Текст книги "Раб. Часть 1 и 2 (СИ)"

Автор книги: Нэльте Нидейла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Верхушка Альянса якобы разрабатывает долгосрочную программу по приведению Тарина к галактическим нормам, но кто их знает, не получают ли они свою долю прибыли с такой замечательной площадки для легализации рабов?

У нас в конторе имеется распечатка таринской конституции, предоставленной в Альянс. Там очень много говорится о правах свободных граждан, а вот что касается рабов – затрагивается лишь поверхностно, со ссылкой на внутреннее законодательство Тарина.

Наверное, в эту внутреннюю часть и входит всё, что связано с категориями рабов, их статусом и специальностями.

Дальше Лерка передала то, что известно о подписании вольных. А ведь всё началось со статистики освобождений, именно ею и заинтересовался наш отдел… Всего несколько вольных, подписанных в представительствах Тарина по Галактике, поштучно пересчитать можно – не больше сотни, и ни один из освобождённых рабов не прожил дольше года… Около половины снова странным, но законным образом в рабстве очутились, с остальными что-то произошло. Кто в катастрофу попал, у кого несчастный случай, кто сам на себя руки наложил…

Как обстоят дела с освобождением тут, мы тогда не знали. Похоже – никак, тут рабов просто не освобождают.

Лерка сообщала, что это процесс непростой, раб должен пройти кучу каких-то проверок, не говоря уже о том, что тщательно перекапывается полная хронология его пребывания у всех хозяев…

Вольные официальным рабам подписывают исключительно в галактических представительствах Тарина, и, как я теперь понимаю, там же изымают чип и заменяют медчип. Потому что подобного рода распечатка наверняка хоть кого-нибудь заинтересовала бы, как и обнаруженный в мозгу подозрительный предмет.

Раскрываю захваченную из сейфа жуткую папочку, заставляю себя прочитать историю своего раба. Медраспечатку перекладываю дрожащими руками – едва ли я когда-нибудь смогу заглянуть в неё вновь.

История до отвращения банальна. Нормальный парень из нормальной семьи, в шестнадцать лет родители погибли в какой-то катастрофе, а он угодил в приют, до совершеннолетия. На два года всего. Стрессы, драки, нервы… представляю…

А потом, не успел оттуда выйти – глупость, ведь никто юридическую сторону не разъясняет, подписал какой-то контракт, идиот мой милый, родители же даже деньги оставили, лучше бы дело попытался какое открыть, лучше бы прогорел, а так… Как обычно: думал, ненадолго, заработает и свалит, а там какой-то хитрый пунктик был, по которому он сам не заметил, как в рабстве очутился, после мимолётного посещения Тарина.

Зарплату, мол, фирма может выплачивать нормальную только гражданину Тарина, поэтому необходимо принять гражданство. Наверняка же клялись, что в любой момент разрешается передумать и вернуться обратно. А о рабстве на Тарине он мог и вовсе не подозревать.

Если заманить обманом ничего не подозревающего человека добровольно стать гражданином Тарина, то на него автоматически распространяется и внутреннее законодательство. Тут уже дело юристов, каким образом и по какой причине гражданин Тарина переходит в статус раба. Лазеек миллион, не одна, так другая сработает. Главное, чтобы никто ничего до поры до времени не узнал.

А раб – существо бесправное, у него нет доступа даже к наследству родителей… Хм, ну это я Лерке передам, может, что придумают с нашими юристами. Если, конечно, это наследство ещё никто к рукам не прибрал… Может, вообще контракт возможно оспорить? Впрочем, сам подписывал – сам виноват, ни один суд не поможет. Совершеннолетний же уже был.

