Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Ник Тарасов
Соавторы: Ян Громов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Известь? – почесал затылок Семён. – А зачем она?
– Да для многого. И для стекла, и для побелки, и для всего прочего, – кивнул я. – Без извести не получится то, что я задумал.
Мужики дружно взялись за работу. Мы загрузили мешки в вагонетку и переправили на этот берег.
– Вот этот бери, – указывал я Степану на крупные куски. – А ты, Илья, дробить начинай. Нам нужны куски размером с кулак, не больше.
Я показал, как бить молотком по известняку – он хорошо раскалывался по природным трещинам. Мелких осколков мы тоже не выбрасывали – всё пригодится.
– А жечь-то как будем? – спросил Семён, подтаскивая очередной мешок.
– Так то в печи хорошей нужно, в шахтной бы, – вздохнул я, – да времени у нас мало. Начнем в яме – так проще будет.
Я выбрал место неподалеку от временной кузни и начертил на земле круг диаметром около двух метров.
– Копайте здесь яму, глубиной в рост человека, – скомандовал я. – Только стенки ровнее делайте, чтоб не осыпались.
Пока мужики копали, я занялся подготовкой дров. Нам требовался хороший жар, поэтому я отобрал сухие березовые поленья.
– Барин, – окликнул меня Степан, вытирая пот со лба, – а не проще ль в кузнечном горне камень обжечь?
– Не выйдет, – покачал я головой. – Там жар хоть и сильный, да объем маленький. Нам много извести нужно.
К полудню яма была готова. Я внимательно осмотрел стенки, подправил там, где земля осыпалась. На дно мы уложили хворост, а поверх него – толстые поленья. Дрова укладывали крест-накрест, чтобы воздух мог свободно циркулировать.
– Теперь камни, – я указал на подготовленные куски известняка. – Укладывайте рядами, но не слишком плотно.
– А не развалится? – с сомнением спросил Илья.
– Не должно, – я показал, как правильно уложить камни. – Смотри, каждый ряд должен быть устойчивым.
Мы заполнили яму почти доверху. Верхний слой я уложил особенно тщательно, оставив в центре небольшое углубление для розжига.
– А теперь слушайте внимательно, – собрал я мужиков вокруг себя. – Обжигать известняк – дело непростое. Жар должен быть сильным и ровным, а для этого огонь придется поддерживать день и ночь. Дежурить будете по очереди.
– А как узнать, что камень готов? – спросил Семён.
– Когда известняк превратится в известь, он станет белым и легким, – объяснил я. – И еще одно важное дело: я хочу попробовать использовать светильный газ для обжига. Помните, как мы его добывали? Так вот он не только металл из глины отделяет, а еще и очень горюч.
Мужики закивали. Прошлый опыт с газом произвел на них сильное впечатление.
– Удлиним трубку, подведем к яме снизу, нужно будет немного прокопать, так, чтоб под уклоном шла, – я начертил план на земле. – Газ даст больше жара, чем просто дрова. Быстрее управимся.
Пока Илья с Семёном заканчивали с укладкой камней, мы со Степаном занялись сооружением газогенератора. В этот раз я решил сделать конструкцию побольше: в большой глиняный горшок набили мелко нарубленных сухих щепок и веток, положили уголь, и добавили патошь и залили немного водой. Потом замазали крышку глиной, оставив только отверстие для отвода газа.
– Трубку из бересты сделаем, – сказал я, скручивая длинную полосу. – Обмажем глиной, чтоб не прогорела.
Когда все было готово, я дал команду поджигать. Сначала разожгли дрова в яме – они занялись быстро, пламя побежало по хворосту. Когда огонь разгорелся как следует, мы запустили газогенератор. Через берестяную трубку пошел светильный газ – когда он достиг ямы он загорелся ярким пламенем, значительно усилив жар в ней. Там аж загудело.
– Ого! – воскликнул Степан, отступая от жара. – Горит как бешеный!
– Это хорошо, – кивнул я. – Чем сильнее жар, тем быстрее известняк превратится в известь. Должно быть не меньше девятисот градусов.
– А как такой жар мерить-то? – удивился Семён.
– По цвету пламени, – объяснил я. – Видишь, какое яркое, почти белое? Значит, температура подходящая. Даже больше чем девятьсот, что хорошо.
