Текст книги "Темный грех (ЛП)"

Автор книги: Нева Олтедж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 23

Два месяца спустя

– Я еще не решил, кто это будет, но вас проинформируют заранее, – говорит Батиста Леоне, сидя в своем большом офисном кресле.

– Меня проинформируют? – Я ошеломленно смотрю на него. Прошло всего два месяца с тех пор, как мы похоронили моего отца. И месяца не прошло с тех пор, как Леоне занял пост дона.

– Да. У вас будет достаточно времени, чтобы выбрать платье и учесть ваши пожелания по поводу декораций.

– Ты не выдашь меня замуж ни за кого, Батиста.

– Для тебя дон Леоне. – Он хлопнул ладонью по столу, его глаза выпучились под густыми белыми бровями. – Забудь о своих прежних привилегиях, девочка. Теперь ты не более чем пешка. Преимущество, которое я планирую хорошо использовать.

Все мое тело напрягается. Раньше никто не осмелился бы так со мной разговаривать, даже он сам, пока был младшим боссом. Но теперь он дон, и, по правде говоря, он может делать все, что захочет. Если я откажусь, он просто объявит меня предателем Семьи и прикажет кому-нибудь заставить меня исчезнуть. В горле скапливается желчь. Мне становится плохо.

– Я рассматриваю кандидатуру кого-то из албанской организации, – добавляет он. – Или, может быть, Сальво.

Я поднимаю бровь. Сальво никогда не был поклонником Леоне, и он никогда не пытался это скрыть. Я была весьма удивлена, когда услышала, что Леоне назначил Сальво своим вторым помощником, но теперь все начинает приобретать смысл. Держите друзей близко, а врагов – еще ближе. Леоне собирается попытаться расположить к себе Сальво, предложив новому заместителю босса мою руку и сердце.

– Это все? – спрашиваю я сквозь зубы.

– Да. – Он тянется к газете на своем столе. – Ты свободна.

Стул со скрипом падает на пол, когда я поднимаюсь. Ярость и отчаяние бушуют во мне, пока я иду к двери. Я уже почти дотягиваюсь до нее, когда голос Леоне останавливает меня.

– Мне кажется, ты кое-что забыла, Нера.

Я на мгновение закрываю глаза, чтобы взять себя в руки, а затем поворачиваюсь к нему лицом. Подойдя к его столу на резиновых ногах, я наклоняюсь и чмокаю кольцо на его протянутой руке.

– Хорошего дня, – сглатываю я, – дон Леоне.

Его губы расширяются в самолюбивой ухмылке, а затем он возвращается к чтению своей газеты.

Только оказавшись в машине, я позволяю себе рассыпаться. Я прислоняюсь лбом к рулю и даю волю рыданиям – смеси горя, беспомощности и беспокойства. Горе от того, что моего отца больше нет. Беспомощность, потому что я понятия не имею, что мне делать. Но беспокойство – это все о нем, о моем демоне. Это вызвано страхом, что с ним что-то случилось, ведь прошло уже два месяца, а от него нет никаких вестей.

Охваченная гневом, я падаю в темную бездну от мысли, что он не вернется, как обещал. Но он еще никогда не нарушал своего слова, поэтому я должна верить, что если он сказал, что вернется, то этот день наступит, и он будет рядом – несмотря ни на что. Каждую ночь на протяжении последних десяти недель я ждала его на своей крыше, стояла в прохладной темноте, пока солнце не взойдет на горизонте, но он так и не появился. Я промерзла до костей, мне даже казалось, что я чувствую знакомые колючки на своей коже. Они всегда сообщали мне, когда он был рядом.

Я так волновалась, что мне становилось дурно, и это ощущение, вызывающее мурашки по коже, всегда присутствует. Как вчера, когда я побежала в продуктовый магазин, чтобы купить себе больше крекеров. Похоже, в последнее время соленые булочки – единственное, что я могу съесть, так как днем и ночью переживаю из-за своего демона. Два дня назад я снова это почувствовала, когда шла с Зарой в магазин тканей. А в субботу, отвезя машину на мойку, я стояла в очереди и чувствовала покалывания по всему телу. Мне кажется, я схожу с ума.

