Текст книги "Убийство по-римски"
Автор книги: Найо Марш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Ха-ха, ха-ха! – подтвердила баронесса.
– Правда? – с вежливым интересом спросил Грант. – Что вы говорите!
– Издательство «Адриаан и Велькер». Я редактор наших иностранных публикаций.
Софи удивленно воскликнула, и Грант обратился к ней.
– Это ваша область, – сказал он ей и затем Ван дер Вегелям: – Мисс Джейсон служит в моем лондонском издательстве.
Последовали новые восклицания и разговоры о совпадении, в то время как Софи пыталась припомнить все, что знала о фирме «Адриаан и Велькер», и после, когда они ехали с Палатина, рассказала Гранту:
– Мы издали переводы нескольких их юношеских и церковных книг. Это преимущественно религиозное издательство, кажется, самое крупное в Европе. Уклон у них кальвинистский, а что касается детских книг, то они до отвращения назидательны. Глава издательства Велькер, говорят, глава какой-то крайней голландской секты. Как легко можете вообразить, они печатают не много современной прозы.
– Не слишком, я думаю, подходящая среда для шумных Ван дер Вегелей.
– Как знать, – неопределенно ответила Софи. – Они же как-то сумели там прижиться.
– О Боже, младенец искушен в жизни! – заметил Грант и покачал головой.
Софи покраснела и умолкла.
Они ехали во второй машине, вместе с уснувшим майором Суитом. Остальные четверо поспешили усесться в первую к Джованни. Леди Брейсли заявила, что плохо переносит автомобили, и заняла переднее место.
Скрежещущий, гудящий, мятущийся поток машин выплеснулся на улицы вечернего Рима. Водители то проклинали друг друга, то, сняв обе руки с баранки, складывали их в пародийной молитве, чтобы спастись от злодейств, совершаемых другими водителями. Пешеходы, ринувшиеся в эту круговерть, оперными жестами оборонялись от надвигавшихся машин. За столиками на тротуарах римляне читали вечерние газеты, крутили любовь, шумно спорили или, упершись подбородком в сложенные руки, с надменной отрешенностью сидели, уставившись в никуда. Голова майора Суита, с открытым ртом, болталась вправо-влево, по временам он всхрапывал. Раз, проснувшись, он заявил, что чего здесь не хватает, так это лондонского бобби [23]23
Бобби – полицейский.
[Закрыть].
– Да он бы здесь не продержался и трех минут, – сказал Грант.
– Вздор, – сказал майор и заснул снова. Он проснулся при резкой остановке машины, произнес: – Ради Бога простите, не знаю, что на меня нашло, – и мгновенно заснул опять.
Грант с удивлением услышал, что Софи тоже жила в пансионе «Галлико». Он сам переехал туда только накануне и ни разу не выходил к табльдоту. Он спросил, не выпьет ли она с ним коктейль в «Тре скалини» на Пьяцце Навона.
– Оттуда они нас и заберут, – сказал он.
– Чудная мысль. Благодарю вас.
– Так встречаемся в половине девятого?
Он ухитрился договориться с шофером.
Майор вылез у своей гостиницы, Софи и Грант – у «Галлико».
В комнате Гранта было как в духовке. Он принял душ, в состоянии крайнего смятения полежал с час голый, а потом начал одеваться. Одевшись, он сел на кровать, обхватил голову руками. «Если бы только это было окончанием мытарств, – думал он. – Если бы это все вдруг прекратилось!» И выплыла неизбежная цитата: «Чтобы скрыть следы и чтоб достичь удачи, я б здесь, на этой отмели времен, пожертвовал загробным воздаяньем» [24]24
В. Шекспир. «Макбет». (Перевод Б. Пастернака.)
[Закрыть].
Он вспомнил, как Софи Джейсон сидела на Палатинском холме, и вечерний ветерок вдруг поднял с ее лба волосы, и на лице ее появилось счастливое замешательство. «Небанальная девушка, уютная девушка, которая не говорит глупостей», – подумал он и затем спросил себя, точно ли к ней подходит эпитет «уютная». Он перегнулся через подоконник и посмотрел на фасады и крыши и отдаленные купола.
