Текст книги "Ясень"

Автор книги: Ника Ракитина

Соавторы: Татьяна Кухта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Челядь гнула спины, расступалась. У внутренней брамы, держа шлем на локте, низко кланялся сенешаль. А потом небо замкнул квадрат сумрачного дворика. Запели рога герольдов. Золотоглазая вошла в замок.

Первые цветы были брошены под ноги оршаку. Слуги уводили взмыленных коней. Широкоплечий Велем настойчиво высматривал на галереях лучников. Если бы Горту было угодно, каждая скважня ощерилась бы стрелами. Свиту Золотоглазой истребили бы в минуту. Или пленили. Но рыцарь свято следовал согласию. Оно сейчас было полезнее.

Упала брама. Горт, тряхнув головой, плавно пошел навстречу гостье. Вдоль его пути стояли одетые в черное копейщики с гербом Вотеля на груди. У бедра рыцаря небрежно качался короткий широкий ксирос. Но руки распахнуты и обращены вверх в жесте безопасности и гостеприимства. Алые, синие, белые звездоцветы летели сверху и пышными ворохами ложились под ноги: красавицы-дамы щедрыми горстями опустошали плетенки.

Пахло осенью.

Красные с золотом сапожки Керин твердо ступали по булыжнику двора. Горту не понравилась эта твердость, не понравилась даже больше, чем подозрительно-хмурые взгляды Велема и взблески брони из-под сагумов.

Ладони Керин открыто взлетели навстречу. Горт подумал, что у нее одной нет теперь задних мыслей: как у просвеченной солнцем листвы.

"То ли хитра сверх меры – так, что и самому искушенному не углядеть уже этой хитрости. Ведьма!"

– Приветствую тебя… Золотоглазая, – добавил он, помедлив, точно законный титул.

– Приветствую тебя, рыцарь Горт.

И она щедро, радостно улыбнулась.

…Сквозняк колыхал тяжелые гобелены, заставлял оживать охотящихся дам и кавалеров. Проступали только что сотканной свежестью густые алые и синие тона одежд… Зеленый мох, коричневые стволы деревьев, дивные звери…

Луч, падающий через остроконечное, с мелким переплетом окно, пел на белой рубахе девушки, сидящей на скамье…

А вторая, только что растворившая низкую, утопленную в стене дверь, не спешила выйти на свет, неторопливо разглядывала сидящую, понуждаемая чем-то большим, чем простое женское любопытство. Ее зеленый опашень на беличьем меху надежно хранил от замковой прохлады. Ореховые волосы были закручены в аккуратные рожки на висках и, против обычая, ничем не покрыты; в гривне сверкал похожий на глаз зеленый камень. Пальцы задумчиво гладили мех.

Сидящая почувствовала взгляд и вскинула голову. Доверчиво, без страха, взглянула в глаза вошедшей.

– Я – дама Тари, – госпожа в зеленом, наконец, ступила вперед.

Они были одних лет, но Тари казалась старше. Из-за подведенных ли зеленых глаз, сложного платья или насмешливого изгиба губ?

– Р-рыцарь Горт прислал меня, – произнесла она с придыханием, как истая северянка и дама. – Вам понадобятся мои услуги.

– Ты ключница?

Тари дернулась. Воскликнула звонко и резко:

– Нет! В вашем положении, – отчеканила она, – следует иметь при себе опытную особу высокого ранга. Господин счел, что я наиболее подходяща.

– У меня есть помощницы.

Дама пожала плечами:

– В замках… все несколько иначе. Не так, как вы привыкли. Есть… определенные условности, тонкости… Впрочем, если я вам неугодна… – она повернулась к двери.

– Постой! – собеседница слегка покраснела. – Я действительно многого не понимаю. И не хотела тебя обидеть.

Тари усмехнулась: ее позабавила и была приятна эта маленькая победа.

– Мы с вами сумеем договориться. Я могу оказаться весьма полезна.

– Тогда… тогда скажи, когда меня примет рыцарь Горт.

Тари присела на ларь напротив Керин, расправив каждую складочку подола, невольно бросив взгляд в сторону, где через гобелен сверкнула искорка и погасла.

– Тебе плохо здесь? – спросила дама. – К тебе недостаточно внимательны?

