Текст книги "Осетинские нартские сказания"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Отдельные сказания

 

Кому досталась черная лисица

Кому досталась черная лисица

На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца приходился им племянником, так как мать его была урожденная Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники прятались в пересаде на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже свечерело, когда Аца выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась и, свернувшись клубком, свалилась замертво.

– Я убил ее, – говорит один.

– Нет, я, – говорит другой.

Сослан сказал:

– Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не стреляли.

Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:

– Как бы не так! Наши стрелы помечены.

– Мою стрелу тоже не спутаешь с чужой, ее наконечник отлит по образцу наконечников стрел наших предков, – сказал Сослан.

– Я собственными руками сделал мою стрелу, – сказал Урызмаг, – и отпечаток моих пальцев есть на ней.

– А мне посчастливилось раз быть возле Сафа, когда он резал железо, – сказал Хамыц. – И я попросил его из обрезков железа сделать мне стрелу.

Быстро подошли они к тому месту, где лежала лисица, содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага перебила ей шею, стрела Хамыца сломала бедро, а стрела Сослана раздробила ей спинные позвонки.

И сказал тут Хамыц:

– Я обладатель чудесного кох-зуба. Я – Хамыц, который у нартов на языке. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу.

– Как бы не так! – сказал Сослан. – А нарту Сослану, значит, ничего не полагается?

Урызмаг же сказал:

– Лисица должна быть моя; я старший.

Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня бог, братья моей матери этак могут дойти до беды». Набрался он смелости и сказал им:

– Я младше вас, но все же осмелюсь дать вам совет. Сделайте так: пусть каждый расскажет какую-нибудь быль, с ним случившуюся, и чья быль будет занятнее, тому достанется черная лисица.

Охотники согласились с ним и спросили его:

– А с младшего будем начинать или со старшего? И посоветовал им Аца:

– Пусть начнет средний, потом младший, а после старший.

И вот что тогда рассказал Хамыц:

– Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со мной, когда я вместе с моим воспитанником – безусым юношей – купил сушеную рыбу в Ахаркалаке и возвращался домой. Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему младшему: «Хочу я немного поспать, а ты возьми с повозки одну сушеную рыбу, намочи ее в воде, и когда она размякнет, разбуди меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц, – сказал он испуганно, – я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула хвостом и уплыла». – «Ты съел ее, ну и на здоровье, но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» сказал я ему. Но юноша клянется небом и клянется землей, что будто сушеная рыба воистину уплыла.

Рассердило меня его упорство. «Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной?» крикнул я, ударил его мечом и рассек на двое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?»

Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды, каким он матерью был рожден.

И воскликнул я: «Отныне буду ли я еще когда-нибудь просить у бога иной милости! То, что случилось, это на всю жизнь мне благодеяние!»

Вернулись мы домой и всю дорогу пели мы веселые песни, шутили и смеялись.

Чудеснее этого ничего я не видел, – сказал Хамыц.

– Ну, Сослан, теперь твой черед, – обратился Аца к Сослану.

– Что и говорить, – начал Сослан. – Много дивного, много чудесного случилось со мной. Но обо всем я не стану рассказывать. Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножья кургана. Развели огонь, нарезали мяса на шашлык, надели его на вертел, и сказал я юноше: «Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь, – сказал юноша, – ожила наша косуля и убежала она». – «Э, юноша, шашлык ты, конечно, съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал. Немало путников проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты обманываешь меня?» сказал я ему.

«Небо и землю беру я в свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего не отдал. Убежала она», клялся юноша.

Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел опомниться, как разрубил его надвое... «Вот тебе, чтобы не насмехался над старшим!» крикнул я.

Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. А что, если испытать, правду ли он говорил?! Разжег я огонь посильнее, насадил юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и здоровый явился передо мной, да еще говорит мне с досадой: «Зачем ты оживил меня? Побывал я в Стране Мертвых и плясал там симд с твоей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей веселой пляске».

Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь выше сердца и умер. И, правда, очнулся я в Стране Мертвых. Вижу я, танцуют там симд, и жена моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят возле Барастыра, спрашивают его;

«Ведь это нарт Сослан, как он попал сюда?»

«Он убил себя, чтобы повидаться с женой, – так попал он к нам», ответил им Барастыр.

Захватил я жену и вместе с нею вернулся домой из Страны Мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца! – так кончил рассказ свой Сослан.

