Текст книги "Убийство по-римски"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Совершенно верно, – согласился Грант, быстро взглянув на него. – Пойдемте дальше.

Волна ароматов возвестила о том, что к локтю Аллейна пристроилась леди Брейсли.

– Как замечательно вы это выразили, – пробормотала она. – Какой вы умный.

Замшевая перчатка с костистым содержимым коснулась его руки. Она свесила голову набок и поглядывала на него. Наблюдавшая за ним Софи подумала, что его лицо словно закрыла занавеска, и действительно, Аллейн страдал от наплыва отвращения и жалости и сознавал свою беспомощность. «Что бы я только не дал, – думал он, – чтобы избавиться от этой дамы».

С другой стороны к леди Брейсли подошел Себастиан Мейлер и прошептал что-то, что Аллейн не разобрал. Грант заговорил снова. Перчатка сползла с руки Аллейна, и леди Брейсли с мистером Мейлером скрылись из виду за соединением двух пилястров. «Что это? – раздумывал Аллейн. – Мейлер пришел мне на выручку или он хочет сказать леди Брейсли нечто особенное и тайное?»

Грант провел группу по центру нефа и сквозь огражденную scola cantorum [18]18
  Место для хора (лат.).


[Закрыть]. Софи думала, что он говорит не слишком много и не слишком мало, но все к месту. Ее изумила огромная золотая чашевидная мозаика апсиды. Акант и виноградные лозы, переплетаясь, обнимали группки обыкновенных людей, занятых своими средневековыми делами. Хотя крест доминировал надо всем, казалось, и он вырос из какого-то дохристианского дерева.

– Об апсиде я ничего не скажу, – произнес Грант. – Она говорит за себя.

Мейлер и леди Брейсли появились вновь. Она присела на скамью хора и – то ли это был эффект освещения, то ли на нее накатила волна изнеможения, как это бывает у старых людей, – но казалось, она съежилась за своим ненадежным фасадом. Однако это продолжалось мгновенье. Она выпрямила спину и жестом подозвала племянника, который беспокойно топтался на краю группы, отчасти слушая, отчасти чего-то ожидая. Он подсел к ней, они пошептались, он – зевая и ерзая, она, очевидно, в некотором волнении.

Группа двинулась вокруг базилики. Ван дер Вегели фотографировали и задавали множество вопросов. Они были утомительно эрудированны по части римских древностей. Вскоре барон с лукавым видом стал спрашивать о подробностях, которые были так живо изображены в романе Гранта. В данную минуту не стоят ли они на том месте, где встретились его герои? Можно ли точно повторить путь, пройденный ими в удивительной кульминационной сцене?

– О-а! – с энтузиазмом воскликнула баронесса, воспроизводя голосом хроматическую гамму. – Это будет фоскитительно. Да?

Грант прореагировал на ее призыв, как на все предшествовавшие слова: со сдержанным отвращением. Он бросил на Софи и Аллейна по острому взгляду, посмотрел на Себастиана Мейлера прямо-таки с ненавистью и путано объяснил, что автор редко воспроизводит детали в точности и преображает действительную обстановку не меньше, чем реальных людей.

– Я не хочу сказать, что у меня все не началось отсюда, с Сан-Томмазо, – обратился он к Софи. – Конечно, отсюда. Но я дал ему другое название и преобразил его по своему усмотрению.

– На что имели полное право, – смело выступила Софи, и Аллейн подумал, что в данный момент этих двоих объединяет общее поле деятельности.

– Да, но, пожалуйста, покажите нам, – настаивала леди Брейсли. – Не будьте таким противным. Покажите. Вы обещали. Вы сами знаете, что обещали.

– Иначе зачем бы мы сюда приехали? – сказал Кеннет Дорн. – Что, не так? Я полагал, что вы и есть главный аттракцион.

Он приблизился к Гранту и стоял в не лишенной элегантности позе, левая рука на одном из пюпитров scola cantorum, правая уперта в бок. Это была не поза хулигана, но в ней содержался вызов и она выявляла, по крайней мере, одну из сторон характера молодого человека. Он поглядел на Гранта расширенными глазами.

– Вы что, закругляетесь? – спросил он. – Или я ошибся? Или это дерзость с моей стороны?

