Текст книги "Секрет Коко"

Автор книги: Ниам Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

22

И вот мы в пути: я и Мак Гилмартин, парень из Глэкена, которого я едва знаю. При мысли о том, что, возможно, я вот-вот встречусь с сыном Тэтти, меня одолевают смешанные чувства: волнение и предвкушение. Как он отреагирует на письмо, которое я собираюсь ему показать? Даже не представляю, как бы я сама поступила, если бы кто-то появился у меня на пороге и передал письмо от мамы, считай, с того света. Уверена, этот клочок бумаги стал бы для меня самой ценной вещью в мире, особенно если бы послание оказалось таким же чудесным, как письмо Тэтти. Но могло статьcя и так, что письмо повергло бы меня в шок и я даже отказалась бы его читать. Все эти мысли лихорадочно вертятся у меня в голове всю дорогу от лавки Суона.

Мне очень неловко сидеть в столь непосредственной близости к Маку, на переднем сиденье его старенького побитого фургона, но я всеми силами пытаюсь задушить в себе эту девчоночью стеснительность. Мак – просто очень добрый парень. За его предложением не кроется никакого подтекста. Кстати, Рут его практически вынудила – у бедняги наверняка нашлась бы куча дел, которыми он мог бы заняться сегодня. Единственное, что меня хоть немного утешает, так это то, что ему нужно заехать в собачий приют неподалеку от Порт-он-Си, ему хоть какая-то польза будет от этой поездки.

– Прости, тут повсюду собачья шерсть, – извиняется он, переключая передачу перед поворотом. – Боюсь, это издержки профессии.

– Я ее даже не заметила, – лгу я, незаметно снимая длинный волос со своего приталенного черного пиджака, который я надеваю исключительно в особых случаях.

Я переоделась из рабочей одежды в новые джинсы, черный топ и пиджак и влезла на каблуки. На моей шее красуется любимое мамино ожерелье, на удачу, кроме того, я повязала розовый блестящий шарф, подарок Кэт, надела такую же шапочку и прихватила с собой сумочку Тэтти. Рут изумленно вскинула брови, увидев, как я вырядилась, ведь обычно я собираюсь гораздо менее тщательно, чем в этот раз. Но я не могла иначе – и даже не потому, что мне предстояло путешествие с Маком, а оттого, что я предвкушала поворотный момент в истории Тэтти. И мне хотелось соответствовать этому торжественному событию. Впрочем, ладно, совсем чуточку и из-за Мака. До этого он видел меня в старом отрепье, так что да, возможно, мне и хотелось произвести на него впечатление. Просто я не хотела обсуждать подобные вещи с Рут – я и самой себе с трудом в этом призналась.

– У меня где-то рядом завалялся рулон скотча, с ним почистить одежду будет проще, – говорит Мак, заметив боковым зрением, что я делаю. – Надо было предупредить тебя, чтобы ты не надевала ничего черного, извини.

– Не беспокойся, – отвечаю я, а сама понятия не имею, как вернуть себе прежний шикарный вид. На пиджак цепляется все больше шерсти. Сколько же собак пересидело на этом месте?

Стоит мне вспомнить о любимцах Мака, как вдруг я чуть не подпрыгиваю на месте от неожиданности: кто-то горячо дышит мне в ухо. Оказывается, что прямо позади меня сидит лабрадор из глэкенского приюта. Я даже не заметила его, когда садилась в машину!

– Горацио, сидеть! – командует Мак. – Прости, Коко.

– Все в порядке. Мы ведь с Горацио уже знакомы, – отвечаю я, поглаживая пса по голове. Он устраивает передние лапы у меня на плече и радостно обнюхивает мой воротник. Этот парень, кажется, тоже меня запомнил, судя по тому, как влюбленно он смотрит мне в глаза.

– Захотел поехать со мной, – объясняет Мак, глядя вперед, на дорогу, – терпеть не может оставаться один, наверное, из-за своего прошлого.

– А что с ним случилось? – спрашиваю я.

– Горацио в какой-то мере для меня особенный, – начинает рассказывать он. – Он мой первый пес. Я нашел его на дороге пару лет назад. Его бросили. Бедняга весь отощал, остались только кожа да кости, а одна лапа была сломана в трех местах.

