Текст книги "Герои на все времена"
Автор книги: Ник Перумов
Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Сергей Раткевич,Дмитрий Дзыговбродский,Валерия Малахова,Эльберд Гаглоев,Юлиана Лебединская,Антон Тудаков,Алена Дашук,Алесь Куламеса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Руки предательски вспотели. Вовка поднял горсть земли, растер в ладонях и покрепче ухватил меч.
* * *
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем с улицы послышался шум приближающегося автомобиля. Было без десяти полночь. Вовка с досады сплюнул. Возле дома резко остановился до боли знакомый «уазик», из него выскочил лейтенант в бронежилете и с автоматом «АКСУ» наперевес. – Быстро в машину! – заорал он на ходу. – Бабку тащи! По степи что-то несется в вашу сторону! Столбы на ходу ломает, как спички! И все тихо, без звука. Валим!
Ответить Вовка не успел – двигатель «уазика» резко заглох, а фары потухли. Лейтенант удивленно уставился на машину, потом повернулся к Вовке и заметил меч.
– Какого хрена?! Ты…
Он не договорил. Бабкин жилец, не обращая никакого внимания на местную власть, вскочил с завалинки и уставился куда-то в сторону околицы, закусив губу от напряжения.
Андреев боковым зрением засек едва уловимое движение и тоже повернулся.
Несколькими минутами раньше возле разрушенной церкви он не разглядел толком то, что материализовалось буквально из воздуха. Просто сработало чувство самосохранения, которое никогда не подводило. Лейтенант вдавил педаль газа и рванул в деревню, чувствуя затылком то ли преследователя, то ли попутчика.
Теперь он смог воочию узреть то, что неслось за ним от самых церковных развалин.
Сначала у околицы, на уровне крыш, в темноте возникли два тусклых бледно-желтых огонька. Они приближались, становясь все больше. Вскоре во мраке проступили очертания тощей фигуры, напоминающей человеческую, но высотой с хороший стог. Существо медленно плыло над землей, приближаясь к бабкиному двору. Когда оно долетело до соседских яблонь, Андреева прошиб холодный пот.
– Твою мать… что это?! – прошептал лейтенант.
Он прошел две войны и бывал в разных передрягах, но ему еще никогда не было так жутко. Сейчас Андрееву противостоял враг, в существование которого часом раньше он почти не верил.
Тварь словно сошла со старинной гравюры. На голом, непропорционально крупном черепе светились два больших желтых глаза с вертикальными зрачками. Курносый, едва заметный нос, огромная пасть от уха до уха. Нелепый и уродливый монстр был облачен в черный балахон. В левой лапе он сжимал секиру.
– Быстро в погреб! – зло рявкнул Вовка лейтенанту и решительно двинулся на чудище.
Андреев не тронулся с места, только привалился к забору и передернул затвор.
* * *
В темном доме тишину нарушало лишь тиканье стареньких настенных часов. Потом и они остановились.
Ошарашенные куры в панике заметались по погребу, коза рухнула на пол, а Жучка, жалобно завизжав, вжалась в угол. Ужас сжал сердце бабки морозным холодом, медленно разлился по всему телу и молотками заколотил в висках. Хотелось кричать от страха. Трясущимися руками Прасковья Потаповна перекрестилась и начала молитву.
* * *
Вовка ждал и готовился к этой встрече больше года. Его волнение куда-то улетучилось. Страх тоже исчез. Но удивляться этому обстоятельству не было времени.
Парень остановился, когда расстояние до монстра сократилось до трех десятков метров. Чудище опустилось на землю напротив. Оно горой нависало над Вовкой и, даже жутко сутулясь, было выше его ростом раза в два.
– Убирайся туда, откуда пришла, – резко сказал Вовка, глядя в желтые глазищи. – И не возвращайся. Твоей добычи здесь нет.
Тварь расхохоталась, обнажив клыки. От этого хохота заложило уши, словно на аэродроме.
– Вижу, у деревни снова появились защитнички! – проревело сверху. – Не надолго! Здесь моя земля! Она дарована мне!
Каждую следующую фразу чудище произносило другим голосом. Вовка отметил это со странным равнодушием. Тренированная память делала свое дело, язык – свое.
