Текст книги "Секрет Коко"

Автор книги: Ниам Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Ниам Грин
Секрет Коко

Посвящается моей семье.

Каждая девушка должна всегда знать две вещи: чего и кого она хочет.

          Коко Шанель

Париж, ноябрь 1993 года

Сара яростно трясла ключ в замке, проворачивая его и так и этак, но все было тщетно. Дверь заклинило, она никак не хотела открываться. Постоялица уже с полдюжины раз жаловалась на это хозяйке гостиницы, но в ответ мадам Буше лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась, как будто поддержание порядка в собственном пансионе не входило в ее обязанности. Самой Саре в этой скромной парижской гостинице много что казалось совершенно неприемлемым, но все же в комнатах было относительно чисто и вид на город из окон открывался просто фантастический, что сполна компенсировало многочисленные ее недостатки.

Женщина поставила на пол коробку со всякими старинными безделушками, которых накупила утром на рынке, и уперлась плечом в дверь. Она всем весом навалилась на дверь, в замке что-то скрежетнуло, но все же он поддался и открылся. Сара довольно улыбнулась, подхватила с пола свою коробку и вошла в крошечную, вечно прохладную спальню, которая с недавних пор стала ее домом в Городе Света. Сегодня ей удалось откопать немало вещиц, которые наверняка можно будет выгодно перепродать в лавке в Дронморе. Она не сомневалась, что ее отцу точно понравятся найденные ею причудливые часы с кукушкой – он наверняка захочет оставить их себе. Ее и саму часто одолевали такие же порывы – Саре приглянулась чудесная бижутерия, которую она купила недавно в одной из местных лавок. Но позволь она себе такую вольность, все ее предприятие потеряло бы смысл: ведь она приехала во Францию, чтобы закупить товар для антикварного магазина Суона, а не набрать безделушек для себя, несмотря на то что перед некоторыми из тех, что ей удалось добыть, невозможно было устоять. Например, перед этим жемчугом. Сара порылась в коробке и нашла среди остальных вещиц роскошную нить жемчуга. Какая же красота… Тяжело будет с ним расстаться, она представить себе не могла, что кто-то другой выкупит это украшение. Впрочем, у нее ведь есть уже жемчужное ожерелье, так что еще одно ей ни к чему. Нужно переставать так сильно привязываться к вещам: эта привычка приносила ей сплошные убытки.

Уже сняв с себя пальто и шарф, Сара заметила на коврике перед дверью конверт: ирландскую марку, приклеенную на его уголке, сложно было с чем-либо спутать. Женщина подняла его, перевернула и сразу узнала фирменный знак антикварного магазина Суона, изображенный на обратной стороне. Письмо из Дронмора.

Отложив коробку с безделушками в сторону, Сара прижала письмо к груди и устроилась в плетеном кресле перед высокими окнами с расшатанными ставнями. Усевшись, она укутала ноги шерстяным одеялом, чтобы хоть немного согреться, и окинула взглядом город. Старенькое окно покрылось изморозью, в его уголках собрались крошечные капельки влаги, но из него девушка могла любоваться Эйфелевой башней, возвышавшейся над призрачным туманом. Сара сразу воспряла духом – этот прекрасный вид поднимал ей настроение каждое утро. Она снова перевернула конверт, задержавшись взглядом на витиеватом почерке матери и ирландском названии Дублина на штемпеле в уголке: Baile Atha Cliath<sup>[1]1
  «Поселок у огороженного брода» (гэльск.) – исконное ирландское название Дублина.


[Закрыть]</sup>. Иногда девушке казалось, что ее дом находится так далеко, будто его и нет вовсе. Сара аккуратно вынула письмо из тоненького конверта.