Кстати, нужно будет передать нашим и название, пусть займутся компанией. Ходят там, мальчиков неопытных, выпускников детских домов, собирают… Сколько их как мой Антер вляпались, и помочь некому? Да и девочек, наверное, не меньше…

Закусив губу, ощущаю, что, кажется, начинаю ненавидеть всё сволочное человечество. Стараюсь успокоиться, возвращаюсь к бумагам. Копирую все документы Антера, чтобы были под рукой, эх, появись Лерка хоть на день позже, я бы всё уже ей отдала…

Сначала – работал в охране, пока не получил какую-то серьёзную травму. Доктор, ведший пациента, по-тихому выкупил его для своей фармацевтической компании, чтобы препараты испытывать. То-то в медраспечатке имелись и язвы, и опухоли, и отравления, и множество иных побочных эффектов…

Потом была какая-то очередная конвенция о запрете опытов на людях, и от всех рабов быстренько избавились. Ну это я так понимаю, читая между строк… Потом – бои без правил, работы на астероидах по добыче различных ископаемых, побеги, возвращения, продажи, перепродажи… Амира… И так вот уже больше шести лет. Господи, что ж у тебя от психики осталось, милый?

Открываю экономические выкладки. Я как-то привыкла у нас на Амадеусе к солидным корпорациям и упору на техническое оснащение всего, что возможно. А выходит, среднему или мелкому производителю с отсталой планеты дешевле купить пару сотен рабов, дать необходимый минимум снаряжения и навыков и кормить спец-пайками, чем, дорогую, требующую постоянного серьёзного ухода автоматизированную установку.

Боже, с послужным списком Антера рассчитывать на вольную… Да ещё и Ямалита – фикция, несуществующая личность.

Как же быть, если я провалюсь, потяну и его за собой, нужно какое-то завещание нашим оставить, что ли… Не то правда Амире достанется. Только вот какое? Если не смогут добиться вольной, хотя бы определить его туда, где ему было бы нормально? А где?

Не выдержав, поднялась, тихо отворила дверь в его комнату. Стучать не стала – вдруг спит. Он лежал на спине, показалось, в темноте сверкнули глаза, но приглядевшись, не поняла, так ли это. В окно заглядывали сразу две местные луны, давая немного света. Чуть поколебалась на пороге. Кажется, он изо всех сил притворяется спящим. Уйти, что ли?

Не смогла, мягко подошла к кровати, села, провела рукой по щеке. Ты такой красивый, милый, был бы свободным – девки передрались бы. Ничего, я сделаю тебя свободным, прежде всего твою душу и самоосознание…

Вздохнул, открыл глаза.

– Не спишь? – спросила я.

– Что прикажет госпожа?

– Извини, не хотела тревожить. Просто думала…

Настороженный взгляд, чего это, дескать, госпожа извиняться решила, что она себе надумала…

– Мне хочется поговорить с тобой. Нормально. По-человечески.

– Что мне сделать, госпожа? – надо же, сел в кровати без приказа, даже на спинку облокотился.

– Скажи… а было место, где тебе жилось нормально, хотя бы относительно? Я имею в виду, когда ты уже попал в рабство…

– Госпожа хочет меня продать?

– Я не хочу тебя продавать, но может случиться так, что… что я не смогу о тебе позаботиться, и тогда… Мне нужно знать, куда тебя устроить.

Боже, зачем я полезла к нему с этим разговором сейчас! То, что волнует тебя, для него очередная пытка и неизвестность! Не умею я с травмированными детьми общаться, чёрт!

Антер

Внутри всё захолонуло. Она это специально. Продаст. Амире. Лучше умереть. Пытаюсь не показать своего ужаса:

– В охране нормально было, не наказывали по пустякам, кормили хорошо, не заставляли… – запнулся и с вызовом выдал: – …ничего. Но продавая меня врачам, поставили резолюцию "не пригоден". Иначе было нельзя. Теперь мне туда возврата нет.

– Но медкабина…

– Кого волнует медкабина, когда стоит резолюция.

Тамалия

Ну да, логично. Ладно, подумаю, что можно сделать.

– Когда? – глухо спросил.

– Что – когда? – не поняла я.

– Продавать меня когда будешь.

Хм, сейчас, видимо, услышу всю правду о себе. Может, тем лучше, пусть выговорится?

– Не знаю, не от меня зависит, к сожалению.

– Говори… – почти рычит.

Нарывы, сказывают, нужно вскрывать? Ох, не пожалеть бы потом… Но прежде, чем строить что-то новое, нужно вычистить всю грязь.

