Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Ян Громов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

И тут, словно из-под земли, рядом с нами возник Иван – я даже не заметил, когда он успел подойти, встал рядом с Михаилом, и они стали наперебой, но явно согласованно, выдавать информацию:

– Барин, – начал Михаил, – там нас очень расспрашивали про вас. Какой-то купчина всё выведывал – кто вы такой, откуда взялись, откуда такие доски берёте, чем промышляете да сколько у вас люда в деревне.

Голос у Михаила был негромкий, но чёткий, как у человека, привыкшего докладывать начальству. Я внимательно слушал, отмечая, что парень наблюдательный и неглупый.

– Я же, – продолжал он, – сослался на то, что и сам не знаю – к Захару, мол, еду на заработки, а про барина ничего сказать не могу, не знаком ещё.

– А вот на Ивана так совсем наседал с вопросами, – добавил Михаил, кивая в сторону своего товарища. – Прямо не отставал.

Иван угрюмо кивнул, подтверждая:

– Было дело, барин. Как прицепился – кто да что, да откуда. Но я ему ничего толком не сказал. Мол, барин да и барин – такой как все. А про доски – ничего не знаю. Телегу загрузили – вот и привёз.

Он говорил спокойно, но я видел, что разговор тот его задел за живое – жилка на шее билась часто-часто.

– И как выглядел этот любопытный? – спросил я, хотя уже догадывался об ответе.

– Рыжий такой, – ответил Иван, – бородка клинышком, а под левым глазом бородавка приметная. Одет богато, но не ярко. Речь плавная, обходительная, только глаза холодные.

Я переглянулся с Захаром – по описанию выходило, что выспрашивал тот же мужик, что и Фому ранее расспрашивал. Значит, заинтересовался кто-то нашими делами всерьёз. Надо держать ухо востро.

– А что ещё интересного заметили? – спросил я, обращаясь к обоим.

– Ещё, урядник тот, как прочитал письмо от государева человека, так сразу уважительно стал на нас смотреть, – добавил Иван. – И благодарность высказывал боярину – вам, тобишь. – Прямо преобразился человек. Был как грозовая туча, а стал как шёлковый. «Передайте, – говорит, – моё нижайшее почтение господину Воронцову. Всегда рад услужить.»

Я хмыкнул, представляя эту сцену. Со слов Фомы, урядник в городе был человек суровый и неприветливый – даже мелким помещикам особо не кланялся. А тут такая перемена.

– И это не всё, – продолжил Иван, понизив голос. – Тот рыжий купчина, когда увидел, как урядник с нами заговорил, как-то весь подобрался. Но к нам больше не подходил, только смотрел издалека.

Мы помолчали, обдумывая услышанное. Машка, закончившая уборку со стола, присела рядом со мной на лавку, прислушиваясь к разговору.

– Ладно, – сказал я наконец. – Спасибо за информацию, учтём. А теперь идите отдыхать, завтра дел много.

Мужики поклонились и пошли к выходу со двора. Я проводил их взглядом, размышляя о сказанном.

– О чём задумался, Егорушка? – спросила Машка, когда мы остались одни. – Беспокоит что-то?

Я обнял её за плечи, привлекая к себе:

– Да вот думаю, что неспроста этот купчина про нас расспрашивает. Видать, проведал про наши доски, про лесопилку. Может, конкуренцию почуял, а может, решил поживиться чужим добром.

– Ты думаешь, он может навредить? – в голосе Машки появилась тревога.

– Кто знает, – пожал я плечами. – Но лучше быть готовым ко всему. Завтра соберу мужиков, потолкуем, как дозоры организовать.

Машка прижалась ко мне, словно ища защиты:

– Страшно мне, Егорушка. Только жизнь налаживаться стала, а тут опять тревоги.

Я погладил её по голове, успокаивая:

– Не бойся, солнце моё. Справимся.

Мы сидели под яблоней, глядя, как на небе одна за другой зажигаются звёзды. Где-то вдалеке залаяла собака, ей ответила другая, потом обе затихли. Деревня погружалась в сон.

