Текст книги "Темный грех (ЛП)"
Автор книги: Нева Олтедж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
ПРОЛОГ
Наши дни
Вилла Леоне, Бостон
(Каю 34 года, Нере 24 года)
Он здесь.
Мои глаза еще не привыкли к темноте, поэтому я не могу определить ничего, кроме общих очертаний мебели в моей гостиной. Никаких движений. Никаких звуков, кроме моего дыхания.
Ничего.
Но я знаю, что он здесь.
Это шестое чувство, которое проникло в мои кости много лет назад, с того самого момента, как я впервые встретила его. Его присутствие создает неуловимое изменение в воздухе, перемешивая сами атомы пространства вокруг меня. Мне не нужно видеть или слышать, чтобы понять, что он здесь. Мое тело и разум чувствуют его. И всегда чувствовали.
Я закрываю глаза и медленно поворачиваюсь, не слыша ничего, кроме биения своего сердца. Оно быстрее обычного, но ровное. Я уже почти дошла до поворота, когда мое сердце дрогнуло. Вот. Когда я открываю глаза, темнота по-прежнему единственное, что встречает меня, но это не имеет значения. Я знаю, что он прямо передо мной.
Мое сердце всегда знает.
– Давно не виделись, тигренок. – pГлубокий, хрипловатый голос доносится до меня.
Услышать его – все равно что укутаться в толстое пушистое одеяло. Я в безопасности, в месте, где никто не сможет причинить мне вреда. В течение нескольких быстрых ударов я позволяю этому просто погрузиться в себя, впитывая вибрации его тона.
Звук отличается от того, когда я видела его в последний раз, его голос стал более грубым, но это он. Сколько бессонных ночей я провела, свернувшись калачиком в своей постели, пытаясь заново пережить его особый тембр? Наверное, сотни.
Лампа для чтения на приставном столике оживает, ее тусклое свечение частично освещает огромную мужскую фигуру, откинувшуюся в кресле. По большей части его лицо остается в тени, лишь два серебристых глаза словно светятся в окружающем полумраке.
Это удар в грудь – увидеть его снова после стольких лет.
– Я думала, ты умер, – задыхаюсь я.
Он наклоняет голову в сторону, и свет падает на его лицо, позволяя мне разглядеть его плотно сжатые губы и еще… Шрам на левой щеке – неровная линия, начинающаяся у уголка рта и загибающаяся вверх к уху. Еще один – над левой бровью, и еще два виднеются на подбородке, некоторые скрыты темной щетиной, покрывающей челюсть. Ни одна из них не выделялась на его лице, когда я видела его в последний раз.
Желание побежать к нему переполняет меня, но я подавляю его. Мои ноги не отрываются от пола, и я не свожу глаз с человека, который когда-то был для меня всем. Слишком много ночей я пролежала в постели, представляя, каково это – снова увидеть его. Я знала, что это будет больно. Но не ожидала, что это будет настолько больно.
Время – коварная штука. Часы. Дни. Годы. Человеческий мозг имеет ограниченные возможности для хранения информации, и с течением времени он медленно и бесследно забывает некоторые вещи. Звуки. Запахи. Слова. Ситуации. Воспоминания отслаиваются и уносятся ветром времени, как засохшие лепестки цветов, трепещущие на ветру перед наступлением зимы. А когда наступает весна, единственное, что остается лишь смутное осознание их прошлого существования.
Время.
Говорят, что время лечит все раны. Все это ложь и полная чушь.
Время не стерло мои воспоминания о нем, хотя я много раз желала этого. Я до сих пор помню каждую деталь об этом человеке.
– Ты скучала по мне? – спрашивает он своим хриплым голосом, тембр которого напоминает мне о надвигающейся буре за мгновение до первого раската грома.
Скучала по нему? Нет, это слово не описывает те муки и отчаяние, через которые я прошла за последние годы. Отчаянную надежду, которую я испытывала, обшаривая каждый темный угол, молясь о том, чтобы хоть мельком увидеть его. А затем неизбежное разочарование и агонию, когда не находила его там. Поскольку я всегда чувствовала на себе его взгляд, даже когда не могла его видеть, внезапная уверенность в том, что его действительно нет, была сокрушительной. Ужас охватил меня, когда я окончательно смирилась с тем, что он, должно быть, умер, и поняла, что больше никогда его не увижу.