– Вполне возможно, что скоро.

– Сколько у меня дней?

– Какая разница, если ты всё равно не собираешься вести себя как тебе сказано?

Говорю, ожидая. Сорвётся ли на мольбы или наоборот, решит, что ну их нафиг, раз всё равно бесполезно…

– А зачем? Ты передумаешь?

– Возможно.

Столько ненависти в глазах, столько отвращения… прямо не по себе, судорожно вспоминаю: он видел, куда положила кнут, а сейф пока ещё откроешь…

Какой к чёрту сейф, о чём ты?!

Чёрт, наверняка ж решит, что я с Амирой сговорилась… Ёпрст, не подумала о ней, а он же наверняка первым делом…

– Все вы похотливые извращённые суки, – выдыхает. – Доставляет удовольствие издеваться, ну давай, издевайся, чего уж. Я же сразу видел, что как раб тебя не привлекаю и ни для чего не гожусь, но зачем, зачем же… – он вдруг закусил губу и, кажется, всхлипнул. – Ведь я же помню, что такое свобода, тому, кто всегда был рабом, это слово мало что говорит… А надо мной приятно издеваться, конечно! Да, дрянь?

Повинуясь порыву, я подалась вперёд и обняла его. Он какое-то время сдерживался, лишь тяжело дыша, после уткнулся в моё плечо и разрыдался.

– Вот так, милый, – шептала, – давай, пусть выходит грязь и зараза, нужно освободить место… Выговорись…

Антер

Не дождёшься… Я знаю, что вам нельзя говорить ничего, иначе не успеешь оглянуться, а вы уже спешите воспользоваться… Да, в меня много лет вбивали необходимость подчиняться, но мне по-прежнему не безразлично, что со мной делают! Да, я знаю, что если не исполню хоть малейший хозяйский каприз, меня ждут часы изматывающей боли, во время которой я буду молиться, чтобы наконец-то сдохнуть, чтобы хозяин подержал палец на кнопке чуть дольше, чем я в состоянии выдержать. Видишь, какое мне крепкое тело досталось, сколько его ни калечили – после медкабины как новое, начинай сначала! Да, в очередной раз вылезая из медкабины я готов на что угодно, лишь бы больше не попасть в неё, понимаю, что это невозможно, что хозяину всегда есть за что наказать, а и ни за что, просто для своего удовольствия – тоже никто не запретит! Но каждый раз думаю, а вдруг хоть немного оттяну эту участь, вдруг не сегодня, не сейчас, вдруг будет хоть полчаса без боли! Пусть это будут полчаса на полу, да хоть раком, только без боли!!! Давай, издевайся надо мной, покажи своим подружкам, какой у тебя послушный раб, что хочешь сделает, сам себя кнутом отходит, ведь он знает, что может быть ещё хуже! Ведь ему же безразлично, лежит ли он на полу под твоими ногами, стоит ли голышом на всеобщем обозрении, а если и не безразлично, так это вдвойне приятно, правда же?

Позорище какое, разревелся идиот, расскажи ей ещё, где у тебя болит…

Тамалия

Всё я сделала не так, слишком рано, он не доверяет мне, не готов выговориться, хотя мне кажется, я прекрасно понимаю всё, что он мог бы сказать, чуть ли не слышу его мысли…

Антер до боли стискивал меня, замочив пеньюар, какое-то время не отдавал себе отчёта, после остановился – резко, видимо, приложив массу усилий и не удивлюсь, если снова прокусив губу.

– Простите меня, госпожа, – отстранился, отпуская.

– Мне на "ты" больше понравилось, – улыбнулась.

– Простите, – вспыхнул.

Лежащий в кармане пеньюара коммуникатор – привычка всегда держать его рядом – впился в ногу и я протянула руку чуть поправить. Антер вдруг взвился, в мгновение оказавшись на полу у моих ног, сжимая колени:

– Не надо, пожалуйста, я никогда больше…

– Ты чего? – удивилась, но тут же дошло: видимо, решил, что без пульта я бы к нему не отправилась. – Это комм, смотри, – достала, продемонстрировала. – Твой пульт в сейфе. Он мне не нужен, я бы выкинула его, если бы…

– Что если бы? – хрипло. Отпускает руки, что это у него за "можно касаться – нельзя касаться"? Не подаю виду, что заметила.

