Текст книги "Героический эпос народов СССР. Том второй"

Автор книги: Автор Неизвестен

Кёр-оглы. Азербайджанский народный эпос

Эрзерумский поход Кёр-оглы

Кёр-оглы. Худ. Г. Халыгов

У эрзерумского паши Джафара был ашуг по имени Джунун. Был он искусным певцом и человеком бывалым. Многих ашугов, похвалявшихся умением своим, победил он на певчих турнирах и отобрал у них сазы. Многих парней обучил он своему мастерству и подарил им сазы.

Перед дворцом Джафар-паши были две площади. На одной проходили поединки пехлеванов, на другой – ашугов. Первая площадь всегда оставалась за Гора-пехлеваном, вторая – за ашугом Джунуном. В дни празднеств велением Джафар-паши площади украшались. Съезжавшиеся из дальних и ближних мест пехлеваны и певцы испытывали на них свою силу и талант. Согласно правилу, введенному хозяином дворца, побежденный платил сто туманов, победитель получал столько же. Шло время, но ни разу Гора-пехлеван не был на лопатках и ни разу ашуг Джунун не ушел без статуманов. Скольким соперникам переломал первый рук и ребер, скольких соперников заставил раскошеливаться второй! Давно уже стремился Джунун отправиться в Ченлибель, чтобы воочию увидеть Кёр-оглы, да страшился гнева Джафар-паши, который не скрывал к нему вражды. Не мог простить паша, что Кёр-оглы нападал на его караваны. А тут еще дошла до него весть, что отчаянный Кёр-оглы увез в Ченлибель султанскую дочь, красавицу Нигяр-ханум.

Злоба точила сердце паши, а страх лишил сна. Ведал Джафарпаша, что всесильный султан всем своим сардарам и военачальникам разослал строгий приказ, посулив гору золота тому, кто доставит Кёр-оглы живого или мертвого. Получил приказ владыки и Джафар-паша. Ломал он башку, как бы ему отличиться и захватить злодея. "Подумать только, – говорил он себе, – этот дерзкий абрек дошел до того, что из самого чрева Стамбула похитил султанскую дочь. Если сейчас не отсечь ему голову, то многие голов своих лишатся вскоре".

Поразмыслив со своими приближенными, отослал с гонцом Джафар-паша султану такое письмо:

"Быть мне жертвой твоей, всемогущий султан, но не обессудь верного слугу за совет. В одиночку привезти голову Кёр-оглы к твоим ногам никому не под силу, а посему повели всем пашам двинуться на него разом! Только так одолеем мы его. Слышал я, что у разбойника Кёр-оглы семь тысяч семьдесят семь удальцов и любой из них в бою дружины стоит".

Отправив послание султану, начал Джафар-паша готовиться к наступлению. Он был уверен, что султан прислушается к его совету и отдаст войскам приказ двинуться на Кёр-оглы сообща. "Быть мне, – думал тщеславный Джафар-паша, – во главе похода". И созвал на боевой совет всех пехлеванов и военачальников. Вначале огласил он приказ султана, а потом свое послание в Стамбул. Уста собравшихся воздали хвалу Джафар-паше за мудрость и решительность. Был на этом совете и ашуг Джунун. Он скромно сидел в стороне и не пропустил ни слова.

Когда пехлеваны и военачальники удалились, Джунун с позволения паши тоже покинул дворец. Сомнения не покидали его. Он шел и думал: "О, невезение! Весь свет я обошел, нет такого уголка, где бы я не побывал, нет такого человека, с которым бы я не встретился, и только в Ченлибеле не довелось мне побывать, с одним лишь Кёр-оглы не пришлось познакомиться!"

С этими горькими мыслями приветствовал Джунун забрезжившее утро. Едва солнце встало над горой, взял он посох, перекинул через плечо саз и пустился в дорогу. Быстро шел, долго отдыхал, тихо шел, мало отдыхал, ветром летел, над родниками склонялся и наконец достиг Ченлибеля на Чарадаге.

Удальцы в одночасье доложили Кёр-оглы, что прибыл ашуг эрзерумского Джафар-паши, знаменитый Джунун.

Кёр-оглы с добрым словом вышел ему навстречу, взял под руку и, как почетного гостя, провел в свои покои.

После взаимных приветствий были расставлены на дорогой скатерти всевозможные яства. Кёр-оглы проявил такое радушие, какого Джунун отродясь не видывал. Ровно пятнадцать дней и пятнадцать ночей гостил эрзерумский ашуг в доме Кёр-оглы. Ел, пил, играл на сазе, распевал любимые песни, шутил с удальцами. На шестнадцатой заре он сказал Кёр-оглы:

– Отчаянный Кёр-оглы, пятнадцать дней я обременял тебя и доставлял тебе неудобства и хлопоты. Позволь мне теперь покинуть твой гостеприимный дом!