Бешеное ругательство, тут же подавленное, вырвалось у майора Суита.

– Ну уж извините! – крикнул он и отвернулся к фреске, изображавшей немудрых дев.

– О Господи. – Кеннет по-прежнему обращался к Гранту. – Теперь майор рассердился. – А что я такого сказал? – Он снова зевнул и ткнул себе в лицо носовым платком.

Грант смерил его взглядом.

– Ничего относящегося к делу, – проговорил он и отошел.

Мистер Мейлер ринулся спасать положение.

– Озорник! – бросил он Кеннету и затем, оправдывая Гранта перед расстроенными слушателями, сказал им, что писатель отличается невероятной скромностью.

Леди Брейсли живо поддержала эту точку зрения, равно как и Ван дер Вегели. Грант прекратил их комплименты, вернув себе – с большим усилием, как показалось Аллейну, – оживленный и деловой вид, и продолжил рассказ:

– Конечно же, если вам действительно интересно увидеть соответствия тому, что описано в книге, я буду счастлив показать их, хотя, мне кажется, если вы читали книгу, они, наверно, не укроются от вашего взора. Например, в правом нефе висит картина, которая нравилась Саймону и, по правде сказать, мне. «Сомнение святого Фомы» кисти Мазолино да Паникале. Обратите внимание на эти розовые тона и «помпейский» красный.

– Сказочно, – допустил беспокойный Кеннет. – Психеделично [19]19
  Галлюциногенно, как после приема наркотиков.


[Закрыть], а?

Грант проигнорировал его слова.

– Посмотрите, он ведь само сомнение, – повернулся он к Софи. – Голова набок, губы поджаты, а эти пальцы-щупальца! Как верно, что огромную больницу в Лондоне назвали его именем: он воплощение человека науки, не правда ли?

Себастиан Мейлер хмыкнул не то в знак одобрения, не то удивления.

– Пока мы в этом нефе базилики, – Грант провел их чуть дальше, – вы можете увидеть то, что я позаимствовал целиком.

Он указал им на огороженное место, примерно шесть футов на три. Они окружили его с возгласами узнавания.

Перила ограждали прямоугольное отверстие в полу, похожее на колодец. Тут же было объявление на пяти языках о том, что влезать на перила строго воспрещается.

– Вслушайтесь, – сказал Грант. – Слышите?

Все замерли. В тишине раздавались случайные голоса других посетителей базилики: голос экскурсовода в атриуме, звуки шагов по мрамору и отдаленный ропот римских улиц.

– Вслушайтесь, – повторил Грант, и достаточно скоро из-под ног, поначалу едва различимый, а потом прочно утвердившийся в сознании, дошел звук журчащей воды, голос неумолкающего разговора, сложный и непрестанный.

– Клоака Максима [20]20
  Сточный канал в древнем Риме.


[Закрыть]? – громко спросил майор.

– Впадающий в нее чистый ручей, – ответил Грант. – На глубине более шестидесяти футов. Если вы перегнетесь через перила, вы увидите, что под этим квадратным отверстием есть точно такое же, в полу первоначальной церкви. А тридцатью футами ниже и не видное нам, если только не посветить фонариком, находится третье отверстие, много ниже которого, если опустить фонарик, вы увидите ручей, который теперь слышите. Быть может, вы помните, что Саймон бросил отсюда камешек и что камешек пролетел сквозь века и упал в невидимую воду.

Ван дер Вегели разразились возбужденными комментариями.

Они с чувством проинформировали Гранта, что он основывает всю сложную образную систему книги на этом волнующем явлении.

– По мере того, как вскрываются все более глубокие слои личности Саймона, – и так далее, они неумолчно объясняли книгу ее автору. Восхищавшийся романом Аллейн подумал, что они, вероятно, правы, но слишком грубо вторгаются в тончайшие творческие процессы.

Грант довольно успешно подавил свое замешательство. Неожиданно барон и баронесса расхохотались и стали извиняться перед автором. Как глупо! Как неуместно! И что это, в самом деле, на них нашло!

Во время этого происшествия майор Суит глядел на Ван дер Вегелей, подняв брови и ворча себе под нос. Софи душила в себе ужасное желание расхохотаться и чувствовала взгляды Аллейна и Гранта, в то время как леди Брейсли переводила свои большие потухшие глаза с мужчины на мужчину, готовая откликнуться на любое проявление чувств, какое она могла в них прочесть.