– Всё сложно, – вздохнула. – Возвращайся в кровать.

– Когда будете продавать?

– Никогда. Клянусь.

Да когда же ты уже научишься хотя бы подниматься сразу же, а не стоять ещё полчаса на коленях, выясняя, что тебе грозит?

– Только не Амире, умоляю, не к ней, я всё сделаю, приказывай… Только не к ней… Что угодно… Лучше обратно на опыты… С колен не встану, любую прихоть исполню, только не возвращай меня…

Кажется, меня тоже затрясло, я обхватила его голову.

– Ты что… – шепчу, – никогда, не думай даже, никогда, клянусь тебе, я тебя ей не отдам, всё сделаю, чтобы ты даже случайно к ней не попал…

– Что такое клятвы господ…

– Для тебя пустой звук, понимаю…

Вскидывает глаза, в них будто что переключается. Ну слава богам, хотя бы не решает вновь вымаливать прощение.

– Какое будет наказание? – глухо спрашивает, покусывая губу.

– Не будет никакого наказания, – говорю. – Спать ложись.

– Но я же такого наговорил…

– Я ничего не слышала, – усмехнулась. – Тебе приснилось. Спи.

Аккуратно поднимаюсь, обхожу его, чтобы не задеть случайно. Так и стоит на коленях, провожая меня взглядом. Горе моё. Надеюсь, всю ночь стоять не будешь?

Хочется вернуться, обнять, приласкать. Только, боюсь, снова передёргиваться начнёт…

Дура я. Всё сделала не так.

С утра, едва успели позавтракать, заявилась Олинка, дочка дорогого Корнеля. Есть же мужики, которые на исключительно женской планете умудряются занимать такое высокое положение и отхватывать себе горы деньжищ!

Попросив Антера сидеть у себя и не высовываться, я встретила её с самой счастливой улыбкой, которую только могла изобразить. Подружка, как-никак, чтоб ей в аду гореть тысячелетиями…

Молоденькая восемнадцатилетняя дрянь… До шестнадцати за девочками плотно следят, при всех вольностях, царящих здесь, всё же не позволяют слишком уж рано заводить рабов-мужчин.

Увы, я не могла её послать: они с папашкой находились у меня в разработке, так как должны были вывести к Трём Главам. Надеюсь.

– Ну как он тебе, дорогая? – с порога защебетало это нечто, которое ни женщиной, ни девушкой я бы не назвала. Смазливая, ухоженная, в бриллиантах и дорогущем платье гнилая дрянь. Боже, какая отвратительная… – Я сама выбирала тебе раба, понравился?

Хм… как на это отреагировать, интересно? Специально мне "отвратительного любовника" подсунула? Не верю, что не осматривала.

– Ты же знаешь, это мой первый раб, спасибо тебе, это так мило! – говорю.

– А пульт уже попробовала, все кнопки? – глаза горят, боги, как бы сдержаться и не вмазать ей в рожу… Садюга поганая!

– Конечно, он так прикольно орёт! – улыбаюсь. – Только потом лечить нужно, а то валяется бревном…

– Да зачем лечить, само пройдёт, так интереснее. Правда, – заносчиво скривилась, – я не подумала, он же у тебя один, пока заживать будет, скучно, а так от болевого шока раньше времени подохнет. Слушай, а там правда на твоём пульте есть кнопочка "возбуждение"? Вроде я слышала, обновлённый образец?

А чёрт его знает… Мне вспомнился рассказ про "таблетки", значит, наверное, никакой такой кнопочки нет? Или Амира добавила себе такую функцию под конец, с неё станется?

– Дай посмотреть! – прямо руку тянет, чуть не слюни изо рта бегут.

