Текст книги "Герои на все времена"
Автор книги: Ник Перумов
Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Сергей Раткевич,Дмитрий Дзыговбродский,Валерия Малахова,Эльберд Гаглоев,Юлиана Лебединская,Антон Тудаков,Алена Дашук,Алесь Куламеса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Лицо Кэри выражало такой живой и неподдельный интерес, что Рейф продолжил рассказывать о своем открытии, хотя мгновение тому назад не собирался делать ничего подобного.
Сейчас он ощущал как никогда отчетливо, что ему не суждено прочесть доклад на конференции, не суждено самому поведать о результатах своей работы… он так долго ждал этой минуты – но ожиданию его не сбыться никогда… расскажут другие – не он… а он только и может поведать о них, что будущему студенту, хоть в общих чертах… нет, не может, а должен – слишком многое сейчас поставлено на кон, чтобы промолчать и отделаться парой ничего не значащих слов. Сейчас для них обоих понимание значит слишком много, чтобы им пренебречь.
– Понимаете, Кэри… если вы на улице встретили незнакомую девушку и спросили ее, как пройти к фонтану, ее лицо не покажется вам каким-то особенным, да и забудется быстро – если только она не сногсшибательная красавица или уродина. Через пару дней вы едва ли сможете вспомнить, как она выглядела, верно?
Кэри кивнул.
– Но если вы повстречаете ту же самую девушку посреди висячего моста над пропастью и спросите ее, где тут дорога к ближайшему жилью, ее лицо будет врезано вам в память самими обстоятельствами встречи. Оно будет для вас исключительным, единственным – как и сами обстоятельства. И забудете вы эту встречу нескоро.
Кэри немного подумал и наклонил голову в знак понимания. Рейфу это пришлось по душе. Он терпеть не мог студентов, готовых соглашаться с профессором по любому поводу и без повода, хотя на самом деле они просто не дали себе труда задуматься над его словами.
– Лицо впервые встреченного врага в поединке, лицо чужого ребенка в минуту опасности…
– Лицо незнакомца во вспышке молнии, – уверенно произнес Кэри. – Выхваченное из темноты. Единственное.
На сей раз кивнул Рейф. Юный ниал-недостудент уловил самую суть.
– Да, – сказал Рейф. – Именно поэтому – «фактор молнии». И он присутствует в любых приворотных чарах. Он делает приворожившего единственным, исключительным. Врезает его в память и чувства. Заставляет видеть его яснее, отчетливее, глубже. И уже одним этим – привлекательнее. Даже уродство становится притягательным, если смотреть на него таким взглядом.
– Потому что перестает быть уродством и становится исключительностью, верно?
Рейф невольно ощутил зависть к неведомым профессорам, которым предстоит обучать этого серьезного юношу с цепким умом. Ему этой радости уже не изведать. Он больше не будет преподавать, Нет, но какой же Энстре дурак все-таки! Не только мерзавец, но и дурак. Держать при себе слугой умницу, который на лету усваивает знания! Гонять его на рынок, есть его стряпню, носить выстиранную и выглаженную им одежду – вместо того чтобы все свободное время отдавать его обучению! Это же все равно что магическим посохом тараканов лупить! Рейф дорого бы дал за такого студента – а достался он Энстре, который на знания не щедрей, чем на деньги… нет, что ни говори, а судьба обожает пошутить – и юмор у нее безобразный!
– Верно, – подтвердил Рейф. – Конечно, притяжение еще не страсть и тем более не любовь, но вот это уже к «фактору молнии» не имеет отношения. Это не он меняет судьбу, не он насилует личность, не он влечет за собой душевное ослепление. Он только делает обыденное исключительным. А если извлечь его из приворотных чар, направляющих его воздействие, он и вообще безопасен. Он никого не заставляет влюбляться. Он все так же делает обыденное исключительным. Пробуждает чувства и усиливает память. Улучшает связь между чувствами и памятью. Но уже не направленно, – последнее слово Эррам намеренно подчеркнул. – Исключительной и единственной окажется не только девушка, с которой вы познакомитесь на именинах двоюродной бабушки, но и сама эта бабушка, и травяной чай, и запах пирога с малиной, и складки на выгоревшей занавеске, и узор ковра, и… вообще все вокруг. Это не значит, что вы влюбитесь в девушку, бабушку, пирог и занавески – это значит, что вы их увидите.На самом деле увидите, всем своим существом, сердцем и разумом, а не только мимолетно скользнете безучастным взглядом.