– Дар забирается обратно, – хладнокровно произнес бабкин постоялец. – Убирайся.
– Ты смел и глуп, если рискнул встать у меня на пути! – прошипела тварь. – Ты умрешь первым!
Лейтенант не разглядел толком, что оно метнуло в Вовку. Больше всего это напоминало клубок призрачных змей. Проделано все было с нечеловеческой быстротой, но каким-то чудом парню удалось увернуться. Змеиный ком угодил в стоящую у соседского дома грушу. Ее ствол почти мгновенно искривился. Секунда – и на землю водопадом посыпались жухлые листья.
Вовка бросился вперед с обнаженным мечом.
Монстр торжествующе взревел. С костлявой лапы сорвался кроваво-красный клинок и устремился в сторону наглеца. Тот, не успевая увернуться, парировал мечом. Призрачный клинок столкнулся с настоящим и, отлетев, врезался в «уазик». Машину разорвало на две части, а искореженные куски отшвырнуло на соседский огород.
* * *
– Отче наш, Иже еси на небесех! – дрожащим голосом произнесла Прасковья Потаповна. – Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
* * *
Вовка налетел на монстра и стремительно атаковал. Он не собирался отсиживаться в обороне. Меч сшибся с секирой, раз, другой, третий. Чудище молниеносно парировало удары и нанесло ответный. Он был настолько силен, что парень отшатнулся, чуть не выронив меч.
Монстр снова рубанул своей секирой. Вовка едва ушел из-под огромного лезвия, чудом не перерубившего человека пополам. Следующий удар чудища опять пришелся мимо. Парень отскочил, а лезвие секиры глубоко ушло в землю. Трава в этом месте мгновенно потемнела и съежилась.
Андреев завороженно смотрел на поединок. Тварь перемещалась, странно покачиваясь и пританцовывая. Несмотря на огромный рост, двигалась она очень быстро. И движения эти мало походили на человеческие.
Страшилище еще пару раз пыталось сладить с Вовкой с помощью волшебства. Сперва метнуло пучок молний, но те, отскочив от клинка, ушли в небо. Потом чудище гаркнуло что-то неразборчивое. От этого вопля вышибло все стекла в бабкином доме, пригнуло деревья к земле, а оглохшего на несколько секунд лейтенанта вжало в забор. Вовка же устоял на ногах.
Монстр снова сменил тактику и бросился на человека. Секира размером с приличный шлагбаум стремительно рассекала воздух. Она крушила деревья, корежила землю, ломала изгородь, но не доставала до цели. Вовка умело уходил от этих ударов, пытаясь достать тварь мечом.
* * *
– Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, – все увереннее шептала бабка.
* * *
Когда в очередной раз выпад страшилища пришелся в пустоту, Вовка нырнул под секиру, одним прыжком сократив расстояние, и рубанул что есть мочи по когтистой тощей лапе. Секира вместе с кистью брякнулась в траву, а из обрубка хлынула темная жижа. Чудище взревело. Но второй разящий удар Вовка нанести не успел. Не успел он и увернуться, только выставил левую руку, пытаясь блокировать удар. Уцелевшей лапой чудище врезало парню так, что тот тряпичной куклой отлетел на десяток шагов, рухнул на землю и больше не шевелился. Меч упал рядом.
Монстр, несмотря на отрубленную кисть, двинулся к не подающему признаков жизни Вовке.
У лейтенанта екнуло в груди. Страх медленно высасывал силы, но Андреев не умел сдаваться. Сжав зубы, он нажал на спусковой крючок, выпустив в страшилище весь магазин. Пули отскакивали от твари, словно горох от стенки.
Чудище повернулось к милиционеру, показав клыкастую пасть.
– Он был умнее! Подожди! Ты будешь следующим! – пообещало оно и вновь двинулось в сторону неподвижно лежащего Вовки.
Андреев отбросил бесполезный автомат. Решение пришло почти мгновенно.
«Меч!» – мелькнуло в голове.
Он видел его. Клинок лежал не так далеко и поблескивал в лунном свете, а монстр уже нависал над поверженным противником.
Участковый прыгнул к мечу, и тут произошло то, чего не ожидали ни Андреев, ни чудище. Лежавший до того неподвижно Вовка резко перевернулся и плеснул что-то прямиком в глазастую морду.