Кеннет склонился через перила и уставился в глубину.

– Я гляжу сквозь века! – объявил он. Колодец исказил его голос, как гигантский мегафон. – Бум! Бум! – крикнул он, и снизу ему ответило эхо. – Эй вы, духи, клянитесь! – прогудел он и вдруг выпрямился, белый как смерть: – О Боже! Я совсем забыл. Я не переношу высоты. Какое противное место.

– Пойдемте дальше, – предложил Грант.

Себастиан Мейлер проводил их в вестибюль, где находилась обычная лавочка для открыток, безделушек и цветных слайдов. Здесь он вынул билеты в нижние этажи Сан-Томмазо.

3

Первый спуск представлял собою два пролета каменных ступенек с площадкой посередине. Воздух был свежий, сухой, пахло одним камнем. На площадке висел план подземелья, и Мейлер задержал перед ним туристов.

– Есть еще один план, внизу, – сказал он. – Позднее некоторые из вас, вероятно, захотят побродить в одиночестве. Заблудиться здесь невозможно: если вам показалось, что вы потеряли дорогу, поднимитесь по первой попавшейся лестнице, и раньше или позже вы окажетесь на этой площадке. Очень удобно, не правда ли?

Он обратил их внимание и на две очаровательные колонны, изузоренные усиками вьюнка.

– Языческие, – пропел мистер Мейлер, – восхитительно языческие. Подняты с их гармоничного места упокоения в доме эпохи Флавиев. Усердными служителями Ватикана. Можно очень и очень по-разному взглянуть на обогащение церкви – так ведь?

Майор Суит изумил своих спутников, одобрительно хмыкнув на эти слова.

Мистер Мейлер улыбнулся и продолжил:

– Прежде чем мы пойдем дальше вниз, леди и джентльмены, прошу вас – оглянитесь.

Они оглянулись. В двух нишах противоположной стены стояли терракотовые скульптуры: одна – молодой человек, кудрявый и улыбающийся; другая – высокая женщина с разбитым младенцем на руках. Они были искусно освещены снизу, и казалось, что они ожили.

– Полагают, что это Аполлон и, быть может, Афина, – сказал мистер Мейлер. – Этрусская работа, конечно. Но архаическая улыбка заимствована у греков. Как вам известно, греки презирали этрусков за жестокость в бою, и некоторые находят, что эта жестокость привнесена в греческую улыбку, которая играет на их губах. – Он обратился к Гранту: – Я полагаю, вы… – начал он и остановился.

Грант глядел на Ван дер Вегелей с чувством, которое передалось остальным участникам экскурсии. Они стояли бок о бок и любовались скульптурами. Их сходство с этрусскими терракотами Виллы Джулия, уже замеченное Грантом, поразительным образом заявило о себе и здесь. Их лица были подобием зеркал, в которых Аполлон и Афина улыбались собственным отражениям. «Уголки губ как острия стрел, выпуклые глаза и почти невероятная жизненность – все это из одного источника», – подумал Аллейн.

Экскурсанты, несомненно, были поражены этим сходством, кроме, может быть, леди Брейсли, которую не интересовали Ван дер Вегели. Но никто не осмелился сказать об этом ни слова, кроме Себастиана Мейлера, который с нехорошей ухмылкой пробормотал словно бы про себя:

– Просто поразительно. Оба.

Ван дер Вегели, увлеченные фотографированием, вряд ли его слышали, и Аллейн весьма сомневался, слышал ли его кто другой. Барнаби Грант уже вел их вниз, в церковь, которая оставалась похороненной пятнадцать веков.

При раскопках пришлось добавить сюда некоторое количество перегородок, арок и колонн, чтобы поддержать стоящую на ней новую базилику. Древняя церковь, за исключением первозданной апсиды, теперь являла собой соединение довольно низких узких проходов, глубоких теней и отзвуков. Когда они останавливались и умолкали, шум подземной воды становился явственно слышен. Кое-где темные места были подсвечены, так что наружу выплывали странные лица с большими глазами: это были фрески, которые в долгом сне сохранила спрессованная земля.