Я поднимаю глаза и изо всех сил сжимаю руль. Может быть, он вернется сегодня. Он придет ко мне сегодня вечером. Если я буду верить всем сердцем, это может случиться. Он появится и каким-то образом все уладит.

Да.

Я смахиваю слезы и завожу двигатель.

* * *

– Куда ты идешь? – спрашивает Зара, выходя из ванной и видя, как я надеваю куртку.

– На крышу. Мне нужен свежий воздух.

– Уже почти полночь.

– Знаю. – Я хватаюсь за ручку. – Я скоро вернусь.

Наверху я сажусь на импровизированную скамейку и просто смотрю в ночь. Это ощущение покалывания в затылке сводит меня с ума. Это никогда не прекращается. Никогда не прекращается.

Луна полная, как и в ту ночь, когда мы с демоном встретились, но сегодня ее серебристый блеск скрыт облаками. Наверное, будет дождь. Сильный. Я уже чувствую это изменение в воздухе. Вот-вот разразится буря.

Мой взгляд блуждает по зданиям за пределами узкой дороги передо мной, замечая несколько случайных окон, которые все еще освещены. Я бросаю взгляд на крышу дома напротив: ветер усиливается, заставляя меня плотнее прижимать к себе куртку. Мрачная темнота – это все, что я вижу. Проходят минуты. Дует ветер. Я поднимаюсь со скамейки, собираясь вернуться в дом, когда лунный свет ненадолго разгоняет облака, освещая темный горизонт на другой стороне улицы и фигуру, перегнувшуюся через перила.

Я сужаю глаза. Это… он.

У меня сводит желудок.

Что он там делает? Почему он не приходит ко мне? Может, это не он, а кто-то другой? Нет. Даже при таком слабом освещении я бы узнала его где угодно.

В замешательстве я делаю шаг ближе. Фигура быстро удаляется, исчезая из моего поля зрения. Я жду. Это не может быть мой демон. Он обещал прийти ко мне, как только вернется. Он знал, что я буду ждать.

Боль пронзает мою грудь, и она кажется почти осязаемой.

Это был он.

Все те случаи, когда мне казалось, что я чувствую его, но не придавала значения своим отчаянным надеждам… Был ли он на самом деле там все это время? Прошли недели! Я разрывалась на части, в ужасе от того, что что-то случилось. Я так чертовски боялась за него, что мне стало физически плохо. И все это время он тайно преследовал меня. Даже не давал мне знать, что с ним все в порядке. После всего, чем мы были друг для друга.

Я была готова бросить свою семью, лишь бы быть с ним. Я подношу руку ко рту, подавляя рыдания. Он был на похоронах моего отца! И все равно он держался в стороне, не удосужившись спросить, как у меня дела. Я думала… Я думала, что он любит меня. Нельзя позволять близким страдать в одиночестве, не предлагая им утешения. Неужели все это было для него игрой? Глупая девчонка, которую уговорили влюбиться, чтобы бросить в самый отчаянный момент? Он бросил меня, когда я нуждалась в нем больше всего.

Ложь.

Все это было ложью и ничем больше.

– Почему? – кричу я в ночь.

Ответом на мой вопрос становится внезапный, непрекращающийся дождь. Небеса разверзаются, капли дождя бьют меня по лицу и смешиваются со слезами, текущими по щекам.

– Пошел ты! – кричу я. – Уползай обратно в свою тьму и оставайся там! – кричу я так громко, что у меня болит горло, и последнее слово превращается в душераздирающий хныканье.

Развернувшись, я направляюсь к двери в здание, чувствуя, как внутри меня все рушится.

Я больше никогда сюда не приду.