– Знаешь, – лихорадочно соображаю, как быть, – прости, но это мой первый раб, и мне хочется сначала самой наиграться. А то вчера встретили предыдущую хозяйку, так она сразу же к нему в штаны полезла, я лучше потом тебе дам, когда надоест… или ещё себе другого куплю… Только ж их прокормить нужно, – добавляю, чтобы не вздумала дарить мне дубль два. – Много денег забирают, а я же не так богата, как ты…

– Хочешь, поменяемся? – аж руки дрожат, да что же вам всем так мой Антер нужен?! Чёрта с два я его кому отдам!

– Не хочу! – улыбаюсь.

– Первая игрушка самая любимая? – прячет недовольство за фальшивым пониманием. Милый, как же тебе повезло, что она тебя для меня выбирала. И как не повезло всем остальным, кто попал к ней…

– Слушай, – снова начинает, – а как он на колени становится? Сам? Или заставляешь?

– Сам, конечно, – пожимаю плечами.

– Я читала его историю…

Коза мелкая, лучше бы что полезное почитала, какое удовольствие можно получить, читая истории рабов? Да ещё и чужих. Что ж он тебе так дался, не было заботы! Не отдам!

– Он же раньше вольным был! Представляешь?! Это же такой кайф… Его долго приучали на колени становиться, некоторые, знаешь, сами готовы, но это же не то, а вот когда он не хочет, когда ему противно, неприятно… Когда ещё помнит вкус свободы…

Щёки раскраснелись, глаза горят… Боже, и это – девушка? Мать, любимая, целительница? Исконно женские призвания… Интересно, а если бы тебя в рабство, дорогая? Долго бы ты вкус свободы помнила?

Её взгляд упал на своего собственного раба, тихо стоящего у двери.

– Эй, а ты что в непотребной позе? – гневно. – А ну на колени, забыл, как в моём присутствии стоять нужно?

– Хозяйка не приказывала… – говорит, пытаясь исполнить, но кольцо от поводка, надетое на крючок, не позволяет.

– На колени!

– Олинка, его кольцо не пускает, – говорю.

– Его проблемы, что мне, вставать, что ли? – злится.

– Давай я поправлю, мне не сложно, – поднимаюсь, стараюсь не спешить, снимаю кольцо с крючка, еле удерживаюсь, чтобы не погладить волосы. Ещё один несчастный. Сам боится даже руку протянуть, чтобы это кольцо убрать…

Успокойся. Ты не спасёшь всех. Пока. Зато если успешно выполнишь задание… может, хоть что-то изменится.

Парень опускается на пол, но Олинка уже забыла, что ей лениво было вставать, подхватилась, в руках хлыст – длинный, с зазубринами.

– Из-за тебя госпожа Ямалита вынуждена была подниматься! – кричит, ударяя, парень вскрикивает, принимается извиняться. Чем бы отвлечь?

– Да ладно, – говорю, – тебе ещё домой с ним идти, не перестарайся.

– Доползёт, – цедит сквозь зубы, снимая пульт с пояса. – Хочешь побаловаться?

Парень бледнеет, вцепляется пальцами в ковёр.

– Выдерешь нитки – убью, – говорит "подруженька", нажимая на кнопку острой боли, парень падает, изгибается, кричит…

– Дай посмотреть! – выдираю чуть не силком грёбаный пульт, начинаю рассматривать кнопочки, судорожно соображая, что сделать. Не могу, не могу! Говорили же мне, что эмоционально я не готова работать под прикрытием, моё место – в кабинете с бумагами!

– Да, у меня такой же, – сообщаю разочарованно, – ничего интересного.

Откладываю на стол, она хищно следит за мной, но пока не отбирает. Тянет руку к поясу. Что, непривычно без пульта?

– Покажи свой, – переключается.

– Да такой же, – сообщаю, – в сейфе, лениво доставать. Ничего особенного.

– А раба? Покажешь?

– Наказан, – говорю, – приказала лежать и не шевелиться.

– А за что?

– Так, обозвал меня.

– Обозвал?! – глаза огромные, чёрт, зря я… – За это шкуру содрать нужно! Можно я накажу?

– Ну может не меня, не знаю, – выкручиваюсь. – Услышала как он ругается, не знал, что я слушаю, но я предпочла решить, что на меня.