– Они разрушаются от воздуха, – сказал Барнаби Грант. – Понемногу они выцветают.

– Им нравилось, когда их душили, – откуда-то сзади сказал Себастиан Мейлер и тихонько фыркнул.

– А мне не нравится, – произнесла леди Брейсли. – Здесь ужасно душно, не так ли?

– Здесь хорошая вентиляция, леди Брейсли, – сказал майор Суит. – Воздух заметно свежий.

– Я так не считаю, – пожаловалась она. – Не думаю, что здесь мне нравится, майор. Не думаю, что я собираюсь дальше… – Она вскрикнула.

Они только что завернули за угол и столкнулись лицом к лицу с обнаженным белым человеком с венком в кудрях. У него были выпуклые пристальные глаза и та же архаическая улыбка. Его правая рука протягивалась к пришельцам.

– Тетя, милая, из-за чего ты! – сказал Кеннет. – Он сказочен. Кто это, Себ?

– Опять Аполлон. Аполлон – важнейшая фигура в митраистских мистериях. Его недавно раскопали археологи и подняли сюда, чтобы украсить церковные коридоры.

– Напыщенная чепуха, – заметил майор Суит. Невозможно было определить, к чьему лагерю он принадлежит.

«Значит, Кеннет зовет Мейлера «Себ», – отметил про себя Аллейн. – Быстро это у них!»

– Археологи до сих пор копают? – барон на ходу спросил Гранта. – Аполлона здесь еще не было, когда ваш Саймон пришел в Сан-Томмазо? Значит, он вернулся к жизни совсем недавно?

– Новый Лазарь, – пропел мистер Мейлер. – Но насколько же он привлекательнее!

Откуда-то из темноты донеслось хихиканье Кеннета.

– Лучше бы они помолчали, – шепнула Софи, стоявшая между Аллейном и Грантом. Грант хмыкнул, выражая согласие, и, кажется, с ним согласился майор Суит.

Они шли под аркадами старой церкви.

Бароном Ван дер Вегелем овладело игривое настроение. Держа камеру наготове и мурлыкая себе под нос, он обогнал группу, завернул за угол и растворился в тенях.

На этом перекрестке мистер Мейлер разразился тирадой.

– Мы подходим к еще одной этрусской статуе, – сказал он. – Считают, что это Меркурий. Он появляется довольно неожиданно: слева.

Неожиданность действительно была полной. Меркурий стоял в глубоком тупике; не исключено, что это был вход в какой-то забытый коридор. Подсветка его, не такая яркая, как у Аполлона, все равно выделяла сверкающую улыбку. Когда они подошли к нему, над его плечами внезапно появилась вторая голова и самодовольно ухмыльнулась. Вспышка стерла ее, и эхо отразило необузданный хохот барона Ван дер Вегеля. Леди Брейсли снова вскрикнула.

– Это чересчур! – запротестовала она. – Да. Чересчур!

Однако слоноподобные Ван дер Вегели развеселились и бросились вперед. Майор Суит предал анафеме всех дурацких шутников, и экскурсия двинулась дальше.

Шум подземного потока нарастал. Они зашли за угол и оказались у другого огороженного колодца. Грант предложил им поглядеть вверх и вниз; прямо над их головами было отверстие колодца, которое они рассматривали в базилике.

– Зачем они здесь? – захотел узнать майор Суит. – В чем суть? Грант! – быстро добавил он, очевидно предупреждая ответ мистера Мейлера.

– Возможно, для дренажа, – сказал Грант. – Известно, что во время раскопок случались протечки и даже затопления.

– Гм, – сказал майор.

Баронесса склонилась через перила и поглядела вниз.

– Геррит! – позвала она мужа. – Пос-мот-ри! Там саркофаг! Где Саймон сидел в раздумье! – Ее голос, пронзительный, как у школьницы, то повышался, то понижался. – Смотри! Вон там! Вни-зу!

Вспыхнувший фонарик барона осветил ее обширный зад, и он весело шлепнул по нему. Не обращая внимания, она нагнулась еще ниже.

– Будь осторожна, дорогая! – потребовал муж. – Матильда! Не так сильно! Погоди, когда мы спустимся.

Он оттащил ее от колодца. Она была сильно возбуждена, и оба они расхохотались.