– Любезный Джунун, прошу тебя, не уезжай! – отвечал ашугу Кёр-оглы. – Живи здесь, будь другом нашим!

– Благодарю тебя, Кёр-оглы, я немало сказов слышал о тебе. Одни тебя – хвалили, другие – хулили. Но лучше один раз увидеть самому, чем сто раз услышать от других. Остаться у тебя навсегда было бы праздником для сердца моего, но неволен покуда так поступить. Я – ашуг, а у таких, как я, не в правилах забывать людей, чей хлеб-соль они ели. Для того чтобы перейти к тебе, я обязан испросить позволения человека, хлеб которого ел до этого.

– Воля твоя, ашуг, – вздохнул Кёр-оглы – Если уйти решил – иди! Но помни: не обольщайся благосклонностью пашей и ханов. Мой отец тоже всю жизнь верой и правдой служил Гасанхану, а под конец получил награду: повелел хан вырвать ему глаза. Желаешь вернуться – возвращайся, но если Джафар-паша притеснять тебя станет, помни: мой дом – твой дом!

Приложив ладони ко лбу и сердцу, поблагодарил ашуг великодушного Кёр-оглы. А когда попрощался он с лихими удальцами и луноликой Нигяр-ханум и вышел на дорогу, чтобы пуститься в обратный путь, Дели-Мехтер подвел к нему оседланного скакуна.

– Садись, ашуг, верхом быстрей доберешься! – сказал Кёр-оглы.

Скромный ашуг отвечал, что не может принять такого дорогого подарка, но Кёр-оглы настаивал принять его дар:

– Этого оседланного скакуна дарит тебе Нигяр-ханум, в переметной суме шелковый мешочек, а в нем сто золотых, – передашь их своей семье.

Дели-Гасан подал стремя, а Демирчи-оглы посадил ашуга в седло. Джунун сердечно поблагодарил Нигяр-ханум и пустил коня в сторону Эрзерума.

Пожелаем ашугу счастливого пути. Пусть он скачет в Эрзерум, а я тем временем расскажу вам о Телли-ханум.

Телли-ханум приходилась родной сестрой Джафар-паше. Была она стройна, лицом красива, а храбрости ее мог позавидовать даже мужчина. Ходила стоустая молва меж людей о том, что однажды Джафар-паша приказал возвести дворец в саду, окружить его сорока стенами и заточить там Телли-ханум. Этот дворец был так охраняем, что и птица не могла бы проникнуть в него или вылететь оттуда. Томилась девушка своим заточением, но не смела перечить брату. Как-то раз сидела она, печальная, в светелке своей, вдруг вбежала запыхавшись одна из прислужниц и выпалила:

– Ханум, что ты сидишь? Ашуг Джунун возвратился из Ченлибеля от удалого Кёр-оглы. Не с пустыми руками вернулся он: на гнедом иноходце дареном и со ста золотыми туманами.

– Ступай позови его, – приказала Телли-ханум. – Пусть поведает, что это за человек Кёр-оглы. Постарайся так провести ашуга в мои покои, чтобы ни одна душа о том не проведала. Будь осторожна, если прознает брат мой, что встречалась я с ашугом, он сдерет с тебя и меня шкуры, велит набить их соломой и сделать чучела.

Шустрая служанка пришла в восторг от таких слов. Опрометью кинулась она за дверь. И часа не прошло, как вернулась она в сопровождении Джунуна.

Он никогда раньше не видел Телли-ханум, только слышал о ней. Пером не описать, как поражен был вошедший дивной красотой этой девушки. Столь прекрасна она была, что, казалось, говорила луне: "Ты не выходи – я выйду", – реке говорила: "Скройся – я течь буду". Поклонился Джунун и присел в сторонке.

– Ашуг, – обратилась к нему Телли-ханум, – слышала я, что ходил ты в Ченлибель, правда ли это?

– Да, ханум, правда!

– А видел ли ты Кёр-оглы?

– Да, ханум, видел. Пятнадцать дней и ночей гостил у него.

– Ну, поведай, что он за человек? Столько о нем говорят разного, доброго и худого, были то, небылицы ли?

Плененный красой Телли-ханум, взял ашуг свой саз, коснулся его чутких струн и молвил:

– Прекрасная Телли-ханум, из груди моей рвется песня, дозволь вначале спеть ее, а потом я спою о Кёр-оглы.

– Будь по-твоему: пой!

Послушаем, что спел Джунун.

