Текст книги "Перчатка для смуглой леди"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

3

Тишина, наступившая после высказывания Дестини, была столь глубокой, что Аллейн услышал скрип карандаша по бумаге, которым Фокс делал пометки.

– Вы хотите сказать, мисс Мед, что мистер Кондукис был в зале? – спросил суперинтендант. – Не за кулисами?

– Именно, в зале. В верхней директорской ложе. Я заметила его при первом же выходе на сцену. Чарльз, я ведь шепнула тебе, когда ты поддерживал меня. «Явление Господне, – сказала я, – в директорской ложе».

– Мистер Морис, вы знали, что мистер Кондукис в зале?

– Нет, но директорская ложа всегда в его распоряжении, – сказал Морис. – Он пользуется ей, когда захочет. Присылает друзей и, насколько мне известно, иногда сам приходит, потихоньку проскальзывая в зал. Он не желает, чтобы мы знали о его визитах. Не любит шума.

– Значит, никто не видел, как он пришел и ушел?

– Насколько я знаю, никто.

– Я полагала, что наш таинственный мистер В. Х. пользуется особой благосклонностью патрона, – громко произнесла Гертруда Брейси. – Прямо-таки шекспировский мотив. Возможно, он прольет свет на ситуацию.

– Моя милая Герти, – весело отозвался Гарри Гроув, – все-таки тебе следует удерживать свою буйную фантазию в границах разума. Мисс Брейси, – сказал он, обращаясь к Аллей ну, – видимо, намекает на тот несомненный факт, что мистер Кондукис весьма любезно порекомендовал меня администрации театра. Я оказал ему услугу когда-то, и он был настолько мил, что отблагодарил меня. Герти, дорогая, я понятия не имел о том, что он в зале, пока ты не прошипела эту новость, склонив голову на грудь короля дельфинов в конце первого акта.

– Мистер Найт, – спросил Аллейн, – вы знали, что мистер Кондукис в ложе?

Глядя прямо перед собой и четко выговаривая слова, словно он намеревался оскорбить кого-то, Найт произнес: «Это стало очевидным».

Дестини Мед, также не поворачивая головы ни вправо, ни влево и старательно артикулируя, заметила: «Чем меньше об этом будут говорить, тем лучше».

– Несомненно, – свирепо подтвердил Найт.

Дестини рассмеялась.

– Да, но… – начал Уинтер Морис и осекся. – Впрочем, неважно. Продолжайте.

– В любом случае все это совершенно не имеет значения, – с раздражением произнес Джереми Джонс. Он так долго молчал, что звук его голоса вызвал некоторое замешательство.

Аллейн поднялся во весь свой немалый рост и вышел на середину комнаты.

– Думаю, наша встреча не прошла даром, мы с вами вместе выяснили что могли. Сейчас мистер Фокс прочтет вам свои заметки. Если кто-то захочет внести поправки, не стесняйтесь.

Фокс по-домашнему уютным голосом прочел то, что записал, и не услышал никаких возражений. Когда он закончил, Аллейн обратился к Перегрину:

– Наверное, вы хотели бы сделать объявление для труппы?

– Можно? – поднялся Перегрин. – Спасибо.

Аллейн и Фокс отошли в дальний угол кабинета для короткого совещания. Актеры, не обращая более никакого внимания на полицейских, все как один повернулись к Перегрину, который объяснил им, что роль Тревора передана дублеру и сцены с ним будут репетироваться завтра утром.

– Все, занятые в этих сценах, пожалуйста, завтра к десяти часам, – сказал Перегрин. – И еще одно: пресса. Мы должны быть с ними очень осторожными, не так ли, Уинти?

К Уинтеру Морису немедленно вернулась уверенность профессионала, знающего, как разговаривать с актерами, чтобы их не обидеть. Он спросил их, не хотят же они в самом деле, чтобы в прессе появились порочащие театр статьи. Несомненно, к ним станут приставать с расспросами. Ему самому постоянно звонят. Направляющая линия поведения такова: мы скорбим о потере, но комментариев не будет.

– Вы все ушли, – разъяснял Морис. – Вас здесь не было. Вы, конечно, слышали о случившемся, но никаких предположений высказать не можете. – Тут все посмотрели на Дестини.

