Текст книги "Китайские сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Пять сестер

Когда это было, в какие времена неведомо. А только жила на белом свете одна старая женщина и было у неё пять дочерей. Самую старшую из дочерей назвали Дин-чжэр, то есть Наперсток, вторую дочь назвали Шоу-чжор, то есть – Браслет, третью дочку назвали Цзе-чжир, то есть Колечко, четвертую же назвали Эр-чжур, то есть – Сережка, а самую младшую дочку – пятую назвали Хэ-бор, то есть Кошелечек. Рано умер отец этих девушек, и мать снова вышла замуж за торговца-разносчика. Был этот человек скупым, злобным и несправедливым. Не любил он своих падчериц, не позволял им шить платья из новой материи и не велел им хорошую еду давать.

– Только зря я на пять девок белый рис перевожу, да белую муку трачу! – говорил часто торговец. – Девки – товар дешёвый!

Однажды собрался торговец-разносчик спозаранку по деревням торговать, а перед уходом наказывает своей жене:

– Напеки-ка жена к моему возвращению блинов из белой муки, да масла к ним не пожалей! Вечером вернусь, чтобы всё было готово.

Сказал это торговец, поднял на плечо коромысло с товаром и пошёл по деревням. А жена сразу же отправила всех дочек на ток, а сама заперлась на кухне и собралась для мужа блины печь. Достала она белой муки, завела тесто, раскалила сковороду и принялась за блины. Только первый блин испекла, слышит, кто-то в дверь стучит. Это старшая дочка с тока пришла и кричит:

– Мама! Открой дверь!

Спрашивает её мать:

– Чего ты пришла, почему зерно на току не сушишь?

– У меня сито нет, за ним и вернулась.

Открыла мать дверь и впустила дочь в кухню. А в очаге огонь полыхает, и блинный запах по всей кухне разносится.

Принюхалась дочка и спрашивает:

– А что ты тут печёшь?

– Блины пеку.

– Так вкусно пахнет! Дай один попробовать!

Не успела мать ответить, как Дин-чжэр, схватила со сковороды блин, и сразу принялась за него.

Мать вздохнула и говорит:

– Доченька, доедай свой блин, бери сито, но смотри, как на ток вернёшься, сёстрам про блины не рассказывай!

Кивнула головой Дин-чжэр, взяла сито и ушла. Заперлась мать на кухне и за блины принялась. Только блин стал подрумяниваться, опять стук в дверь раздался. Это вторая дочь с тока пришла и кричит:

– Мама! Открой дверь!

Спрашивает её мать:

– Чего ты пришла, почему зерно на току не сушишь?

– Мне решето нужно.

Открыла мать дверь и впустила дочь в кухню. А в очаге огонь полыхает, и блинный запах по всей кухне разносится.

Принюхалась дочка и спрашивает:

– А что ты тут печёшь?

– Блины пеку.

– Так вкусно пахнет! Дай один попробовать!

Не успела мать ответить, как Шоу-чжор схватила со сковороды блин, и сразу принялась за него.

Мать вздохнула и говорит:

– Доченька, доедай свой блин, бери решето, но смотри, как на ток вернёшься, сёстрам про блины не рассказывай!

Засмеялась дочка, проглотила свой блин, взяла решето и умчалась. Покачала мать головой, заперлась и снова взялась за блины. Только блин стал подрумяниваться, опять стук в дверь раздался. Это третья дочь с тока пришла и кричит:

– Мама! Открой дверь!

Спрашивает её мать:

– Чего ты пришла, почему зерно на току не сушишь?

– Мне веник понадобился.

Открыла мать дверь и впустила дочь в кухню. А в очаге огонь полыхает, и блинный запах по всей кухне разносится.

Принюхалась дочка и спрашивает:

– А что ты тут печёшь?

– Блины пеку.

– Так вкусно пахнет! Дай один попробовать!

Не успела мать ответить, как Цзе-чжир схватила со сковороды блин, и сразу принялась за него.

Мать вздохнула и говорит:

– Доченька, доедай свой блин, бери веник, но смотри, как на ток вернёшься, сёстрам про блины не рассказывай!

Кивнула ей третья дочка, доела свой блин, взяла веник и побежала. Махнула мать рукой, заперлась и снова взялась за блины. Только блин стал подрумяниваться, опять стук в дверь раздался. Это четвёртая дочь с тока пришла и кричит:

– Мама! Открой дверь!