Дорогая Сара,

Я решила написать тебе прежде, чем мы увидимся с тобой на следующей неделе. Сегодня у нас пошел снег – на улице так красиво, все белым-бело. Твоему отцу это не по душе, он говорит, что из-за сугробов люди не заглядывают в нашу лавку, но лично мне кажется, что снег лишь добавляет очарования Рождеству. И Коко, разумеется, в полном восторге. Они со своей школьной подружкой, Кэт Рейли, от души повеселились, катаясь по замерзшему тротуару по всей улице. Все мы, а Коко особенно, ждем не дождемся, когда ты приедешь домой на Рождество, милая. Она так помогает нам в магазине – ты будешь ею гордиться. Девочка даже украсила к празднику витрину, все сама сделала. Она собрала все часы в лавке и попыталась воссоздать сценку из «Алисы в Стране чудес» – получилось великолепно. Отец все удивляется, до чего же наша девочка умна – да и все признают, что она отличается особенной наблюдательностью. Он частенько говорит, что Коко – точная твоя копия, только более послушная!

Откровенно говоря, я пишу тебе именно из-за Коко. Ты, должно быть, и сама все прекрасно понимаешь. Ей уже почти тринадцать, Сара, и девочке очень тебя не хватает. Такой уж у нее сложный возраст – тебе прекрасно известно, что значит быть подростком. В тебе бушует море гормонов, и весь мир кажется чужим и непонятным. Кажется, будто еще вчера ты и сама была совсем ребенком, я с трудом верю, что ты выросла и превратилась во взрослую женщину. В любом случае, мы рады, что Коко осталась с нами, мы души в ней не чаем, но я вижу, что она нуждается в матери как никогда. Она никогда не жалуется, но мы с твоим отцом видим, что она по-прежнему тяжело переживает разлуку с тобой. Знаю, ты любишь путешествовать и не хочешь сидеть на привязи в старом скучном Дронморе, но, может быть, ты хотя бы задержишься у нас подольше, ради Коко? Обещай мне, что подумаешь об этом. Ведь мы обе прекрасно знаем, как важны отношения матери и дочери. Ты должна укрепить свою связь с дочкой, пока не поздно.

Что ж, мне уже пора – нужно переделать кучу дел до твоего приезда. Твой отец хочет полностью изменить интерьер твоей спальни. Совсем скоро ты сама все увидишь!

С любовью,

Мама

P. S. Высылаю фотографию Коко в снегу – до чего же она похожа на тебя в этом возрасте! Согласна?

Сара внимательно посмотрела на фотографию. Коко стояла у входа в антикварный магазин Суона: девочка была одета в красное шерстяное пальто, а на шее у нее красовался пестрый полосатый шарф. Позади нее Сара рассмотрела выставку часов в витрине, вокруг них в полумраке мерцали сказочные огоньки. Коко смотрела прямо в объектив, улыбаясь тому, кто делал этот снимок. Кончик ее носа и щечки порозовели от холода, на черном берете белели снежинки – его Сара прислала ей пару недель назад, будто прося прощения за то, что ее нет рядом. Ростом и фигурой Коко обещала стать покрупнее, чем ее мать, но глаза у них были совершенно одинаковыми. Глядя на них, никто не усомнился бы, что перед ним – мать и дочь.

Сколько же воды утекло? Как вышло так, что эти тринадцать лет пролетели так быстро? И что делать с этим завуалированным намеком матери на то, что ей пора бы уже остепениться? Сара всегда повторяла себе – и всем остальным, – что ей приходится путешествовать по дальним странам, чтобы находить всякие редкости и «изюминки» для антикварной лавки, но так ли это на самом деле? Разумеется, магазин Суона и вправду славился необычными старинными вещами, но найти их можно было и без того, чтобы колесить по всей Европе. Если честно, то для того, чтобы удержать лавку на плаву, ей вполне хватило бы и пары-тройки недолгих отъездов за границу. И все это прекрасно понимали. Но от одной только мысли о том, что ей придется навсегда вернуться домой и остепениться, у Сары в груди все сжималось. Она всем сердцем и душой любила своих родителей и дочку, но у нее никогда не получалось жить обычной жизнью. Именно поэтому она оставила Коко в Ирландии – ей хотелось, чтобы хотя бы дочери ее жилось спокойно. Постоянные разъезды вряд ли пошли бы девочке на пользу, а отец Коко не изъявил никакого желания помочь семье. Но теперь Сара по-настоящему испугалась того, что дочь решит, будто матери нет до нее никакого дела.

