Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Ник Тарасов
Соавторы: Ян Громов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Воронцов. Перезагрузка. Книга 3
Глава 1
Дым над лесом поднимался густым черным столбом, словно гигантская рука тьмы тянулась к небу. Сердце ухнуло в пятки – это не просто костер… Такой дым бывает лишь когда горит что-то большое, что-то… рукотворное. Холодная дрожь прошла по спине, когда понимание ударило под дых – торговцы! Люди, с которыми только что мы смеялись и торговались, делились новостями. Черный столб не оставлял сомнений – беда!
Мужики среагировали мгновенно, без лишних слов. Все быстро запрыгнули в телеги. Митяй же подвёл мне Ночку с заброшенным на спину потником и уже надевал ей уздечку.
– Скорее! – крикнул я.
Захар же со служивыми действовали как единый механизм. Ни лишнего слова, ни суеты. Они побежали к ангару. Пока трое поправляли упряжь – один заскочил внутрь и буквально через пару мгновений уже выскочил с бердышами на ходу раздавая оружие. Поверх рубах уже натягивали доспешники – легкие кожаные жилеты с нашитыми металлическими пластинами. Не полные латы, но от случайного удара спасут.
Лошади словно чувствовали тревогу хозяев – нервно перебирали ногами, готовые сорваться с места. Захар запрыгнул на своего Вихря – серого в яблоках жеребца, который под ним казался продолжением его самого. Служивые не отставали – каждый уже сидел верхом, сжимая поводья до побелевших костяшек.
– Держитесь рядом! – бросил мне Захар, и мы рванули вперед.
Копыта застучали по земле, поднимая клубы пыли. Ветер свистел в ушах, хлестал по лицу. Ночка неслась под мной, словно черная молния. Видать тот Егор, тело которого я занял неплохо умел держаться в седле. Сердце колотилось где-то в горле, руки сжимали поводья и древко топора, которое Митяй всунул мне в последний момент.
Телега с мужиками уже успела вырваться вперед, но наши лошади были быстрее. Почти у леса мы их нагнали. Влетели в зеленый полумрак деревьев почти одновременно. Узкая лесная дорога стелилась под копытами, ветви хлестали по лицу, приходилось пригибаться, чтобы не снесло с седла. Запах гари становился все сильнее, щипал ноздри, забивался в горло.
Проскакав с километр, мы выехали на небольшую поляну и застыли, ошеломленные открывшейся картиной.
Одна телега с досками полыхала, словно погребальный костер. Языки пламени жадно лизали сухое дерево, треск стоял такой, что заглушал стоны. А стонали люди – торговцы, связанные, как животные на убой, лежали на земле. Кровь из разбитых лиц стекала на траву. Вокруг них стояли люди с оружием – полтора десятка, в потрепанных кожаных доспехах, с мечами и кинжалами, с лицами, искаженными жестокостью и алчностью.
Один из них обернулся на шум копыт, и его глаза расширились от неожиданности.
– Облава! – заорал он, хватаясь за меч.
Захар что-то крикнул, и его люди перестроились мгновенно. Как единый организм они атаковали с разных сторон, взяв их в полукруг. Это был страшный и прекрасный танец смерти – всадники на полном скаку врезались в толпу бандитов. Сталь сверкнула в лучах солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. Крики, ругань, звон клинков заполнили поляну.
Я же замешкался – верховой бой был мне не по плечу. Соскочил с Ночки, сжимая топор, чувствуя, как ладони становятся влажными от пота. Двое бандитов, увидев меня, обрадовались легкой добыче. Они двинулись в мою сторону, ухмыляясь, поигрывая клинками.
– Гляди-ка, щенок с топориком! – прохрипел один, высокий и тощий, с редкими зубами и шрамом через всю щеку.
– Сейчас мы тебя научим лес рубить! – поддержал второй, приземистый и широкоплечий, с маленькими глазками-буравчиками.
Они зашли с двух сторон, думая зажать меня. Но годы тренировок айкидо сделали своё дело – тело действовало само, разум отключился, уступив место инстинктам вбитым в подкорку занудным сенсеем.