Спрашивает её мать:

– Чего ты пришла, почему зерно на току не сушишь?

– Я за мешком прибежала.

Открыла мать дверь и впустила дочь в кухню. А в очаге огонь полыхает, и блинный запах по всей кухне разносится.

Принюхалась дочка и спрашивает:

– А что ты тут печёшь?

– Блины пеку.

– Так вкусно пахнет! Дай один попробовать!

Не успела мать ответить, как Эр-чжур схватила со сковороды блин, и сразу принялась за него.

Мать вздохнула и говорит:

– Доченька, доедай свой блин, бери мешок, но смотри, как на ток вернёшься, сёстрам про блины не рассказывай!

Улыбнулась четвёртая дочь, доела свой блин, взяла мешок и ушла. Вздохнула мать тяжело, заперлась и последний блин на сковороду бросила, а сама думает: «Испечётся блин, нужно его спрятать поскорее». Только блин стал подрумяниваться, опять стук в дверь раздался. Это пятая дочь с тока пришла и кричит:

– Мама! Открой дверь!

Спрашивает её мать:

– Чего ты пришла, почему зерно на току не сушишь?

– Нет у меня коромысла.

Открыла мать дверь и сунула дочери коромысло. А потом и говорит:

– Уже темнеет, беги скорее на ток помоги сёстрам!

Принюхалась дочка и просит:

– Так вкусно пахнет! Дай мне один блинчик попробовать!

Мать вздохнула и говорит:

– Нет блинов, рисовой каши поешь!

А Хэ-бор со слезами и говорит:

– Сёстрам дала блинчик попробовать, а мне нет! Чем я хуже?

Отдала тогда мать последний блин младшей дочери и вздыхает:

– Ешь, дочка, это был последний.

Ест Хэ-бор блин масленый, а рядом маленькая собачка возле ног вертится. Подняла собачка голову, и скулит. Отломила пятая дочка кусочек, собачке бросила:

– Возьми, собачка, попробуй, как вкусны блинчики с маслом.

Доела Хэ-бор блин, а мать в окошко глянула, видит вечер за окном и у ворот муж показался. Заходит торговец на кухню и говорит:

– Ох, и устал я сегодня! В трёх деревнях побывал, семь посёлков исходил! Проголодался очень! Давай, корми меня, жена, скорее, подавай блины масленые!

А жена вздохнула и говорит:

– Нет блинов, их дочки съели.

Услышал это торговец, закипел от злости. Встал из-за стола, молча, и ушёл, а сам придумал, как дочек проучить.

На следующее утро принёс он топор, чтобы хворост рубить, веревку крепкую, толстую палку и сухую баранью шкуру. Повернулся к дочерям и с улыбкой им говорит:

– Пойду я сегодня, доченьки, в горы хворост рубить. А в горах сейчас красота – цветы распустились, бабочки летают. Идите со мной, нагуляетесь вволю.

А девицы и рады – радёшеньки, давай в горы с отцом собираться. Старшая, Дин-чжэр, взяла с собой корзинку, говорит, яблочки-дички, собирать буду. Вторая – Шоу-чжор лопатку прихватила, говорит, целебные коренья выкапывать буду. Третья – Цзе-чжир взяла цапку, говорит, травы душистые буду добывать. Четвертая – Эр-чжур захватила с собой лукошко, грибы, говорит, искать буду. Пятая – Хэ-бор – маленький серпок взяла, говорит, ветки туи буду им срезывать. Да ещё и собачку с собой маленькую прихватили, чтобы веселее было.

И отправились они в горы, впереди торговец, а за ним пять дочерей и маленькая собачка. Шли, они шли и добрались Медвежьей горы.

Говорит торговец дочерям:

– Доченьки, пойду я под горой хворост рубить, а вы можете на гору подняться, поиграть да порезвиться. Но прислушивайтесь, как только замолкнут звуки ударов топора, так вы с горы вниз и спускайтесь.

Взобрались сёстры на гору и стали бегать да резвиться, словно пташки на свободу из клетки вылетели. А вокруг красота такая, что сердце от восторга замирает: всюду зелень, цветы, деревья плодовые, да травы душистые! На деревьях птицы песни распевают, заливаются, в озере рыбёшки плещутся, а на берегу, стрекозы кружат да бабочки порхают. Гуляют на горе девицы, не нарадуются. Старшая сестрица набрала полную корзинку яблок-дичек и говорит сёстрам:

– Не пора ли нам к отцу воротиться?