Часы пробили восемь. По мостовой внизу прогрохотал извозчик, за которым тянулась процессия мотоциклов и автомобилей. С верхнего этажа дома напротив донесся внезапный гул голосов, а где-то глубоко внутри здания непоставленный тенор разразился песней. Ниже, на третьем этаже пансиона «Галлико», распахнулось окно, и выглянула Софи в белом платье.
Он смотрел, как она положила руки на край подоконника, свесила пальцы вниз и вдохнула вечерний воздух. Как это странно глядеть на человека, не подозревающего, что за ним наблюдают. Она смотрела в другой конец улицы, туда, где были видны брызги фонтана на Пьяцце Навона, изгибавшиеся радугой при свете огней. Он следил за ней с удовольствием и чувством вины. Подождав секунды две, он проговорил:
– Добрый вечер.
Она замерла на мгновение и затем медленно повернулась и посмотрела вверх.
– Вы здесь давно? – спросила она.
– Только что выглянул. Вы, я вижу, готовы. Пойдемте?
– Если угодно. Так идемте?
На улице было прохладнее. Когда они вышли на Навону, сам плеск воды, казалось, освежил вечерний воздух. Очаровательная Пьяцца сверкала, огни плясали на каскадах воды, фары машин слепили, лампы мерцали в кафе «Тре скалини».
– Вон там столик, – увидел Грант. – Занимаем скорее.
Столик стоял на краю тротуара. Вид на Навону отсюда был весьма ограниченным. Софи это почти не трогало. Ей приятнее было находиться здесь, в тесноте, в толчее, опьяненной, пожалуй сбитой с толку туристскими впечатлениями, чем реагировать на Рим с ученым благоразумием и педантичным хорошим вкусом и сдержанностью, каковыми, в любом случае, она вовсе не обладала.
– Это магия, – сказала она, улыбаясь Гранту. – Все это. Магия. Я могла бы это пить.
– Пить вы сейчас будете единственно возможным образом, – сказал он и заказал коктейли с шампанским.
Сначала им мало что было сказать друг другу, но это их не заботило. Грант сделал одно-два замечания по поводу Навоны.
– В древности это был цирк. Вообразите всех этих прогуливающихся юнцов без одежд, в забеге при свете факелов или мечущих диск в полуденный зной. – И после долгой паузы: – Знаете, эти фигуры в середине фонтана – олицетворения четырех великих рек? Это проект Бернини. Вероятно, он сам ваял коня, у которого был точный прототип. – И позднее: – Огромная церковь построена на месте бывшего борделя. Бедную святую Агнессу там раздели догола, и в порыве стихийной скромности у нее мгновенно выросли роскошные длинные волосы, прикрывшие наготу.
– Она, должно быть, была покровительницей леди Годивы [25]25
Согласно легенде, в XI в. леди Годива, обнаженная, с распущенными волосами, проехала верхом по улицам Ковентри, чтобы освободить жителей от непосильной дани.
[Закрыть].
– И либреттистов «Волос» [26]26
Популярный мюзикл.
[Закрыть].
– Верно. – Софи отпила еще немного коктейля. – Я думаю, по-настоящему, мы должны бы спрашивать друг друга, что случилось с мистером Мейлером, – сказала она.
Грант не шелохнулся, только лежавшая на столике левая рука сильнее сжала бокал.
– Разве не должны? – неуверенно сказала Софи.
– Не чувствую себя обязанным.
– Я тоже. В самом деле, без него много легче. Если вы не осудите меня за такие слова.
– Не осужу, – мрачно проговорил Грант. – А вот и машина.
4
Когда Аллейн в десять минут седьмого возвратился в свою роскошную гостиницу, он нашел записку с просьбой позвонить квестору Вальдарно. Он позвонил, и квестор с наигранной небрежностью, скрывавшей чувство профессионального удовлетворения, сообщил, что его люди уже разыскали трущобу, в которой ютилась женщина по имени Виолетта. Квестор тут же уточнил, что он не хотел сказать, что они отыскали ее саму, ибо, когда к ней зашел его человек, ее не было дома. Тем не менее он выяснил немало интересного у соседей, которые знали все о ее войне с Себастианом Мейлером и говорили каждый свое – что она была его отвергнутая любовница, жена или пособница в темных делах, что он основательно ее заложил и что она неустанно его проклинает. Женщины на этой улице не любили Виолетту за скандальность, злопамятность и скверное обращение с детьми. Ее обвиняют в том, что она просила милостыню на местах, принадлежащих другим нищим. Выяснилось, что еще в зеленой юности мистер Мейлер бросил Виолетту в Сицилии.