– Поверить не могу, что кто-то мог причинить зло такой замечательной псине!

– Да, ветеринар осмотрел его и решил, что лучше будет ампутировать больную лапу, но каким-то чудом нам удалось его вылечить. Он, конечно, немного прихрамывает, однако ему это нисколечко не мешает.

Я вспоминаю, как легко он перепрыгнул через калитку, когда я видела его в предыдущий раз.

– И никто не захотел его взять? Он ведь просто прелесть, как можно перед ним устоять?

– А я его никому и не собирался отдавать, – несколько смущенно отвечает Мак. – Как я уже сказал, для меня он – особенный.

– Твой любимчик?

– Точно, – смеется он, в то время как я ловко уворачиваюсь от Горацио, пытающегося лизнуть меня в шею.

– А почему ты решил открыть приют для собак? – спрашиваю я, желая узнать Мака поближе.

– Я, собственно, и не открывал приюта, – отвечает он. – После того как я подобрал Горацио, обо мне тут же заговорили все соседи. Потом кто-то привел ко мне спаниеля. Потом еще кто-то нашел брошенного пса на другом конце деревни, его тоже привели ко мне. И пошло-поехало.

– Ты, должно быть, очень любишь собак.

– Виноват, каюсь.

– А какая твоя любимая порода?

– Мне они все нравятся, – признается он и, отрываясь на миг от дороги, искренне мне улыбается.

– А я люблю бассет-хаундов, – говорю я.

– Почему? Из-за длинных ушей?

– Сама не знаю, если честно. В детстве у меня была книга о собаках, и на ее обложке был изображен бассет. Думаю, потому эта порода мне так запомнилась.

– У меня тоже была такая книга, – улыбается он.

– Да ладно!

– «Большая энциклопедия собак», я получил ее в подарок от Санта-Клауса.

– И я тоже! – изумленно выдыхаю я.

– Должно быть, где-то была большая распродажа, – шутит он, и мы заливаемся смехом.

– Второй моей любимой собакой из этой книги была ирландская борзая, – вспоминаю вслух я. – Но мне так и не удалось увидеть ее в реальной жизни.

– А я видел – на одном старомодном званом ужине. Впечатляет, ничего не скажешь, очень величественный пес. Сбежал от нас с добрым куском говядины. Думаю, хозяева были не в восторге. Клоун, которого приставили следить за собакой, наверняка получил хорошую взбучку, – он снова смеется, и в уголках его глаз опять появляются милые морщинки.

– В жизни не бывала на таких мероприятиях. Тебе понравилось? – спрашиваю я, огромным усилием воли отводя взгляд от его лица.

– Не очень. Я был там в связи с работой – и от шума у меня разболелась голова.

– От шума? Там что, была драка?

– Да нет, они наняли арфистку, и она не расставалась со своим инструментом весь вечер. Послушаешь такую часов пять, и все твое чувство юмора куда-то внезапно улетучивается.

– Да уж, – хихикаю я.

– Ну, я свои страшные тайны тебе рассказал, так что давай, делись своими, твоя очередь.

– Нет у меня никаких тайн, – протестую я.

– Ты живешь с бабушкой?

– Это ни для кого не секрет.

– И все же необычно.

– Моя мама умерла, когда мне и тринадцати не было. Отца я никогда не знала.

– Понятно, – он снова отвлекается от дороги и сочувственно смотрит на меня. – Извини, что спросил.

– Все в порядке, это случилось очень давно. А Рут – просто чудо.

– А почему ты зовешь ее по имени?

– Она сама так захотела. Говорит, что так чувствует себя моложе.

– О, я ее отлично понимаю. Когда сам стану дедушкой, тоже, наверное, попрошу внуков звать меня Маком. Дедуля Мак, звучит, – он барабанит пальцами по рулю, и я ловлю себя на мысли, что слежу за каждым его движением.

– Дедуля Мак? – спрашиваю я, старательно отворачиваясь в сторону.

– Да, разве не здорово? По-моему, круто.

– Даже не знаю.

– Думаешь, не очень? – хмурится он. – Ну тогда хотя бы дедушка Мак.

– А ты ни на секунду не сомневаешься, что когда-нибудь станешь дедушкой, я вижу!

– Конечно! – отвечает он. – А ты разве не собираешься стать когда-нибудь гламурной бабушкой, как Рут?