Тварь взвыла, согнулась и уцелевшей лапой вцепилась себе в глаза, юлой кружась на одном месте. От дикого воя закладывало уши. Ничего не видя, монстр пытался растоптать Вовку, но тот ужом скользнул между лап, вскочил на ноги и метнулся к своему оружию. Есть!
Подхватив меч, Вовка могучим ударом отсек твари вторую руку, а потом, вкладывая последние силы, снес голову. Чудище рухнуло, подняв тучу пыли. Вслед за ним на землю опустился обессилевший Вовка.
Останки монстра и его секира стали таять на глазах ошалевшего лейтенанта и рассыпались в прах. Неожиданно поднявшийся ветер развеял его вместе с пылью.
* * *
Повисла тишина. В погребе Прасковья Потаповна перекрестилась. Ее сердце оказалось крепче, чем она думала, а может, «Отче наш» помог. Где-то пропели петухи. В покосившемся доме настенные часы с кукушкой снова пошли.
Качать маятник – использовать обманные движения и финты для того, чтобы снизить эффективность стрельбы противника.
* * *
Лейтенант не сразу понял, что все кончилось.
«Странно, – подумал он. – Вроде и полчаса не прошло, а уже утро…»
Андреев подошел к Вовке. Тот сидел на земле, сжимая меч. Лицо залито кровью, левая рука бессильно и неестественно повисла.
– Вот видишь, лейтенант, – прохрипел «уфолог» и улыбнулся. – Кому действительно не поздоровилось, а кому – вроде и ничего. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Парень с трудом поднялся. Лейтенанту одно взгляда хватило, чтобы понять: бабкин постоялец едва держится на ногах.
– Давай помогу, – предложил он.
– Ничего, – отмахнулся Вовка. – Лучше Потаповну проверь. Как она там?
* * *
Андреев вытащил из погреба бабульку. Прасковья Потаповна, увидев жильца, всплеснула руками. Тот, шипя от боли, пытался сам оказать себе первую помощь и упорно отказывался от чужих услуг. Однако минут через пять все же уступил бабкиному и лейтенантскому напору. Левая рука быстро опухала, но на лице были лишь царапины.
– В больницу тебе надо, – пробурчал лейтенант, скептически глядя на им же сооруженную из подручных материалов шину. – Перелом у тебя, и, похоже, паршивый.
– Успеется, – пробурчал Вовка, а потом, взглянув на часы, добавил: – Мне пора. Скоро автобус будет.
– Никуда я тебя не отпущу! – возмутилась Прасковья Потаповна. – Сам-то чуть живой.
– Прасковья Потаповна, ведь вы тоже мне в больницу советовали, – съехидничал постоялец. – Да и вообще… Не могу я здесь сидеть, с какой стороны ни глянь.
– Жаль, – заметил лейтенант, глядя в выбитое окно. – У меня к тебе масса вопросов. Скажи хоть, что это было? Наделали вы тут делов… Утрамбовали, словно танк работал…
Улица и впрямь напоминала зону боевых действий. Дома с выбитыми стеклами, срубленные и засохшие деревья, пожухлая и кое-где обгорелая трава, потемневшие рытвины, проломанный в нескольких местах забор, горстка стреляных гильз и, в довершение, искореженные куски милицейского «уазика» на соседском огороде.
– М-да, натворили дел, – повторил Андреев.
– Вся эта история началась где-то в середине семнадцатого века, – начал Вовка. – Тогда здесь стояла казачья станица. В станице той появился какой-то заезжий то ли колдун, то ли чернокнижник. Не знаю, что он там сотворил, но вскоре станичники попросили его убраться подобру-поздорову. Тот ушел, но недалеко, поселился где-то на отшибе. С тех пор возле станицы стали пропадать люди. Казаки терпели недолго. Обвинив во всем чернокнижника, они спалили его дом, а самого изрубили шашками. Тело тоже сожгли, прах развеяли по ветру. Говорили, перед смертью колдун успел проклясть и станичников, и эту землю. С тех пор здесь и завелось чудище. Сладить с ним казаки не смогли. Они покинули насиженные места и основали новую станицу.