А сёстры наперебой ей кричат:

– Подожди! Слышишь, ещё топор стучит.

Накопала вторая сестрица корешков разных и спрашивает:

– Не пора ли нам к отцу воротиться?

А три сёстры наперебой ей кричат:

– Подожди! Слышишь, ещё топор стучит.

Третья сестрица нарубила охапку рогоза душистого и спрашивает:

– Не пора ли нам к отцу воротиться?

А две сестрёнки ей отвечают:

– Подожди! Слышишь, ещё топор стучит.

Набрала четвёртая сестрица полное лукошко грибов и говорит:

– Пора нам уже к отцу возвращаться!

Услышала это младшая сестрица, надула губы и говорит:

– Вы уже всё собрали, что хотели, одна я с пустыми руками!

Увидели сестры: обиделась Хэ-бор, посоветовались и говорят:

– Хорошо, погуляем ещё немного. Отцов топор ещё стучит пока.

Собрались они дальше идти, а маленькая собачка им дорогу преградила и лает:

– Вав-вав-вав! Вав-вав-вав!

Сёстры погладили собачку и говорят:

– Скоро, скоро пойдём, вот погуляем ещё чуток и назад вернёмся.

Пошли сестры дальше и забрались в чащу лесную. Хэ-бор начала срезать нежные ветки туи, а сёстры ей помогают. Нарезали, подняли головы и видят, – солнце уже за горы закатилось, темнеет в чаще лесной. Испугались сёстры, не помнят, откуда пришли, и совсем с пути сбились. Впереди – горы крутые, позади – лес густой. Плутают, сёстры по Медвежьей горе, тут Дин-чжэр и говорит:

– Не бойтесь! Слышите? Отец ещё хворост рубит!

Стали сёстры прислушиваться и пошли друг за другом на звук топора. Прошли они через ущелье, и увидели горную тропинку. А стук всё громче и громче:

Бам-бам-бам! – Обрадовались сёстры, закричали хором:

– Отец! Отец! мы вернулись.

Никто им не отвечает. Пригляделись сёстры, а на дереве сухая баранья шкура натянута и рядышком толстая палка висит. Качает ветер палку, она и бьёт по сухой шкуре: бам-бам-бам!

Растерялись девушки, не знают, как быть. Бросил их торговец одних ночью в горах. Того и гляди хищные звери на них нападут, а спрятаться им негде.

Вдруг очень далеко, посреди чащи горного леса, огонёк сверкнул. Если есть огонь – значит, там и люди есть.

Воодушевились сёстры:

– Пойдём скорее на огонёк, может там нас на ночь приютят, а завтра по свету дорогу найдём, и домой вернёмся.

Стали они в гору подниматься, а маленькая собачка их не пускает: хватает за подол и лает изо всех сил.

Сёстры погладили собачку и говорят:

– Успокойся, дружок, найдём дом, там и тебя накормят.

Отправились сёстры дальше, на тот огонёк.

Да только это не огонёк от лампы, а фонарь у входа в пещеру. Подошли сёстры к пещере и стали подниматься по каменным ступенькам. Вошли в каменные двери и увидели старую старуху. Посмотрела старуха на сестёр и спрашивает:

– Как вы, девицы, тёмной ночью попали?

Старшая сестра и говорит:

– Собирали мы хворост, добрая бабушка, и заблудились. Позволь нам у тебя переночевать.

Старуха вздохнула и говорит:

– Ох, не к добру вы, девицы, сюда забрели! Гора эта и пещера не спроста Медвежьей зовется. Живёт здесь медведь-оборотень. И не ест он никакой вареной пищи, а только людей. Никто отсюда ещё живым не уходил, видите, сколько костей у ворот валяется.

– А почему он тебя, бабушка, тогда не съел?

Отвечает им старуха:

– Хотел, он было и меня съесть, да только посмотрел какая я старая, тощая и велел за домом своим присматривать.

– А где сейчас этот медведь-оборотень?

Старуха вышла из пещеры, взглянула на небо и говорит:

– Скоро он сюда вернётся, а сейчас где-то на людей охотится. Шли бы вы отсюда пока не поздно.

Страшно девушкам, а в лес идти ещё страшнее. Снова старуху спрашивают: голову приклонить?

