Текст книги "Герои на все времена"
Автор книги: Ник Перумов
Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Сергей Раткевич,Дмитрий Дзыговбродский,Валерия Малахова,Эльберд Гаглоев,Юлиана Лебединская,Антон Тудаков,Алена Дашук,Алесь Куламеса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Но Маятника Меллы больше нет.
Наверное, это какая-то неправильная победа. Наверное. Маятник ведь полагается отражать, а не уничтожать. Но чего еще и ждать от неправильных героев…
– Кажется, я знаю, чем мы будем заниматься после того, как повенчаемся, – сипло произнес Рейф.
Маятниками, чем же еще. Не одна только Мелла живет от Маятника к Маятнику – но до сих пор никто не додумался, как их надо уничтожать. А если бы и додумался, не смог бы – чтобы суметь, сначала надо оказаться совершенно непригодным к должности Щита, а потом сделать все шиворот-навыворот, и притом не в одиночку. Женатый маг в одиночку отразил бы Маятник. Влюбленный маг вдвоем со своей девушкой, как оказалось, сумел Маятник уничтожить. Он тоже был завершен – они оба с Кэри были завершены… Просто они оказались завершены иначе. Не так, как полагается.
– Чем не развлечение на медовый месяц… – сорванным голосом отозвалась Кэри. – Главное, не забыть опять сделать все неправильно.
Рейфу не пришлось объяснять, о чем он думал. Кэри его и без слов поняла. Это всегда так, когда любишь, – или только если у тебя все не как у людей, а вверх тормашками?
– И госпожу Эссили с собой взять, – добавила Кэри.
– Обязательно, – согласился Рейф. – Куда же магу без тещи. Без нее бы на самом деле ничего не получилось.
Томален не было с ними на Смотровой башне, она всего лишь рассказала Рейфу, что на свете существует Кэри Орсит, – а могла бы и не она рассказать, а кто-то другой. И тем не менее Рейф знал с той же несомненностью, что и Кэри, что без Томален ничего бы не получилось, – знал какой-то странной частью своей души, той частью, с которой он и сам еще не был толком знаком и с которой ему только еще предстояло познакомиться… той частью души, которая народилась только сейчас, общей с Кэри – на двоих…
Наверное, это неправильное объяснение в любви и неправильное предложение руки и сердца. Наверное. Но чего еще и ждать от неправильных влюбленных…
Не романса же сердцещипательного, в самом-то деле…
Разве что совсем уж неправильного.
Сергей Раткевич
ХРАНИТЕЛЬ РУКОПИСЕЙ
– Ты, что ли, книги из огня спасал?
– Ну я, а что?
Юноша с легкой досадой смотрит на седого как лунь старика. Вот сейчас тот его хвалить да превозносить станет! За то, что он такой сознательный и доблестный и вообще весь такой замечательный. Ведь наверняка станет. За тем и пришел, верно. Юноша смотрит почти с обидой. Он ведь не для того в огонь шагнул… Не для того, чтоб его вот эдак, с утра до ночи… И вовсе он не замечательный, такой же, как все. Ведь каждый же на его месте…
– Это ничего, – усмехается старик. – Я вот в свое время сжег целую библиотеку. Пойдем, поговорить надо.
Теперь юноша смотрит на него с ужасом.
«Сжег целую библиотеку!»
О чем и говорить с таким чудовищем? Как он и вообще дальше-то жить смеет? Да еще и хвастается этим своим «подвигом»!
– О чем нам с вами разговоривать?! – гневно выдыхает юноша.
– Да все о том же… – усмехается старик. – О книгах…
* * *
«Рукописи нужно сжечь!» – Старый книжник уж который день твердит себе эту фразу.
Нужно. Необходимо. Нельзя иначе. А не то придут люди короля и… вот только они сжигают рукописи вместе с теми, кто их прячет. Рукописи нельзя прятать. Грех это. Грех великий.
Свитки. Рукописи эльфов. Непостижимые тайны навсегда ушедших бессмертных. Эльфийские рукописи почти никогда не повторяются. Каждая из них уникальна. Бесценна. И даже если первые два слоя совпадают, кто может сказать, что будет в третьем? Во всяком случае, не он. Ему такое счастье недоступно. Не каждому открывается глубинная мудрость эльфов.
Он представил себе все эти восхитительные рукописи, про которые он даже в мыслях своих никогда не смел сказать – мои, представил себе все эти восхитительные рукописи корчащимися в равнодушных ладонях огня, и слезы бессильной ярости потекли из глаз.
«Да как же я могу их сжечь, если они не мои даже, если я всего лишь хранитель, хранитель, и только?!»
Бессильный гнев сжал кулаки.
Рукописи кричали от боли.
– Боже! Да я дьяволу готов их отдать, лишь бы они уцелели! – давясь слезами, прошептал он.
Раздался такой грохот, словно в дверь саданули ногой. Старик сжался от ужаса.
«Они пришли!»
«Пришли!»
«Люди короля!»
«Пронюхали!!!»
«Кто-то видел! Видел и донес!»
– Мужайся, господь услышал твои молитвы! – донеслось от двери.
– Вы… вы кто? – жалко выдохнул несчастный книгочей.
«Не успеть. Ничего не успеть. Спрятать… сжечь… сбежать… поздно. Все поздно».
– Кто вы?! – жалобно и страшно вскричал он, в ужасе eставясь на входящего.
– Друг, – ответил тот.
– Друг… – прошептал книжник, обессиленно опускаясь на пол.
– Друг всех, кто стремится к знаниям. – Незнакомец откинул капюшон плаща, по плечам его рассыпались длинные черные волосы, пронзительные глаза уставились на старенького хранителя рукописей. – И враг всех, кто эти знания уничтожает, – добавил незнакомец, многозначительно положив руку на рукоять меча.
Старый книжник плохо запомнил то, что случилось потом. Что-то говорил незнакомец, он ему что-то отвечал, объяснял. Пришел в себя он уже среди своих любимых рукописей. Незнакомец был там же. Сидел, вольготно развалясь в кресле самого хозяина дома, небрежно просматривая снятые с полок свитки.
– Завтра в полночь, – повторил незнакомец.
Именно эта фраза и пробудила хранителя рукописей от странного забытья, забытья, в котором он что-то говорил и делал, вот только никак не мог вспомнить – что.
– Я прибуду с верными мне людьми, – проговорил незнакомец. – Мы укроем твои сокровища в таком месте, где до них никакой король не доберется. А что касается тебя… ты всегда будешь желанным гостем в нашем тайном хранилище. Посидим за чашей вина, потолкуем о слоях значений…
– Да мне всего-то только два ключа и доступны, – с горечью вздохнул хранитель.
– Только два?! – рассмеялся незнакомец. – Ну, это никуда не годится!
Он снял с пальца драгоценный перстень.
– У тебя такого нет?
– Откуда? – удивленно откликнулся старик. – Да и зачем?
«И при чем здесь эльфийские ключи? – хотелось ему добавить. – Чем эта изукрашенная безделушка может помочь?»
– Вот оттого тебе лишь два слоя и доступны, – усмехнулся незнакомец. – Смотри!
Он взял один из свитков, развернул его и быстро провел перстнем вдоль края.
– Смотри! – повторил незнакомец.
И было на что. Эльфийские руны замерцали как звездочки, а потом над ними появился еще один текст, он висел просто в воздухе, на расстоянии большого пальца от самой рукописи… и был записан человечьими буквами! Человечьими словами.
– Вот так! – сказал незнакомец. – Это первый слой.
Он провел своим перстнем дважды, и руны вновь замерцали, раскрываясь еще глубже.
– Второй слой, – сказал незнакомец.
Три движения перстнем.
– А вот и третий…
Книжник жадно впился глазами в то, чего никогда не читал, не видел, в то, что никогда не надеялся прочитать или увидеть…
Незнакомец тихо рассмеялся.
– Я оставлю тебе перстень, – сказал он. – Чтоб ты не особо скучал в ожидании нашего прихода.
Перстень лег в дрогнувшую руку старика.
– Жди, – сказал незнакомец. – Завтра в полночь.
Он поднялся и быстро вышел, плотно притворив дверь.
Старый хранитель стоял молча, совершенно ошарашенный, в руке его неприятно теплел оставленный незнакомцем перстень, а перед глазами медленно таяли выступившие поверх эльфийских рун человечьи буквы.
«Ох-х-х…»
* * *
Неспокойно было на душе. Ведь вроде правильно все решил, а… что-то не так.
Незнакомец этот, конечно, как снег на голову свалился, словно заранее знал, словно мысли подслушал. Странно все это. А все-таки лучше незнакомцу этому свитки отдать, чем вовсе в огонь сунуть.
Старик попробовал читать, но – впервые! – чтение не успокаивало его. Даже наоборот. Неправильно как-то было. Вроде он не у себя дома, в своей уютной библиотеке, самом прекрасном месте в мире, а в многолюдной толпе посреди рынка, где того и гляди кошелек украдут! Вроде сидит он как дурак на самом сквозняке и холодный ветер ему в спину дует.
Что-то было не так.
Хранитель попробовал воспользоваться подаренным перстнем, но пришедшие на смену изящным эльфьим рунам разлапистые человечьи буквы казались неподлинными, от них тянуло какой-то нарочитостью и чуть ли не фальшью. Он взглянул на третий, на четвертый слой… замер на миг и, набравшись храбрости, заглянул на пятый. Он был бы потрясен, если бы смог поверить. Неужто бессмертные и впрямь задавались такими вопросами?! Неужто одни и те же цепочки рун способны вместить столь разные, столь непохожие знания?! Он был бы потрясен, если бы поверил. Но что-то мешало. Что-то было не так. Какой-то едва ощутимый диссонанс мешал признать эти колдовские буквы настоящими, что-то почти неощутимое, но все же присутствующее не давало счесть этот выплывающий поверх оригинала текст подлинным переводом с эльфийского. Да, вроде бы все правильно, те слои, которые он в состоянии разобрать сам, действительно повествуют о том же, о чем и колдовские буквы, вот только… как-то по-другому это все.
Книгочей отложил свиток и уставился на подаренный перстень. А потом и его отложил в сторону.
«Чего я боюсь?» – сам себя спросил он.
И не нашел ответа.
Подумал о доглядчиках короля – и не испытал страха.
«Так чего же я все-таки боюсь?» – спросил он себя еще раз.
И понял, что боится возвращения незнакомца.
До дрожи.
До судорог.
До вопля.
«Мне что – рукописей жалко, что ли? – со стыдом подумал старик. – Так ведь если не ему – все едино в костер, а он хоть обещал пускать к себе в тайное хранилище».
– Что это? – стараясь справиться со страхом, раздумчиво протянул он. – Примитивная жадность? Глупость? Или мне так уж хочется единолично обладать сокровищем? Ни с кем не делясь. Ни с кем. Вот еще, разве кто-то, кроме меня, заслуживает обладания тайной?! – Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Боже, неужто моя гордыня столь непомерна? Неужто я в сердце своем, даже от самого себя в тайне, все же посмел назвать эти рукописи – своими? Решить, что это – мое и только мое?!
Он затравленно оглядел библиотеку и вдруг, не выдержав, закричал:
– Почему?! Почему я ничего не помню?! Как я провел этого типа в библиотеку?! Что он мне говорил?! Что я ему ответил?! Что?!
Бестолково шаря вокруг взглядом, книжник натолкнулся на подаренный перстень и вздрогнул. Ему показалось, что перстень зловеще ухмыляется, подмигивая ему блестящим рубиновым глазом.
«Боже, да я дьяволу готов их отдать, лишь бы они уцелели!» – припомнились ему собственные слова.
А потом грохот, паника в мыслях и ответ незнакомца:
«Мужайся, господь услышал твои молитвы!»
Что ж, именно так он тогда и сказал.
Господь услышал.
Выполнил?!
– Но если он и вправду дьявол… мне лучше вспомнить, о чем мы с ним говорили! – жарко прошептал старик.
Вот только вспомнить не выходило. Вязкая тяжесть в мыслях возникала каждый раз, как только он намеревался в подробностях припомнить требуемое.
В подробностях!
Тут бы хоть что-то вспомнить!
Что ж, заняться все равно нечем. До завтрашнего вечера времени хватает, а читать… читать все равно не выйдет. Невозможно потому что.
Так. Что же все-таки произошло? Ну?!
В третий раз споткнувшись на одном и том же месте, старик отчаялся, а отчаявшись, разъярился.
– Врешь, дьявольское порождение! Все равно вспомню! – прошептал он и принялся молиться.
И каждый раз сбивался. Рассеянно мечущийся взгляд наталкивался на нагло возлежащий на столе перстень, и слова молитвы мигом вылетали из головы.
– Ах ты, зараза, прости господи! – возмущенно прошипел старик и, ухватив перстень двумя пальцами, кинул его в кружку с недопитым пивом.
А потом ухватил нательный крест и, сжав его в руке, прочел молитву полностью, ни разу не сбившись. Прочел и все вспомнил. А вспомнив, подумал, что король еще не самое чудовищное чудовище из тех, что по земле бродят. Нет, незнакомец не был дьяволом, даже его наместником на земле не был. Но… быть может, дьяволу стоило взять у него несколько уроков? Одурманив собеседника, он не постеснялся, все выложил. Быть может, потому что поболтать захотелось, быть может, похвастаться вздумал, а то ведь вот он какой могучий и замечательный, а восхититься-то и некому, не перед другими же мерзавцами выхваляться, они и сами такие. А может, душу облегчить пытался, есть ведь и у него какая-никакая душонка, плохонькая, трепаная, но есть ведь. Господь в душе ни единой твари живой не отказывал. Ох и наговорил он, зная, что одурманенный собеседник ни черта все равно не вспомнит, ох и нарассказал. Не знаний он искал в эльфийских и прочих старинных рукописях, а возможности превратить эти знания в смертоносное оружие, в погибельные чары, в неодолимую власть.
«Что ж, если король сжигает эльфийские свитки и прочие старые книги, чтоб они не достались вот таким вот… можно ли его осуждать?» – подумал старый книжник. И сам себе ответил: «Можно. Нужно его осуждать. Знания не должны доставаться негодяям и мерзавцам, но нельзя их отнимать у хороших людей. Ведь есть же где-нибудь хорошие люди?! Есть, конечно. Вот только никого из них не окажется здесь завтра вечером. Никого. А значит, придется ему поступить так, как поступает и велит поступать его величество Дангельт. И пусть его потом осудят. Справедливо осудят. Он не станет спорить. Он уже сейчас согласен с обвинением. Он сам подпишет себе приговор. Сам, потому что нельзя уничтожать знания. Нельзя. Вот только и выхода другого нет».
* * *
Книжник ждал, стоя перед закрытой дверью. Они возникли из ночной темноты, продавили сумрак пугающей тяжестью своих теней и приблизились, будто бы на ходу обретая земную плоть.
– Мы пришли, старик, – сказал вчерашний незнакомец. – Мы пришли, как я и обещал. Пришли освободить тебя от опасной заботы. Можешь выносить свои свитки.
– Заходите и берите. – Хранитель распахнул дверь и шагнул в сторону.
Незнакомец подался вперед и тут же отпрянул. Из распахнутой двери вырвались жадные языки пламени.
– Проклятье! А рукописи?! – взвыл он.
– Я же сказал – заходите и берите! – с нажимом повторил старик. – Они там!
Он уже не боялся. Ни людей короля, ни этих… кто бы они ни были. Он совершил самое ужасное в своей жизни деяние – поджег все то, что собирал с такой любовью, хранил с такой заботой… так что еще могло его испугать? Уж точно что не их перекошенные от бессильной ярости рожи! Бессильные. Это они-то. При мечах, при черном колдовстве – бессильные. Против него, маленького, слабого, – бессильные. Что они могут? Всего лишь убить его? Ну так это уже поздно. Он сам убил себя, когда поджег все самое любимое, что у него было. Поджег, потому что понял: нельзя отдавать злу то, что пытаешься сохранить для добра.
Вот и стоит зло, растерянное, у открытой двери, стоит, не зная, что предпринять, даже смешно смотреть, право слово!
– Ну? Что ж вы не заходите? Или у вас специального такого перстенька, чтоб огонь гасить, нету? – насмешливо промолвил старик. – А я и не знал! Думал, имеется.
Чувство невероятной, давно не испытываемой свободы охватило его, подобно тому как пламя охватило рукописи. Он уже умер, так чего ему бояться? И кого? Неужели этих?!
Они заметили его наконец. Отвели глаза от пляшущего пламени. Их руки потянулись к мечам. Что ж, он заранее знал, что так будет. Знал и не боялся. Теперь, когда в пламени умерла его единственная любовь, любовь, которую он сам отдал огню, к чему ему делать вид, что он все еще жив? Ходить, говорить, дышать? Нет уж. Хватит.
Вчерашний незнакомец первым вытянул меч из ножен.
И первым умер. Прилетевшая из темноты стрела прошила его навылет. Он упал, не выпуская из рук меча, ткнулся головой в землю у самых ног старика и замер, недвижный и все же страшный в своей недвижности. Его длинные волосы рассыпались по земле. Старик только рот открыл от изумления. А стрелы посыпались так часто, что скоро вокруг совсем никого не осталось. Спутники страшного незнакомца все до единого лежали мертвыми. Лишь некоторые успели выхватить мечи, а вот пустить их в ход не удалось никому. Да и против кого? Тьма надежно хранила неведомого стрелка, а вот охотников за эльфийскими рукописями освещал горящий дом.
Старик с недоумением смотрел на лежащие у его ног тела.
Странно. Он ведь уже умер, так почему же остался жить? А эти… они должны были убить его, так почему же умерли сами? Зачем эти стрелы? Зачем все? Его спасли? Зачем? Разве он кого просил? Зачем ему жить, раз он уже умер? Рукописей больше нет, а значит, и его нет тоже.
Он поднял глаза и дерзко посмотрел в окружающую ночь.
Он никого не просил себя спасать. Никого. Он все равно умрет, слышите? Постыдно предать огню бесчисленное множество миров, а самому спрятаться в жизнь. Он не трус. Он умрет. Он сумеет.
Легкие шаги в темноте он скорей угадал, чем услышал. Легкие как ветер. Как шелест камыша. Как шепот ручейка в полдень. Шаги серебристые, как сумерки…
– Здравствуй! – прозвучало из темноты.
Он не ответил. К чему мертвым отвечать на нелепые возгласы живых?
– Ну, если эти мертвые при жизни были знакомы с правилами вежливости, почему бы им и не ответить? – донеслось из темноты.
– Потому что нелепо желать здоровья мертвому, – поневоле откликнулся старик.
И вздрогнул, вдруг сообразив, что в первый-то раз он промолчал. Так что, неведомый собеседник мысли его прочел, что ли?
– Не вижу ничего нелепого в том, чтобы пожелать здоровья мертвому, – откликнулся его собеседник. – Что ж мне, болезни тебе желать, что ли? Мало того что ты умер, так еще и заболеешь! Представь, как это будет ужасно! Начнешь чихать, кашлять, сморкаться, какая уж тут смерть, сам подумай!
Из темноты вышагнул… нет, эльфа старик узнал сразу. Это ж кем быть надо, чтоб эльфа не узнать! Королем, не иначе. Известно ведь, что его величеству под каждым кустом эльфы мерещатся. Вот он и вешает что ни день обычных людей, кои ему эльфами представляются. Но не узнать настоящего…
Вот когда не то что умереть захотелось, а и вовсе никогда не рождаться. Не быть. Никогда не быть.
Сжечь целую эльфийскую библиотеку. Эти злыдни всего лишь забрать ее хотели, а он… Убийца.
Эльф молча смотрел на него. Без гнева, без ярости, без обиды даже.
«Да что ему, все равно, что ли?!»
– Почему ты так неправильно думаешь? – удивленно спросил эльф. – Ты же все правильно сделал.
– Правильно?! – Книжнику завыть хотелось, а непослушные губы едва шепчут.
– Правильно, – уверенно кивнул эльф и шагнул в горящий дом.
Старик даже закричать не успел. «Мало того что рукописи сжег, так еще и эльфа…» А эльф уже выходил обратно, и его руки были полны свитков. Эльфийских рукописей, совершенно не тронутых пламенем. Тех самых рукописей, что хранитель так старательно предал огню. Эльф сложил перед ним свитки и вновь шагнул в дом. И еще. И еще.
– Разве… разве эльфийские рукописи не горят? – потрясенно спросил старик, узрев перед собой всю библиотеку в целости и сохранности.
– Горят, – улыбнулся эльф. – Еще как горят. Разве ты не видишь, что это – сгоревшие рукописи?
– Сгоревшие?
– Ну конечно, – кивнул эльф. – Их теперь никто никогда не увидит. Кроме тебя и тех, кому ты их дашь. Ты заслужил это право, право выбирать, кому доверишь эти знания.
«Перстень!» – почему-то подумал книжник. Эльф поморщился и протянул руку. Ни на миг не задумываясь, хранитель вытащил из кармана перстень и протянул эльфу.
– Жалеть не будешь? – держа перстень на ладони и глядя в глаза, улыбнулся эльф.
– Буду! – с отчаяньем выдохнул старик. – Но… ну его вовсе! Будь оно проклято – такое знание!
– Оно проклято, – очень серьезно кивнул эльф и сжал руку в кулак.
А когда разжал, на ладони не было ничего, кроме пепла. Набежавший ветер мигом его развеял.
– Знание нельзя украсть, – сказал эльф. – Помнишь поговорку, что краденое лекарство становится ядом?
– Помню, – кивнул хранитель.
– Здесь то же самое. Знание можно только заслужить. Усердием. Или подвигом.
* * *
– Вот после того случая мне и стали все четыре ключа доступны, – поведал старик своему молодому собеседнику. – Сообразил, зачем я тебе все это рассказываю?
– Нет.
– Ну, ты книги из огня спасал, жизнью рисковал ради них, так ведь?
– Я просто не подумал о том, что рискую, не успел подумать, – смутился молодой.
– Что ж, мне и нужен такой, кто не успевает о себе подумать, – решительно кивнул старик. – Преемник мне нужен.
– Преемник?
– Стар ведь я. При Дангельте уже был не молод, а теперь и вовсе. Умру – никто всех этих рукописей больше не увидит. Никогда.
– Кошмар.
– Вот именно. Но выход есть.
– Какой? – тихо спросил молодой человек, уже догадываясь, что именно услышит.
– Простой. Эльф мне тогда еще сказал, что если я кому все свитки сразу покажу, то он их так же, как и я, всегда видеть будет. Я выбрал тебя, – подытожил старик, а потом тоном, не терпящим возражений, повелел: – Собирайся, да и пойдем! Глупо будет, если я прямо сейчас помру, не находишь?!
Трактирная дверь распахнулась, как тяжелый книжный переплет, распахнулась в рассвет, мерцающий, как эльфийский свиток. Они уходили вместе: человек, посмевший предать огню одно из самых полных собраний эльфийских рукописей, и человек, вынесший из безжалостного пламени целую библиотеку.
– Иногда знания необходимо уничтожать, чтобы они сохранились, – тихо, но твердо говорил старик. – Уничтоженное знание может возродиться заново, отданное злу – потеряно навеки.
– А что есть зло, учитель? – спросил юноша.
– Ты и сам знаешь, что на твой вопрос нет однозначного ответа, – промолвил старик. – Что есть зло, что есть добро, что есть ложь, что есть правда… Здесь и сейчас… Там и тогда… В тот единственный и неповторимый миг, когда тебе придется отвечать на этот вопрос… чем они будут, в каких обличьях придут? Каждый раз тебе придется выбирать, кому доверить знание, каждый раз, вглядываясь в лицо просителя, ты будешь задавать себе этот вопрос, и каждый раз тебе придется отвечать на него. Самому себе. А потом отвечать за него. За свой ответ и свой выбор. Перед всеми остальными. И другого пути нет.
Дорога ровной строкой ложилась под ноги…