Сара просмотрела письмо еще раз. Между строк ясно читалось, что ее мать беспокоится о том, что Коко, возможно, чувствует себя брошенной и никому не нужной.

Сару охватило незнакомое раньше чувство вины, когда она выглянула на улицу и увидела, как прохожие шагают по замерзшей мостовой. По правде говоря, слова матери упали на благодатную почву – в глубине души Сара и сама понимала, что настало время перемен. Мыслями она постоянно была в Дронморе, с Коко. Нужно было принять неизбежное: ради дочери она должна измениться. Ее собственные родители были готовы на все ради блага своего ребенка. Когда она вернулась из одного из своих путешествий в положении, совсем одна, они не стали ее осуждать. Напротив, они твердо приняли ее сторону, даже когда одна половина жителей города стала сплетничать об их дочери, а другая – притворяться, будто ничего не замечает. То же самое она хотела сделать и для Коко: одарить ее безграничной бескорыстной любовью, а если это означало, что она должна вернуться домой, то так тому и быть.

Она научится. Да, возможно, она с ума будет сходить взаперти, в маленьком городке, в котором выросла, где все и каждый знают о твоих делах до мельчайших подробностей, но она вернется туда, если так нужно, если она нужна Коко.

Сара снова взглянула на фотографию дочери и улыбнулась. Конечно, не все так страшно. Как знать, быть может, когда она окажется дома, все будет иначе – возможно, она, напротив, станет ближе к своим корням и они не будут душить ее. Природный оптимизм Сары взял верх, и она потянулась за ручкой. Она напишет Коко прямо сейчас, расскажет ей хорошие новости, убедит дочь, что любит ее сильнее всего на свете и всегда будет рядом, несмотря ни на что.

Она быстро выводила одно слово за другим, глубоко задумавшись и время от времени любуясь видом из окна и перебирая жемчужины на ожерелье, что всегда носила на шее.

Милая Коко,

Я решила написать тебе, чтобы сказать, как сильно люблю тебя. Знаю, звучит сентиментально, но это так. Дождаться не могу, когда уже приеду к вам на Рождество, в Дронмор. Кстати, если захочешь, я могу остаться подольше. Мне нравится путешествовать, но я так сильно скучаю, что не могу долго оставаться вдалеке от тебя. Знаю, возможно, я не говорю этих слов так часто, как тебе хотелось бы, но, надеюсь, ты и без них знаешь, что я очень, очень горжусь тобой. Ты – мое маленькое сокровище, и я волнуюсь о тебе. Жду не дождусь встречи с тобой.

С любовью,

Мама

Сара отыскала в ящике комода конверт, размашисто подписала его и запечатала. Ей предстояло многое успеть, прежде чем она отправится домой. В ее голове носились мысли обо всем, что она должна была сделать до того, как навсегда изменит свою жизнь. Первым делом она придумала, что подарит Коко на Рождество – эту роскошную нить жемчуга, которую она раздобыла сегодня утром. Как же она раньше об этом не подумала? Теперь у них обеих будут такие ожерелья. Да, это не настоящие драгоценности, так, бижутерия, но Коко полюбит этот жемчуг, а потом, когда она подрастет, Сара купит ей настоящий, такой, какой любила носить ее тезка, Коко Шанель. Однажды она купит ей и настоящую сумочку от «Шанель», как и обещала, – под стать имени девочки. Знакомые посмеивались над ней, когда узнали, что Сара назвала дочку в честь собственного кумира, но та об этом ни на минуту не пожалела. Имя было девочке к лицу, Сара знала, что ее ребенку уготована великая судьба – ничуть не хуже судьбы самой Коко Шанель.

Она схватила пальто и выскочила из комнаты, хлопнув дверью, спустилась по лестнице и выбежала на улицу. Нельзя было терять ни минуты. Теперь, когда она приняла решение, ей хотелось как можно скорее отправить письмо. Она бежала по обледеневшей мостовой, сжимая в руке драгоценный конверт, перед ее внутренним взором стояла одна картина – смеющиеся глаза Коко. Она все сделает правильно: Сара чувствовала это всеми фибрами своей души. Она пронеслась мимо крошечной boulangerie, булочной на углу, где каждое утро покупала батон, и спешно перешла улицу, думая только о том, как бы успеть отправить письмо с утренней почтой. Если все получится, то Коко получит его через несколько дней, а то и раньше – в мыслях Сара уже видела восторг на лице дочери.