– Я в Вотеле четвертый день. Рыцарь сам пригласил меня, но вместо переговоров все почему-то едят, пьют, смотрят на меня, как на чудовище, и задают глупые вопросы. Ну, какое им дело, как часто у меня случаются месячные, и не крашу ли я глаза настоем золототысячника?

Дама Тари улыбнулась:

– Второй вопрос не такой уж глупый. Благородные дамы нередко капают в глаза сок красавки, чтобы те казались больше и ярче.

– Ну да! – сердито отозвалась Керин. – Я живой человек, как и вы. Я бываю голодна, я испытываю жажду, у меня на заду случаются мозоли от седла. И в отхожее место я тоже хожу. Но разве это имеет значение? Мне предложили союз против Незримых – где этот союз?!

Тари помедлила, потерла худыми пальцами переносицу:

– Видишь ли, Керин, можно называть тебя так?.. Это лишь подвладным позволительна слепая вера в Легенду. А мы нуждаемся в доказательствах того, что ты – та самая Избавительница.

– В каких доказательствах? Мне что – голой на столе сплясать?

– Ты зря сердишься. Мы в ответе за многих людей. Мы рискуем навлечь на них месть Незримых…

– Но если я – не она, то зачем им мстить?

Тари рассмеялась. Пожала плечами:

– Что придет им в голову, кто знает. И кстати, есть ли у них голова?

Керин зябко обняла себя за плечи:

– Не видела никогда. Говорили, Мелден им служил. Мы разбили войско Мелдена, мы отыскали капище между Ставой и Большими Багнами, но там – ничего нет… Но не могут же столько лет столько людей бояться пустоты!

– Ты спрашивала, какие нам нужны доказательства? – произнесла Тари торжественно. – Ты с войском простолюдинов победила рыцаря. Ты заставила нас подумать, а что же такое Незримые. И твои глаза… Рыцарь Горт говорил со свидетелями в Сарте, в Ясене тоже отзываются о тебе самым лучшим образом.

– Но тогда почему Горт не хочет говорить со мной?

Тари приблизилась, легонько погладила Золотоглазую по плечу:

– Ну, разве можно быть такой нетерпеливой? Хозяина нет в Вотеле. У него рельм. Недород из-за жары, на границах неспокойно. Он сам желает, как можно скорей договориться, поверь мне.

Золотой взгляд прожег, казалось, насквозь. Тари порадовалась, что близорука.

– Я бы… хотела, – сказала Керин медленно.

– А если я скажу, что я наследница того самого Эстара, владетеля Туле, убитого Незримыми? И Винара, его единокровного брата…

Горт за перегородкой улыбнулся и потер руки: все же Тари – лучшая из его слуг. Ей даже можно простить неудачу с Мэннором. Ну, хотя бы забыть на время.

– Что?

– Винара. Который придумал Легенду, – Тари бессознательно гладила мех. – Может быть, зря столько лет столько людей в нее верят. Эстар… был отравлен. Фростом. Винар бежал. Они сгинули в Мертвом лесу – он и его дружина. А Легенда осталась. Впрочем, – добавила дама небрежно, – я в нее не верю.

– Я пришла от Мертвого леса, – сказала Керин. – Только я не помню ничего. Словно родилась только тогда, когда увидела вдали костер.

Дама Тари подалась к ней:

– Но ты же говорила вполне разумно и не ходила под себя, верно? Значит, что-то было до этого?

– Никто… никто… – Золотоглазая вздрогнула и закусила губу. Тари не стала пытать ее дальше.

– Вот что, – улыбнулась она, – рыцарь скоро вернется. А пока велел выполнять любые твои желания. Вернется – и вы отправитесь к волхвам. Это неприятно, зато последнее.

– Но я была в Казанном святилище.

– Ну-у, – дама выпятила губу, – у нас совсем другие волхвы. На землях Горта поклоняются Отану.

– Это ваш бог? Какой он?

Слово свидетеля. Выбор

Это место было самым неприятным по дороге в священную рощу – топким и комариным. Но единственным, по которому туда можно было попасть. В этом был определенный расчет: путь к божеству не должен быть легким. И к его слугам тоже.

Извилистая узкая тропка под обрывистым берегом: между краем воды и непролазными зарослями ольхи, малины и ежевики – двум всадникам не разъехаться. Кое-где переложенная прутяными греблями. Здесь было сыро (копыта коней по бабки вязли в грязи), душно, пахло рекой и крапивой.