 
"Красавиц всех я перечесть не в силах,
Но их успех затмить смогла одна.
Немало дев нарядных, стройных, милых,
Но стать соколья только ей дана.
 
 
Она красноречивей попугая,
Сандаловые пальчики нежны.
И чернью кос так может ли другая
Блистать при свете солнца и луны?
 
 
Готов храбрец, моря пересекая,
Гнать иноходца, ловчему под стать,
Чтобы газель прекрасная такая
Могла всю жизнь ему принадлежать".
 

Телли-ханум поняла, что, говоря о храбром ловчем, Джунун намекает на Кёр-оглы, и сказала:

– О почтенный ашуг, не скажешь ли ты, кто это лихой удалец, который решился бы на подобную охоту?

И Джунун запел снова.

 
"Живет в Ченлибеле подоблачном он,
Лихой Кёр-оглы – знаменитый стрелок,
Что в царственный пурпур всегда обряжен
И в золоте носит дамасский клинок.
 
 
Двузубым копьем рассекает он темь,
Взъяренным верблюдом кидаясь вперед.
Семь тысяч семьсот и одиннадцать семь
Наездников в бой за собою ведет.
 
 
Когда побивает врагов он своих,
К седлу прикрепляет он головы их.
И семьдесят режет баранов в отаре.
На праздник гостей пригласив дорогих.
 
 
И если бы я в этот дом не проник,
В душе моей пламень любви не возник.
Поверь, сокрушит даже камень скалы,
Решившись похитить тебя, Кёр-оглы".
 

Пусть Телли-ханум побеседует с Джунуном, а тем временем я поведую вам о Джафар-паше.

Весть о возвращении ашуга Джунуна мигом разнеслась по всему Эрзеруму. Каждый прибавлял к услышанному и свою толику вымысла. В таких случаях песчинка быстро превращается в гору. Одни говорили, что Кёр-оглы подарил ашугу арабского скакуна, другие клялись аллахом, уверяя, что Джунун вернулся с мешком золота, третьи передавали, что целое селение поднес щедрый Кёр-оглы златоустому Джунуну, а четвертые, – теперь вы убедились, что песчинка может стать горой, – заверяли, что Кёр-оглы сделал Джунуна эрзерумским пашой. Весть переходила из уст в уста и вскоре достигла ушей Джафар-паши. Взбеленился Джафар-паша, разгневался и послал двух гонцов, чтобы немедля доставили они во дворец ашуга Джунуна.

Проворные слуги обшарили весь город, но отыскать ашуга Джунуна не смогли. Пустив в ход посулы и угрозы, все-таки проведали они о том, что ашуг Джунун находится у Телли-ханум. Доложили Джафар-паше о местопребывании ашуга. Пашу чуть удар не хватил. Вскочил он и отправился в покои сестры. А Джунун тем часом воспевал доблесть Кёр-оглы. Едва сдерживая гнев свой, спросил Джафар-паша:

– Где был ты, ашуг? Где пропадал ты две недели?

Почтительно поклонившись, Джунун ответил:

– Да продлит аллах жизнь паши, я был в Ченлибеле.

– Поведай, что видел там? Что слышал? Довелось ли тебе видеть самого Кёр-оглы?

– Довелось, да будет вечной жизнь паши. Все две недели гостил я у него. По душе мне пришелся Кёр-оглы.

– Может, ты растолкуешь мне, чем он так пришелся тебе по сердцу? – спросил Джафар-паша.

– Да будет нескончаемой жизнь паши, – поклонился Джунун, – я настолько очарован достоинствами Кёр-оглы, что если примусь рассказывать о нем, то испепелится язык мой, охваченный пламенем восторга. Дозволь мне поведать о Кёр-оглы в песне.

– Поведай в песне, – милостиво согласился паша.

Ашуг Джунун запел:

 
"Меж делебашей верхом на Гырате
Скачет по гребням вершин Кёр-оглы.
Страшно становится вражеской рати:
Нету храбрее мужчин Кёр-оглы.
 
 
Головы вражьи ударом булата
Он отсылает под ноги Гырата,
Воронов стая, кружась воровато,
Не одолеет орла Кёр-оглы.
 
 
Сердце героя подобно алмазу,
И от врага он не бегал ни разу.
Счастлив Джунун, обратился он к сазу
И воспевает, как льва, Кёр-оглы".
 

– Вижу я, – сказал паша, – что Кёр-оглы и впрямь покорил твое сердце.

– Да, мой паша, он честен и мужествен. А нам, ашугам, больше всего по сердцу честь и мужество.

Тучей поднялся Джафар-паша, не скрывая гнева:

– Пройдут считанные дни, и твой кумир будет болтаться на виселице. Но, право, я милостив и не хочу разлучать тебя с ним. Эй, стража! – крикнул Джафар-паша, – Взять его и бросить в темницу. Завтра вздерните его в петле. А с сестрой мы еще поговорим.