Он продолжал в том же духе, пока не стало ясно, что этот умный и в сущности очень добрый человек не сможет, как ни старается, остановиться вовремя и пустится в деловитые рассуждения о том, что катастрофа, при условии разумного поведения труппы и администрации, с точки зрения кассовых сборов может обернуться своей противоположностью. «Но нам это не нужно», – поспешно добавил он, смутился сам и поверг в смущение большинство своих слушателей. Только Гарри Гроув, как всегда, хихикнул.

– Как все, однако, замечательно складывается, – сказал он. – Лучше не придумаешь. Нам не хватало только кровавого убийства, чтобы поднять сборы, а малютка Тревор пусть лежит в больнице, сколько ему влезет. Великолепно.

С этими словами он обнял Дестини Мед за плечи. Примадонна с мягкой укоризной взглянула на него, похлопала по пальцам и освободилась из объятий.

– Дорогой, ты плохо себя ведешь, – сказала она и пошла прочь. Поймав злобный взгляд Герти Брейси, Дестини произнесла с очаровательной любезностью: – Не правда ли, он такой ужасный?

Мисс Брейси не нашлась, что ответить.

– Похоже, я впал в немилость у Его величества, – намеренно громким шепотом сказал Гроув. – Великий король дельфинов вот-вот взорвется.

Найт пересек кабинет и вплотную подошел к Гроуву, который был на три дюйма ниже. Аллейну припомнилась сцена из пьесы Перегрина, в которой великий поэт вот так же стоял вплотную к светскому денди, в то время как «смуглая леди», существо намного более хитроумное, чем актриса, столь красочно воплощавшая ее образ, затаившись, наблюдала за соперниками.

– Вы, – надменно начал Маркус Найт, – самая отвратительная личность – я не могу оказать вам честь и назвать вас актером, – с которой мне когда-либо приходилось вместе выходить на сцену, о чем я глубоко сожалею.

– Что ж, – добродушно заметил Гроув, – почему бы не возглавить список отверженных. Ведь попасть в список приближенных у меня перспектив нет. В отличие от вас, мистерНайт. – Он широко улыбнулся Дестини. – Ну да ничего, вы обязательно станете сэром Найтом еще до того, как окончится столетие.

– Гарри, – сказал Перегрин, – я устал просить тебя об извинениях за крайне непрофессиональное поведение, и мне начинает казаться, что ты, в конце концов, всего лишь любитель. Будь добр, подожди в фойе, пока мистер Аллейн не вызовет тебя. И никаких возражений. Вон.

Гарри посмотрел на Дестини, скорчил горестную гримасу и вышел.

– Мне очень жаль, что вы стали свидетелем этой маленькой ссоры, – пробормотал Перегрин, обращаясь к Аллейну. – Мы закончили. Что теперь?

– Женщины и Рэндом могут идти, остальные мужчины пусть подождут на площадке.

– Я тоже?

– Если вы не против.

– Конечно, нет.

– Вы будете как бы сдерживающим началом.

– Сдерживающим реакции?

– Ну….

– Хорошо, – сказал Перегрин. – С кого начнем?

– Минутку. – Аллейн повернулся к группе актеров. – Будьте любезны пройти в фойе бельэтажа. Мистер Джей объяснит вам, в чем дело.

Перегрин вывел актеров в фойе.

Они стали кучкой у закрытого бара, и каждый старался не смотреть в сторону балкона. С нижней из трех ступенек, ведущих к фойе, и с того места, где лежал Джоббинс, убрали ковер. Полицейские застелили оголенный пол брезентом. Стальные дверцы сейфа, расположенного в стене над площадкой, были закрыты. Площадку от стены отделяли три ступеньки и узкая полоса пола, где соединялись две половины фойе бельэтажа, в каждую из них вела отдельная дверь.

– Я не пойду по этой лестнице, – сказала Дестини Мед.

– Мы можем пройти вдоль стены к другому пролету, – предложила Эмили.

– Мне все равно придется ступить на площадку. Я не могу. Гарри! – Она обернулась, не сомневаясь, как обычно, что нужный ей человек всегда окажется под рукой, и обнаружила, что Гарри Гроув ее не слышит. Сунув руки в карманы, он стоял в раздумьях перед закрытой дверью кабинета.