– Добрая бабушка, а когда медведь вернётся, куда спать уляжется?

Старуха им отвечает:

– Если жарко – на холодное место, а если холодно – на тёплое.

Девушки опять спрашивают:

– А где тёплое место?

– В глубоком котле.

– А холодное место где?

– На большом камне.

Пошептались между собой сёстры и говорят:

– Придумали мы, бабушка, как от медведя-оборотня избавиться. Спрячь нас поскорее в пяти больших глиняных чанах, а как вернётся оборотень, так уложи ты его спать на тёплое место.

Не успели они закончить, как услышали все, что медведь возвращается. Забрались сёстры в чаны, а бабушка их крышками прикрыла, а собачку в топке спрятала.

Вошёл медведь, стал носом водить:

– Чем это здесь пахнет?

А старуха и говорит:

– Это, наверное, ноги мои так пахнут.

Принюхался медведь и говорит:

– Нет, это не ногами твоими пахнет!

Тогда старуха и говорит:

– Да просто это от тебя свежей кровью несёт.

Зарычал медведь:

– Чую, был здесь кто-то!

Стал медведь бегать, все углы обшаривать, все места обнюхивать. Уже к самым чанам глиняным подобрался, вот-вот откроет крышку да заглянет. А старуха ни жива, ни мертва, стоит, боится, что медведь девушек загубит. Вдруг маленькая собачка выскочила из топки и кинулась на медведя. Повернул оборотень голову, пнул ногой храбрую собачку и говорит:

– Так это тут паршивой собачонкой пахло!

Старуха вздохнула с облегчением и говорит:

– Приблудилась эта собачонка, гнала я её, не уходит.

А медведь почесался и сказал:

– Привяжи ты её, если не поймаю завтра никого из людей, её и съем.

– Сделаю, как ты велишь. Иди, спать ложись.

– Пойду на холодное место лягу. Что-то жарко сегодня.

– Ветер поднимается, холод принесёт, ложись-ка лучше на тёплое место.

Пошёл медведь и улёгся в большой котёл, а через минуту уже храпел. Тут старуха открыла чаны, и девушки выбрались из них. Дин-чжэр с Шоу-чжор притащили огромные камни, и придавили ими крышку котла. Цзе-чжир с Эр-чжур наломали хвороста и развели огонь в печи. А Хэ-бор кузнечным мехом со всех сил огонь раздувает: Пай-да! Пай-да! Раздуваются меха! Разгорелся огонь в жаркое пламя, нагрелся и котёл с медведем.

Ревёт медведь:

– Ж-ж-жарко! Г-г-горячо!

А сёстры в ответ:

– Ничего, зато спать слаще!

Ещё громче заревел медведь:

– Ай-ай-ай! Жарко! Шерсть уже дымится!

А сёстры в ответ:

– Ничего, старая шерсть обгорит, новая вырастет!

– Ай-ай-ай! Жарко! Уже кожа горит!

А сёстры в ответ:

– Ничего, эта облезет, новой кожей обрастёшь!

А медведь уже и замолчал в котле.

Вот так сестрицы медведя-оборотня и извели.

Стало солнце над горой подниматься, а сёстры не знают возвращаться домой или нет. Если вернуться – злой отчим житья не даст, а не вернуться – по матушке тоска одолеет.

Смотрит на них старуха и говорит:

– Богатое это место, чего только здесь не растёт: и овощи, и фрукты, и травы целебные, да и в озёрах рыбы полно. Если хотите, оставайтесь, вместе будем жить. Не хочется мне одной здесь оставаться.

Недолго думая, остались сёстры в Медвежьей пещере жить. Как избавились они от того медведя – оборотня, так совсем спокойно на горе стало. Зажили они со старухой в любви и согласии. Завели хозяйство большое: диких уток, зайцев, кабанов, овец развели. Огород распахали тяпками да мотыгами, принялись пшеницу, просо сеять. А со склона бороздку от ручья провели к канавкам вырытым, чтобы вода всегда была. И всё им удаётся, всё, получается, трудятся весь день и не устают. Дом построили. Шелкопрядов развели, и стали шелка ткать, новые платья шить. Всё у них есть и всего у них вдоволь. Старуха их всему учит да слова ласкового не жалеет, а они в ответ ей во всём помогают.