– Но это… это же просто подарок для лекарей! – так и загорелся Кэри. – При болезнях памяти и внимания лучшего и не придумать!
Дурак Энстре. Дурак, дурак, дурак. Как он мог не видеть, не замечать… вот кому бы даже «фактор молнии» не помог, пожалуй…
– Правильно, – согласился Рейф. – Вы угадали, Кэри. А еще «фактор» очень неплохо помогает при лечении некоторых видов депрессий. Первые клинические испытания уже проведены. Результат положительный.
– Наверняка есть и другие способы применения! – Кэри так и сиял бескорыстной радостью. Эта радость звала за собой – и в ее сиянии так трудно, так почти нестерпимо больно было опускаться с небес на землю…
– Наверняка, – подтвердил Рейф. – Но с отражением Маятника они не имеют ничего общего.
Кэри виновато опустил глаза.
– Это не ваша область?..
– Это ничья область, если уж на то пошло, – возразил Рейф. – И в то же время чья угодно. Маятники – это самоорганизующиеся системы огромной сложности, возникшие спонтанно. Изучать их крайне трудно. Мы не можем даже с уверенностью сказать, какие чары, какие заклятья, какая магия участвовали в их формировании – и уж тем более как они видоизменились, став частью этих систем. Но к Маятникам имеет отношение практически любая область магии – органическая, неорганическая, физическая, коллоидная… да какая угодно. Именно поэтому должность Щита Города может занимать маг любой специальности – так или иначе в любом Маятнике всегда найдется хоть что-то, что откликнется на его заклятья. В принципе любой маг может приспособить свои чары к отражению Маятника – со временем… но времени у меня нет. А главное, у меня нет силы. Столько, сколько нужно для отражения такой мощи, – нет. Мне составило бы труда справиться с моделью Маятника в лабораторных условиях, даже и не с одной – но настоящий Маятник в размахе мне не под силу. И поэтому…
– Вам нужен катализатор, – закончил за него фразу ниал.
– Да.
Мне нужен катализатор – любой, даже если он выжжет меня дотла, выпьет жизнь… любой – потому что природный катализатор мне недоступен. Я холост, Кэри, – холост и даже не влюблен… и мне придется сказать тебе об этом. Признаться в подлоге.
– Кэри, я понимаю, что вы еще даже не студент, что вам недостает многих основополагающих знаний… но за два неполных года службы секретарем и лаборантом профессора Энстре вы не могли совсем уж ничего не понять в каталитической магии и ничего не запомнить.
Разве что ты совсем уж дурак – но ты не дурак. Ты сообразителен, у тебя цепкое внимание и быстрый ум. Ты слаб в основах – но наверняка силен в своей узкой области, совсем как безногий калека, способный пальцами ломать подковы, силен лишь в одном… но ведь только одно мне сейчас и нужно!
– Мне нужно все, что вы помните из работ профессора Энстре. Мне нужно все, что у вас есть из самих этих работ. Мне нужны вы, чтобы разобраться с ними, не тратя лишнего времени. Иначе Мелла погибнет. Кэри, я понимаю, что так не поступают, что я сейчас нарушаю ко всем чертям всю и всяческую научную этику и прошу вас предать доверие профессора, но…
– Но человеческие жизни дороже приоритета, – твердо произнес ниал.
Рейф, отправляясь к юному помощнику профессора Энстре, на легкий успех не рассчитывал – напротив, он предполагал, что уговаривать Кэри придется долго. На деле все вышло наоборот – ниал принял решение быстро, твердое и бесповоротное, и теперь горел желанием поскорее приступить к работе. Зато Рейф предпочитал поспешать промедлением – оттого, что из них двоих он был старше и лучше знал жизнь. Ту самую жизнь, которую Кэри так рвался защитить.
– Куда вы так торопитесь, Орсит?
– Но, мэтр Эррам, вы же сами говорили, что времени у нас мало…
– Мало, – подтвердил Рейф. – Именно поэтому тратить его надо с толком. И не пытаться обогнать самого себя. Любые попытки такого рода кончаются плохо. Мы не можем приступить к работе прямо сейчас.