– Где, мой дорогой суперинтендант, – сказал квестор, – она, похоже, была одной из его подручных по контрабанде героина. Как нам хорошо известно, Палермо – перевалочный пункт.
– Да, разумеется.
– И все согласны, что она малость помешанная. Выяснилось, – продолжил квестор, – что в течение неопределенного времени, может быть многих лет, Мейлер избегал Виолетту, но, пронюхав сначала, что он в Неаполе, а потом в Риме, она бросилась на поиски и окончательно устроилась на место возле Сан-Томмазо продавать открытки. Я поговорил с этим ирландцем-доминиканцем, – сказал квестор. – Он говорит ерунду, что никто, идущий вниз или снизу, не мог укрыться от их бдительного ока. Они торгуют открытками, они продают четки, они считают выручку, они заглядывают на склад, они спят, они болтают, они молятся. Мужчина с талантами Мейлера пройдет мимо них без труда.
– А как насчет женщины с талантами Виолетты?
– А-а. Вы говорите о тени на стене? Хотя я уверен, что она могла обмануть бдительность этих господ, я сомневаюсь, что она это сделала. Даже если она это сделала, мой дорогой коллега, куда она делась, когда они обыскивали подземелье? Я не сомневаюсь, что искали они тщательно: на это они вполне способны, и освещение там самое яркое. Они знают эти места. Они роют там сто лет. Нет-нет, я убежден, что Мейлер узнал вас и, будучи в курсе ваших выдающихся и блестящих успехов в этой области, перепугался и сбежал.
– Гм. Я не уверен, что вселил страх в его неблагородную грудь. На мой взгляд, Мейлер все время ходил, задрав нос, и командовал, даже злорадствовал.
– Scusi [27]27
Простите (ит.).
[Закрыть]. Задрав нос?
– Важно. Но дело не в этом. Вы, вероятно, полагаете, что в какой-то момент, когда мы бродили по подземелью, он неожиданно с ужасом узнал меня и сбежал. Сию же минуту?
– Посмотрим, посмотрим. Я расставил сеть. Порты, аэропорты, stazioni [28]28
Вокзалы (ит.).
[Закрыть].
Аллейн торопливо поздравил его со столь замечательной оперативностью.
– Тем не менее мы сами осмотрим это место, – сказал Вальдарно. – Завтра утром. Обычно я, конечно, не наблюдаю за подобными делами. Если дело считается достаточно серьезным, один из моих подчиненных докладывает одному из моих заместителей.
– Заверяю вас, синьор квестор…
– Но в данном случае, когда дело столь запутанное и может иметь международные последствия, а главное, когда нам делает честь столь выдающийся коллега – ессо [29]29
В данном случае: я готов (ит.).
[Закрыть].
Аллейн произнес соответствующие междометия и подумал, какой докукой должен его считать Вальдарно.
– Итак, завтра, – подытожил квестор. – Я оставляю мой кабинет и выхожу на поиски. С моими подчиненными. А вы нас сопровождаете, не правда ли?
– Благодарю вас. Я с радостью приду.
Они продрались сквозь рутину прощальных комплиментов и положили трубки.
Аллейн принял душ, оделся и сел за письмо жене.
«…как видишь, дело приобрело странный оборот. Я должен был подобраться к Мейлеру, чтобы выяснить, сколь важный он участник игры с героином и могу ли я через него выйти на его боссов. Поначалу я рассчитывал на косвенный подход – намек, завуалированное предложение, заключение союза и в конце собирался обрушить на него аккуратненькую горку обличающих материалов и взять его на месте преступления. Теперь же он, черт бы его побрал, исчезает, и я остаюсь с собранием людей, некоторые из которых могут (или не могут) оказаться козлами отпущения. Родная моя, подумай, если ты уже не заснула, – подумай, каково дельце!
Чтобы затеять компанию «Чичероне», Мейлер должен был располагать значительными средствами. Одними лошадиными силами тут не обойтись. Лимузины, шоферы, закуска и, самое главное, феноменальный договор с рестораном «Джоконда», который в обычном случае обслужил бы туристскую группу, сколь угодно привилегированную, на том же уровне, на каком «Каприз» принял бы автобус зевак из глухой провинции. Выясняется, что мы ужинаем a la carte [30]30
По заказу (фр.).