– Трудно скучать по человеку, чье имя я даже не знаю, – отвечаю я, в то время как почти физическая боль сжимает мою грудь. Все это время он позволял мне верить, что он мертв.
Уголок его губ приподнимается, делая новый шрам на лице более заметным.
– Я тоже скучал по тебе, тигренок, – шепчет он, поднимая большой черный пистолет с глушителем. – Не двигайся.
Мое дыхание перехватывает.
Приглушенный звук выстрела со свистом рассекает воздух.
Часть1
Прошлое
ГЛАВА 1
5 лет назад
(Нера – 19 лет, Кай – 29 лет)
– Моя дорогая Нера, ты выглядишь потрясающе сегодня. – Женщина в темно-красном шелковом платье наклоняется, чтобы быстро чмокнуть меня в щеку. Ее тяжелый парфюм врывается в мои ноздри, и я с трудом подавляю кашель. – Просто сияешь.
– Спасибо. – Я улыбаюсь, но улыбка получается такой же фальшивой, как и комплименты женщины.
Вчера у меня начались месячные, и я всю ночь ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть, потому что спазмы убивали меня. Под глазами темные круги, которые не смог скрыть тональный крем, и я уверена, что мое лицо все еще опухшее. Мы оба знаем, что я выгляжу как развалина, но никто никогда не осмелится сказать что-то подобное дочери Нунцио Веронезе.
– И мне нравится эта блузка на тебе – продолжает она. – Кто ее дизайнер? Должно быть, это супер дорогой бренд.
– Моя сестра сшила его, – бормочу я и бросаю взгляд через плечо, ища глазами свою подругу Данию, надеясь, что она спасет меня.
– О. Это восхитительно. – Она улыбается. – Я как раз говорила Оресту, что вы двое были бы идеальной парой. Я скажу ему, чтобы он позвонил тебе на следующей неделе, Нера, дорогая. Он только что купил новую машину, последнюю модель Теслы, уверена, что ты с удовольствием прокатишься.
Я вздрагиваю. Орест – известный бабник, который использует слишком много геля для волос и практически купается в одеколоне, хуже, чем его мать.
– На следующей неделе я занята. Может быть, в другой раз.
– Разумеется. Я уверена, что дон Веронезе одобрил бы ваши встречи. – Она ухмыляется и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо. – Твой отец очень любит моего сына, и я уверена, что он подумывает о том, чтобы сделать Ореста капо.
Вот оно. Настоящая причина, по которой она пытается свести меня со своим отпрыском. Не потому, что я ей нравлюсь, и не потому, что она считает нас хорошей парой, а потому, что ее сыну будет легче подняться по иерархической лестнице с дочерью дона в качестве его подружки. Меня это уже не удивляет.
– Не сомневаюсь. О, а вот и Дания. Мне нужно пойти поздороваться. – Я хватаю с соседнего столика стакан лимонада со льдом и бросаюсь к своей подруге на другой стороне сада. Она отчаянно пытается подозвать официанта и совершенно не замечает, как я медленно задыхаюсь от светской вежливости. Протискиваясь между гостями вечеринки и надеясь, что меня не зацепит нежелательный зрительный контакт с другим человеком, я не отвлекаюсь от своей лучшей подруги.
– Нера, милая! – Кто-то из толпы слева от меня касается моей руки, когда я прохожу мимо них. – Твоя прическа выглядит потрясающе.
– Спасибо. – Конский хвост вряд ли можно назвать что-то потрясающим, но это было самое большее, что я смогла сделать после утреннего мытья волос.
– О, Нера, я не знал, что ты здесь. – Смутно знакомый парень материализуется прямо передо мной, заставляя меня резко остановиться. Кажется, это один из племянников босса. – Здесь довольно скучно. Как насчет того, чтобы улизнуть и пойти куда-нибудь выпить?
– Нет. Спасибо. – Я обхожу его и сталкиваюсь лицом к лицу с Джаей, кузиной Дании.