Идиот!

Я ударяюсь затылком о стену позади себя. Бетонная крыша залита водой из-за сильного ливня, я падаю и промокаю насквозь, а моя задница остается на месте, и я сижу один в своем горе. Упершись локтями в поднятые колени, я обхватываю голову руками и закрываю глаза, пытаясь стереть из памяти образ моей малышки, смотрящей на меня с выражением шока на лице. Шок, разочарование и чертовски много боли.

Я снова бьюсь головой о стену. И снова.

Безрассудный идиот. Два месяца назад я заключил сделку с самим собой. Я буду наблюдать за ней издалека, но никогда, черт возьми, никогда не позволю ей увидеть меня. Я знал, что она обидится, когда я не вернусь. Я знал, что она, вероятно, никогда не простит меня за нарушение обещания, которое я ей дал. Скорее всего, через некоторое время она забудет обо мне. Возможно, она даже подумает, что я умер.

Я мог бы со всем этим смириться.

Но я не могу жить с выражением предательства и невыносимой боли на ее лице, когда она заметила меня на этой дурацкой крыше. Или с ее мучительным криком в темноту, который я постоянно слышу в своей голове.

Почему?

Потребность броситься к ней, упасть на колени и вымаливать у нее прощение пожирает меня заживо. Но как я могу попросить ее простить меня? Простить за самую ужасную вещь, которую я когда-либо совершал? Простое признание в своих поступках причинило бы ей еще большую душевную боль. И все из-за мужчины, которого она впустила в свой дом. Мужчины, которому она позволяла прикасаться к себе, целовать ее и заниматься с ней любовью. Человека, который, не задумываясь, убил ее отца. Если бы она знала, ей было бы так больно, намного больнее, чем сейчас. Потому что теперь, теперь я просто мужчина, который бросил ее.

И этот мужчина теперь должен уйти, навсегда.

У меня такое чувство, будто мне сдавило грудь, будто на нее навалился огромный груз. Наклонив голову, я смотрю на почти скрытую от глаз полную луну, а по лицу скачут крупные капли дождя. Этот коварный светящийся шар, его власть над темнотой обманули меня, заставив поверить, что звездный свет все-таки может быть моим. И на какое-то мимолетное мгновение я держал это сияние в своей ладони. Держал ее и знал покой.

Давление в груди усиливается, и кажется, что все внутри меня начинает ломаться. Я делаю глубокий вдох и издаю звериный рев, надеясь, что ночь поглотит раздирающую меня муку.

Это не проходит.

Я еще раз бьюсь головой о стену, затем достаю телефон и вслепую набираю номер. Крюгер отвечает после первого гудка.

– Пришли мне данные заказа в Мексике, – удается прохрипеть мне.

* * *

22 часа спустя

Маленький частный самолет приземляется на узкую взлетно-посадочную полосу без единого толчка, когда колеса касаются асфальтированной поверхности. Однако я ощущаю этот толчок так, словно это чертово землетрясение, сотрясающее все мое существо. Более трех тысяч миль разделяют меня и моего тигренка.

Хорошо.

Я поднимаюсь с кресла и беру сумку со своим снаряжением из модифицированного багажного отсека. Длинный кейс с моей снайперской винтовкой лежит на сиденье напротив моего.

– Когда я должен прилететь за вами? – спрашивает пилот через плечо.

– Через десять дней. В то же время. – Я открываю дверь кабины и открываю задвижки на трапах, позволяя им раздвинуться. – Где машина?

– Вперед и налево от взлетной полосы, спрятанной в кустах. – Он показывает через лобовое стекло кабины. – Ключ в замке зажигания.

Я киваю и спускаюсь по ступенькам.