Высокий атаковал первым, резким выпадом меча сверху вниз. Я ушел с линии атаки одним плавным движением, словно вода обтекает камень. Его инерция сыграла против него – я перехватил его руку, используя силу его же удара, и направил в нужную мне сторону. Он пролетел над моим плечом, издав удивленный возглас, и грохнулся на землю с такой силой, что выбил весь воздух из легких.
Второй не ожидал такого поворота, но быстро опомнился. Он бросился вперед, выставив кинжал. Я перехватил его запястье, крутанулся и, используя его собственный вес и движение, швырнул его через бедро. Он перевернулся в воздухе и приземлился на спину рядом с товарищем.
Тем временем Захар со служивыми творили чудеса. Верхом они разметали бандитов, как ветер опавшие листья. Потом спешились и зажали их с разных сторон. Каждый из служивых Захара стоил трех обычных бойцов – их бердыши двигались с такой скоростью, что глаз едва успевал следить. Они сражались бок о бок, прикрывая друг друга, отражая удары и нанося свои, точные и беспощадные.
Одного из бандитов Захар прижал к дереву, заставив выронить оружие. Другой пытался сбежать, но молниеносный удар древком бердыша в затылок уложил его рядом с товарищем. Служивые не отставали – каждый сражался с двумя-тремя противниками одновременно, но даже не запыхались.
Высокий бандит попытался подняться, но я встретил его коленом в челюсть. Приземистый оказался умнее – поднял руки, показывая, что сдается.
Через пару минут на поляну влетела телега с нашими мужиками. Они соскочили, сжимая вилы и топоры, готовые к бою. Но по большому счету всё уже было закончено. Бандиты лежали на земле – часть убитыми, остальные кто без сознания, кто стонал от боли, кто просто понял, что сопротивление бессмысленно.
Захар вытер клинок о траву и осмотрел поляну. Его лицо было спокойным, только желваки на скулах ходили от напряжения.
– Всех связать, – скомандовал он. – Торговцев освободить. Раненым помочь. Этих, – он кивнул на бандитов, – к столбу. Разберемся, кто такие и откуда взялись.
Я опустил топор, чувствуя, как выходит адреналин и накатывает дрожь от схлынувшего напряжения. Только сейчас заметил, что рубаха пропиталась потом, а на руке красуется длинная царапина – видимо, задел-таки кто-то из бандитов, а я в горячке и не почувствовал.
Митяй подбежал ко мне, отрывая на ходу кусок рубахи:
– Перевязать надо, Егор Андреевич, – сказал он.
Я только кивнул, переводя дыхание.
Пока развязывали торговцев, мы с Захаром отошли в сторону, где служивые уже собрали бандитов, усадив их спиной к большому дубу. Руки связаны за спиной, ноги стянуты веревками – убежать невозможно. Они сидели, понурив головы, только изредка бросая на нас злобные взгляды исподлобья.
Захар не стал медлить с допросом. Его методы допроса… скажем так, в столичных участках такие приемы не одобрили бы. Он выдернул из ряда самого молодого – парня лет двадцати с бегающими глазами и тонкими руками, больше похожего на подмастерье, чем на матерого бандита.
– Говори, – Захар схватил его за волосы, запрокидывая голову назад, и приставил к горлу узкий охотничий нож. – Кто послал? Зачем? И не думай врать – я вижу ложь по глазам.
Я невольно отступил на шаг. В Захаре проступило что-то древнее, звериное – хищник, загнавший добычу в угол. Парень захрипел, глаза расширились от ужаса.
– Я… я не знаю! Меня Хромой нанял, он старший! – он дернул головой в сторону крепкого мужика с заплывшим от удара глазом.
Захар отшвырнул парня и двинулся к Хромому. Тот, в отличие от молодого, смотрел с вызовом, но в глубине глаз всё же таился страх.
– Ну? – Захар присел перед ним на корточки. – Твоя очередь.
Хромой сплюнул на землю, демонстративно отвернулся. Захар вздохнул, словно учитель перед нерадивым учеником, и резким движением вогнал нож в землю между ног бандита, в миллиметре от самого чувствительного места. Хромой дернулся так, что едва не свалился на бок.