Аллейн и Софи приблизились к перилам и заглянули вниз. Невидимый источник света освещал весь нижний этаж, где был явственно виден конец каменного саркофага. Глядя сверху, они видели, что каменная крышка его была густо испещрена резьбой.

Пока они глядели, сильно искаженная тень метнулась по стене, исчезла и появилась сначала в одной, потом в другой стороне.

– Смотрите! – воскликнула Софи. – Это… это та женщина!

Но тень исчезла.

– Какая женщина? – спросил Грант, стоявший сзади нее.

– Та, с платком на лице. Торговка открытками. Там внизу.

– Вы ее видели? – быстро спросил мистер Мейлер.

– Я видела ее тень.

– Дорогая моя мисс Джейсон! Ее тень! В Риме тысячи женщин с платком на лице, и у всех у них похожая тень.

– Я уверена, что не ошиблась. Я уверена, это она. Казалось, словно… словно она хочет спрятаться.

– Я с этим согласен, – сказал Аллейн.

– Виолетте не разрешено входить в базилику, уверяю вас. Конечно, вы видели тень какой-то туристки из другой группы. А теперь… давайте проследуем за мистером Грантом в храм Митры. У него есть что рассказать.

Они вышли из-под аркад и оказались в проходе, ведущем к железной винтовой лестнице. Потолок здесь был ниже, а проход совсем узкий. Грант и Мейлер шли впереди, остальные тянулись за ними. Грант и Мейлер уже подошли к ступенькам, когда леди Брейсли неожиданно объявила, что не может идти дальше.

– Я ужасно извиняюсь, – сказала она, – но я хочу вернуться. Боюсь, вы сочтете меня нестерпимой, но я не могу, не могу, не могу ни минуты долее оставаться в этом ужасном месте. Кеннет, ты должен отвести меня наверх. Я не предполагала, что здесь будет так. Я никогда не выносила закрытых пространств. Скорее. Кеннет! Где ты? Кеннет!

Однако его в группе не было. Искаженные звуки ее голоса доносились из полостей и проходов.

– Куда он ушел? – вскрикнула она, и все подземелье ответило ей: «Ушел-ол-ол».

Мейлер уже держал ее за руку.

– Все в порядке, леди Брейсли. Уверяю вас. Все в полном порядке. Кеннет вернулся сфотографировать Аполлона. Через пять минут я его разыщу. Не волнуйтесь. Несомненно, я встречу его, когда он будет спускаться по лестнице.

– Я не могу его ждать. С чего это он вдруг фотографирует? Я подарила ему камеру, которая стоит целое состояние, а он никогда ей не пользуется. Я не буду его ждать, я уйду сейчас же. Сию минуту.

Барон и баронесса, утешая, склонились над ней. Она отогнала их жестом и направилась к Гранту, майору Суиту и Аллейну, которые стояли вместе.

– Пожалуйста! Пожалуйста! – взмолилась она и, осмотревшись, с непобедимой решимостью пристала к майору: – Пожалуйста, уведите меня отсюда! – потребовала она. – Прошу вас.

– Моя дорогая леди, – сказал майор тоном, каким обычно произносят просто «моя дорогая», – моя дорогая леди, для истерики нет повода. Да… ну, конечно, если вы так настаиваете. Буду рад. Несомненно, – в голосе майора звучала надежда, – мы встретим вашего племянника по дороге.

Прижимаясь к майору, она обратилась к Гранту и Аллейну.

– Я знаю, вы считаете меня глупой и безнадежной, – сказала она. – Правда ведь?

– Нисколько, – вежливо ответил Аллейн, а Грант пробормотал что-то вроде «клаустрофобия».

Мистер Мейлер сказал майору:

– У этой лестницы есть продолжение, которое ведет в базилику. Если вы отведете леди Брейсли туда, я вернусь, найду мистера Дорна и пришлю его к ней.

– Кеннет меня бесит. Честное слово!

– Хотите, я провожу вас, леди Брейсли? – предложила Софи.

– О нет, – был ответ. – Нет. Благодарю вас. Вы очень любезны, но… – Ее голос угас. Она по-прежнему глядела в упор на Аллейна и Гранта. «Ей нужна свита», – подумала Софи.

– Ну, – раздраженно спросил майор Суит, – идемте?