[Закрыть], за лучшими столиками и пьем жидкое золото, если только оно есть в их подвалах. И Мейлер платит за все. Ну, я понимаю, мы сами отдали ему невероятные деньги, но это другое дело.
И затем – эта публика. Публика, которая выложила по пятьдесят фунтов с носа за удовольствие послушать, как Барнаби Грант, с очевидным нежеланием, читает вслух (очень скверно) отрывок из своего бестселлера. Следующий аттракцион: прогулка по историческому памятнику, который открыт для всеобщего обозрения, и за ней – чай или чем там их угощали на Палатинском холме и ужин в «Джоконде» – все, что обошлось бы им фунтов на двадцать меньше, если бы они не пользовались услугами Мейлера, и, наконец, некое развлечение, скромно не описанное в брошюре. Вероятно, очень дорогой стриптиз с шампанским и, возможно, за ним – ночь с марихуаной. Или чем похуже.
Прекрасно. Возьми, к примеру, леди Б. Она купается в деньгах. Один из ее мужей был итальянским миллионером, и, может быть, в Риме она получает алименты. Ясно, что она может позволить себе эту затею. Она богата, вульгарна, довольно-таки несносна и стремится исключительно к lа dolce vita [31]31
Сладкой жизни (ит.).
[Закрыть]. Несомненно, она платит за чудовищного Кеннета, который, на мой взгляд, уже взят на крючок и поэтому может оказаться неплохим ключиком к тайнам Мейлера. Из слов, оброненных Софи Джейсон (она прелесть), я понял, что она, сама того не ожидая, выкинула полсотни фунтов из денег, которые ей подкинули на поездку по Италии ее знакомые по работе.
Ван дер Вегели – чета гротескная и интересуют меня чрезвычайно, как, думаю, заинтересовали бы и тебя. Гротескная? Нет, слово неточное. Мы ведь оба любим этрусские древности. Помнишь? Помнишь бородатую голову в венке в музее Баррако? Помнишь улыбающиеся губы в форме (это только что пришло мне в голову) птицы в полете? И тонкая полоска усов, повторяющая и подчеркивающая изгиб губ? И широко раскрытые глаза? Какое забавное лицо, мы тогда подумали, но, может быть, зверски жестокое? И это, заверяю тебя, портрет барона Ван дер Вегеля. И наряду с этим вспомни нежную, гармоничную пару на саркофаге с Виллы Джулия: воплощение удовлетворенной любви. Вспомни покровительственно поднятую руку мужчины. Поразительное супружеское сходство, ширина плеч, ощущение завершенности. И это, заверяю тебя, портрет Ван дер Вегелей. Может быть, они голландцы по рождению, но провалиться мне на этом месте, если они не этруски по происхождению. Или по природе. Или по какой другой причине.
Общее впечатление от Ван дер В., тем не менее, фарсовое. Их неуклюжий английский или, если уж на то пошло, ломаный французский способны вызвать смех. Помнишь рассказ Мопассана об английской девушке, которая становилась нуднее и нуднее по мере совершенствования во французском? Произношение баронессы, как сказал бы скотина Кеннет, годится только для осмеяния.
По-моему, их присутствие в группе наименее удивительно. Они жадные и беспощадные любители достопримечательностей и фотографирования, и их запас энтузиазма неисчерпаем. Можно ли то же сказать об их денежности, это вопрос.
Майор Суит. Только подумай, с чего это майор Суит выложил полсотни на такого рода увеселительную прогулку? На первый взгляд, он карикатура, музейный экспонат: тип офицера индийской армии, который лет тридцать назад был мишенью для насмешек за крики «квай хай?» [32]32
Буквально: «Здесь есть кто?» (хинди)– способ подозвать слугу.
[Закрыть]туземному слуге и всегдашнее «черт возьми, а?». Мне это кажется неубедительным. Он злобный, по-видимому, любитель выпить и бабник. Как, к своему неудовольствию, обнаружила юная Софи в митраистском подземелье. Он яростно, агрессивно, пугающе антирелигиозен. Имеется в виду любая религия. Он сваливает их все в кучу, багровеет и, выводя свой довод из таинств, языческих или христианских, заявляет, что все они основаны на людоедстве. Какого дьявола он разорялся, чтобы осматривать два уровня христианства и митраистский подвал? Только чтобы хорошенько поглумиться?