Я организовал дежурство у ямы. Каждые два часа нужно было подкидывать дрова и следить, чтобы газогенератор продолжал работать. К вечеру вернулся Петька с телегой, доверху груженной кусками мореного дуба.
– Добыл! – гордо объявил он, спрыгивая с телеги. – Черный как смоль, и твердый – топором еле рубится, пилу напрочь посадил.
– Молодец, – похвалил я, осматривая добычу. – Как раз то, что нужно. Выгружай и присоединяйся к нам.
– А что варим-то? – заинтересовался Петька, заглядывая в яму с пылающим огнем.
– Известь делаем, – объяснил Степан. – Из камня.
– Из камня⁈ – изумился Петька.
Я объяснил ему процесс, как смог проще:
– В известняке есть то, что нам нужно. Огонь отделит из известняка лишнее. Камень превращается в известь, а всё ненужное улетает дымом.
Ночью мужики дежурили по очереди.
К утру, когда я пришел к лесопилке, я заметил, что камни начали менять цвет – от серого к белесому. Это был хороший знак.
– Держим огонь ещё полдня, – распорядился я. – Потом дадим остыть и посмотрим, что получилось.
К полудню пламя начало угасать – дрова прогорели. Газогенератор мы остановили, закрыв трубку. Теперь нужно было дать всему этому остыть естественным путем.
– Сколько ждать-то? – нетерпеливо спросил Петька.
– До завтра, – отрезал я. – Спешка в этом деле не помощник.
На следующее утро мы раскопали остывшую яму с известью. Вместо серых тяжелых камней в яме лежали белые легкие комки – натуральная негашеная известь!
– Вот это да, – восхищенно протянул Семён, держа в руке белый кусок. – И впрямь легкий стал.
– Теперь нужно её погасить, – объяснил я. – Для этого нам понадобится вода и большая бочка.
Мы нашли старую просмоленную бочку, очистили её и наполнили наполовину водой. Я объяснил мужикам, что будет дальше:
– Сейчас происходить будет что-то похожее на колдовство, но никакого колдовства тут нет. Это всё природа так устроена. Как бросим известь в воду, начнется бурление и шипение, вода станет горячей. Даже кипеть может!
– Не может быть, – не поверил Семён. – Как вода от камня закипит?
– Сам увидишь, – усмехнулся я. – Только не наклоняйтесь близко, и глаза берегите.
Я аккуратно через тряпку взял кусок и опустил его в воду. Секунда – и вода вокруг него забурлила, пошел пар. Кусок начал распадаться, вода вокруг забелела.
– Мать честная! – отшатнулся Илья. – Закипело!
Мы постепенно добавляли известь, постоянно помешивая длинной палкой. Вода в бочке нагрелась так, что рукой было не дотронуться, хотя огня рядом не было.
– Вот вам и природная химия, – улыбнулся я, глядя на изумленные лица. – Теперь нужно дать этому настояться день-другой, и получим известковое тесто. С песком смешаем – будет раствор для кладки печей. А разведем пожиже – побелка для стен выйдет.
– А пахнет-то как! – сморщил нос Петька. – Прямо как… не знаю что.
– Ничего, к запаху привыкнешь, – сказал я. – Зато теперь у нас есть своя известь. А это значит, что можем строить прочно и надежно.
Мужики с изумлением смотрели на белую кипящую массу в бочке. Ещё вчера это были обычные серые камни с берега, а сегодня – ценный строительный материал. И не только.
Глава 9
– Ну, что ж, – сказал я, – пока известь настаивается, займемся втулками из мореного дуба. Петька, показывай, что привез.
Мы направились к телеге, где он аккуратно разложил куски нарезанного мореного дуба. Дерево выглядело впечатляюще – тёмное, почти чёрное, с синеватым отливом, словно металлическое.
– Вот, Егор Андреевич, – с гордостью показал Петька, – Сколько смог достал.
Я внимательно осмотрел материал, постукивая по нему костяшками пальцев. Звук получался глухой, но плотный – признак хорошей твёрдости.
– Добрая работа, Петька. Именно то, что нужно. Таким втулкам сносу не будет, – похвалил я.
Мы перетащили несколько наиболее подходящих кусков к ангару. Я разложил инструменты – топор, тесло, набор стамесок разных размеров, скобель, несколько рубанков. Заточили их до остроты бритвы – мореный дуб требовал идеально острого инструмента.
