямо. – Откуда ты здесь, Раннор? Выходит, ты жив?

– Пока да, – усмехается он. – Неужели она тебя не предупредила, прежде чем посылать?

– О чем? О чем она меня могла предупреждать? – не сдаюсь я. – И какое тебе дело до этого?

– Поздно ты спохватилась, – говорит он. – Какое мне до этого дело? Я ведь обязан мешать всем попыткам повредить моему хозяину.

– Ты служишь Горту?

– Догадливая… Что же, сразу расскажешь, зачем ты здесь, или хозяину придется отложить охоту?

Ох! Мое сердце ныряет куда-то вниз. Раннор смотрит на меня с беспощадным прищуром.

– Нашел чем пугать, – слова даются с трудом. – Лучше бы крысу поймал.

– Боишься крыс?

– Боюсь.

– А Горта?

Случайно или намеренно он назвал хозяина так запросто. Без титула?

– Тоже боюсь. Только меньше.

– Забавно, – усмехается Раннор. – Что же, затушить плошку и оставить тебя здесь с крысами? Такой пытки в этом замке еще не пробовали.

– Так попробуй, – советую я. – Может быть, вознаграждение получишь.

– Вознаграждение, – задумчиво повторяет он. – "И каждого вознаградят по заслугам его…" Ладно, уходи.

– Куда?

– Куда хочешь, – великодушно разрешает он. – Горт на охоте, порядки нестрогие. Только Фирцу на глаза не попадись: у него собачий нюх.

Он отступил, освобождая мне дорогу. Но я не спешила. Я так и сказала ему. Его брови изумленно взлетели:

– Не спешишь? Может быть, еще скажешь, что тебе здесь понравилось?

– Нисколько, – честно отвечаю я. – Но мне надо узнать, что замышляет Горт. Иначе я уйти не могу.

– Может быть, тебе нужен еще меч Вотана? Или драконья печень?

Я заверила Раннора, что этого добра у меня в достатке, могу поделиться. Он слушал молча, потом, вдруг прервав меня на полуслове, начал хохотать. Мне стало жутко от этого хохота. Что это с ним? Стоит передо мной, привалившись к бочке, и хохочет так, что плошка в его руке качается с жалобным хлюпаньем.

– На-и-ри, – говорит он сквозь смех, – разве можно соглядатаю быть таким вымогателем?

– Да я наоборот, – обижаюсь я на всякий случай. Раннор машет рукой:

– Да я не о том. Требуешь от меня сведений, будто я у тебя на жаловании. Ладно, я не обиделся. Уходи-ка отсюда, пока никто на шум не пришел.

– Не пойду, – говорю я сквозь зубы.

Раннор хмурится:

– Послушай-ка, это уже не шутка. Говорю тебе, здесь опаснее, чем ты думаешь. Чем скорее ты уйдешь из замка, тем мне будет спокойнее.

– За себя?

– За тебя, дерзкая ты девчонка!

Он с силой схватил меня за руку и потащил к выходу. Я сопротивлялась, но не очень сильно, потому что не знала, что у него на уме. На дворе было пусто, только какая-то служанка с ведрами уставилась на нас, открыв рот. Раннор перехватил меня за шиворот и торжественно повлек к воротам.

– Где тебя искать? – шепнул он на ходу.

– Что?

– Где остановилась?

– А-а… в лесу землянка, – я указала несколько примет. Похоже, это место было Раннору знакомо.

– Вон!

Церемония изгнания завершилась ощутимым толчком в спину. Я вылетела в ворота, споткнулась, вскочила и под дружный гогот стражей бросилась прочь.

Раннор пришел поздно вечером, когда я уже перестала надеяться. В землянке стало почти темно, только слабо светился зелено-серый мох, облепивший изнутри стены, отчего куча сухих листьев в углу казалась притаившимся зверем…

Громко посапывал Белогривый…

Я устала от ожидания. Еще днем я смыла грязь, переоделась и спрятала в тюк лохмотья. Если что, то пусть уж в этой хижине убьют не безвестного лазутчика, а меня, Наири, спутницу Золотоглазой.

