Текст книги "Секрет Коко"
Автор книги: Ниам Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
17
– Господи! Как бы я хотела тоже с вами поехать! – кричит Кэт мне в трубку на следующее утро, когда я уже еду в Глэкен.
– А разве ты не думаешь, что я сошла с ума? – нервно интересуюсь я, переключая скорость.
– Этого я не говорила! – смеется она.
– У меня ничего не выйдет, – делюсь опасениями я.
– Ты отлично со всем справишься, – уверяет меня подруга. – Кто знает, что тебя ждет в Глэкене? Обязательно мне потом позвони, хочу знать все до мельчайших подробностей, хорошо? Мне пора – близнецы окунули носы в свой завтрак и пускают пузыри.
– Так, может, мне стоит отказаться от предложения посидеть с малышами вечером? – шучу я. На днях мне удалось окончательно убедить Кэт пойти с Дэвидом куда-нибудь вдвоем, пока я присмотрю за этими сорванцами.
– Только через мой труп, солнышко. Вопрос решен, тебе не отвертеться.
Я смеюсь, и меня вдруг осеняет: я в самом деле еду в Глэкен, искать там Дюка. Моя машина несется по сельской местности, я проезжаю мимо покрытых изморозью деревьев и кустарников, вижу в окошко животных, пасущихся в полях, и облачка пара от их дыхания.
– Ты будешь гордиться мною, мама, – говорю я вслух и до боли сжимаю руль. Мама поступила бы точно так же, будь она еще жива. Эта поездка в неизвестность живо напоминает мне те дни из моего детства, когда она тихонько подкрадывалась к спальне и внезапно появлялась в комнате, чтобы удивить меня неожиданным возвращением из очередной поездки.
– Вперед, к приключениям, – шептала она мне на ухо, целуя и крепко обнимая. А потом она брала меня на руки, хотя я еще даже не успевала проснуться, и несла к машине, укутав в теплое одеяло, чтобы уберечь от утренней прохлады. Мы доезжали до развилки на въезде в город, и она спрашивала: «Налево или направо?», и я всегда решала, куда мы отправимся. И вот мы ехали по проселочной дороге, изучали окрестности, останавливались на обочине перекусить или осмотреть что-нибудь интересное, вроде развалин старинного замка или дорожного указателя, на котором была изображена какая-нибудь достопримечательность. Мы никогда не планировали таких поездок, не знали, где закончится наше путешествие, но приключения всегда затягивались на целый день.
«Вот она, настоящая жизнь, – говаривала она, когда мы устраивались, скажем, на осыпавшейся каменной стене, чтобы съесть свои бутерброды, и наслаждались видом чудесной долины, раскинувшейся перед нами, – да и кому нужна вся эта рутина?» Я жмурилась от удовольствия, обхватывала себя за плечи и радовалась тому, что она здесь, со мной, что мы с ней «особенно близки», как она говорила. А на следующее утро я просыпалась и чаще всего обнаруживала, что она снова уехала и мне опять пора в школу.
Леденящий холод в машине заставляет меня отвлечься от воспоминаний, и я включаю обогреватель на полную мощность. Но нет, он, оказывается, не работает. Нужно отдать в ремонт. Здесь так холодно, что я даже решаю не снимать розовую шапку, шарф и перчатки, которые Кэт подарила на прошлое Рождество, как всегда, желая меня принарядить.
Уверена, Глэкен уже где-то близко. Конечно, надо было купить себе айфон, в нем наверняка нашлось бы приложение, которое подсказало бы мне дорогу. У Кэт в машине, например, установлен навигатор, хоть Дэвид и шутит по этому поводу, что подобное устройство ей совсем не нужно, потому что у нее собственная встроенная навигационная система – «Кэтвигатор», как он ее называет. Со мной дело обстоит совершенно иначе – я совершенно не чувствую нужного направления.
К своему вящему удивлению, через десять минут, благодаря умению читать карту, я оказываюсь в Глэкене, не зная, куда отправиться дальше. Кажется, в этом городке всего одна улица, на которой расположены несколько домиков, совсем крошечный магазин и гараж, где у входа выставлены на продажу штабеля брикетов и мешки с углем. Я торможу у бордюра и выхожу из машины на холод, натягивая шапку до самого носа. Мои ноги дрожат от волнения. Я нервничаю – ведь мне удалось подобраться так близко к тому самому месту, где рос Дюк. Горячий кофе – вот что мне нужно. Уверена, в магазине найдется какой-нибудь согревающий напиток, и, надеюсь, там мне подскажут, где живет Дюк.