Вперед выступил разъяренный и раскрасневшийся Маркус Найт.

– Может, ты мне позволишь проводить тебя? – сказал он и зло рассмеялся.

Дестини холодно посмотрела на него.

– Как это мило с твоей стороны. Я и не рассчитывала. – Она отвернулась и оказалась лицом к лицу с Джереми Джонсом.

Веснушчатое лицо Джереми порозовело, просительное выражение застыло на нем.

– Через фойе и боковую дверь в сцене, – робко сказал он. – Можно мне?..

– Джереми, милый. Конечно, конечно. Я знаю, это глупо, но… уж такой я человек. Спасибо, ангел мой. – И Дестини взяла Джереми под руку.

Они вошли в бельэтаж. Слышно было, как они пробирались к лестнице, ведущей к сцене.

– Ну что ж, я пошел, – сказал Чарльз Рэндом и, поколебавшись секунду, сбежал по ступеням, покрытым брезентом, свернул к лестнице и спустился на первый этаж. Гертруда Брейси постояла немного рядом с оставшимся в одиночестве бронзовым дельфином, взглянула на него, а потом на то место, где стоял его двойник. Поджав губы, с высоко поднятой головой, она намеренно медленным, твердым шагом направилась вниз.

Все это не укрылось от внимания Перегрина Джея.

Он остановил Эмили, собравшуюся уходить.

– Ты в порядке, Эмили?

– Да, все нормально. А ты как?

– Когда вижу тебя, мне становится легче. Пообедаем вместе? Но я не знаю, сколько времени пробуду здесь. Ты, наверное, проголодалась?

– Не сказала бы, что умираю от голода.

– Есть все равно надо.

– Ты не можешь сказать, когда освободишься. В бар идти не стоит, в «Братишку дельфина» тоже. Там полно репортеров и любопытных. Лучше я куплю булочек с ветчиной и пойду к пристани, что за проездом Фипсов, – предложила Эмили. – Там есть такая низкая стена, на которой можно посидеть.

– Я присоединюсь к тебе, как только смогу. Не слопай все булочки и не задерживайся здесь. На реке сейчас чудесно.

– Посмотри-ка, – сказала Эмили. – Гарри опять что-то задумал!

Гарри стучал в дверь кабинета администрации. Видимо, в ответ на приглашение, он открыл дверь и вошел.

Эмили вышла из театра через бельэтаж и проход в сцене. Перегрин присоединился к кипевшему от злости Маркусу Найту и озабоченному Уинтеру Морису. Вскоре вернулся Джереми, сиявший от счастья.

В кабинете Гарри Гроув беседовал с Аллейном.

Перед суперинтендантом был теперь совсем другой человек – простой, искренний, откровенный.

– Думаю, я не слишком хорошо зарекомендовал себя в качестве заявителя, но несколько минут назад – после того как меня отсюда с позором выставили – я кое-что вспомнил. Возможно, к делу это не относится, но я все-таки расскажу, а решать будете вы.

– Именно такое отношение к полиции мы и хотим всем вам внушить, – сказал Аллейн.

Гарри улыбнулся.

– В таком случае я начинаю. Я слышал, что когда ночной сторож… забыл, как его зовут…

– Хокинс.

– Когда Хокинс нашел Джоббинса и, вероятно, когда вы увидели его, на нем было демисезонное пальто.

– Да.

– Такое в крупную коричневую и белую клетку с черными вкраплениями?

– Точно.

– Можно сказать, слишком яркое, кричащее?

– Пожалуй, можно так сказать.

– Так вот, это пальто подарил ему я в пятницу вечером.

– Ваша метка все еще стоит на внутренней стороне кармана.

Гарри, открыв рот, уставился на Аллейна.

– А я-то летел к вам на всех парусах, – сказал он. – Но ветер изменил мне. Погребу-ка я прочь, пыхтя на веслах. Извините, мистер Аллейн. Заключительная ремарка: уходит с удрученным видом.

– Нет, не спешите, раз уж пришли. Я хотел бы знать, почему вы решили, что пальто имеет отношение к делу. Садитесь. Доверьтесь нам.