Здешние степи продолжали пользоваться дурной славой, пока кто-то не догадался поставить тут церковь. Те, кто ее строил, очевидно, знали и о чудовище, и о том, откуда оно вылезает. Похоже, колдун открыл дыру то ли в другой мир, то ли еще куда, а церковь каким-то образом эту дыру блокировала. В общем, тварь больше не появлялась. Постепенно о ней позабыли и основали здесь новую деревню. Предание хранили лишь служители церквушки. В тридцать восьмом церковь взорвали, и все вернулось на круги своя.
– А что это за тварь была? – поинтересовался Андреев. – И почему раз в шесть лет появлялась?
– У таких чудищ много имен, в разных странах и землях – свое, – задумчиво произнес Вовка. – Только ни одно из них не стоит произносить вслух, пока что-нибудь еще не накликали. Поройся в фольклоре, если любопытно – легко вычислишь. А с чего раз в шесть лет… Черт его знает!
Вовка замолчал, опять покосился на часы и встал из-за стола.
– Мне пора, – тихо сказал он, а потом добавил: – Советую придумать складную версию того, что здесь случилось. А то еще упекут в дурдом, если правду расскажете.
– Так сразу и в дурдом? – попробовал пошутить лейтенант.
– Ну, из органов точно попросят, – обрадовал Вовка и занялся хозяйкой: – Прасковья Потаповна, за дом не волнуйтесь, вам его отремонтируют.
– Спасибо тебе, внучок, – расчувствовалась старушка. – За все спасибо.
– Я тебя провожу, – настоял лейтенант.
– Только до конца деревни, – уточнил Вовка.
* * *
Уже рассвело. День обещал быть жарким.
– Кто ж ты все-таки на самом деле? – в лоб спросил Андреев, когда они шли по улице. – Смотрю на тебя – вроде обыкновенный мужик.
– А я и есть обыкновенный, – ухмыльнулся Вовка. Помолчал с минуту, а потом задумчиво добавил, будто рассуждая вслух: – Кто я такой? Да такой же служивый человек, как и ты. Со своими проблемами, вредными привычками и тараканами в голове.
– Что же это за служба у тебя такая? – не унимался Андреев.
– Санитар степи, – пошутил парень, а потом твердо добавил: – Извини, Сергей Николаевич, тебе это знать не обязательно.
Лейтенант попытался вспомнить, когда он представлялся по имени и отчеству, не смог.
– Если что-то случается плохое и в то же время необъяснимое, – продолжил Вовка, – говорят – нечистая сила. И никто не задумывается над этим словосочетанием.
– Намек понял. Если есть нечистая сила, должна быть и чистая.
Вовка неожиданно рассмеялся, а потом добавил:
– Железная логика. Только вот на помощь не прилетит супермен. Против нечисти в первую очередь встанут такие же люди, как ты, я, Прасковья Потаповна… И каждый будет драться, как умеет. Кто-то молиться, кто-то палить из автомата, а кто и мечом махать. И каждый будет по-своему прав. Разница между нами лишь в имеющихся у нас знаниях о противнике. А чем больше мы знаем, тем больше у нас шансов.
– А ты не любитель, ты профи, – сделал очередной вывод лейтенант.
– Ага, только меч я в дело пустил первый раз в жизни, – признался Вовка. – И, надеюсь, в последний.
– С почином, – ухмыльнулся Андреев. – Тогда скажи – что ты плеснул ейв морду?
– Святая вода, – ответил Вовка. – Не поленился взять в городском храме. Кстати, здешнюю церковь надо бы восстановить.
– Странная… тварь. – Лейтенанта передернуло при одном воспоминании о монстре. – Она разговаривала или мне померещилось?
– Не знаю, может, и не говорила она вовсе, а мы ее мысли как-то слышали. Ладно, бывай, лейтенант. – Вовка здоровой рукой обменялся с милиционером крепким рукопожатием и двинулся дальше.
Андреев посмотрел ему вслед. Парень с перевязанной рукой, слегка прихрамывая, ковылял к шоссе. Он ни разу не обернулся. За его плечом болтался полупустой рюкзак да чехол с мечом.
Лейтенант постоял немного на окраине и пошел обратно. Его ждало много работы.
* * *
В Лещёвке Вовка больше никогда не появлялся.