И, наконец, Барнаби Грант. На мой взгляд, главная загадка в группе. Особенно не раздумывая, скажу (и вполне серьезно), что не способен найти рациональной причины, с чего бы ему подвергать себя изощреннейшей пытке (а это ясно видно), если только Мейлер не нажал на него как следует. Шантаж. Это вполне может быть одним из побочных источников дохода для Мейлера и прекрасно увязывается с наркобизнесом.
И на закуску мы имеем дикобразную Виолетту. Видела бы ты Виолетту с ее «cartoline – поста-карда» и пышущее злобой лицо гарпии под черным платком! Квестор Вальдарно может отмахиваться от нее замечаниями о злобных торговках открытками, но могу поклясться чем хочешь – она одержима бешенством. Что до слов Софи Джейсон, что она видела тень Виолетты на стене около каменного саркофага, то, по всей вероятности, она права. Я тоже видел тень. Преломленную, искаженную, но с лотком, в платке и с поднятым плечом. Конечно, это дело темное, или меня зовут Ван дер Вегель.
И я полагаю, Вальдарно прав, что Мейлер мог прошмыгнуть под носом отца Дениса и его мальчиков. Там есть за чем спрятаться.
Ничем не могу подтвердить мое мнение, но думаю, он этого не делал.
По той же причине Виолетта могла пробраться внутрь, и я думаю, она это сделала. Но выбралась ли наружу?
Это тоже другой разговор.
Сейчас очень теплый вечер, уже четверть девятого. Я ухожу из моего пятизвездочного номера в пятизвездочный коктейль-бар, где надеюсь пообщаться с леди Б. и ее племянником. Оттуда нас отвезут в «Джоконду», и там мы, возможно, будем есть куропатку со страсбургским пирогом и запивать ее жидким золотом. За счет Мейлера? Предположительно – да.
Продолжение загадочной истории будет завтра. Будь здорова, родная моя».
Глава пятая
Вечер
1
Они отужинали при свечах за длинным столом в саду. Между густолиственными ветвями далеко внизу сиял Рим. Он походил на собственную модель, выставленную на черном бархате и так искусно подсвеченную, что все его знаменитые достопримечательности сверкали в оправе света, как драгоценности. По ночам Колизей освещается изнутри, и на таком расстоянии он был не руинами, но казался таким живым, что через его многочисленные выходы вот-вот могла бы хлынуть толпа, пропитанная зловонием цирка. Он был невероятно красив.
Невдалеке от их стола находился фонтан, перенесенный сюда в отдаленные времена со своего изначального места в старом Риме. В середине его в ленивой позе возвышался Нептун – гладкий, величественный, обнаженный, он от нечего делать перебирал пальцами длинные колечки бороды. Его поддерживали тритоны и всевозможные чудовища. Из них били струи, летели брызги, стекали капли, которые затем водяными завесами ниспадали из бассейна в бассейн. Запахи воды, земли и растений смешивались с табачным дымом, кофе, косметикой и ароматами вин.
– С чем все это сравнить? – спросила Софи Гранта. – Все это великолепие? Я никогда не читала Уйду [33]33
Английская писательница XIX в.
[Закрыть], а вы? И что бы там ни было, это нечто отнюдь не викторианское.
– А как насчет Антониони?
– Ну, пожалуй. Но совсем не «Сладкая жизнь». Я до сих пор не чувствую ни малейшего намека на упадок нравов. А вы?
Он не ответил, и она посмотрела через стол на Аллейна.
– А вы? – спросила она его.
Взгляд Аллейна упал на руку леди Брейсли, лежавшую на столе как что-то ненужное. Изумруды, рубины и бриллианты сверкали на дряблой коже, на тыльной стороне кисти набухли вены, перстни сбились на сторону, а ее длинные ногти – неужели они настоящие, подумал он и увидел, что нет, – впились в скатерть.
– Вы ощущаете деградацию общества? – настаивала Софи и вдруг, очевидно осознав присутствие леди Брейсли и,может быть, Кеннета, покраснела.