– Мы скучали по тебе в субботу. – Она одаривает меня огромной, фальшивой улыбкой. – Мелинда была разочарована, когда ты не пришла.
Да, я уверена, что ее сестра была опустошена тем, что я не пришла на ее вечеринку по случаю рождения ребенка. Не потому, что она хотела, чтобы я разделила ее счастье, а потому, что теперь она не сможет сказать, что дочь дона присутствовала на ее вечеринке.
– Я встречалась с твоей сестрой всего один раз, Джая, – говорю я. – Ты пригласила меня на ее день рождения, но когда я пришла, она просто взяла подарок и даже не потрудилась представиться.
– Она не знала, кто ты! Если бы знала, уверена, она бы относилась к тебе иначе.
– Вот именно. Пожалуйста, передай ей мои наилучшие пожелания.
Я оставляю Джаю смотреть мне в спину и бросаюсь к Дании. Судя по всему, она пытается убедить бедного официанта принести ей алкогольный напиток.
– Мне нужно выбраться отсюда, – шепчу я, потянув ее за руку. – Прямо сейчас.
– Конечно. – Она берет с подноса официанта бокал белого вина и позволяет мне тащить ее через лужайку к каменному фонтану в глубине сада.
– Это подойдёт. – Я жестом указываю на железную скамейку рядом с фонтаном и сажусь. Тень большого дуба скрывает нас в этом месте, несмотря на близлежащие фонарные столбы.
Дания бросает взгляд через плечо на толпу, наслаждающуюся ночью у особняка в колониальном стиле на другой стороне участка.
– Как думаешь, кто-нибудь заметит наше отсутствие?
– Скоро какая-то важная шишка выступит с речью. Все будут слишком заняты, слушая его бред и аплодируя словно дураки. – Я делаю глоток своего лимонада. – Папа сказал, что им удалось убедить этого парня выдвинуть через законодательное собрание штата законопроект, который поможет семье.
– Что-то связанное с казино?
– Возможно. Я уже не в курсе о делах с тех пор, как покинула дом.
– Я все еще не могу поверить, что дон позволил тебе переехать. – Она садится рядом со мной.
– Я тоже. – Я пожимаю плечами. – Когда я сообщила ему, что купила квартиру на деньги, что оставила мне мама, он пришел в ярость. Мне прочитали длинную лекцию о том, как возмутительно, что дочь Нунцио Веронезе живет одна в какой-то “мелком дерьмовом сарае”. «Что бы сказали люди?»
– Так тебе удалось его переубедить?
– Я пыталась. Он пригрозил, что затащит меня обратно домой, если я посмею уйти, а потом выгнал меня из своего кабинета. Но уже на следующей неделе он сказал, что подумал об этом и решил оставить меня в покое.
– Хотела бы я, чтобы мой отец был похож на твоего. – Дания делает большой глоток из бокала и откашливается. – В следующем месяце мне исполнится двадцать лет. Мой отец уже начал играть роль свахи. В следующем году я выхожу замуж.
Я сморщилась.
– Мне жаль.
– А что там у тебя?
– Сейчас, слава богу, сватовства не планируется. Я сказала папе, что мне надоело каждый день сидеть без дела и что я хочу поступить в колледж или хотя бы пройти несколько онлайн-курсов, прежде чем позволить ему заманить меня в ловушку брака по расчету. Когда он не согласился, я сказала ему, что разденусь догола и пойду танцевать по площади Мэрии, разрушив свою репутацию и, возможно, все будущие перспективы брака – навсегда.
– Думаю, ты все равно останешься привлекательной, даже после того, как покажешь свою голую попку. – Дания смеется.
– Может быть. Но ты можешь себе представить, какой скандал это вызовет? Мой зад станет главным предметом сплетен Cosa Nostra на долгие годы.
– Я все еще не понимаю, почему ты хочешь пойти в колледж. Вы, ребята, так богаты, что вам ни дня в жизни не придется работать. И я почти уверена, что, когда ты выйдешь замуж, твой муж все равно не позволит тебе иметь работу.