Эскорт перестроился цепочкой, трое кнехтов проехали вперед. Свисающие над тропинкой ветки лупили по шлему, отрясали сухой мусор. Перед глазами закачалось марево – как от зноя, хотя было еще раннее утро, совсем не жарко.

Вскрик показался таким резким и нечеловеческим, что я, рыцарь Горт, впервые за десять лет упал с коня. Я собрался и перекатился на спружинившие ветки. Мелкие колючки влюбленной кшишей вцепились в сагум и неприкрытую щеку.

Хорошо, не досталось глазам!

За эти мгновения вставший на дыбы Орга упал с хрипом, окрашивая кровью воду Ставы. Стража тут же загородила меня и Золотоглазую, но выстрелов больше не было. Я наклонился над конем: из груди его торчал даже не бельт – короткое толстое копье. Таким пользуются в охоте на крупного зверя: заряжают и натягивают веревку от самострела через звериную тропу. Зверь, споткнувшись, сам дергает спусковой рычаг.

Я прикинул: если бы не падение, копье сейчас торчало бы из меня, не спас бы никакой доспех. Я оглянулся на Золотоглазую. Она знала. Она вмешалась в расклад судьбы, и сейчас я не нуждался (в болото родичей!) ни в каких доказательствах ее избранности, если вообще в них нуждался.

Фирц и трое других телохранителей бесшумно скрылись в кустах, еще двое стали обыскивать тропу. Я отстранил прочих стражей и присоединился к ним. Даже после самых тщательных поисков растяжки не было.

– Господин! Мы нашли самострел.

Фирц не посмел ничего трогать – еще бы! Самострел оказался совсем рядом, в развилке ветвей, стрелял в упор. Но к нему тоже не тянулась веревка, рядом не было следов: ни примятой травы, ни стесов на стволах, ни шерстинок: зверь ли, человек скрадывается – что-то обязательно остается. Да и не могли трое кнехтов передо мной проехать, не задев веревки. А стрелок, если он все же был, – раствориться мгновенно и бесследно.

Я коротко допросил этих троих: они ничего не заметили. Страх поднялся под горло, ноги и руки стали холодными. Я отнял у Фирца баклажку и глотнул крепкого солдатского вина…

Кто-то принес сюда Незримых, как собака репьи на хвосте. Шелудивых псов пристреливают.

– За волхвом двоих! Связать – и ко мне!

Я должен спокойно ездить по своей земле. Мы выцедим из него все, что он знает. А если ничего не знает, пусть невеждой отправляется к богу.

Я вернулся:

– Возвращаемся.

Этот Велем, слуга Золотоглазой, зло смотрел на меня. Я обошел его, как пустое место, сдирая рукавицу, снимая шлем и расстегивая подшлемник. Походя стер со щеки кровь. Вороная Вишенка, злющая кобыла, попыталась меня укусить. Попала на железный наруч, да и хозяйка легонько хлопнула ее промеж ушей. Я взял Золотоглазую за руку и преклонил голову:

– Я твой должник, Керин.

…Отошла дневная тягость переговоров. Я нарочно не вмешивался, давал выкричаться родичам и владетелям – потом будут уступчивее. И еще раз испытывал Золотоглазую. Единожды позволив себе слабость с дамой Тари, она теперь вела себя безукоризненно, и каждое слово ее было твердым, обдуманным и спокойным.

Глуп тот, кто не признает за женщиной ума. Дама Тари, например, один из лучших моих соглядатаев.

Но, признаться, Керин меня поразила. Споры разгорелись вокруг того, где искать Незримых, ожидать ли их на месте или самим идти навстречу…

По мне – второе, тут я согласен с Золотоглазой. Я слишком люблю свой рельм, чтобы подвергать его тяготам войны.

Но самую яростную склоку вызвал вопрос, кому командовать объединенным войском, если объединение состоится. Хорошо, что перед дверями залы у всех забирают оружие. Как уж там Избавительница и сопровождение, но за родичей я не поручусь.

Потайная дверь растворилась совсем бесшумно. Отчетливо стали слышны свист ветра, треск фитилька масляной плошки, сонное теплое дыхание. Керин спала за пологом. Дама Тари, которая ночевала с ней по моему приказу, спала тоже. Сидя, уронив голову на вощеные таблички, огонек золотил ее темя.

Я стоял, сдерживая дыхание, поглаживая мизерикордию.