У Софи был цвет лица, которым восхитились бы английские поэты XVII века, – розовая краска смущения нежно приливала к прозрачной коже. При свечах глаза ее лучились, а вокруг головы было сияние. Она была естественна, как полевой цветок.
– В этот миг – ничуть, – ответил Аллейн и улыбнулся ей.
– Прекрасно! – сказала Софи и обратилась к Гранту: – Тогда мне можно не стыдиться, что я так развлекаюсь.
– А вам это так нравится? Да, я вижу, что нравится. Но чего вам стыдиться?
– О… не знаю… вероятно, пуританское происхождение. Мой дед был квакером.
– И он часто вам является?
– Не так уж часто, но, кажется, он только что промелькнул. Знаете, «суета сует» и сентенция о том, имеет ли право человек приобретать столь дорогостоящий вечер в столь несовершенном мире.
– То есть вы должны были потратить эти деньги на благие дела?
– Да. Или вовсе не тратить. Дедушка Джейсон был также банкиром.
– Скажите ему, чтобы он улетучился. Вы сделали массу благих дел.
– Я? Не может быть. Каким образом?
– Вы превратили то, что обещало быть пыткой, в нечто… – Грант умолк, переждал мгновенье и наклонился к ней.
– Ну что вы, – торопливо проговорила Софи. – Не стоит об этом. Что за разговор.
– …в нечто почти терпимое, – докончил Грант.
На другой стороне стола Аллейн размышлял: «Несомненно, она очень может постоять за себя, но она не из тех, кто дешево взял – легко потерял. Наоборот. Надеюсь, Грант не хищник. В ее мире он – бог, у него романтическая внешность, так сказать, бог в несчастье. Помочь ему – как раз работенка для ее пребывания в Риме. Вероятно, он лет на двадцать старше ее. Он снова заставил ее покраснеть».
Сидевший во главе стола майор Суит заказал себе еще один коньяк, но никто не последовал его примеру. Бутылки из-под шампанского в ведерках со льдом были перевернуты, кофейные чашки уже унесли. Появился Джованни, поговорил с официантом и удалился, очевидно, оплатить по счету. Метрдотель Марко облетел их и не впервые склонился, улыбнулся и что-то прошептал леди Брейсли. Она поискала в своем золотом ридикюльчике и, когда он целовал ей руку, сунула ему что-то. Несколько иным образом он приложился к руке баронессы, весело помахал рукой Софи, поклонился всему обществу за столом и уплыл, едва шевеля бедрами.
– А он неплохое блюдо, – сказал Кеннет тете.
– Что ты говоришь, милый! – произнесла она. – Он ведь ужасный человек, правда, майор? – сказала она через весь стол майору Суиту, который напряженно глазел на Софи поверх коньяка.
– А? – сказал он. – О! Жуткий.
Кеннет пронзительно рассмеялся.
– Когда мы двинем отсюда? – задал он общий вопрос. – Куда мы теперь поедем?
– Теперь мы веселые, – воскликнула баронесса. – Теперь мы танцуем, ура, и ведем ночную жизнь. В «Космо» – так?
– Ах-ха, ах-ха, в «Космо», – откликнулся барон.
Они заулыбались всему столу.
– В таком случае, – сказала леди Брейсли, забирая ридикюль и перчатки, – я иду в ritirata [34]34
Туалет (ит.).
[Закрыть].
Официант в то же мгновение набросил мех ей на плечи.
– Я тоже, я тоже, – сказала баронесса, и Софи ушла с ними.
Майор допил коньяк.
– Так в «Космо»? – сказал он. – Перемена места – доброе старое средство, а? Ну, полагаю, пора в путь…
– Спешить некуда, – сказал Кеннет. – Лучший официальный показатель тети в ritirata – девятнадцать минут, и то когда она опаздывала на самолет.
Барон глубокомысленно совещался о чаевых с майором и Грантом. Официант стоял у выхода из ресторана. Аллейн подошел к нему.
– Ужин был великолепный, – сказал он и дал ему на чай ровно столько, чтобы сделать более убедительной следующую фразу: – Могу ли я перемолвиться словом с синьором Марко? У меня рекомендация к нему, и я хотел бы воспользоваться ею. Вот, пожалуйста.
Это была визитная карточка Вальдарно с соответствующей запиской на обороте. Официант быстро глянул на нее, потом на Аллейна и сказал, что узнает, у себя ли в офисе великий человек.