– Пойдём в дом, – сказала наконец Машка. – Ночь на дворе.

Я кивнул, и мы направились к крыльцу.

– Ты ложись, Егорушка, – сказала она. – Я сейчас.

Я пошел в комнату, по пути ещё раз мысленно перебирая всё, что узнал сегодня. Обдумывая то, что мне наговорили Миша с Иваном, я всё никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вздыхал, глядя в потолок, где плясали тени от лучины. Мысли крутились в голове как мельничные жернова, перемалывая одни и те же вопросы.

Кто это был и что ему так нужно от меня? Какой-то рыжий купец с бородавкой под глазом… Не представился, но явно человек с достатком и положением. Если дела торговые, то мог бы сам обратиться, если нужда такая. Нормальные купцы так и делают – приезжают, кланяются, товар предлагают или покупают. Ну, на крайний случай, через торговых людей – те вон каждую неделю ко мне ездят, любую весть передать могут.

Но нет же – выспрашивает у тех, кто поближе ко мне. Значит, что-то нечисто. Может, конкурент какой прознал про мои доски да хочет дело перехватить? Или кто из местных бояр заинтересовался, откуда в глуши такое производство взялось?

А может, и вовсе не по-доброму интерес проявляет? Мало ли лихих людей, что на чужое добро зарятся. Хотя, если бы разбойник был – не стал бы так открыто расспрашивать. Те больше из-за угла бьют, исподтишка.

Нет, тут что-то другое. Может, из приказа какой-то человек? Проверяют, всё ли по закону делается, подати платятся? Так я ничего не скрываю, всё как приказчик приедет отчитаюсь. А так-то, мне по большому счету получается, что перед отцом отчитываться нужно. А что деревню поднял из пепла, так за это ещё благодарить должны.

И урядник, говорят, письмо прочитал и уважение проявил. Значит, Надежда Андреевна что-то хорошее обо мне написала или даже рекомендацию дала.

Машка, видать, чувствовала, что я не сплю – лежала тихо, но дышала размеренно, не как обычно во сне. Наконец, она повернулась и обняла меня, прижавшись тёплым телом.

– Что не спишь, Егорушка? – прошептала она, поглаживая меня по груди.

– Да вот, всё думы думаю, – вздохнул я, накрывая её руку своей.

– О чём? О кузне с лесопилкой? Или опять новую задумку придумал?

– Да нет, Машенька, – покачал я головой, хоть она и не могла этого видеть в темноте. – В городе про нас стали спрашивать люди непонятные. Вот и гадаю – к чему бы это.

Машка притихла, обдумывая мои слова. Потом приподнялась на локте, и я увидел в полумраке её обеспокоенное лицо.

– Там, может, нам и не нужно в город ехать? – спросила она осторожно. – Мало ли что. Подождём, пока всё уляжется?

Я усмехнулся и погладил её по щеке. Моя Машка – всегда сначала о безопасности думает. Хозяйственная, рассудительная. Но в этот раз я с ней не соглашусь.

– Да нет, поедем, – твёрдо сказал я. – Лучше знать, с чем придётся иметь дело, чем гадать да выжидать подвоха. Кто предупреждён, тот вооружён.

Глава 14

– А если это ловушка какая? – не унималась Машка.

– Какая ловушка? – хмыкнул я. – Мы же не с пустыми руками поедем. Возьмём Ивана, Семёна, Захара… Да и сам я, знаешь ли, не лыком шит. А главное – нам бояться нечего. Мы своё дело честно ведём, ничего не скрываем.

Машка вздохнула и прижалась ко мне ещё крепче, уткнувшись носом в шею.

– Не переживай, Егорушка, – прошептала она. – Всё у тебя получится. Ты умный, сильный. И люди тебя уважают. Если что – за тебя горой встанут.

– Знаю, – улыбнулся я, обнимая её. – Потому и не боюсь никаких рыжих купцов с бородавками.

Машка тихонько засмеялась, и я почувствовал, как напряжение покидает её тело. Она потянулась и поцеловала меня – сначала легко, едва касаясь губами, а потом всё настойчивее, заставляя забыть обо всех тревогах.