– Ну, с Богом, – сказал я, делая первые пометки угольком на заготовке. – Мореный дуб – материал капризный. Да и режется иначе, чем обычное дерево.
Петька только кивнул на мои слова.
Для начала мы грубо обтесали первую заготовку, придавая ей цилиндрическую форму. Работа шла медленно – дерево сопротивлялось, стружка отлетала мелкая, плотная.
– Вот ведь какой, – ворчал Петька, делая несколько движений теслом. – Твёрдый, будто камень, а всё ж дерево.
– В том-то и ценность, – хмыкнул я.
Управившись с грубой обработкой мы перешли к тонкой работе – выбиранию сердцевины для создания полого цилиндра, в который будет входить вал. Петька работал стамеской аккуратно, чтобы дерево не скалывалось.
– Вот так, по кругу иди. Не торопись, пусть инструмент сам работает.
Наконец первая втулка начала приобретать нужную форму.
– Ещё самую малость подправить нужно, – пробормотал я, прищурившись. – Вал должен входить точно, без зазоров, но и не туго. Лишь бы смазку еще вогнать.
Петька подал мне самую тонкую стамеску, и я аккуратно снял ещё несколько тонких слоёв древесины, постоянно проверяя размер будущего вала.
– Вот теперь то, что надо, – удовлетворённо кивнул я, – Теперь займёмся второй.
Вторая втулка пошла быстрее – руки уже приноровились к работе с этим необычным материалом. Петька уверенно работал с деревом, чувствовалось, что это его стихия. Хотя, в самые ответственные моменты поднимал взгляд на меня, мол – всё так?.
К вечеру, когда солнце начало клониться к закату, обе втулки были готовы – идеально круглые, с гладко отполированной внутренней поверхностью. Я окунул их ёмкость с дёгтем, чтобы дополнительно защитить от влаги и уменьшить трение.
– Ну вот, – довольно потёр я руки, разглядывая наше творение. – Эти втулки века прослужат. Мореный дуб со временем только крепче становится.
Семён, проходивший мимо, остановился взглянуть на нашу работу. Он взял одну втулку, внимательно осмотрел, даже понюхал.
– Добротно сделано, – одобрительно кивнул он. – Такие не сотрутся и не раскрошатся.
– Завтра делайте такие же на оставшиеся площадки, – сказал я ему, протягивая готовое изделие. – По нему ориентируйтесь, чтоб ошибки не было. Но всё же лучше каждый раз к валу примеряйте.
Семён взял в руки втулку, повертел её в руках внимательно осматривая, потом кивнул:
– Сделаем, Егор Андреевич. Не сомневайтесь.
Мы с Петькой, собрав инструменты, решили возвращаться в деревню. Оставили Зорьку с телегой мужикам, чтоб на обратном пути привезли доски в ангар.
– Ты молодец сегодня, – похвалил я Петьку, когда мы шагали по лесной тропинке к Уваровке.
Он расцвёл от похвалы, но постарался сохранить серьёзное выражение лица:
– Стараюсь, Егор Андреевич. Хочу всему научиться, что вы знаете.
– Всему не научишься, – усмехнулся я. – Жизни не хватит. Но кое-чему – можно.
Машка, словно почувствовав наше приближение, встретила меня на пороге. В руках у неё была глиняная крынка с квасом – знала, что после работы в первую очередь хочется пить.
– Заждалась уже, – ласково проворчала она, подавая мне квас. – Что-то припозднились вы сегодня. И чем это от тебя так пахнет?
Я принял крынку с благодарностью и сделал несколько жадных глотков. Квас был холодный, с кислинкой, с пенной шапкой – именно то, что нужно после трудового дня.
– Известью пахнет, – улыбнулся я, вытирая рукавом губы. – Сегодня ею занимались, потом за дуб взялись.
– И как, удалась твоя известь? – поинтересовалась Машка, пропуская меня в дом.
– Завтра увидим, – пожал я плечами. – Хорошо разогрелась, камень побелел как надо. Должно получиться.
После тяжёлого трудового дня больше всего хотелось смыть с себя пот и пыль. Я направился в нашу самодельную душевую. Машка, видя мое намерение, быстро присоединилась ко мне. Мы наплескались вдоволь, смывая усталость и заботы дня. Вода смывала не только грязь, но и напряжение – я чувствовал, как мысли становятся легче, а тело расслабляется.