Я открываю дверь, виднеющуюся в неясном сумеречном свете. Переступив порог, я будто оказываюсь в прошлом. Я начинаю оглядываться по сторонам в поисках кофейного автомата, но, кажется, ничего похожего здесь нет и никогда не было. Вместо этого на полках выстроились в ряд банки с газировкой, консервированные бобы, корзиночки с ревенем и поздравительные открытки с изображенными на них собаками за рулем.
– Здравствуйте! Чем могу вам помочь? – радостно приветствует меня стоящая за прилавком румяная женщина средних лет. На ней надет фартук с оборочками, а волосы завиты в тугие локоны. К ее объемистой груди приколот значок со словами «Я сексуальна и сама это знаю». Даже представить себе не могу, с чего она взяла, что такой девиз ей идеально подходит.
– О, здравствуйте, – отвечаю я. – У вас есть кофе?
– Есть, – уверенно говорит она. – А какой вам нужен?
– Латте? – без особой надежды спрашиваю я, понимая, в какое старомодное заведение попала.
– Без проблем, – кивает она. – С обезжиренным молоком?
– Да, если можно, – прошу я.
Она поворачивается в сторону подсобки и зовет:
– Тед!
Из комнаты показывается мужчина:
– Что, Пег?
– Эта милая девушка хочет обезжиренный латте, – говорит она.
– Уже делаю! – подмигивая, ухмыляется мне он.
– Спасибо огромное, – отвечаю я, усмехаясь в ответ. Очень уж заразительна его улыбка во весь рот.
Когда он исчезает, в магазине воцаряется тишина: продавщица внимательно рассматривает меня, улыбаясь не менее лучезарно, чем ее напарник.
– Простите, что так долго. У нас есть кофеварка, мы просто держим ее в подсобке. И представляете – сломалась. Десять лет служила верой и правдой и вдруг перестала работать. В наше время вещи делают уже не такие, как раньше.
– Полностью с вами согласна, – киваю я.
– А у вас тоже что-то сломалось? – спрашивает она, опираясь локтями на прилавок, будто настроившись на долгий разговор.
– Нет, ничего не ломалось. Просто я работаю со старинными вещами. Предметы старины – мой хлеб, – рассказываю я, не успев даже подумать о том, почему вообще должна объяснять что-либо этой женщине. Ведь я сюда не друзей заводить приехала.
– Старинные вещи! Слышал, Тед? – кричит она, и мужчина снова выходит к нам с дымящимся пластмассовым стаканчиком в руке.
– Что случилось? – дружелюбно спрашивает он, отдавая мне кофе.
– Эта девушка работает в антикварной лавке!
– Даже не верится! – восклицает он, и она заливается смехом, явно предвидев такую его восторженную реакцию. – Обожаю все старинное!
– Когда по телевизору это шоу об антиквариате показывают, его просто за уши не оттащишь, – поясняет она мне. – Ни на что не реагирует, когда на экране Фиона Брюс[18]18
Популярная телеведущая компании Би-би-си.
[Закрыть].
– Обожаю эту передачу, что поделать, – признает Тед. – Затягивает похлеще наркотиков.
– Тед, покажи ей часы, скорее, – предлагает Пег.
Он вдруг смущается.
– Да ладно, Пег, не стоит, – краснеет он. – Зачем это…
– Давай же, не скромничай, – уговаривает она его и снова обращается ко мне: – Простите, вы же не против? И я даже не спросила, как вас зовут, как невоспитанно с моей стороны. Совсем забывчивой стала…
– Меня зовут Коко, – теперь пришел мой черед смущаться.
– Коко! – восхищается она. – До чего же романтичное имя! Это же в честь Коко Шанель, да?
– Да, – с улыбкой отвечаю я ей. Она такая энергичная и вся просто лучится хорошим настроением, как и ее напарник.
– Мне так понравился последний фильм о ней – а вы смотрели? – Она болтает без умолку, не давая мне и слова вставить. – Какая независимая женщина!
– Да, очень независимая, – соглашаюсь я.