Он довел ее до верхнего пролета винтовой лестницы.

– Я вернусь, как только объявится этот парень, – прокричал он. – Надеюсь, он не задержится.

– Вы продолжите, так ведь? – сказал мистер Мейлер Гранту.

– Разумеется.

Грант, Аллейн и Софи двинулись по нижнему пролету. До них доносилось удаляющееся цоканье каблуков леди Брейсли и глухой стук по железу подкованных башмаков майора Суита. Сзади них восторженно переговаривались Ван дер Вегели.

– Тело в том, дорогой мой, – ревела баронесса, – что я не хочу упустить ни слова из того, что он нам скашет.

– Тогда вперед! Иди, я сейчас догоню тебя. Еще раз щелкну Меркурия. Только раз! – прокричал барон.

Она согласилась и тут же упала, проехав несколько ступенек. Встревоженный вопль вырвался из груди ее мужа.

– Матильда! Ты упала.

– Это так.

– Ты ударилась.

– Нет. Мне не больно. Какая шутка!

– Тогда вперед.

– Так.

Винтовая лестница сделала еще три оборота. Звук текущей воды нарастал. Они пришли к короткому коридору. Грант привел их в подобие передней.

– Это инсула, – сказал он. – То, что можно назвать квартирой или несколькими квартирами. Ее построили для римской семьи или нескольких семей примерно в середине первого века. Конечно, они не были христианами. Через мгновение вы увидите, как они поклонялись своему богу. Войдите в триклиний. Он же – митрейон [21]21
  Триклиний – столовая в римском доме (лат.). Митрейон – храм бога Митры.


[Закрыть].

Он жестом пригласил их в пещерообразное помещение. Сводчатый потолок был усеян маленькими камнями. Вдоль стен шли массивные каменные скамьи, в середине находился алтарь.

– О культе Митры вам известно. Мне нет необходимости…

– Пожалуйста! О, пожалуйста! – взмолилась баронесса. – Нам бы так хотелось! Все! Пожалуйста!

Аллейн слышал, как Грант прошептал «О Боже!», и видел, как он взглянул на Софи Джейсон, словно ища поддержки.

Что касается Софи, то она восприняла его мольбу с чувством нежности, что изрядно озадачило ее.

– Только если он сам захочет, – сказала она.

Но Грант, на мгновенье закрыв глаза, уже принялся за дело. Сияя глазами и зубами, баронесса ловила каждое его слово. Вскоре она умоляюще подняла руку и прошептала:

– Извините! Простите меня. Но нефозмошно подумать, что мой муж не слышит все это. Я его позову. – И она позвала его голосом, который мог бы сделать честь самой Брунгильде. Он легко сбежал с лестницы в ту же минуту и, увидев палец на ее губах, сразу же расположился слушать.

Грант поймал взгляд Софи, нахмурился, на мгновенье закрыл глаза и колеблющимся голосом рассказал о культе бога Митры.

– Это была поразительно благородная религия, вера в Митру продолжала существовать буквально в подполье после того, как все языческие верования в христианском Риме иссякли. – Он говорил, и хотя поначалу он использовал затертые фразы из путеводителей, он обращался так непосредственно к Софи, словно они здесь были вдвоем. – Бог Митра родился из камня. Ему поклонялись во многих частях древнего мира, включая Англию. Помимо всего прочего, он был богом света. Отсюда его связь с Аполлоном, который велел ему заколоть Быка, символ плодородия. Митре помогали Собака и Змея, но Скорпион обманул его и разбрызгал кровь Быка, из которой произошло все живое. Таким образом, к человечеству пришло зло.

– Еще одно изгнание из Рая? – спросила Софи.

– Похоже. Странно, правда? Словно слепые пальцы пытаются нащупать некий неподдающийся основополагающий рисунок.

– Проклятие человечества! – объявил майор Суит.

Он незамеченным присоединился к группе и своим восклицанием заставил всех вздрогнуть.

– Религии – вздор! – возвестил он. – Все, какие есть. Подлецы!

– Вы так полагаете? – мягко спросил Грант. – Митра, в общем, не кажется таким уж плохим. Это был, по тем временам, не жестокий культ. Ему поклонялись на мистериях только посвященные. Существовало семь степеней посвящения. Женщины не допускались. Вам бы сюда не разрешили войти, – обратился он к Софи, – а особенно – прикасаться к алтарю. Подойдите поближе и поглядите.