– Но почему?..
– Кэри, – вздохнул Рейф, – мне нужно получить вашу помощь, а не сломать вашу жизнь.
Ниал ответил ему непонимающим взглядом.
– Одним словом, берите ваш плащ и шляпу и надевайте уличные башмаки. Мы идем в городскую ратушу.
Интересно, что скажет мэр, увидев Рейфа во второй раз за день?
Спрашивать, какое отношение городская ратуша имеет к каталитической магии и зачем туда нужно идти, Кэри не стал. По всей очевидности, юноша посчитал, что, если уж приходится тратить драгоценное время на этот непонятный визит, сделать его надо как можно быстрее, но в придачу тратить время еще и на какие-то там объяснения совершенно непозволительно – и так уже мэтр Эррам сколько времени убил именно на объяснения, сколько же можно!
А может, это профессор Энстре приучил своего помощника по первому же слову исполнять распоряжение, не спрашивая? Не очень-то на такой должности и спрашивать станешь, а вот от привычки отвечать: «Да, мэтр», – и исполнять приказ быстро и беспрекословно никуда не денешься…
Как бы то ни было, на сборы Кэри минуты лишней не убил – и вопросов никаких не задавал.
Рейфа это вполне устраивало. Зачем, и в самом-то деле, терять время на разговоры, если и по дороге в ратушу можно преотлично все объяснить?
Однако объяснить что бы то ни было по дороге не получилось. Едва отойдя от дома на самое малое расстояние, Кэри начал стремительно бледнеть, а спустя еще несколько шагов заметно заприхрамывал, хоть и старался скрыть неровность походки – но оттого лишь пуще бледнел. Рейф остановился.
– Кэри, что с вами?
– Ничего, мэтр, – напряженным голосом ответил юноша.
Рейф посмотрел на него с упреком.
– С лошади упал, – опуская виновато глаза, сознался ниал. – Ездил по поручению, а на обратном пути упал. Прямо на мостовую грохнулся. Колено разбил сильно, лодыжку растянул и вывихнул и связки надорвал. Поэтому я с профессором и не смог поехать…
Рейф мысленно произнес несколько совершенно неприличных слов. Работа не по специальности всегда требует от мага заведомо большей траты сил – вот старый эгоист и не стал исцелять мальчишку: силы ему еще на конференции понадобятся. Когда он опыты свои станет демонстрировать. Да, конечно, среди прибывших на эту самую конференцию магов наверняка нашлось бы немало целителей, которым не составило бы совершенно никакого труда излечить юношу – но ведь для этого Кэри еще и доставить на конференцию надо, а возиться с увечным секретарем профессору не с руки, ведь это секретарь обязан с ним возиться! Так что жди возвращения профессора, Кэри, и справляйся, как знаешь…
А будь ты неладен, мэтр Энстре!
– Я по дому уже хорошо ходить могу. – Кэри верно истолковал молчание Рейфа. – А вот из дома выходить толком пока не получается…
Что пока толком не получается, Рейф и сам видел. И что сдаваться ниал не намерен – тоже. Кэри бледнел, хромал – но даже и не попытался исподволь сбавить шаг. Он шел, терпел и молчал.
Вот же ведь…
Мальчишка. Щенок. Сопляк. Гордец.
Хоть бы пожаловался, что ли…
Рейф тоже никогда не жаловался.
– Вижу, – коротко сказал Рейф. – Впредь тебе особо из дома не придется выходить, работать будем у тебя, не таскать же профессорские бумаги по городу. А сейчас – руку давай. И обопрись как следует.
Кэри покраснел до корней волос – вот же не вовремя в нем уважение к старшим проснулось!
– Мэтр… – умоляюще произнес он, – но ведь… так не принято… это…
– Неправильно? – хладнокровно подхватил Рейф. – Безусловно. Принято, чтобы усталый профессор опирался на студента во время прогулки, а не студент на профессора. Но я, знаешь ли, еще не в том возрасте, чтобы мне требовалась подпорка. Так что давай руку и не умничай.
Уверять, что он и сам тем более не достиг еще столь почтенного возраста, Кэри попросту не решился. Возражать против того, что мэтр, сам того не замечая, перешел на «ты», не стал – впрочем, не сказано, что и вообще заметил. Он просто молча кивнул и принял протянутую руку.