Джафар-паша удалился. Стража схватила Джунуна и связала его. Хотела было Телли-ханум вступиться за ашуга, но Джунун сказал:

– Нет, Телли-ханум, ты оставайся в стороне. Я наказан по заслугам и буду сам держать ответ. Кёр-оглы предупреждал меня, но я не послушал доброго совета. Прощай!

Стражники увели ашуга Джунуна.

Телли-ханум доподлинно знала, что за птица ее брат. Он был упрям и сказанного слова держался, как слепец руки поводыря. Поэтому она, не проронив ни слова, стала ждать наступления ночи. И вот когда все уснули, умолкли голоса, утих шум и улицы опустели, она встала, переоделась пехлеваном, опоясалась мечом, взяла копье и палицу. Крикнула верную прислужницу, приказала ей лечь в свою постель, а сама, выйдя за ворота, отправилась в путь. Глухими улочками пробралась она к порогу главной темницы. Видит – у входа два стражника. Заметив ее, один из стражников окликнул ее:

– Эй, кто там? Стой!

– А ну приблизься – и ты узнаешь, с кем имеешь дело, – властным мужским голосом отвечала Телли-ханум.

Когда стражник подошел, Телли-ханум ударом палицы по голове повергла его наземь. Второй стражник хотел ударить тревогу, но, подскочив к нему, Телли-ханум грозно прошептала:

– Я Кёр-оглы, и если ты пикнешь, то онемеешь навек. А ну, отвечай, где ашуг?

Стражник пал ей в ноги и взмолился:

– Пощади, господин мой Кёр-оглы! У меня куча детей, не осироти их! Ашуг в этой темнице! Я сделаю все, что ты прикажешь!

– Встань, отопри двери и приведи сюда узника!

Стражник проворно вскочил, открыл дверь темницы и окликнул Джунуна. Когда Джунун появился перед Телли-ханум, она сказала дрожавшему стражнику:

– Ашуга Джунуна я увожу с собой в Ченлибель! Помни: в городе остаются мои люди. Передай паше, что если он хоть словечком обидит Телли-ханум, то пусть пеняет на себя, – камня на камне не останется в этом городе. А ты считай себя покойником, если раньше утра поднимешь тревогу.

С этими словами Телли-ханум исчезла во мраке ночи, уводя с собой Джунуна. Снова глухими улочками шла она и привела Джунуна в свои дворцовые покои. Видит Джунун, перед ним не Кёр-оглы, а Телли-ханум. Поразился он ее отваге.

– Ашуг Джунун, – сказала Телли-ханум, – ты пробудешь здесь несколько дней, а когда все успокоится, утихнут суды-пересуды, я отправлю тебя в Ченлибель к Кёр-оглы. До той поры – следуй сюда. Телли-ханум, сказав так, укрыла ашуга Джунуна в убежище, что находилось прямо под ее спальней.

Оставим Джунуна там, где его спрятали, Телли-ханум – в ее покоях, а сами вернемся к стражнику.

Едва забрезжил рассвет, как стражник бросился к Джафар-паше. Представ перед владыкой, он начал рвать на себе волосы, жалостливо возопя:

– Что ты сидишь, мой повелитель? Ночью Кёр-оглы совершил набег, напал на нас, открыл двери темницы и, освободив Джунуна, увел его с собой. Уходя, он предупредил, что если Джафар-паша хоть одним словом обидит Телли-ханум, то в отместку Кёр-оглы разрушит город и превратит его в бахчу.

Джафар-паша приказал седлать коней. Бросились в погоню, но где искать Кёр-оглы? Если до этого у Джафар-паши была одна забота, то теперь их стало – сто. От страха и мрачных дум напала на Джафар-пашу медвежья болезнь. Что, если Кёр-оглы двинется на Эрзерум, опередив приказ султана и прибытие пашей во главе войск? О, страшно подумать, что тогда произойдет…

Оставим Джафар-пашу маяться животом и посмотрим, что стало с ашугом Джунуном.

Прошло несколько дней, толки и пересуды чуть притихли, тревога улеглась, и однажды ночью служанка Телли-ханум, спустившись к Джунуну, сказала:

– Вставай, госпожа зовет тебя!

Поднялся ашуг Джунун, покинул свой тайник и следом за служанкой стал пробираться сквозь густой дворцовый сад. Подошли к воротам. Видит ашуг, что Телли-ханум ожидает его и снова на ней одежда пехлевана. Джунун поклонился.

Телли-ханум сказала:

– Ашуг Джунун, сейчас не время для разговоров, садись на коня!