Она почти перешла дорогу, как вдруг где-то рядом раздался крик.

Велосипедист, которого она не успела заметить, всеми силами пытался свернуть с дороги, чтобы не сбить ее. Сара закричала и отпрыгнула в сторону, но лишь потом увидела сбоку яркую вспышку. Раздался страшный визг, который пронзил не только воздух, но и все ее естество. Как только металл коснулся ее тела, с губ Сары слетело одно лишь слово: «Коко». Но было слишком поздно. Ничего уже было не вернуть.

В полицейском отчете, составленном сразу после происшествия, со слов пожилого пекаря из булочной на углу написали, что красивая ирландка, которая всегда носила на шее нитку жемчуга, сильно спешила и, переходя дорогу, не увидела, что прямо на нее несется грузовик. Все произошло так быстро, совершенно неожиданно. У несчастной mademoisellе не было ни одного шанса. Ему показалось, будто она держала что-то в руках, возможно письмо, но нельзя было сказать наверняка, потому что его, должно быть, унесло промозглым ветром городских улиц, а найти его не смогли.

1

Девушка, сидящая за регистрационной стойкой аукциона Мелоуни, не потрудилась даже поднять голову, когда я подошла.

– Имя? – спрашивает она, приготовившись записать мои данные, чтобы поскорее выдать мне табличку с номером для торгов и перейти к следующему гостю из длинной очереди, что выстроилась позади меня. У нее вид бесконечно скучающего человека, проработавшего здесь целую вечность и утратившего всякую волю к жизни, хотя я и знаю совершенно точно, что она появилась здесь самое большее недель пять назад.

– Коко Суон, – тихонько отвечаю я. Повисает небольшая пауза, и она отрывается от лежащих перед ней страниц, исписанных именами и цифрами, чтобы получше рассмотреть меня: окидывает взглядом и лицо, и фигуру, пристально изучая каждую деталь. На миг задерживается на моем любимом легком синем шарфе – сильно застиранном и сплошь покрытом затяжками, на свитере в коричнево-бежевую полоску, висящем на локтях мешками, на заношенных джинсах и потертых коричневых сапогах до колена, с которыми я никогда не расстаюсь. Разумеется, увиденное ее не впечатлило – это сразу стало понятно по гримаске, которая тронула ее безупречные, изогнутые, как лук Купидона, губы.

– Коко? – переспрашивает она. – Как… как Коко Шанель?

– Нет, как клоун Коко<sup>[2]2
  Клоун Коко – артистический образ Николая Полякова, получившего мировую известность на цирковой эстраде и ставшего кавалером Ордена Британской империи.


[Закрыть]</sup>, – отшучиваюсь я и сама заливаюсь смехом, рассчитывая, что она также присоединится к веселью. Таким образом я всегда уходила от ответа на этот вопрос – уже сотни раз эта отговорка помогала мне отвлечь внимание незнакомцев от того, как сильно мое имя не соответствует моей скромной внешности.

Девушка растерянно уставилась на меня – взгляд ее серых глаз выражает полнейшее непонимание. Либо она напрочь лишена чувства юмора, либо просто не поняла шутки. Возможно, и то и другое.

– Шучу, – сдаюсь я, – да, как Коко Шанель.

– А почему вас так назвали? – спрашивает она, смерив взглядом мой нос, который был лишь чуточку длиннее, чем хотелось бы, что, впрочем, не помешало этой части лица стать проклятием всей моей жизни с тех пор, как я была еще долговязым прыщавым подростком.

Я спиной чувствую, как женщина, стоящая позади, подалась вперед, чтобы услышать ответ на этот необычайно важный вопрос. Да, тяжело жить с именем Коко. Люди ожидают увидеть перед собой девушку гламурную и эксцентричную, одетую в маленькое черное платье и с заморской сигареткой в зубах. Это имя совершенно точно ни у кого не ассоциируется с плечистой дылдой с волосами мышиного цвета, длинноватым, слегка кривым носом и манерой одеваться, которую сама я обычно называю «уличным шиком», только без шика.

