Текст книги "Секрет Коко"
Автор книги: Ниам Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
24
Мы с Кэт устраиваемся в отдельном кабинете в баре «Сентрал», так, чтобы нас никто не услышал. Я захотела встретиться с ней, потому что наконец-то придумала идеальный план, который разрешит все проблемы Марка. Сразу после того, как Мак привез меня домой вчера вечером, мне пришла в голову отличная идея. Ума не приложу, как я сразу об этом не подумала. Я выскочила из его машины счастливой и окрыленной, думая лишь о том, что нам удалось еще кое-что разузнать о настоящем Джеймсе.
Помахав ему на прощание, я скрылась в магазине, но задержалась у окна, увидев, что у лавки Карла ошивается этот хулиган, Шон О’Мелли. И я сразу поняла, как можно вытащить Марка из затруднительного положения, в которое он угодил, так, чтобы не доставить ему никаких неприятностей.
– Думаешь, сработает? – обеспокоенно спрашивает Кэт.
– Уверена, – отвечаю я. – Он просто создан для таких дел.
– А вдруг что-то пойдет не так? – Она с опаской поглядывает в сторону входа, ожидая, что он вот-вот появится на пороге.
– Все будет в порядке, – решительно говорю я ей. – Я тебе обещаю.
– А ты и правда уверена во всем! – восхищается моя подруга.
Я делаю глоток вина и усмехаюсь:
– Не спорю.
– Погоди-ка, – подозрительно щурится она. – А может, ты мне не все рассказала? У вас что-то было с Гризли Адамсом? Может, ты поэтому такая энергичная и самоуверенная?
Я не успеваю ей ничего ответить, потому что прямо над нами раздается зычный мужской голос:
– Здравствуйте, девочки, о чем секретничаете?
– Присаживайся, Карл, – говорю я ему. – У меня есть к тебе предложение. Если быть точнее, даже просьба.
Карл усаживается в кресло напротив нас и упирается своими мясистыми локтями в стол.
– Какие тайны развели, – улыбается он. – Чувствую себя секретным агентом.
Кэт натянуто усмехается, и я начинаю:
– Тут такое дело, Карл… – Я придвигаю к нему пинту «Гиннесса», которую заказала еще до его прихода. – Сын Кэт, Марк, вляпался в серьезные неприятности.
Карл делает глоток пива и крякает от удовольствия.
– И что за неприятности?
– Один маленький засранец по имени Шон О’Мелли хочет торговать травкой на дискотеках, – объясняю я. – Он пытался угрожать Марку и даже шантажировал его, чтобы тот помог ему в этих черных делишках.
Карл делает еще один глоток «Гиннесса» и внимательно смотрит на нас с Кэт.
– Понятно, – угрюмо отвечает он. – Плохи дела.
Кэт качает головой.
– Нет, все не настолько плохо, – говорит она. – Марк очень странно вел себя все это время, и я не понимала почему. Это Коко докопалась до правды.
Карл одобрительно смотрит на меня.
– Умница, Коко, – говорит он.
Кэт сжимает мою руку под столом в знак благодарности. С тех пор как моя подруга узнала о том, что Марк доверил мне свой секрет, она превратилась в один сплошной комок нервов. Мне больших усилий стоило убедить ее не обрушивать гром и молнии на дом обидчика ее сына – Дэвид тоже с трудом взял себя в руки. В конце концов оба родителя признали, что так они лишь еще больше навредят Марку. Это и вправду могло бы плохо закончиться.
– Суть в том, Карл, – продолжаю я, – что дело очень деликатное. Марк не хочет новых неприятностей в школе. Ситуация довольно запутанная.
– Разумеется, – кивает он.
– Но Шону нужно как-то дать понять, что теперь проблемы возникнут у него, – осторожно говорю я.
– И вы хотите, чтобы я вам помог? – спрашивает он.
– Мы думаем, что ты прекрасно справишься с этой задачей. Ты бы мог… потолковать с Шоном.
Карл задумчиво кивает:
– Это можно. Но что по этому поводу скажет юный Марк?
– Он в курсе, – говорю я. – Ему важно избавиться от Шона, только бы без лишнего шума.
Прежде чем рассказать все Кэт и Дэвиду, я позвонила Марку и поделилась с ним своей задумкой. Кажется, он вздохнул с облегчением, узнав, что мы возьмем все в свои руки.