Служанка подвела скакуна. Ашуг сел в седло. Телли-ханум напутствовала его:

– Отвезешь поклон удалому Кёр-оглы. Передай ему, что б в беседе, пять раз упомянув о себе, хоть раз и про нас обмолвился. Телли-ханум с этими словами ударила коня плетью, и конь унес ашуга. Лунная ночь дышала прохладой. Конь летел, словно на крыльях. Долго ли, нет ли скакал конь через горы и долы, леса и овраги, только, трехдневный путь проделав за день, доставил он ашуга Джунуна в Ченлибель.

Кёр-оглы в одночасье стоял на Белой скале, озирая окрестность. Видит: всадник вдали стрелою несется. Обратился к удальцам Кёр-оглы:

– Это что за делибаш скачет в Ченлибель?

Дели-Гасан пригляделся и молвил:

– Кёр-оглы, да это ашуг Джунун из Эрзерума.

– Я знал, что он вернется, – улыбнулся Кёр-оглы, – свистни удальцов и скачи ему навстречу.

Вскоре Джунун предстал перед Кёр-оглы.

– Каким ветром принесло тебя, ашуг?

– Лучше не спрашивай, – отвечал Джунун. – Много земель я объездил, много людей перевидел, много мудрых речей слышал, но таких пророческих слов, что ты мне сказал, слышать не доводилось. Сбылись твои предостережения, Кёр-оглы! Джафар-паша бросил меня в темницу и хотел повесить.

– Кто же спас тебя, ашуг?

Джунун ответил:

– Кёр-оглы!

Удальцы поразились.

– Как так? Какой Кёр-оглы?

Ашуг Джунун поведал все, как было.

Удальцы по достоинству оценили находчивость и отвагу Телли-ханум.

– Телли-ханум решительна и отважна, а какова она собой, – спросила Нигяр-ханум, – хороша ли? А может, и ликом походит она на Кёр-оглы?

– Нет, – отвечал ашуг Джунун, – Телли-ханум так прекрасна, что обычными словами не передать. Если разрешишь, то с помощью саза я попытаюсь рассказать о ее красоте.

Удальцы в один голос крикнули:

– Пой, ашуг!

Джунун прижал к груди саз и запел:

 
"Я шел Эрзерумом, всходила луна,
Телли увидала меня из окна.
И следом за мною служанку послала,
К себе во дворец приглашая, она.
 
 
Таких темно-синих не видел я глаз,
Пунцовые щеки, а груди – атлас.
Затмит попугая она красноречьем,
Ее не забудешь – увидев хоть раз.
 
 
Все прелести гурии рая милы.
Джунуна бесхитростно верное слово,
Я в песне поведал ей о Кёр-оглы,
И пери рассказ повторяла мой снова.
 

Окончив песню, Джунун склонил голову на грудь, словно навалилась на него незримая тяжесть.

– Что с тобою, ашуг? – спросил Кёр-оглы.

– Кёр-оглы, – отвечал он, словно очнувшись ото сна, – оказывается, я человек никудышный. Сам я спасся, а спасительницу свою оставил в руках злодея.

– Кто же этот злодей?

– Джафар-паша. Он убьет Телли-ханум.

Раздумью предался Кёр-оглы. Задумались и его удальцы.

– Кёр-оглы, – сказала вдруг Нигяр-ханум, – ни с одной просьбой доныне я не обращалась к тебе, а теперь я хочу, чтобы ты исполнил мое желание.

Дели-Гасан, опередив Кёр-оглы, произнес:

– Нигяр-ханум, что ты говоришь! Кто посмеет не исполнить твоего желания. Твое слово для нас – закон! Мы исполним все, что ты захочешь. Приказывай!

– Тогда слушайте, – отвечала Нигяр-ханум, – я повелеваю вам вызволить Телли-ханум и привезти ее сюда.

Грянули одобрительные возгласы удальцов, а Кёр-оглы сказал:

– Нигяр-ханум, я сам думаю о том же. Такую отважную девушку нельзя оставить в Эрзеруме, рано или поздно коварный паша погубит ее, выдав замуж за такого, как он сам. Она должна переехать в Ченлибель.

Кликнул клич Кёр-оглы, и разом собрались молодцы-сорвиголовы. Поведав им о своем намерении, он взял саз и запел:

 
"Эй, удальцы, как на голову снег,
На Эрзерум совершим мы набег,
В бой, удальцы, не впервой нам скакать,
Станем опять головой рисковать.
Недруги будут нас помнить весь век,
На Эрзерум поднимайтесь в набег.
 
 
Из Ченлибеля, лихие мужи,
Кинемся в схватку, на радость души.
Женский платок не к лицу Кёр-оглы,
Острый клинок его знают паши".
 