– Я знаю. Тем не менее, меня приняли на онлайн-программу ветеринарных техников. Занятия начнутся этой осенью.
Дания давится вином, слюна разлетается во все стороны, и она разражается смехом.
– Дочь дона делает уколы цыплятам и принимает роды у поросят?!
– Ну, наверное, когда-нибудь мне придется столкнуться со всем этим. – Я тоже смеюсь.
– Так вот почему ты стала помогать в ветеринарной клинике! Я думала, тебе просто скучно.
– Скажем так, мне нужно было сменить обстановку. И это весело. На прошлой неделе привезли бездомную собаку, и я наблюдала, как ветеринар зашивает рану на животе маленького негодяя.
– Нера! Это отвратительно.
– Не совсем. Мне это нравится. Притворяться, что живешь нормальной жизнью, и все такое. – Я вздыхаю. – Мать Ореста загнала меня в угол. Она хочет свести меня с ним. Думаю, на сегодня хватит, я поеду домой.
– А как же твоя охрана?
Я наклоняю голову к небу, любуясь звездами. Папа настаивает, чтобы я брала с собой охрану, когда задерживаюсь где-нибудь допоздна, но я не в настроении. Трудно вести себя так, будто живешь нормальной жизнью, когда за тобой следят телохранители.
– Не сегодня.
– Дон будет в бешенстве, если узнает.
– Конечно. – Я фыркаю. – Ну, тогда я пойду. Мне нужно встать в семь. Завтра утром у нас запланировано кесарево сечение кошке.
– Знаешь, я тебе завидую. Играешь в доктора для животных, в то время как мне нужно начать поиски идеального свадебного платья.
– Не стоит. Я тоже скоро буду искать. Папа дал мне всего несколько лет отсрочки, но скоро и я отправлюсь в свадебный магазин. – Каждый раз, когда я прихожу на воскресные обеды, на которых папа по-прежнему настаивает, чтобы я обязательно присутствовала, я боюсь, что он скажет мне, что передумал. С тех пор как мне исполнилось девятнадцать, он не слишком скрытно намекает, что я уже созрела для замужества. – Я просто молюсь, чтобы он сдержал свое слово и оставил меня в покое, пока Массимо не освободят.
– Да, – говорит Дания. – Ты слишком ценный актив, чтобы им не воспользоваться.
– Ага. Актив.
– У тебя есть идеи, за кого тебя могут выдать замуж?
Дрожь проходит по моему позвоночнику.
– Нет. Я просто надеюсь, что это не будет кто-то из клана Каморра. Я подслушала разговор отца с младшим боссом, и, кажется, недавно с ними велись переговоры.
– Господи, Нера. Надеюсь, твой отец не решит встать на сторону Каморры и не выдаст тебя замуж за Альвино. Ходят слухи, что он сильно избил девушку, с которой встречался. Она попала в больницу.
Всегда ходили слухи о том, что Альвино агрессор. Думаю, это не помешат ему стать лидером клана Каморра.
– Хорошо, что мой отец ненавидит Альвино и Каморру. Не думаю, что он подпишет с ними перемирие, но даже если это случится, он никогда не заставит меня выйти замуж за этого ублюдка.
– Ты уверены?
– Конечно, я уверена. – Я быстро чмокнула Данию в щеку, затем поднялась со скамейки и взяла свою сумочку. – Увидимся в пятницу. Повеселись.
Проходя через лужайку и направляясь к парковке, я снова смотрю на гостей вечеринки, пьющих и смеющихся на заднем дворе дома моего детства. Когда я была маленькой, я любила прятаться за перилами лестницы вместе со своей младшей сестрой Зарой, наблюдая за элегантно одетыми мужчинами и женщинами, которые сновали по большому залу внизу. Мой отец всегда любил устраивать вечеринки, и когда дон рассылал приглашения, никто не смел от них отказываться. Подготовка к празднику часто занимала несколько дней, и мама следила за тем, чтобы все, от столового серебра до музыки, было организовано в соответствии с ее высокими стандартами. Она никогда не была любительницей вечеринок, но всегда блистала как великолепная хозяйка. Довольствоваться высокопоставленными членами Семьи было важно. Держать их рядом было крайне важно.