Зачем я шла в Форкан? Что мне понадобилось? Хорошо, что Керин не спросила этого, а то бы я не смогла ответить… Нет, не только ради нашего блага пустилась я в путь, ради себя тоже. Хотела увидеть прежнего Раннора… как будто это возможно: обмануть разделившие нас судьбу и время.

Так, углубясь в тяжелые мысли, почти не замечая наплывающей темноты, я и сидела, и не услышала бы легких шагов, если б не Белогривый. Он всхрапнул на дверной проем, и я поняла, что Раннор стоит там и перебирает колечки пояса: детская, забытая и вдруг всплывшая в памяти привычка. Похоже, он не показался коню угрожающим, Белогривый снова взялся за свою траву.

– Ты меня ждала или кого другого?

Он в упор смотрел на меня: даже в темноте ощущала я этот взгляд, и очень трудно было не отвести глаза. Раннор усмехнулся:

– Так что же хочет знать Золотоглазая?

– Не она. Я, – облизнула внезапно пересохшие губы.

– Она тебя послала.

– Говорю еще раз: никто… никуда… меня… не посылал. Я сама…

– Боги, какая самоотверженность, – он рассмеялся… страшно.

– Не пробуй меня разозлить.

Раннор шагнул ко мне:

– И не думаю… Ну, да… Конечно же, это твое дело: беречь и охранять.

– Да.

– Плохо.

– Что?

– Плохо охраняешь. Я прошел – пройдут другие.

Я почувствовала, что хочу разреветься от бессилия. По-детски, отчаянно и громко. Размазывая слезы по щекам. Чтобы Раннор, как тогда, вытирал их комком листвы, сорванной с липы. Не-ет. Он же совсем чужой, этот стоящий напротив человек с его ощутимой даже в темноте ухмылкой и твердым намерением убить мою сестру. Господи, ну какая же я дура! Я переглотнула. Слезы уже текли. Хорошо, что он не видел.

Последним, отчаянным движением я вынула из-за пазухи оберег:

– Вот. Пора бы выбрать себе бога, не маленький.

Он отшатнулся. Нет, протянул ладонь, но она как-то неуверенно зависла в воздухе.

– Бери, – сквозь зубы повторила я.

И почувствовала тепло его руки.

Раннор присел на кучу сухих листьев, обнимая руками колени – еще одна привычка из прошлого.

– Откуда он у тебя?

– Нашла в палатке. Цепочка порвалась. Пришлось чинить.

– Ну да…

Мне показалось, он улыбается.

– Ловкие руки ты унаследовала от отца, Наири. А вот откуда в тебе это неуемное любопытство, не пойму.

– Работа такая.

Теперь он засмеялся в открытую. И это был не судорожный злой смех, который меня так пугал.

– Ну, ра-аз работа… – он резко сделался серьезным. – Ты видела наших гостей, Наири.

Я кивнула, забыв, что он не видит меня в темноте.

– Тот, сумрачный, косоглазый – Фрост.

Я прикусила язык. Фрост! Самый могучий и опасный рыцарь Севера. Прислужник Незримых. Весть была не просто страшная. Оглушающая.

– Они… сговорились? – с трудом спросила я.

– Похоже. Очень похоже. Хотя пока… он не приносит жертв.

Я все так же кивала, почти не разбирая его слов: Го-орт… под властью Незримых… О Керин, Керин!

Раннор осторожно коснулся моего плеча.

– Если я узнаю что-либо еще…

– Да, да. Я приеду.

– Нет, – стал втолковывать он мне, как ребенку, придерживая за плечо. – Я найду способ снестись с тобой. Приеду сам. Я даже ничем не рискую: Горт не отменял своего задания.

Тупая игла вошла мне в сердце.

– Я должна ехать, Раннор. Прямо сейчас. Она же ничего не знает. Она и не поверит, наверное…

Мы вместе вышли из землянки, за нами протиснулся Белогривый. Я седлала его почти наощупь: ночи опять становились длинными.

Раннор стоял рядом, мне все казалось, я ощущаю его дыхание. Но, возможно, это был ветер. Потрескивали невидимые сучки под ногами, ночные зверьки, пугливо пища, суетились в траве. Пряталась за тучами луна.