– Мама очень любила Францию… – смущенно признаюсь я. – И… э-э-э… Коко Шанель.

– Но вы же ни капельки на нее не похожи, – заявляет девушка.

Ясное дело, она имеет в виду не мою мать – та умерла почти двадцать лет назад, когда этой девушки еще, должно быть, и на свете не было.

– Совсем не похожи, – продолжает она гнуть свое, особенно выделив голосом слово «совсем». – Я точно знаю, только на прошлой неделе смотрела фильм.

– Да-да-да! Я тоже его видела, – подает голос женщина из очереди, не в силах больше сдерживаться. – Вы ведь и правда выглядите совсем иначе.

В ее голосе мне послышался едва заметный упрек – как будто я виновата в том, что посмела разочаровать их полным отсутствием сходства с человеком, в честь которого меня назвали. Я поправляю шарф, он вдруг будто сдавил мне шею.

– Знаю, что иначе, – признаю я, – но не думаю, что мама…

Тут я замялась. Действительно, иногда мне и вправду хотелось бы, чтобы мама назвала меня как-нибудь по-другому, дала мне какое-то простое, симпатичное имя – вроде Джо или Клары. Имя обыкновенное и ни к чему не обязывающее, от которого не ожидают ничего особенного. Моя проблема в том, что меня совершенно не интересуют одежда, косметика и прочие гламурные безделушки. И знай моя мама об этом, она бы наверняка попыталась спасти меня от бесконечных неловких ситуаций и всех этих бессмысленных, пустых разговоров. Но она никогда не искала простых путей – и теперь мне оставалось лишь учиться жить с именем, которому я не могу соответствовать.

Женщина из очереди придвинулась ближе, став рядом со мной, – я даже почувствовала на себе ее несвежее дыхание, пропитанное сигаретным дымом. Вокруг ее рта залегли глубокие складки, а алая помада была такой яркой, что казалось, будто она вот-вот истечет кровью.

– Господи, до чего же грустный получился фильм, да? – обратилась она к девушке за стойкой. – До чего печальная судьба у нее, у Коко Шанель. Еще бы, всю жизнь одна, без мужа.

Тут они обе выразительно посмотрели на меня – ведь ясно, что такое же несчастье ожидает и меня.

– Запишите, пожалуйста, мои данные, – напоминаю я девушке. Бога ради, мне ведь всего лишь нужна табличка для аукциона, а не прогноз на будущее из уст двух дамочек, которых я впервые в жизни вижу. Разумеется, вслух я этого не сказала, да и не смогла бы – духу не хватило бы, даже если бы очень захотела.

– Она без сигареты даже из дому не выходила, – теперь уже не пытаясь понизить голос, заявляет женщина с кровавой помадой. – В то время это тоже считалось частью имиджа. Это теперь уже нельзя курить, где хочешь – а не то запрут на замок и ключ выбросят.

Тут она тяжело вздыхает, смерив табличку «Не курить», висящую на стене, таким взглядом, будто вот-вот сорвет ее оттуда и растерзает на мелкие клочки.

В конце концов девушка утрачивает интерес к разговору и выкладывает на поцарапанную стойку номерок, зарегистрированный на мое имя. Когда я, радуясь счастливому избавлению, спешу убраться оттуда, у меня вибрирует телефон: пришло сообщение от моей лучшей подруги Кэт.

Не спускай глаз с этих зеркал! Порви каждого, кто осмелится набавить цену! Целую!

Кэт пытается отремонтировать гостиницу, свое семейное дело, располагая при этом совсем небольшими средствами, а я, в свою очередь, пытаюсь ей помочь. Мне уже удалось раздобыть огромное зеркало в золоченой раме для фойе, и теперь я должна была выторговать еще одно, а кроме того – присмотреть еще какой-нибудь хлам, которым можно украсить комнаты. Я быстренько настрочила ей ответ, объяснив, что как раз этим и занимаюсь, и стала пробираться через ряды, изучая горы безделушек, выставленных на аукцион.