– В следующий раз, – тихо произнес Захар, – я не промахнусь. И поверь, жить ты будешь долго. Очень долго. Без самого дорогого, что у тебя есть.
У меня аж волосы дыбом встали. Не привык я к таким методам – в моем мире конфликты решались через суды, адвокатов, в крайнем случае – через бюрократические препоны. Но здесь, за двести лет до моего времени, действовали другие законы. Я сглотнул, отводя взгляд, но не вмешивался. Что-то подсказывало – Захар не станет выполнять угрозу. Ему просто нужны ответы, и побыстрее.
Расчет оказался верным. Хромой заговорил, сначала неохотно, потом – все быстрее, словно прорвало плотину.
– Нас наняли… из города… артельщики… – слова вылетали рваными фразами. – Сказали, эти торгаши слишком много досок везут. Цены сбивают. Наша задача была – припугнуть, чтоб неповадно было. А если не поймут, то… – он замялся.
– То устранить, – закончил за него Захар, выдергивая нож из земли. – Продолжай.
– Да, – Хромой опустил взгляд. – Сказали, что эти торгаши стали откуда-то много привозить досок. А их артель так много и быстро делать не могут. Видно, что ваши доски пиленные, а у тех – колотые, но пиленные качеством лучше, вот у них и не покупают, а эти возят много и часто…
– И кто конкретно вас нанял? – вмешался я. – Имя, приметы?
Хромой поднял на меня взгляд, в котором мелькнул страх. Видно было, что он явно боялся сдавать своих заказчиков. Захар же демонстративно крутанул нож в руке.
– Кривой Савва, – выплюнул он. – Главный в Осиновской артели. Лично деньги давал, половину вперед, половину – после дела.
Я переглянулся с Захаром и лишь пожал плечами. Он же сказал:
– Кривого Савву я не знаю, но название артели слышал – одна из крупнейших в округе, поставляли доски и бревна для строительства на десятки верст вокруг. И вот, значит, какое ухищрение выдумали.
– А с купцами что делать собирались? – спросил Захар, убирая нож в ножны. – После того, как припугнете или… устраните?
– Товар забрать, следы замести, – пожал плечами Хромой. – Чтоб думали – лихие люди напали, обычное дело на дорогах.
Захар выпрямился, его лицо стало жестким, как высеченное из камня.
– Что с ними делать будем? – спросил я тихо.
– По закону, – отрезал Захар. – В острог отправим, пусть власти разбираются.
Тем временем торговцы уже были освобождены. Мужики помогали им подняться, кто-то перевязывал раны, кто-то подал чистую тряпицу, чтобы стереть кровь и грязь с лица. К нам подошел Игорь Савельич. Правая бровь рассечена, под глазом наливался синяк, но держался он прямо, с достоинством.
– Благодарю за помощь, Егор Андреевич, – низкий голос был хриплым от пережитого, но твердым. – Если бы не вы… – он покачал головой, не договорив, но и так было ясно.
– Сам виноват, – я не стал церемониться. – Что не взял с собой охрану. Поскупился? Жизнь дороже денег выходит, а?
Купец нахмурился, но возразить не мог – правда была на моей стороне.
– В следующий раз, – продолжил я, немного смягчив тон, – нанимай охрану. Хотя бы человек пять.
Он медленно кивнул, признавая справедливость моих слов.
– А за сгоревший воз я тебе дам скидку, – добавил я. Но только возьми людей с оружием. Дороги нынче неспокойные.
Купец смотрел на меня с удивлением, явно не ожидая такой щедрости после выговора.
– Благодарю, господин, – он слегка поклонился. – Не ожидал такой заботы.
– Не господин я, – поморщился я. – И забота тут простая – вы мне нужны живыми и чтоб за товаром исправно приезжали, да и мне привозили что заказывать буду, чтоб моего человека не гонять за зря. Мертвые купцы плохо торгуют, сам понимаешь.
Он усмехнулся, морщась от боли. Мужики тем временем осмотрели всех торговцев. К счастью, тяжело раненых не было – в основном синяки да ссадины. Бандиты застали их врасплох, когда те остановились на короткий привал, скрутили быстро, они даже толком сопротивляться не успели.