– Понимаю, – гадко так, – хороший повод наказать… Слушай, а он правда отвратительный любовник?

Мне вдруг стало обидно за Антера. Да какого чёрта!

– Глупости! – говорю. – Это просто хозяйка у него фригидная была, такого мужчину не оценила! Лучший из всех, что у меня были!

Куда меня несёт… Глаза снова горят, чёрт, хотела как лучше…

– Ну ты же у нас на реабилитации, после группового изнасилования?

Тактичная ты моя, а если бы это была правда?

Опускаю глаза:

– Покорный раб хорошо помогает справиться, – говорю смущённо. – И как это я сама не подумала, чтобы прикупить?

– Ну, на их фоне любой хорошим покажется, – глумливо.

– Знаешь, у меня и до этого мужчины были, так что есть, с чем сравнить…

Вот зачем, идиотка! Снова глаза разгорелись:

– Дашь попробовать?

– Не дам! – говорю.

– Почему? – искренне изумляется. – Хочешь, я своего тебе дам? Он тоже много чего умеет и ласковый, если вдруг резкое движение – у меня всегда пульт под рукой…

Классный секс, ничего не скажешь. Похоже, мысленное управление Олинке не в кайф – нравится своими пальчиками тыкать.

– Не хочу, – качаю головой. – Еле этого подпустила, привыкнуть надо…

– Понимаю, – разочарованно и без грамма понимания.

– Ну позови его, а? Так хочется посмотреть… Что тебе, жалко?

– Не хочу отменять наказание.

– На сколько ты его наказала? Я позже зайду, ты будь добра не наказывай его снова. Если вдруг провинится, я помогу, хорошо?

С тоской понимаю, что не отстанет.

– Конечно, – говорю, – заходи как-нибудь, развлечемся…

Пристраивает пульт на пояс, уходит, заставляя раба тащиться на коленях. Сука.

Не успеваю проводить и вернуться в кресло, Антер тут как тут. На полу у ног, уткнул голову в мои колени…

– Спасибо… – тихо, еле слышно. Провожу рукой по мягким тёмным волосам, молчу.

– Она вернётся, – говорит. Поднимает на меня глаза, кажется, несколько посветлевшие.

– Вернётся, – вздыхаю. – Надеюсь, не сегодня и не завтра.

– Сегодня, – говорит уверенно.

Я не могу с ней порвать, я не могу её не подпустить… чёрт, у меня конспирация!

– Тебе хозяйка досталась ненормальная, – усмехнулась. – Не любит боль причинять.

– Это как раз нормальная… – тихо шепчет. Ну да, и не возразишь.

– Тебя насиловали? – спрашивает, кажется, даже сопереживает. Чёрт, не вздумай меня жалеть! По сравнению с тем, через что ты прошёл, даже если бы это было правдой, всё равно бы ерундой показалось…

– Не хочу об этом говорить.

– Простите…

– Что мне делать? – спрашиваю.

– Вы не сможете прятать меня вечно. Пусть посмотрит и успокоится.

– Если бы только "посмотрит", – вздыхаю. – И если успокоится… Пульт я ей не дам ни за что, кнут спрятан, но у неё свой.

– Выдержу, не впервой.

– Прости… – шепчу. Смотрит удивлённо, склоняется, целует колено – нежно так, по-настоящему.

– Перестань, – говорю.

– Простите! – пугается. Да я же не к тому, чтоб не касался… Горе моё издёрганное.

Поднимается, надо же, сам.

Прав он был, не прошло и трёх часов, вернулась. С другим рабом. Кажется, тот, который Дэн. Даже думать не хочу, что сделала с предыдущим беднягой, попавшимся под похотливую неудовлетворённую ручку.

– Не цепляй, – говорю, предотвращая её движение снова зацепить кольцо за крюк. – А то опять неправильно стоять будет.

Раб смотрит на меня с ненавистью. Прости, дорогой, видел бы ты, что тут было… Лучше уж постой…

Олинка пожимает плечами:

– Этот мне надоел, видеть его не хочу.

– Пусть тогда в кухне посидит, – говорю, указывая рабу на соответствующую дверь. Стоит, не двигается, ждёт распоряжений.