Я помню, как с благоговением смотрела на этих красивых людей и жалела, что не стала старше, чтобы меня можно было пустить к ним. Я представляла, какое платье надену на свою первую вечеринку – белое, с пышной юбкой с рюшами. И маленькие туфельки на каблуках, возможно, золотые или серебряные. Я так хотела стать частью их мира.
До той ночи четырнадцать лет назад.
Это был канун Нового года, и весь дом был украшен красивыми золотыми лентами с маленькими красными деталями на бахроме, которые я помогала выбирать маме. На самом деле она была нашей мачехой, но ни Зара, ни я никогда не называли ее так. Наша мама умерла, родив Зару, и Лора была единственной мамой, которую мы знали.
В тот вечер столы были накрыты белыми атласными салфетками с большими золотыми бантами, приколотыми по углам. Великолепные цветочные композиции служили центральным украшением на каждом столе. Наши родители стояли у большой елки – папа в строгом черном костюме, а мама в красивом шелковом платье под цвет ее голубых глаз. Новогодняя вечеринка всегда проходила с размахом, и помимо членов семьи на ней присутствовало множество политиков и других государственных чиновников. Я не знала, кто есть кто, но помню, как указала на мужчину с длинной белой бородой, который смеялся над шуткой нашего отца, и сказала Заре, что он судья, а не султан, которого я видела в мультфильме "Аладдин". Папа сказал мне об этом, когда проверял нас тем вечером. Но Зара сказала, что мужчина больше похож на Санту.
Массимо, наш сводный брат, находился в прихожей, прямо под лестницей, погрузившись в серьезный разговор с двумя мужчинами, в то время как мы с Зарой прятались на верхней площадке. Тогда ему было двадцать, но он всегда казался старше. Может быть, потому, что у него постоянно было мрачное и серьезное лицо. Массимо никогда не обращал особого внимания на нас с Зарой, вероятно, мы были слишком малы для него, чтобы возиться с нами, но он и наш старший брат, Элмо, были неразлучны.
С годами я часто удивлялась тому, как они тогда так хорошо ладили. Задумчивый, антисоциальный характер Массимо был полной противоположностью веселому и откровенному характеру Элмо. Хоть они и были близки по возрасту, Массимо вел себя так, словно был как минимум на десяток лет старше веселого и беззаботного Элмо.
Так вот, пока мой сводный брат занимался делами, Элмо, прислонившись к мраморной колонне у парадного входа, флиртовал с симпатичной рыжеволосой женщиной. Не то чтобы я знала, что такое "флирт", когда мне было пять лет, но, вспоминая ту ночь, по мере взросления в моей голове прояснялись все новые и новые детали.
Незадолго до той вечеринки Элмо исполнилось восемнадцать лет, и я вспоминаю, каким взрослым он казался в своем черном смокинге. Он дразнил женщину почти вдвое старше себя, заставляя ее разражаться веселым смехом, от которого мы с Зарой захихикали. Наверное, ему следовало бы общаться с капо, как и полагается сыну дона, но нет. Массимо был тем, кто всегда делал то, чего от него ждали.
Запах сигарного дыма, алкоголя и шикарной еды доносился до самого верхнего этажа, где мы с Зарой шпионили за происходящим внизу. Моя сестра визжала каждый раз, когда замечала новое красивое платье, и мне приходилось каждые несколько минут напоминать ей, чтобы она вела себя тихо, чтобы нас не обнаружили.
Лучше бы я этого не делала.
Хотелось бы, чтобы кто-нибудь заметил нас и отправил обратно в наши комнаты.
Была уже почти полночь, и все смеялись. Мужчина в белом костюме играл мелодию на пианино, которое привезли специально для этого случая. Официанты сновали среди гостей, неся подносы с изящными высокими бокалами, поднятыми высоко над головой. Шампанское для тоста. Поистине экстравагантное, праздничное мероприятие.