– Вы только что сказали, что я не должна этого делать.

– Ах, нет! – воскликнула баронесса. – Мы не должны быть суеверными, мисс Джейсон. Давайте поглядим, потому что это ошень красиво, понимаете, и ошень интересно.

Алтарь находился в середине митрейона. Заклание быка было действительно великолепно вырезано на одной его стороне, а апофеоз Митры, которому помогает Аполлон, – на другой.

К очевидному смятению Гранта, барон Ван дер Вегель вынул из обширной полотняной сумки экземпляр «Саймона в Лациуме» и громко провозгласил:

– Мы должны вновь услышать эти восхитительные строки. Видите, мистер Грант, вот книга. Неужели автор откажется нам почитать? О том, как англичанин Саймон находит в себе некое соответствие могуществу Митры. Да?

– Нет, нет! – воскликнул Грант. – Прошу вас! – Он быстро оглядел группу из шести слушателей, даже заглянул за них, словно желая убедиться, что больше здесь нет никого. – Такого уговора не было, – сказал он. – Действительно.

И Аллейн увидел, как он заливается краской.

– В любом случае, – говорил Грант. – Я читаю ужасно. Лучше хорошенько поглядите на Митру.

В дальнем углу помещения, в гроте, стоял бог: рождающийся из каменного лона пухлый крепыш во фригийском колпаке на длинных кудрях – ни младенец, ни взрослый.

– Они ведь приносили жертвы? – спросил Аллейн. – Прямо здесь?

– Конечно. На алтаре, – с готовностью ответил Грант. – Только вообразите! Это была бы сцена, освещенная факелами, свет плясал бы по этим каменным скамьям и по изможденным бледным лицам прошедших через все ритуалы посвященных. Над алтарем вздымается трепещущий столп жара, втаскивают жертвенного быка: быть может, они слышали, как он ревел в проходах. Вы знаете, есть проход, огибающий триклиний. Возможно, бык появлялся из дверей сзади Митры. Возможно, он был украшен венками. Служители втаскивают его, жрец его принимает. Голова быка закинута назад, шея обнажена, и в нее вонзается нож. Смрад свежепролитой крови и зловоние сжигаемых внутренностей заполняет митрейон. Полагаю, при этом поют гимны.

– Вы дали нам понять, что это был благородный культ и, как вы сказали, не жестокая религия, – сухо заметила Софи.

– Она была в высшей степени нравственна и сравнительно не жестока. Верность и честность считались высшими добродетелями. Жертвоприношения были необходимой составной частью.

– За всей этой стряпней одна и та же идея, – как и следовало ожидать, возгласил майор Суит. – Жертвы. Кровь. Плоть. Людоедство. Одно изысканнее, другое пожесточе. А по сути одно и то же.

– А вам не кажется, – мягко спросил Аллейн, – что это может означать поиски некоей основополагающей истины – вслепую?

– Тут одна основополагающая истина: человек – плотоядное животное, – торжествуя, закричал майор. – Як-як-як. Эти звуки, по-видимому, изображали смех.

– Так прискорбно, что леди Брейсли и мистер Дорн это пропускают, – сказал барон Ван дер Вегель. – А где мистер Мейлер?

– Вы их видели? – спросил Аллейн майора Суита.

– Нет. Я посадил ее… в этом самом… саду? Дворе?

– Атриуме?

– Как ни назови. На скамью. Ей это не очень понравилось, тем не менее… Глупая женщина.

– А молодого Дорна? – спросил Аллейн.

– Не видел. Жуткий тип.

– А Мейлера?

– Нет. По-моему, это неуважение ко всем нам. Что мы делаем теперь?

Со вздохом освобождения, к которому стремился все время, Грант сказал:

– Насколько я понимаю, предполагалось, что вы захотите несколько минут побродить здесь без гида. Мы можем встретиться здесь или, если вы предпочитаете, наверху, в атриуме. Я пробуду здесь десять минут на случай, если у кого возникнут вопросы, а затем поднимусь в атриум. Мы, вероятно, встретимся на лестнице – в любом случае, заблудиться здесь невозможно. И везде есть стрелки, указывающие на выход. Я уверен, что Мейлер…

Он осекся. Кто-то спускался по железным ступенькам.