– А знаешь, – прошептал я, отрываясь от её губ, – может, и правда не стоит ломать голову? Утро вечера мудренее. А сейчас есть дела поважнее…

Машка тихонько рассмеялась и прижалась ко мне всем телом, и все мысли о неведомом купце улетучились, уступив место совсем другим ощущениям.

Уснули мы, когда петухи уже кричать стали. Я проснулся от яркого солнечного света, бьющего в окно. Видать, заспались мы крепко – обычно я просыпаюсь с первыми лучами.

Машка ещё дремала, свернувшись калачиком и подложив ладошку под щёку. Лицо её во сне было таким безмятежным, что я невольно залюбовался. Жаль было будить, но дела ждали – день уже в разгаре.

– Машенька, – тихонько позвал я, касаясь её плеча. – Просыпайся, солнце уже высоко.

Она сонно заворочалась, не открывая глаз:

– Мм… ещё чуточку…

– Какая чуточка? – усмехнулся я. – Скоро полдень. Вся деревня уже на ногах, а мы всё в постели.

Машка наконец открыла глаза и, увидев, как высоко стоит солнце, охнула:

– И правда! – она быстро села на кровати. – Ой, я же ничего не приготовила!

– Не переживай, – успокоил я её. – Мужики с собой снедь возьмут – там и перекушу.

Машка вскочила с кровати и начала спешно одеваться, на ходу приглаживая растрёпанные волосы.

– Сейчас быстро завтрак соберу, – приговаривала она. – Молока налью, хлеба нарежу…

Я наблюдал за её суетой с улыбкой. Всегда она такая – хлопочет, беспокоится, чтобы всё было как надо. Хозяюшка моя.

Быстро позавтракав и глядя на сонную Машку, которая всё зевала, прикрывая рот ладошкой, я не удержался и пару раз подколол её:

– Ночью спать надо, а не… – подмигнул я многозначительно.

Она зарумянилась, словно маков цвет, и только буркнула в ответ:

– А разве можно от такого отказываться?

Я рассмеялся и поцеловал её в макушку:

– Конечно, нельзя. Ладно, пойду я. Дел невпроворот.

Когда вышел во двор, застёгивая на ходу кафтан, увидел, что у калитки меня уже ждут Пётр с Ильёй. Стоят, переминаются с ноги на ногу, о чём-то вполголоса переговариваются.

– А чего углы подпираем? – сходу спросил я, подходя к ним.

Те переглянулись, не поняв про какие углы я говорю, но потом Илья догадался:

– А, это присказка такая, – пояснил он Петру. – Городская, видать.

– Мы ждём вас, барин, – сказал Пётр, почтительно кланяясь. – Не хотели идти на Быстрянку без вас. Вы же говорили, что сегодня будем печь на полную мощность разжигать.

– Верно говорил, – кивнул я. – Сейчас, только снедь возьму.

Будто услышав мои слова, Машка вынесла на крыльцо торбу, набитую едой:

– Вот, Егорушка, – сказала она, протягивая мне мешок. – Тут хлеб, сало, лук, яйца варёные. И квас в бутыле.

– Спасибо, родная, – поблагодарил я, принимая торбу. – К вечеру вернусь, не беспокойся.

– Буду ждать, – кивнула она. – И будь осторожен у печи.

– Всё будет хорошо – отмахнулся я.

Мы с Петром и Ильёй направились к лесопилке, где нас уже должны были ждать Семён и Прохор. День обещал быть жарким и в прямом, и в переносном смысле – сегодня мы будем испытывать новую печь на прочность с механическим поддувом.

По дороге я всё думал о вчерашних новостях и о том загадочном купце. Но постепенно мысли переключились на предстоящую работу.

– О чём задумались, барин? – спросил Илья, заметив мою рассеянность.

– Да вот, прикидываю, как лучше печь разжечь, – ответил я. – Не хотелось бы впустую дрова жечь.

– Семён уже с утра там, – сообщил Пётр. – Говорил, что подготовит всё как надо.

– Это хорошо, – кивнул я. – Значит, времени не потеряем.