– Я гламурной точно не стану, – краснею я.

– Я в этом плохо разбираюсь. Мне ты кажешься очень даже симпатичной.

Мы смущенно умолкаем, я отчаянно пытаюсь придумать новую тему для разговора.

– А ты все время занимаешься только приютом? – спрашиваю я. Очень хочется узнать, что же за основная работа, о которой он упоминал, но спросить в лоб я тоже не могу.

– Не только. С собаками, конечно, возни – непочатый край, но это не основное мое занятие. Так что в приюте у меня есть пара помощников, на добровольных началах.

Вот оно – снова он намекнул на свою загадочную работу.

– Кем ты работаешь? – спрашиваю я. – Что-то подзабыла.

– А ты и не можешь этого помнить, я не говорил, – усмехается он, по-прежнему не отрывая глаз от дороги.

– Правда? – отвечаю я, делая вид, будто меня его ответ страшно смутил.

– Не говорил. Но раз уж ты спросила, то я пишу музыкальные ролики. Музыку для рекламы, другими словами.

– Шутишь?!

– Серьезно, – говорит он. – Это чистая правда.

– Здорово. Я могла слышать какой-нибудь из твоих роликов? – восхищенно спрашиваю я.

– Все может быть. Видела рекламу страховки, в которой парень на гитаре играет?

– Ее ты написал? – удивляюсь я. Это же самая популярная реклама на телевидении!

– Да, моя работа, – гордо отвечает он. – Одна из лучших, надо сказать.

– Эта мелодия такая… заразительная, – говорю я. – Стоит ее раз услышать, и никогда уже не забудешь! Ее же можно часами напевать, она иногда меня с ума сводит.

– Ты ведь просто хочешь сделать мне приятное, поэтому так расхваливаешь? – неожиданно сухо спрашивает он.

– Извини, но это правда. Рут она тоже безумно нравится. Мы частенько ее напеваем друг другу. «Понадейся на судьбу, если ты попал в беду…» – смело пою я во весь голос, как вдруг понимаю, что Мак едва сдерживает смех. – Что-то не так? Перепутала слова?

– Нет, просто ты так чудно поешь!

Я чувствую, как мои щеки заливает румянец:

– Да, с голосом мне не повезло.

– Напротив, у тебя чудесный голос, – отвечает он, и наши взгляды встречаются.

– А еще какие-нибудь ролики твоего сочинения? – спрашиваю я, мне вдруг становится крайне неловко, я чувствую, как на моем лбу выступает пот.

– Хм, пару лет назад написал отличную музыку для рекламы органического геля от геморроя.

– Быть такого не может! – прыскаю я.

– Еще как написал, – подтверждает он, лукаво смотрит на меня и затягивает низким голосом: – От геморроя чудо-гель…

– …вас избавит за семь дней, – подпеваю я.

– Ты-то откуда знаешь эту рекламу? – ехидно вскидывает бровь Мак.

– Кто же ее не знает, – хихикаю я.

– Пой дальше.

– Только с тобой!

– Отлично, поехали сначала – раз, два, три, четыре…

Зеленые поля проносятся за окном, мы проезжаем милю за милей, поем вместе, и я понимаю, что давно уже не была так по-детски счастлива.

Мы и не заметили, как очутились в Порт-он-Си. Мак останавливается на сплошь покрытой рытвинами подъездной дорожке, ведущей к маленькому ветхому коттеджу.

– Агент дал мне этот адрес, – говорит он, ставя машину на ручник.

Мы молча смотрим на дом, стоящий перед нами, не решаясь выйти из фургона. На деревянных оконных рамах давно уже облупилась голубая краска – должно быть, это все соленый морской воздух. Вьющиеся розы, наверняка радовавшие когда-то гостей дома и его хозяев своей красотой, теперь безвольно свисают с подставок, их листья почернели и выгнили – едва ли они зацветут снова, даже с приходом лета. Через гравий дорожки пробивается сорная трава, и лужайка совсем заросла. Этому коттеджу явно не помешали бы уход и забота – сейчас он выглядит так, будто в нем никто не живет.

– Думаю, когда-то здесь было очень красиво, – говорю я.

– Угу. Над домом немного поработать, и получилось бы очень живописно, – отзывается Мак. – Представь, как было бы чудесно выходить каждое утро на улицу и видеть эту красоту.