Воздух густой и тяжелый, влага прилипает к коже, когда я направляюсь в указанном направлении. Кроме фонаря, обозначающего взлетно-посадочную полосу, другого освещения нет. Неудивительно, учитывая, что мы находимся посреди чертовой пустоты, на приморской взлетно-посадочной полосе размером едва ли больше футбольного поля. Я даже не удосуживаюсь проверить окрестности, не утруждаю себя разведкой, прежде чем приближаться к машине на вражеской территории. Мой пистолет остается в кобуре. Из-за этого я становлюсь легкой добычей для любой потенциальной угрозы, но мне на самом деле плевать.

Мне уже на все наплевать. Я потерял своего тигренка. Все остальное не имеет смысла – в том числе и моя жизнь.

Побитый грузовик стоит там, где сказал пилот. Когда я открываю заднюю дверь со стороны водителя, свет в кабине не горит. Я уже собираюсь уложить свое снаряжение внутрь, когда чувствую острую боль в затылке. Годы тренировок наконец-то дают о себе знать. Развернувшись, я выдергиваю дротик, застрявший в шее.

Моя рука тянется к пистолету, но пальцы, кажется, потеряли способность схватить оружие. Он выскальзывает у меня из рук и с грохотом падает на землю. Я пытаюсь проморгать помутнение, которое застилает мне зрение. Но это не помогает. Я спотыкаюсь, ударяюсь спиной о борт грузовика. Размытые фигуры дюжины или около того мужчин приближаются, их фонари ослепляют меня, когда они приближаются.

– Ну, что у нас тут? – говорит голос с сильным акцентом. – Этот ублюдок все-таки не врал.

Передо мной материализуется лицо мужчины. Даже с затуманенным зрением я все равно узнаю его по документам о задании, которые Крюгер прислал мне вчера. Альфонсо Мендоза. Главарь мексиканского картеля. Моя цель.

– Ты, должно быть, очень разозлил Крюгера, – смеется он. – Он просил преподать тебе урок, а потом отправить обратно, как только ты вспомнишь, как лаять по команде. – Он наклоняется ближе. – Но, думаю, мы оставим тебя себе.

Мексиканец сбрасывает дробовик с плеча, и холодный металл ствола упирается мне в висок.

ГЛАВА 24

Дверь на противоположной стене со скрипом открывается, нарушая тишину в этой мрачной комнате, и внутрь заходит Массимо. Мне до сих пор трудно осознать, что этот страшный на вид человек в тюремной форме на самом деле мой сводный брат. Когда я думала о нем на протяжении многих лет, гадая, как он здесь, то почему-то всегда представлял его в костюме.

Цепи на его лодыжках звенят, когда он идет к креслу по другую сторону стола. Охранник, который привел его сюда, поднимает запястья Массимо и присоединяет наручники к железной петле, прикрепленной к столешнице. Массимо поднимает взгляд, его глаза устремлены на камеру, установленную в углу. Охранник кивает и выходит из комнаты. Через минуту красная лампочка, указывающая на то, что камера работает, выключается.

– Нера. – Массимо наклоняется вперед и ставит локти на металлическую поверхность, отчего мышцы его покрытых чернилами рук становятся выпуклыми.

– Ты сказал, что нам нужно поговорить. – Я встречаюсь с ним взглядом.

– Я надеялся, что это случится раньше, но кое-что произошло, и это, к сожалению, нарушило мои планы.

Да. Судя по тому, что я узнала, когда охранники проводили меня сюда, Массимо чуть не задушил какого-то парня, когда вернулся с похорон отца.

– Но теперь ты здесь, и мне нужно, чтобы ты ввела меня в курс дела. – добавляет он.

– Леоне взял все на себя.

– Я знаю. Кто за него голосовал?

– Я не знаю. Меня же не приглашают на собрания Семьи.

– Спроси у Сальво.

Я выгибаю бровь.

– Как будто он рассказывает мне такие вещи.

– Он скажет.

– Почему бы тебе не спросить его самого? Он может прийти к тебе и рассказать все, что ты хочешь знать.

