Текст книги "Дом скорпиона"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

33
Костяной двор

Едва из-под двери начал пробиваться тусклый утренний свет, за Маттом и Чачо пришли двое молодых хранителей. Все тело у Матта затекло, и, когда хранители поставили его на ноги, он бессильно упал на пол. Из-под ленты, закрывавшей рот Чачо, донеслось презрительное фырканье.

Их вывели на улицу и усадили в тележку, из тех, на каких хранители развозили оборудование. На водительском сиденье с сигаретой в зубах восседал Хорхе.

Сначала тележка, питающаяся солнечной энергией, катилась довольно медленно, но потом, когда солнце поднялось повыше и залило соляные равнины своими оранжевыми лучами, ее скорость заметно возросла. Мимо пролетали креветочные чаны. Матт понял, что их везут к западной окраине фабрики. Под колесами хрустели мелкие камушки, шуршал песок.

Матту ужасно хотелось пить. И есть тоже. Он с горьким удовлетворением отметил, что плечо Хорхе заковано в гипс. Матт надеялся, что тому очень больно.

Вскоре тележка свернула с дороги и, трясясь и подскакивая, покатила по неровной земле. Матт видел, что они едут параллельно ограде. Видел белые стаи чаек над калифорнийским заливом. Пыльный ветер доносил до него их крики.

Тележка между тем катила все дальше и дальше. Время от времени, когда она увязала в песке, хранители выходили из нее и подкладывали под колеса ветки креозотовых кустов. В конце концов тележка застряла совсем, и дальше хранителям пришлось тащить мальчиков на себе.

Они перевалили через гряду холмов. Перед ними раскинулась широкая низина, которая раньше полнилась живой морской водой, а теперь была засыпана костями мертвых китов. Огромные ребра торчали в стороны, словно шипы на гигантском терновом венце.

– Это место у нас называется Костяным двором,– весело сообщил Хорхе.

Матт вспомнил, как вскоре после его прибытия кто-то сказал: «Здесь твое чванство не пройдет. У нас есть местечко под названием Костяной двор, и самые злостные баламуты выходят оттуда смирными, как овечки».

– Снять с них ленту? – спросил один из хранителей.

– Только со рта,– ответил Хорхе. Но тогда они не смогут выбраться!

– Они хотели меня убить! – заорал Хорхе.– Хотите, чтобы убийцы приползли обратно и устроили революцию?

– Карлос этого не одобрит...

– Предоставьте Карлоса мне,– отрезал Хорхе.

С лица Матта содрали клейкую ленту. Мальчик пошевелил челюстями, провел языком по израненным губам.

– Тебе кажется, что ты умираешь от жажды? – улыбнулся Хорхе.– Погоди, посмотрим, как ты запоешь завтра.

– Это он убийца! – закричал Матт.

Больше он ничего сказать не успел, потому что хранители подхватили его за руки и за ноги, раскачали, как мешок с песком, и швырнули в гущу костей. Пролетев несколько метров, он с треском приземлился, кости зашатались под ним, подались, и он провалился еще ниже. Так он падал и падал, кувыркаясь, пока не достиг сравнительно ровной груды черепов. Он словно висел посреди бескрайнего моря костей, и над головой его сквозь путаницу ребер и позвонков виднелось ослепительно синее небо. Матт осторожно повернул голову. Под ним разверзлась черная бездна – о глубине ее можно было только гадать.

В следующее мгновение рядом с ним приземлился Чачо. Костяная гора дрогнула, и Матт провалился еще на несколько футов. В спину вонзилось острое ребро, по лицу размазалась мелкая соляная пыль. Чачо закашлялся. Матт услышал, как прохрустели по песку тяжелые шаги хранителей; гудение тележки стало тише и вскоре угасло вдалеке.

– Ты цел? – окликнул его Чачо.

– Смотря как понимать.– Матт сам удивился, что еще способен шутить.– Ты не ушибся?

– Не очень. Какие планы?

– Как раз над этим раздумываю,– сказал Матт. Костяная труха засыпала лицо, набилась в рот.– Выпить бы чего-нибудь.

– И не говори! – отозвался Чачо.– Я думаю, если найти кость поострее, можно перерезать ленты.

– Мне тут как раз одна такая в спину воткнулась,– сказал Матт.

Говорил он весело и беззаботно, словно обсуждал, как бы урвать лишних десять минут для сна, а не искал спасения от медленной, мучительной смерти.