Какие уж тут разъяснения, какие и вообще разговоры! Рейф был занят сейчас только одним: вести парнишку ровно и бережно, не слишком замедляя шаг, чтобы путь до ратуши, мучительный для Кэри, не сделался невыносимо долгим, но и не ускоряя походки, иначе ниал и вообще не сможет идти. Кэри старался держаться молодцом и ничем не выказывать боли, он даже губы не закусывал – но на руку Рейфа опирался все тяжелее… вот уж кому не до бесед!
И ведь не так трудно было бы исцелить юношу. Плохо вправленный вывих и растяжение – невелика беда для опытного целителя. Разрывы – это намного хуже, но и они срастутся без малейшего следа, стоит к ним приложить небольшую толику сил… небольшую для опытного целителя – но несоразмерно весомую для Рейфа, а он сейчас и щепоти лишней потратить ни на что не вправе! Рейф это знал – и понимал, что ниал это знает не хуже его, знает так хорошо, что не принял бы исцеления из его рук, пока Маятник не отброшен от города… понимал и повторял себе это снова и снова, но на душе у Эррама было скверно. А тяжелее всего было то, что Кэри не жаловался…
Маги никогда не ждут чудес – пустые чаяния и суеверия не по их части. Никаких чудес Рейфу и Кэри по дороге не встретилось. Зато им встретился водонос, нагрузивший два огромных кувшина с водой на степенного ослика, – а это было куда получше любого чуда. Пока Кэри пил холодную воду, кое-как приходя в себя, Рейф уговорил водоноса подвезти хромого студента до ратуши, а потом и обратно – и все за вполне приемлемую цену в полримты серебром. Рейф вручил один кувшин водоносу, другой взял сам и бросил на юношу свирепый взгляд: вот только ты мне вздумай протестовать, мальчишка, мигом небо с овчинку покажется! Но Кэри протестовать не вздумал – только покраснел, как смущенная девица, сдавленным голосом поблагодарил и взобрался на ослика.
Когда они добрались до ратуши, Кэри уже почти отдышался.
– Пойдем, – сказал Рейф, помогая юноше слезть на землю. – Гильдии магов в этом городе, разумеется, нет?
– Откуда ей быть, – почти уже нормальным голосом отозвался ниал. – В Мелле всех магов было – покойный Оллави и профессор Энстре. Я не в счет.
– Значит, нам нужен не цеховой старшина, а сразу мэр, – заключил Рейф.
Длинным лицом своим, тяжелой челюстью и невозмутимыми глазами чуть навыкате мэр неуловимо, но несомненно напоминал лошадь – из тех усталых костлявых кляч, что день за днем ходят по кругу, вращая ворот. Сравнение пришло в голову Рейфу не сегодня утром, а в первый же раз, как он увидел мэра Меллы, и сейчас это впечатление только усилилось. Лошадь лошадью. Зато на отсутствие смекалки мэр не мог пожаловаться. К чести его, он сразу сообразил, зачем Эррам заявился в ратушу второй раз на дню и привел к нему недоумевающего профессорского секретаря.
– Мэтр прав, – кивнул мэр, сомкнув кончики узловатых пальцев, едва только Рейф закончил объяснять, как ему нужна помощь Кэри. – Сами подумайте, господин Орсит, – вот вы поможете мэтру Эрраму, отразит он Маятник, а потом профессор вернется – и что мне с вами делать? В тюрьму сажать за то, что вы работы мэтра Энстре самовольно разгласили и использовали? Это для нас вы будете героем – а для закона вы будете преступником. Вы, а не он. Уж он для этого все силы приложит, не сомневайтесь. Нет как хотите, а я так не согласен!
– А я бы согласился, – неловко ответил ниал. – Если другого выхода нет…
– Если бы не было, я бы тебя сюда не привел, – отрезал Рейф.
– Вам нужен запрос от имени городских властей? – произнес мэр.
Хорошо иметь дело с умными людьми, подумал Рейф мимолетно. А еще лучше, когда они на твоей стороне. Мэр ведь умница, и не будь он со мной согласен, не сказано, что мне удалось бы его уговорить – и уж нипочем не удалось бы обхитрить. Он из тех, кто, как говорится, и под землей на три локтя вглубь видит. Любой подвох он бы учуял сразу. А что он все-таки поверил в байку насчет вымышленного брака Рейфа… так на его месте любой бы поверил.
