Текст книги "Стальная сеть (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 19

Прекрасная эльвийка пригладила растрепавшиеся волосы, забрала у меня бутылку шампанского. Заглянула внутрь, побултыхала.

– Ох, какая неловкость. Как давно я не пила вот так, по-походному.

Взглянула на меня дивными глазами газели.

– С чего бы начать…

– Начните с чокнутого брата Левикуса, – подсказал я. Как бы она не опомнилась да не вышвырнула меня вон. Она может.

– Ну что же. Вы поймёте меня, Дмитрий. Ведь у вас душа эльва.

– У меня душа полукровки, – буркнул я.

– Не перебивайте.

– Я боюсь, как бы ваш брат не прибежал сюда за нами, – говорю, а сам на дверь оглядываюсь. Уж очень напугал меня взбесившийся эльв. – Вы уж побыстрее.

Она улыбнулась, печально так.

– Не беспокойтесь, Дмитрий. Его злобы хватит ненадолго. Из особняка он не выйдет.

Мне от её слов полегчало немножко. А она говорит:

– Вы сейчас думаете – мы тут сидим, а у нас за спиной десять мёртвых тел осталось? Пожар, скандал, кровь рекой?

Я кивнул. Ну да, так и думал. А что ещё?

– Нет. Я вам скажу, что там. Сейчас его превосходительство господин губернатор держит себя за голову и говорит: «Как странно. У меня разыгралась мигрень. Любезный, мой платок и флакон нюхательной соли!»

– А остальные что? – спрашиваю. Ну ничего себе эльвийка шутит. Хотя… если вспомнить, что на вокзале было, когда старший эльв время остановил… Может, и не шутка.

– Остальные люди, – эльвийка сказала со значением: – люди в порядке. Они даже ничего не заметили. Пострадали только магические существа. Мне жаль, но старший эльв не удержался. Их души пожраны.

– Что? Старший эльв пожрал их души? – вот же блин блинский! Что делается… – Они умерли?

Эльвийка покачала головой, печально улыбнулась:

– Нет, не умерли. Мне трудно объяснить. Вы не знаете…

– Так объясняйте! – меня аж зло взяло. Все всё знают, один я не в теме.

– Помните, тогда, на вокзале? Мы провожали графа Бобруйского в столицу. Мой брат велел убить вас. На деле он велел мне забрать вашу душу. Ваше тело осталось бы жить. Половина вашей души – человеческая – поддерживала бы его. Вы бы ходили, спали, ели… почти как живой. Но мир для вас стал бы тусклым. Это всё равно, что сидеть в стеклянной банке.

Эльвийка пощёлкала пальцами:

– Да, как заспиртованный уродец в банке. В кунсткамере.

Мне от её слов немножко поплохело. Она так просто об этом говорит?

– Так что, старейшины живы? И карлик этот на лестнице?..

– Старейшины, скорее всего, впали в кому. Или умерли на самом деле. Карлик наверняка жив. Но он сейчас… – эльвийка опять пощёлкала пальцами.

– Сидит в стеклянной банке?

– Да.

Я представил, каково это – сидеть в банке. Без надежды выбраться. Жесть какая. Так вот чего он боялся, этот карлик-полукровка. Хотел мне что-то сказать, да не успел. Наверное, предупредить, что хозяин его свихнулся.

– А почему вы меня спасли? – спрашиваю. – Если жрать, так всех сразу? Вы же хотели меня прикончить. Ещё у театра постарались, натравили на меня сына Филинова. Разве нет?

Прекрасная эльвийка поморгала глазами:

– Нет, вы не так поняли, Дмитрий. Я вовсе не хотела вас убить.

– Ага, только душу схавать, – говорю. – Без лука и перца.

– Поверьте, Дмитрий, я не желаю вам вреда.

– С чего мне вам верить? – говорю ей. – Вы же всех презираете. Для вас, настоящих эльфов… то есть эльвов, все полукровки говно. Гобы и орги вообще грязь под ногами. Для вас убить гоба – что чихнуть. Не так разве?

Она пожала плечами:

– Грубо, но да.