Я едва обратила внимание на суматоху у входной двери, когда двое мужчин начали спорить. Я не мог расслышать, о чем они говорили из-за шума вечеринки, но, похоже, это было важно, потому что повышенные голоса внезапно перешли в крики. Когда мужчины начали толкать друг друга, их лица раскраснелись и стали злыми, Элмо оставил рыжеволосую даму и бросился к ним. Мой брат, всегда выступавший в роли миротворца, несомненно, намеревался их разнять.
Он не видел оружия, которое вытащил один из мужчин. Но Массимо, очевидно, увидел, потому что он бежал к выходу, крича Элмо, чтобы тот вернулся.
В комнате, украшенной золотыми и красными узорами, раздался оглушительный грохот, и пистолет выстрелил. Элмо попятился назад, прижимая руку к груди. Голоса и музыка внезапно стихли, как будто кто-то щелкнул выключателем. Тишина длилась меньше секунды, прежде чем звериный рев Массимо заполнил пустоту. Мое сердце билось как сумасшедшее, когда я сжимала деревянные столбики перил, наблюдая, как Массимо ловит Элмо, когда мой брат падает. Мгновенно по комнате разнеслись другие крики – люди начали выбегать в прихожую. И в этом хаосе мой сводный брат потянулся за спину и достал свой собственный пистолет.
Раздался еще один выстрел, когда Массимо выстрелил в человека, застрелившего Элмо.
Я слышала эхо этих выстрелов в течение несколько часов. Даже пронзительная сирена "скорой помощи", которая примчалась к нашему дому, или рокот двигателя следователя, которая позже увезла Элмо, не смогли заглушить этот звук. И этот крик до сих пор звучит в моей голове, перекрывая оглушительный хлопок дверцы полицейской машины, нарушивший ночную тишину, когда копы увозили Массимо.
В этот момент идеалистическое представление об идеальном мире моей семьи лопнуло, как огромный мыльный пузырь.
– Хотите, чтобы я подал вам машину, мисс Веронезе? – голос парковщика выдергивает меня из мучительных воспоминаний, разгоняя образы золотых лент и крови.
– Да, пожалуйста. – Я киваю и обхватываю себя руками. – Спасибо.
Он бросает через плечо:
– Прекрасная ночь, не так ли?
Я смотрю на небо, усыпанное бесчисленными мерцающими звездами, окружающими большую полную луну над линией деревьев вдалеке.
– Да, – шепчу я. – Это действительно так.
Гравий хрустит под подошвами моих ботинок, когда я иду по пустой парковке, направляясь к все еще недостроенному шестиэтажному жилому дому. Уличные фонари в квартале не горят, но яркий свет полной луны создает нежелательные осложнения, заставляя меня держаться в тени.
Когда я подхожу к распахнутым настежь служебным дверям, изнутри доносится приглушенный лязг. Сохраняя непринужденную походку, я достаю пистолет и выхожу на лестничную площадку.
– Чем могу помочь? – спрашивает мужчина в комбинезоне с верхней ступеньки лестницы. Рядом с ним стоит ведро с чистящими средствами. Уборщик.
Весь квартал еще строится, жильцы еще не заселились, так что в этот час здесь не должно быть никого из обслуживающего персонала. Очевидно, информация, которую я получил, была неверной. Я поднимаю оружие, целясь в голову уборщика.
– Пожалуйста, – задыхается мужчина. – У меня семья. Двое детей и…
Я нажимаю на спусковой крючок прежде, чем он успевает закончить фразу.
Мужчина ударяется об пол, его тело падает с лестницы и приземляется у моих ног. Кровь сочится из большой дыры в центре его лба, а его глаза будто смотрят на меня. В некоторых культурах считается, что души умерших остаются в этом мире и следуют за человеком, оборвавшим их жизнь, вечно. Преследуют их. Он может присоединиться к армии, которая уже стоит у меня за спиной.
– Я внутри, – говорю я в свой Bluetooth-микрофон и переступаю через тело. – Расчетное время выполнения задания – четырнадцать минут.
– Принято. Включаю режим радиомолчания. – С этим подтверждением аудиоканал отключается.