Я не собирался причинять вреда Золотоглазой, но само осознание того, что она в моей власти, наполняло меня странным наслаждением. Вдали за стенами невнятно прокричал петух. Это заставило меня очнуться… Подошел, поднял ее руку, свесившуюся с постели.

Растолканная дама Тари глупо пялилась на меня зелеными глазищами. Пришлось встряхнуть ее за плечи.

– Мой господин?

Не раскричалась, умница.

– Что помогает от жара?

– Отвар толченой ивовой коры.

– Иди и приготовь. А то решат, что я ее отравил.

Тари ушла, поправляя волосы… Все еще надеется когда-нибудь меня на себе женить.

Я присел на постель Золотоглазой. Она успела проснуться, но ничуть не удивилась и не испугалась. Смотрела на меня, и глаза ее двумя кострами светились в темноте.

– У тебя жар.

– Так бывает. Если мне врут.

Я поверил сразу. Криво усмехнулся:

– А тебе врут?

– Да. Твои… владетели. Каждый думает, как что-то выгадать для себя, а вовсе не как сражаться с Незримыми.

– А я? Я тоже тебе вру?

Она наморщила лоб:

– Ты действительно хочешь возглавить войско и повести его в бой. Но никогда этого не сделаешь.

Странно… Я ведь сам еще не принял решения. Жаль, что мои волхвы так и не поговорили с ней. Отправившись в навь, это, увы, затруднительно сделать. Я поправил ее слипшиеся волосы:

– Спи. Мы поговорим об этом утром.

– Не могу.

– Тогда пойдем.

Я вывел Керин через потайную дверь, оставив ее приоткрытой, чтобы Тари сумела нас найти. Винтовая лестница, коридор, прохлада замковой библиотеки. Здесь почти никто не бывал, сюда я приходил, когда хотел остаться сам с собой. И сам собой. Здесь, в дубовых сундуках, окованных железом, хранились мои сокровища.

Я позволил себе зажечь толстую восковую свечу: она дает яркий ровный свет. Повернул в замках ключи, откинул крышку…

Книг на сундук было ровно двадцать. Завернутые в ткань или в отдельных плоских ларцах, обитых сафьяном, с тиснением и самоцветами – сами по себе диковины – ждали они прикосновения пальцев. Упадут замочки, поднимется буковый оклад, обтянутый кожей, выпустит на волю позолоту обреза, витую вязь литер, филигранные рисунки, радующие яркими красками и через века…

– Ты умеешь читать?

Лег на стол гримуар:

– Вот твоя Легенда.

Золотоглазая бережно перевернула страницу:

– Но это не рука Винара!

Я кивнул.

– Конечно. Ему было бы затруднительно писать в седле, убегая от горожан, обвинивших его в братоубийстве: дама Тари могла бы рассказать тебе подробности… Говорят, Винар крепче, чем брата, любил его невесту… Здесь четыре списка Легенды четырех разных авторов. Я велел переписать их и собрать под одним переплетом. Каждый тщился, во что горазд – благодать для волхвов. Можешь сравнить, кстати, – я позволил себе легкую насмешку. – Какая Золотоглазая тебе ближе? А еще здесь комментарии Владимира Лундского и "Трактат о Винаре, поэте и воине".

– Это нечестно, – вдруг сказала Керин, вскидывая голову, – нечестно клеветать на того, кто не может себя защитить. Винар – единственный, кто посмел тогда открыто выступить против Незримых!

– И что же с ним случилось дальше? "Он и его дружина погибли, и их неукротимый дух слился с мрачным духом Мертвого леса, – процитировал я. – И всяк, приходящий туда, умирал или терял рассудок, не вынеся немой и страстной мольбы"? Или ты настолько стара, чтобы знать и руку Винара, и его судьбу?

– Ты испытываешь меня, – отозвалась она тихо. – Но все равно мне больно.

И я, рыцарь Горт, устыдился ее слов.

…Золотоглазая жадно выпила поднесенный Тари отвар, и я проводил ее до покоя. А потом не спал до утра.

Дама Тари встала и поклонилась, когда я вошел, но я не обратил на нее внимания. Сама виновата. Даже сгоряча не стоит бросать, что я пренебрег ею ради невесты, взявшей свое приданое на острие копья. Впрочем, пусть гордится собственной проницательностью…

Я раздумывал долго и не отыскал лучшего решения: я женюсь на Золотоглазой. Таким образом, я получаю Сарт, а кто владеет Сартом – владеет бывшим рельмом Мелдена… Тем более, что мои посланники сейчас в Фернахе: тот готов добровольно перейти под мою руку – так что я получаю рельм целиком.