– А я что тогда – не такой как все? Избранный, что ли?

Эльвийка удивилась, брови подняла:

– Кем избранный? Нет, Дмитрий, вы случайность. Но вы… вы не чужой мне.

Смотрю – а она покраснела до ушей. Как девчонка. Говорит, а сама глаза отводит:

– Вы знаете, Дмитрий, полукровки бывают разные. Острые уши, звериный взгляд, светлые волосы. Таких сразу видно, кровь эльвов трудно спрятать. Но бывает, что кровь человека сильна. Если отец ребёнка не простой клиент борделя…

Тут она совсем смутилась. Даже уши покраснели.

– Если человек этот хорошего рода, если он знатен и силён… А мать не простая девушка из полукровок…

Ну ничего себе. Она на что намекает? Кто моя мать? Да ещё папаша не из простых, выходит. А чего это она так смутилась? Блин…

– Вы моя мать? – спросил в лоб.

Она глаза отвела, руки сжала, прямо как тот карлик на лестнице. Не ответила.

– А отец кто? – спрашиваю. – Губернатор, что ли?

Она головой замотала:

– Нет, нет, не губернатор.

– Тогда кто? – вот блин блинский! Какие дела открываются…

– Неважно, – отвечает прекрасная эльвийка. – Я обещала хранить тайну, и я её сохраню. Просто знайте, Дмитрий, что вашей гибели я не желаю.

– А тогда, на вокзале? Когда старший эльв приказал убить меня, то есть мою душу сожрать?

– Я не могла ослушаться. Это мой долг. Предупреждаю вас, Дмитрий – если вы перейдёте черту, я не смогу вам помочь. Прошу вас, не лезьте слишком далеко.

Посидел я, подумал. Это что же получается? Они тут творят что хотят, души лопают как не в себя. Гобы с оргами для них вообще лёгкая закуска. Людей они в расчёт не берут. Подумаешь, людишки. Они и не заметят ничего… А Димка Найдёнов, значит – отойди в сторонку? Утрись, мальчик, жуй свою жвачку без сахара. Мамку надо слушаться. Так что сядь, вон, в уголок и не отсвечивай. Ну уж нет.

– Я уже влез в это дело обеими ногами, – говорю. – Мне пути назад нет. Не хотите помогать, ладно. Хотя бы не мешайте.

Прекрасная эльвийка губы поджала. Не понравились ей мои слова.

– Какой помощи вы от меня хотите, Дмитрий? – спрашивает, холодно так.

– Скажите, кто такой Рыбак. На вас заклятье молчания ведь не ставили?

Она встала, выпрямилась, глаза засверкали.

– Никто не может поставить печать на мои уста, человек!

– Тогда скажите. Я уже двоих покойников в морг оттащил. От заклятья этого.

– Не могу. Я дала слово. Слово эльва крепче любого заклятья.

– Боитесь его, что ли?

Побелела она, наклонилась ко мне, прошипела кошкой:

– Я никого не боюсь. Указывать мне может только старейший эльв!

– А как по мне, так боитесь. Скажите, и я отстану.

Ух, как она взбесилась! Зубы оскалила, шипит:

– Знаешь, почему ты ещё жив, мальчишка? За тебя заступился наш нерождённый брат, сын моей подруги! Если бы не он, твоя душа была бы моей. Или брата Левикуса.

Я аж отшатнулся, такая она стала злая. И что значит – сын моей подруги? Он что, лучше меня?

– Я же сынок ваш, – говорю. – И этого, как его, знатного человека.

Засмеялась эльвийка.

– Глупец! Ты ничего не знаешь! Ты судишь, как человек. Эльвы не любят своё потомство. Нет ничего слаще, чем поглотить душу меньшего собрата. Это придаёт нам сил. Скажи спасибо тому, кто живёт внутри тебя, скрытый печатью. Не то я поглотила бы тебя без жалости.

Ой. Это она про Талисмана, что ли? Ведь это он за печатью внутри меня живёт. То есть это он сын её подруги? Ну да, а кто ещё-то?