Через пару дней из города приехал грузовик с бригадой шабашников, которые вставили стекла и отремонтировали дом Прасковье Потаповне. Соседи дивились, откуда у старухи столько денег, а она на все расспросы отвечала, что мир не без добрых людей. Бабка догадывалась, кого нужно благодарить, и каждый день молилась за здравие раба божия Владимира. Вернувшиеся селяне также удивлялись странному месту в начале улицы. Кусок выжженной земли, площадью около пяти метров, так и остался пустым, трава и та не выросла. Андреев как-то потом шепнул бабке, что именно там Вовка зарубил степную нежить.
Сам же Сергей Николаевич никому и никогда не рассказывал, что он видел той жаркой июльской ночью. Вскоре его отозвали обратно в райцентр, но он до сих пор время от времени наведывался к Прасковье Потаповне в гости. Сидел на крыльце с сигареткой, глядел, как красное солнце уходит за горизонт бесконечной равнины, и думал, кем же на самом деле был этот Вовка.
Андреев без труда вспомнил указанный в предъявленном паспорте адрес. Осенью лейтенант съездил в областную столицу, но по известному адресу никого не обнаружил. Дом снесли лет пять назад. Полностью концы оборвались, когда Сергей Николаевич отыскал водителя автобуса, который подвозил Вовку. Тот не смог вспомнить ничего примечательного, сказал только, что высадил парня где-то на окраине. Дальше след Вовки терялся. А бригаду строителей, которые чинили бабкин дом, нанимала вообще какая-то девчонка. Найти ее Андреев также не смог. Осенняя поездка только добавила загадок. С досады лейтенант купил несколько книг по фольклору и истории края и, кажется, нашел то, что искал.
В самой же Лещёвке дела пошли своим чередом. Люди постепенно стали возвращаться, а областные власти даже выделили деньги на восстановление церкви.
СОСНЫ НА МОРСКОМ БЕРЕГУ
Русла тесные берега
Сдавят горло потокам вешним.
Ставки сделаны на бегах,
Жребий принят, измерен, взвешен,
Гирька брошена на весы.
Раб не смеет мечтать о лучшем -
За отвергшим небес посыл
Зорко смотрит крылатый лучник.
Предначертанный ход планет -
Хоть молись ему, хоть потворствуй.
Только сводит судьбу на «нет»
Тот, кто выбрал противоборство.
Но сплетутся века в аккорд,
И однажды с предсмертным ревом
Воды хлынут наперекор,
Разбивая себя о бревна.
Сделав шаг, разорвать аркан -
Лгут гадалки, и лгут авгуры -
Вырвать нити у игрока,
Сбросив на пол с доски фигуры.
Высшей волей – веков аллюр,
Если волоком – не упорствуй.
Только сводит судьбу к нулю
Тот, кто выбрал противоборство.
Татьяна Юрьевская
Ольга Власова
ТВОЕ ЭЛЬДОРАДО
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий -
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Н. Гумилев
Подкованные сапоги громко цокают по мраморным плитам. Неподобающе громко. Просителю следует являть образ смиренный и скромный. Как же! Добьешься чего-нибудь с таким скромным образом… Дальше секретаря не уйдешь.
Неслышно подходит слуга, переворачивает часы в нише – второй час ожидания.
Мягко льется в нижнюю колбу тончайший песок. Цокают каблуки. Ты не привык ждать. В засаде, где одно неосторожное движение может стоить жизни не только тебе, – да, там ты терпелив, как дикая кошка, стерегущая добычу. Но здесь ты бегаешь кругами по мраморному полу. Галерея, где надлежит ждать аудиенции, длинная и узкая – есть где разбежаться. По левую руку – потемневшие гобелены, по правую – высокие стрельчатые окна с витражами, яркие разноцветные пятна лежат на черно-белых плитах пола. Шахматный пол. Доска для игры, где ход фигур строго ограничен. Черное – белое, черное – белое… и радужные пятна извне. Кто ты? Слабая пешка или всевластный ферзь? Ферзем быть лучше – на шахматной доске, но тебе нужно другое. И ферзь, и пешка, да любая другая фигура – они ходят лишь по черно-белым клеткам, по мраморным черно-белым плитам, а ты хочешь наружу, где яркое солнце слепит сквозь пеструю многоцветную листву, где крылья птиц синее родного неба и краснее королевского багрянца, где над болотами в лихорадочном тумане пляшут дикие огоньки, лишь отдаленно напоминающие огни святого Эльма, где в горах нет дорог и никто в целом мире не знает – что же там, за следующим перевалом… Ты хочешь туда, и потому ты здесь, меряешь шагами дворцовую галерею.