Моя цель должна находиться в одной из квартир на третьем этаже, проводя секретную встречу с двумя ближневосточными олигархами. Идет ли речь о нефти, оружии или о чем-то еще, это неважно. Единственный аспект, который меня интересует, – это предпочтительный метод устранения метки, если таковая имеется. В военных контрактах редко оговариваются такие детали. Как правило, единственное требование – чтобы на месте преступления не было ничего, что можно было бы отследить. Частные контракты, однако, часто сопровождаются набором специфических запросов, которые порой слишком причудливы, чтобы даже думать о них. К счастью, это старый добрый заказ на убийство по принципу "убить, убрать за собой, и никаких свидетелей". Никаких дурацких запросов, о которых можно беспокоиться. Мне такие контракты нравятся гораздо больше.
Я выхожу на площадку третьего этажа и направляюсь по коридору к двум мужчинам, стоящим у последней двери справа.
– Эй! – кричит первый, потянувшись к куртке за оружием.
Я поднимаю пистолет и делаю два выстрела подряд. Телохранители падают на месте, демонстрируя одинаковые пулевые отверстия между глаз.
Дверь квартиры распахивается. Даже с глушителем звук выстрела не удастся полностью подавить, и он привлечет внимание. Я стреляю в парня, стоящего на пороге, затем переключаю прицел на следующего человека, проходящего через дверной проем. В тот момент, когда пуля находит свою цель, в моей правой ноге вспыхивает жгучая боль. Этот ублюдок умудрился попасть в меня. Я стискиваю зубы, превозмогая боль, и делаю шаг внутрь. Прижавшись спиной к стене и держа пистолет наготове, я двигаюсь по узкому коридору к двери в другом конце.
Брызги пуль пробивают деревянную поверхность передо мной, нанося несколько ударов по верхней части тела. Пошатываясь, я отступаю назад, давая себе лишь секунду на то, чтобы отдышаться, а затем пинком распахиваю дверь. Посреди комнаты стоит громила и меняет магазин в пистолете. Не раздумывая, я дважды стреляю ему в грудь. Он отступает назад, и его пистолет со звоном падает на бетонный пол. Еще один выстрел в лоб, и его мертвое тело тоже падает на пол. У одного из моих бывших коллег была поговорка: "Никогда не считай человека мертвым, пока у него нет дырки в голове". Это надежная мантра.
Я упираюсь свободной рукой в бедро и оглядываюсь по сторонам. Просторная студия пуста, некогда безупречные белые стены теперь забрызганы красным и украшены новыми перфорациями. Нигде нет следов моей цели или его партнеров. В воздухе витает запах свежей краски, но я все еще чувствую слабый, едкий привкус пороха, когда иду к ванной и пинком открываю дверь.
Три человека в костюме скрючились у туалета – их лица бледные, а глаза безумные. Я стреляю ближайшему в голову, затем расправляюсь с двумя другими в том же стиле. Убедившись, что мертвецы действительно были моей целью и его сообщниками, я нажимаю кнопку связи на наушнике.
– Вы, чертовы идиоты, сказали, что телохранителей будет только двое.
– Клиент… – раздается в трубке дрожащий голос, – …клиент заверил нас, что с объектом будут находиться не более двух сотрудников службы безопасности.
– А как же чертовы данные с наблюдения?
– Эм… Капитан Крюгер сказал, что на это нет времени. – Голос мужчины перешел на истерический тон. – Мне очень жаль. Это была срочная работа, мистер Мазур.
– Передай этому ублюдку, что если он хочет моей смерти, то пусть сам попробует меня убить.
– Да, я передам ему. – Парень прочищает горло. – Можете ли вы сказать мне статус миссии, мистер Мазур?
– Выполнена, блядь! – Я вынимаю наушник и засовываю его в карман.
Мои отношения с Ленноксом Крюгером, главой подразделения Z.E.R.O., всегда были неоднозначными. Он любит говорить, что спас меня, когда забрал из психиатрической лечебницы для несовершеннолетних, считающихся слишком опасными для общества. На самом деле ему нужен был питомец, которого он мог бы заставить убивать людей без угрызений совести. Что ж, он получил то, что хотел, и даже больше. Я уверен, что он уже избавился бы от меня, если бы я не был единственным оперативником, оставшимся от первоначального подразделения Z.E.R.O. После ухода Белова и Аза я остался последним из его приспешников-психопатов.