У меня от волнения аж ноги подкосились. Взял я себя в руки, виду не подал, что боюсь. Говорю ей:

– Что же вы его мать тогда убили, подругу свою лучшую? Людишек наняли, чтобы самой руки не марать. В лес заманили, живот ей распороли снизу доверху. Это что, у вас, благородных эльвов, так принято?

Она в лице переменилась. Злость ушла в один момент. Вздохнула эльвийка, говорит печально:

– Если эльв желает уйти, никто не вправе помешать. Её душа слилась с лесом, деревьями, кустами, травой. С ручьями, что текут в земле. С птицами на ветвях…

Повернулась ко мне, брови нахмурила:

– Уходите. Дела эльвов не в юрисдикции людей. Покиньте мой дом, господин Найдёнов.

Вот как, значит. Госпожа отсылает жалкую полукровку. Поигрались и вали отсюда.

Собрал я всю свою храбрость, какая осталась, говорю:

– Душа вашей подруги, может, в лесу сейчас порхает. Зато тело её в морге лежит, всё располосованное вдоль и поперёк. А этоужев моей юрисдикции!

Вижу, удивилась она моей наглости. Глаза открыла широко, на меня смотрит.

А я дальше жму:

– Так что не надо говорить, что дела эльвов людей не касаются. Вы государю клятву на верную службу давали. А я государев человек. Пока дело не закрою, буду копать, сколько потребуется. И пугать меня нечего. Не имеете право жрать душу полицейского. Пока он на службе.

Это я загнул, конечно. Сам не знаю, что несу. Но вижу – проняло.

Она волосы растрёпанные пригладила, задумчиво так. Брови нахмурила, голову набок склонила. Глянула на меня, как на редкий экспонат.

– Да вы и правда не отстанете, – сказала. Негромко так, будто про себя.

Я тоже стою, смотрю на неё. Она помолчала, подумала ещё и говорит:

– Хорошо. Я выполню одну вашу просьбу, господин Найдёнов. То, что вам нужно для вашего дела. Только не просите выдать Рыбака.

Вижу, Рыбака она мне и правда не выдаст. Ладно. Подумал, говорю:

– Мне сейчас узнать надо, кто динамит украл. Кто его в поезд подложил. Мне бы средство такое…

Хотел я сказать – прибор такой, вроде волшебной палочки или детектора лжи. Чтобы наверняка. Побегал, всех просветил, как рентгеном, и опа – разгадка! Но слов никак не подберу подходящих.

Она помогла:

– Вы думаете, как бы найти такое средство, которое за вас всё сделает? – эльвийка покачала головой. – Хорошо. Это я могу.

Что? Как это? Не успел я удивиться, эльвийка нос сморщила, приказала:

– Ведите сюда вашего гоблина. Которого вы с собой притащили. Да побыстрее. Пока я не передумала.

Глава 20

Мелкий гоблин Микки оказался храбрым парнем. Испугался сначала, когда я его в дом эльвийский затащил. На лице написано: «погибель моя пришла». Но подрожал малец, подрожал, потом выпрямился во весь свой рост метр без кепки. Встал ровно, кулачки зелёные сжал, типа – нате, подавитесь!

Эльвийка подошла к нему, ладонью по голове провела. Говорит:

– Ты хочешь помочь своему хозяину, маленький гоб?

Микки закивал. Пищит:

– Кушайте меня, госпожа! Мой хозяин Дмитрий невкусный. Микки вкуснее!

Она засмеялась. Говорит:

– Верный маленький гоб. Молодец.

Повернулась ко мне:

– Дмитрий, у вас на руке под рубашкой есть амулет. Достаньте его.

Ничего себе. Как она узнала? Рентген в глазах, что ли?

Вытащил я из рукава амулет, что подарила Альвиния. Цепочка золотая, камешек – кошачий глаз. Эх, Альвиния…

Прекрасная эльвийка взяла амулет, покачала в воздухе:

– Да, это подойдёт.

Наклонилась к Микки, повесила амулет ему на шею, застегнула цепочку. Положила ладонь гоблину на лоб. Велела:

– Закрой глаза.