– Ну, а теперь, Урызмаг, за тобою черед, – сказал Аца. И вот что сказал Урызмаг:

– Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот, послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру упал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но бог привел меня в заросли бурьяна, – видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только выговорил я эти слова, смотрю, – и вот плетень передо мною. А за плетнем показалась дверь... «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее», так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего-нибудь», вслух сказал я. И только сказал, гляжу, – передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь ничего мне не нужно», подумал я. Сытый, в хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг, в полночь, все кругом озарилось светом. Уж не дом ли загорелся, – тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с ноги моей». -«Что это за диво», подумал я. «Что за создание живет здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то дом горит неподалеку», подумал я опять. И опять слышу я совсем близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, – это рука моя светит».

«Это человеческий голос, – подумал я. – Так какова же должна быть та, от которой исходит такой свет!» А в комнате стало еще светлее. Тут встал я с постели, стою удивленно, а из соседней комнаты сказала она мне:

«Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит».

«Эх, умереть бы тебе, Урызмаг, – подумал я и шагнул к двери. – Должен я узнать, что это за диво». И тут женщина сказала мне:

«Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался – вкусные яства и хмельные напитки – все прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь лишнего?»

«А ведь она подманивает меня к себе», так подумал я, направляясь на ее голос.

«Прошу тебя, не подходи ко мне близко, иначе плохо тебе будет», сказала мне женщина.

Да погибнет пьяница! Много я съел, и еще больше выпил, – и все это съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Ссадинами покрылась спина моя, и бока мои ввалились, – так сильно я отощал. Когда этот человек вернул меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке. Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время хитрые звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке:

«Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо».

«Не дам я тебе мою собаку. Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как следует! Нет, не дам я ее тебе».

«Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?» сказал алдар. И тогда хозяйка отдала меня.

Вот привел он меня к своим пастухам, но он недавно женился, не хотелось ему оставаться на ночь возле стад; и велел он своим пастухам:

«Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой».

И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.

«Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки! – сказали пастухи, как только он уехал. – Да если волки и нападут на стадо, ведь не наш скот задерут они».

Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стадам и завыли: «О, Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе!» И тогда я завыл им в ответ:

«Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня».

Напали двенадцать волков на стадо и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось.

Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне.

«Ну, как, хорошо ли охраняла стада моя собака?»

«Вот посмотри, как она охраняла, – половину стада задрали волки», сказали ему пастухи.

Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все время бил меня.

«Ну что, плохо она сторожила?» спросила алдара моя хозяйка.

«Пусть бы пропала твоя собака, – половину стада задрали у меня вчера волки!»

«Не простит тебе этого бог, – ответила ему женщина. – Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее».

Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке.

«Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились ходить в мои стада».

«Не дам я тебе моей собаки. Недавно один алдар брал ее у меня и привел обратно жестоко избитую и жаловался, что она не уберегла его овец».

«Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай».

Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел меня к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им:

«Приведите-ка сюда скорее самого большого барана». Жирного, бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказанье.

Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом.

«Подоите коз и подбелите его суп молоком», приказал алдар.

Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и доотвала наелся я и мясом, и супом.

Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.

Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову.

Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули и пастухи, настала полночь, и снова услышал я голос тех же двенадцати хитрых волков.

«О, Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к тебе», завыли они.

«Напрасно вы это задумали, – ответил я им. – Не найдете вы здесь поживы».

Подошли они ближе и еще громче завыли:

«Мы идем к тебе, Урызмаг!»

«Напрасно идете, не будет вам здесь поживы», ответил я им.

Еще ближе подошли они, еще громче завыли:

«Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать».

«Что ж, попробуйте, идите!» ответил я им.

Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и пастухи:

«Бог погибель наслал на нас, – сказали они, – мало уцелело наших овец».

А сказали они так потому, что во время нападения волков овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят, – двенадцать волков сложены друг на друга. И тут алдар обнял меня.

«Ведь не для одного меня были бедой эти волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите, – сказал он пастухам, – да притащите-ка сюда барана побольше».

Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязали меня, за другой барана – и привели нас к моей хозяйке.

«Ну, вот, женщина. Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок».

А после этого уехал алдар домой – все было так, как должно было быть.

Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники:

«Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, И убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?»

«Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы», сказала моя хозяйка.

«Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и ее накормим, – иначе, какие же мы охотники!»

Отдала меня хозяйка, и они увели меня.

Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они спустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой горе, я – не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне: «Садись-ка рядом со мной. Не медведь я. Я – Афсати. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись умирающим. И скажет она: «Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего-навсего собака, – сын собаки». Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг и снова станешь Урызмагом. Сядь на ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода хозяйки».

Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я Урызмагом и, с войлочной плетью в руке, сел на ложе женщины и дождался ее возвращения.

«Ну, горе пришло твоей голове, – сказал я, увидев ее. – Прежде, чем уйдешь ты в Страну Мертвых, ты вознаградишь меня за мои мученья».

Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и сказал:

«Стань ослицей!»

И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее – это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ. Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни, – так закончил свой рассказ Урызмаг.

И тут Аца произнес свое решение:

– Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем. Удивительно то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось побыть в шкуре осла, лошади и собаки. Потому эта лисья шкура присуждается Урызмагу.

Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее шубу. Молва об этой шубе жива еще и доселе.

Ахсартаггата и Бората – кровники

Жили на нартской земле два рода – Ахсартаггата и Бората. Были они соседями. Шла между ними война – по семь человек убили они друг у друга. Однажды мальчики Ахсартаггата гоняли по улицам шар. Закатился шар в кузницу Бората, и один из мальчиков побежал за ним. Кузнец Бората в это время работал в кузнице. Схватил он мальчика, тут же убил его и бросил в яму, так что сверху не видно было его. Хватились Ахсартаггата своего мальчика, до самого края неба исходили землю Урызмаг, Хамыц и Сослан, но нигде не могли найти пропавшего.

Была в хозяйстве Урызмага молодая, еще не отелившаяся корова. Узнал Сырдон, что Урызмага нет дома, что отправился он на поиски мальчика, увел он его корову и зарезал ее.

У Сырдона было семеро сыновей. В этот вечер Сырдон, среди прочих мужчин, сидел на Нихасе. Прибежал на Нихас один из его сыновей и сказал Сырдону:

– Отец, черный вол не ест сена. И ответил ему Сырдон:

– Накрошите ему сена помельче, если он голоден, пусть ест. А если не хочет есть, пусть его самого съедят на поминках.

Эти слова Сырдона означали:

– Нарубите щепок помельче и наложите под черный котел.

Но юноши Ахсартаггата поняли это иносказание.

«Что бы это могло вариться в черном котле Сырдона?»

Побежали они по улице, будто бы забавляясь, и как бы невзначай забежали в дом к Сырдону. Глядят, – мясо их коровы во всю варится, кипит в котле.

В это время самого Сырдона дома не было, и юноши Ахсартаггата изловили семерых сыновей Сырдона и бросили их в кипящий котел. Дескать, варитесь там, вместе с нашей нетельной коровой.

Вернулся Сырдон домой и зовет сыновей своих:

– Где вы, мальчики, чтоб вы пропали!

Но никто не появляется на его зов, только котел кипит. Тут взял Сырдон большую вилку, которой достают мясо из котла, и сразу зацепил разварившееся тело одного из своих сыновей. Всю ночь оплакивал он детей своих, что было делать ему? А утром он вышел на улицу и закричал во все горло:

– Эй, собаки Ахсартаггата! Я одинок, и нетрудно было вам причинить мне зло. Но ведь в кузнице Бората гниет ваш мальчик, а вы, небось, напугались и не мстите Бората!

Опечалились и рассердились юноши Ахсартаггата. Но никого из взрослых мужчин не было дома, и не решились юноши без старших мстить роду Бората.

Совсем тут обнаглели Бората и не давали они проходу Ахсартаггата.

– Как бы еще поиздеваться нам над Ахсартаггата? – спросили Бората Сырдона.

И Сырдон им ответил:

– Откопайте в кузнице вашей труп их мальчика, отрубите ему голову и насадите ее на кол, а потом поставьте ее мишенью и стреляйте в нее. Ничего обиднее для Ахсартаггата вы не придумаете.

Так и сделали Бората.

К этому времени Урызмаг, Хамыц и Сослан, печальные, возвращались домой. Три года искали они своего мальчика. Не было на земле такого уголка, в который не заглянули бы они. Хамыц и Сослан еще задержались в поисках, а Урызмаг уже приближался к своему селению. Вдруг до слуха его донесся свист стрел.

«Не напал ли кто на наш дом?» подумал Урызмаг и погнал быстрее своего коня.

Прискакал он и видит: на месте состязаний потешаются Бората над черепом.

– Что это вы делаете? Во что вы стреляете? – спросил их Урызмаг.

И они ответили ему;

– В собачий череп стреляем мы, но никак попасть не можем.

– Дайте-ка мне тоже выстрелить, – сказал им Урызмаг.

– Стреляй, стреляй, – ответили ему Бората. И взмолился тут Урызмаг:

– О, боже, если это череп нашего мальчика, то пусть, как только пошлю я стрелу, он сам очутится в моих объятьях.