А еще Золотоглазая подарит мне Ясень.

Конечно, она наивна, говоря, что все, ненавидящие Незримых, союзники.

Я испробовал с ее разрешения ее меч. Пожалуй, слишком легкий для меня, с крестовиной и сужающимся к навершию череном, он удобно лежит в руке и равно рубит камень, дерево и железо…

Если ей даром досталось то, что стоит целого княжества, то она получит и остальное: силой ли золотых глаз или мечами моих и своих воинов – Ясень будет мой.

А дальше надвое: или родит мне наследника, или умрет, скажем, заслоняя меня от стрелы… Я буду безутешен…

Тари сказала, я смотрю на Золотоглазую жадно. И без любови…

Не стоит проникать в мои мысли слишком глубоко.

Керин поднялась мне навстречу. Я заметил круги под ее глазами.

– Никаких дел на сегодня, – сказал я. – Хочешь, я покажу тебе Вотель?

– Замок?

– Городок. Он, конечно, не так велик, как Ясень…

Она обрадовалась. На меня всегда смотрели с почтением или страхом, и я никак не могу привыкнуть к этой радости.

– Возьми двух охранников, хватит.

Раннее утро золотило черепицы крыш. Пахло свежей выпечкой, дымком, рекой и навозом. Гремели на мостках вальками прачки, солнце, просвечивая сквозь зелень листьев, искрилось на воде.

– Похоже на твои глаза, – я вдруг осознал, что беспричинно рад и этому утру, и ответившей мне улыбке, и тому, что я веду Керин по моему, вдруг ставшему необычным городу.

Над черепичными крышами, похожими на выгнутые ящеричьи спины, отовсюду виднелись стрельницы замка Вотель. Он возвышался над городком, который лепился к обрывистому берегу Ставы, уступами и крутыми улочками сбегая к воде. Все главные улицы – я очень гордился этим – были замощены. На окраинах камень заменяли стесанные дубовые плахи, положенные на деревянный настил, а вдоль заборов шли канавки водостоков, росли неистребимые сурепка и подорожник.

Протарахтела тележка зеленщика, прошел чистильщик со свиньей, подъедающей отбросы. Низко поклонился моей охране. Мне стало смешно…

Помощники пекаря раскладывали на плетеные подносы на каменном прилавке только что испеченную сдобу, которую пекарь вынимал из печи, зевом обращенной прямо к улице. Я купил две дюжины пирожков и булочек, начиненных зайчатиной, яблоками и крыжовником. Дочка пекаря, хорошенькая, как и его сдоба, вынесла мне свежих яблок в корзинке и кувшин вина, и мы позавтракали прямо на сбегающих в Ставу каменных ступеньках.

А потом пошли дальше…

На одной из улиц на нас кинулась стая гордых, словно владетели, вотельских псов. Я вытащил плеть, но они со щенячьим визгом стали ластиться к Золотоглазой, ставить лапы на плечи, лизать лицо. Она, присев на корточки, смеясь, ласкала лохматые загривки. Посмотрела на меня, отпустила их коротким словом и встала. Я поразился отточенности ее движения. Она действительно воин.

Она с благодарностью приняла у меня платок, вытерла лицо.

– Жарко!

– Пойдем. Я отведу тебя к мастеру Салу. Он лучший пивовар по эту сторону Ставы. А, возможно, и по ту. Сколько подмастерьев налипло штанами на облитую его пивом скамью!

Тесный каменный дворик встретил нас прохладой, с груши, дающей тень, громко шмякнулся спелый плод. Из подвальной дверцы тянуло холодом и свежим пивом. Сал, из уважения, собственноручно вынес мне увенчанный пенной шапкой кувшин и кружки и с любопытством поглядел на Золотоглазую. Хмыкнул в усы. И поклонился так низко, как никогда не кланялся мне. А может, мне это только показалось.

– А еще дама Тари накручивает на пиво волосы, – шепнул я.