– Нет, – сообщает эта чудесная девочка. – Я плохо себя чувствую, если кто-нибудь из них не стоит на коленях…

Да ты больна, дорогая, у тебя зависимость уже.

– Ну пусть стоит, – пожимаю плечами, про себя сожалея, что не выторговала бедняге немного отдыха.

– У тебя соль есть?

Лихорадочно соображаю, зачем ей может понадобиться соль, мотаю головой:

– Нету, закончилась.

– Перец? Крупа какая-нибудь?

– Неа, комбайн как раз отдала заправить, а запасов не держу.

Только на кухню не сунься…

– Ладно, – говорит раздражённо, потом лицо озаряется улыбкой и она достаёт из сумочки кошель с острыми колючками. – Забыла, что как раз купила.

Высыпает перед рабом, показывая, куда именно ему встать. Тот вздыхает, опускается на колени.

– Ты что, недоволен? – спрашивает.

– Доволен, госпожа, – спешит уверить раб.

– Оставь его, – говорю, – пусть думает о своём поведении.

Лучше бы крупу дала, честное слово.

– Ну что, – переключается, хватаясь и начиная поглаживать кнут. – Прошло уже наказание? Покажешь?

– Ладно, – говорю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны…

– Антер! – зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!

Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.

– Ох, и почему я его себе не оставила? – говорит. – Раздевайся!

Антер не двигается.

– Олинка, – говорю, – я его хозяйка, он меня слушается.

– Правильно, конечно, – с долей обиды. – Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?

– Он мой! – говорю.

– Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!

Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.

– Ладно, – говорю, желая убить сразу двух зайцев, – твой тогда пусть тоже разденется.

– Хорошо, – радуется.

– Вставай, – говорю её рабу, – раздевайся.

– Ты тоже, – добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.

– Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, – говорю, идя за медиком.

– Да ладно, ну его, – тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.

Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.

Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.

Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:

– Он посмел выразить неприязнь!

Выхватывает кнут.

– Это мой раб! – говорю холодно. – Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.

– На, – протягивает кнут. – Накажи сама.

– Не хочу, – отказываюсь. – Он правильно сделал. Это МОЙ раб! – подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.

– Давай на колени, – говорит. Антер стоит. Олинка начинает психовать.

– На колени перед госпожой!

– Я его хозяйка, – напоминаю.

– Так прикажи ему!

– Это мой раб!

– Ну ты же обещала! – такая непосредственная обида. – Скажу папе, что зря тебе подарили!

А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.

– Да что мне, жалко, что ли, – иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.

– Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.

Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.

– Быстро на колени, скотина!

Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:

– Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!

– Он мне доставляет, – вклиниваюсь, – а тебе пусть твои доставляют!

– Ну что тебе, жалко?

– Жалко! – начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. – Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? – ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.

– Давай поменяемся, а? – говорит тоскливо. – Хоть на денёк?

– Нет! – упрямо мотаю головой.

– Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания… Посмотри, он посмел подняться! Сам!

– Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!

– Да ну? – недоверчиво. Конечно, я ж ни разу ещё при ней даже не попыталась ударить. И потом, саму Олинку разозлило бы именно то, что поднялся. После просительно:

– Ну можно ещё чуть-чуть… Ну пожалуйста…

Вздыхаю, киваю. Что с такой сделаешь.

Берёт его руку, кладёт себе на грудь, закрывает глаза. Бедный мой раб не в силах сдержать гримасу отвращения.

– Ты видишь?! – орёт Олинка, бьёт его рукояткой кнута по лицу, я кидаюсь наперерез, ору, что он мой раб, она доказывает, что я должна его наказать… В общем, чудесно проведённый день, всегда о таком мечтала. Антер, то ли видя, что я скоро окажусь в тупике, то ли боясь, что решу поразвлечься с Олинкой, то ли желая хоть так защититься от нее, решает по-своему. Опускается на колени, хватает мои ноги, бормочет о прощении – за то, что прикоснулся к кому-то кроме меня, за то, что не удержался и скривился, за то, что прикоснулся без разрешения ко мне и ещё не знаю за что, Олинка всё же замахивается, ударяет кнутом – профессионально, не задев стоящую рядом меня, болезненно, он дёргается, кожа на спине лопается, он сжимает мои ноги сильнее, я ору на Олинку, что это мой раб… И понимаю, что второго такого кошмара просто не переживу.