– Мне нужен Сальво именно там, где он сейчас находится – в качестве подчиненного босса, не имеющего ко мне никакого отношения

– Откуда ты знаешь, что Леоне его повысил? – спрашиваю я.

– У меня есть свои источники. Леоне предпринял какие-либо шаги в отношении ситуации с Каморрой?

– Насколько я знаю, нет. Я думаю, он попытается откупиться от них.

– Откупиться от них? – Он напрягается, и в его глазах мелькает что-то опасное. – Для чего?

– Инвестиции, которые они вложили в наши казино в начале этого года.

У Массимо сжимается челюсть.

– Кто, черт возьми, позволил им влезть в наш бизнес, не посоветовавшись со мной?

Итак, все так, как я и подозревал. Мой сводный брат всегда был вовлечен в семейные дела.

– Мой отец, – говорю я. – Но Леоне был тем, кто придумал эту идею. Их план состоял в том, чтобы расплатиться с Каморрой до ежегодного собрания, чтобы Семья ничего не узнала. В начале лета все пошло наперекосяк, но после смерти Альвино отец заключил новую сделку с Эфизио. Он собирался объявить об их партнерстве на вечеринке, но потом его убили, прежде чем он успел это сделать.

– Угу. И кто знал, что Нунцио собирается сделать это заявление?

– Он рассказал мне. И я полагаю, что Леоне тоже знал об этом.

– И ты абсолютно уверенв, что Леоне стоял за идеей привлечь Каморру?

– Папа сказал мне об этом.

Массимо откинулся в кресле и начал постукивать наручниками по металлическому столу, медленный ритм разносился по комнате.

– Мне нужно, чтобы ты описала вечеринку. Кто там был, и все, что произошло, с момента твоего приезда до выстрела.

Я делаю глубокий вдох и начинаю говорить, рассказывая ему все, что помню о той ночи. Ничего особенного. Я все еще находился в эйфории от произошедшего накануне и не обращала ни на что особого внимания. Но я расскажу ему все, что смогу вспомнить. Массимо слушает, не перебивая, и с каждым словом его лицо становится все мрачнее.

– А Леоне не был на сцене с Нунцио? – спрашивает он, когда я заканчиваю.

– Нет. Он стоял в стороне, у столика с напитками.

Между нами воцаряется тишина, и единственным звуком в комнате остается стук металла о металл.

– Леоне хочет выдать меня замуж. Он все еще не решил, будет ли это кто-то из албанской организации или Сальво.

– Хорошо. Я прослежу, чтобы он выбрал Сальво.

– Я не выйду за него, Массимо. Или за кого-нибудь еще, – Я поднимаю глаза от его рук и встречаю его взгляд. – Я беременна.

Его глаза расширяются.

– Кто отец?

– Это не имеет значения.

Массимо бросается вперед так внезапно, что я вздрагиваю в кресле.

– От какого-то ублюдка моя сестра забеременела, и это не имеет значения? – рычит он, натягивая цепи.

– Нет. Он не из Семьи.

– Он собирается на тебе жениться?

– Нет. Он… – Что это за хрень? Я удивляюсь. – Он ушел.

Массимо смотрит на меня, его ноздри раздуваются, затем он медленно опускается на стул.

– Избавься от него.

– Я не собираюсь избавляться от своего ребенка!

– Ни один мужчина из Семьи не женится на женщине, которая беременна чужим ребенком, Нера. Особенно если эта женщина – дочь дона. Если это будет мальчик, то, если он захочет занять место лидера, как твой сын, он получит поддержку, чтобы взять бразды правления в свои руки. Он навсегда останется угрозой для тех, кто отчаянно пытается удержать свою власть.

– Должность дона не передается по наследству.

– Нет, но ты прекрасно знаешь, что одного родства с предыдущим доном достаточно, чтобы получить необходимую поддержку.

– Я уйду.

– Из Коза Ностры не уйти, Нера. Ты прекрасно это знаешь.

– Я могу попробовать.