– А хотите, признаюсь? Глупо, конечно, но я всегда хотела заполучить себе одну из ее сумочек. Они такие стильные, эти сумочки от «Шанель».
– Надо же, Пег, а я и не знал, – удивленно смотрит на нее Тед.
– Ты обо мне еще многого не знаешь, – отвечает женщина, заговорщицки мне подмигивая. – Итак, Коко, ваш выход!
– Мой? – Я не успеваю следить за ходом ее мыслей, события развиваются слишком стремительно.
– Да-да, именно ваш! У Теда есть часы, которые поколениями передавались в его семье от отца к сыну. Я все советую ему узнать, сколько же они стоят. Но разве он меня послушается…
– Я просто думаю, что они и гроша ломаного не стоят, – отмахивается от нее Тед.
– А я вот находила в интернете почти такие же, Коко, – настаивает Пег. – И они стоили не одну тысячу.
– Почти, но не такие же, – возражает он.
– Почти одинаковые, разница едва заметна, – продолжает спорить она. – Даже Мегги со мной согласна.
– Мегги? – спрашиваю я. Кто же такая эта Мегги – может быть, их дочь?
– Мегги – наша подруга, – объясняет Тед. – Чудесная девушка – замужем за Эдвардом, который работает в прокате, что чуть дальше по дороге.
– Она в таких вещах немного разбирается – работала раньше в сфере недвижимости, еще до того, как занялась искусством, – рассказывает Пег.
– И воспитанием девочек, разумеется, – перебивает ее Тед. – Дочек Эдварда, хотя, конечно, они теперь и ей как родные. Она – отличная мама!
– Да, она их очень любит, а они ее и вовсе боготворят. Хотя сначала все было совсем иначе, – вспоминает Пег.
– Она им не понравилась, – грустно вздыхает Тед.
– Но все хорошо, что хорошо кончается, – подытоживает продавщица.
– Понятно, – отвечаю я, хотя ни черта мне, на самом деле, не понятно, я успела запутаться во всех этих перипетиях. Понятия не имею, кто эти люди, о которых мне рассказывают.
– Так вот, Мегги считает, что часы могу стоить кругленькую сумму – хотя не думаю, что Тед станет их продавать, да, Тед?
Тот оскорблено качает головой, ему неприятна сама мысль о продаже семейной реликвии.
– Но вы все равно хотите знать, сколько они стоят? – спрашиваю я. Такое часто бывает, многие так сомневаются. Расставаться с драгоценным имуществом не хотят, но ценой все же интересуются.
– Хотим. – Пег вдруг начинает ерзать на месте, будто чувствуя себя неловко. – Видите ли, я поспорила с Джимми. Он думает, что часы никуда не годятся, а я считаю иначе.
– А Джимми – это…
– Местный охранник. Тоже в этом немного разбирается, – объясняет Тед.
– Это ему так кажется, – бормочет Пег, и они понимающе переглядываются.
– Что ж, с радостью взгляну на ваши часы, – предлагаю свои услуги я. – Это не моя специальность, конечно, но сказать что-нибудь определенно смогу.
– А на чем же вы специализируетесь? – любопытствует Пег. – Стойте, дайте я угадаю… Керамика восемнадцатого века?
– О нет.
– Голландская мебель? – предполагает Тед. – Столовое серебро?
– Нет, если честно, то вы слишком конкретизируете.
– У вас, должно быть, более широкая специализация? – понимающе кивает мне Тед.
– Да, можно и так сказать. Так что, вы покажете мне свои часы?
Тед качает головой.
– Нет, спасибо, Коко, – отказывается он. – Я ими очень дорожу. Пег знает, как я к ним отношусь – не стоило даже о них рассказывать.
– Но, Тед, – разочарованно вздыхает Пег. – Это такая чудесная возможность узнать, сколько же они стоят на самом деле!
– Простите, не думаю, что я смогла бы назвать вам точную сумму, скорее, всего лишь прикинула бы в общих чертах, – говорю я. Но они меня больше не слушают.
– Не спорь со мной, женщина, – хмурится Тед. – Я не буду их оценивать, и точка!
– Какой ты скучный, – ворчит она, сердито глядя на него. – Честное слово. Я прошу всего лишь узнать их цену, а ты не можешь ради меня даже этого сделать.