Мы миновали околицу и вышли на тропу, ведущую к реке.

Утро выдалось ясным, солнце уже припекало, но в тени деревьев, растущих вдоль тропы, было прохладно и свежо. Птицы щебетали в ветвях, где-то вдалеке куковала кукушка.

– Хорошо-то как, – вздохнул Илья, оглядываясь по сторонам. – Благодать.

– Это верно, – согласился я. – Место у нас знатное.

Вдалеке показались постройки лесопилки и дым из трубы кузницы – видать, Семён уже растопил печь. Мы ускорили шаг, предвкушая интересный день.

Так, за разговорами, мы добрались до лесопилки. Семён, заметив нас, помахал рукой:

– А вот и вы! А я уж думал, не придёте сегодня!

– Проспали малость, – признался я, подходя ближе. – Ну, показывай, что тут у тебя.

Семён с гордостью указал на печь, из которой вырывалось пламя, гудящее ровно и сильно благодаря механическому поддуву:

– Глядите, барин! Уже два часа горит, жар отменный.

Я осмотрел печь, проверил, как работает механизм поддува – всё было в порядке. Водяное колесо крутилось ровно, передавая движение на вал, который, в свою очередь, вращал лопасти вентилятора.

– Отлично, – сказал я. – Тогда предлагаю попробовать сделать сегодня стекло, – оглядывая собравшихся в кузне мужиков.

Лица у всех были заинтересованные. Еще бы – мало кто из них видел, как делают стекло. Только слышали об этом от меня, когда я говорил о своих планах. Для большинства это было почти колдовством – как из простого песка получается прозрачный твердый материал.

– Прохор, что с камнем? Готов?

– Да, барин, – кивнул тот, указывая на лежащий в углу плоский камень. – Отшлифовали, заполировали – гладкий как вода в заводи. Три дня бились, но сделали.

Я подошел к камню, провел ладонью по поверхности. Действительно, гладкая, почти зеркальная – идеальная для отливки стекла.

– Хорошо, – одобрительно кивнул я. – Тогда несите песок, из которого металл собрали, известь, что погасили в воде, и поташ.

Мужики засуетились. Илья отправился за песком, из которого мы выбрали металл. Петька побежал за известью, а Прохор достал из холщового мешка белый порошок – поташ, добытый из золы.

– Ты, Семён, – обратился я к нему, – проверь, как там печь. Нам нужен сильный жар, не меньше, чем когда железо плавим.

Семён кивнул и отправился проверять печь.

А я стал готовить рабочее место. Нужно было все разложить так, чтобы удобно было дотянуться до каждой составляющей, и при этом ничего не перепутать.

Вскоре вернулся Илья, неся мешок с мелким белым песком.

– Вот, барин, – сказал он, опуская ношу на землю.

Я зачерпнул горсть песка, внимательно рассматривая его на свету, просеивая между пальцами.

– Хорош, – одобрительно кивнул я. – Чистый, без глины. Для первого раза сойдет.

Петька принес известь. Которую мы сделали ранее.

– Теперь надо всё смешать в правильных пропорциях, – сказал я, подзывая мужиков поближе. – Смотрите и запоминайте: на шесть частей песка берем две части поташа и одну часть извести.

Я отмерил необходимое количество каждого компонента.

– Если поташа будет мало, – пояснял я, высыпая ингредиенты в большую миску, – стекло будет плохо плавиться. А если много – будет влагу притягивать и мутнеть.

Мужики внимательно следили за каждым моим движением, а Степан даже что-то бормотал себе под нос, запоминая пропорции.

– А теперь всё это нужно тщательно перемешать, – сказал я, вручая миску Прохору. – Так, чтобы ни одного комка не осталось, ни одного сгустка. Все должно быть равномерно.

Прохор взялся за дело, а я пошел проверить, как там дела у Семёна с печью. В кузне было жарко и шумно. Она уже раскалилась, и жар от нее ощущался даже на расстоянии нескольких шагов.

– Хорошо идет, – одобрил я, глядя на бушующее в печи пламя. – Еще немного, и можно будет загружать шихту.