Окончив песню, Кёр-оглы наполнил кубок вином и обратился к делибашам:

– Кто из вас, удальцы, осушит этот кубок и отправится за Телли-ханум?

Со всех сторон грянуло:

– Я! Я! Я…

Кёр-оглы сказал: это дело, молодцы, не каждому по плечу.

За Телли-ханум должен отправиться тот, кто сам храбрее и сильнее ее.

Поднялся Дели-Гасан и молвил:

– Кёр-оглы, дозволь мне отправиться за Телли-ханум!

– Нет, Дели-Гасан, не могу я тебя отпустить, – отвечал Кёр-оглы. – Может так случиться, что я сам должен буду покинуть город. Кто же тогда останется в нем за меня?

Встал Демирчи-оглы, взял у Кёр-оглы кубок, осушил до дна и запел:

 
"Я острым мечом опояшусь,
Меня ты пошли в Эрзерум.
Поверь, что на все я отважусь,
Меня ты пошли в Эрзерум.
 
 
Врагов ненавижу корысть я,
Меня ты отправь в Эрзерум,
Их головы срежу, как листья,
Меня ты отправь в Эрзерум.
 
 
Направь, как посланника чести,
Демирчи-оглы в Эрзерум.
С ханум возвратится он вместе.
Отправь ты меня в Эрзерум".
 

Весь обратившись в слух, Кёр-оглы внимал словам Демирчиоглы, а когда тот кончил песню, запел сам:

 
"На коне по облачным вершинам
Мчался ль ветром ты когда-нибудь?
На поле один чужим дружинам
Преграждал ли путь когда-нибудь?
 
 
Ваала… Когда-нибудь от страха
Ты шептал мольбы в святом пылу?
Десяти сраженных в честь аллаха
Головы привязывал к седлу?
 
 
Если трус бахвалится удало,
То фиалка клонится к земле.
Падал ли от встречного удара
Наземь ты, родившийся в седле?
 
 
Если не случайно иль случайно
Для врага твоя открылась тайна
Или враг сильней наполовину,
Ты ему показывал ли спину?
 
 
Кёр-оглы не поведет и бровью,
Если даже враг сильней его.
Наполнял ли вражескою кровью
Горсти ты, справляя торжество?"
 

Демирчи-оглы ответил:

– Нет, Кёр-оглы, пока за мной таких доблестей не числилось, но я все-таки привезу Телли-ханум. Поверь!

– Что скажете вы, молодцы? – обратился Кёр-оглы к своим всадникам. – По плечу ли ему поручение?

Одни крикнули:

– Он силен и крепок!

Другие добавили:

– Жаль опыта маловато у него в таких делах!

– В настоящих переделках он не бывал! – предостерегли третьи.

Кёр-оглы издал боевой клич. Мигом стремянный подвел оседланного Гырата. Кёр-оглы взял яблоко, воткнул в него кольцо в том месте, где торчал черенок. Это яблоко он положил на голову Демирчи-оглы. Потом вскочил в седло и, гарцуя, отъехав в сторону, вскинул лук. Сорок раз он оттягивал тетиву лука, и сорок стрел одна за другой пролетели сквозь колечко, торчащее из яблока. Все делибаши, Нигяр-ханум и ашуг Джунун, затаив дыхание, смотрели на это. Демирчи-оглы ни разу не пошевелился, не моргнул глазом, не побледнел. Как встал, так и стоял до конца стрельбы. Спрыгнул Кёр-оглы с коня, обнял Демирчи-оглы, поцеловал его в щеки и в глаза. Душа Кёр-оглы просветлела, сердце взыграло радостью, он взял саз и запел:

 
"Отважней нету пехлевана.
И почитая и любя,
Я, вырвав стрелы из колчана,
Как в битве, испытал тебя.
 
 
Где неприступные пределы
Наш занимает Ченлибель,
Не дрогнул ты, хоть грозно стрелы
В тебя летели, словно в цель.
 
 
Был сокрушен в низины ворог,
Яд поднесен ему судьбой.
Не дрогнул ты, хоть ровно сорок
Стрел пронеслось над головой.
 
 
Не побледнел ты, верный званью,
Пошлю тебя в Иран, в Туран,
Индусов и французов данью
Я обложу, держась стремян.
 
 
Отрубим головы всем ханам,
Чтоб в Ченлибеле пехлеванам
Сдвигать бокалы, не скорбя, —
Позволь мне выпить за тебя!"
 

И начался пир. Ашуг Джунун оказался в центре веселья. Ели, пили, играли, пускались в пляс. Ликовали сердца. Поднялся Кёр-оглы и молвил, заглушая голоса пировавших:

– Решено, мой сын, иди вооружайся!