Микки послушно зажмурился.

Да, это тебе не стряпчий, пускай даже мэтр. Колданула эльвийка так быстро, что я даже не заметил. Никаких бумажек, договоров, даже заклинаний никаких. Раз – и всё. Я глазом моргнуть не успел. Смотрю: только что был гоблин мелкий, а уже нет его. Исчез. На полу сидит птица. Крупная, размером больше ворона. Или грача. Только не ворон и не грач. Попугай! Красивый такой, перья тёмно-синие, живот красный. На голове полоска белая, клюв чёрный, лапы когтистые, тоже чёрные.

Я глаза вытаращил, слова сказать не могу, так удивился.

А эльвийка присела, провела пальцем птице по голове, пёрышки пригладила. Говорит:

– Вот, Дмитрий, ваше устройство. Мой вам подарок.

– В смысле? – говорю. – Вы мне гоблина испортили!

Она засмеялась. Покачала головой:

– Я заметила – у вашего гоблина есть дар. Ещё в машине заметила. Он умеет видеть скрытое. Ещё я знаю, что вы его прячете от людских глаз. Теперь его никто не узнает.

Ёлки зелёные! Ну да, теперь уж точно никто не узнает. Был гоблин, стал попугай… И что мне с ним делать?

Я протянул руку. Позвал:

– Микки, Микки. Иди сюда.

Попугай повертел головой. Затрепыхался, запрыгал. Перьями по полу чиркает, коготками скребёт. Видно, неудобно ему в новом теле.

Потом как-то собрался, крыльями взмахнул, вжих – и на руку мне запрыгнул. Смотрит на меня, глазами блестит – боится.

Прекрасная эльвийка говорит:

– Собаки или кошки из него не вышло. Змею или ящерицу вы носить при себе не станете, неудобно. Попугай лучше всего. Забирайте и уходите, Дмитрий. Я сделала всё, что могла.

– Погодите, он хотя бы разговаривает?

– Прощайте, Дмитрий! – и на дверь показывает.

Вижу, всё – приём окончен. Пришлось уйти.

***

Вышел я из ворот, поймал извозчика – они тут всё время пасутся, место рыбное. Поехал в участок. Когда мимо дома чокнутого эльва проезжали, глянул, что там. Ничего, двор пустой. Коляски и кареты все разъехались. Всё тихо, спокойно. Как эльвийка и сказала.

Надо было бы в дом зайти, убедиться. Но страшно стало. Как представил, что там голодный брат Левикус сидит, зубы точит… Не-не-не.

Еду, и думаю: что сказать-то? Начальство спросит: чем ты занимался, офицер Найдёнов? Кого поймал, какие улики нашёл, докладывай! Узнал, кто динамит в паровоз бросил, на лучших людей города покушался? Кто графа Бобруйского на кусочки разметал? Кто высшего эльва по ветру развеял, даже клочка не осталось?

Не говорить же, что я теперь на крючке у папика своей любовницы бегаю, как пёс розыскной. Что по театрам рассекаю, с мажорами стреляюсь на дуэли. Во фраке, весь такой красивый.

А что крючок на мне только для вида, не докажешь ничем. Об этом только я знаю, да котик Талисман, что внутри меня живёт. Что я скажу? Что печать мне поставили при рождении – магическую, потому что я полукровка. Чтобы магией не занимался. Да вот блин – занимаюсь! Заклятья гашу, кота призрачного использую как хочу. Да, ещё сказать забыл: внутри меня эльв живёт, котом прикидывается. Он из прошлого дела взялся, за которое невинных людей повязали. Одного в дурку, другого – на каторгу. Эльв этот от зверски убитой эльвийки благородных кровей не родился. Ну, той, что в морге лежит, вся раскромсанная…

Ага. Как только я такое скажу, тут же и конец Димке Найдёнову. В лучшем случае в дурку отправят, за компанию с чокнутой женой Филинова.

Вот и думай, как отчёт писать. Что начальству докладывать.

Прикатили в участок. Я попугая Микки на плечо посадил, и на крыльцо. Полицейский у входа на попугая глаза вытаращил, но не сказал ничего. Может, решил, что я конфисковал птичку.