Хочется курить, успел пристраститься на службе у дядюшки к табачному зелью, но ты бросил – сразу, как только поднялся на пристань в Уорбрэке. Ты знал, что идешь просить, но королева не любит табачного дыма, и теперь ты нервно стучишь каблуками. И ждешь. Ты будешь говорить, и ты будешь лгать.
– Сударь, прошу за мной. Ее величество ждет вас.
Проклятье! Ты не спотыкался в мангровых зарослях, но споткнулся сейчас, на пустом месте, на ровном мраморном полу.
– Да, конечно.
Шахматные фигуры, разноцветные пятна и философские размышления остались позади. Ты идешь, на ходу поправляя кружева на манжетах – они обошлись тебе в маленькое состояние, но ее величество любит изящество в одежде, особенно у красивых молодых людей.
Резная дверь с изображением битвы кентавров – на какие ненужные мелочи порой отвлекается человек! – распахивается.
– Уильям Браунтон, эсквайр, из Браунтонбриджа!
Войти. Спину прямее, голову выше. Здесь много прекрасных дам, но прекраснейшая одна. Как громко стучат каблуки, и как далеко идти до украшенного инкрустацией из перламутра и слоновой кости кресла! Поклониться и замереть в поклоне, лишь краем глаза наблюдая за улыбающейся женщиной в золотом и белом.
– Встаньте, сударь. – Королева смотрит очень внимательно, но в глазах нет ни раздражения, ни скуки, чего так боялся проситель. Тонкая и, несмотря на возраст, все еще изящная ладонь играет расписным веером. – Мы получили ваше прошение. Также мы получили письмо от вашего дядюшки, в котором он высказывается о вас наилучшим образом. Его слова очень много значат для нас, но… Вы столь молоды, а Эльдорадо, о котором вы так настойчиво говорите… Паньольцы утверждают, что сей страны не существует в пределах Божьего мира, что все это выдумки туземцев-еретиков, смущающих своими речами о золоте и богатствах истинно верующих. Что вы можете сказать на это?
– Ваше величество, – голос не дрожит, и за то спасибо. – Сто лет назад никто не верил одному безземельному дворянину, который говорил о Чудесной земле за Океаном. Никто, кроме Паньолы. – Королева хмурит брови. Пускай, он должен рисковать, если хочет выиграть. – Я уверен, я знаю, что Эльдорадо существует и что земля эта обладает многими богатствами. Я знаю это, ваше величество. Я осмелился в своем прошении привести свидетельства тех, кто слышал об Эльдорадо. В том числе и паньольцев. Паньола официально заявляет, что не верит, но… кто может поручиться, что она не решит проверить этот слух? – Сердитесь, ваше величество, но не на меня, сердитесь на соседей с их жадным взором и длинными руками. – Ваше величество, неужели в таком вопросе Острова будут слушаться чужих советов?
Слишком резко. Так не говорят с королевой. Так не говорят с женщиной. Но ему сейчас можно – он говорит со своим будущим.
Королева хмурится. Она старше его на двадцать лет, и она – повелительница Островов. К ней не раз приходили с такими просьбами…
– Это все слова. Все говорят, и это все – слова. – Она словно слышит его мысли. – Чему мне верить, сударь? Вы можете убедить меня?
– Я не Орфей, ваше величество, и не могу спеть. – Он чувствует, что сейчас все может оборваться, и все равно улыбается искренне. Он говорит не просто с королевой, он говорит с женщиной, и женщина эта – прекрасна, как только может быть прекрасна надежда. – Ваше величество, я верю в Эльдорадо, я верю в себя, и я верю в Вас.
Королева смеется. Ты заставляешь себя дышать. Все решено, все уже решено, но что именно – ты сейчас узнаешь.