– Вы серьезно? – удивился Гарри. – Спасибо, я с удовольствием.

Он сел и посмотрел Аллейну прямо в лицо.

– Я не всегда веду себя так плохо, как сегодня, – сказал он и торопливо продолжил: – Так вот, про пальто. Я не придал этому факту большого значения, но вы, видимо, им заинтересовались, потому что у всех выспрашивали, во что был одет Джоббинс. Я не совсем понял, к чему вы клоните, однако подумал, что будет лучше, если вы узнаете, что пальто до вечера пятницы принадлежало мне.

– А почему, скажите на милость, вы сразу не сказали, когда все тут сидели?

Гарри густо покраснел. Глотнув воздуха, он быстро и словно нехотя заговорил:

– Все страшно потешались над моим пальто. В такой милой сердечной манере благовоспитанных мальчиков из частных школ. Ужасно симпатичные ребята. Всегда готовы немножко повеселиться. Думаю, излишне говорить, что сам я к питомцам старой доброй частной школы не принадлежу. И если уж совсем начистоту, старой доброй государственной школы тоже не закончил, как великий король дельфинов.

– Найт?

– Точно, но он не любит вспоминать о том, чей он питомец.

– Он вам не нравится?

– Я ему намного больше не нравлюсь, – сказал Гарри, коротко рассмеявшись. – Знаю, я выгляжу не очень приятно. Видите ли, мистер Аллейн, перед вами еще одно дитя трущоб с еловым пеньком вместо головы на плечах. Недостаток воспитания я восполняю шутовством.

– Но, – мягко возразил Аллейн, – разве в актеры идут исключительно выходцы из Итона?

– Конечно, нет, – усмехнулся Гарри. – Но уверяю вас, у людей со связями имеется достаточно более действенных и менее бросающихся в глаза приемов, чтобы вышибить всякую шушеру из финальной сцены битвы за Армагеддон. И меня, как законченного аутсайдера, тошнит от их круговой поруки. Извините. Несомненно, вы сами питомец. Итона, я имею в виду.

– Значит, вы в душе рассерженный молодой человек? Верно?

– Местами. Я получаю компенсацию. Они боятся моего языка, или мне хочется думать, что боятся.

Он помолчал немного и продолжил:

– Но все, что я здесь наговорил, к Перегрину Джею не относится. К нему у меня нет претензий. Он никогда не задевал мое нижне-средне-классовое самолюбие, а я не цеплялся к нему. Джей – одаренный драматург, хороший режиссер и добропорядочный гражданин. С Перри все в порядке.

– Хорошо. Давайте вернемся к остальным. Вы полагали, что они все насмехаются над вашим пальто?

– Они не уставали разыгрывать комедию. Чарльз притворялся, что ослеплен великолепным зрелищем. Гертруда, лапушка, содрогалась, как погремушка. Ну и многое другое. Даже дама моего сердца выразила неудовольствие и умоляла выбросить мой шикарный клетчатый макинтош. Так я и поступил. Генри Джоббинс частенько вздыхал и охал, жалуясь на сквозняки и никудышную дыхалку, вот я и сделал широкий жест, который вполне мог себе позволить. Мол, тебе оно нужнее, чем мне, бери, приятель. Снял и отдал ему, хотите верьте, хотите нет. Никакого благородства с моей стороны не было, – громко добавил Гарри. – Я просто избавился от надоевшей, вульгарной безвкусной вещи, к тому же мой подарок приняли с благодарностью. Он был хорошим малым, старина Генри.

– Кто-нибудь знал об этом неожиданном подарке?

– Нет. Хотя, наверное, его сменщик, Хокинс, знал. Джоббинс говорил мне, что парень чуть с катушек не слетел, когда увидел его в новом пальто в пятницу вечером.

– И больше никто не знал?

– Я просил Джоббинса никому не говорить. Я бы не перенес новый всплеск веселья по поводу подарка. – Гарри искоса посмотрел на Аллейна. – А вы опасный человек, суперинтендант. Не своим делом занимаетесь. Вы бы имели сногсшибательный успех, сидя за решеткой исповедальни.

