Текст книги "Стальная сеть (СИ)"
Автор книги: Натан Темень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава 17
Приехали мы на карьер четверо, а уехали впятером. Между Шнитке и Банником сидел управляющий. Весь бледный, шапка набок съехала, шуба кое-как напялена. Зажали его рядовые, не вздохнуть. Сидит, пыхтит, глаза выпучил, взгляд безумный.
Я тут же, с бухгалтерской книгой в руках. Книжку в скатерть завернул, на которой нас угощали. Для сохранности.
Кони у господина Алексеева резвые, домчали с ветерком. Кучер, что лошадками правил, сразу к особняку хозяйскому повернул. Хороший дом у Алексеева, солидный, с каменными мужиками и тётками на фасаде. Они там балкончики и крышу подпирают. Ну как подпирают – для виду. Сами наполовину из стены виднеются, голыми торсами отсвечивают. Мне смешно, а местным – богато.
Хозяина подождать пришлось. Мои вояки с задержанным внизу остались, на кухне. Там кухарка им чаю полный самовар поставила, с баранками.
Я же наверх пошёл. Не до чая. Провели меня в библиотеку, она же кабинет. Как видно, Алексеев насчёт меня уже всех слуг предупредил. Ещё бы, дело срочное. А уж какое важное для хозяина карьера, не передать словами. Тут не бизнес – вся жизнь на кону. Если по его вине поезд с графом Бобруйским и старшим эльвом взорвали – считай, конец. Не посмотрят на богатство, на положение в обществе. В кандалы и на плаху.
Прошёлся я вдоль шкафа, где книжки стоят. Смотрю, полочка с атласами. Карты географические, в твёрдый переплёт зашитые.
Вспомнил свой учебник, который мне пулей пробили. Всё меня мучает, что я на карте тогда увидел. Перекорёженная земля, горы вместо моря. Не должно такого быть, но вот – есть.
Стал книжки с картами из шкафа вытаскивать. Разложил на столе, давай смотреть. Раз уж случай подвернулся. Свободная минутка, и библиотека под рукой.
Ну что, материки на месте. Земля не развалилась на части, океаны не высохли. Если не приглядываться, и не заметишь. Но кое-что не так.
Сразу понятно, где магические войны шли. Там, где покорёжено. Больше всего там, где Дарданеллы. Да ещё сапог итальянский странно выглядит. Был высокий сапог с каблуком – все его знают. А теперь какая-то загогулина. Был сапогом, стал кедой. Или кедом? На тощей такой, кривой ноге.
Понятно, почему здесь магию не любят. За что их любить, магов-то? Если у тебя от магического удара полстраны отвалилось. Если вместо озера или моря с вкусной рыбой голые горы вылезли.
Да уж, порушить – порушили, а обратно уже не прилепишь. Тут всех магов захочется в землю закопать. Или заслать куда подальше. За горизонт.
А кто у нас может в магию? Инороды, ясен день! Люди колдовать не могут, понятно же. Разве что полукровки. Да и тем клеймо ставят, чтобы наверняка. Вот и запретили всё подряд. Оставили самую малость, по мелочи.
Хотя ушлый народец и здесь дырочку найдёт. Нельзя перепрыгнуть, можно обойти…
Отложил я одну карту, открыл другую. Там, где границы, города, дороги всякие. Москва, смотрю, вроде на месте. И Питер тоже. Только называется Петроград.
Вообще я в географии не очень. Может, города на своём месте, а может – и нет.
Зато если восточнее глянуть, что-то не то. Что, не понять. Но непривычно как-то. Двоечник ты, Димка!
Тут хозяин пришёл, Алексеев. Хмурый, злой, сам во всём чёрном, шейный платок тоже, волосы прилизаны – как с похорон явился.
В кресло упал, отдувается. Ему слуга рюмочку на подносе принёс, закуски всякие. Алексеев рюмку одним махом выпил, сразу вторую – без закуски. На слугу махнул, из кабинета выгнал.
– Что за день, что за день!..
Говорит, а сам галстук на шее дёргает. Размотал, отбросил, как змею ядовитую.
– Докладывай, – приказал. – Да поживее!
Вижу – зол как чёрт господин бизнесмен.
Рассказал я ему, как всё было. Про ящики пустые, про брезент зашитый, про мёртвого бухгалтера.
– Подозреваю, что в книге подчистки сделаны, – говорю.
Книгу показал бухгалтерскую, что с собой привёз.
Алексеев книгу взял, полистал.
– Откуда знаешь? Сказал кто?
– Никто не сказал, – отвечаю. – Просто знаю. У меня свои методы.
Не говорить же ему, что у меня кот волшебный. Зовут Талисман, внутри меня живёт, за печатью спрятанный. Когда надо, вылезает. И не видит его никто, кроме тех, кто может в магию. Если скажу кому, меня в дурку отвезут. Или на каторгу – чтоб неповадно было. К гадалке не ходи…
– Что подчистили? – бизнесмен книгу листает, медленно так. – Где? В какой строке?