Так три года прошло. И решили сестрицы своей родной матери о себе весточку подать. Приготовили мешочек холщовый и сложили в него: от старшей сестрицы – напёрсток серебряный, от второй сестры – браслет позолоченный, от третьей сестры – кольцо золотое, от четвёртой – серьги нефритовые, от пятой – кошелёчек атласный. Крепко затянули мешочек, подозвали маленькую собачку и послали её в родной дом.

И не ведали сёстры, что в родном краю эти три года засуха стояла. У торговца-разносчика совсем дела шли плохо. Выменял он весь свой товар на еду, а потом всё и проел. Дома шаром кати – ни муки, ни зёрнышка. Печь и ту топить нечем, нет больше сил, хворост рубить. Вот и сидят старики, охают, да скорой смерти ждут.

Вдруг видят, маленькая собачка бежит, в зубах холщовый мешочек держит. Подбежала к матери девушек и опустила у ног мешочек. Развязала его бедная мать и видит там: от старшей сестрицы – напёрсток серебряный, от второй сестры – браслет позолоченный, от третьей сестры – кольцо золотое, от четвёртой – серьги нефритовые, от пятой – кошелёчек атласный. От нечаянной радости заплакала мать и говорит:

– Видно живы все мои доченьки, и мне весточку прислали! Посмотри, муж, какие они подарки положили, наверное, живут они и горя не ведают! Хочется мне их скорее увидеть. Собачка, отведи меня к моим детушкам!

А злой отчим не знает, что и сказать. Дома оставаться – от голода умрёшь, к дочерям идти – стыдно им в глаза посмотреть. Подумал, подумал и решил с женой к дочкам идти. Долгий путь, да нелёгкий: через ущелья, через рощи густые. По узенькой тропинке они идут, да вверх по горе. Смотрят, луга зелёные, скотины разной полно, а посреди горы – дом большой. Остановилась маленькая собачка и стала лаять.

Вышли навстречу пять девушек – красавиц. Узнали они свою бедную матушку и кинулись её обнимать. Три долгих года с нею не виделись! А отчим стоит в сторонке, голову опустил, стыдно ему. Подошёл он к дочерям, повинился.

Простили его дочери и всех за стол повели маслеными блинами угощать.

Золотая птичка и дух дерева

В неведомом краю рос когда-то густой, дремучий лес. Чтобы пройти его от одного конца до другого, нужно идти много дней и ночей. И какие только деревья там не растут! Стройные сосны и кипарисы весь год зеленеют. Дикий орех и утуны по весне цветами наряжаются. Клёны и дубы по осени красными листьями украшаются. Боярышник и груши плодами радуют. Да разве всех перечтёшь?

Росла в этом лесу старая-престарая акация. Верхние ветки были такие кривые, что напоминали дракона. А в стволе дупло огромное, в нём как в доме жить можно. И жил в этом дупле древесный дух. Был он старым и мудрым, и всё на свете знал. А что с ним однажды приключилось, расскажу вам позднее. А пока послушайте о другом.

Далеко от этого дремучего леса стояла маленькая деревенька. В той деревеньке стоял большой и крепкий вяз. А на том вязе жила маленькая птичка с золотистыми пёрышками. Каждое утро распевала птица песни, радуясь восходу солнца.

Возле вяза стояли два дома со смежной глиняной стеной. С одной стороны от стены проживал бедняк по имени Лю Чунь-тянь. На своём крошечном участке земли он занимался тем, что делал соевый сыр, продавал его, тем с женой и старой матерью кормился. Сын с невесткой, что похуже ели, а старой матери лучшую еду отдавали.

А с другой стороны от стены жил богач, и звали его Ван Юй-фэн. И имя его означало – Ван Нефритовый пик. Богатые люди всегда своим детям имена дают звучные и красивые. У Ван Юй-фэна тоже была мать-старуха, тугая на уши и подслеповатая на глаза. Слабая она была, не могла с кровати подняться. А сынку её Ван Юй-фэну не до неё было, то он деньги ссужал односельчанам, то долги собирал. И жена его из одного с ним теста – только все мысли и все разговоры, что о деньгах. Жили они так, да всё на старуху жаловались, что, мол, никак не помрёт.