– Думаю, что он там, – весело сказал Аллейн. – Пойдемте?
Официант заспешил обычной ресторанной походкой через фойе в коридор, где и попросил Аллейна подождать. Он осторожно постучал в дверь с табличкой «Директор», что-то прошептал открывшему ее молодому человеку и вручил карточку. Молодой человек исчез на несколько секунд и вернулся с обезоруживающей улыбкой и приглашением войти. Официант поспешно удалился.
Кабинет у Марко был небольшой, но роскошный. Хозяин церемонно, со сдержанным гостеприимством приветствовал посетителя.
– Еще раз добрый вечер, мистер… – он посмотрел в карточку, – мистер Аллейн. Надеюсь, ужин доставил вам удовольствие. – Он великолепно владел английским. Аллейн решил сделать вид, что не говорит по-итальянски.
– Ужин был восхитительный, – сказал он. – Превосходный вечер. Квестор Вальдарно говорил мне о ваших талантах и был прав.
– Рад слышать.
– Кажется, я видел вас несколько лет назад в Лондоне, синьор. В «Примавере».
– Ах! Моя зеленая, как салат, юность. И действительно, я знал тридцать один рецепт салатов. Возможно, пять из них достойны упоминания. Могу ли я быть вам полезен, мистер Аллейн? Любой друг квестора Вальдарно…
Аллейн быстро принял решение.
– Да, можете, – сказал он. – Если вы будете так любезны. Полагаю, я не должен скрывать от вас, синьор, что я коллега квестора и что я в Риме не только для развлечения. Позвольте…
Он вынул свою собственную официальную карточку. Марко не шелохнувшись продержал ее в своих великолепно наманикюренных пальцах секунд пять.
– Ну, да, – проговорил он наконец. – Разумеется. Я должен бы помнить вас по моим лондонским временам. Там было cause célèbre [35]35
Знаменитое дело (фр.).
[Закрыть]. Ваша прославленная деятельность. И затем, конечно, ваш брат – по-моему, несколько лет назад он был послом в Риме?
При упоминании высокопоставленного брата Джорджа Аллейн обычно не извлекал выгоду из родства, но тушевался и умолкал. Сейчас он поклонился и продолжил начатый разговор.
– У меня к вам дело, требующее некоторой деликатности, – проговорил он и почувствовал себя не то героем эдвардианского триллера, не то обитателем дома 221-Б по Бейкер-стрит. – Заверяю, что не потревожил бы вас, если бы мог этого избежать. Мы с квестором Вальдарно находимся в затруднительном положении. Дело в том, что нам стало известно, что некая фигура с дурной репутацией, чью личность нам до сих пор не удалось установить, в настоящее время живет в Риме. Он наладил отношения с людьми, занимающими самое высокое положение, которые пришли бы в ужас, если бы узнали про него правду. Полагаю, вы тоже пришли бы в ужас.
– Я? Вы хотите сказать?..
– Он один из ваших клиентов. Мы считаем необходимым предупредить вас.
Если Марко для итальянца был достаточно краснолицым, то сейчас румянец исчез. На его безукоризненно выбритых побледневших щеках проступили красные прожилки. За спиною Аллейна что-то заширкало. Он оглянулся и увидел красивого молодого человека, который пригласил его в кабинет. Он сидел за столом и яростно шелестел бумагами.
– Я не предполагал… – сказал Аллейн.
– Мой секретарь. Он не говорит по-английски, – объяснил Марко и добавил по-итальянски: – Альфредо, хорошо бы ты нас оставил вдвоем. – И снова по-итальянски Аллейну: – Так будет лучше, не правда ли?
Аллейн сделал вид, что не понимает.
– Простите, – сказал он и развел руками.
– А, вы не знаете нашего языка?
– Увы!
Молодой человек быстро проговорил по-итальянски:
– Padrone, у вас неприятности? Это…
Марко прервал его:
– Это пустяки. Ты меня слышал? Выйди.
Когда он вышел, Аллейн сказал:
– Я не отниму у вас много времени. Человек, о котором я говорю, – Себастиан Мейлер.
– Неужели? – проговорил Марко после небольшой паузы. – Я полагаю, у вас есть основание так говорить о нем?