Когда-то наша неблагополучная банда братьев была собрана вместе с одной единственной целью: быстро уничтожать цели, не оставляя следов того, кто это сделал. После того как Аз исчез, а позже и Белов тоже, Крюгер решил оставить военную службу и стать независимым подрядчиком. Он собрал новые команды для выполнения правительственных и частных заданий. Защищать любого, даже высокопоставленного преступника, у которого достаточно денег, чтобы заплатить за беспринципные методы и не задавать вопросов. Даже уничтожать полевых командиров или правительства небольших стран, если цена была подходящей. И, конечно, убийства. В основном эти задания поручались мне. Я получал 50 процентов от стоимости контракта за каждое выполненное задание – неплохой стимул, чтобы продолжать работать на человека, который терроризировал меня на протяжении почти всего моего подросткового возраста. Но дело в том, что даже без набитого банковского счета я бы, наверное, продолжал это делать. Убийство – единственное, что я умею делать.
Капельки крови марают белую керамическую раковину и правую сторону зеркала над ней. Когда я смотрю на свое отражение, на месте моих глаз в стекле появляется большое красное пятно. Как кстати. Я кладу пистолет на стойку и начинаю расстегивать пиджак.
– Черт, – простонал я, расстегивая кевлар, который надел поверх рубашки.
Несколько пуль попали мне в грудь, из-за чего трудно сделать вдох. Я позволяю бронежилету упасть на пол и поднимаю рубашку, чтобы осмотреть рану возле бедра. Антибаллистическое волокно не спасло. Я стискиваю зубы и ощупываю пальцами кожу вокруг раны. Похоже, пуля попала не так уж глубоко. Препятствие в виде двери и моего защитного снаряжения определенно замедлило движение.
Выходя из квартиры, я не забираю ни жилет, ни куртку. Мое ДНК уже повсюду, поскольку я истекаю кровью, но его нельзя отследить по базам данных правоохранительных органов. Надеюсь, бригада Крюгера разберется с этим дерьмом. Если нет, то так тому и быть. Еще один неизвестный образец, который составит компанию всем остальным нераскрытым делам.
Первый удар задел мое бедро, причинив небольшое неудобство. А вот с тем, что у меня на боку, могут возникнуть проблемы. Я не планировал, что в меня сегодня будут стрелять, поэтому оставил машину в нескольких кварталах от дома. Преодолеть такое расстояние с пулей, застрявшей чуть выше тазобедренной кости, будет непросто.
Когда я, прихрамывая, пересекаю парковку, вокруг никого нет – только я, звезды и полная луна, заливающая своим светом пустынные окрестности.
Я на мгновение останавливаюсь и смотрю на небо. Когда я был ребенком, я часто пробирался на улицу, когда все в моей приемной семье засыпали, и забирался на крышу, чтобы посмотреть на небо. Мое внимание привлекли не темные просторы и не их кажущаяся бесконечность, а мерцающие точки далеких звезд. Они казались такими маленькими, но их сияние пронизывало темноту, словно маяки, освещающие путь любому заблудившемуся в темноте. Я протягивал руку и представлял, как беру одну из них в кулак, как будто могу удержать этот спасительный свет. Но, раскрыв ладонь, я обнаружил, что она пуста. Светило задерживалось в небе, искушая меня попробовать еще раз, но всегда оставалось недосягаемым.
В последний раз я пытался поймать звезду, когда мне было восемь лет. Мой приемный отец нашел меня на крыше и стащил вниз за волосы. Он отвел меня в подвал, где выбил из меня все дерьмо. После этого я даже не мог стоять. Он назвал меня имбецилом и оставил лежать в луже собственной крови, пока ходил наверх за бритвой. Я был уже слишком далеко, чтобы бороться с ним, когда он снова схватил меня за волосы и сбрил их.
Через два дня, когда я наконец смог ходить, я нашел ту же бритву, зашел в его комнату и перерезал ему горло. После той ночи я больше никогда не пытался поймать звезду. Думаю, это укрепило мою веру в то, что небесное сияние предназначено не для меня.