– Везет же некоторым...

Голос Чачо тоже был весел, но Матт догадывался, что парню страшно ничуть не меньше.

Матт извивался, пока запястья не коснулись зазубренной кости. Он принялся пилить, но тут груда костей зашевелилась, и он соскользнул еще ниже.

– Матт! – заорал Чачо.– Он был на грани паники.

– Я здесь. Не получается. Может, ты попробуешь? Сердце Матта отчаянно колотилось в груди, он не смел лишний раз шелохнуться. Вся груда костей ходила ходуном, как живая, и он боялся даже подумать, что будет, если придется падать до самого дна.

– Тьфу ты черт! – закричал Чачо. Матт скорее почувствовал, чем услышал, как друг скользит сквозь путаницу костей.

– Не спеши. У нас времени хоть отбавляй,– сказал Матт.

– Заткнись! В этой яме водится кое-кто пострашнее...

Матт услышал пронзительный писк. Неужели там, внизу, в темноте, кто-то живет?! Что за существо могло выбрать себе такой дом?!

– Это летучие мыши! Противные, склизкие!

– Летучие мыши не склизкие.

Матт с облегчением вздохнул. Уж лучше настоящие живые существа, чем выдуманные чудовища.

– Хватит шутить! Они у нас всю кровь высосут!

– Не высосут,– возразил Матт.– МысТэмомЛином их сто раз видели.

– Они только ждут темноты. Я в кино видел! Ждут темноты, а потом набрасываются и сосут кровь.

Паника Чачо оказалась заразительной. Матту тоже стало страшно.

– Тэм Лин говорит, это обыкновенные мыши с крыльями. Они нас боятся так же, как мы их...

– Она на меня напала! – завопил Чачо.

– Лежи смирно! Не шевелись! – заорал Матт в ответ. Ему в голову пришла страшная мысль – надо предупредить Чачо, пока не поздно!

Чачо визжал все громче, но, видимо, совет Матта все-таки расслышал, потому что отбиваться перестал. Через минуту крики его утихли, сменились жалобными всхлипами.

– Чачо! – позвал Матт.

Ответа не было. Чачо громко плакал. Матт осторожно повернулся, выискивая еще одну острую кость. Внизу, в призрачной темноте, с писком сновали крошечные летучие мыши. Отыскали себе яму, удобную, как пещера, и порхают туда-сюда, лавируя между костей, как рыбы в море. Снизу просачивался кислый душок, растревоженный взмахами их крыльев.

– Чачо! – снова крикнул Матт.– Я здесь. Летучие мыши спустились вниз. Я попытаюсь перепилить ленту.

– Нам отсюда не выбраться,– простонал Чачо.

– Еще как выбраться! – заверил его Матт.– Только надо вести себя очень осторожно. Нельзя дальше проваливаться.

– Мы погибнем,– рыдал Чачо.– Если попробуем выбраться, кости обрушатся. А их тут тонны. Мы свалимся на дно, и нас засыпет.

Матт ничего не ответил. Он думал примерно так же. На миг его захлестнуло, пеленой заволокло мысли горькое отчаяние. Неужели это конец?! Неужели вот так закончится последний шанс на жизнь, который дали ему Тэм Лин и Селия? Они никогда не узнают, что с ним случилось. Будут думать, что он их бросил.

– Тэм Лин говорит, что когда кролики попадают в лапы к койоту, они перестают бороться,– сказал Матт, когда к нему вернулась способность владеть голосом.– Говорит, что кролики соглашаются умереть, потому что они животные и не понимают, что такое надежда. Но люди – дело другое. Они всегда борются за жизнь, как бы плохо им ни приходилось, и иногда побеждают, хотя кажется, что весь мир обернулся против них.

– Да. Примерно один раз в миллион лет,– отозвался Чачо.

– Два раза в миллион лет,– поправил его Матт.– Нас ведь двое.

– Ну и идиот же ты,– сказал Чачо, но плакать перестал.

Солнце медленно ползло по небу. Матту все сильнее хотелось пить. Он старался не думать о воде, но ничего не получалось. Язык прилип к небу. На зубах скрипел песок.

– Я нашел острую кость,– сообщил Чачо.– Кажется, чей-то зуб.

– Отлично,– пропыхтел Матт, старательно перепиливая ленту о ребро.