– Оснований достаточно для того, чтобы сообщить это вам. Разумеется, вы проверите это у самого квестора. Уверяю вас, он подтвердит мои слова.
Марко подался вперед и сделал умоляющий жест.
– Конечно, конечно. Вы меня ошеломили, мистер Аллейн, но я благодарен вам за предупреждение. Я озабочусь, чтобы мистер Мейлер больше не появлялся в «Джоконде».
– Простите меня, но обычное ли это дело, чтобы «Джоконда» распространяла свое гостеприимство на туристскую группу?
– Обыкновенных, вульгарных туристских групп мы категорически не принимаем, – быстро и четко ответил Марко. – Комплексный обед и оплетенная бутыль вина – и маленькие флажки на столе – это немыслимо! Но в данном случае, как вы могли убедиться, все было иначе. Гости заказывали a la carte, каждый что захочет, как на обычном ужине. То, что счет оплачивал пригласивший их человек – даже если он приглашал их по профессиональной причине, – не имеет особого значения. Признаюсь, что, когда этот Мейлер впервые обратился ко мне, я не принял его предложения, но тогда он показал мне список. Чего стоит одна леди Брейсли – из изысканнейшей нашей клиентуры. И мистер Барнаби Грант – выдающаяся личность.
– Когда Мейлер впервые обратился к вам?
– Полагаю – с неделю назад.
– Стало быть, сегодня был первый из его ужинов?
– И последний, заверяю вас, если то, что вы мне рассказали, правда.
– Вы, конечно, заметили, что его самого не было?
– С некоторым удивлением. Но его помощник Джованни Векки – туристский агент с хорошей репутацией. Он сообщил, что его патрон нездоров. Должен ли я понимать?..
– Может быть, он нездоров, но, во всяком случае, он исчез.
– Исчез? – Краска медленно и нервно приливала к щекам Марко. – Вы хотите сказать?..
– Именно это. Пропал.
– Ничего не понимаю. Должен ли я понимать, что, по вашему мнению, он… – губы Марко складывались в одно, другое, третье слово, пока он не решился: – сбежал?
– Это предположение квестора.
– Но не ваше? – быстро спросил Марко.
– У меня нет предположений.
– Я заключаю, мистер Аллейн, что ваш приход к нам, последовавший за участием в сегодняшней экскурсии, преследует не развлекательные, но профессиональные цели?
– Да, – весело отозвался Аллейн. – И это, пожалуй, все. Я не должен больше отнимать у вас время. Если – шансы на это, по-видимому, невелики, – если мистер Мейлер появится у вас… – Марко содрогнулся и ахнул, – мы с квестором Вальдарно будем премного вам обязаны, если вы ничего не скажете ему о нашем разговоре. Просто позвоните сразу… номер телефона, по-моему, на карточке квестора.
– Я уверен, квестор понимает, – торопливо проговорил Марко, – что всякого рода неприятность здесь, в ресторане… – Он всплеснул руками.
– Немыслима, – докончил за него фразу Аллейн. – О да. Все будет сделано тактично и незаметно.
Он протянул руку. Рука у Марко была влажная и ледяная.
– Но вы думаете, – настаивал он, – вы сами думаете, что он больше не придет?
– Таково мое предположение, верное оно или нет, – согласился Аллейн. – Не придет, по крайней мере, по собственному желанию. До свиданья.
Возвращаясь, он зашел в телефонную будку и позвонил квестору Вальдарно, который доложил, что продолжает расследование, но пока не получил новых данных. Обнаружена квартира Мейлера. Швейцар сказал, что Мейлер ушел около трех дня и не возвращался. Полиция бегло осмотрела квартиру, которая оказалась, по-видимому, в порядке.
– Никаких признаков поспешного бегства?
– Никаких. Все же я до сих пор уверен…
– Синьор квестор, после всего, что вы для меня сделали, могу ли обратиться к вам с новой просьбой? Я не знаком с вашими правилами и процедурами, но, полагаю, ваша свобода действий менее ограничена, чем наша. Нельзя ли сразу поместить в квартиру Мейлера человека, чтобы он отвечал на телефонные звонки, брал их на заметку и, по возможности, устанавливал, откуда они. По-моему, весьма вероятно, что Марко из «Джоконды» в настоящую минуту пытается дозвониться до него и будет дозваниваться еще и еще.