– Что ж, мне нравятся храбрецы. Ваше прошение будет удовлетворено.
Снова галереи, переходы. Ты идешь, а сердце стучит громче каблуков – еще не победитель, но уже триумфатор. Завтра явиться к канцлеру обговаривать детали. Опять слова, одни слова. Но эти слова в казначействе превратятся сначала в полновесные золотые монеты, а потом – в людей, корабли, снаряжение и еще много во что. Он не Орфей, но он тоже может творить чудеса.
А еще надо поговорить со старым пиратом, сэром Кристофером, десять лет назад вот так же получившим одобрение у королевы. Под его началом ты впервые ступил на берег своей мечты. Теперь именем дядюшки назван пролив в Новом Свете, сэр Кристофер носит рыцарские шпоры и приговорен в Паньоле к смертной казни как пират. В дядюшкином случае слова могут превратиться в корабль. «Шиповник» не самое вместительное судно на свете, но… Ты постараешься найти нужные слова… Тем более что… О да! Ты вежливо раскланиваешься с группой надменных господ в черном с серебром… Паньольцы. Вот уж кому не понравится решение ее величества… Впрочем, теперь ты знаешь, как убедить дядюшку.
Синие сумерки заливают город, а свет редких фонарей не затмевает первых звезд… Ты никогда не любил столицу, но ее нынешняя прелесть… Уж не оттого ли ты стал к ней милосердней, что уже через неделю сменишь неровную мостовую под ногами на качающуюся палубу? Мы всегда добрее к тем, кого покинем если не навсегда, то надолго… Прощание? Прощение?
Затишье перед бурей. Этим вечером ты идешь один по улицам, словно плывешь во сне. Позади разговоры тихие – в обитых шелками дворцовых комнатах; и громкие – на торговых дворах, в тавернах и доках. Уже все, почти все – готово. Вот только…
Только кто эти господа? Пятеро. В руках шпаги и кинжалы… Тебя никогда прежде не грабили, и потому ощущения странные и необычные. У тебя шпага на поясе и факел в руке. И ты один… И через неделю у тебя – не только у тебя! – начало самого важного пути в твоей жизни. Жить тебе не просто хочется, а очень надо, и потому рука тянется к поясу…
Золото неуместно радостно звенит, когда кошель падает на мостовую.
– Это все, господа.
Молчат. Ни один не шагнул к кошелю, и ты понимаешь – они пришли не за золотом. Это не мелкое отребье, что выбирается на улицы столицы с наступлением темноты. Это охотники на крупного зверя, и этот зверь – ты. Зверь… Куда-то пропадает холодный ветер севера – становится пряно и жарко, каменные стены тонут в обступивших вас джунглях… И жить тебе очень надо…
Факелом в лицо, отступить, парировать, ударить… ударить… отпрыгнуть… не достали. Один уже на земле – хорошо. Факел, шпага, факел. Попал. Шпага, факел… Задели – плохо. Удар… Сбитое дыхание… дурак… потом. Удар – шпага, факел…
Грохочет гром, и две молнии – разом – разрывают наваждение. Факелов уже больше, и в их свете видны четыре силуэта на мощеной мостовой. Еще один из нападавших бросает шпагу и бежит вниз по улице… Наверное, его надо ловить? Впрочем, видно, нет – грохочет выстрел, и с последним покончено.
– Спасибо. – Ты поворачиваешься к спасителям. Их двое, и они уже деловито обыскивают грабителей. Ты поднимаешь кошель – да, зря нападавшие отказались от золота – и протягиваешь неожиданным товарищам.
– Оставьте себе, сударь. – У этого ничем не примечательное лицо. Пройдешь и не заметишь, увидишь и не запомнишь. – Нам неплохо платят, поверьте.
Ты киваешь и подбираешь непогасший факел – уже совсем темно, да и столица стала такой, как и всегда, – нелюбимой.
– Сударь, погодите! – останавливает тебя оклик. Неприметный протягивает тебе золотую монету, и ты, не рассуждая, сжимаешь ее в кулаке. – И будьте столь любезны, зайдите утром в канцелярию его светлости.