Эта чертова лента обладала удивительной способностью растягиваться. Он все пилил и пилил, а лента только делалась все длиннее и длиннее, но никак не рвалась. Однако вскоре она растянулась так, что Матт смог вытащить руки.

– Я освободился! – крикнул он.

– Я тоже,– отозвался Чачо.– Теперь высвобождаю ноги.

Матт ощутил проблеск надежды. Он осторожно подтянул ноги к груди и подцепил ленту обломком кости. Двигаться приходилось невыносимо медленно, чтобы не провалиться еще глубже, и каждую минуту он останавливался передохнуть. Он сильно ослаб.

Чачо, видимо, тоже подолгу отдыхал.

– Кто такой Тэм Лин? – спросил он в одну из таких пауз.

– Мой отец,– ответил Матт. На этот раз он не запнулся.

– Чудно как-то... Почему ты называешь родителей по имени?

– Они так хотели.

Наступило долгое молчание. Потом Чачо спросил:

– Ты и правда зомби?

– Нет, конечно! – возмутился Матт.– Думаешь, я смог бы так разговаривать?!

– Но ты их видел?

– Да,– ответил Матт.

Ветер стих, в воздухе повисла тяжелая неподвижность. Тишина была зловещей: казалось, пустыня чего-то ждет. Даже летучие мыши перестали пищать.

– Расскажи о зомби,– попросил Чачо.

И Матт описал ему одетых в коричневое мужчин и женщин, гнущих спину в полях, и садовников, которые ножницами подстригают траву на газоне у особняка Эль-Патрона.

– Мы называли их идиойдами,– сказал он.

– Видимо, ты там долго прожил,– заметил Чачо.

– Всю жизнь.– Матт решил сказать правду.

– Твои родители были... идиойдами?

– Скорее их можно назвать рабами. В таком доме хватает работы и для людей с нормальным интеллектом.

Чачо вздохнул.

– Значит, с моим отцом тоже, может быть, все в порядке. Он был музыкантом. Там у вас были музыканты?

– Да,– ответил Матт, подумав о мистере Ортеге. Но мистер Ортега не мог быть отцом Чачо – слишком давно он жил в поместье.

Солнце клонилось к западу. Было заметно темнее, чем положено в это время суток, даже если учесть, что хитросплетение костей загораживает свет. Снова подул ветер. Он стонал среди костей, как заблудившийся призрак, и оказался неожиданно холодным.

– Как будто Ла-Льорона плачет,– сказал Чачо.

– Это просто сказка,– отозвался Матт.

– Мне о Ла-Льороне рассказывала мама, а моя мама никогда не врала!

Чачо мгновенно заводился в ответ на любое оскорбление в адрес его матери, настоящее или мнимое. Матт знал, что она умерла, когда Чачо было шесть лет.

– Хорошо. Я поверю в Ла-Льорону, если ты поверишь, что летучие мыши не опасны.

– Лучше бы ты о них не вспоминал,– сказал Чачо. Ветер задул еще сильнее, над равниной заклубилась пыль. Верхние кости загрохотали, и внезапно все вокруг осветила яркая вспышка. Где-то вдалеке громыхнул гром.

– Это гроза! – удивился Матт.

Холодный ветер принес запах дождя, и жажда стала еще мучительней. В пустыне грозы бывают редко, особенно в августе и сентябре, но все же случаются. Они налетают внезапно, опустошают все вокруг и столь же стремительно утихают. Эта гроза обещала быть впечатляющей. Небо сначала побелело, потом стало розовым, как персик: это лучи заходящего солнца подсветили снизу огромную сизую тучу. Засверкали молнии. Матт считал, сколько секунд проходит от вспышки до грома, чтобы оценить расстояние до грозы: миля, полмили, четверть мили, потом прямо у них над головой. Туча разверзлась, и из нее посыпались градины величиной с вишню.

– Лови градины! – закричал Матт, но сквозь нестихающий грохот Чачо его вряд ли расслышал.

Матт ловил градины, отскакивающие от костей, и запихивал в рот. Потом пошел дождь, сильный, как из ведра. Матт раскрыл рот и принялся жадно пить. Во вспышках молнии он видел, что летучие мыши приникли к костям. По стенкам впадины с журчанием струились потоки воды.

Потом все закончилось. Ветер унес грозу к другому концу пустыни. Молнии стали реже и слабее, но вода по-прежнему стекала во впадину. Стараясь не делать резких движений, Матт снял рубашку и отжал ее себе в рот. Дождь немного оживил его, хотя, чтобы полностью восстановить силы, воды было явно недостаточно.