В ту весну, когда вяз уже покрылся зелёными листочками, заболела мать бедняка Лю Чунь-тяня. Опечалились Лю с женой, не знают, как больной помочь. Им бы денег занять, да кто бедняку займёт, с него и взять-то нечего. Сбросил с себя Лю Чунь-тянь последнюю рубаху, жена шпильки из волос вынула – продали, и этого еле хватило на лекарство. Но оно матери не помогло. В скором времени умерла мать Лю Чунь-тяня. Вспомнил сын, как мать его растила, как жила в нужде всю жизнь и загоревали, горько заплакали муж с женой.

Вдруг полил с неба проливной дождь и намокшие дождём, поникли ветви большого вяза. И золотая птичка, увидев, как горюют бедняги, перестала щебетать, загрустила. Заблестели её чёрные глазки, вспорхнула птичка и улетела по дождю. А для птицы лес покинуть – это всё равно, что человеку родную деревню оставить.

Долго летела золотая птичка, от человеческого горя улетая. И оказалась она в том самом, дремучем лесу. Устала птичка и присела на ветку старой акации. Подул южный ветер, и тучи рассеялись. Прекратился дождь и на листочках засверкали на солнышке капельки-росинки. Закричали кукушки, фазаны перья распустили, а у золотой птички слёзы в чёрных глазах блестят. Свежий аромат по лесу разливается, загудели пчёла, стали порхать бабочки. Вокруг старой акации обвились лианы, на лианах цветочки распустились, словно мотыльки золотые. Только одна золотая птичка грустит. Сидит на ветке птичка, роняет слезинки и по золотым цветочкам клювом бьёт.

Вдруг задвигались, по всему дереву золотые цветочки. Раздвинулись они на две стороны, и открылось большое дупло. А из этого дупла появился седой добрый старик. Лицо у старика свежее, глаза ясные, а волосы длинные до плеч. Догадалась маленькая золотая птичка, что перед ней – сам дух древесный. Не успела птичка своего клюва раскрыть, как древесный дух ей и говорит:

– Долгие века прожил я в этом дремучем лесу, он никогда ещё мне не доводилось видеть слёз птичьих. Напрасно говорили люди, что птицы слёз не проливают. Скажи мне малая птаха, почему ты плачешь, стариковское сердце бередишь?

Защебетала золотая птичка печально:

– Поведаю я тебе, добрый дух, отчего я свои слёзы роняю.

И поведала ему золотая птичка всё, что она видела с большого вяза. И о том, как Лю Чунь-тянь с женой работали не покладая рук да всё равно в нужде жили. И о том, как они последнее продали, чтобы умирающей матери лекарство купить. И о том, как они горевали, когда старая мать покинула этот свет.

Задумался тут лесной старец, а птичка не умолкает:

– Поверь, добрый дух! Лю Чунь-тянь и его жена люди хорошие, добрые и справедливые!

А старец на это и говорит:

– Послушай и ты меня, малая птаха! Хорош человек или плох можно узнать лишь по тому, как он не только к родным, но и к чужим относится.

Птица тогда ему и говорит:

– Ты бы сам на них взглянул и увидел бы, что они за люди.

И в этот момент увидела золотая птичка, как древесный дух обернулся нищей старухой в залатанном платье.

И сказала эта старуха:

– Разбередила ты мою душу! Пойду я и посмотрю на Лю Чунь-тяня и его жену.

А Лю Чунь-тянь и его жена всё мать оплакивают. Слышат, кто-то к воротам подошёл. Вышли из дома и увидели старую тощую старуху в обносках.

А старуха протянула руку и молвит:

– Подай те, люди добрые, старухе поесть, хоть сухой кусок!

Лю Чунь-тянь кинулся в дом и принёс самую лучшую лепёшку. А жена, жалея старуху, спрашивает:

– Тяжело, наверное, тебе, матушка по дорогам ходить, через горные кручи да овраги перебираться?! Не уж то тебе бедной и голову негде преклонить?

Говорит ей старуха:

– Ох, одна я, доченька, на всём белом свете. Нет у меня ни дома, не пристанища, где упаду, там и помру.

Смотрит на старуху Лю Чунь-тянь, а сам всё покойную матушку вспоминает. И защемило у него сердце от жалости к нищей старухе, он и говорит:

– Матушка, оставайся у нас, поживи здесь, если нашей бедности не гнушаешься!

И жена вторит ему:

– Оставайся, матушка, мы тебя не обидим.

Так и приютили они нищую старуху. Ухаживали они за ней, на почётное место сажали, во всём старались угодить старой женщине.

Лю всегда наказывал жене:

– Ты смотри, чтобы матушка отдыхала побольше, не давай ей никакой работы, стара она совсем, немощна.