– Комментариев не будет, – сказал Аллейн, и оба рассмеялись.

– Послушайте, мог ли кто-нибудь искать вас в фойе наверху после спектакля? – спросил Аллейн.

– Вполне, – ответил Гарри. – Сразу после спектакля. Уинтер Морис, например. Я работал в телевизионном шоу, и мне часто звонили. У них всегда в последний момент что-нибудь меняется, поэтому я договорился, чтобы мне звонили в театр, и после спектакля заглядывал к администрации, узнать, не было ли мне звонков.

– Понятно.

– Но прошлым вечером я там не болтался, потому что телевизионная халтура кончилась. И кроме того, я должен был ехать к Десси Мед. Она устраивала вечеринку и велела мне притащить гитару, вот я и помчался за ней в Кэнонбери.

– Вы приехали к Дестини Мед до того, как она вернулась домой с друзьями, или после?

– Мы прибыли почти одновременно. Я как раз ставил машину, когда они появились. Они немного посидели в маленькой забегаловке на улице Речников.

– Кто-нибудь видел или слышал вас в вашей квартире в Кэнонбери?

– Сосед сверху, возможно, слышал меня. Он жалуется, что я бужу его по ночам. В моей берлоге зазвонил телефон, когда я был там. Примерно около одиннадцати. Не туда попали. Думаю, я разбудил его, но точно не знаю. Я недолго пробыл дома, только успел налить себе выпить, умылся, взял гитару и помчался назад.

– Как зовут вашего соседа сверху?

Гарри назвал имя.

– Надеюсь, я все-таки разбудил его, брюзгу старого, – весело сказал он.

– Сейчас выясним. Фокс?

Мистер Фокс набрал номер соседа Гарри, представившись телефонистом, проверяющим неисправную линию. Ему удалось добиться нужной информации: сосед действительно слышал звонок в квартире Гарри в одиннадцать часов, когда он уже погасил свет.

– Что ж, благослови его Господь, – сказал Гарри.

– Вернемся к вашему пальто. Был ли в его кармане шелковый шарф?

– Был. С изящной буквой «Г», вышитой любящей, хотя и несколько хищной и цепкой ручкой. Инициалы у нас, по крайней мере, были одинаковы. Генри Джоббинс сиял как медный таз, бедный дуралей.

– Он вам очень нравился?

– Я уже сказал, он был хорошим малым. Мы с ним нередко выпивали по пинте в баре, и он рассказывал о том, как плавал по реке. Странно, но мне кажется, я ему нравился.

– Что в этом странного?

– О, я здесь жутко непопулярен, – ответил Гарри. – Меня на полном серьезе не любят. Я просто гений по части внушения неприязни. Даже мистер Кондукис, – Гарри широко раскрыл глаза, – хотя и помогает мне из благодарности, на дух меня не переносит, уверяю вас.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В пятницу днем, – не задумываясь ответил Гарри.

– Вот как?

– Да. Я бываю у него время от времени. В конце концов, он ведь нашел мне работу. Я говорил вам, что мы с ним дальняя родня? Повторяю: дальняя.

– Нет.

– Правильно, я об этом особенно не распространяюсь. Даже я, – сказал Гарри, – иногда знаю, когда надо промолчать.

Глава восьмая
В воскресенье днем

1

– Что вы думаете о нашем посетителе, Братец Лис?

– Странный малый. С коллегами он вел себя совсем иначе, задиристо, нахально. Какой-нибудь комплекс неполноценности, наверное. Но вы, конечно, заставили его разговориться.

– Думаете, с ним все ясно?

– Вы про пальто? А что тут может быть неясного, и, если я правильно вас понял, мистер Аллейн, мне кажется, ваши подозрения несколько надуманны. С таким же успехом, – разволновался Фокс, – вы можете подозревать кого угодно. Мистера Найта, эту остроносую даму, мисс Брейси, или даже мистера Кондукиса.

– Что ж, Фокс, все они так или иначе входят в поле нашего зрения. В пальто или без пальто.

– Вы правы, – неохотно согласился Фокс. – Входят. – Вздохнув, он важно произнес: – Полагаете, он пытался морочить нам голову?