Вернувшись в дом, мы сели ужинать. На столе дымилась миска с наваристыми щами, рядом лежал ломоть свежеиспечённого хлеба и стояла плошка с солёными огурцами.
Ужин прошёл в уютном молчании. Машка сидела напротив, подперев щёку рукой, и смотрела на меня с нежностью и интересом. Видно было, что она соскучилась за день – я редко задерживался так долго.
После ужина мы устроились на лавке у окна. Машка прильнула ко мне, положив голову на плечо. В такие моменты все заботы и тревоги отступали, оставляя только тепло и покой.
Утром, хорошо выспавшись и плотно позавтракав пшённой кашей с маслом, я вышел во двор. Солнце уже поднялось над лесом, обещая жаркий день. Я потянулся, разминая слегка затёкшие от вчерашней работы мышцы, и окликнул:
– Настасья! Ты где?
Та появилась буквально через пару минут, словно ждала поблизости.
– Как там наш солод поживает? – спросил я, глядя на её румяное от утренней работы лицо.
– Дак готов уже, барин, – с гордостью ответила она, вытирая руки о передник. – Всё как вы учили – и прорастили, и просушили.
– Хорошо, – одобрительно кивнул я. – Организуй тогда себе компанию, скажи, пусть Степан проведет вас на всякий случай, да начинайте собирать вишню – как раз должна поспеть.
– Сколько собирать-то? – деловито уточнила Настасья.
– Да сколько сможете – всю обработаем, – махнул я рукой. – И для наливки, и сушёной на зиму оставим.
Она понимающе кивнула и пошла, видать, искать Степана.
Я повернулся к Машке, которая вышла на крыльцо, слушая наш разговор:
– Как первую партию вишен принесут, сделай-ка ты вареников. Умеешь?
– Конечно, Егорушка, – улыбнулась она, и ямочки появились на её щеках. – Ещё матушка учила. Тесто на воде или на молоке делать?
– На молоке, конечно, – рассмеялся я. – Чай, не бедствуем.
– Тогда и сметанки к ним у жены Ильи возьму, – подхватила Машка. – У неё сметана самая густая, ложка стоит.
Я представил, как вечером, после тяжёлого трудового дня, сяду за стол, а там – тарелка со свежими варениками, исходящими паром, и плошка с густой деревенской сметаной… От предвкушения даже слюнки потекли.
Тут ко мне подошел Захар. Лицо его было сосредоточенным, в глазах читался немой вопрос. Он переминался с ноги на ногу, словно не решаясь нарушить мои размышления.
– Егор Андреевич, – наконец произнес он, поглаживая бороду, – так что со свиньей-то решаем? Колем?
Я поднял на него взгляд, на мгновение не понимая, о чем речь. Потом вспомнил – действительно, еще вчера говорили о забое.
– Так вчера же вроде хотели, – добавил Захар, заметив мое замешательство. – Я так понял, что не до нее было⁈
– Да, засуетились с лесопилкой да известью, – кивнул я. – Ну тогда давай сегодня. Самое время, пока погода стоит хорошая.
Захар удовлетворенно кивнул, развернулся и зашагал к хлеву, на ходу закатывая рукава рубахи.
Я же вернулся в дом. Машка хлопотала у печи, расставляя горшки да чугуны. Увидев меня, улыбнулась:
– Ну что, управился с делами?
– Пока только начинаю, – ответил я, присаживаясь на лавку. – Послушай, вареники отменяются. Их завтра сделаешь. А на вечер нужно будет отварить картошку. Просто помыть и как есть отварить.
Машка оторвалась от своего занятия, посмотрела на меня с любопытством:
– А что это будет-то? Для какого блюда?
Я невольно улыбнулся ее любознательности – всегда хотела знать не только что делать, но и зачем.
– Будет картошечка отварная, – ответил я с легкой хитрецой. – Да к свежей свининке.
Машка понимающе кивнула, но тут же нахмурилась:
– Так где ж свининка-то? Нешто Захар решил свинью колоть?
В этот момент со двора донесся протяжный визг свиньи – пронзительный и быстро оборвавшийся. Машка всплеснула руками:
– Вот ведь! И правда затеяли!
– Ну что ж, – я поднялся с лавки, – пошли разделывать. Дело не ждет.