– Вот и он сам, – сказал Грант. Но это был Кеннет Дорн.

Шаги его звучали торопливо, появление было стремительным, но, когда он вышел из тени и увидел собравшихся, он остановился и подался в их сторону. Его камера болталась на руке. Софи поразило, что в каком-то нехорошем смысле он был спокоен и уверен в себе.

– Привет! – сказал он. – Где моя тетя?

Грант сообщил ему.

– О Боже! – сказал он и захихикал.

– Не лучше ли будет подняться к ней? – спросил майор Суит.

– Что?

– Ваша тетя. Она наверху. В саду.

– Да процветет она, как зеленый лавр, – сказал Кеннет. – Милый майор.

Майор Суит рассматривал его секунду-две.

– У меня нет слов, – сказал он.

– И слава Богу, – ответил Кеннет.

Казалось, обоим было нечего добавить.

Молчание нарушили Ван дер Вегели. Они возбужденно объяснили, что так надеялись («Ах, так!» – вставила баронесса), что мистера Гранта удастся уговорить прочесть митраистский пассаж из «Саймона» в окружении того, что его вдохновляло. Все видели, они захватили с собой свой экземпляр – неужели это слишком – попросить автограф? Никто лучше их не понимает и не ценит знаменитую англосаксонскую сдержанность. В конце концов, проспект, если, конечно, понимать его не буквально, давал им основание надеяться…

Они долго дуэтом продолжали свои укоры, и было видно, что лицо Гранта становится краснее и краснее. Наконец он беспомощно взглянул на Софи, которая шепнула:

– Лучше прочтите!

Он испытал странное облегчение, когда сразу же и без труда произнес:

– Если вы действительно хотите, разумеется. Я не собираюсь быть неучтивым. Просто при этом я буду чувствовать себя ослом…

Ван дер Вегели восторженно расхохотались, а у барона возникла новая, еще более причудливая мысль. Они сфотографируются группой; в центре будет стоять читающий вслух Грант. Сзади бог Митра будет покровительствовать книге, которую сам вдохновил. После игривых препирательств между Ван дер Вегелями о том, кто будет снимать, этот необычайный вариант викторианской групповой фотографии был претворен в жизнь. Они договорились, что баронесса сделает первый снимок, и она приступила к приготовлениям. Несчастный Грант с раскрытой книгой в руке был водружен на темный каменный выступ слева от Митры. С одной стороны его был Аллейн, с другой – Софи, которую вся эта затея начинала не на шутку смешить. Позади Софи располагался майор Суит, а за Аллейном – Кеннет Дорн.

– А ты, Геррит, мой милый, – проинструктировала мужа баронесса, – ты ведь такой большой, да? Встань сзади всех.

– Потом мы поменяемся ролями, – напомнил он.

– Так.

– И все смотрите на раскрытую книгу.

– Ах, да…

Как всегда непредсказуемый, майор Суит отнесся к делу серьезно и возразил:

– Как можно смотреть на то, чего почти не видно?

И в самом деле это было неглупо замечено. Голова маленького бога, как алтарь и все остальные изображения, была искусно освещена из скрытой ниши, но все помещение было погружено во мрак, особенно там, где расположилась группа. Ван дер Вегели объяснили, что при вспышке проступят все детали. Им страстно хотелось бы, чтобы Митра стал частью группы, для такой цели небольшое притворство извинительно. Растерянность Гранта была столь очевидна, что Аллейн и Софи Джейсон, не сговариваясь, решили внести в происходящее нотку высокой комедии.

– Понятно, – неожиданно предложил Аллейн. – Даже если мы не видим книгу, мы должны смотреть на нее. Справедливо. И я полагаю, что мистер Грант знает этот пассаж наизусть. Может быть, он продекламирует его в темноте?

– Ничего я не знаю наизусть, черт возьми, – обрадовался сочувствию Грант. Баронесса объяснила, что после они перейдут в более освещенное место и там Грант без оговорок прочтет отрывок из книги.

Между тем баронесса напомнила, чтобы все смотрели на почти невидимую книгу.

Поспотыкавшись впотьмах, группа выстроилась.