– Такое на него похоже. Как бы то ни было, у меня есть одно соображение. На балконе довольно темно, даже когда сейф открыт и освещен.

– Как включается внутренний свет? Я не успел взглянуть.

– В углублении в стене бельэтажа есть кнопка. Вор не учел тот факт, что, когда нажимаешь на кнопку, стальные дверки раздвигаются и в сейфе загорается свет.

– Как в холодильнике.

– Да. Вероятно, в субботу вечером здесь произошло следующее. Двери, ведущие из бельэтажа в верхнее фойе, были закрыты, зал погружен в темноту. Вор притаился в бельэтаже. Он услышал, как ушли Джей и мисс Данн, захлопнув за собой служебный вход. Выждав до полуночи, он подкрался к той двери, которая находится ближе к сейфу, и прислушался. Джоббинс как раз звонил пожарным и в полицию с докладом. Вы проверяли, он и вправду звонил. С этим, по крайней мере, полная ясность.

– Джоббинс позвонил сначала в полицию, а потом в пожарную охрану, и пожарнику показалось, что Джоббинс оборвал разговор на полуслове.

– Именно. До сих пор мы основывались на подтвержденных фактах, но дальше – и я, черт побери, отдаю себе в этом отчет – пойдут одни догадки. Наш преступник выбрал момент, чтобы открыть панель в стене – она не запирается – и набрать комбинацию цифр. Он уже отключил сигнализацию внизу. Скорее всего, у него был фонарик, но я готов поспорить, что намеренно или случайно он коснулся кнопки внутреннего света и, сам того не ведая, раздвинул стальные дверки и зажег свет в сейфе. Если он сделал это случайно, то он не понял, что произошло, пока не открыл сейф и не потянулся за черной бархатной подставкой с реликвиями, и тут он вдруг обнаружил, что видит через стекло верхнее фойе и балкой.

– А также квадрат отраженного света на противоположной стене.

– Тусклый, как затертый медяк, однако достаточно яркий, чтобы привлечь внимание Джоббинса.

– А теперь началась игра воображения.

– Знаю, старина, знаю.

– Что происходит? Малый решает, что надо рвать когти. Но зачем он вышел в фойе? – Фокс невозмутимо смотрел на своего шефа. – Вот что непонятно. С его стороны невероятная глупость. Он ведь знает, что Джоббинс где-то неподалеку.

– Объяснение может быть только одно, Фокс. Он взял добычу и собрался закрыть сейф, и заднюю, и передние дверцы. Но сначала надо снять добычу с подставки, и в этот момент его прерывают. Он слышит голос, мяуканье, шорох. Что-нибудь в этом роде. Он оборачивается и видит, что за ним наблюдает юный Тревор Вир. Он думает, что Джоббинс внизу, у телефона. Он бросается к дальней двери, ведущей в фойе, думая спрятаться в каком-нибудь темном углу, прежде чем Джоббинс поднимется наверх. Тогда Джоббинс, обнаружив в бельэтаже юного Тревора, решил бы, что он преступник. Но наш малый опоздал. Джоббинс, увидев, что в сейфе горит свет, опрометью бросился наверх. Он погнался за вором, и тот толкает на него постамент, а бронзовый дельфин накрывает сторожа. В фойе вышел Тревор, он свидетель. Вор бросается на него. Мальчик скрывается в бельэтаже и бежит по центральному проходу. Преступник наступает ему на пятки. Он догоняет мальчика в самом низу ступенек. Происходит борьба, во время которой мальчик хватает подставку. Полиэтилен рвется, и реликвии падают на пол. Вор бьет мальчика по лицу. Тот падает на балюстраду лицом вниз и цепляется за бархатную обивку. Вор хватает мальчика за гитаны, перекидывает через балюстраду и бросает вниз, поэтому ногти мальчика и оставили несколько искривленный след на обивке. И тут со стороны служебного входа появляется Хокинс.

– Ну вы отрываетесь будь здоров, – сказал Фокс, любивший иногда вставить модное жаргонное словечко. – Сколько времени все бы это заняло?

– С того момента, как он набрал шифр, не больше пяти минут. Если не меньше.

– Значит, сейчас, скажем, пять минут первого.

– Скажем, между 12 и 12.10.