– Я лучше пойду, – говорю я, украдкой поглядывая на часы. Я провела тут почти десять минут, и мне совсем не хочется становиться свидетельницей семейной ссоры.
– Ах да, конечно! – восклицает Пег, тут же забывая о недавнем нашем разговоре.
– Очень приятно было с вами познакомиться, Коко, – говорит Тед.
– Да, очень приятно, – поддерживает его Пег. – Мы всегда рады новым лицам в этих стенах. Теперь-то сюда совсем никто не приезжает, да, Тед?
– Правда. Мы похожи на единственных выживших тут динозавров, – шутит он. По его широкой улыбке заметно, что он и не думает принимать близко к сердцу слова Пег о его семейной реликвии.
– Точно подметил! – говорит Пег. – Смотрите, вам нужно ехать вверх по дороге…
– …мимо церкви…
– …и мимо кладбища…
– …так доедете до перекрестка…
– …увидите двухэтажный дом с уродливыми колоннами – значит, проехали.
– Это дом Пэдди Морана, он сам эти колонны построил, дай бог ему здоровья, но он одним глазом совсем не видит…
– …такой стыд, бедный мужчина.
– Потом проедете прокат Эдварда и Мегги…
– …извозчичий двор, как мы их называем…
– …повернете за угол…
– …и слева будет нужный вам дом.
– Может, вам записать? – лучезарно улыбается мне Тед.
– Нет, спасибо, думаю, я все запомнила, – благодарю я, искренне надеясь, что действительно ничего не забуду. Сомневаюсь, что я поняла правильно хоть четверть ими сказанного, но придется надеяться на удачу.
– Умница, – ухмыляется Тед.
– Уверена, мы с вами еще обязательно встретимся, – говорит Пег.
– Кто знает, – неуверенно соглашаюсь я.
– Если не сложно, не могли бы вы лайкнуть нашу страничку на «Фейсбуке», Коко? – кричит мне вслед Пег. – Мы пытаемся набрать десять тысяч лайков, осталось совсем немножко!
– У вас есть страница на «Фейсбуке»? – резко оборачиваюсь на пороге я. У этой крошечной забегаловки у черта на куличках тоже она есть?
– Конечно! Кстати, можете подписаться на нас и в «Твиттере», если хотите, – Тед частенько туда что-то пишет, правда, Тед?
– Люблю это дело, – без тени смущения признается он.
– Джей-Зи как-то написал ему на днях, – гордо заявляет продавщица.
– Джей-Зи? Известный рэпер?
– Он самый. Даже ретвитнул одну из наших записей, помнишь, Тед?
– Думаю, тут произошла какая-то ошибка, – краснеет тот.
– Никакая не ошибка, – упрямо настаивает она. – И после этого, кстати, на него подписалось еще больше людей. Так что берите нашу визитку и будем на связи.
Пег выходит из-за прилавка и сует кусочек картонки мне в руку. Визитка украшена миленьким логотипом и замечательным изображением самого магазинчика.
– Рисунок такой красивый, – улыбаюсь я, вертя карточку в руках.
– Его сделала наша подруга Мегги, – довольно отвечает Пег. – Она очень талантливая художница. Быть может, и для вас такие сделает, если захотите, – за определенную плату, конечно. Вполне умеренную плату.
– А вы можете ее в «Гугле» поискать, – советует Тед. – Посмотрите ее работы в интернете – у нее отличный сайт.
– Спасибо, я подумаю, – отвечаю я.
– До встречи! – машет мне на прощание Пег.
– Не проходите мимо! – улыбается Тед. – И не забудьте лайкнуть нашу страничку, пожалуйста. Можете выиграть полугодовой запас чипсов!
Похоже, мне и правда нужно включиться в игру, думаю я, трогаясь с места и выезжая на дорогу вверх по холму. Уж если владельцы крохотного магазина в этой глубинке настолько хорошо разбираются в современных технологиях, пора и мне начать. У них есть страничка на «Фейсбуке», и она набрала почти десять тысяч лайков! Жду не дождусь, когда расскажу об этом Марку – если он когда-нибудь вообще со мной заговорит после того вечера.
Я проезжаю мимо церкви, затем – мимо кладбища и вижу вывеску проката автомобилей. Видимо, я почти на месте. Я заворачиваю за угол и вижу по левой стороне нужное мне здание, как и обещали Пег и Тед.