– Запрос, – подтвердил Рейф. – Или даже приказ. Да хоть повеление сил всевышних. Лишь бы за подписью и печатью.
– Подпись и печать от сил всевышних мне не раздобыть, – хмыкнул мэр. – Вам придется довольствоваться моим приказом об использовании работ профессора Энстре.
– О проведении полевых испытаний, – поправил его Рейф. – В отсутствие профессора Энстре. Под наблюдением профессора Эррама. Для блага и спасения Меллы и по распоряжению городских властей упомянутой Меллы. На основании просьбы и рекомендации профессора Эррама, Щита Меллы.
Именно так, Орсит, подумал Рейф, глядя на ошарашенное лицо Кэри. Именно так и никак иначе. Дурно бы я отплатил тебе за помощь, отправив в тюрьму и оставшись чистеньким. Пусть даже и не тюрьма, пусть только скандал, который погубит тебя навек, погубит непоправимо… если уж коллега Энстре окажется таким сквернавцем, что захочет все-таки поднять шум, – я просил помощи, мне и ответ держать. А он окажется непременно – как правильно сказал мэр, можешь и не сомневаться. Никаких «если». Захочет он шум поднять – и еще какой. Даже не будь он сквалыгой и параноиком, скандал он устроит, не может не устроить. Выхода у него другого нет. Это ведь единственный для него шанс попытаться выплыть – утопить тебя. Закатить грандиозный скандал – чтобы заслонить свою вину твоей. Чтобы о его вине и не вспомнил никто. А вот не выйдет. Не дам я ему спрятаться за твоей спиной. И тебя на растерзание не отдам. Ничего, у моего профессорского звания плечи широкие, и не такой груз выдержат – а ты ничем не защищен, ты только начинаешь жить. Я и прежде подарков не принимал – и твоя сломанная жизнь первым принятым мной подарком не станет.
– Разумно, – обдумав формулировку, согласился мэр. – Если это не применение разработок профессора, а просто их испытания, приоритет не нарушен, так? А где преступления не было, там закону делать нечего. Однако вы не только в магии знаете толк, мэтр, но и в крючкотворстве.
– Поработаете с мое в университете – и не такому научитесь, – отмахнулся Рейф.
Составление приказа отняло совсем немного времени – куда больше его ушло на уйму сопроводительных бумаг. Однако все когда-нибудь кончается, даже и делопроизводство. Старательный белобрысый секретарь наконец-то написал под диктовку мэра все, что требуется, Рейф и Кэри расписались столько раз, сколько полагалось, печати заняли свое законное место на каждом из документов, и ошалевшие от этой заковыристой процедуры Эррам и Орсит буквально вывалились на площадь перед ратушей, где вконец раздосадованный долгим ожиданием водонос на все корки клял дурную минуту, когда он согласился возить хворого студента за какие-то жалкие гроши. Ладно бы еще, если мэтра Эррама везти пришлось – Щит Меллы не то что возить, на руках носить полагается. А студентов всяких возить – ослов не напасешься.
Водонос, впрочем, внакладе не остался – Рейф щедро приплатил ему и за ожидание, и за обратную дорогу, и за то, что водонос завернет к нему домой и скажет, что мэтр остается работать у господина Орсита и ждать его не стоит. Повеселевший водонос охотно согласился исполнить поручение мэтра – если просит не студент какой-то, а Щит Меллы, так отчего ж не исполнить-то, особенно если еще и с приплатой!
Разумеется, Рейф предпочел бы работать не в кабинете отсутствующего профессора Энстре, а у себя дома. Там, где госпожа Эссили так уютно и негромко переговаривается со слугами, и Рейфу кажется, что именно эти разговоры и пахнут на весь дом свежими булочками и поздней сиренью. Там, где его поджидает уже обжитый им кабинет – пусть не все в кабинете пока еще приспособлено к его рабочим предпочтениям, но бумага и чернила там именно такие, как он привык, и никакая мелочь вроде неудобного размера листа или не того оттенка чернил не мешает сосредоточиться, не отвлекает от работы. Там, где в ящике стола лежит его набор артефактов – его, не чужой, знакомый до последней щербинки и царапинки, приработанный к рукам за долгие годы… нет, ну до чего же странно получается! Давно ли Рейф считал этот дом чужим, а себя в нем – незваным гостем? А теперь он говорит себе «хотелось бы домой» – к себе домой…
Хотелось бы. Но нельзя.