Керин хихикнула. С полной кружкой в руках она умостилась на широком каменном заборчике, отгородившем пивоварню от обрыва, заросшего боярышником и жимолостью. С этого обрыва хорошо было разглядывать крыши нижнего города, чердачные оконца, водостоки, дымовые трубы… Я сел рядом, испытывая странное ощущение снизошедшего покоя.

– Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо знал.

– Что ты, – совершенно серьезно сказала она. – Леська гораздо красивее. И твоя дама Тари.

Я допил кружку и отставил на парапет:

– Они красавицы, несомненно. Но разве можно, когда ты есть, замечать кого-то еще?.. Ты мой ключ от двери.

– Какой двери?

– Если бы я знал…

Лето было одним из самых жарких на моей памяти. Става сильно обмелела и, опять же – впервые, зацвели на ней кувшинки. Целые поля их желтели вдоль берега над плоскими глянцевыми листьями, под которыми почти терялась вода. Я потянул за упругий стебель, поскользнулся и спрыгнул в реку, вымочив сапоги до колен. Золотоглазая смеялась. Я с притворной важностью протянул ей цветок.

– И все-таки… – сказала она.

– Ну, хорошо. Я, рыцарь Горт, даю тебе слово в том, что невозбранно пропущу твое войско через свой рельм на полночь – к землям Прислужника Фроста и Туле. А сам начну сдвигать войска к северным границам.

– Ты так и не решился выступить открыто.

Я пожал плечами:

– За мной рельм, я связан обязательствами.

Она стиснула в пальцах круглый цветочный венчик, с длинного стебля стекала вода, капала на зернистый камень ступенек. Я чувствовал, как мир уходит у меня из-под ног. Мне было все равно теперь, кто стоит за Керин и стоит ли вообще, кто такая Золотоглазая – воплощенная ли мечта, душа ли дремлющего Мертвого леса…

Ради прихоти, ради порыва я готов был отказаться от взлелеянных планов, от той реальности, которую так долго строил и которой так упорно добивался любой ценой. Отбросить все, променять себя самого на возможность сражаться с Незримыми: пусть безнадежно, пусть простым кнехтом – только рядом с ней…

Так осознаешь присутствие божества…

Тень накрыла нас. С клекотом опустился сокол, опахнул крыльями, когтями вцепился в рукав.

Когда весть о том, что девушка убила дракона, делается разменной деньгой в государственной игре – глупо к игре не присоединиться. Еще когда войско Золотоглазой только заняло Сарт и равновесие не качнулось ни в ту, ни в другую сторону, Илло, мой телохранитель, был отправлен на помощь Морталю. В Ясень.

Они отменно поработали. Мой соглядатай писал, что в городе мятеж. Когда-то мне показалось забавным, что вдохновителя бунта примут за жениха Золотоглазой. И полезным – без сомнения. Теперь что-то менять уже поздно. Только отозвать Илло – он еще может пригодиться. Я протянул письмо Керин:

– Тебе придется вернуться в Ясень. Там убивают твоих друзей. Деньги, войско, все, что тебе нужно…

– Нет. Тогда это примут за вторжение.

– Мне очень жаль.

Керин заглянула мне в глаза.

– Ты был прав, ища доказательств. Вера слепа. В Ясене я выбирала в войско не тех, кто в меня верил, а тех, что станут сражаться с Незримыми. Даже когда меня не будет.

Закусила губу. Резко повернулась и пошла вверх по улице. Я поднял измятый цветок. Прошлого не исправишь. А будущего пока нет. И я должен выбирать. Не так, как хотят мои родичи, или Керин, или Незримые. Это мой выбор, и я, рыцарь Горт, делаю его сам.

Глава 17

Керин снился сон.

В этом сне она бежала босая по топкому берегу, уходя от погони. Стебли ломались с противным чмоканьем, вминались в грязь. Ядовито-желтый сок брызгал на рубок, на отводящие стебли исцарапанные руки. Неохотно расступалась стена черно-зеленых камышей, синей осоки и коричневого аира. Высоко у плеч качались, осыпая пыльцой, белые соцветия таволги, хлестали по ногам сочные стебли болотного лотоса, липли к телу мясистые листья и мелкие желтые цветы. От их сладкого трупного запаха кружилась голова, а липкие вкрадчивые касания вызывали отвращение…

Керин бежала, насколько это было возможно в хлюпающей жирной грязи с переплетением стеблей и корней. Один раз она угодила ногой в их холодный скользкий клубок, почувствовала, что вязнет, и рванулась с ужасом, удивившим ее саму. Вырвалась, упала, вскочила и опять побежала, давя цветы…

Она помнила, что торопится в Ясень, и должна была взять правее, но погоня спутала планы, и пришлось нырнуть в тростники и бежать без дороги и без надежды на спасение. Хорошо еще, что у Прислужников не было – не могло быть! – собак. А так заросли укрыли ее и, может быть, еще удастся выбраться.