Прошёл я к себе в кабинет, Микки посадил на спинку стула. Стал в ящике рыться, карандаш на стол бросил, листок ищу.

Тут Микки как каркнет. Я аж подпрыгнул. Смотрю, тот клюв свой попугайский разевает, сказать что-то хочет. А не получается. Кар-кар – и всё.

– Микки, – говорю. – Ты же попугай. Ты говорящий должен быть.

Мой бывший гоблин башкой покрутил, крыльями замахал. На стол перепрыгнул. Карандаш клювом подцепил.

– Ты что, грамотный? – спрашиваю. Сейчас, думаю, он мне напишет…

Он клювом щёлкнул – тресь! Карандаш пополам.

Да, грамотный – неграмотный, толку нету. Обманула меня эльвийка. Посмеялась надо мной. Был гоблин, стала птица дурацкая. Микки можно было хотя бы в мешке носить, потихоньку выпускать. А это что? Красивая вещь. Только бесполезная.

Нашёл я листок, задумался. Ёлки, как лучше соврать-то? Ладно, что-нибудь придумаю.

Сунул я листок с карандашом в карман, попугая Микки взял под брюхо, подмышку себе сунул.

– Пойдём, – говорю. – Ты мне пригодишься.

Иду мимо буфетной, там никого, только старичок-буфетчик стаканы протирает. Меня увидел, окликнул.

– Ваше благородие, чайку не желаете? Самовар горячий, булки свежие!

– Некогда мне, – отвечаю, – спасибо.

– Ваше благородие, присядьте. У вас вид такой, словно всю ночь воров ловили. Нехорошо это, без крошки во рту ходить.

И то правда. Забегался я что-то.

Подошёл, плюхнулся на табурет. Попугая Микки на стол посадил.

Буфетчик крантик у самовара повернул, кипяток наливает, а сам на попугая моего смотрит.

– Экая птица у вас знатная. Никогда таких не видал. Заморская, небось?

– Это подарок, – говорю. – От дамы.

Старичок-буфетчик покивал:

– Ох уж эти дамы. Им бы всё дарить. Ну да вы, ваше благородие, юноша видный, вот дамочки и млеют.

– Им виднее, – говорю. Взял чаю, отхлебнул. Хорошо!

А буфетчик моему Микки кусок булки протянул. Тот клювом щёлкнул, попятился.

– Он булок не ест, – говорю. Сам булку взял, откусил как следует. Вкусно. – Ему орешки надо, семечки всякие.

– Есть такие! – старичок в кармане порылся, достал горсть. – Вот, для детишек припас. На-ко, птичка. Полакомись.

Микки ещё попятился, чуть со стола задом не свалился, крыльями замахал. Каркнул.

– Да он как ворон у вас – каркает. В кондитерской у Саввы такой птиц был, только зелёный. Так он говорить мог. Всё кричал: Попка-дурак, Попка-дурак!

– Не научился ещё, – говорю, а сам булку жую и чаем запиваю. – Микешка, возьми орех. Разрешаю.

Микки на меня глазом круглым блеснул. К старичку повернулся, цапнул орех с ладони. Только хруст пошёл, да скорлупа полетела.

– Ишь ты! – восхитился буфетчик. – Ну-ка ещё! А вы, ваше благородие, кушайте. Да вон, газетка лежит. Почитайте на досуге. Опосля булочек вам на дорожку заверну в неё.

Взял я газету. Читаю.

Всякие светские новости… Благотворительный вечер – в пользу вдов и сирот…

Мой тайный агент – журналист Иванищев, и здесь отметился. Как всегда, поругал полицию. Маленько по властям прошёлся. Борец за правду, ёлки-палки. Сейчас для разнообразия по местному бизнесу статейку выдал. Пишет: доколе мы, господа, будем восхищаться инженерной мыслью иностранных мастеров? Неужто у нас нет своих умельцев? Видим мы, к чему приводит чрезмерное увлечение продуктом иноземцев!