– Шихту? – переспросил Семён, вытирая пот со лба.

– Так называется смесь, из которой стекло варят, – пояснил я. – Песок с поташом и известью.

Вернувшись к Прохору, я проверил, как идет смешивание. Смесь уже приобрела однородный серовато-белый цвет, но Прохор продолжал старательно перемешивать её деревянной лопаткой.

– Достаточно, – сказал я наконец. – Теперь по феншую нужен тигель. Но нам его заменит наша реторта. Правда, крышку без трубки будем использовать.

– А по феншую – это как? – Недоуменно спросил Петька.

– Это чтоб совсем правильно было. – Усмехнулся я.

Я осмотрел реторту, проверяя, нет ли в ней трещин, которые могли бы привести к катастрофе при плавке.

– Годится, – решил я. – Загружаем шихту.

Прохор аккуратно высыпал смесь в реторту. Получилось примерно на две трети объема – больше загружать было нельзя, так как при плавлении смесь могла вспениться и вылиться через край.

– А теперь самое сложное, – сказал я. – Нужно поставить реторту в печь так, чтобы она равномерно прогревалась.

Семён с Ильей, используя длинные металлические щипцы, осторожно поместили реторту в самое пекло печи.

– Теперь закрываем печь, – скомандовал я, и Семён с Петькой придвинули тяжелую заслонку, оставив лишь небольшое отверстие для наблюдения.

– И что теперь? – спросил Семён, вытирая вспотевший лоб.

– Теперь ждем, – ответил я. – Часов шесть-семь, не меньше. До самого вечера.

– А нельзя побыстрее? – с разочарованием протянул Петька.

– Нельзя, – покачал я головой. – Стекло не терпит спешки. Его нужно варить медленно, чтобы все составляющие хорошо расплавились и соединились друг с другом. Иначе ничего путного не выйдет.

Мужики разочарованно вздохнули, но спорить не стали. В кузне стало немного тише – только гудело пламя в печи да шумел вентилятор, нагнетая воздух.

– Ну, раз так, то можно и передохнуть малость, – предложил Семён. – Всё равно делать нечего, пока варится.

– Только дежурных оставьте, – напомнил я. – Нужно следить, чтобы огонь не угасал и не становился слишком сильным. И подбрасывать уголь время от времени.

– Я останусь, – вызвался Прохор. – Мне интересно.

– И я, – присоединился Петька.

– Хорошо, – кивнул я. – Тогда остальные могут идти по своим делам. Только не забудьте вернуться к вечеру – будем стекло отливать.

Мужики разошлись, а мы с Прохором и Петькой остались у печи. Я расположился на лавке неподалеку, наблюдая за огнем через маленькое отверстие в заслонке.

– Барин, а правда, что из стекла можно делать окна, через которые все видно, как через воздух? – спросил Петька, присаживаясь рядом.

– Правда, – кивнул я. – Только для этого нужно очень чистое стекло, без пузырей и примесей. Мы пока такое вряд ли сделаем, но со временем научимся.

– А из чего тогда окна в богатых домах делают? – не унимался Петька.

– Из слюды, – ответил я. – Или из бычьего пузыря, натянутого на раму. А в совсем богатых домах – из привозного венецианского стекла.

– А мы сможем такое же сделать?

– Со временем, – повторил я. – Если будем упорно трудиться и совершенствовать наше умение.

Прохор, подбрасывающий уголь в печь, прислушивался к нашему разговору.

– А для чего нам стекло, барин? – спросил он. – Не для окон же пока?

– Для разного, – ответил я. – Можно посуду делать – склянки для лекарств, бутылки для наливок. Можно бусы для женщин, браслеты. Если научимся делать зеркала – будет совсем хорошо.

– Зеркала? – удивился Петька. – Как это?

– На стекло наносят тонкий слой серебра или олова, – пояснил я. – И оно начинает отражать все, как водная гладь, только четче.

Прохор присвистнул:

– Вот это да! И девки наши смогут на себя любоваться?

– Смогут, – усмехнулся я. – Только до этого нам еще далеко.