Через два часа знакомыми Раннору тропками мы вышли к Ставе, спустились по обрывистому берегу. Раннор подсадил меня в седло, и Белогривый поплыл. И только когда поздно уже было возвращаться, я подумала, что забыла спросить Раннора о второй гостье Горта – лисокудрой даме, одетой в зеленое.

Глава 20

Слово свидетеля. Судьба.

День не задался с утра.

Во-первых, Керин не оказалось в лагере. Во-вторых, объявился Мэннор…

Велем выслушал мои известия и велел отдыхать, все равно до возвращения Золотоглазой ничего решать не будут. Отдыхать?! Или они все так уверовали в Избавительницу, что сами разучились действовать?

И Горт. Бедняжка… Все войска стянул на юг… северная граница так облысела, что Прислужникам отпора не можно дать, ох-хотничек!..

Эта ложь была последней каплей в чаше моего терпения. Я шипела не хуже кшиши. А тут еще Тума под руку:

– А рассказать ли вам сказочку?

И нет бы окоротить, так давай, рассказывай!.. Этот и рад.

Жил, говорит, на севере в давние времена один владетель. Старенький, труха сыпется. И напало на его владения чудище, злое, голодное. Кур ест, коров, девушек – что под руку подвернется. А были у того владетеля герои – мужики с сосну ростом, плечи – во, ручищи – во…

Молчал бы уж, худище белобрысое, чем на себе показывать… А с Тумы все, как с гуся вода:

…Прибегает владетель к старшему, голосит. Дружочек, значит, чудище совсем замучило, поело, потоптало. Надел бы ты шлем, взял сулицу… А старший вояка бороду гладит, в голове тешет: подумать надо. Да сколько думать будешь, владетель орет. А тот ему: да месяца с три. Ну, не сварилось каши. Бежит владетель к среднему…

А командиры рты пооткрывали, глаза завели, смотреть противно. И меня Велем за руку придерживает, чтобы не сбежала.

…Прибежал, – бает дальше Тума, – к среднему. Брык на колени: дескать, голубчик! Пособи! Совсем чудище наглое замучило. Скоро весь рельм сожрет. А средний герой мнется, ровно красная девица. Подумать надо, говорит. Владетель только руками всплеснул: да сколько ж ты думать станешь? А тот ему: да месяца два. Владетель волосы на себе рвет, уже совсем лысый. Бежит к последнему, младшему. Надежа ты моя! Чудище стозевно, всех побило, пожрало. Спаси! Хватает третий латы, шлем, ремешки быстренько затягивает. Владетель ему: так голубчик, а подумать? А тот в ответ: а чего тут думать? Тикать надо!..

Парни заржали. Тума со значением поглядел на меня. Но я только гневно зыркнула, вырвала у Велема руку и убежала в лес. И сидела там до полудня, благо, никто меня не искал.

…Всадник выехал прямо на меня из зарослей рябины, и я, узнав, почти с сожалением задвинула меч в ножны.

– Одиноких витязей стережешь, Наири? – то ли ядовито, то ли грустно окликнул он.

Мэннор, леший тебя задери, именно когда и без тебя тошно… Я промолчала. Но сегодня он был настойчив. Спрыгнул, окоротил коня, с яростью рванув собранные в кулак поводья. Подошел так близко, что стал ощутим его запах – пота, кожи, железа. Синие глаза метнулись, точно искали кого-то или что-то пытались скрыть.

– Ты за что на меня злишься?

– Я не злюсь. Я тебя ненавижу, вот и все.

– Спасибо.

Ох, неладно что-то. Другой бы за эти слова лицо в кровь разбил, а он «спасибо» говорит. Да и такими длинными беседами меня раньше не удостаивал. А пошел он к лешему, и без того все плохо. Когда же вернется Керин?

– Керин у себя? – словно мысли подслушал.

– Нет, – отрезала я.

Мэннор вздохнул растерянно и, как показалось мне, облегченно:

– Уехала… Ну ладно. Наири! – окликнул он меня, видя, что я ухожу.

Я не послушалась, и Мэннор нагнал меня и преградил дорогу. Со стороны это сильно походило на семейную свару, и я едва не хихикнула.

– Что тебе нужно?

Он склонил голову, вдруг делаясь до ужаса похожим на Раннора. Я отшатнулась.

– Наири… Мне нужно… давай поговорим.