Про что это он… А, вон чего. Ловко. Паровоз, что недавно взорвали, был импортный. За границей куплен. На государственные деньги, между прочим. Вот журналист и ухватился. Нет, Иванищев, конечно, чувак неприятный. Но тут по делу пишет, и даже не глумится, как обычно. На жареной теме вылезает. Вот борзописец.

Отложил я вчерашнюю газету, взял сегодняшнюю. Про старейшин гоблинов и оргов, что на поклон к старшему эльву ходили, ни слова. То ли не успели пропечатать, то ли дело секретное. И здесь Иванищев. Но тут уже всё по-взрослому. Статейка ругательная. Журналист весь в сарказме. Чего это, пишет, у нас господа полиция почивает на лаврах? Радуются, что господин полицмейстер лежит в беспамятстве. Расслабились! Отправили бедных инородов землицу пахать, и всё – успокоились. А воз и ныне там! Не поискать ли нашей доблестной полиции настоящих виновных?

Да, это он сильно припечатал…

Задумался я, а буфетчик мне булки во вчерашнюю газету заворачивает, всё бубнит над ухом:

– Ежели вы господина Бургачёва ищете, так он не здесь. Давеча по делам поехали, важным. А после у них дело благотворительное. С барышней Лизаветой Ивановной поедут сирот привечать. Да там не задержатся, сказали. Сразу к дому нашего полицмейстера, его высокородия поедут. Навестить, значит.

– С Елизаветой Ивановной? – я аж булку выронил. Опять она. Нет, надо мне эту девицу прощупать. Не в смысле – пощупать, а для дела. На предмет подозрительности.

Буфетчик аж удивился.

– А вы что же, ваше благородие, тоже виды на барышню имеете? Ну так вам с нашим поручиком не тягаться. Он, конечно, не так хорош с лица, как вы. Зато при чинах и роду благородного. Не в обиду вам сказать.

– Да нет, – говорю. А сам вид делаю, что смутился. Пускай думает, что я лопух влюблённый. – Куда поедут они?

– Так навестить его высокородие Ивана Витальевича нашего, – отвечает буфетчик. – Его высокородие, как от того паровозу пострадали, так и лежат без памяти. Вот наши, стало быть, его и навещают.

Сам ухмыльнулся с пониманием, подмигнул тихонько:

– Ежели хотите барышню там увидеть, так езжайте. Аккурат успеете.

– Да неловко, – говорю, – просто так в дом к начальству без приглашения.

– Отчего же? Вон у Кузьмы на столе пакет лежит. Письма всякие для его высокородия. Курьера ждём, чтоб отправить. Так вы возьмите, да отнесите сами. Не сомневайтесь, его высокородие человек с пониманием.

А это идея! Сейчас я там всех застану. И Бургачёва найду, и шефа. Отчитаюсь, заодно девицу эту в уголке зажму. Выясню, зачем она на карьер каталась. Ещё узнаю, что за Тосик такой, кузен её. Двух зайцев убью одним махом.

– Да, – говорю, а сам вскочил, стакан отодвинул. – Его высокородие человек строгий, но справедливый.

– В точку, Дмитрий Александрович! – говорит старичок-буфетчик. – Они такие. Да вы сами знаете. Его высокородие человек хотя из благородных, в жизни солдатской каши нахлебался. Они ж на корабле служили. На флоте служба тяжкая. Их высокородие и ранен был, с тросточкой ныне ходят. И тонули в воде морской. На доске плавали, едва не потонули. Три дня по волнам плавали, акулами питались. Едва рыбам на корм не пошли. Потому – моряк.

– Моряк? – говорю. – Рыбами питались?

Старичок закивал.

– Ага, рыбами. Ловил, да ел. Дело такое, моряцкое.

А я стою, как столб. Что-то у меня в голове щёлкнуло. Кто такой влиятельный, что всех бандитов на районе знает и в страхе держит? Кто может знатной эльвийке указывать, а она ему – нет? Кто сильный и знатный человек в наших краях, но не губернатор? Вопрос на миллион. Не моряк. Хотя рыбов ловил и ел. Рыбак.