Небо стало почти черным.

– Пока хоть что-нибудь видно, надо определить направление к ближайшему краю,– окликнул Матт друга.– Я высвободил ноги. А ты?

Чачо не отвечал.

– Ты цел?! – Матта пронзила страшная мысль: вдруг Чачо во время грозы соскользнул на дно впадины?! – Чачо! Отзовись!

– Летучие мыши,– раздался слабый голос. Матт вздохнул с облегчением.

– Они тебя не тронут,– сказал он.

– Они по мне ползают,– простонал Чачо.

– По мне тоже.– Тут только Матт почувствовал, что с ног до головы облеплен крохотными существами.– Они... они просто хотят укрыться от дождя,– пробормотал он, надеясь, что это правда.– Вода затопила их гнезда. И наверное, они хотят согреться...

– Они ждут темноты,– упрямо возразил Чачо.– И тогда примутся сосать кровь.

– Не говори глупостей! – заорал Матт.– Они напуганы и замерзли!

Щекочущие прикосновения вселяли в него инстинктивный ужас. Далекая вспышка молнии выхватила из темноты крошечную тварюшку, приникшую к его груди.

У нее был плоский нос, уши как листики, а изо рта торчали тоненькие, острые как иголки зубы. Под кожистым крылом у нее сидел малыш. Это была мать, спасающая своего детеныша от потопа.

– Ты меня не укусишь? – спросил Матт у летучей мыши.

Он осторожно повернулся, застыл на месте, когда кости под ним зашевелились, и пополз, направляясь туда, где, по его мнению, лежал ближайший край. Летучая мышь повисела немного у него на груди, потом вспорхнула и скрылась в темноте.

Он будто плыл по причудливому грозному морю. При каждом движении вперед Матт немного проваливался вниз. Один раз тяжелая кость опустилась ему на спину, и он испугался, что застрянет: попросту не сможет двигаться и будет ждать смерти, будто муравей в янтаре. Но затем кости чуть-чуть переместились, и он смог поползти дальше.

Наконец, когда в яме стало совсем темно, его руки коснулись не кости, а скалы. Матт ухватился за выступ и медленно подтянулся. Ноги уперлись в камень. Он привалился к стене, задыхаясь от изнеможения. По склону стекала тоненькая струйка воды. Матт жадно приник к ней и стал лакать по-собачьи. Вода была холодная, чуть солоноватая. Чудесная на вкус!

– Чачо! – крикнул он.– Ползи на мой голос, и доберешься до края. Здесь есть вода.

Чачо не отвечал.

– Я буду все время говорить, чтобы ты знал, куда идти. И Матт принялся рассказывать о своем детстве, опуская только те места, которые было слишком трудно объяснить. Он рассказал о квартире Селии, о прогулках по горам с Тэмом Лином. Описал бараки идиойдов и опиумные поля вокруг них. Матт не знал, слышит ли его Чачо. Может быть, он лежит без сознания. Или летучие мыши в самом деле выпили у него всю кровь...

Только к середине ночи Матт выкарабкался на край впадины и без сил рухнул на мокрую землю. Шевелиться не было сил. Вся энергия, толкавшая его к свободе, испарилась. Он лежал на боку, наполовину погрузив лицо в жидкую грязь. Он не смог бы подняться, даже если бы пришел Хорхе с целым войском хранителей.

Матт то погружался в забытье, то снова приходил в себя. Очнувшись, он услышал из впадины какой-то шум. Прислушался, недоумевая, какое животное может издавать такие звуки, и тут до него дошло: это храпит Чачо. Его друг попросту уснул. Пусть он еще в яме, зато он жив. Летучие мыши все-таки не выпили у него кровь!

34
Креветочный комбайн

Когда Матт поднялся на ноги – чтобы сберечь жалкие крохи тепла, еще остававшиеся в теле, он всю ночь пролежал, свернувшись клубочком,– небо было темно-синим, а грязь подернулась тонкой пеленой инея. Студеный ветер покрыл рябью мелкие лужицы, разбросанные по пустыне. На востоке пламенела желто-розовая заря.