Передо мной – двухэтажный серый дом, к которому ведет длинная, обсаженная деревьями аллея. Его стены увиты красным плющом, а в окна вставлены огромные, роскошные белые рамы. Со своего места я насчитала целых три дымохода. К громадной входной двери поднимаются высокие гранитные ступени. Этот глэкенский дом живо напоминает мне настоящее феодальное поместье. Подъехав к аллее, я останавливаюсь у зеленой лужайки, покрытой легкой изморозью, чтобы решить, что же мне сказать этому человеку.
Мне нужно вести себя с ним очень тактично – нельзя просто ворваться к Дюку в дом, показать письмо и сказать, что мне кажется, будто оно адресовано ему. У бедного мужчины может сердечный приступ случиться, если он не знает правды о своем прошлом. Нет, нужно постепенно подвести его к истории о настоящем его происхождении. И сообщить ему все как можно деликатней.
Я ставлю машину на ручник и вдруг вижу перед собой какого-то мужчину. Он стоит чуть поодаль, спиной ко мне, у его ног играют собаки. Мое сердце бешено колотится: если это Дюк, то мне предстоит навсегда изменить его жизнь.
– Вот он, мама. Пожелай мне удачи, – шепчу я. И, пока не успела передумать, открываю дверцу авто и выхожу ему навстречу.
18
Я тихонько подхожу к мужчине: он по-прежнему меня не видит. Вокруг него прыгает целая дюжина собак самых разнообразных пород и размеров, все они играют с ним и тычутся носами ему в ноги. Я все еще не вижу его лица, потому что он как раз наклонился к щенкам, чтобы насыпать в их мисочки сухого собачьего корма.
Мужчина все время говорит со своими подопечными, будто с людьми.
– А теперь, мальчики, ведите себя хорошо, – слышу я его низкий, негромкий голос. – Если снова устроите мне здесь беспорядок, как вчера, задам вам хорошую трепку, понятно?
Собачки заливаются лаем, словно понимая каждое его слово.
– Ну конечно, вы вечно только обещаете, – отвечает им он, – но судят не по словам, а по делам.
Я делаю глубокий вздох, чтобы хоть как-нибудь успокоиться. Возможно, я вот-вот познакомлюсь с Дюком и наша встреча станет последним фрагментом этой запутанной головоломки. У меня колени дрожат от предвкушения.
Он оборачивается, и наши глаза встречаются. У меня сердце обрывается: этот человек не может быть Дюком, он слишком молод. Дюку должно быть за пятьдесят, а этому парню – явно чуть больше тридцати, он моего возраста. Высокий, не меньше шести футов и двух дюймов, широкоплечий, мускулистый брюнет с загорелым, слегка обветренным лицом. Ему явно не раз ломали нос – даже мой на его фоне выглядит гораздо симпатичнее. Парень одет в потрепанную красно-синюю ковбойку, голубые джинсы и массивные рабочие сапоги, измазанные навозом. На нем нет куртки, но на вид он явно из тех, кто от холода не страдает: у меня такие парни сразу ассоциируются с огромными медведями гризли. Но самое потрясающее в нем – это глаза. Таких удивительных черных глаз я в жизни не видела.
Но, каким бы симпатичным он мне ни казался, я ожидала увидеть перед собой совсем другого человека.
– Привет, – здоровается он. – Извини, не слышал, как ты подъехала.
Он дружелюбно улыбается, почесывая за ухом собачку, уже закончившую обедать и жаждущую внимания. Вытерев руку о свои видавшие виды штаны, парень с обезоруживающей улыбкой протягивает ее мне.
– Без проблем. У тебя тут столько дел, – отвечаю я. Моя собственная ладонь, всегда казавшаяся мне слишком крупной и полностью лишенной изящества, кажется на фоне его огромной лапищи рукой ребенка.
– С этими ребятками действительно ни минуты покоя, – радостно хохочет он, теребя подбородок, и посматривает на собак, которые с увлечением поглощают угощение и помахивают хвостами.
Черный лабрадор с сияющей на солнце шерстью подбегает ко мне и лижет мою руку.
– Привет, мальчик, – смеюсь я, наклоняюсь и глажу его по голове. Он смотрит на меня своими огромными карими глазами и – клянусь вам! – улыбается.
– Это Горацио, – поясняет парень. – Любит заводить новые знакомства.
– Какой милый!
– Он и сам это знает, – добродушно смеется он и отчего-то заглядывает мне за спину: – А где ваш щенок?
– Щенок? – О чем это он? Я и сама оглядываюсь, на случай если вдруг позади меня из ниоткуда действительно появилась какая-то собачка.
– А ты разве не та леди, что звонила мне насчет щенка, найденного на автостраде? – недоуменно спрашивает он, склонив голову набок.
– О нет, прости, должно быть, произошло недоразумение, – отвечаю я.
– Понятно. Простое совпадение, – пожимает плечами он, похлопывая по спине длинноухого спаниеля. – Та дама позвонила рано утром, рассказала, что какой-то идиот на ее глазах выбросил щенка из машины на полном ходу.
– Какой кошмар! – ужасаюсь я, поверить не могу, что люди могут быть такими жестокими. – Как так можно?
Он тяжело вздыхает:
– Я каждый день задаю себе тот же вопрос. Для некоторых животные – всего лишь игрушки.
– Надеюсь, за это предусмотрено хоть какое-то наказание! – Я прихожу в ярость от одной только мысли о том, что кто-то может так жестоко обращаться с беззащитными, невинными щенятами.
– Проблема в том, чтобы этих извергов поймать на горячем. И даже тогда будет очень сложно формально обвинить их в жестоком обращении с животными. – Он наклоняется и треплет по шее скулящего йоркширского терьера, который тоже уже справился со своей порцией.
– Какая ты у меня прожорливая, Конфетка, – восхищается он, почесывая любимицу за ухом. – Будь ее воля, съела бы все, что в доме нашла, в том числе и меня. И я ни в коем случае ее за это не виню – бедняжку чуть не уморили голодом в детстве.
Я смотрю, как собачка жмется к его ногам, и не верю своим ушам:
– Ее намеренно морили голодом?
Как вообще можно так издеваться над таким маленьким чудом?
– Да. Выбросили на улицу, даже коробку для нее не поставили. Она едва смогла подняться на лапы, когда мы ее нашли. Но потом пошла на поправку, потихонечку-полегонечку. Да, милая моя?
– Какая она симпатичная, – умиляюсь я, наблюдая, как маленький терьер носится вокруг нас, радостно повизгивая. – Так у вас здесь собачий приют?
Та парочка из магазина почему-то и словом об этом не обмолвилась, должно быть, думали, я и так все знаю.
– В точку, – довольно ухмыляется он. – Открыл вот, грехи замаливаю.
– Должно быть, здесь очень много работы. – Я люблю животных, но и представить себе не могу, как, должно быть, тяжело ухаживать за всеми этими собаками.
– Да, немало, – отвечает он. – Но оно того стоит. Многих из них уже не было бы в живых, не попади они ко мне. В том числе и красавца Горацио.
Горацио в этот момент сосредоточенно вылизывает мисочку, как будто от этого зависит вся его жизнь.
– Итак, если ты – не та женщина со щенком, то кто же тогда? – спрашивает он, окидывая меня любопытным взглядом.
Я растерялась: меня так увлекли собачьи истории, что я чуть не забыла, зачем вообще сюда приехала.
– Прости, меня зовут Коко Суон. У меня был этот адрес, а милая пара из здешнего магазинчика подсказала мне, как сюда добраться, – я жестом указываю в сторону дома. Как знать, быть может, Дюк там, внутри. У меня желудок сводит от одной только мысли об этом.
– О, так ты уже познакомилась с Тедом и Пег? – ухмыляется он. – Легендарная парочка.
– И меня это ничуть не удивляет! – смеюсь я в ответ.
– Так чем я могу помочь?
– Я ищу мистера Флинна. Он здесь? – спрашиваю я.
– Джеймса Флинна?
Значит, приемные родители назвали его Джеймсом, а не Дюком. Бедная Тэтти, монахини не уважили даже это ее желание.
– Да, – отвечаю я.
– Боюсь, здесь ты его не найдешь, извини. Он тут больше не живет.
– Как это? – расстраиваюсь я.
– Я купил у него этот дом больше трех лет назад. Меня зовут Мак Гилмартин. Я могу чем-нибудь тебе помочь? – снова улыбается мне он, и в уголках его глаз собираются веселые морщинки. Он и вправду очень привлекателен, напоминает чем-то Джеймса Адамса по прозвищу Гризли[19]19
Знаменитый дрессировщик.
[Закрыть], хотя сейчас для меня это совсем не главное.
Я разочарована до глубины души. Как глупо было с моей стороны не догадаться о том, что Дюк или Джеймс, как его назвали родители, мог давным-давно отсюда съехать? И почему я такая наивная? Конечно, зря я надеялась, что найду сына Тэтти так легко. Зря питала иллюзии по этому поводу.
– Молчишь – значит, ничем? – спрашивает Мак Гилмартин.
– Прости, да, пожалуй, ты мне уже ничем не поможешь.
– У тебя было к нему какое-то важное дело?
– Можно и так сказать, – отвечаю я.
– Хм… А ты скрытная, – он снова склоняет голову набок.
– В смысле?
– Ты всегда так делаешь?
– Как делаю?
– Отвечаешь вопросом на вопрос?
– А я так делаю?
Он смеется:
– Да, ты снова это сделала, между прочим. Классический прием уклонения от ответа. А я по-прежнему о тебе ничего не знаю. Должен сказать, у тебя отлично получается.
– И ты, наверное, не знаешь, куда он переехал, да? – спрашиваю я, лихорадочно соображая. Да, Дюка-Джеймса здесь нет, но, возможно, он живет где-то поблизости. Может, мне все же удастся его найти. Надежда еще есть – может статься, история Тэтти на этом не заканчивается. Он может жить буквально через дорогу отсюда или, скажем, в соседнем приходе.
Вокруг нас носится целая свора собак: они все доели предложенное им угощение и теперь с любопытством нюхают воздух, пытаясь понять, есть ли у нас еще что-нибудь вкусненькое.
– Может, пройдемся, поболтаем? – предлагает Мак, махнув рукой в сторону поля, простирающегося сразу за двориком. – Эти ребята любят побегать.
– О, конечно, – соглашаюсь я. Если я хочу узнать еще что-нибудь, у меня вроде как не остается другого выбора. К счастью, на мне – мои видавшие виды сапожки, которые ни разу меня не подводили, так что прогулка по удобренным навозом угодьям меня совсем не затруднит.
– Отлично, пойдем скорей, парни, пора вам размять лапы, – зовет он собак, подбирая с земли пустые миски и закидывая их на забор так, чтобы его любимцы не смогли до них дотянуться.
Собачки несутся впереди нас, прямо по газону, так быстро, что их даже заносит на повороте. Кажется, будто они прекрасно знают, куда мы направляемся, и ждут не дождутся, когда окажутся в чистом поле.
– Прости, конечно, но они так привыкли, – объясняет он. – С ума сойдут, если их не выгуливать хотя бы пару раз в день. Поверь мне, это ни к чему хорошему не приведет.
Мы смеемся при виде того, как Горацио перемахивает через калитку на дальнем конце сада, а один крошечный белоснежный комочек шерсти пытается повторить его подвиг, но затея не удается – лапки коротковаты.
– Эй, Блонди, когда же ты уже хоть чему-то научишься? – улыбается Мак, открывая калитку, чтобы она тоже могла последовать за своим другом.
– Какая милашка, – восхищаюсь я.
– Ей кажется, будто она – доберман, запертый в теле ши-тцу.
– Я заметила, – хихикаю я.
– И все же она хоть немного пришла в себя – раньше боялась всего, что видела.
– А с ней что случилось? – спрашиваю я, любуясь маленькой собачкой, которая как раз ныряет в лужу грязи и катается в ней с восторженным визгом, позабыв от радости обо всем на свете.
– Ее мы взяли из питомника – нам сказали, что она портила все, что видела, в свои-то три года. Бедняжка была просто без сил, когда переехала жить сюда. Плюс мучилась от чесотки, и зубы у нее были в ужасном состоянии. Но теперь все в порядке.
– Ужасно… – Я внутренне содрогаюсь каждый раз, когда он рассказывает истории жизни своих подопечных.
– Ну да ладно, хватит уже о них. Ты же хочешь разыскать Джеймса? – спрашивает он. – Родственница? Или знакомая?