Потому что нельзя тащить туда бумаги профессора. И не только потому, что перетаскивать придется весь день. А потому, что уехавший коллега далеко не подарочек. Будь он подарочком, Рейф бы понятия не имел, чего от него можно ожидать, подарочки Рейфу Эрраму в диковинку. Но Энстре, как уже было говорено, не подарочек – и Рейф отлично знает, чего ждать стоит. И если только хоть одна растреклятая бумажонка будет вынесена из дома, профессор назовет это кражей. И тут даже приказ о полевых испытаниях не поможет. И выйдет этот поганец сухим из воды, а парня утопит.
А еще – потому что нельзя никуда тащить хромого мальчишку. И так уже Кэри едва до ратуши добрался. Не по улицам ему шляться надо, а лежать, устроив повыше и поудобнее ногу в тугой повязке.
Кэри и лежал. Попробуй тут не лежать, а скакать по дому в попытках соблюдать гостеприимство – как рявкнет мэтр академическим профессорским рявком, так и здоровые ноги носить откажутся, что уж говорить о больных!
В результате академического рявка Кэри очутился на узеньком диванчике в профессорском кабинете. Он полулежал, опираясь на локоть и умостив ногу на две диванные подушки, закатав штанину и сняв чулок, а Рейф, тихо поминая нелестным словом глупую гордость, обкладывал распухшую лодыжку травяными припарками. Кэри закусывал губу – не от боли, от смущения – краснел, словно девица на выданье, поджимал от неловкости пальцы на ноге – словом, не знал, куда себя деть от почтения.
– Лежи и не дергайся, – почти раздраженно бросил Рейф. – И брось всю эту волынку насчет непочтительности к профессорскому званию. Между коллегами какие могут быть счеты чинами!
От слова «коллеги» несчастный Кэри только пуще зарделся и вроде как собрался что-то возразить – но тут в дверь постучали.
– Кого там… – Рейф не договорил. – Лежи, сам открою, – добавил он, быстро вставая и направляясь к двери. – И сам выставлю.
Рейф и собирался выставить любого незнакомца, будь то хоть сам король, хоть городской совет в полном составе – некогда им с Кэри гостей принимать! Но когда он с самым решительным видом открыл дверь, за ней оказались отнюдь не незнакомцы. Госпожа Эссили и его кухарка Нирин – какие же они незнакомцы?
– Ты собрался впроголодь работать, сам стряпать или мальчика в трактир за обедами гонять? – прищурилась Томален, когда растерянный Рейф пробормотал приветствие. – Или на кухню его определить?
– Вот уж только не гонять! – запротестовал возмущенно Рейф. – И не на кухню!.
Гонять умницу Кэри и определять его на кухню – это не по его части, а профессора Энстре, будь он неладен! И… и вообще…
– И вообще он хромает, – промолвил Рейф вдогонку.
– Тем более, – величественно кивнула госпожа Томален.
Она посторонилась, пропуская вперед кухарку. Та вошла и тяжело опустила на пол объемистую корзинку со всевозможной снедью.
При виде всех этих приготовлений Рейф покраснел так, что его румянец сделал бы честь и юному Орситу. Ну не привык он, до сих пор еще не привык, что о нем кто-то заботится! Он привык обихаживать себя сам, слуг у него отродясь не было – а уж чтобы кто-то помнил, сыт ли он, выспался ли…
А Кэри, вчерашний мальчик на побегушках у сквалыги-профессора, тем более не привык к чужой заботе. Уж если он на руку мэтра опереться и то стесняется…
– Орсит от смущения под землю провалится, – вырвалось у Рейфа.
– Пусть только попробует, – безмятежно произнесла Томален.