Так и случилось. Как только спустил стрелу Урызмаг, соскочил череп с кола и очутился в руках Урызмага.

Через некоторое время Хамыц и Сослан тоже вернулись. Каково было им узнать от Урызмага обо всем этом! И стали они задумывать месть пострашнее.

Тут весь народ поднялся и стал просить у Ахсартаггата, чтобы помирились они с Бората. И даже девица из рода Ахсартаггата просила братьев своих помириться с Бората. Но не давали согласия на мир распаленные местью мужи Ахсартаггата. Хоть сейчас пошли бы они войной на Бората, но во много раз превосходили их числом Бората. И, поняв, что не управиться им с Бората без помощи со стороны, сели они на коней и проехали мимо дома Бората, плетьми подхлестывая коней. Поехали они просить войск у Кафтисар-Хиандон-алдара. Узнала об этом девица из рода Ахсартаггата, которая хотела мира с Бората, и прокляла именитых мужей Ахсартаггата за то, что отправились они за помощью к чужеземцу:

«Бог единый, равного которому нет, сделай так, если не хотят они мириться, чтобы на семь лет потеряли дар слова их красноречивые уста, чтоб на семь лет затупились бы их разящие мечи, чтоб семь лет не летели в цель их меткие стрелы, чтобы на семь лет в кляч обратились их быстроходные скакуны».

Вот прибыли Урызмаг, Хамыц и Сослан в дом Кафтисар-Хиандон-алдара. Вышел к ним алдар, рассказывают они ему о своем деле, а он ни слова не может понять – так стала косноязычна их речь.

И сказал алдар:

– Отведите в курятник этих гостей и там покормите. В скором времени в селении Кафтисар-Хиандон-алдара надо было примирить кровников.

– Вот если бы взялся стать посредником в этом деле человек с чужой земли, – говорили люди.

И тут вспомнили про гостей, которых алдар поселил в курятнике. Послали за Урызмагом, рассказали ему дело и просят его рассудить. Стал Урызмаг говорить, – ничего не могут понять судьи. Ну и отвели его обратно в курятник.

Когда в селении устроили скачки в память мертвого, опять вспомнили о гостях и послали к ним, чтобы пустили они на скачки лучшего из своих коней.

Выбрали Ахсартаггата знаменитого пегого коня Урызмага. Вот начались скачки, все кони успели прискакать, а урызмагов Пегий так отстал, что прибежал к цели только тогда, когда уже поминки закончились.

После скачек воздвигли на длинных, один над другим подвязанных шестах высокую цель, – черный кусочек войлока, крепко прибитый к самому верхнему шесту – кабах, и сказали, что тот, кто собьет эту мишень, получит богатый дар. Послали и к Ахсартаггата, чтобы они тоже приняли участие в состязании.

Несколько стрел послали Хамыц и Сослан, но все стрелы их летели в сторону.

Нужно было зарезать быка, и попросили меч у Сослана, но сколько ни старались, даже царапины не оставил меч Сослана на шее вола, и даже ни один волос не упал с его шеи.

После всего этого Кафтисар-Хиандон-алдар даже смотреть не захотел на Ахсартаггата.

Так прошло семь лет. Вышел однажды Сослан из курятника и начал он с горя точить свой меч, вместо воды слезами своими смачивал он брусок.

– Эх, эх, эх!.. Лучше бы совсем погубил нас бог, чем так жить. Неужели настолько мы обессилели, что не можем Хиандон-алдара наказать за его кичливость?

И с горя ударил он о камень свой меч, омытый горькими слезами. Пополам разлетелся вдруг камень, глубоко в землю ушел меч, и такие искры от него отлетели, что, когда падали они в лощины, где растут сухие травы, – загорались от искр те травы.

Обрадовался Сослан.

Опять надо было в селении помирить кровников, и снова тут обратились к Урызмагу:

– Может, ты что скажешь, старик?

Заговорил Урызмаг и так он сказал, что помирились кровники и никто ни одного слова не прибавил к словам Урызмага-

Опять устроены были скачки, выпустили Ахсартаггата на скачки пегого коня Урызмага, и еще и половины пути не прошли другие кони, а урызмагов Пегий уже был у цели. Когда же обгонял он чужих скакунов во время скачки, – кому хвост отрывал, а кому ухо.

Пригласили Ахсартаггата стрелять в такую же цель, что и раньше. Сел Сослан на коня, разогнав коня, прицелился и сбил мишень, которая казалась маленькой черной точкой в небе. Никто кроме него не смог сбить ее.