Еще никогда в жизни Матту не было так холодно. Зубы выбивали отчаянную дробь, тело словно превратилось в один большой сгусток гусиной кожи. В разгорающемся свете он разглядел, что, путешествуя по костяной яме, изорвал в клочья одежду. Руки и ноги были поцарапаны. В ходе отчаянной битвы за жизнь он не замечал мелких порезов, но теперь все тело мучительно ныло.

– Чачо! – позвал он, глядя на расстилающееся внизу море костей, сероватое в предутреннем свете.– Чачо!

Порыв ледяного ветра унес голос Матта прочь.

– Я на берегу. Я выбрался! И ты выберешься. Иди на мой голос.

Ответа не было.

– Ты немножко спустишься, но в конце концов все равно доберешься до края. И тогда я тебе помогу,– кричал Матт.

Никакого ответа! Матт расхаживал вдоль края ямы. Он имел примерное представление о том, где находится Чачо, но не видел его.

– Здесь есть вода – осталась после грозы. Я не могу принести ее тебе, но ты сам до нее доберешься. И тебе станет легче. Пожалуйста, Чачо! Не сдавайся!

Но мальчик не отвечал. Матт нашел впадинку с дождевой водой и пил, пока не свело зубы. Вода была ледяной. Вернувшись к яме, он звал, молил, даже ругал Чачо, лишь бы добиться ответа. Безуспешно!

Когда над горизонтом взошло солнце и его лучи залили бледно-оранжевым светом окрестные холмы и кустарники, Матт свернулся калачиком под большим камнем и заплакал. Он не мог придумать, что еще предпринять. Чачо там, внизу, но его не найти. Даже если удастся найти, к нему не спустишься. В пустыне нет растений, из которых можно свить достаточно длинную и прочную веревку...

Матт плакал до изнеможения – то есть недолго, потому что сил у него осталось совсем ничего. Солнечные лучи немного согрели воздух, но, едва Матт поднялся на ноги, ветер тут же унес тепло прочь.

Что делать?! Куда идти?! Не ждать же здесь, пока Хорхе приедет посмотреть, как идут дела. Но нельзя и бросить Чачо. Он снова поплелся к яме и уселся на краю. Говорил и говорил, то призывая Чачо идти на голос, то просто вспоминая свое детство.

Он рассказывал об Эль-Патроне и его фантастических днях рождения. О Марии и Моховичке. Он говорил, пока в горле не пересохло, но и тогда не замолчал, потому что это была единственная ниточка, связывавшая его с другом. Если Чачо слышит, ему будет не так одиноко и, может быть, он останется жив.

Солнце поднялось уже достаточно высоко и наконец заглянуло в яму. Невдалеке Матт увидел коричневое пятнышко. Это была рабочая униформа, которую носили все мальчишки на фабрике.

– Я тебя вижу, Чачо,– заорал Матт.– Ты недалеко от края. Попробуй, ты выберешься.

Издалека послышался металлический лязг. Это не могло быть тележкой Хорхе, но, быть может, сегодня хранитель взял что-нибудь помассивнее. Матт прикрыл глаза от солнца. Хотел было убежать, спрятаться, но с ужасом понял, что оставил на мягкой после дождя глинистой земле множество следов. До прибытия машины их не сотрешь!

Он в отчаянии ждал хранителей, но вместо них с радостным изумлением увидел креветочный комбайн Тон-Тона. Он тащился по пустыне, постанывая и содрогаясь от носа до кормы. На капоте сидел Фиделито. Заметив Матта, он соскочил и со всех ног бросился к нему.

– Матт! Матт! – вопил малыш на бегу.– Ты выбрался! Где Чачо?!

Он кинулся Матту на шею, чуть не сбив того с ног.

– Как я рад! Ты жив! Я так волновался!

Матт придерживал его за рукав, чтобы малыш ненароком не свалился в яму.

Креветочный комбайн остановился.

– Я... гм... подумал, может, тебе нужно помочь,– пропыхтел Тон-Тон.

Матт расхохотался. Смех получился несколько истеричным.

– Нужно помочь? – выдавил он.– Можно сказать и гак.

– Я и сказал,– озадаченно проговорил Тон-Тон. Матт задрожал всем телом, смех перешел в бурные рыдания.

– Не плачь! – вскричал Фиделито.

– Чачо,– всхлипывал Матт,– он среди костей. Он не говорит. Наверное, мертвый!

– Где? – спросил Тон-Тон. Матт, не выпуская руки Фиделито – он ужасно боялся, что малыш нечаянно упадет в яму,– показал на пятнышко коричневой униформы.