Пока Машка готовила тазы да корыта, я прихватил один из них, поглубже, и пошел ближе к ангару, где Захар уже опаливал соломой тушу свиньи. Запах паленой щетины разносился по всей округе – характерный, резкий, но для деревенского жителя привычный и даже многообещающий.
По дороге увидел, что на порог дома вышла Прасковья. Я махнул ей рукой:
– Прасковья! Бери какое корыто поглубже и пошли к Захару. Свинью разделываем, всем работы хватит!
Он быстро кивнула и скрылась в доме. Проходя мимо новых домов, я увидел в окне мелькнувшее лицо Пелагеи. Постучал в ставень:
– Пелагея! Хватай посудину какую побольше и айда к ангару. Да Фому позови, нечего ему бока отлёживать в такой день!
Не успел я это сказать, как из-за угла дома выскочил сам Фома – словно подслушивал. Волосы всклокочены, в руках топор.
– Барин, я не сплю! – воскликнул он, пытаясь на ходу придать себе более важный вид. – Уже иду! Еще до петухов встал!
– Ну-ну, – усмехнулся я. – Пошли Захару поможем. Дело общее, споро пойдет – всем выгода.
Пока всех собирал, Захар уже частично освежевал тушу. Работал он аккуратно, с видимым знанием дела – ни одного лишнего движения, ни одного неверного надреза. Туша, подвешенная на крюке, медленно лишалась шкуры, обнажая розоватое мясо.
– Шеи кусок с треть пуда вырежи, – сказал я ему, оценивая фронт работ, – и мне чтоб принесли. Особые планы на него имею.
Захар только кивнул, не отрываясь от работы.
Тут подошел Степан – запыхавшийся, но довольный. По лицу было видно, что спешил с какими-то новостями.
– Баб с ребятней до вишен довел, – отрапортовал он, утирая пот со лба. – Оставил там – вишня поспела, хорошая, крупная.
– А как там кролики? – спросил я, вспомнив о недавнем приобретении.
Лицо Степана расплылось в довольной улыбке:
– Все хорошо! Едят как не в себя, только успеваем траву докладывать. Мягкую выбираем, как вы учили.
– Ну и хорошо, – кивнул я. – Пусть растут. Спарить не забудь.
Он улыбнулся еще шире, в глазах появился озорной блеск:
– Дак уже. Вчера еще. Все как положено.
– Хорошо, – я одобрительно хлопнул его по плечу. – Смотри, чтоб крольчихи в тепле были, когда окролятся.
Тут смотрю, Пелагея идет с тазом, полным свежесрезанного мяса. Лицо раскраснелось от усердия, руки крепко держат тяжелую ношу.
– Куда нести, Егор Андреевич? – спросила она, останавливаясь передо мной.
Я махнул в сторону дома:
– Домой неси. Под яблоней на стол поставь.
Пелагея кивнула и пошла в указанном направлении, осторожно ступая, чтобы не расплескать кровь, собравшуюся на дне таза.
Сам же я повернулся к Степану, который все еще стоял рядом, ожидая дальнейших указаний.
– Сделай к вечеру десяток прутьев из свежего дерева, – сказал я ему. – В палец толщиной. Да десяток про запас.
Степан задумчиво почесал затылок:
– А какой длины-то прутья нужны?
– Да с локоть будет в самый раз, – показал я рукой примерный размер.
– Сделаю, Егор Андреевич, – кивнул Степан и направился к опушке леса, где росли молодые, гибкие деревца.
Я остался наблюдать за разделкой. Вокруг Захара уже собралась целая толпа – кто советом помогал, кто делом. Прасковья споро собирала внутренности в отдельное корыто – из них потом выйдут отменные колбасы. Фома, закатав рукава, помогал удерживать тушу в нужном положении, пока Захар делал основные разрезы.
Работа шла слаженно, без суеты и лишних разговоров. Каждый знал свое дело, каждый понимал важность момента. Свежее мясо в деревне – всегда событие, объединяющее людей.
Я подошел ближе, чтобы проверить качество разделки. Захар, заметив мой интерес, пояснил:
– Хорошая свинья выросла, Егор Андреевич. Жирок ровный, мясо розовое. На славу покушаем.
– Сало отдельно складывай, – напомнил я. – Часть засолим, часть перетопим.