Может, Орсит и попробовал бы, но попытка смущаться была заранее обречена на провал. Очень трудно смущаться как следует, уписывая наперегонки с Рейфом свежайшие, еще теплые булочки. А еще труднее стесняться при виде улыбки Томален Эссили – такой материнской, что на душе светлеет и сразу сам себе кажешься ребенком, которого любят просто за то, что он есть, что он – это он, и одновременно взрослым – умным, сильным и удачливым. Кэри от этой улыбки мигом оттаял. Рейф был своей названой теще от всей души благодарен – и за булочки, и за то, что пришла, и за то, что осталась, и за то, что, когда они с Кэри приступили к работе, не покинула кабинет, а принялась помогать им, аккуратно складывая в прежнем порядке уже просмотренные ими бумаги.
– Так мы добрый месяц провозиться можем, – сказал Кэри, передавая госпоже Томален очередную неровную стопку уже просмотренных и отвергнутых записей. – Давайте все-таки попробуем сузить поиск. Для какого типа заклятий вам нужны катализаторы, мэтр?
– Все, которые годятся для любых чар класса «ална ранха», – помолчав, произнес Рейф. – Для любого варианта проявлений и в любом сочетании.
Кэри безмолвно вытаращил глаза.
«Ална ранха», она же в просторечии «пурпурный лотос», – магия, связанная со всем, что касается витальной силы, пола, зачатия, эротики. Ею лечат от холодности и импотенции, к ней прибегают мужчины, ощутившие недостаток мужской силы или неспособные зачать, ее применяют бесплодные женщины… но едва ли можно предполагать, что мэтр Эррам собрался залюбить Маятник насмерть – ну или пока не сбежит с перепугу… и уж точно мэтр не собирается рожать!
Все эти соображения читались в недоуменном взгляде ниала так же внятно, как если бы юноша произнес их вслух.
Рейф вздохнул.
Вот он, момент правды – и как ни старайся, избежать ее не удалось.
– Я не женат, Кэри, – тяжело и неловко промолвил Рейф. – И никогда не был.
Кэри все в том же немом изумлении перевел взгляд на госпожу Эссили. Если она не теща Рейфа, то… то как же тогда…
– Мошенники мы с мэтром Эррамом, – пояснила Томален. – Мы совершили подлог.
– Нам казалось, что так лучше, – произнес Рейф. – Что это – единственный выход. А получилось, что западня…
Молчать уже не имело смысла – и Рейф рассказывал все. И о том, как городской совет Меллы с мэром во главе чуть не в ногах у него валялся, умоляя принять должность. И о том, что вступить в должность, оставаясь холостым, он не мог. И о том, как лучшие семейства Меллы готовы были бросать жребий – кому разводиться с женой и отдавать ее за мага. И о том, что это бы не помогло, но никто ведь ничего не знал. И о том, как в его доме появилась госпожа Эссили и предложила стать его названой тещей. И о том, какое дикое, безысходное отчаяние он испытал, получив наконец доступ к бумагам своего покойного предшественника. И как это отчаяние привело его к Кэри Орситу, слуге, лаборанту и секретарю уехавшего на конференцию профессора Энстре.
Он рассказывал, не заботясь о том, что Кэри о нем подумает и кем посчитает. Мошенником, готовым на подлог ради хлебного местечка? Пусть даже и так…
Но Кэри и в голову не приходило ничего подобного. Он слушал, бледный, сосредоточенный и серьезный, стиснув сплетенные пальцы до костяной белизны.
– Как же глупо все сложилось… – тихо молвил он.
Вот уж что верно, то верно. Глупее не придумаешь.
– И как страшно… – еще тише добавил Кэри.
Глаза у него были огромные, сухие и полные черноты.
Рейф отвел взгляд. Он понимал, почему у ниала такие глаза. Да потому, что смотрит он на покойника – и оба они, и Рейф, и Кэри, об этом знают. Это госпоже Эссили знать неоткуда – но у мага, даже самого что ни на есть начинающего, даже у такого недостудента, как Орсит, неоткуда взяться иллюзиям. Часть, даже раздутая до неимоверных размеров, никогда не заменит целого. А Рейф – сам по себе, один – не целое. Он только часть головоломки, половинка ключа, он незавершен – но Маятник не спрашивает, кто тут целый и завершенный, а кто – нет, он просто приходит. Он придет – и Рейфа не станет. Потому что Маятник надо отразить – во что бы то ни стало, любой ценой. Даже если цена эта – вся жизнь, вбитая в одно мгновение, вся сила, весь разум… что останется от Рейфа Эррама, когда Маятник будет отброшен, – труп? Может, и не труп, а что похуже. Калека, еле живое существо с разумом, выжженным дотла катализаторами и запредельным усилием, лишенное магии, рассудка, сил, обреченное до последнего дыхания таращиться в пустоту бессмысленным взглядом, выхаркивающее остатки жизни с каждым вздохом. Уж лучше и правда сгореть дотла, чем догнивать бессознательным обрубком распадающейся плоти… но так или иначе, а конец один – Рейфа больше не будет. Он ходит, улыбается, разговаривает – но он приговорен, и это его последние дни.