Время шло. Каждый час я проверял состояние шихты через смотровое отверстие. Сначала она просто раскалилась докрасна, потом начала плавиться по краям, превращаясь в вязкую массу. К середине дня уже примерно половина содержимого реторты представляла собой густую, пузырящуюся жидкость.

Тут пришли Машка с Настасьей. Мы все вместе поели, не отходя далеко от печи, чтобы не пропустить ни одного изменения в нашем будущем стекле.

– Ну как? – спросила Машка, собирая пустые миски.

– Плавится потихоньку, – ответил я. – К вечеру должно быть готово.

– А мне можно будет посмотреть? – поинтересовалась она.

– Конечно, – кивнул я. – Всем можно будет посмотреть. Только близко к печи не подходите – жар сильный.

Машка улыбнулась и ушла, а мы продолжили наше бдение у печи. Петька с Прохором менялись местами – один подбрасывал уголь и следил за пламенем, другой отдыхал. Я же регулярно проверял состояние шихты и давал указания, когда нужно было усилить или, наоборот, немного уменьшить жар.

К четвертому часу нашего бдения почти вся масса в риторте расплавилась, превратившись в густую, пузырящуюся жидкость.

– Скоро, – сказал я, заглядывая в смотровое отверстие. – Еще часа два-три, и можно будет отливать.

– А пузыри? – спросил Прохор, тоже пытаясь разглядеть содержимое реторты. – Их же много.

– Сейчас займемся, – ответил я, беря длинный железный прут с крючком на конце. – Нужно перемешать массу, чтобы пузыри вышли.

Осторожно, чтобы не обжечься от мощного потока горячего воздуха, я просунул прут в смотровое отверстие и начал аккуратно перемешивать расплавленную массу. Она была густой, как мед, и прут входил в нее с трудом.

– Нужен еще больший жар, – решил я. – Петька, подкрути вентилятор на полную мощность.

Петька подбежал к механизму и перекинул ремень на колесо побольше. Поток воздуха усилился, и пламя в печи взревело с новой силой.

– Теперь самое главное – не перегреть, – пояснил я, продолжая перемешивать стекломассу. – Если температура будет слишком высокой, начнется испарение, и стекло станет хрупким.

Прохор кивнул, внимательно наблюдая за моими действиями. Пузыри в массе постепенно поднимались наверх и лопались, выпуская заключенный в них воздух.

– Смотрите, – сказал я, указывая на край реторты, видимый через отверстие. – Видите, как становится прозрачным?

Действительно, по краям реторты масса уже приобрела некоторую прозрачность, хотя и с желтоватым оттенком.

– Это из-за железа в песке, – пояснил я, заметив этот оттенок. – В следующий раз нужно будет еще лучше песок обработать светильным газом и магнетитом.

К вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, стекломасса наконец приобрела нужную консистенцию. Она стала однородной, почти без пузырей, и приобрела зеленовато-желтый оттенок.

– Готово, – объявил я, выпрямляясь и вытирая пот со лба. – Зовите всех. Будем отливать.

Петька радостно выбежал из кузни, созывая народ. Вскоре вокруг собралась почти вся деревня – и мужики, и бабы, и ребятишки. Всем было интересно посмотреть на чудо превращения песка в стекло.

– Расступитесь, – командовал Семён, освобождая пространство перед печью. – Дайте барину работать.

Я надел толстые кожаные рукавицы, пропитанные водой, и кивнул Прохору с Ильей:

– Готовьтесь вынимать реторту.

Мужики, также защитив руки мокрыми тряпками, взялись за длинные щипцы. Я медленно отодвинул заслонку, и жар из печи ударил в лицо, заставив отступить на шаг. Внутри печи ярко светилась раскаленная реторта с кипящей в нем стекломассой.

– Аккуратно, – командовал я, – не торопитесь.

Прохор с Ильей осторожно захватили реторту щипцами и начали медленно вытаскивать его из печи. Зрелище было впечатляющим – в наступающих сумерках раскаленная докрасна реторта светилась как маленькое солнце, а внутри неё переливалась жидкая стекломасса.