Тон-Тон подвел комбайн к самому краю и, нажав какие-то рычаги, потянулся к костям механической рукой, которой обычно опрокидывал в контейнер чаны с подросшими креветками. На конце руки был большой крюк. Медленно и методично Тон-Тон принялся расчищать слой за слоем, пока на свет не показалось лицо Чачо. Глаза мальчика были закрыты. Тон-Тон отодвинул еще несколько костей, и Матт увидел, что одежда Чачо порвана и окровавлена, но друг явно дышит.

– Было бы лучше, если бы он... гм... помог,– сказал Тон-Тон.

Он управлял машиной бережно, как хирург на операции.

– Может, я вскарабкаюсь по руке и обвяжу его веревкой?

Матт перестал плакать, но все еще дрожал.

– Гм,– буркнул Тон-Тон.– От тебя помощи будет как... гм... от пьяного канюка [22]22
  Канюк, или сарыч,– род хищных птиц семейства ястребиных.


[Закрыть], который пытается тащить... гм... дохлую корову.

Он продолжал работать так медленно и осторожно, что Матт едва не закричал от нетерпения. Но в этом определенно был смысл. При малейшем неверном движении кости могли обрушиться и завалить Чачо.

Наконец Тон-Тон сомкнул челюсти креветочного комбайна вокруг тела Чачо. Могучие створки были способны сокрушить камень, но Тон-Тон подхватил мальчика осторожно, как хрупкое яйцо. Комбайн попятился. Механическая рука развернулась и опустила Чачо на землю. Тон-Тон втянул руку и аккуратно уложил ее на крышу креветочного комбайна: методичный во всем, он не собирался оставлять дело незаконченным.

Матт упал на колени возле Чачо и нащупал пульс. Он был медленным, но ровным. Фиделито похлопал мальчика по лицу.

– Почему он не просыпается?

– Он... гм... в шоке,– ответил Тон-Тон, вылезая из машины.– Я такое уже видал. Люди могут выдержать столько страха, сколько могут, и ни на йоту, гм, больше. Потом они впадают, гм, вроде как в спячку. Подержите его, я волью в него воды.

Матт бережно приподнял Чачо, и Тон-Тон, разжав мальчику челюсти, влил ему в горло немного красной жидкости из пластиковой бутылки.

– Клубничная газировка,– пояснил он.– Хранители ее все время пьют. В ней есть электролиты. Полезна при обезвоживании.

Матт подивился медицинским познаниям Тон-Тона. Этот малый сохраняет в памяти все, что услышит...

Чачо закашлялся, облизал губы, глотнул. Его глаза распахнулись. Он схватил бутылку и принялся жадно пить.

– Притормози! – крикнул Тон-Тон и отобрал бутылку.– Если будешь пить так быстро, тебя, гм, вырвет.

– Еще! Еще! – стонал Чачо, но Тон-Тон заставил его пить маленькими глотками.

Чачо отчаянно ругался, но Тон-Тон пропускал его оскорбления мимо ушей и продолжал медленно цедить клубничную газировку в рот Чачо, пока не решил, что с того достаточно.

Потом он вручил еще одну бутылку Матту.

«Вкусно, как на небесах»,– подумал мальчик, прополоскав рот сладким напитком.

Наверное, для него вкус клубничной газировки будет тем же, чем были для Эль-Патрона каменные крабы с Юкатана.

– Пора идти,– сказал Тон-Тон и запустил мотор креветочного комбайна.

Эйфория мигом покинула Матта:

– Возвращаться?! Хорхе нас убьет. Я сам слышал, он так сказал.

– Рано прощаешься с жизнью,– сказал Тон-Тон.– Мы едем в Сан-Луис искать мою абуэлиту.

– Это я придумал,– вставил Фиделито.

– Нет, я! – твердо заявил Тон-Тон.

Матт зажал Фиделито рот ладонью. Какая разница, кто что придумал, лишь бы Тон-Тон не свернул с намеченного пути.

– Не знаю, далеко ли я смогу уйти,– прошептал Чачо. Он был на грани обморока.

– Вот поэтому я и захватил с собой... гм... креветочный комбайн,– сказал Тон-Тон.– Вы с Маттом поедете в контейнере, а Фиделито... гм... сядет рядом со мной.