– Спасибо за спасенные жизни, – торговец протянул мне руку. – Не знаю, как вы узнали, что на нас напали…
– Дым увидели, – я пожал его крепкую ладонь. – Предлагаю вернуться в поселение, заночевать. Отдохнете, придете в себя.
Купец отмахнулся:
– Нет, пойдем дальше. Время – деньги, сами знаете. Да и… – он бросил косой взгляд на бандитов, – кто знает, может, у них еще дружки в лесу бродят. Лучше отсюда побыстрее убраться.
– Как знаешь, – не стал спорить я. – Только будь осторожнее. И держите оружие при себе, не прячьте в телеги.
– Понял, – кивнул он. – Больше такой ошибки не допущу.
Мужики помогли торговцам собрать разбросанные вещи, пока Захар со служивыми занимались бандитами. Тех связали попарно, привязали к телегам – им предстоял пеший путь до города, где их передадут властям.
Об этом я не принимая возражений сообщил Игорю Савельичу:
– Этих с собой заберешь. Мне не с руки с ними возиться. Сдашь в полицию. А то, чего за них выплатят – накупишь зерна, гвоздей, масла, соли, можно пару мешков даже и привезешь. Договорились?
– Сделаю, Егор Андреевич.
Купцы уже собрались, готовые продолжить путь. Их лица были угрюмыми, но решительными. Теперь у каждого на поясе висел нож или топорик – то немногое оружие, что было с собой.
Игорь Савельич подошел ко мне напоследок:
– Мы не забудем, что вы сделали для нас. Долг чести – великий долг.
– Просто будьте осторожнее, – снова повтори я. – И в следующий раз привозите больше товара. Только с охраной.
Он усмехнулся, кивнул и направился к своим. Вскоре их маленький караван скрылся за поворотом лесной дороги.
– Ну что, – Захар подвел ко мне коня, – возвращаемся?
– Да, домой, – решил я. – Нужно все хорошо обдумать. Да и людей предупредить, что возможны… осложнения.
Захар кивнул, соглашаясь с моей логикой. Мы собрались быстро. Последний раз оглядев поляну, где еще дымились остатки сгоревшего воза, я вскочил на Ночку. Странное чувство завершенного, но не законченного дела не покидало меня. Это была лишь первая стычка в войне, о существовании которой я даже не подозревал. И что-то подсказывало – далеко не последняя.
Мы развернули лошадей и двинулись в обратный путь. Ощущая теплую шею Ночки под ладонью, слыша мерный стук копыт по лесной дороге, я чувствовал странное удовлетворение. Сегодня мы спасли жизни невинных людей. И этого, пожалуй, достаточно для одного дня.
Я чувствовал каждую мышцу своего тела. Рука, перевязанная куском рубахи Митяя, ныла. Царапина оказалась глубже, чем показалось сначала. Митяй, ехавший рядом, косился на меня с плохо скрываемым уважением.
– Егор Андреевич, – окликнул он меня, – а научите меня этим вашим штукам? Как вы их через себя кидали, а?
Я усмехнулся:
– Это долгая наука, Митяй. Годы уходят.
– А я не тороплюсь, – улыбнулся он в ответ.
Еще издали мы увидели, что все деревенские высыпали на дорогу, ждали нашего возвращения. Солнце клонилось к закату, окрашивая все вокруг в золотисто-красные тона, и в этом свете фигуры сельчан, толпившихся у околицы, казались вылепленными из теплой глины.
Первой я увидел конечно же Машку. Она стояла чуть впереди остальных, в простом синем сарафане, руки сцеплены перед собой так крепко, что побелели костяшки. Волосы выбились из-под платка, обрамляя лицо прядями. Глаза – широко распахнутые, полные такого неприкрытого беспокойства, что у меня что-то дрогнуло внутри.
Когда наши взгляды встретились, я увидел, как она подалась вперед всем телом, словно хотела броситься навстречу. Но тут же осадила себя, замерла, только грудь высоко вздымалась от частого дыхания. Глаза ее метнулись к моей перевязанной руке, и я увидел, как вспыхнула в них тревога.