– Тэкс, – сказал Фокс, и на его честной физиономии появилось лукавое выражение. – А в 12.05 или 12.10 Хокинс открывает служебный вход, идет в зал и болтает с покойником, который стоит за балюстрадой бельэтажа.

– Вижу, вы сегодня настроены пошутить, – заметил Аллейн. – Так вот что я вам отвечу, мистер Остряк: Хокинс болтал с человеком, одетым в новое пальто Джоббинса. Только пальто Хокинс и мог распознать в едва освещенном бельэтаже. И человек этот не обязательно был Джоббинсом. Так что, как видите, Гарри Гроув не зря нам рассказал про пальто.

– Погодите, не спешите.

– Вы считаете, что я увлекся?

– Именно, мистер Аллейн.

– Конечно, увлекся, все это из области чистой фантазии. Если вы можете придумать что-нибудь получше, я с удовольствием вас выслушаю.

– Если бы только паренек пришел в себя, – проворчал Фокс, – тогда все стало бы на свои места.

– Возможно.

– При чем здесь пальто? Каким боком оно относится к вашей истории? Убийца теряет добычу, сбрасывает вниз мальчика и слышит, как Хокинс открывает служебный вход. Отлично! Он выскакивает в фойе. Тогда почему бы ему не смыться через дверь в главном входе?

– Нет времени. Он знает, что буквально через несколько секунд Хокинс пересечет зал и окажется в фойе. Вспомните, сколько запоров на двери. Врезной замок, ключ от которого висит на крючке за кассой. Две грязные тяжелые задвижки и железная решетка. Ему не успеть.

– Значит, вы в своем воображении нарисовали такую картину: он стаскивает пальто с мертвеца, надевает его, перепачканное кровью и бог знает чем еще…

– Только снаружи. И я предполагаю, он вытаскивает из кармана шарф, чтобы прикрыть им собственную одежду.

– Ага. Значит, он, приодевшись, возвращается в фойе и велит Хокинсу заварить чай.

– Хриплым надсадным голосом, надо полагать.

– И что дальше? Вы меня ужасно развлекли, мистер Аллейн. Продолжайте.

– Хокинс идет в бутафорскую и заваривает чай, на что у него уходит не менее пяти минут. Наш клиент возвращается к мертвецу, снова натягивает на него пальто, а на шею накидывает шарф. Вы заметили, как было надето пальто на Джоббинсе: оно задралось и сбилось в комок на пояснице. При падении такого не могло бы случиться.

– Черт, упустил. А ведь очевидный факт.

– Закончив возиться с пальто, наш клиент идет вниз, берет ключ, отпирает замок, отодвигает задвижки, поднимает решетку, выходит на улицу и захлопывает дверь. Вполне возможно, что Хокинс, занятый приготовлением чая на другом конце здания, вообще не услышал шума, а если и услышал, не обеспокоился. Наш клиент хладнокровный малый,что и говорить, но появление Тревора, а затем Хокинса и, самое главное, осознание того, что он сделал – он не собирался убивать, – выбили его из колеи. И кое-чего он так и не совершил.

– Не подобрал вещички?

– Точно. Они полетели вниз вместе с Тревором.

– Ему крупно не повезло, – сухо заметил мистер Фокс. Несколько секунд он задумчиво смотрел на Аллейна.

– Вот что я вам скажу, и заметьте, я пошел у вас на поводу. Если это был Джоббинс, а не убийца, напяливший пальто Джоббинса, то тогда преступление было совершено после разговора Джоббинса с Хокинсом и до того, как Хокинс вернулся с подносом и обнаружил тело.

– И совершено оно кем-то, кто прятался где-то рядом на бельэтаже, и, подслушав разговор, умудрился набрать комбинацию шифра, открыть сейф, достать добычу, убить Джоббинса, едва не убить Тревора, отпереть все замки на двери и слинять – и все это в течение пяти минут, пока Хокинс кипятил чай.

– Да, – поразмыслив сказал Фокс, – это невозможно. Голову даю на отсечение, невозможно… А что у вас теперь на уме? – спросил он, подозрительно взглянув на шефа.

– Пригласите Джереми Джонса и узнаете, – сказал Аллейн.