– И ты умрешь раньше, чем твой ребенок успеет появиться на свет. Леоне убьет тебя. Так же, как он убил твоего отца.

– Что?

– Серьезно? Ты еще не догадалась? – Массимо наклоняется над столом, его глаза пронзают мои. – Леоне никогда бы не допустил, чтобы дело дошло до того, чтобы расплатиться с Каморрой. Он организовал всю эту сделку, чтобы потом раскрыть ее Семье, представить твоего отца предателем и занять его место. Возможно, он убедил Нунцио ничего не говорить мне об этом только по этой причине. И он без колебаний избавится от тебя, если это удовлетворит его потребности.

– О Боже! – Я пристально смотрю на него.

– Ты правда хочешь оставить ребенка?

– Да.

– И как далеко ты готова зайти, чтобы сохранить своего ребенка?

– До самых глубин ада, если понадобится.

– Хорошо. Потому что именно туда ты и пойдешь, – говорит он. – А теперь слушай и делай то, что я скажу.

Пока я слушаю план сводного брата, мой желудок совершает кувырки и крутые падения, и к тому времени, как он заканчивает, мне хочется блевать. Он не шутил, когда сказал, что я отправлюсь в глубины ада.

– И надолго? – выдыхаю я.

– Пока я не выйду.

– Это же почти четыре года, Массимо! Я не могу этого сделать.

– Такова цена за твою свободу и безопасность твоего ребенка. – Его рот растягивает ухмылка.

Наблюдая за расчетливым блеском в его глазах, до меня доходит.

– Ты ведь не просто дергал за ниточки отсюда, верно? Все эти годы именно ты занимался делами семьи.

– Нунцио был хорошим человеком, но ему не хватало кровожадности, чтобы принимать необходимые решения – Ухмылка на его лице расширяется в такую ужасающую улыбку, что я невольно откидываюсь назад. – Я управляю Бостонской Коза Нострой с девятнадцати лет, сестренка.

Я вздрогнула.

– Должен быть какой-то другой способ.

– Нет другого способа, – Он качает головой, его пронзительный взгляд устремлен на меня. – Это честный обмен. Четыре года твоей жизни в обмен на свободу. Для тебя и твоего ребенка.

Обмен. От одного этого слова мне хочется плакать. Похоже, мой демон был прав – ничто не делается за бесплатно.

– Поклянись, – настаиваю я хриплым шепотом.

– Клянусь своей честью.

Я киваю.

– Я сделаю это.

Медленно поднимаюсь со стула, пытаясь все осмыслить. Я уже подхожу к двери, когда до меня доносится голос Массимо, заставивший меня остановиться.

– Что случилось с Захарой?

– С ней ничего не случилось. У нее витилиго. Это просто кожное заболевание. Если бы ты позволил нам навестить тебя, ты бы знал.

– Я рассчитывал на смягчение приговора, но каждое мое прошение об условно-досрочном освобождении отклонялось. И я готов поспорить, что Леоне тоже как-то за этим стоит. – Он поднимает руки перед собой, напрягая цепи. – Я не хотел, чтобы вы видели меня в таком состоянии. Веришь или нет, но ты мне небезразлична, Нера. Вы – моя семья. Я бы никогда не запретил Нунцио выдать тебя замуж, когда тебе исполнится восемнадцать, если бы мне было наплевать.

Мой взгляд скользит по его огромному телу, распростертому на стуле, затем вверх, по его татуированным рукам и кистям, и останавливается на его лице.

– А может, ты просто хотел устроить брак, который будет способствовать твоим планам?

Его губы расширяются в коварную ухмылку.

– И это тоже.

– Может, тюрьма и изменила тебя внешне, но внутри ты все тот же хитрый парень, каким я тебя помню.

– Никогда не думай, что знаешь человека, пока не проживешь его жизнь, Нера.

– Ага, – я взялась за ручку двери, – недавно я поняла это.