Мне вдруг так захотелось соскочить с лошади, подхватить ее на руки, прижать к себе, чтобы успокоить эту бурю эмоций, плескавшуюся в ее взгляде. Но нельзя. Мы оба знали, что нельзя. Я – барин, она – крестьянка. Между нами целая пропасть, заполненная условностями, традициями, ожиданиями. И все же… все же в такие моменты эта пропасть казалась такой незначительной.
– Слава Богу, вернулись! – выдохнула Прасковья, крестясь широким жестом. – Целы все?
Захар спешился первым, коротко кивнул:
– Целы. Бандитов побили. Торговцев освободили.
И как будто эти слова сломали плотину – деревенские женщины бросились к своим мужьям. Беременная жена Петра, едва переваливаясь с ноги на ногу, подбежала к мужу, вцепилась в него, как утопающий в соломинку. Он гладил ее по спине, что-то шептал на ухо, успокаивая.
Жена Ильи, только молча прижалась лбом к его плечу, а он положил ладонь на ее затылок – жест, полный такой глубокой нежности, что смотреть было неловко.
Прохор и Семен, тоже оказались в кольце объятий своих домочадцев – жены, дети, все лепетали, спрашивали, трогали, словно не веря, что живы вернулись.
Я медленно слез с Ночки, погладил ее по шее:
– Молодчина, – шепнул я ей на ухо. – Заслужила отдых.
Повернулся к деревенским, кивнул:
– Все хорошо.
А сам пошел к своему дому. Слышал, как позади меня Машка семенит, стараясь не отстать, но и не приблизиться слишком явно. Чувствовал ее взгляд на своей спине – обжигающий, полный невысказанного.
Поднялся на крыльцо, толкнул тяжелую дверь в сени. Машка юркнула следом, словно маленькая белка. Дверь закрылась, отрезав нас от внешнего мира, погрузив в полумрак и прохладу сеней.
И тут она не выдержала. Разрыдалась, бросилась ко мне, обвила руками шею, прижалась всем телом – теплая, живая.
– Егорушка, – голос дрожал, срывался, – живой! Я как узнала, что бандиты в лесу, чуть с ума не сошла! А у тебя рука! Дай посмотрю, что там, дай!
Она уже тянулась к повязке, и я не стал сопротивляться. Ее пальцы, маленькие, но сильные, ловко развязали узел, осторожно сняли ткань, присохшую к ране. Я поморщился, когда она задела края пореза.
– Ой, Егорушка, – ахнула она, увидев рану. – Кто ж тебя так? Сейчас, сейчас…
Она метнулась в угол, где у меня стоял сундук с травами и снадобьями, достала какие-то корешки, баночку с мазью.
– Сядь, – скомандовала она, и я послушно опустился на лавку.
Машка наклонилась над раной, внимательно осматривая ее. Ее дыхание касалось моей кожи, вызывая мурашки. Прядь волос выбитая из-под платка, щекотала мне плечо.
– Не глубокая, но длинная, – пробормотала она. – Зашивать не надо, но промыть нужно хорошенько. И мазью смазать. И повязку чистую. А то загноится. А коль загноится, так и рука может… – Она осеклась, не договорив страшное.
Я накрыл ее руку своей:
– Машенька, я в порядке. Правда.
Она подняла на меня глаза, полные слез:
– Я так испугалась, Егорушка. Так испугалась. Говорят, их много было, бандитов-то. Говорят, ты как лев дрался… А вдруг бы…
– Но не случилось же, – мягко перебил я. – Все хорошо.
Она шмыгнула носом, решительно утерла глаза тыльной стороной ладони:
– Сейчас обработаю. Потерпи немного, жечь будет.
Она промыла рану отваром каких-то трав – действительно, жгло так, что зубы сводило. Потом нанесла мазь – прохладную, пахнущую хвоей и еще чем-то терпким. Каждое ее движение было полно такой заботы, такой нежности, что у меня перехватывало дыхание. Когда она накладывала чистую повязку, я поймал себя на мысли, что не хочу, чтобы эта процедура заканчивалась.
– Вот, – сказала она, закрепив конец повязки. – Теперь порядок. Только не мочи пару дней. И повязку менять надо каждый день.
Она смотрела на меня снизу вверх, и в ее глазах было столько всего – тревога, облегчение, нежность и что-то еще, чему я боялся дать название.