У меня было всего минут десять на то, чтобы осмотреться, и я должна была распорядиться оставшимся до аукциона временем мудро – заранее присмотреть вещи, на которые можно будет поставить. Помимо всякого барахла для гостиницы, мне нужно было подобрать что-нибудь и для магазина – и тут меня определенно не интересовали крупные предметы меблировки. Их никогда не покупают, а жаль – я углядела по меньшей мере дюжину роскошных старинных шкафов; они стояли в ряд у стены, будто неловкие девушки, оставшиеся без кавалеров на танцах. Готова поспорить – их так никто и не пригласит потанцевать. В наше время всем больше нравится встроенная мебель, а не этакие громадины из красного дерева. И все равно, будь в магазине Суона побольше места, я бы купила их все. Обожаю старинные шкафы. В них кроется какая-то загадка, неизвестность: интересно, кому они раньше принадлежали? Какую одежду там хранили? Быть может, роскошные бальные платья с блестками? Или расшитые бисером наряды, в которых выходили в свет юные сумасбродки в двадцатые годы? У меня всегда дух захватывает при виде пустого старого шкафа.

Я неохотно отрываю взгляд от этих лотов. Сегодня я буду неукоснительно держаться плана, не отступлю от него ни на шаг. Я на ходу просматриваю каталог, внимательно изучая каждую страницу и дважды перечитывая информацию о лотах, которые могли меня заинтересовать. Оглядываюсь по сторонам – в аукционном зале яблоку негде упасть – и пытаюсь сосредоточиться. А ведь тут действительно есть на что посмотреть: обветшалые, выцветшие ковры, расстеленные на полу, фарфор, выставленный в высоких стеклянных горках, книги, разложенные по коробкам, столы и стулья всевозможных пород дерева. Куда ни посмотришь – все хватают вещи, вертят их в руках, даже обнюхивают, осматривают, не изъедены ли молью, мебельным точильщиком, не отсырели ли. В общем, все внимание – на возможные будущие покупки. Сегодня мне предстоит серьезное соревнование. Я уже заметила в зале с полдюжины профессиональных «торговцев», которые наверняка охотятся за теми же лотами, что и я. Может, повезет мне, а может – и нет, но в этом и есть вся соль торгов. Самое главное – не слишком увлекаться, не позволять сердцу взять верх над разумом. Не покупать ничего, чего не сможешь потом продать – это золотое правило бабушка вбила в мою голову, еще когда я под стол пешком ходила. Рут – а она предпочитала, чтобы я звала ее по имени, потому что так ей казалось, будто она выглядит моложе, – была настоящим экспертом в этом деле, именно она научила меня всему, что мне известно о торговле антиквариатом.

И тут я увидела ее – она стояла в другом конце зала, как всегда, откровенно флиртуя с каждым, кто встречался на ее пути, и очаровывая всех своих случайных собеседников. Ей даже не приходится делать ничего особенного для того, чтобы понравиться людям. В ней просто есть «нечто» – нечто особенное, чем бы оно ни было, и все ее просто обожают. И не важно, сколько им лет, мужчины это или женщины, люди состоятельные или не очень: Рут к каждому найдет подход и навсегда останется в их памяти. Хотелось бы мне так же легко находить со всеми общий язык, но, кажется, ген очарования мне не передался. Вместо этого мне достались лишь длинный нос, широкие плечи и полная социальная несостоятельность.

Я смотрю, как Рут оживленно болтает с Хьюго Мэлоуни, владельцем этого заведения и аукционистом, как она играет своим тугим локоном, а потом заправляет его за ухо. Мэлоуни совершенно очарован. Я замечаю – и это уже не впервые, – как мужчины смотрят на нее и как она и в самом деле хороша. Ей уже почти семьдесят, но у нее все та же открытая улыбка, тот же огонь в глазах, сияющая кожа, копна буйных серебристых кудрей уложена в небрежную высокую прическу, которая открывает элегантный изгиб ее шеи.

– Так вот, Хьюго, – мягко предостерегает она своего собеседника, – даже не пытайтесь сегодня оставить меня с носом, не забывайте, я – ваш постоянный покупатель.