А сами они не минуты без дела не сидят, как же старухе на кровати лежать? Вот и старается им помочь хоть как-то: то сыр через сито пропустит, то хвороста в огонь подбросит. Лю с женой как обед приготовят, так первым делом старуху кормят, а потом уж, что останется сами едят.

Жена при этом и говорит:

– У нас итак силы есть, мы и поголодать можем, а матушке еда силы прибавит.

Скудно они жили, перебивались кое-как, но зато было у них согласие меж собой.

И правду люди говорят, чтобы человека узнать, нужно с ним не один день прожить. Вот и старуха прожила с ними два года. За это время полюбилась она Лю и его доброй жене. К концу третьего года позвала она их и говорит:

– Пора мне попрощаться с вами, детушки!

Опечалились муж с женой, смотрят друг на друга, не понимая, почему старуха уйти от них хочет.

Говорит Лю Чунь-тянь:

– Чем же мы тебя обидели, матушка? Или может, нужда наша тебе опостылела?

Спрашивает у старухи жена:

– Может я тебя, словом, каким или делом невзначай не уважила?

А старуха им и отвечает:

– Не вините вы себя ни в чём понапрасну. Хорошо мне с вами жилось, радостно, заботились вы о чужой старухе как о родной матери. Только пора мне вас покинуть, время подошло.

Не унимается Лю Чунь-тянь, не хочет никак старуху отпускать из своего дома и говорит ей такие слова:

– Уйдёшь ты от нас, опустеет наш дом. Куда ты пойдёшь, в твои преклонные года и где мы потом с тобой свидимся?

А жена плачет и сквозь слёзы говорит:

– Срослись мы с тобой душой, как корни деревьев срастаются. Три года под одной крышей и ели и спали и радовались и горевали. Если уйдёшь ты от нас – тоска нас одолеет.

Подумала старуха и говорит им ласковым голосом:

– Не рвите себе сердце, не останавливайте меня, не могу я больше с вами оставаться. А сейчас идите к большому вязу и накопайте мне глины у его корней. Слеплю я вам из той глины человечка, похожего на меня. Если тоска вас одолеет, поглядите на этого человечка, вам легче станет.

Не стали больше муж с женой спорить со старухой, и сделали всё, как она велела. Принесли они глину, поставили перед старухой и вздыхают. А старуха взялась за глину, мнёт её да приговаривает:

 
Растёт в деревне вяз, а у вяза живет Лю Чунь-тянь.
Прожила я три года у доброго Лю Чунь-тяня.
Уходить мне пора, что я оставлю вместо себя?
Слеплю я глиняного человечка,
Как плюнет человечек – так вылетит монетка.
 

Вылепила старуха глиняного человечка, точь-в-точь такого как сама старуха. Плюнет тот человечек – монеты из его рта посыплются. Никогда прежде муж с женой такого чуда не видывали, смотрят во все глаза и не заметили, как старуха пропала. Только потом они догадались, что не простая это старуха была, а дух бессмертный.

Стали Лю с женой жить припеваючи, забыли про голод и нужду, а старуху добрым словом вспоминают. Увидели это соседи богачи, надивиться не могут. Любопытно стало Ван Юй-фэню и его жене, и решили они проведать своих соседей, в гости заглянули. Зашли в дом и нет чтобы добрым словом обмолвиться, а всё только высматривают да выглядывают по всем углам. Смотрели, смотрели, да высмотрели глиняного человечка, у которого изо рта монетки сыплются. Подбежал Юй-фэн к человечку, глаза выпучил и спрашивает у хозяев:

– Где вы взяли такое сокровище?

А Лю Чунь-тянь с женой люди простодушные, не умеют хитрить да изворачиваться, вот всё им и рассказали, как было.

Ушли Ван Юй-фэн с женой домой, а жадность им покоя не даёт. Думали, они думали и решили тоже такого человечка заполучить. Говорит Ван жене:

– Что зря старуху мать кормить, лучше избавимся от неё, глядишь, и глиняного человечка раздобудем! Согласилась с ним жена, взяли они верёвку и задушили бедную мать. А потом сели под вязом и давай рыдать во весь голос.

Налетел ветер, зашумел, лишь бы не слышать эти фальшивые крики злодеев. Большой вяз сердито ветками закачал. Увидела их и золотая птичка, услышала их истошные стенания, и от негодования клюв открыла. Посмотрела она на них с презрением и полетела проч.