– Спасибо, Маш, – тихо сказал я.
Она кивнула, опустила глаза:
– Тебе поесть принести? Ты ж с утра небось не ел?
В этот момент в дверь постучали, и голос Митяя прозвучал приглушенно:
– Барин, там народ интересуется, что дальше делать.
Я вздохнул, поднялся с лавки:
– Пойдем, посмотрим, что там.
Машка отступила, давая мне пройти, но перед тем как я открыл дверь, вдруг схватила меня за здоровую руку:
– Егорушка, – прошептала она, – обещай быть осторожнее. Обещай.
Я сжал ее пальцы:
– Обещаю. – Сам же наклонился и крепко поцеловал.
Когда мы вышли на улицу, народ еще толпился недалеко от моего двора. Я подошел ближе и услышал, как мужики, окруженные женщинами и детьми, взахлеб рассказывали о произошедшем. И с каждым пересказом история обрастала все новыми подробностями.
– … А барин-то наш, – говорил Петр, размахивая руками, – как налетел на них! Они и опомниться не успели! Пятерых сразу уложил!
– Какие пятерых, – перебил его Илья, – семерых! Я своими глазами видел! Они на него с мечами, а он их голыми руками раскидывал, как щенков!
– Да что ты понимаешь, – вступил Прохор, – это его как он там сказал – боевое искусство, из-за моря привезенное. Он их не просто раскидывал, он их об землю так бил, что они потом встать не могли. Захар со служивыми только рты разинули, им всего по парочке и досталось!
– А один бандит, здоровый такой, на две головы выше Егора Андреича, – подхватил Семен, – так тот с ножом кинулся. А барин как развернется, как схватит его, да как перекинет через себя! Тот кувырком полетел, башкой об дерево – хрясь! И готов!
Я не выдержал, рассмеялся. Все обернулись на меня, и я увидел, как раскраснелись лица рассказчиков, пойманных на приукрашивании.
– А что сегодня победители без ужина будут? – громко спросил я, решив сменить тему.
Женщины всплеснули руками:
– Как же так! – воскликнула Прасковья. – Сейчас мы все организуем!
И началась суета. Бабы метнулись по домам – кто за горшками с едой, кто за квасом. Мужики принялись сдвигать столы, расставлять лавки под старой яблоней во дворе. Дети носились туда-сюда, путаясь под ногами, но их никто не прогонял – такой день, всем радость.
Машка тоже не осталась в стороне – побежала в погреб, вынесла оттуда соленья, мочёные яблоки, квашеную капусту. Я наблюдал за ней – за тем, как ловко она управляется, как переговаривается с другими женщинами, как смеется, запрокидывая голову. Теперь, когда опасность миновала, она словно расцвела, засияла изнутри.
Солнце уже почти село, и небо стало темнеть. Под яблоней зажгли факелы и лампы, свет которых создавал уютный круг тепла. Столы ломились от еды – простой, деревенской, но такой вкусной, что слюнки текли. Квас пенился в кружках, медовуха благоухала пряностями.
Я сел во главе стола, и все разместились вокруг – мужики, их жены, дети. Захар со своими служивыми держались чуть в стороне – видать, профессиональная привычка. Но и им нашлось место за столом.
Кто-то затянул песню – протяжную, раздольную. Другие подхватили. Голоса сплетались, поднимались к звездному небу. Я смотрел на эти лица, освещенные теплым светом, открытые, простые, и чувствовал, как что-то внутри меня оттаивает, размягчается.
Вот она, Россия. Не в столицах, не в княжеских палатах – здесь, под яблоней, за общим столом, под общей песней. Здесь, где беда сплачивает, а радость делится на всех.
Машка сидела неподалеку, и наши глаза то и дело встречались через стол. В ее взгляде плясали отблески факелов, а на губах играла легкая улыбка.
– За барина нашего! – вдруг громко произнес Петр, поднимая кружку с квасом. – За Егора Андреича! За барина! – подхватили остальные.
Я смущенно качнул головой:
– За всех нас, – ответил я, поднимая свою кружку. – За то, что вместе мы – сила, с которой не справиться никакому врагу.