Затем она кладет руку ему на плечо, запрокидывает голову и заливается смехом в ответ на его шутку. Хьюго, обладающий репутацией довольно жесткого дельца, который в своем аукционном доме никому не даст спуску, взирает на нее с нескрываемым восхищением. Он всегда питал слабость к Рут, о чем ей было прекрасно известно.

Конечно, я понимаю, что за игру она затеяла; вполне вероятно, что это понимает и сам Хьюго. Она хочет обаять его еще до начала торгов в надежде на то, что он придержит для нее парочку достойных лотов – скажем, опустит молоточек чуть быстрее, чем положено, чтобы сделанная ею ставка оказалась последней. Он не может отвести от нее глаз, даже когда она уходит от него летящей походкой и направляется в мою сторону, после чего с едва слышным вздохом удовлетворения занимает свое место.

– Ты знаешь, что больших шлюх, чем ты, белый свет еще не видывал? – шучу я, усаживаясь рядом с ней.

Она хихикает, совсем как молоденькая девчонка, и подмигивает мне.

– Ах, Коко, сколько же тебе повторять: возраст – это просто количество прожитых лет, а вовсе не повод отказываться от радостей жизни. Ну как, ты уже что-нибудь присмотрела? Может, тебе понравились какие-нибудь украшения?

Хоть в душе я и настоящий сорванец, есть у меня одна слабость – я не могу устоять перед старинными ювелирными изделиями. Рут рассказывала, что с мамой была та же история – так, она никогда не расставалась со своим любимым жемчужным ожерельем. Оно до сих пор хранится в нашей антикварной лавке, мы выставили его в витрине из матового стекла. Иногда я даже надеваю мамино украшение – но только по особым случаям.

– Нет, ничего такого, но, как по мне, нас мог бы заинтересовать лот двести двадцать один, – вполголоса отвечаю я. Нельзя привлекать к нему лишнее внимание, здесь даже у стен есть уши.

– Лот двести двадцать один… Столик для умывальных принадлежностей? – Рут нашла нужную страницу в каталоге, при этом не спуская глаз с окружающих, чтобы не пропустить никого из знакомых или возможных соперников в борьбе за этот лот.

– Да. Его спрятали за целой кучей хлама, всякими коробками с книгами и прочей дребеденью, думаю, мало кто заметил его мраморную столешницу. Можно попробовать его выкупить.

– Отлично подмечено, Коко, – довольно улыбаясь, отвечает она. – До чего же у тебя острый глаз!

– Это да, но многие здесь не уступают мне во внимательности, – сомневаюсь я. – Например, Перри Смит.

Перри – один из мелких торговцев антиквариатом, за которым водится отвратительная привычка перебивать мои ставки на аукционах по всей стране: он буквально чувствует, когда мне очень, очень нужна какая-то вещь, и поднимает цену в последний момент, уводя ее у меня из-под носа как раз тогда, когда мне кажется, будто лот уже у меня в кармане. Не знай я его так хорошо, точно решила бы, что он делает это намеренно, чтобы меня позлить, но Перри – джентльмен и настолько хорошо воспитан, что едва ли мне удалось бы доказать его вину.

– Ну конечно, старый добрый Перри. Мне кажется или он правда похудел? – спрашивает Рут, пока он идет к нам через весь аукционный зал. На моем вечном сопернике сегодня твидовая тройка, а обут он в башмаки от «Черчиз».

– Даже не думай, – предостерегаю я ее.

– А что я? – невинно хлопает ресницами она.

– Рут! Коко! Как ваши дела? – Перри уже подошел, и я не успеваю закончить мысль.

Рут поднимается с места и приветствует его, сердечно расцеловывая в обе щеки.

– Перри, милый! Прекрасно выглядишь, – мурлычет она.

– Здравствуй, Перри, – отзываюсь я, пытаясь украдкой подглядеть в его каталог – вдруг он пометил для себя что-то из вещей, на которые собираюсь ставить я? Но он ловко – и при этом явно нарочито – прячет его в карман, этот старый лис.