– Знамо дело, – кивнул Захар. – Всё будет в лучшем виде.
Солнце уже перевалило за полдень, и жара была в разгаре. В воздухе витали запахи свежего мяса, паленой щетины и летних трав.
Я направился к дому, оставив Захара и остальных заканчивать разделку.
Когда я зашел к себе во двор, Машка стояла под яблоней и разговаривала с Пелагеей. Обе ко мне спиной, поэтому не заметили моего появления. Яблоня, раскинув ветви, создавала приятную тень, в которой они укрывались от полуденного зноя. Прислушался, о чем болтают.
– А что барин-то с мясом делать будет? – спрашивала Пелагея. – Свиньи-то много, на всю деревню хватит.
Машка, перекинув через плечо косу, уверенно ответила:
– Не знаю точно, но уверена, что будет вкусно. Он за что не берется – все у него получается. Вот увидишь, что-нибудь диковинное сотворит.
Пелагея лишь кивнула и мечтательно вздохнула:
– Ой, повезло-то тебе как, Машка. Мой Фома то, отец твой, дай ему Бог здоровья, и кашу-то не всегда сварить может без пригара.
Я невольно усмехнулся, услышав такое сравнение. Кашлянул, обозначая своё присутствие. Обе женщины вздрогнули и обернулись, смущенно опустив глаза, словно дети, пойманные за кражей яблок.
– Барин! – выдохнула Пелагея, прижимая руку к груди. – А мы… мы тут… мясо принесла… – она начала пятиться к калитке. – Пойду я, пожалуй. У меня там… хлеб в печи…
– Какой хлеб? – не выдержала Машка. – Ты ж утром только опару ставила!
Пелагея покраснела до корней волос и, не находя что ответить, махнула рукой:
– Ну, значит, завтрашний! – и, подхватив подол, почти бегом устремилась к выходу, едва не запнувшись.
Мы с Машкой проводили её взглядом и расхохотались. Когда Пелагея скрылась за воротами, Машка подошла ко мне, вытирая выступившие от смеха слёзы.
– Егорушка, а что с мясом-то делать? Прямо всю деревню взбудоражил своими планами.
– А то, что буду делать – не женское это дело, – усмехнулся я, загадочно подмигнув. – Ты лучше соль неси, нож да перец. Да казан побольше – такой, чтоб всё это мясо влезло. Да лук не забудь.
– Свежий? – уточнила Машка, уже разворачиваясь к дому.
– Нет, репчатый, – покачал я головой.
Пока Машка собирала припасы, я осмотрел принесенную свиную шею. Мясо было свежее, с прослойками жира – идеально для того, что я задумал. Разложив шею на чистой доске, начал аккуратно нарезать её на ровные кусочки размером с ладонь.
Работа спорилась, но для полного счастья не хватало одного ингредиента. Отложив нож, я обернулся к Машке, которая уже вернулась с солью и специями:
– Слушай, сходи-ка к жене Ильи, узнай, нет ли у неё обрата, если творог делала. А может, молоко простоквашей было? Нам для маринада надо.
Машка удивленно приподняла бровь, но спорить не стала – привыкла уже к моим кулинарным экспериментам. Накинув платок, она отправилась к соседям, а я продолжил работу над мясом.
Через полчаса она вернулась с глиняным горшком, от которого исходил кисловатый запах.
– Вот, простоквашу дала. Говорит, только утром скисла, самая свежая.
– Отлично! – я потер руки. – Это то, что нужно.
Дорезав мясо, я приготовил маринад: простокваша, соль, перец, лук кольцами. Всё это тщательно перемешал и залил куски свинины, накрыв казан чистой тряпицей.
– Теперь пусть постоит до вечера, – объяснил я Машке, которая с любопытством наблюдала за процессом.
К вечеру всю свинью разделали. Часть мяса посолили, уложив в деревянные кадки, часть просто опустили в ледник. Всё деревенское бабье сошлось посмотреть на это зрелище, охая и ахая при виде такого богатства.
– Может, сало пожарим? – предложила одна из женщин, с вожделением глядя на аппетитные куски.
– На ужин и так будет что кушать, – отмахнулся я, поглядывая на замаринованное мясо. – Машка, ты бы зелени насобирала, да редиску, что осталась, тоже возьми. Да пора уже и картошку ставить.