И дойти в Ясень не позже рассвета…

Керин по колено стоит в бурой вязкой воде, а за стеной ярко-зеленых трав открывается овальное, стиснутое посередине озеро. Широкие серпы аира забрели далеко, на их верхушках покачивались синие стрекозы…

Она не могла войти глубже: илистое дно затягивало – пришлось поплыть сразу от берега. Разгребала ряску, боясь запутаться в траве, холодно цеплявшей за ноги, норовившей вместе с отяжелелым рубком утащить на дно. А может, это водяной?

Стало так страшно, что она хлебнула воды и, бултыхаясь и кашляя, замерла. Сердце отчаянно колотилось, от бьющих рук разбегались круги, брызги летели с пальцев, с тяжелых, как водоросли, волос.

"Доплыву, – твердила она, задыхаясь, – доплыву".

Уже на середине озера она углядела долбленый челн, внезапно скользнувший из тростника у другого берега. В челне стоял, умело правя шестом, рослый паренек.

"На Лешека похож, ученика из Казанного Святилища".

Челн подплывал. Она ухватилась за шершавый борт. Паренек покачнулся, взмахнул шестом:

– Болотница?

Пальцы разжались. Но он догадался кинуть шест и поймать утопленницу за платье и волосы. И не было сил даже пошевельнуться, чтобы ему помочь.

Она упала на дно, прямо в набравшуюся воду. Мальчишка рванул спасенную за рубок, усаживая, прислонил к скамье. Освободил от мокрых, в тине, волос лицо. Схватил шест, и отталкивался не переставая, пока челн не ушел в раздавшуюся шелестящую зелень. Спаситель наклонился над Керин с опаской и удивлением:

– Нельзя в Ярь лезть, – сердито сообщил он.

– Почему?

Он нагнулся, молча, сосредоточенно отлепляя от ее ног раздувшихся пиявок. Из ранок сочилась кровь. Золотоглазая вздрогнула от нахлынувших боли и омерзения. А парень отломил брызнувший млечным стебель:

– На, вотри. А то завтра будешь, как колода.

– Спасибо. Тебя как звать?

Шелестели раздвигаемые челном камыши, журчала вода. Мальчишка молчал, сосредоточенно правя. На вид было ему лет четырнадцать, но, может, и старше, загорелый, жилистый. Одежда, как у простолюдина. На худой шее болтается белый камушек-оберег. Знакомый.

Мальчишка провел ладонью по трущейся у борта мокрой траве:

– За тобой гонятся, я знаю. Гнались…

– Больше не гонятся?

– Кому охота в Мертвый лес.

Керин слишком устала, чтобы по-настоящему испугаться.

– Мне в Ясень нужно.

– Ясень далеко. А Мертвый лес – вот, – и словно по движению его руки встала над стеной камышей стена мертвых деревьев. Паренек посмотрел с надеждой: – Испугалась?

Керин покачала головой.

– Как тебя звать?

– А тебя? Ну, Винар.

И она взмолилась:

– Винар, пожалуйста. Выведи меня на дорогу!..

Слово свидетеля. Ясень

От гордого въезда в город, едва не завершившегося кровопролитием, я очнулась на берегу Ясеньки, под мостом. Меня обнимал тяжелой ручищей оружейник Брезан, тот, что ковал сестре меч. Несколько человек из моей полусотни, скинув на причалы шлемы, кольчуги и бахтерцы, раздевшись до ноговиц, ныряли в теплой, но мутной воде. Другие шарили баграми в омуте под мостом – искали тело утонувшего Мэннора. Лицо мое оказалось мокрым от слез. Стянув кольчатую перчатку, я ладонью вытерла глаза и щеки.

– Тихо, девочка, – Брезан до боли сжал мои плечи. – Мы еще вниз по течению поищем.

Я судорожно всхлипнула. Хотела бы я знать, что за время нашего неспешного пути случилось в Ясене. Да скоро и узнала.