Демирчи-оглы ушел и вскоре возвратился при мече, щите, копье, палице и булаве. Приблизился к Кёр-оглы, и видит тот, что Демирчи-оглы столько оружия взял, что еле двигался от тяжести. Раздались слова песни. Это запел Кёр-оглы. Послушаем его:

 
"В Эрзерум лежит твоя дорога,
Эрзерум на озеро похож.
Не бери с собой оружья много,
Но булатный меч всегда хорош.
 
 
Воин небледнеющего лика,
Ты мои не позабудь слова:
Буйволу подходит больше – пика,
Молодцу – подходит булава.
 
 
И хоть путь нелегок и тревожен,
Пуще глаза береги коня.
А в бою ты меч рвани из ножен,
Будь во всем похожим на меня".
 

Демирчи-оглы по неопытности думал, что, чем больше оружия у игида, тем лучше. После совета Кёр-оглы он отобрал только то, что нужно было взять, а остальное оставил. Затем он сходил за своей цепью и, опоясавшись ею, возвратился.

Кёр-оглы сказал:

– Теперь, сын мой, иди и выбери себе любого скакуна!

Демирчи-оглы вывел из стойла Арабата и оседлал его. Простился с удальцами, с Нигяр-ханум, с ашугом Джунуном и, вскочив в седло, предстал перед Кёр-оглы.

– Выслушай перед дорогой мой последний наказ, – произнес Кёр-оглы.

Взял он саз. Послушаем сказанное:

 
"Когда ты прискачешь, игид, в Эрзерум,
В ножнах не скрывай пред врагами булата.
Но в схватку кидаться нельзя наобум,
И лучше назад повернуть Арабата.
 
 
Знай, воин обязан, когда он не трус,
Окинуть врага ненавидящим взором,
Встать на стременах и подкручивать ус,
Удары врагу нанося шестопером.
 
 
Противник двоится у труса в глазах,
Считать же врагов храбрецу не годится.
Скачи в Эрзерум, будь отважным в боях,
Чтобы с Телли в Ченлибель возвратиться".
 

Когда Кёр-оглы закончил песню, Демирчи-оглы, попрощавшись с ним, направил коня в сторону Эрзерума. Долго ли, скоро ли ехал, но, добравшись до гор эрзерумских, почувствовал он усталость, да и конь его, Арабат, был голоден.

Видит всадник: течет пред ним алмазный родник. Спешился Демирчи-оглы, расседлал коня и отпустил его попастись, а сам, умывшись ключевой водой, прилег немного отдохнуть. Но только смежил ресницы, как снизошел на него сон богатырский. Сколько времени спал он, неведомо, но когда пробудился, то увидел, что густой туман повис вокруг, а верный конь исчез куда-то.

Кинулся он искать Арабата, подавая зов словом и свистом, но конь как сквозь землю провалился.

Взял тогда Демирчи-оглы саз и запел:

 
"Верный конь исчез куда-то,
Как вернуть мне Арабата?
Как в чужой мне стороне
Оказаться на коне?
 
 
Нужен плотник стройке дома,
Врач, чтоб вылечить больного,
Конь бойцу нужней собрата,
Где найти мне Арабата?
 
 
Как противника кляня,
Встречу бой я без коня?
Край чужой – грустней заката,
Как вернуть мне Арабата?"
 

Все горы облазил Демирчи-оглы, с ног сбился, но коня отыскать так и не смог. Опечалилась душа, и запел он:

 
"Пусть бедности избегнет удалец,
Которая похожа на заплатки.
Богач, наполнив золотом ларец,
Проводит жизнь в довольстве и достатке.
Равно умрет, кто беден и богат,
Но отличить умей добро от зла ты.
 
 
Гость знатный к богачу войдет в палаты,
Кто беден, тот богатому не брат.
На свете много, Демирчи-оглы,
Есть удальцов, чья нелегка дорога.
Пропал твой конь среди нависшей мглы,
И уповать осталось лишь на бога".
 

Долго бродил по горам Демирчи-оглы в поисках пропавшего скакуна, как вдруг у подножия скалы увидел чабана.

Приблизился к нему пеший всадник и молвил:

 
"Друг чабан – мне конь дороже злата,
Может быть, ты видел Арабата?
Если нет булата, в бой не вступишь,
Может быть, ты видел Арабата?"
 

И ответил чабан ему так:

 
"Удалец, под балахоном синим
Твоего коня я видел ныне,
Пусть вовек не будет пешим всадник,
Видел скакуна я на вершине".
 