– Кто тебе разрешал лечиться? – переключается вдруг на своего.

– Ты же сама разрешила! – говорю. Смотрит недоверчиво.

– Ну дай пульт, а? Хоть разок нажать…

Извращенка чёртова.

– Не дам! – упираюсь. – Он мой!

– Ну нажми сама!

– Не хочу!

Антер затих, не отпускает. Едва ощутимо трясётся. По спине льётся кровь.

– Идём, – говорит Олинка, хватая ошейник.

– Одень его! – напоминаю.

– Обойдётся, – злобно отвечает. – Он меня плохо развлекал.

– Госпожа, – взмолился раб. – Я же исполнял все ваши пожелания…

– Кто тебе давал право говорить? – рука тычет в первую попавшуюся кнопку на пульте, мужчина падает, изгибается, пытается молчать, Олинка остервенело тыкает в остальные кнопки, добавляет сверху кнутом и успокаивается, только услышав вопль.

– Вот так, – говорит удовлетворённо. – Знаешь, что один мне придумал? Сразу же кричать, хотел чтобы не нажимала больше. Теперь все знают, нужно терпеть до последнего, и орать, только если невмоготу. Симулянтов такое ждёт… – мечтательно улыбается. Иди уже отсюда, психопатка чёртова, видеть тебя не могу! Неужели таких полпланеты?? Взорвать тут всё к чёртовой бабушке! Ненавижу!

– Ещё перечить будешь? – спрашивает. Раб тяжело дышит, глаза мутные, но на ноги встаёт, качает головой, хрипит, что никогда не посмеет, пусть прекрасная госпожа пощадит неразумного.

– Пришлёшь мне одежду, ладно, лень нести? – спрашивает напоследок.

– Так пусть он сам несёт, – говорю. Хоть чем-то будет прикрыться да кровь промокнуть. Олинка пожимает плечами, но кивает разрешающе. Исполосованный бедняга собирает одежду и на дрожащих ногах ковыляет за ней.

– Как мне повезло… – выдыхает в мои колени Антер. Провожу рукой по волосам.

– Пусти, – говорю, – медика возьму.

Разжимает руки, но так и не поднимается. Снова назад отбросило, вот чёрт. Залечиваю рану, протираю тёплым мокрым полотенцем.

– Иди, – говорю, – искупайся…

Парня бьёт мелкая дрожь. Опускаюсь к нему, обнимаю, кладу голову к себе на плечо.

– Ну всё хорошо, милый, всё хорошо, я постараюсь больше не допустить, надеюсь, ей надоест и… чёрт, не хочу так говорить, бедный тот, на кого она переключит своё внимание. Но ты мой…

Чёрт, не то, он не собственность, не нужно ему этого внушать!

– Не продавай меня… пожалуйста…

– Никогда, обещаю.

– Я буду слушаться беспрекословно, слова против не скажу, никогда не посмею снова тебя…

– Прекрати, – шепчу. – Прекрати…

Так и не обнял меня в ответ. Ох, видимо, вернулось всё отвращение. Отпускаю. Встаю, спешу быстренько собрать шипы и бросить в утилизатор. Минут через двадцать Олинка возвращается.

– Я у тебя забыла свои камешки, – говорит.

– Извини, я уборщика запустила, и он их утилизировал.

Лицо искривилось.

– Прости, не подумала. Я тебе новые куплю.

– Не надо, я и сама куплю. Лучше дай еще раз на Антера посмотреть.

– Не дам.

– Ну последний раз, честно! Больше не буду…

– Клянёшься?

– Слово даю!

– А сдержишь?

Оскорблённая невинность:

– Леди Олинка Альвельская из рода "Звездопроходца" всегда держит слово!

Тоже мне, леди нашлась, поганка недоразвитая! Но молчу, киваю.

– Честно, последний раз, – повторяет.