– О чем? – закричала я. – О чем мне с тобой говорить? Мало людей вокруг?

И осеклась. Были в войске люди, которые его уважали, подчинялись даже, но не любил никто. Конечно, вслух неприязни не выказывали, но и косых взглядов не прятали, а уж Мэннору с его самолюбием этого хватило, чтобы ни с кем близко не сойтись.

– Ну, поговорим, – обреченно вздохнула я.

Мы медленно шли по краю поляны, сухие стебли пижмы били по ногам. Я отломила рябиновую гроздь, и рот связала терпкость дозревающих ягод. Мэннор молчал.

– Ты говорить предлагал. Или уже расхотелось?

Он осмотрел меня с головы до сапожек, окованных по носкам медью:

– Я тебя долго знаю, Наири. Почти всю жизнь. Скажи, это у тебя всерьез? Эта… игра в воина?

Холодный комок из груди скользнул куда-то в желудок, стали липкими ладони. Я вытерла их о сагум.

– А разве… разве этим можно играть?

Его губы дернулись, точно он пробовал усмехнуться.

– Она – не играет. Этого-то я и боюсь. Но щенки – не волкодавы, и только чудо господне бережет… нас… от поражения. Но чудеса никогда не длятся долго. А когда их… – он дернул головой в сторону деревьев, из-за которых доносился зычный бас: Велем распекал новобранцев, – …н-нас разобьют, что будет с ней?!

В его речи все яснее звучал ситанский выговор, и это значило, что Мэннор вышел из себя. Я молчала.

– Наири, – он снова наклонился ко мне, глаза горячечно блестели, – ну почему так выходит? Мы могли бы счастливо жить в Ситане, пусть морок возьмет этот проклятый Ясень! А она не хочет. Зачем она такая? Святая дура!

– Заткнись, ты, – кинула я, сдерживая ярость. – Ты, со своей купеческой мудростью. Если бы она была другой – ты бы ее любил?! Если ты… вообще… любишь.

Выучка помогла мне уклониться. Я отпрыгнула, схватила меч. Но Мэннор уже опустил руку.

– Ну да, я ее не люблю. Вы все любите ее. Молитесь, как богам. Это из-за вас она берется за оружие. Вы ее убьете этой своей любовью.

Холод, поселившийся во мне от начала разговора, опять поднял голову. Мэннор словно проник в мои потаенные мысли и произнес их вслух. Я не знала, что ответить.

– Нет, Наири, – сказал он горько и будто спокойно. – Я люблю ее. Это-то и страшно. Я ничего не могу с собой поделать.

Мэннор отвернулся, нахмурясь, долго молчал, постукивая черенком плети по колену.

– Я встретил… женщину… там, в Туле, – хрипло произнес он. – Мне показалось, что… Словом, неважно. Я ошибся. Я называл ее «Керин».

Пальцы мои охватили корд. Какое-то мгновение я готова была ударить – только бы он замолчал. Сестра…

– Вот и все, – сказал Мэннор. Пнул сухие стебли. Повернул ко мне бледное лицо с ярко-синими, сумасшедшими какими-то глазами. – Я не скажу ей. И ты не скажешь.

Он был прав. Я могла убить его, но Керин никогда не услышит ни слова из того, что здесь было произнесено…

Тума ворвался на поляну, как ветер, узрел меня и Мэннора и застыл.

– Ага, – выговорил он, взъерошив волосы растопыренными пальцами.

– Что такое? – спросила я хрипло.

– Керин вернулась.

Мэннор сунул плеть за отворот сапога и стремительно зашагал прочь, к стану. Потом побежал.

– Э-э, а конь? – крикнул Тума.

А я только сейчас заметила и коня Мэннора, пасущегося в мятлике, и то, что пальцы мои окостенели на рукояти корда. Я с трудом разогнула их, села в траву и заплакала.

Не знаю, как это вышло, но придя чуть-чуть в себя, я поняла, что реву, уткнувшись Туме в плечо, а он гладит меня по голове.

– Ну, дурочка, – бормочет он, – ну тише, не плачь…

– Я не пла-ачу, – всхлипнула я, глотая слезы.