И снова спросил его Демирчи-оглы:

 
"Сгинул конь мой – тяжела утрата,
Не могу найти я Арабата.
Верный конь в бою достоин брата,
Может быть, ты видел Арабата?"
 

И сказал в ответ чабан:

 
"Я тебя не знаю, но как другу
Постараюсь оказать услугу.
На горе я видел Арабата,
Как найдешь, то подтяни подпругу".
 

И поведал Демирчи-оглы:

 
"Демирчи-оглы я и доселе
Проживал в нагорном Ченлибеле,
Хитрость вражья кознями богата,
Где, скажи, ты видел Арабата?"
 

 
Чабан откликнулся песней:
"Храбрый воин, одолей тревогу,
Снова солнце озарит дорогу,
Задрожит противник трусовато,
На горе я видел Арабата".
 

Не успели отзвучать его последние слова, как в горах поднялся ветер. Туман рассеялся, даль прояснилась и Демирчи-оглы нашел своего коня. Сгущались вечерние сумерки, когда он подъехал к Эрзеруму. Глядит: на улицах Эрзерума – ни души. Точно все жители покинули город. Разыскивая караван-сарай, выехал он на какую-то площадь. Смотрит, тут людей видимо-невидимо! О, аллах, народу столько, что иголке негде упасть. Пришпорил он коня и приблизился к толпе. Поднявшись на стременах, присмотрелся: одни стояли, другие сидели, а метельщики подметали и поливали середину площади.

– Почтенный, что здесь происходит, зачем народ собрался? – спросил он одного старика.

– Видно, ты чужестранец? – отозвался старик.

– Да, я приехал издалека.

Старик поведал:

– Это площадь для пехлеванов Джафар-паши, сынок Уверенные в своих силах пехлеваны порой приходят на эту площадь чтобы помериться силами с пехлеванами паши. Ныне из Аравии прибыл какой-то пехлеван, чтобы встретиться на этой площади с Гора-пехлеваном. По этому поводу и собрался народ.

Видит Демирчи-оглы – на самом открытом краю площади установлены два трона, охраняемые вооруженной стражей. Один из тронов окружен легким шелковым занавесом.

– А для кого установлены эти троны? – спросил Демирчи-оглы у старика.

– Тот, что открыт, – отвечал старик, – для самого Джафар-паши, а соседний, окруженный занавесом, для сестры паши Телли-ханум. Недавно Кёр-оглы из Ченлибеля совершил на Эрзерум набег, вышиб дверь темницы, перебил стражу и увез с собой ашуга Джунуна. Искал он и Телли-ханум, да не повезло ему. С того дня Джафар-паша не спускает с сестры глаз, всегда рядом держит ее, боится, что убежит она с Кёр-оглы. – Последние слова старика слились с громом загрохотавших барабанов. – Гляди, чужестранец, – воскликнул старик, – паша идет. Сейчас начнется схватка.

Видит Демирчи-оглы, во главе пышной свиты приближается к трону Джафар-паша. Вот он поднялся на трон. Приближенные разместились вокруг. Снова ударили барабаны, и старик пояснил:

– А это Телли-ханум идет.

Смотрит Демирчи-оглы, в окружении сорока стройных девушек вступила на площадь Телли-ханум. Она прошла к своему трону и скрылась за занавесом. И в третий раз ударили барабаны. Глядит Демирчи-оглы, десять пехлеванов волокут что-то тяжелое.

– Что это они тащат? – спросил он у старика.

– Это палица Гора-пехлевана. Кто хочет сразиться с Гора-пехлеваном, должен сперва поднять его палицу. Кто сможет поднять, тот, как равный, выйдет на ристалище с Гора-пехлеваном, не сможет поднять – пусть пеняет на себя: пройдет под рукой Гора-пехлевана и нацепит серьгу раба на свое ухо.

Тем временем пехлеваны доволокли палицу Гора-пехлевана до середины площади и оставили ее там.

Вышел на площадь араб-пехлеван, прошелся по ней взад-вперед и взялся за рукоять палицы. В одну силу приналег, поднять не смог, в две силы приналег – поднять не смог, – в третий раз, встав на одно колено, издав боевой клич, поднял палицу на плечо. Отозвались барабаны, и на площадь вступил Гора-пехлеван. Видит Демирчи-оглы – это великан, обличье которого внушает ужас. Гора-пехлеван протянул сопернику руку. Потом они разошлись, и началась схватка. Гора-пехлеван был столько же силен, сколь хитер. Схватились они раз, другой, потом Гора-пехлеван ловко упал, перекинул араба через голову, ударил оземь и навалился ему на грудь.

Гул одобрения и крики радости прокатились по площади, достигнув неба. Джафар-паша поднялся на троне и провозгласил: