Текст книги "Книга Урантии"

Автор книги: Небесные жители

Не вызывающая серьезного к себе отношения и поверхностная религия не может уцелеть, особенно, если она лишена духовенства, которое укрепляло бы ее внешние проявления и наполняло бы сердца ее приверженцев страхом и благоговением. Олимпийская религия не обещала спасения, как не утоляла она и духовную жажду своих верующих; поэтому у нее не было будущего. Не прошло и тысячи лет с момента ее возникновения, как она практически исчезла, и греки остались без национальной религии, ибо лучшие умы перестали интересоваться богами Олимпа.

Таким было положение, когда в течение шестого века до Христа Восток и Левант пережили возрождение духовного сознания и новое пробуждение интереса к монотеизму. Однако Запад остался в стороне от этого процесса; ни Европа, ни северная Африка не приняли широкого участия в религиозном возрождении. Тем не менее, греки добились действительно великолепных результатов в интеллектуальном развитии. Они начали побеждать страх и более не рассматривали религию как противоядие от страха, но они не увидели, что истинная религия является лекарством от разъедающих душу сомнений, духовных терзаний и нравственного отчаяния. Они стремились утешить душу глубокомыслием – философией и метафизикой. От размышлений о самосохранении – спасении – они перешли к самовоплощению и самопознанию.

Строгостью мышления греки стремились достичь такого осознания уверенности, которое заменило бы веру в спасение, но их усилия оказались тщетными. Только наиболее разумные представители высших классов эллинских народов смогли постичь новое учение. Простой люд – потомки рабов предыдущих поколений – был неспособен воспринять этот новый заменитель религии.

Философы презирали любые формы поклонения, несмотря на то что все они в той или иной мере придерживались салимской доктрины – веры во «вселенский Разум», «идею Бога» и «Великий Источник». В той мере, в которой греческие философы признавали божественное и сверхконечное, они были откровенными монотеистами и без особого почтения относились к плеяде богов и богинь Олимпа.

Греческие поэты пятого и шестого веков, в особенности Пиндар, пытались реформировать греческую религию. Они возвысили ее идеалы, однако оставались больше служителями искусства, чем религии. Им не удалось создать метод, который способствовал бы развитию и сохранению высших идеалов.

Ксенофан проповедовал единого Бога, но в его представлении божество было слишком пантеистическим для того, чтобы стать личностным Отцом смертного человека. По своим убеждениям Анаксагор был механистом, если не считать того, что он признавал Первопричину, – Изначальный Разум. Сократ и его последователи Платон и Аристотель учили, что добродетель есть знание, великодушие – здоровье души, что лучше страдать от несправедливости, чем быть виновным в ней, что порочно платить злом за зло и что боги мудры и добры. В их понимании основными добродетелями являлись мудрость, мужество, воздержание и справедливость.

Эволюция религиозной философии среди эллинских и древнееврейских народов является наглядным примером противоположной деятельности церкви как института, определяющего культурный прогресс. В Палестине человеческое мышление было настолько подчинено священникам и контролировалось религиозными книгами, что религия и мораль целиком поглотили философию и эстетику. В Греции, ввиду почти полного отсутствия священников и «священных писаний», человеческий разум оставался свободным и нескованным, что позволило достичь поразительной глубины мысли. Однако религия как личный опыт отстала от интеллектуальных исследований сущности и реальности космоса.

В Греции вера была подчинена мышлению; в Палестине мышление находилось в подчинении у веры. Сила христианства в значительной мере объясняется его широкими заимствованиями как еврейской морали, так и греческой мысли.

В Палестине религиозная догма окостенела настолько, что превратилась в угрозу дальнейшему развитию; в Греции человеческая мысль стала столь абстрактной, что концепция Бога вылилась в туманные пантеистические рассуждения, в которых было много общего с обезличенной Бесконечностью брахманских философов.

Однако простые люди того времени не понимали греческой философии с ее идеей самопостижения и абстрактного Божества и не проявляли к ней особого интереса. Скорее, они жаждали обещаний спасения, стремились к личностному Богу, который смог бы услышать их молитвы. Они изгоняли философов и преследовали уцелевших приверженцев салимского культа – ведь обе доктрины в значительной мере слились – и были готовы к дикому, оргиастическому погружению в безрассудство мистериальных культов, распространявшихся в то время в Средиземноморье. Элевсинские мистерии развивались вместе с пантеоном олимпийцев и представляли собой греческую версию поклонения плодовитости; в образе Диониса процветало поклонение природе. Лучшим из культов было орфическое братство, чьи нравственные проповеди и обещания спасения притягивали к себе многих людей.

Вся Греция пользовалась этими новыми способами обретения спасения, этими буйными эмоциональными ритуалами. Ни одна нация за столь короткое время не достигала таких высот художественной философии. Ни одна не создавала столь же прогрессивной системы этики, практически не знавшей Божества и полностью лишенной обещания человеческого спасения. Ни одна нация не погружалась столь стремительно, глубоко и с таким неистовством на такие глубины интеллектуальной косности, нравственной ущербности и духовной нищеты, как эти греческие народы, бросившиеся в безумный водоворот мистериальных культов.

Религии могли в течение длительного времени существовать без философской поддержки, но редкая философия, как таковая, могла долго сохраняться без какого-то отождествления с религией. Философия соотносится с религией так же, как мысленный образ – с действием. Однако идеальным для человека является такое положение, при котором философия, религия и наука слиты в исполненное смысла единое целое посредством совместного действия мудрости, веры и опыта.

Последующая религия латинских народов, уходящая своими корнями в ранние религиозные формы поклонения семейным богам и превратившаяся в племенное почитание бога войны Марса, естественным образом напоминала скорее политический обряд, нежели интеллектуальную систему – наподобие греческой или брахманской – или же более духовную религию некоторых других народов.

В эпоху великого монотеистического возрождения евангелия Мелхиседека в шестом веке до Христа лишь редкие салимские миссионеры смогли добраться до Италии, а те, кому это удалось, оказались неспособны преодолеть влияние быстро распространявшегося этрусского духовенства с его новой плеядой богов и храмов, объединенных в государственной религии Рима. В противоположность религии греков, религия латинских племен не была мелкой и продажной, а по сравнению с древнееврейской, она не отличалась суровым и тираническим характером: в основном она ограничивалась соблюдением церемоний, клятв и табу.

Огромное влияние на римскую религию оказали культурные заимствования из Греции. В итоге большинство олимпийских богов были перенесены на римскую почву и вошли в римский пантеон. В течение долгого времени греки поклонялись домашнему очагу – богиней очага была целомудренная Гестия; римской богиней семейного очага являлась Веста. Зевс стал Юпитером, Афродита – Венерой; аналогичные параллели появились и у многих других олимпийцев.

Религиозные инициации римских юношей сопровождались торжественным посвящением на служение государству. Присяги и прием в граждане фактически являлись религиозными обрядами. Латинские народы строили храмы, алтари и святыни, а во времена кризисов прибегали к помощи оракулов. Они хранили останки героев, позднее – мощи христианских святых.

Этот формальный и бесстрастный вид псевдорелигиозного патриотизма был обречен на крах – так же, как высокоинтеллектуальное и художественное поклонение греков пало перед пылким и глубоко эмоциональным поклонением, свойственным мистериальным культам. Величайшим из этих разрушительных культов была тайная религия секты Божьей Матери, центр которой находился на том самом месте, где сегодня стоит собор Святого Петра в Риме.

Молодое римское государство проводило политику завоеваний, однако оно было, в свою очередь, завоевано культами, ритуалами, мистериями и концепциями Бога, заимствованными из Египта, Греции и Леванта. Эти привнесенные культы продолжали процветать на всей территории Римской империи вплоть до воцарения Августа, который – исключительно по политическим и гражданским мотивам – совершил героическую и в некоторой степени успешную попытку покончить с мистериями и возродить более древнюю политическую религию.

Один из жрецов государственной религии поведал Августу о древних попытках салимских учителей распространить доктрину единого Бога – конечного Божества, восседающего над всеми сверхъестественными существами. Эта идея столь увлекла императора, что он выстроил множество дворцов, украсил их прекрасными изваяниями, провел реорганизацию государственного жречества, возродил государственную религию, назначил себя верховным жрецом всех людей и, как император, без колебаний провозгласил себя верховным богом.

При жизни Августа его новая религия процветала; ее придерживались по всей империи, за исключением Палестины – родины евреев. И эта эра человеческих богов продолжалась до тех пор, пока число самопровозглашенных богов в официальной римской религии не превысило двух десятков, причем каждый из них заявлял о своем чудотворном рождении и других сверхчеловеческих атрибутах.

Последним сопротивлением тающей кучки салимских верующих было выступление группы убежденных проповедников – киников, призвавших римлян отказаться от своих диких и бессмысленных религиозных ритуалов и вернуться к вероисповеданию, включавшему евангелие Мелхиседека в его видоизмененном и искаженном состоянии, в которое оно пришло после соприкосновения с философией греков. Однако в своей массе люди отвергли киников. Они предпочитали отдаваться ритуалам мистерий, которые не только давали надежду на личное спасение, но также удовлетворяли страсть к развлечениям, острым ощущениям и увеселениям.

Большинство народов греко-латинского мира, утративших свои примитивные семейные и государственные религии и неспособных или не желающих проникнуть в сущность греческой философии, обратили свой взор на зрелищные и эмоционально насыщенные мистериальные культы, заимствованные из Египта и Леванта. Простой люд жаждал обещаний спасения – религиозного утешения в этой жизни и гарантий надежды на загробную жизнь.

Наиболее распространенных мистериальных культов было три:

1. Фригийский культ Кибелы и ее сына Аттиса.

2. Египетский культ Осириса и его матери Исиды.

3. Иранский культ поклонения Митре как спасителю и искупителю греховного человечества.

Фригийские и египетские мистерии учили, что божественный сын (соответственно, Аттис и Осирис) пережил смерть и был воскрешен с помощью божественной силы, а также что всякий человек, прошедший должный обряд посвящения в мистерию и благоговейно отмечающий годовщину смерти и воскресения бога, причащается, таким образом, к его божественной природе и бессмертию.

Фригийские ритуалы были впечатляющими, но унизительными. Их кровавые празднества показывают, насколько выродившимися и примитивными стали эти мистерии Леванта. Самым святым днем была Черная Пятница – «день крови», который отмечался в память о самоубийстве Аттиса. Трехдневное прославление жертвы и смерти Аттиса сменялось весельем в честь его воскресения.

По сравнению с фригийским культом, ритуалы поклонения Исиде и Осирису отличались большей утонченностью и выразительностью. Источником египетского ритуала стала легенда о древнем боге Нила – умершем и воскресшем боге, представление о котором возникло из наблюдения за ежегодным увяданием растительного мира, сменявшимся весенним возрождением всех живых растений. Безумие этих мистериальных культов и оргий, которыми сопровождались их ритуалы и которые, якобы, вели к «экстазу» познания божественности, порой носили крайне отталкивающий характер.

Со временем фригийские и египетские мистерии отступили перед величайшим из всех мистериальных культов – поклонением Митре. Культ Митры импонировал самым широким слоям людей и постепенно вытеснил обоих своих предшественников. Митраизм распространился на всю Римскую империю благодаря тем римским легионам, которые были набраны в Леванте, где эта религия пользовалась популярностью, и куда бы ни направлялись легионеры, они повсюду несли свою веру. По сравнению с более ранними мистериальными культами, новый религиозный ритуал был огромным шагом вперед.

Культ Митры появился в Иране и долгое время существовал на своей родине, несмотря на яростное сопротивление сторонников зороастризма. Однако к тому времени, когда митраизм достиг Рима, он уже был существенно улучшен за счет усвоения многих учений Заратустры. В основном именно через культ Митры религия Заратустры оказала влияние на появившееся позднее христианство.

Культ Митры изображал воинственного бога, родившегося из огромной скалы, совершающего героические поступки и ударом своих стрел высекающего воду из камня. Этот культ повествует о потопе, во время которого спасся один человек в специально построенном судне, и о прощальной трапезе, которую Митра разделил с богом-солнцем перед тем, как вознестись на небо. Этот бог-солнце, Sol Invictus, был вырождением Ахурамазды – представления о божестве в зороастризме. Митра считался спасшимся поборником бога-солнца в его борьбе с богом тьмы. После убийства мифического священного быка Митра был признан бессмертным, возвышенным до положения заступника человеческого рода перед небесными богами.

Приверженцы этого культа совершали свои обряды в пещерах и других тайных местах, распевали гимны, бормотали магические заклинания, ели плоть закланных животных и пили их кровь. Поклонения совершались три раза в день. Кроме того, существовали специальные еженедельные ритуалы в день бога-солнца. Наиболее изысканным ритуалом сопровождался ежегодный праздник Митры, который отмечался двадцать пятого декабря. Люди верили в то, что вкушая жертвенную плоть, человек обретает вечную жизнь и после смерти может сразу же попасть в лоно Митры, где будет пребывать в блаженстве вплоть до суда. В судный день Митра отопрет своими ключами от неба врата Рая и впустит туда благочестивых; после этого все непричастившиеся – как живые, так и мертвые – будут уничтожены по возвращении Митры на землю. Этот культ учил, что после смерти человек предстанет перед Митрой для вынесения приговора и что с наступлением конца света Митра призовет всех умерших из могил для страшного суда. Грешники сгорят в огне, а праведники будут вечно царствовать вместе с Митрой.

Поначалу это была религия для одних только мужчин, и существовало семь орденов, в которые могли последовательно посвящаться верующие. Позднее жен и дочерей верующих стали допускать в храмы Великой Матери, примыкавшие к храмам Митры. Женский культ представлял собой смешение ритуалов митраизма и фригийского культа Кибелы – матери Аттиса.

До появления мистериальных культов и христианства личная религия как отдельный институт практически не существовала в цивилизованных странах северной Африки и Европы. Религия являлась больше делом семьи и города-государства, политическим и имперским делом. У эллинских греков так и не возникло централизованной религиозной системы. Их ритуалы имели местное значение; у них не было духовенства и «священных книг». Их религиозным институтам не хватало мощной побуждающей силы, способной сохранить высшие нравственные и духовные ценности. В этом отношении Греция имела много общего с Римом. Хотя и верно, что формализация религии обычно уменьшала ее духовность, столь же справедлив тот факт, что пока еще ни одной религии не удалось сохраниться без помощи формальной организации – в том или ином виде, в той или иной степени.

Поэтому западная религия продолжала чахнуть, пока не настало время скептиков, киников, эпикурейцев и стоиков, но прежде всего, пока не началось великое состязание митраизма с новой религией – христианством Павла.

В течение третьего века после Христа митраистские и христианские церкви были очень похожи друг на друга и внешне, и по характеру своих ритуалов. Места вероисповедания большей частью находились под землей, и в обоих культах использовались алтари, на заднем плане которых находились различные изображения страданий спасителя, принесшего избавление проклятому за свои грехи человечеству.

При входе в храм митраисты всегда окунали пальцы в святую воду. И так как в некоторых местностях встречались люди, которые одновременно исповедовали обе религии, то они ввели этот обычай в большинстве христианских церквей, находившихся вблизи Рима. В обеих религиях использовалось омовение, а также причастие хлебом и вином. Если не касаться личностей Митры и Иисуса, крупнейшим отличием митраизма от христианства было то, что первый поощрял воинственность, в то время как второму было свойственно сверхмиролюбие. Терпимость митраизма к другим религиям (за исключением позднего христианства) привела к его полному исчезновению. Однако решающим фактором в борьбе между ними был прием женщин в качестве полноправных членов в христианскую веру.

В итоге номинальная христианская вера стала господствующей на Западе. Греческая философия дала ей этические ценности, митраизм – религиозные обряды, собственно христианство – метод сохранения нравственных и социальных ценностей.

Сын-Создатель воплотился в образе смертного человека и посвятил себя человеческому роду Урантии не для умиротворения гневного Бога, а для того, чтобы убедить всё человечество осознать любовь Отца и свой статус детей Божьих. В конце концов, даже великий сторонник доктрины искупления частично понял эту истину, провозгласив, что «Бог во Христе примирял мир с собой».

Вопрос о происхождении и распространении христианской религии выходит за рамки данного документа. Достаточно сказать, что она построена вокруг личности Иисуса Назарянина – небадонского Сына-Михаила, воплотившегося в образе человека и известного на Урантии как Христос, помазанник. Христианство распространялось в Леванте и на Западе последователями этого галилеянина, миссионерский пыл которых не уступал рвению знаменитых предшественников – сифитов и салимитов, – а также их убежденных азиатских современников, проповедников буддизма.

Как урантийская система веры, христианская религия возникла через соединение учений, влияний, культов и индивидуальных отношений отдельных личностей:

1. Учений Мелхиседека, которые являются основополагающим фактором всех религий Запада и Востока, появившихся за последние четыре тысячи лет.

2. Древнееврейской системы морали, этики, теологии и веры как в Провидение, так и в верховного Ягве.

3. Учения зороастризма о борьбе между космическим добром и злом, которое к тому времени уже оставило свой след в иудаизме и митраизме. В результате продолжительных столкновений митраизма с христианством в период борьбы двух религий, доктрины иранского пророка стали мощным фактором при определении теологического и философского типа и структуры учений, догматов и космологии эллинизированных и латинизированных версий учений Иисуса.

4. Мистериальных культов – в особенности митраизма, но также поклонения Великой Матери во фригийском культе. Даже легенды о рождении Иисуса на Урантии смешивались с римской версией о чудотворном рождении иранского героя-спасителя Митры, чье явление на землю было якобы засвидетельствовано лишь несколькими пастухами, которые, узнав о предстоящем событии от ангелов, принесли свои дары.

5. Исторического факта человеческой жизни Иешуа бен Иосифа – реального существования Иисуса Назарянина как прославленного Христа, Божьего Сына.

6. Личных воззрений Павла Тарсянина. Следует отметить, что в годы его юности митраизм был господствовавшей религией Тарса. Павел не предполагал, что его благонамеренные послания к своим прозелитам станут для последующих христиан «словом Божьим». Такие учители действуют из лучших побуждений, и нельзя считать их ответственными за то, как используются их писания потомками.

7. Философской мысли эллинистических народов Александрии, Антиохии, Греции, Сиракуз и Рима. Греческая философия лучше сочеталась с предложенной Павлом версией христианства, чем с другими современными ей религиозными системами, и стала важным фактором для успеха христианства на Западе. Вместе с теологией Павла, греческая философия до сих пор составляет основу европейской этики.

По мере своего проникновения на Запад, изначальные учения Иисуса приобретали всё более западный характер и тем самым утрачивали свою потенциальную притягательность для всех рас и всех типов людей. Сегодня христианство превратилось в религию, хорошо приспособленную к социальным, экономическим и политическим нравам белых рас. Оно уже давно перестало быть религией Иисуса, хотя для тех индивидуумов, которые искренне стремятся следовать этому учению, оно до сих пор является доблестным изложением прекрасной религии, рассказывающей об Иисусе. Оно прославило Иисуса как Христа, мессианского Божьего помазанника, однако оно в значительной мере забыло личное евангелие Учителя – отцовство Бога и братство всех людей.

На этом заканчивается долгий рассказ об учениях Макивенты Мелхиседека на Урантии. Прошло почти четыре тысячи лет с того времени, как этот чрезвычайный Сын посвятил себя Урантии, и за это время учения «священника Эль-Эльона, Всевышнего Бога» стали достоянием всех рас и народов. Макивента достиг цели своего необычного посвящения: когда Михаил готовился к появлению на Урантии, в сердцах мужчин и женщин уже существовало представление о Боге – то же представление о Боге, которое вновь и вновь пламенеет в живом духовном опыте разнообразных детей Всеобщего Отца в их увлекательной бренной жизни на кружащихся планетах пространства.

[Представлено Мелхиседеком Небадона.]