– Выглядите сногсшибательно, леди, впрочем, как всегда, – учтиво отвечает он с этим своим безукоризненным британским акцентом, хотя все мы знаем, что родом он из маленького городка в ирландском графстве Каван. По легенде, его родители были из нетитулованных дворян и в возрасте четырех лет отправили Перри учиться в пансион – отсюда и акцент, и эти старомодные манеры.

– Ты, Перри, нам ни в чем не уступаешь, – тепло улыбается ему Рут. – Сбросил вес? Такой стройный!

Перри по привычке поглаживает себя по животу и гордо улыбается.

– Целых девятнадцать фунтов. Сижу на «доисторической» диете, – хвалится он.

– На доисторической? – переспрашивает Рут, пытливо глядя на него. – И в чем же она заключается?

– Ее принцип – есть только то, чем питались наши доисторические предки, Рут, – охотно поясняет он. – Мясо, овощи… можно употреблять любую натуральную пищу, только не то, что прошло химическую обработку, – вот мой ключ к успеху.

– Должна сказать, диета и в самом деле помогает – выглядишь потрясающе, – отвечает Рут.

– Спасибо, – смущенно благодарит он и снова поглаживает живот: – Но не помешало бы еще немного сбросить.

– Не преувеличивай! Ты и так буквально таешь на глазах, – восклицает Рут. – А вот мне, может, и стоит попробовать эту диету, кажется, я слегка поправилась.

После этих слов она легонько щипает себя за воображаемый жирок и недовольно морщится.

– Тебе, Рут, это точно ни к чему, – галантно уговаривает ее Перри. – Ты всегда была стройной и остаешься такой по сей день, ты прекрасна, как…

Тут он умолкает, будто осознав, что сказал лишнего, и повисает неловкая пауза – он лихорадочно придумывает, как сменить тему.

– Коко, а как твои дела? – обращается он ко мне.

– Все хорошо. Ем все, что под руку попадется, к сожалению, – отвечаю я с непроницаемым лицом. Да и как можно удержаться от соблазна и не поддразнить его?

– Ясно, – кивает он и нервно покашливает, не понимая, должно быть, шучу я или говорю всерьез. – А как поживает твой друг? Тот фермер, кажется, его зовут Том? Чудесный парень.

Рут набирает полную грудь воздуха, чтобы прекратить этот разговор, – я почти физически ощущаю ее дыхание у своего правого уха.

– Перри, Том…

– Да все в порядке, Рут, – перебиваю ее я. – Никто ведь не умер, ничего страшного не произошло.

Перри непонимающе переводит взгляд с меня на Рут, на его изрядно похудевших щеках появляется смущенный румянец. Диета и правда работает – впервые за все то время, что мы с ним знакомы, стали видны очертания его скул.

– Месяц назад Том уехал в Новую Зеландию, Перри, – спокойно поясняю я. – Хочет завести там собственную ферму. Для него это отличная перспектива.

– Понятно… – Перри растерянно смотрит на меня, не зная, что еще сказать по этому поводу. – А как же ты? Поедешь за ним?

Тут я снова слышу, как бабушка тяжело вздыхает. Бедняжка. Она пережила всю эту историю гораздо тяжелее меня. Том ей нравился.

– Не поеду, – твердо отвечаю я. – Моя жизнь меня полностью устраивает.

И снова Перри переводит взгляд на меня, заметно, что он всерьез над чем-то задумался. Я буквально слышу, как поскрипывают шестеренки в его мозгу: если Том – там, а я – здесь, это значит…

– Мы расстались, Перри, – подсказываю я, избавляя его от чрезмерного умственного напряжения.

– Ясно, – он неловко переплетает по-прежнему мясистые пальцы; да, доисторической диете тут еще работать и работать. – Прости за все эти расспросы, Коко.

– Что ты, все в порядке, – отвечаю я, сама удивляясь своей жизнерадостности. И все же известие об отъезде Тома изрядно меня удивило. До самого последнего момента я надеялась, что он убедит меня поехать с ним. Мы встречались целых восемь лет, думаю, и он, и все наши знакомые были уверены, что я отправлюсь вместе с ним в Новую Зеландию или по крайней мере пообещаю, что буду ждать его возвращения. Поэтому, когда я бросила его, удивились абсолютно все. И в первую очередь – я сама.