Ты киваешь, а потом долго, очень долго рассматриваешь монету. Она отличается от тех, что в твоем кошеле. Рыкающие львы в схватке по центру и вязь букв по кругу: «Всех выше!»… Что ж, ты никогда не любил Паньолу… Мир должен быть открыт для всех. Мир должен быть открыт.
Здесь неправильные звезды. Звезды должны быть как маленькие камешки, как крупинки кварца – далекие и холодные. Эти же… Их слишком много. Они теплые и висят низко-низко, так и манят потянуться, дотронуться… Они искушают. Они и есть – само искушение: встать и идти за ними, все дальше. До соседней горы, потом – до следующей и еще… и еще… Звезды не умеют заканчиваться, так и дорога не кончается…
Ты валяешься на подстилке из собранной по берегу травы – местные называют ее смешным словом пуути и кормят ею скот, чтобы оберечь от хворей. Надо не забыть занести ее описание и рисунок в дневники и, может, даже взять пару стебельков с собой на Острова. Полезная эта травка, пуути. Если ее подкидывать в костер, то пряный, острый дым разгоняет тучи комарья и москитов, которых здесь не меньше, чем клопов в какой-нибудь паршивой гостинице Уорбрэка.
Тихий шорох. Ты резко оборачиваешься, а рука сама хватается за кинжал – въевшаяся в тело привычка.
– Никки?
– Да, господин.
Встревожен? Странно. Все тихо, посты выставлены исправно, у недалеких костров переговариваются твои люди, а сам Никки должен бы отсыпаться за долгий и трудный дневной переход… Ты купил мальчишку еще на побережье, у тощего высокомерного паньольца. Тот кривил сухие тонкие губы и, вытягивая гласные, долго говорил, что мальчишка ленив, прожорлив и надоедлив. Маленький чоки действительно оказался таким: он постоянно хотел есть, как любой паренек его возраста, был любознателен не в меру, а ленив – разве что от постоянных побоев и слабости. Его племя, откуда-то с юга, продало мальчика за связку стеклянных бус. Первое время ты не мог добиться от него других слов, кроме тихого «да, господин». Вы уходили все дальше в глубь материка, а чоки понемногу привыкал, что бить его не будут и что «слуга» вовсе не означает «раб»…
– Что случилось?
– Господин… вы правда верите, что сможете найти Эльдорадо? – название мальчишка произносит на паньольский манер, с длинным «а» и удваивая «р».
Ты усмехаешься и устраиваешься поудобней на траве, заложив руки за голову. Какие все же красивые звезды! Эльдорадо… Ответить правду? Сказать, что ты никогда не верил в Страну Золота? Признаться, что обманул королеву, своих людей и даже дядюшку? Хотя… ты уверен, что кое-кто из последовавших за тобой и так обо всем догадывается… Ты же подбирал людей по себе. Признаться, что ты просто выбрал Эльдорадо своим знаменем, но не своей целью? Поводом, но не причиной? Как объяснить Никки, да кому бы то ни было еще, что тобой движет одна жажда – идти вперед. Не за золотом, не за властью и даже не за славой… Впрочем, слава лишней не бывает. Ты просто хочешь знать, что там, за следующим перевалом… Знать и рассказать другим.
– Да, Никки, я верю, что мы найдем Эльдорадо.
Пристань качается. В этом не виновато вино, выпитое за завтраком, и не виновата привычка к палубе. Лихорадка заставляет голову кружиться, а руку – крепче хвататься за трость. Странное дело – хворь все три года не смела к нему прикасаться, даже в болотах Кайчитаки, где переболел каждый второй, но на борту «Шиповника» вцепилась в тело похлеще, чем домарская собака в холку волка. И трепала так же. Отец Мартин ходил расстроенный, все предлагал поговорить о вечном – на всякий случай, но у больного не было времени. Он рисовал, чертил и записывал. Рисовал и чертил карты, записывал – все, что мог вспомнить сам и каждый из его людей о прекрасном Эльдорадо. Сначала все это он делал наяву, а потом – в лихорадочном бреду. Так или иначе, но к тому моменту, когда пришла пора ступить на пристань Уорбрэка, дело было сделано. Теперь в добыче с берегов Нового Света мог разобраться не только он сам, но и любой знакомый с картографией и землеописанием. Осталось ступить на родной берег. Вот только лихорадка мешает.