Отправилась золотая птичка опять к старому древесному духу. Летит, а ветер ей все пёрышки раздувает. Прилетела птичка в дремучий лес, хотела было на старую акацию приземлиться, да куда уж там. Ветер её из стороны в сторону кидает, того и гляди разобьётся бедная птаха. А ветер всё крепчает, листья с земли поднял, кружит, деревья раскачивает. Выбилась из сил, птичка, кое-как зацепилась за золотой цветочек не акации. Пожалел её древесный дух, протянул руку из дупла и подхватил малую птаху.

Качает головой старец и говорит:

– Не разумная ты птаха! Какая нужда тебя заставила по такому ветру летать?

Отвечает ему птичка:

– Добрый дух! Выслушай меня, пожалуйста! Не ведаешь ты в своём дремучем лесу, какие дела на белом свете творятся! Выслушай меня, пожалуйста, и поймёшь, почему я к тебе прилетела, сильного ветра не побоялась.

Вновь поведала золотая птичка древесному духу, что она видела с большого вяза. И о том как Ван Юй-фэн жил со своей женой в богатстве да праздности, и о том как он родную мать обижал. И о том как от зависти и жадности они с женой бедную старуху-мать задушили. И о том как после этого Ван да его жена во весь голос рыдали притворно.

Задумался тут лесной старец, а птичка не умолкает:

– Поверь, добрый дух! Злые они люди – Ван Юй-фэн со своей женой, жадные и несправедливые!

А старец на это и говорит:

– Послушай и ты меня, малая птаха! Да может ли быть такое на белом свете, чтобы человек мог родную мать задушить?

Птица тогда ему и говорит:

– Ты бы сам на них взглянул и увидел бы, что они за люди.

– И в этот момент увидела золотая птичка, как древесный дух обернулся нищей старухой в залатанном платье.

И сказала эта старуха:

– Разбередила ты мою душу! Пойду я и посмотрю на Ван Юй-фэня и его жену!

Схоронил Ван Юй-фэн мать и сели с женой у ворот бессмертную старуху дожидаться. Сидят, голосят, что есть мочи да всё на ворота поглядывают. Сколько они так сидели – неведомо. Только вдруг налетел ветер, закружил листья, и появилась нищая старуха у ворот. А жена не разобрав, кто это чуть было не прогнала нищенку. Вовремя Ван разглядел, что эта старуха на волшебного глиняного человечка похожа, которого он у Лю видел. Вскочил лиходей, побежал к воротам да как закричит:

– Матушка бессмертная! Проходи скорее в наш дом. Угостим тебя хорошей едой, сладким вином тебя попотчуем, не то, что Лю Чунь-тянь!

А старуха им и говорит:

– Ошибся ты, добрый человек, никакая я не бессмертная, просто нищенка, подайте мне чего не жалко!

Пошла жена Вана в дом, а сама бормочет:

– Чего это ради простой нищенки так стараться?

Отыскала сухую лепешку, что собаке отдать не жалко и старухе бросила.

А Ван Юй-фэн говорит старухе ласково:

– Тяжело, наверное, тебе, матушка по дорогам ходить, через горные кручи да овраги перебираться?! Не уж то тебе бедной и голову негде преклонить?

Говорит ему старуха:

– Ох, одна я, сыночек, на всём белом свете. Нет у меня ни дома, не пристанища, где упаду, там и помру.

Услышал это Ван Юй-фэн, сердце у него так и подпрыгнуло от радости, думает злодей: «Это, наверняка бессмертная, ведь она и Лю такие слова говорила»!

Говорит он тогда старухе:

– Поживи с нами, матушка, у нас и комната свободная есть.

Услышала это его жена, взяла её досада, не выдержала она и говорит громким голосом:

– Вот ещё! Только от одного рта избавились, так ты тут же другой рот мне навязываешь, нищенку в дом ведёшь!

Промолчала старуха, услышав такие слова, только за Ван Юй-фэном в дом пошла. Время обеденное, пора и за стол садиться. Сели муж с женой за богатый стол, наелись до отвала, а старуху в комнату покойницы отвели и объедки со своего стола дали. На ужин также поступили. А потом и спать легли.

Пробудились Ван Юй-фэн и его жена среди ночи, – жадность им спать спокойно не даёт.