Он показывает куда-то вдаль, и я вижу отсюда голубую водную гладь, сияющую под мягкими лучами солнца. До меня даже доносятся крики чаек, летающих над нашей головой.

– С ума сойти… Неудивительно, что он захотел сюда переехать.

– Может, посмотрим, дома ли он? – спрашивает Мак.

– Часть меня хочет развернуться и уехать обратно, – признаюсь я.

– А другая? – улыбается он.

– Другая хочет постучать в двери этого дома, – смеюсь я.

– Второй вариант мне нравится больше, – подмигивая, отвечает мне он. – Ничего не бойся! Правда, Горацио?

Пес снова радостно лижет мою шею. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза, вспоминаю о маме и Тэтти и выхожу из фургона.

Я звоню в дверь, мы ждем. Звоню еще раз – по-прежнему никакого ответа. На третий раз я уже совсем отчаиваюсь. Кажется, Джеймса нет дома.

– Возможно, нам просто не повезло, – успокаивает меня Мак.

– Поверить не могу, – шепчу я, сдерживаясь из последних сил. Я приподнимаюсь на цыпочки и заглядываю в окошко на фасаде, но ничего не вижу через ветхий тюль занавесок.

– Давай я позвоню в агентство недвижимости, узнаю, нет ли у них его номера телефона, – предлагает Мак. – Подожди минутку.

Пока он идет к машине, до меня вдруг доносятся отголоски музыки, идущие откуда-то изнутри. Ее едва слышно, но я совершенно уверена, что звук идет из другой части дома.

Я иду на звуки музыки, захожу за угол и вижу покосившуюся оранжерею, из которой открывается чудесный вид на море. В ней трудится над скульптурой полностью обнаженный – если не считать соломенной шляпы и косынки на шее, разумеется – мужчина. Он стоит ко мне спиной, поэтому я имею удовольствие лицезреть только его отвисший зад. Это зрелище настолько меня поражает, что я ахаю от удивления. Должно быть, почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина резко поворачивается ко мне передом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закрыть лицо руками от ужаса. Я собираю волю в кулак и напряженно смотрю ему в глаза. Не думаю, что сумею когда-нибудь стереть из памяти эту картину. Она займет достойное место в галерее моих воспоминаний рядом с Карлом в одних трусах а-ля Гомер Симпсон. Сколько еще пожилых мужчин мне доведется увидеть в неглиже? Боюсь, как бы это не стало традицией.

Он радостно улыбается, его совершенно не беспокоит, что за ним из его собственного сада подглядывает незнакомая молодая особа. Он лишь широко раскрывает свои удивительные небесно-голубые глаза и встряхивает белоснежными волосами. Затем машет мне рукой, приглашая войти, и я, едва уняв дрожь в коленках, отворяю стеклянную дверь и вхожу.

– Здравствуйте, – приветствует он меня, слегка приглушая музыку. – Чем могу помочь?

– Простите за вторжение… – Я не знаю, куда глаза спрятать.

– Не извиняйтесь, – улыбается он. – Я ничего не имею против, хоть вас это и смущает.

Я жмурюсь от зимнего солнца, пробивающегося через стеклянные стены оранжереи. Здесь так тепло, особенно когда заходишь с морозного воздуха, с улицы: у него тут настоящие тропики.

– Предпочитаю работать обнаженным, – поясняет он, без тени смущения проходя передо мной к столу, набрасывает на себя халат и подвязывает его поясом. – Знаете, это помогает отвлечься от лишних мыслей. Итак, чем я могу вам помочь, дорогая моя?

Как бы там ни было, а хозяин он радушный. Это хорошо. По крайней мере не выставит меня за двери, не дав шанса объясниться.

– Не знаю, с чего и начать, – отвечаю я, пытаясь собрать мысли в кучу и побороть в себе желание выскочить на улицу и сбежать отсюда поскорее. Наша встреча совершенно выбила меня из колеи. Я сжимаю покрепче сумочку Тэтти, и это придает мне сил. Жаль, что скоро мне придется с ней расстаться. Возможно, мне никогда больше не удастся подержать ее в руках.

– Звучит угрожающе. У меня какие-то проблемы?

– Нет-нет, ничего такого, просто… – Я тянусь рукой к маминому ожерелью, пытаясь подыскать нужные слова.

Я смотрю в его открытое, располагающее лицо и по-прежнему не знаю, с чего начать. Возможно, я навсегда изменю его жизнь, рассказав историю его прошлого, которую он, быть может, вовсе не хочет знать.

– Почему бы вам не представиться? – предлагает он, пока я теряюсь в сомнениях.

– Коко Суон, – протягиваю я руку.

– Очень приятно, Коко Суон, – отвечает на рукопожатие он. – Красивое имя. Назвали в честь Коко Шанель?

В его исполнении этот вопрос звучит так буднично и обыденно, будто это и так само собой разумеется и здесь нет ничего особенного.

– Да, в честь нее.

– Интригующая женщина, эта Шанель, – говорит он. – Икона нашего времени. Должно быть, ваши родители ею восхищались?

– Да, моя мама обожала все, что связано с Францией.

– Понятно, это все объясняет. Итак, мисс Коко Суон, вы уже собрались с мыслями, готовы рассказать, почему вы здесь? Вряд ли вы владелица престижной картинной галереи, желающая предложить мне миллион за последнюю мою работу, – с этими словами он указывает на глиняную статую, стоящую позади него. Со своего места я даже не могу сказать, что это – животное или человек, а может, и вовсе нечто иное.

Я делаю глубокий вдох. Сейчас или никогда.

– Я нашла письмо, – выпаливаю я одним духом. – Его написала мать своему ребенку, которого отдала на усыновление в 1956 году.

– И? – Кажется, эта новость его абсолютно не трогает.

– Думаю, этим ребенком можете быть вы.

Я наконец делаю еще один вдох, чувствуя себя так, будто задержала дыхание на целую вечность. Вот и конец этой истории. Я испытываю колоссальное облегчение. Какую-то долю секунды он переваривает услышанную информацию, а потом… вдруг заливается смехом.

– Ох, милая моя, вы имени своему под стать – любите драму, как я посмотрю, – продолжает хохотать он.

Я смущенно таращусь на него. Я по-разному представляла себе нашу с Дюком-Джеймсом первую встречу, но такой бурной реакции точно не ожидала.

– Думаете, это не вы? – спрашиваю я.

– Господи, конечно, не я, – говорит он. – У вашей гипотезы ни единого шанса, простите.

– Хотя бы выслушайте меня…

– Поверьте, Коко, если бы меня усыновили, я наверняка бы об этом узнал, – улыбается он. – Так что это точно не я, извините, вынужден вас разочаровать.

– Не все приемные дети знают о своих настоящих родителях, – настаиваю я. – Времена ведь тогда были совсем другие.

Он умолкает, поправляет свою шляпу.

– Где вы нашли письмо?

– В этой сумочке от «Шанель», я купила ее на аукционе. Письмо лежало в потайном кармашке, смотрите. – Я открываю сумочку Тэтти и показываю ему, где нашла послание.

– Как необычно, – задумчиво говорит он.

– Знаю, звучит странно, но это чистая правда. Вот, письмо до сих пор здесь, если хотите – можете посмотреть.

– Почему бы и нет, – пожимает плечами он.

Я отдаю ему исписанный рукою Тэтти лист бумаги и наблюдаю за его реакцией.

– Письмо очень трогательное, спору нет. Но почему вы решили, что оно адресовано именно мне? – спрашивает он, возвращая его.

– Я начала небольшое расследование, оно привело меня в Глэкен. Там я встретила Мака.

– Мака? Кто такой Мак? – озадаченно смотрит он на меня.

– Мак Гилмартин. Человек, который купил у вас дом в Глэкене, помните?

Я несколько удивлена, что он не удосужился запомнить имя того, кто поселился в его прежнем доме. А может, он страдает старческим слабоумием? Это объяснило бы, почему он работает над своими скульптурами обнаженным. Прошло ведь всего несколько лет, а реагирует он так, будто впервые слышит имя Мака.

– Простите, милочка, но вы меня окончательно запутали, – недоуменно качает головой он.

В эту секунду из-за угла появляется Мак: он идет к нам, на ходу пряча телефон в карман.

– А вот и он сам, – говорю я, когда парень входит в оранжерею.