– И не плачешь… Это он, да? Он тебя обидел? Да я…

– Не смей! Дурак…

Тума заморгал от неожиданности, а мне сделалось совестно.

– Ну да, куда нам… – пробормотал он. – Золотоглазая найти тебя просила, а я скажу, что не нашел.

Я подскочила. Слезы мгновенно высохли.

– Что? Морок! Уши оторву!

– Да ты умойся сперва, – буркнул парень, очень довольный.

Сидели около костра. Не потому, что холодно или готовилась еда, просто становилось легче, когда смотришь на пламя. У Керин лицо было истончившимся и зеленоватым, но полыхающий в глазах золотой огонь не оставлял места слабости.

Леська всунула ей в руки чашку с горячим сбитнем, и Керин отхлебывала маленькими глотками, не то чтобы не обжечься, не то чтобы растянуть удовольствие.

Принесли и разложили на траве карту, знамененную на рядне. Чернокосая искусница Мирна каждый раз со слов разведчиков дорисовывала на ней подробности. Полотно нарочно расстелили так, чтобы берега рисованной Ставы шли вдоль настоящей.

– Вот здесь, – Золотоглазая отставила чашку, указала прутиком, – малюсенькая деревенька, всего три дома. Нежилая, потому как стены поросли мхом-светунцом.

– Ага, – подтвердила Леська, – светунец людей не любит.

– На том доме, что ближе к реке, стропила новые, вроде как перебирают… Рядом доски лежат. Немного… Светлые. Но самое интересное, что за домиком, в ореховой роще, пустые бочонки сложены.

– Пустые? – уточнил, потирая заросшую щеку, Гент.

Керин улыбнулась:

– Поклевать пришлось. Тяжело, вся стая кружит, и картинка дробится. Но вот здесь, и здесь, и здесь, – прутик забегал по карте, – почти то же самое. И еще возы подходили, окольными стежками.

Мне вспомнились почему-то парящие над Сартом, над дымовыми трубами и крышами вороны. Они взлетали с яворов, как брошенные в небо угли, метались по закату и дружно опускалась на суки, распростертые над облитыми смолой висельниками. Недовольно орали, потому что отняли добычу.

– Замерзла? – спросил Тума одними губами. Я покачала головой.

– …Я уже послал к Явнуту с вестью, – басил Велем. – И лодки. Что можно, увезем, остальное сожжем. Не для Прислужников дорогу торили. И Шатун в Сарте упрежден. Гонцов отправил в Ясень за подмогой.

Золотоглазая кивнула.

– Пусть лазутчики пойдут и еще раз посмотрят.

– Хорошо, после совета распоряжусь. Бочонки сжечь?

– Не нужно. Надпилить на них обручи. Чтобы треснуло как раз под грузом…

Румяный Гино коротко хмыкнул.

– Еще… Кто-то мне говорил, что Багны непроходимы? Так вот, здесь и здесь лежит нехороший туман, птицы боятся лететь. Но когда туман развело, мы видели взблески оружия.

Велем почесал голову, Гент и Ратма переглянулись.

– Пошлем следопытов.

– Очень осторожно. Там нехорошо, – Керин переплела пальцы. – Там… звери оттуда уходят. Кажется, мы получили, чего добивались.

– Незримые?

По-моему, парни были рады: ну, как же, выманили из логова зверя!

Самое странное – я тоже была рада. Завершался путь из сказки: пойди туда, не знаю куда, найди то – неведомо что.

– Встретим войско Прислужников на переправах…

– Ага, – обрадовано встрял Тума. – В реке драться несподручно.

– …Потому что на переправах нам будет легче остановить их силищу. Сколько, говоришь, Мэннор, их обещано?

– Сотня копий, значит, да полтораста опоясанных рыцарей, и их люди, всего две с половиной тысячи. Все в броне. Триста и шесть десятков миглосских лучников, – коротко и словно неохотно отозвался Мэннор. – Может, уйдем в Сарт?

– Нет, – сказала Керин. – Горт столкнет нас в Багны. На узкой сухой гриве не развернемся для боя.

– А Горт Шатуна из Сарта не выгонит? – спросил Тума.

Я фыркнула:

– Рыцарь, пока мы у него за спиной, осаду не начнет. И потом, им Керин важней даже Сарта.