На этом, по мнению Тон-Тона, дискуссия была закончена. Матт решил не спорить. После долгих и тщательных раздумий Тон-Тон пришел к решению бежать с фабрики. И если он хочет бежать со скоростью пять миль в час, никакие доводы Матта его не разубедят. Матту стало интересно, каким образом Тон-Тон собирается ускользнуть от хранителей.

Матт помог Чачо забраться в контейнер. Хоть стоячая вода и была спущена, внутри все равно пакостно воняло гнилыми креветками. Матта чуть не вывернуло наизнанку – даже несмотря на то, что желудок был пуст. Ладно, по крайней мере, по дороге есть не захочется...

Чачо тут же уснул на сыром полу, а Матт вскарабкался по лестнице и подставил лицо свежему холодному ветру.

Пять миль в час! Матт понял, что был чересчур оптимистичен. Даже Фиделито мог бы скакать по камням быстрее, чем ковылял креветочный комбайн. Приходилось объезжать камни и избегать ям; несколько раз машина едва не опрокидывалась, лишь в последний момент чудом выпрямляясь и продолжая путь.

Они поехали на север, обогнули впадину с костями и свернули к западу. Земля была усеяна валунами, комбайн то и дело увязал в глубоком песке и сдвигался с места с жалобным стоном. Наконец они добрались до забора, и Тон-Тон остановился.

– Выходите,– скомандовал он.

Он помог Матту вытащить Чачо из креветочного контейнера. Парень был так слаб, что едва мог стоять на ногах. Ребята уложили его на мягкий песок. Фиделито возбужденно приплясывал вокруг.

– Останешься здесь,– велел Тон-Тон малышу.– Я серьезно. Если, гм, увижу тебя возле комбайна, я из тебя, гм, мозги вышибу.

– Не вышибет,– шепнул Фиделито, глядя, как Тон-Тон забирается на водительское сиденье.

– А где хранители? – спросил Матт.– Разве вы не боитесь, что они за нами погонятся?

– Еще чего! – Фиделито аж подпрыгнул от восторга.– Они все заперты у себя в корпусе. Двери и окна заложены мешками с солью. Целые горы мешков! Все мальчишки помогали...

– И хранители не пытались вам помешать?

– А они спали,– простодушно ответил Фиделито.– Тон-Тон сказал, их не разбудишь, хоть из пушек пали...

У Матта в душе шевельнулось нехорошее подозрение, но он пока что решил воздержаться от вопросов – его слишком занимало то, что затеял Тон-Тон. Парень подцепил челюстями креветочного комбайна одну из проволок в ограде, медленно подал машину назад, проволока натянулась и – щелк! – порвалась. Таким же манером Тон-Тон разорвал вторую проволоку, потом еще и еще одну... Вскоре в заборе зияла дыра, в которую мог проехать весь комбайн.

Матт с тревогой смотрел на ограду. Самая главная, самая страшная проволока была еще на месте – она потрескивала и гудела на ветру.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Матт у Чачо.

– Не знаю,– слабым голосом отозвался мальчик.– Не понимаю, что со мной случилось. Я пытался добраться до тебя, но кости обрушились. Они были такие тяжелые, что я едва дышал. Меня как будто камнем придавило.

Он умолк.

– Грудь не болит? – спросил Матт.

Теперь он понял, почему Чачо не отвечал ему ночью.

– Немного. Но кажется, я ничего не сломал. Просто... мне как будто не хватает воздуха.

– Ты лучше помолчи,– сказал Матт.– Вот доберемся до Сан-Луиса, сразу же отведем тебя к врачу.

Он очень тревожился, хотя тоже не понимал, что случилось с другом.

Тон-Тон проехал в дыру и помог Матту затащить Чачо обратно в контейнер. Дальше дело пошло значительно лучше. Параллельно забору шла укатанная дорога, и креветочный комбайн ехал намного быстрее.

Все пили клубничную газировку – у Тон-Тона в кабине был припасен целый ящик. Примерно через час пути они остановились размять ноги, а заодно и перекусить. При виде еды, разложенной Тон-Тоном на капоте, у Чачо и Фиделито вырвался восторженный возглас: таких угощений они не то что не пробовали – в глаза не видывали! Они лакомились перечной колбасой и сыром, консервированными оливками и сливочными крекерами. После еды им захотелось пить, но газировки было хоть залейся. На десерт всем достались шоколадные конфеты в золотых обертках.