– Мак Гилмартин, рад, что мы наконец-то увиделись, – представляется он, протягивая руку нашему новому знакомому.

– Джеймс Флинн, приятно познакомиться, – отвечает тот и энергично пожимает руку Мака.

Мак недоуменно смотрит на меня и вопросительно приподнимает бровь: не понимает, успела я рассказать Джеймсу историю Тэтти или нет.

– Так вы теперь живете в том доме? – спрашивает он.

– Да, похоже, ваше имущество теперь принадлежит мне, – отвечает Мак, снова поглядывая на меня. – Дом прекрасен, мне в нем отлично живется.

– Рад это слышать, – улыбается Джеймс. – Но, боюсь, у нас тут произошло недоразумение.

Мак изумленно смотрит на меня, потом снова переводит взгляд на Джеймса.

– Простите, Коко, но, кажется, вы все не так поняли, – говорит тот. – Я не тот Джеймс Флинн, которого вы ищете.

– Но, Джеймс, позвольте рассказать вам все с самого начала, – прошу я. Бедняга даже не догадывался, что его усыновили. Он просто не может смириться с этой мыслью.

– Нет, милая моя, я совершенно в этом уверен. Я никогда не жил в Глэкене. Более того, я даже никогда там не бывал.

– Но… – снова перебиваю его я.

– Я переехал в Порт-он-Си из Корка пару лет назад, по работе. Здесь я нашел свое вдохновение. Но меня совершенно точно никто не усыновлял. Я не тот, кто вам нужен. Простите. Должно быть, вам назвали не ту фамилию.

– Ваш адрес нам дали в агентстве недвижимости. Вы работали с агентством «Кэрролл-энд-Кэрролл»? – Я испуганно смотрю на Мака, который, кажется, удивлен не меньше моего.

– Должно быть, произошла какая-то путаница, – хмурится Мак. – Ничего не понимаю.

– «Кэрролл-энд-Кэрролл»? Да, у них есть мои данные, – продолжает Джеймс. – Этот дом я купил именно через них. Но вы наверняка обнаружите, что я – не единственный Джеймс Флинн в их системе, такие проблемы часто возникают у тех, чье имя не так оригинально, как ваше, милая Коко.

Я вежливо улыбаюсь ему, но внутри я просто раздавлена. Поверить не могу, что мы так глупо ошиблись. Я отказываюсь в это верить.

– Вы уверены? – спрашиваю я.

– На все сто процентов, – кивает он. – Хотел бы я, чтобы это прекрасное письмо было написано именно мне. Тот, кому оно предназначается на самом деле, будет глубоко тронут, когда получит его.

– Если он его вообще получит, – вздыхаю я. С каждой секундой я сомневаюсь в этом все больше и больше.

– Разумеется, получит, – усмехается Джеймс. – Вы девушка решительная, прямо как ваша тезка.

– Простите, что отняли у вас время, – извиняюсь я, пряча письмо Тэтти обратно в сумочку. Как же я подвела их с мамой, как ошиблась…

– Пожалуйста, перестаньте извиняться, – мягко отвечает Джеймс. – Я правда надеюсь на то, что вы его найдете. А теперь, полагаю, мне пора вернуться к работе, пока меня не покинула муза…

Он косится в сторону незаконченной скульптуры, и я понимаю, что он тактично намекает на то, что нам пора.

– Что ж, спасибо вам большое – и простите за вторжение и всю эту путаницу, – говорю я. – Очень приятно было с вами познакомиться.

– Не за что, дорогая моя, – отвечает он. – Мне тоже очень приятно. Очень жаль, что я ничем не смог вам помочь. Уверен, вы обязательно разгадаете эту загадку. Только не сдавайтесь!

Пока мы возвращаемся к фургону, Мак шепчет мне тихонько, несомненно, пытаясь развеселить:

– Его ищут тут, его ищут там…<sup>[26]26
  Должно быть, Мак намекает на цитату из приключенческого романа «Алый Первоцвет», написанного Эммой Орци в 1905 году о британском шпионе-аристократе («Его ищут здесь, его ищут там. Французы идут за ним по пятам»).


[Закрыть]</sup>

Но я не могу выдавить из себя даже улыбки. Все, что я делала сегодня целый день вопреки своим принципам, привело меня в очередной тупик.