Последние, и других не будет.
Не потому ли так неожиданно полюбился ему дом, еще недавно казавшийся таким чужим, что это его последний дом? Не оттого ли до щемящей нежности прекрасна Мелла, что отражается она в его умирающем взоре? Не тем ли дороги ему жители Меллы, все до одного, что вошли в его душу за несколько дней до небытия? Это ведь правда, что в предсмертный миг все делается ярче, острее – все, чего не замечал, пока жил, все, что так больно будет терять, все озаряется последним светом…
Вспышка молнии – последняя, предгибельная…
Неужели нужно было подойти к порогу смерти, чтобы эта молния разорвала сердце и в него хлынули наконец улицы, дома, крыши с кошками, чердаки с бельем на веревках, скрип колодезного ворота и стук калитки, лошади и собаки, птицы и деревья – и люди, люди, люди…
Люди, которых он должен защитить.
– Не смотри на меня так, Кэри, – негромко попросил Рейф. – Давай не будем помирать раньше смерти и бежать впереди себя.
Он протянул руку и слегка встряхнул оцепеневшего юношу за плечо.
– Не все так страшно. Договорились?
Кэри вздохнул прерывисто и с усилием кивнул.
– Вот и хорошо. Работаем, Кэри, работаем…
Слово «работаем» было для Кэри поистине волшебным. Оно могло пробудить от сна, вывести из шока – возможно даже, воскресить из мертвых. «Работаем, детка», – говорила мама, когда они вдвоем разбирали бисер и стеклярус по цвету. «Работаем, Кэри», – говорил папа, вкладывая резец-«косячок» в неловкие от усердия детские пальцы. «Это кто это тут устал? Работаем!» – говорил учитель фехтования, когда с Кэри лился не седьмой пот и даже не десятый. Все детство, вся ранняя юность Кэри прошли под это слово. Может, оно и не самое подходящее для рыцарского романа о благородном мстителе – но что поделать, если роман оказался хоть и рыцарский, но какой-то неправильный…
Правильные рыцарские романы Кэри доводилось читать во множестве – и все они были на один лад. Все они начинались с того, что предки главного героя жили и не тужили – до тех самых пор, покуда коварным врагам не приходило в голову злополучное их семейство зачем-то извести. Иногда благородных предков старались сжить со света ради денег и земель, иногда – за принадлежность к запредельно древнему роду, нередко – просто из любви к искусству, потому что никаких внятных причин для скоропостижной ненависти отыскать нельзя было даже с помощью мага, сведущего в следственной экспертизе. Беспричинная злокозненность врагов, впрочем, придавала сюжету некое приятное разнообразие – потому что действия их таковым не блистали. Враги исправно одерживали победу – посредством оружия или клеветы, смотря по ситуации, – но итог оставался неизменным. Не запятнанная ничем супружеская чета (или только овдовевшая супруга, если сочинитель был уж очень наклонен к трагическим эффектам) отправлялась в изгнание, дабы влачить свои жалкие дни, или что уж там полагается влачить, в нищете и бесправии. Однако не тут-то было. В изгнании у несчастной четы неизменно рождался мальчик – разумеется, одаренный всеми мыслимыми и немыслимыми доблестями. Восхитительное дитя подрастало, узнавало тайну своего рождения, проникалось по отношению к врагам вполне закономерной ненавистью, после чего с несомненностью показывало злобным гонителям, в какой цене нынче лихо на развес и поштучно, а также демонстрировало остроту своего клинка – настолько успешно, что в финале обычно в живых, кроме мстительного дитяти, не оставалось никого. Ну что это за роман, если ставший мстителем мальчик не увеличит вдвое размеры городского кладбища?