Случились тут поминки, и попросили у Сослана меч, чтобы зарезать вола. Приставили меч Сослана к горлу, и вмиг перерезано было горло вола. А тот, кто резал вола, даже поранил себе колени мечом Сослана.

И тут по всему миру разнеслась весть об Ахсартаггата:

– Это такие люди, что мужчине из их рода слова нельзя возразить, а коней их обскакать невозможно. И так владеют они оружием, что никому не под силу воевать с ними.

И тут алдар сам вышел к ним и сказал:

– Простите меня, гости, не знал я, какие вы люди. Расскажите мне теперь, откуда вы и чего вы ищете.

– Мы приехали к тебе просить войска, – ответили они, – но в пути нас проклял кто-то, и семь лет мы мучились околдованные,

И тогда ответил им алдар:

– Только тому могу я дать свое войско, кто точно угадает число моих воинов. Должны вы также знать, что тому из моих воинов, кто первый ударит в неприятельские ворота, вы должны подарить жену вашего старшего. А кто второй ударит в ворота, того должны вы одарить конем вашего старшего.

Приуныли сначала Ахсартаггата, а потом подумали и решили:

«Спросим-ка мы Шатану. Если она нам не поможет, то никто не поможет».

Вернулся Урызмаг в селение нартов, пошел он в свой дом и, сумрачный, сел в свое кресло. Подошла к нему Шатана и спросила:

– Что с тобой, старик?

– Да уж куда хуже? Войско-то мы нашли, да тому из воинов, кто первый ударит в ворота Бората, должен я тебя подарить, а тому, кто следом за ним прискачет, должен я отдать своего коня. Испытывали мы наших коней, и есть у воинов алдара три коня, которых мой конь не может догнать. Да что мне конь, разве о коне я беспокоюсь?

– А ты ни о чем не беспокойся, старик, на меня понадейся, – ответила ему Шатана.

– Да ведь это еще не все. Кафтисар-Хиандон-алдар так сказал: «Если не угадаете вы числа моих воинов, то не дам я вам своего войска».

– Об этом тоже не беспокойся, – утешила его Шатана. – Ляг, отдохни, а утром узнаешь.

Лег Урызмаг, а Шатана взялась за шитье. Скроила она шаровары – о трех штанинах были эти шаровары. Сшила она их, и когда стало рассветать, повесила их на стене башни Ахсартаггата. Утром шел мимо башни Сырдон, взглянул на эти шаровары и, даже он, как чорт хитрый, а и то удивился и говорит:

– Вот так чудеса! Сто раз по сто в войске Бората, вдвое больше войск у Ахсартаггата. Есть в их войске одноглазые, есть безрукие, есть и одноногие, но ни одного трехногого я не видел. Зачем же Шатане эти шаровары о трех штанинах?

А Шатана спряталась и подслушала слова Сырдона. Так выведала она число войска, которое придет на помощь Ахсартаггата, и сказала об этом Урызмагу.

Вернулся Урызмаг к Хиандон-алдару и назвал ему число его воинов. И сказал тогда Хиандон-алдар:

– Садитесь теперь на коней и, не оглядываясь, скачите вперед. После того, как вы оглянетесь, сверх тех войск, которые поскачут за вами, больше ни одного воина вы не получите.

Сели на коней своих Урызмаг, Хамыц и Сослан и поскакали. Долго ли, коротко ли скакали они, но не выдержал Урызмаг и оглянулся, чтобы посмотреть, не обманул ли их Хиандон-алдар. Оглянулся он и видит: вся равнина позади их почернела от войск.

– Зачем же ты оглянулся? – спросил его один из воинов Хиандон-алдара.

Сдержал Хиандон-алдар свое слово. Как только Урызмаг оглянулся, закрылись двери той башни, откуда выходили войска.

– С нас довольно и тех, что вышли уже в поле, – ответил Урызмаг.

Вот приблизились они к родовому хадзару Бората. Один из всадников разгорячил коня и уже меч обнажил, чтобы первым ударить в ворота Бората. Но тут Шатана взмолилась:

– О, боже, сделай так, чтобы первые три всадника споткнулись, но чтобы не покалечили себя, – и пусть Урызмаг их опередит.

Сказала так Шатана, и сразу же споткнулись кони первых трех всадников. Урызмаг первым подскакал к воротам Бората, со всей своей силы ударил, – и открылись ворота. Все до одного мужчины Бората были истреблены, только детей и женщин пощадили Ахсартаггата.