– Так вы нам поможете? – с отчаянием в голосе спрашивает Кэт.
Карл выдерживает выразительную паузу.
– Ну конечно же, помогу, милая, – говорит он в конце концов. – Заодно выгуляю свои татуировки, еще и окровавленный фартук ненароком забуду снять, когда пойду с вашим засранцем общаться.
– Боже, он на всю жизнь это запомнит, – довольно ухмыляюсь я. – То, что нужно.
Кэт с облегчением вздыхает:
– Спасибо, Карл. Я не хочу никаких проблем, только…
– Припугнуть его немножко? – заканчивает за нее Карл. – Это я могу, не беспокойся.
– Ты самый-самый, – благодарно улыбаюсь я ему.
– Да без проблем. А теперь я хочу, чтобы ты мне помогла, услуга за услугу.
– Думаю, я знаю, что тебе нужно, – отвечаю я.
Я вижу, как в бар под руку входят Рут и Анна. Это я их сюда пригласила. Ведь меня вчера посетила не одна чудесная мысль.
Увидев Карла, сидящего вместе с нами, Рут бледнеет и испуганно смотрит на меня, сразу догадавшись, зачем я заманила ее в бар. Она обязана рассказать Анне об их отношениях с Карлом, прямо сейчас, как он того и хотел. Бежать некуда. Возможно, это было несколько жестоко с моей стороны, но я знаю – все это к лучшему. Карл и Рут созданы друг для друга, бабушка должна набраться смелости и рассказать об их отношениях всем, в том числе Анне.
При виде сестер Карл теряет дар речи, я замечаю, как у него начинают трястись руки от волнения. При всей его внешней грубоватости, в душе он – очень мягкий человек.
Анна и бровью не ведет, здороваясь с Карлом.
– Здравствуй, Карл, – сухо приветствует его она, – что, Рут наконец-то решила не скрывать ваши отношения?
За ее спиной Рут ахает от удивления.
– Ты правда думала, что сумеешь сохранить это в тайне от меня? – обиженно спрашивает Анна, вскидывая брови. – Если ты еще хоть раз полезешь через эту стену, Карл, тебе точно не поздоровится.
Рут и Карл переглядываются и заливаются нервным смехом.
– Могу я предложить тебе выпить, Анна? – галантно спрашивает Карл.
– Пожалуй, позволю себе немного хереса, благодарю, – отвечает она, усаживаясь за стол.
– Ни в чем себе не отказывайте, – говорит Кэт Карлу и Рут, поднимаясь с места и провожая их к барной стойке. – Всё за счет заведения.
Мы с Анной остаемся сидеть за столиком.
– Как это на тебя не похоже – пить средь бела дня! – восторженно говорю я ей.
– Обычно я не пью, – отвечает она. – Но сегодня – особенный день.
– Почему же? – спрашиваю я.
Она пристально смотрит мне в глаза:
– Я написала Колину письмо.
– Правда? – Эта новость потрясает меня до глубины души. Мне казалось, она никогда его не простит.
– Да. Я много об этом думала, не знаю, смогу ли когда-нибудь до конца простить этого человека, но нужно ведь как-то жить дальше. В наше время эта фраза звучит так заезжено… Но ты понимаешь, что я хочу сказать.
Я тянусь через стол и беру ее хрупкую ладонь в свои руки.
– Конечно, понимаю, – говорю я Анне. – Ты поступила очень великодушно.
– Не глупи, – заливается краской она. – Это ты – настоящее чудо.
– Я? А я тут при чем?
– А кто бы еще стал копаться в истории Тэтти? Ты такая решительная… Вынуждена признать, я у тебя многому научилась. Слишком долго я пряталась в своей раковине, закрываясь от всего нового.
– Даже не знаю, – смущенно бормочу я.
– Это правда, Коко. Ты последовала за зовом сердца, я так тобой восхищаюсь! Какая же ты храбрая, – говорит она.
– Я совсем не храбрая, – возражаю я.
– Очень храбрая, – уверенно отвечает она. – Но я думаю, тебе нужно стать еще чуточку смелее.
– О чем это ты? – Я замечаю в ее глазах лукавый огонек.
– Мне тут Рут все уши прожужжала об одном красавчике по имени Мак…
У меня дух захватывает при одном только упоминании его имени.
– А что с ним такое?
– Сама знаешь, – подмигивает мне она. В этот момент к нам возвращаются Карл, Рут и Кэт с напитками в руках.
– Итак, Коко, что же ты собираешься делать с Джеймсом? Ведь он теперь по ту сторону пролива, – спрашивает Карл. Да, очевидно, Рут уже успела сообщить ему последние новости.
– Такая жалость, – вздыхает Рут. – Вряд ли она проделает столь долгий путь до самой Франции, чтобы с ним поговорить.
– Если честно, – пожимаю плечами я, предвкушая этот особенный момент, – именно это я и собираюсь сделать.
– Что-о-о? – У Рут глаза лезут на лоб от изумления.
– Ты ведь справишься одна с магазином? – спрашиваю я, невозмутимо делая глоток вина и решительно ставя бокал на стол. Затем тянусь за своей сумочкой и достаю из нее лист бумаги.
– Не поверите, – говорю я, наслаждаясь видом их вытянутых от удивления лиц, – но именно так в наше время выглядят авиабилеты. Я просто приезжаю в аэропорт с этой распечаткой, а там меня провожают на борт самолета, который направляется в Париж.
Воцаряется полнейшая тишина. Мне остается лишь наслаждаться произведенным эффектом.
Первой от шока очнулась Кэт. Она начинает хохотать во весь голос.
– Наконец-то, – задыхается от смеха она. – Коко Суон вкусила настоящей жизни, я всегда знала, что ты можешь! Обожаю тебя!
Я довольно усмехаюсь ей в ответ.
– Но Коко… Париж… – На глазах Рут выступают слезы. Париж украл у нее драгоценную дочь, а меня лишил любимой матери.
– Я должна, Рут, – просто отвечаю я, глядя ей в глаза и всем сердцем надеясь, что она все поймет.
– Сара тоже хотела бы, чтобы она поехала, – мягко уговаривает ее Анна.
– Знаю, – бабушка обнимает Карла и нежно улыбается мне. – Знаю.
– Что ж, тогда решено, – поднимаюсь я на ноги. – Мне пора.
– Что? Прямо сейчас? – удивленно выдыхает Кэт, очевидно, испытав новое потрясение.
– Сначала мне нужно кое-кого навестить, – отвечаю я, чувствуя, как краска заливает мои щеки.
– О господи! Она едет к Маку! – вопит Кэт, хлопая в ладоши.
– Молодец, Коко, – хвалит меня Анна. – Скажи ему о своих чувствах. Пригласи на свидание.
– Я не за этим к нему еду, Анна, – твердо отвечаю я.
После этих моих слов мои друзья все как-то поникли.
– Ну же, Коко, – просит Кэт. – Почему бы тебе просто не…
Я резко ее перебиваю:
– Я не стану приглашать Мака Гилмартина ни на какие свидания, – протестую я, прячу билет в сумочку и встаю из-за стола. – Просто поеду и поцелую его, пусть даже и останусь в его памяти шлюхой до конца дней своих.
– Ах, Коко! – восторженно кричит Рут. – В жизни не слышала от тебя таких слов!
Они все заливаются хохотом, а я вызывающе усмехаюсь им в ответ.
– Мак Гилмартин даже не подозревает, что его ждет! – заявляю я и покидаю бар под их свист и громкий смех, которые долго еще звучат в моих ушах.
25
У меня в животе снова начинают порхать бабочки, когда я захлопываю дверцу машины и иду по гравиевой дорожке к уже знакомому дому в Глэкене. С заднего двора доносится лай собак, так что я точно знаю, где сейчас Мак. Надеюсь, он там один, потому как то, что я хочу ему сказать, не предназначено для чьих-то еще ушей. Я захожу за угол и вижу его, окруженного целой сворой тявкающих и скулящих щенков, так же, как и в день нашей первой встречи.
Первым меня видит Горацио: он несется ко мне по траве и едва не сбивает с ног, прыгнув мне на грудь.
– Привет, – смеюсь я, поглаживая пса, пока он всеми силами пытается дотянуться своим шершавым языком до моего лица. Оторвав взгляд от резвящейся собаки, я поднимаю глаза и вижу перед собой Мака.
– И что тебя привело сюда? – спрашивает он, расплываясь в довольной улыбке.
– Ты, – просто отвечаю я.
Какую-то долю секунды он пытается осмыслить мои слова, но вот я уже стою рядом с ним, и мы сливаемся в страстном поцелуе. Для меня это – как глоток свежего воздуха, и мне не нужно ничего другого. Он крепко обнимает меня, гладит по волосам, и я чувствую, как меня уносит куда-то, где я никогда прежде не бывала, но очень хочу остаться навсегда.
– Вау, – выдыхает он, когда мы наконец-то отрываемся друг от друга.
– Я мечтала об этом с момента нашей первой встречи, – признаюсь я.
– С ума сойти, – шепчет он мне на ухо, щекоча своим дыханием шею.
– Вообще-то, я мечтала о чем-то большем, – говорю ему я и чувствую, как у меня подкашиваются ноги, когда он снова согревает мои губы поцелуем.
Он на секунду отстраняется от меня и заглядывает мне в глаза:
– Не шутите, мисс Суон?
– Серьезна, как никогда, – отвечаю я и чувствую, как волна желания накрывает меня с головой так, что захватывает дух. – Я та еще дрянная девчонка.
– Ага! – невозмутимо отзывается он. – А я думал, ты хорошая девочка.
Он подхватывает меня на руки, и я чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.
– Это было очень неожиданно, – признается Мак пару часов спустя.
Мы лежим в его огромной кровати, и я почти пьяна от счастья. Прийти сюда и рассказать о своих чувствах – самая лучшая идея, когда-либо приходившая в мою голову. Я все еще не верю, что у меня хватило духу сделать первый шаг, но как же я рада, что решилась на это. И вот я лежу рядом с ним совершенно нагая и ничуть этого не стесняюсь, словно заново родилась.
– Я старалась, – соглашаюсь я, касаясь пальцами ног его ступней под покрывалом и прижимаясь к его руке. До чего уютно!
Помолчав немного, я продолжаю:
– Да уж, вряд ли ты думал, что я появлюсь вдруг у тебя на пороге и затащу в постель.
– Такого я точно не ожидал, – признает он, подпирая голову локтем и с любовью глядя на меня своими темными, почти черными глазами. – Но я не жалуюсь.
– Надеюсь на это, – смеюсь я. – Как бы там ни было, я сделала этот шаг лишь потому, что ты слишком хорошо воспитан, чтобы решиться на такое.
– В смысле?
– Ведь на самом деле не было никакого собачьего питомника неподалеку от Порт-он-Си? Ты все выдумал.
– Виноват, – признает он. – Но хочешь жить – умей вертеться. Вопрос в том, Коко, что нам делать дальше.
Его пальцы скользят по внутренней стороне моего бедра, и я испытываю необъяснимый трепет от его прикосновений. Между нами определенно проскочила искра, со мной такое впервые.
– Ну, в ближайшие пару дней мы с тобой не увидимся. Я лечу в Париж, – важно отвечаю я.
– Вот как? – переспрашивает он. – И почему меня это не удивляет?
– Нужно довести это дело до конца, – пожимаю я плечами.
– Поехать с тобой? – предлагает Мак. – Я отличный сыщик, ты же знаешь.
– Спасибо, Мак, но не в этот раз, прости, – грустно отвечаю я. – Я бы с радостью, но…
– Ты хочешь сделать все сама?
– Да, – киваю я. – Думаю, именно этого хотела бы моя мама.
– Понимаю, – отвечает он. – Ты будто слышишь чей-то голос?
– С тобой такое тоже бывает? – улыбаюсь я ему.
– Разумеется, – отвечает он, – думаю, такое случается со всеми. И этот голос дурного не присоветует.
– На это я и надеюсь, – говорю я, целуя его в щеку. До чего же мне с ним хорошо!
– Но ты ведь вернешься? Не исчезнешь с горизонта? – спрашивает он, прижимаясь губами к ключице и снова встречаясь со мной глазами.
Я откидываюсь на подушки и глубоко вздыхаю от удовольствия, выгибаясь в его руках.
– Да, теперь я точно вернусь. Можешь считать часы до моего приезда: я ведь большая домоседка, помнишь?
– И это хорошо. Потому что я буду ждать.
Я снова закрываю глаза и тону в его объятиях.
26
Бутик «Шанель», рю де Камбон, 31.
Поверить не могу, что я наконец-то в Париже и прямо сейчас стою перед легендарным салоном «Шанель». Здесь находится царство Коко Шанель, ее вотчина, и – хоть это и звучит очень странно – я чувствую в воздухе ее дух. Именно здесь появилась на свет прекрасная сумочка Тэтти. Здесь она вместе со своим женатым любовником провела волшебный вечер в компании Шанель, в те выходные они зачали своего ребенка.
Сегодня я изменила своим повседневным джинсам и высоким сапогам. Ради такого случая вместо них я надела маленькое черное платье. На моей шее блестит драгоценный мамин жемчуг, а на плече висит любимая сумочка Тэтти. Удивительное дело, но здесь, в этом экзотическом, потрясающем городе, полном света и тайн, я чувствую себя ближе к ним обеим – к маме и Тэтти. Обе они бывали здесь. Обе любили Шанель. Все в нашей жизни повторяется, и это прекрасно.
Мне очень не хочется отсюда уходить, но пора, пора… Я поворачиваюсь к бутику Шанель спиной и смело шагаю по мостовой навстречу судьбе. Уже почти полночь, а мне нельзя опаздывать, сегодня все должно решиться.
В кафе на углу тепло и уютно, откуда-то из кухни доносится восхитительный аромат горячего эспрессо. Я заказываю кофе и сажусь за столик у окна. С любопытством оглядываюсь по сторонам: интересно, бывала ли тут когда-нибудь моя мама? Это заведение находится совсем недалеко от того места, где ее сбила машина. Может, именно потому я и остановила свой выбор именно на нем. Я чувствую себя ближе к ней, зная, что сижу недалеко от того самого места, где она испустила последний вздох. Неудивительно, что она так любила Париж: в этом городе сам воздух пропитан магией. Нужно было давно уже сюда приехать – только сейчас я сумела окончательно смириться с гибелью матери благодаря лишь тому, что тоже побывала в ее обожаемом Городе Света. Я делаю первый глоток местного кофе. Прямо надо мной на стене висит старая фотография: на ней изображен пекарь, он стоит, скрестив руки на груди с видом гордым и надменным. Должно быть, именно он владел раньше этой boulangerie, булочной, еще до того, как это место превратилось в маленькую уличную кафешку. Как знать, возможно, мама каждый день покупала здесь свежий хлеб – быть может, этот пекарь даже был с ней знаком. Эта мысль согревает меня изнутри. И вовсе я не грущу, вопреки опасениям Рут. Я рада тому, что приехала сюда, потому что так я делаю то, чего хотела бы моя мама.
Этот день навсегда останется в моей памяти. Концерт в зале «Плейель», что на улице Фобур-Сент-Оноре, был потрясающим. Я, конечно же, не сумела найти Джеймса в оркестре, потому что на сцене было много музыкантов, но сам факт присутствия в зале, наслаждение этой особой атмосферой и прекрасной музыкой – совершенно новый для меня опыт. Я никогда еще не бывала на подобных мероприятиях, а потому испытала безумный восторг.
Я держу в руках крошечную кофейную чашечку и вдыхаю богатый, насыщенный аромат, затем на секунду закрываю глаза и думаю о том, каково это – раствориться в одном моменте, позволить музыке захватить мое воображение и забыться.
Когда я снова открываю глаза, то обнаруживаю перед собой мужчину с футляром для скрипки под мышкой. Он одет в теплое черное пальто и строгие черные туфли. Лицо его частично скрывает толстый белый вязаный шарф, но его глаза полны любопытства. Я сразу понимаю, что это Джеймс Флинн, он же Дюк Мойнихан, потому как глазами он явно пошел в Тэтти, излучавшую столько энергии на фотографии, висевшей на стене гримерки Бонни в Фаррингдоне.
– Джеймс? – спрашиваю я, глядя на него.
– Коко? – отзывается он.
Я киваю и приглашаю его присесть. Невероятно, но факт: он здесь, а я совершенно спокойна. Видимо, это действительно судьба.
– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – говорю я ему. – Уверена, моя просьба показалась вам несколько странной.
Перед концертом, оставляя ему записку прямо на двери, ведущей к сцене, я совсем не была уверена, что он придет на рандеву с какой-то незнакомкой. Я просто надеялась, что моя просьба покажется ему занимательной.
– Вы оставили необычайно интригующую записку, – отвечает он, приподнимая бровь. – Как я мог отказаться?
Он находит взглядом официанта и просит:
– Un grand cafe, s’il vous plait, Monsieur[28]28
Будьте любезны, мсье, большую чашку кофе. (фр.)
[Закрыть].
– Ваш концерт был прекрасен, – говорю я. – Я была в восторге.
И это не лесть, нет, чистая правда.
– Вы очень добры, – отвечает он. – «Плейель» – один из самых любимых мною концертных залов во всей Европе, в нем потрясающая акустика. Для меня всегда большая честь выступать в нем.
Болезненного вида официант ставит перед ним чашку кофе и тут же удаляется, будто почувствовав, что нам с моим собеседником предстоит важный разговор.
– Итак, мадемуазель Коко, – начинает он. – Не хотите ли мне объяснить, почему я сижу в парижском кафе за полночь в компании своей соотечественницы, приехавшей из Ирландии?
Я смотрю в его глаза, которые живо напоминают мне о Тэтти.
– Дело касается вашей матери, – говорю я ему.
Он вдруг меняется в лице, тут же меняется и его настроение.
– Вы имеете в виду мою родную, кровную мать? – спрашивает он. По меньшей мере, он не удивлен, на первый взгляд и вовсе кажется, будто он все это время только и ждал весточки от матери. Я киваю: слава богу, о его происхождении ему уже известно.
– Да. – Я выкладываю на стол сумочку Тэтти и письмо, написанное ею своему сыну.
– Эта вещь принадлежала ей, – просто говорю я. – И я здесь, чтобы отдать ее вам.
Он касается сумочки своими изящными пальцами скрипача с такой нежностью и волнением, что я едва сдерживаю слезы. Затем разворачивает письмо и начинает внимательно его читать. Я замираю, боясь нарушить воцарившуюся тишину.
– Я должна объяснить, откуда у меня эти вещи, – предлагаю я, когда он пробегает глазами последнюю строчку, и его глаза начинают подозрительно блестеть.
– Времени у нас предостаточно, – дрожащим от обуревающих его чувств голосом говорит он. – Как же я рад, что вы, не жалея сил, все же разыскали меня и вернули мне память о матери.
У меня на душе теплеет: лучшего ответа я и желать не могла. Если Тэтти видит нас, знаю, ее сердце тоже наконец нашло покой.
Я благодарно улыбаюсь:
– Я так боялась, что вы будете потрясены и прогоните меня прочь или что это письмо, наоборот, вас сильно расстроит. Рада, что вы отреагировали именно так.
– Словами не могу передать, как много это значит для меня, – говорит он, держа кофейную чашку дрожащими руками. – Я всю свою жизнь мечтал узнать, кем была моя настоящая мать. Я уже оставил все надежды узнать о ней хоть что-нибудь. Я даже имени ее не знаю.
Я беру его за руку, желая поддержать. Хоть мы никогда прежде и не встречались, но я чувствую, что благодаря этой душераздирающей истории между нами возникла особая, незримая связь.
– Вашу мать звали Тэтти Мойнихан, – начинаю я, – и с этим письмом она не расставалась ни на секунду – с момента вашего рождения и до самой смерти.
– Тэтти Мойнихан, – задумчиво повторяет он, будто пробуя ее имя на вкус. – Вы с ней были знакомы?
– Нет, – качаю я головой, – но я знакома с несколькими ее близкими друзьями. Говорят, она была замечательной женщиной. Любила музыку, как и вы.
– Правда? – радостно поднимает он глаза. – Мои приемные родители были фермерами, поэтому я всегда догадывался, что унаследовал страсть к музыке от родных мамы и папы.
– У нее был восхитительный голос, – говорю я. – У меня даже есть одна ее песня, вы тоже можете послушать.
Я записала голос Тэтти на компакт-диск и привезла его с собой. Такие же записи я отправила Мэри Мур в Дублин и Бонни Брэдбери в Лондон в благодарность за их помощь.
– Поверить не могу, – качает он головой. – Я всю жизнь гадал, кем же она была, и теперь у меня такое ощущение, будто мы с ней наконец встретились. Спасибо вам, Коко.
Я вижу, как он радуется, словно ребенок, и меня охватывает такой же восторг.
– Понимаю, о чем вы, – шепчу я. – Мамы всегда приходят тогда, когда их ребенок нуждается в них больше всего.
Мы обнимаемся над столом, не стесняясь своих слез. Я замечаю, с каким любопытством пялится на нас официант, но что удивительно: его совсем не шокирует тот факт, что двое взрослых рыдают, как дети, за столиком в кафе. В этом весь Париж – город эмоций.
– Нам о многом необходимо поговорить, – произношу я, откидываясь на спинку стула. – Думаю, нужно взять еще кофе.
На следующее утро мы с Джеймсом прогуливаемся под руку вдоль Сены. Мы проговорили всю ночь, но так и не успели сказать друг другу всего, что хотели.
– Так вы приедете к нам, в Дронмор? – спрашиваю я, прижимаясь к нему плечом. На улице мороз, едва заметные облачка пара вырываются у нас изо рта, но все равно мы продолжаем идти по берегу реки.
Я пригласила его к нам в гости, когда он будет в следующий раз в Ирландии. Всю ночь мы говорили об антикварной лавке Суона, о том, как сильно я ее люблю, о моих планах и мечтах. Пока Джеймс рассказывал о своей страсти к музыке, я вспомнила о своей работе, о том, что смогу теперь привезти в наш магазинчик уникальный дух Парижа. Я уже наметила для себя несколько рынков, куда обязательно нужно сходить, раз уж представилась такая возможность. Завяжу новые знакомства, открою для себя новый источник товаров. Теперь я всерьез подумываю открыть онлайн-магазин, стану продавать в нем всякие необычные и уникальные французские безделушки. Я вдруг чувствую, что для меня нет ничего невозможного, и с нетерпением жду будущих перемен и других неожиданных поворотов судьбы. Из меня точно не выйдет настоящей путешественницы, какой была мама, – я действительно скорее домоседка, как и говорила Маку. Но я все равно открыла в себе авантюрную жилку, которой всегда смогу воспользоваться, особенно теперь, когда я знаю, какую радость приносят приключения.
– Попробуй только меня не принять, – смеется Джеймс. – Хочу познакомиться со всеми твоими замечательными друзьями и близкими, о которых ты мне столько рассказывала.
– А на скрипке ты нам сыграешь? Можем устроить в лавке настоящий концерт, если тебя не смутит царящий там хаос.
– Конечно, – вежливо соглашается он. – Но пообещай мне, что обязательно пригласишь и Мака. Хочу познакомиться с новым хозяином моего старого дома. В моей памяти осталось много приятных воспоминаний, связанных с Глэкеном.
– Обязательно приглашу, честное слово, – говорю я, потому что мне и самой очень нравится эта мысль. Жду не дождусь, когда мы с Маком снова встретимся и я расскажу ему о своих наполеоновских планах.
Мы молча смотрим на темную воду, ощущая ледяные касания ветра на своей коже.
– Париж – прекрасный город, да, Джеймс? Неудивительно, что моя мама так сильно его любила.
– На тебя он, должно быть, навевает грусть, – тихо шепчет он.
Я поведала ему историю своей мамы – о трагической аварии и о том, как обожаемый Париж забрал ее жизнь.
– Совсем немного; на самом деле я чувствую, будто Париж… освободил меня.
– Я так рад, что ты разыскала меня, Коко, – говорит он. – Ты даже представить себе не можешь.
– Я тоже очень рада, – улыбаюсь я ему.
Он снимает с плеча футляр со скрипкой и достает из него сумочку от «Шанель».
– Она твоя, – передает он ее мне.
– О нет, – отказываюсь я, – она принадлежит тебе, Джеймс. Твоя мама хотела бы, чтобы она хранилась именно у тебя.
– Нет, – решительно качает головой он. – Эта сумочка носит твое имя, Коко. Тэтти хотела бы, чтобы она была у тебя. Как и твоя мама.
Он вручает ее мне, и я крепко прижимаю ее к груди, вдыхая ее особый аромат, едва уловимый запах лаванды.
– Спасибо, – просто говорю я, потому что меня переполняют эмоции и я не могу найти лучших слов.
– Пожалуйста, – тепло улыбается он мне. – Мне и так повезло, я получил письмо от родной матери, когда уже и имя ее узнать отчаялся. Как бы я хотел, чтобы у тебя тоже появился такой шанс.
Я улыбаюсь ему в ответ, понимая в глубине души, что тоже получила благословение матери.
– Эта сумочка и была посланием от моей мамы, Джеймс. Она подарила мне все, о чем я мечтала.
Он кивает, будто понимая, что я хочу сказать этими словами.
– Так ты действительно считаешь, что ее тебе послала мама, Коко?
– О да.
– Тогда как ты думаешь, что она хотела сказать тебе этим подарком?
Я любуюсь Сеной, изысканными сооружениями на ее берегах, мостами над водой, соединяющими части города. Окидываю взглядом улицу, на которой мы стоим, и предвкушаю новые красоты, ждущие нас за поворотом. И улыбаюсь, потому что дома меня ждет Мак, и меня снова переполняет счастье.
Дублин, май 2012 года
Рука Тэтти дрожит, когда она берется за ручку. В последнее время писать стало совсем тяжело, но женщина настроена решительно, как никогда.
К окончательному решению ее подтолкнула сиделка, Мэри Мур. Да, вначале она показалась крепким орешком, этакой властной командиршей, но внутри, в душе, она оказалась мягкой, как воск. Тэтти до сих пор не может без смеха вспоминать их первую встречу во время собеседования. Мэри в первую же минуту стала журить ее за то, что та живет в таком большом доме, аргументируя это тем, что его высокие ступени не годятся для такой пожилой женщины. Она произвела на Тэтти такое впечатление, что та тут же решила нанять именно ее. Будущая компаньонка напомнила ей старую подругу из Лондона, Бонни Брэдбери, которая отличалась таким же норовистым характером. Бедняжка Бонни. Тэтти до сих пор чувствовала себя виноватой в том, что вынуждена была держать подругу на расстоянии, но нельзя было допустить, чтобы та приехала и отговорила ее от окончательно принятого ею решения. Бонни всегда принимала ее сторону, но даже она может не оценить ее прекрасной идеи. Точнее, она не увидит в ней смысла сейчас, однако в будущем обязательно поймет подругу – Тэтти в этом нисколечко не сомневалась.
Тэтти уже решила для себя, что услуги Мэри ей больше не нужны. Она уже прикована к инвалидной коляске. Пора заканчивать все дела.
Она снова взялась за ручку и записала ряд указаний для своего адвоката, Дермота Брауна. Высокомерный мерзавец, но дело свое знает и все распоряжения выполнит в точности, до последней буквы, а ей от него только это и требуется.
Половина ее состояния должна была отойти благотворительной организации помощи матерям-одиночкам. Сегодня, конечно, все уже совсем не так, как во времена ее молодости, – очень многие дети рождались вне брака, да и матерей с детьми больше насильно не разлучали, слава Богу. Но все равно деньги бедным женщинам не помешают.
Другую половину она завещала благотворительному фонду, который поддерживает тех, о чьем происхождении в ходе усыновления не сохранилось никаких записей, кто уже отчаялся узнать что-либо о своих корнях. Так деньги не будут потрачены зря. В конце концов, как верно заметила недавно Мэри Мур, все материальные блага – это всего лишь вещи. Их с собой на тот свет не заберешь. Пускай лучше дом и все имущество сослужит службу тем, кому это действительно нужно. Эта мысль согревала душу Тэтти.
Расставаться было жаль только с любимой сумочкой от «Шанель». Она так много значила для нее все это время. Тэтти лишь хотела убедиться, что ее не продадут какому-нибудь безумному коллекционеру, который никогда не поймет ее истинной ценности. Она уже решила для себя, что сделает с любимой вещицей.
Ее план был таков: спрятать сумочку на дно коробки с дешевыми безделушками и отправить все это на какой-нибудь маленький деревенский аукцион вместе с мраморным столиком для умывальных принадлежностей, который напоминал ей тумбу, стоявшую в великолепном салоне Шанель на рю де Камбон. Закрыв на миг глаза, она тут же вспомнила вазу с высушенными веточками лаванды, стоявшую на этой тумбе в тот незабываемый вечер – вечер, когда был зачат ее любимый сын Дюк. Перед тем как покинуть салон, Тэтти стащила одну веточку и спрятала в сумочку, чтобы навсегда запомнить этот день. За долгие годы она рассыпалась в прах, но аромат остался, напоминая женщине обо всех ее взлетах и падениях.