Велем приговорил:

– Тогда надо держаться здесь.

Парни загомонили, обсуждая, где располагать засады и ловчие ямы с земляным маслом, когда поджигать, как оградиться от соглядатаев, где чего перекопать и какие колья куда вбить, да так, чтобы со стороны было незаметно…

Керин молча смотрела в огонь.

Я проснулась внезапно. Было темно и тихо, только за стенками шатра мерно двигались часовые. Я какое-то время лежала, затаив дыхание, пытаясь понять, что же меня разбудило.

Дыхания Керин не слышно!

Я сбросила меховые одеяла и, задрожав от промозглой сырости, раздула в жаровне угли. Постель сестры была пуста. Одеяла старательно расправлены – значит, уходила не в спешке. Меча и кольчуги нет, плаща и безрукавки на рысьем меху тоже; шлем остался…

Неужели на высмотр? Но она обычно предупреждала меня в таких случаях.

Пожалела будить?

Я спросила о ней у стражи. Так и есть. Золотоглазая ушла около полуночи, не больше часа тому, вместе с Мэннором в сторону реки. Час – не время. Чтобы, как она, высматривать, надо отойти подальше от людей. Брала сестра с собой одного, редко двух…

Мэннора позвала – тоже понятно, хотя и обидно. И сам высмотр мог затянуться до рассвета. Я спустилась на склизкий берег. Пенилась, ярилась, подмывая корни ракит, осенняя Става. Где-то тут челнок привязан… Сзади мелькнул огонь, рыжим пятном отразился в воде.

– Наири? – Гино-бортник подошел с походней, постукивая зубами от холода. – Караулы проверяю. Керин спит?

Все во мне заныло от ужаса. Стиснув зубы, оскальзываясь, я стала карабкаться по склону. Гино поддержал меня, и мы упали оба. Зашипев в грязи, погасла походня.

– Конный отряд… Искать… – прохрипела я.

Из мглы набежал Велем:

– Что с Керин?!

Раздумывая после, я решила, что она сумела нас дозваться. Иначе, почему вздернуло без причины, вышибло из сна меня, Туму, Леську… Велема, способного дрыхнуть, как медведь, где и когда угодно. Этот, отвечающий за войско, рассуждать не стал. Заорал "Тревога!" и понесся к знамени.

– Огни жечь!! К оружию!!!..

Выскакивали из шатров и становились по местам воины.

Это нас и спасло: латники Фроста уже бежали к валу. Явнута с его сторожей отрезали на севере. Явнут пропал – беда.

В призрачном сиянии кипящего тучами неба кнехты Прислужников бесшумно катились по вздрагивающей земле. Они казались выходцами из нави. И лишь когда яростно взревели, поняв, что замечены, и в открытую кинулись на огородившие стан валы, стало ясно, что деремся не с тенью.

Кое-что из наготовленного для гостей даром не пропало. Один из полков Прислужников так до нас и не дошел: бочки, на которых кнехты пересекали Ставу, рассыпались под ними на стремнине. Правое крыло Фроста увязло в ямах с земляным маслом и теперь горело. Но и только.

Основная часть одолела западный вал, подожгла частокол и, сметя защитников, упорно отжимала сотню Гента к обращенным на Багны воротам. Потом ворота упали, и стальная лавина потекла в стан с обеих сторон. Хуже всего было, что люди взглядом искали Золотоглазую. Я замечала, что даже Велем, отвлекаясь, то и дело всматривается в туман: вдруг да Керин каким чудом проскользнула мимо нападающих.

Через час стало ясно, что лагерь нам не удержать. Людей у нас и у Прислужников было поровну, но за ними были опыт и умение. К тому же, они не позволили запереть себя на бродах, как мы хотели. Попытка стоять до последнего теперь означала окружение и смерть.

Велем приказал отступать на Сарт. Прислужники словно нехотя покатились за нами. Скоро мы поняли, отчего они не спешат: отряд под стягом Горта вкопался поперек сухой гривы. Мы вылетели прямо на него и сначала даже думали, что сметем. Но кнехты стояли крепко, а на спину уже садился Фрост. Нам оставался только один путь: через заболоченные пустоши к озеру Ярь, а оттуда за стены Ясеня.