Он пристально смотрит на меня, очевидно, пытаясь понять, не городская ли я сумасшедшая.
– Нет, – осторожно отвечаю я. – Просто я нашла кое-что… вещь, которая, насколько мне известно, принадлежит ему.
– Загадочная ты девушка! Опять скрытничаешь, – удивленно поднимает брови он.
– Знаешь, это очень длинная история, – говорю я, не зная, с чего начать.
Он молчит, давая понять, что я могу с ним ею поделиться.
– А ты давно знаешь Дюка? То есть, я хотела сказать, Джеймса, – поправляюсь я.
– Совсем его не знаю. Мы с ним даже сделку заключали через посредника.
Я все думаю, что именно стоит рассказать этому совершенно незнакомому мне парню. Если они с Джеймсом не знакомы, то я вполне могу поделиться с ним всеми подробностями. Да, он – чужой мне человек, но у него такое честное лицо, что я всей душой жажду довериться ему. В любом случае, терять мне нечего.
– Вот в чем дело… Я держу антикварную лавку в Дронморе, – начинаю я свою повесть. – На аукционе я купила сумочку, в которой обнаружила одно письмо…
– Письмо?
– Да, очень личного характера. Думаю, его написали Джеймсу.
– Думаешь? То есть ты даже не уверена? – несколько ехидно улыбается он мне.
– Да, в этом вся проблема – я ничего не знаю наверняка.
– Понятно. И что же сказано в этом письме? Или этого ты тоже не можешь мне рассказать? – спрашивает он.
Собаки носятся по всему полю, радостно обнюхивая и осматривая каждый его уголок.
– Письмо написала одна женщина. Оно предназначалось ее сыну, которого отдали на усыновление. И я думаю, что этот ребенок – Джеймс.
– Да, это действительно очень личное, – тихонько присвистывает он от изумления.
– Знаю. Женщина, написавшая это письмо, не так давно умерла, так что вернуть его ей мне не удалось.
– И ты сочла своим долгом попытаться доставить письмо адресату?
– В общих чертах, да.
– Но ведь оно могло предназначаться кому угодно. С чего ты взяла, что его написала мать Джеймса? – спрашивает он.
– Потому что я провела небольшое расследование, которое и привело меня сюда, – поясняю я.
– Расследование?
– Угу. Я нашла сиделку, которая присматривала за той женщиной, та отправила меня в Лондон, затем я побывала в монастыре, и последняя подсказка привела меня именно сюда…
Парень изумленно смотрит на меня: должно быть, думает, что у меня не все дома. Зря я ему рассказала.
– А можно спросить, какой тебе лично от этого толк? Ты ведь к этой истории никакого отношения не имеешь, ведь так? – спрашивает он.
– Я просто решила, что нужно во что бы то ни стало вернуть письмо человеку, для которого оно предназначалось. А еще мне стало… любопытно, – признаюсь я, не желая рассказывать ему о своей маме. Тогда он точно примет меня за сумасшедшую, хотя я вроде бы совершенно нормальна.
Он смотрит на меня, пытаясь найти правильные слова.
– Это я как раз могу понять, – говорит он в конце концов. – История и вправду захватывающая. Живи я в приемной семье, мне бы тоже очень хотелось получить письмо, которое мне написала родная мать.
– Именно так я и подумала, – отвечаю я. Его поддержка странным образом меня успокаивает.
– Должно быть, ты чувствуешь себя в ответе за него? За письмо, что нашла в этой сумочке?
– И это тоже. Найти того человека – мой долг. Хоть это и звучит довольно глупо…
– Совсем не глупо. Скорее здорово.
Он снова улыбается мне, и я испытываю очередной прилив радости. Он понимает, зачем я здесь, и не считает меня безумной фанатичкой. Кажется, этот парень верит, что я знаю, что делаю.
– Так Джеймс уехал отсюда три года назад? – спрашиваю я, заставляя себя оторваться от глаз стоящего передо мной молодого человека. Чем больше я с ним общаюсь, тем привлекательнее он мне кажется.
– Да, где-то так, может, даже чуть больше.
– И ты сразу въехал в этот дом?
– Ага. Мне нужно было просторное жилье, и цена меня устроила, – он обводит рукой свои обширные, прилегающие к дому и саду угодья, размером не меньше нескольких акров.