– Ты куда теперь?

– Домой.

– Нехорошо… – покачал оружейник в руке тяжелый молот. – Лучше бы с нами, на левый берег. Ну ничего, мы тебя проводим.

Я подняла глаза: вперемешку с моим отрядом стояли молодые ремесленники, дюжие и вооруженные. Немного зная ясеньцев, связаться с такими я бы не захотела. Чем им рядный начальник насолили, интересно? Похоже, они собирались Старшинскую Вежу брать…

– Тебя Керин послала?

Я кивнула согласно. Глаза Брезана загорелись.

– Эх!.. Могли у стражи на хвосте в Вежу попасть, если б Мэннор в реку не сорвался да ты не сробела… да, – мастер вздохнул широкой грудью, поиграл молотом. – А теперь ряду хоть выкуривай, как барсуков из норы.

Я онемело уставилась на него.

А Брезан заговорил. Он и минуты не сомневался, что Керин прислала меня помочь ясеньцам против зарвавшихся старшин. Недоумевал только, что отряд со мной больно мал. И обиделся и разочаровался, когда оказалось, что явились мы с посольством и для торга – и только.

Что происходило в Ясене перед нашим приездом, я частью узнала по дороге домой от мастера Брезана, частью вечером от отца. Узнала про то, как упредили Брезана, чтобы он дома не ночевал. Мастер к совету прислушался, двери нарочно не запер и спать не лег, а сел в засаду с тремя подмастерьями. Около полуночи кто-то с воем кинулся на Брезанову постель. Чужака огрели дубовой скамьей по голове, зажгли огонь и разглядели сапожницкий нож, застрявший в дне кровати. В нападавшем узнали Жижу, дворового холопа Берута, рядного начальника и оружейного старшины. Татя сволокли в кузницу, отлили водой, и после слабого членовредительства он признался, что послал хозяин. Ясеньцы, услышав эту историю, разошлись надвое. Одни считали, что после отказа Сарта с наущения Золотоглазой прийти под руку Ясеня мастер Берут от злости принялся мстить сковавшим ей меч оружейникам. Другие же твердили, что Берут, погрязший в управлении городом и посему забывший, с какой стороны за молот браться, послал убить Брезана из зависти. Мастер Брезан отправил дочку к родичам и сам ушел на левобережье. И вовремя. Потому как на следующую ночь от случайно зароненной искры погорел его дом. Говорят, от кузни занялось, но та осталась целехонька.

Сказали мне и про то, что побратим Брезана, Радом, с которым они ковали волшебный клинок, предупреждению не внял, и жена, загостившаяся у соседки, сыскала его уже холодного. Жена, верней, вдова, подняла крик и дошла до Вежи. Берут, дабы успокоить народ, велел выставить на всех корчаги с медом. И зря. Напившись на дармовщину, простые люди пошли громить Гостиные терема с Берутовыми же складами. Утром в медах старшина отказал. Разохоченная и злая, голытьба занялась медоварнями и всем, что попалось под руку.

Скрылись в одночасье приехавшие на осенние торги гости. А Мэннор отворил людям мастера Брезана оружейные склады и принял с ними бой у Вежи.

Мне снова захотелось заплакать. Не промедли мы, ночуя в слободе за стенами Ясеня и обряжаясь к торжественному въезду – был бы Мэннор жив.

Сыщись лишняя минутка, я бы задумалась, что есть в этой истории странное. Хотя сама, своими глазами, видела бывшего жениха: и как дрался, и как с моста летел… Мэннор был и чванливым, и гордым, но в трусости упрекнуть его было нельзя. Неужли решил за воеводство оправдаться, по моим следам в Ясень кинулся? Опередил даже…

Дом старшины златокузнецов, моего отца, стоял, как и дом Мэннора, возле самой Старшинской Вежи. Был дом велик, а при нем еще сад и службы – пяти десяткам воинов, пришедших со мной, места хватило. Кони только не поместились, отец дал нам ключи от пустого склада. Я отослала с конями десяток караульщиков, а сама прошла во двор. Глаза невольно присматривались, как расставить дозорных да как обороняться, если что. Дом был повернут к улице глухой стеной, как купеческому положено, да еще огорожен каменным забором в два человеческих роста. Что годилось от воров – годилось и от Берутовых стражников. Поставлю лучников по углам ограды и на чердак – и пусть нападают.