– Вот здорово! Я прямо как в раю,– вздохнул Фиделито, с довольным видом поглаживая себя по животу.

Матт же беспокоился: ему казалось, что они едут слишком медленно, да и вообще ведут себя чересчур беспечно.

– Ты не боишься, что хранители выберутся? – спросил он Тон-Тона.

– Я ему рассказал про мешки с солью,– встрял Фиделито.

– Они... гм... все спят,– коротко ответил Тон-Тон.

– Вряд ли, столько времени прошло...– возразил Матт. И тут до него дошло: – Ты что, дал им лауданум?!

– Они его заслужили,– сказал парень тем же твердым тоном, каким до этого, в лазарете, защищал хранителей.

– Сколько?

– Достаточно.

Матт понял, что больше из него ни слова не вытянешь.

– Было так здорово! – щебетал Фиделито.– Тон-Тон сказал, что мы поедем тебя спасать, надо только дождаться рассвета...

– Комбайн работает... гм... на солнечной энергии,– пояснил Тон-Тон.

– Флако на всякий случай проверил, спят ли хранители. Он с другими ребятами спер еду, а потом они притащили целую кучу мешков с солью и сложили их вокруг корпуса, Флако сказал, что подождет гравилета, который привозит продукты, и полетит в главный... главный...

– В главный штаб хранителей,– подсказал Тон-Тон.

– Да! И расскажет там, что натворил Хорхе!

– Флако доверяет главному штабу. А я нет,– сказал Тон-Тон.

– Я тоже нет,– пробормотал Чачо.

Его прислонили к боку комбайна и вручили бутылку клубничной газировки. Мальчик, казалось, с трудом сохраняет сознание.

– Надо бы поторопиться,– сказал Матт, тревожно глянув на Чачо.

– Да,– согласился Тон-Тон.

И креветочный комбайн покатил дальше, пока не достиг перекрестка, на котором изгородь сворачивала направо. Дорога уходила на север, к гряде невысоких холмов. Налево лежали остатки пересохшего Калифорнийского залива – выжженная солнцем пустыня безжизненных дюн. Над дюнами витал омерзительный запах – та самая неописуемая вонь, которую Матт когда-то давным-давно почувствовал около идиойдовых бараков, только здесь она была во сто крат резче.

Солнце клонилось к западу. По пустыне протянулись длинные тени. Креветочный комбайн медленно полз к холмам, но на полпути к перевалу, где дорога полностью терялась в тени, остановился.

– Все, приехали,– сказал Тон-Тон, выпрыгивая из кабины.– До рассвета теперь с места не сдвинется...

Вдвоем с Маттом они вытащили Чачо из контейнера, бережно уложили его на дорогу и укутали в одеяла, которые Тон-Тон предусмотрительно захватил с собой. Потом, оставив Фиделито на страже, они дошли до перевала и присели на корточки, глядя, как солнце медленно погружается в лиловую дымку.

– Далеко еще до Сан-Луиса? – спросил Матт.

– Мили три или четыре,– ответил Тон-Тон.– Придется пересечь Рио-Колорадо.

– Вряд ли Чачо сможет дождаться утра... Тон-Тон продолжал смотреть на исчезающее солнце.

Трудно было сказать, что у него на уме.

– Вон там я... гм... шел за родителями в Страну грез.– Он ткнул пальцем куда-то в далекую дымку.– Хорхе спас меня от собак. Мне казалось, что он... гм... замечательный. А он, оказывается, считал меня... гм... кретином...

Тон-Тон понурил голову.

Матт догадался, что он плачет, и сделал вид, будто не замечает этого. Не хотел смущать друга.

– Со мной тоже произошло нечто подобное,– сказал он.

– Правда? – спросил Тон-Тон.

– Человек, которого я любил больше всех на свете, пытался меня убить.

– Вот это да! – Тон-Тон присвистнул.—Да, брат, несладко тебе пришлось...

Они долго сидели молча. Издалека до них доносился звонкий голосок Фиделито: малыш рассказывал Чачо, как это здорово – спать под открытым небом, прямо под звездами, и сколько раз он и абуэлита ночевали так, когда ураган разрушил их домик на берегу моря.

– Наверное, тебе с Фиделито лучше... гм... пойти в Сан-Луис пешком,– сказал Тон-Тон.– Если найдете врача, приведите его сюда. А если не вернетесь... гм... до рассвета, я поеду дальше.