Машка понятливо кивнула и ушла в огород. В это время во двор вошла запыхавшаяся Настасья в сопровождении ребятни – детвора тащила четыре ведра, полных спелой вишни. Ягоды, блестящие и сочные, напоминали крупные рубины.
– Вот, Егор Андреевич, собрали, – гордо доложила Настасья. – Хорошая в этом году вишня уродилась, крупная.
– Молодцы, – похвалил я. – Залейте пока водой, завтра обработаем. Сегодня уже поздно начинать.
Настасья кивнула и, командуя ребятишками, направилась к колодцу.
Тем временем Степан уже разжигал костёр у колодца. Я подошёл к нему, оглядывая приготовления.
– Сделай так, чтоб углей было много, – посоветовал я. – И камни поставь, вон те два больших, друг напротив друга, так, чтоб концы прутов, которые я просил сделать, упирались с двух сторон.
Степан молча кивнул, сноровисто выкладывая дрова.
Когда солнце начало клониться к закату, а угли в костре прогорели до ровного, насыщенного жара, настал момент для главного действа. Я достал из казана замаринованное мясо, которое пропиталось ароматами специй и простокваши, и начал нанизывать куски на заготовленные прутья.
– Господи, что ж такое-то он делает? – шепталась Пелагея с соседками, с любопытством наблюдая за моими действиями.
– Видать, какое-то боярское кушанье готовит, – предположила другая женщина.
Я улыбался, слушая их догадки, но сохранял таинственное молчание. Когда все мясо было нанизано, я установил прутья над углями, опирая их концы на приготовленные камни.
Вскоре воздух наполнился умопомрачительным ароматом – мясо шипело и шкворчало, капли жира падали на угли, вызывая вспышки огня. Я периодически поворачивал прутья, чтобы мясо прожаривалось равномерно со всех сторон.
– Что ж это за колдовство такое? – не выдержал Фома, принюхиваясь. – Отродясь такого не видывал!
– Не колдовство, а шашлык, – ответил я, поворачивая очередной прут. – Кушанье восточное. Вкусное, сами убедитесь.
Когда мясо приобрело аппетитный золотисто-коричневый цвет и покрылось хрустящей корочкой, я объявил, что ужин готов. К этому времени бабы уже накрыли на стол под яблоней – миски с дымящейся картошкой, свежая зелень, редиска, квашеная капуста и, конечно, кувшины с квасом.
Я снял мясо с прутьев, разложил по большим деревянным блюдам и пригласил всех к столу. Первыми, конечно, насторожились мужики – пробовать диковинную еду.
Фома, осторожно подцепив кусок, отправил его в рот и замер. Его глаза расширились, а потом он шумно выдохнул:
– Мать честная! Вот это да! Отродясь такой вкуснятины не едал!
Это был сигнал для остальных – народ набросился на шашлык с невиданным энтузиазмом. Шашлычок под картошечку да с зеленью пошел на ура.
– Чисто райская пища! – восторгался Степан, обсасывая очередной кусок. – Как же вы так мясо приготовил, что оно и снаружи с корочкой, а внутри сочное?
– Секрет в маринаде, – подмигнул я. – И в том, чтобы жарить на углях.
Настасья, обычно сдержанная в проявлении чувств, закатила глаза от удовольствия:
– Господи, прости меня грешную, но я бы душу отдала за такое мясо!
– Не надо душу, – рассмеялся я. – Просто вишню собирайте исправно.
Фома, попытался нанизать на прут кусок хлеба и тоже поджарить над углями. Но не рассчитал движение и плюхнулся прямо на задницу, вызвав взрыв хохота у собравшихся.
– Ты погоди, Фома, – утирая слезы от смеха, проговорил Илья. – Егор Андреевич ещё не все свои колдовские кушанья показал. Может, завтра что-нибудь и похлеще будет!
– А чего похлеще-то? – взвился Фома, пытаясь сохранить достоинство. – Разве может быть что-то вкуснее?
– Может, – таинственно ответил я. – Вот завтра вишню обработаем, там увидите.
Машка сидела рядом со мной, и я видел в её глазах гордость и нежность. Она наклонилась и шепнула:
– А ведь я говорила маменьке, что ты за что не возьмешься – всё у тебя получается.
Я обнял её за плечи и улыбнулся:
– Это потому, что ты рядом. С тобой всё по плечу.