– Не знаю. Подозреваю, могли подчистить день.
– День? Какой день?
– День, когда приезжали ваши наследники, – говорю, а сам смотрю на Алексеева. Ох, волнуется господин бизнесмен.
– Мне доложили, что динамит выдавали двадцатого числа, – Алексеев книжку в руке сжал, аж пальцы побелели. Точно волнуется. – Восемнадцатого поступила новая партия, до этого всё в порядке было. Двадцатого пропажу обнаружили.
– Сомневаюсь, – отвечаю. – Кто докладывал, управляющий?
– Да, – резко сказал бизнесмен. – Кто же ещё?
– А управляющий вам докладывает, куда ездит через день? Кто за него держит ключи от склада? Кто динамит выдаёт, пока управляющий с бабой кувыркается?
Алексеев и до этого бледный был. А после моих слов совсем на покойника стал похож.
– Подожди, офицер. Мне управляющий клялся, что пропажа после взрыва случилась. Я же тебя просто послал убедиться. Чтобы ты как сыскарь своим глазом посмотрел. Что вины нашей нет…
– Врёт. Динамит мог раньше пропасть.
Алексеев выпрямился, лицо застыло. Взял со стола колокольчик, позвонил. Приказал слуге:
– Ерошку, Федьку сюда. Управляющего Кузьму сюда. Как войдут – никого не впускать.
Слуга исполнять кинулся.
Вошли двое громил. Кто из них Ерошка, а кто Федька, не знаю. Но драться я бы ними не стал. Ни с Ерошкой, ни с Федькой.
Привели управляющего.
Управляющий хозяина увидел, в ноги кинулся.
– Евгений Харитонович, не погубите! Не со зла, по глупости!
И всё такое, жалостное.
Алексеев одним махом его успокоил. Только кашлянул, тот и замолчал сразу.
– Присядь-ка, Кузьма, – сказал Алексеев. Сам встал и давай по кабинету ходить.
Ходит, бородку теребит. Кузьма за ним глазами водит, а сам всё багровеет.
– Кто знает, что динамит раньше двадцатого выдавали? – хозяин спрашивает.
– Неправда это, не выдавали! – Кузьма хрипит фальцетом.
– Сам видел?
Управляющий затрясся, лицо платком утирает.
– Что молчишь? Не видел? – Алексеев над ним навис, глазами сверлит.
– Бес попутал, не было меня в тот день… У Настасьи гостил, до вечера. В ночь вернулся.
– Кто при ключах был?
– Семён, бухгалтер. Да он не мог! Человек верный. Если что – сказал бы.
Алексеев книгой ему в лицо тыкнул:
– А сказал тебе Семён, что подчистки делал?
– Сказал, что два ящика пустые пришли. Что песок в них да камни. Сказал, поправил запись. Чтоб подумали – динамит выдавали после вокзала… Что до того никто не входил, не смотрел…
– Мне донесли, что Лизонька приезжала, с кавалером.
– Да разве Лизонька опасна? – аж застонал управляющий. – Это же Лиза, Лизавета Ивановна, она вам заместо дочки! Да ещё Тосик с ней был, он же свой…
Алексеев зубы сжал, помолчал секунду. Бросил:
– Кто ещё знает?
– Мастер знает, что работами заведует… Да только он уже не скажет ничего. Помер мастер. Спьяну упал, да на камни. Голову разбил до смерти.
– Это же каторжный у вас разбился до смерти.
– Каторжный по-другому помер. Мы бумаги поменяли, для отчётности. Каторжный кому нужен? А тут мастер… Вот и сделали, взяли грех…
– Значит, никто, – Алексеев остановился, бородку поскрёб. – Да, услужил ты мне, Кузьма. Дело твоё плохо. Не миновать тебе каторги, Кузьма. А может, и плаха тебя ждёт. Дело-то государственное…
– Не погубите, господин! Детки малые, жена, сиротами останутся… Не погубите!..
– Ладно, человек ты верный, служил долго, помогу тебе. Так и быть.
Алексеев покопался в бумагах, достал чистый лист. Придвинул по столу чернильницу. Велел:
– Бери перо, пиши.
– Что писать, хозяин?
– Пиши… Дорогая моя супруга, пишу тебе в последнюю минуту перед разлукой. Каюсь, что не по злому умыслу, а единственно от недомыслия… недомыслия и желания добыть тебе и деткам нашим достойную жизнь…
– Господин Алексеев, почто же мне говорить такое?
– Пиши, не сомневайся. Жене скажешь, что проворовался по глупости. Что сбежал, чтобы не поймали тебя.
– Да как же…
– Лучше вором быть, чем убийцей государева человека. Понял, Кузьма? Бежать тебе надо. Укроешься пока что у меня в особняке за городом. Я тебе документы выправлю на другое имя. Поживёшь смирно, пока всё не затихнет. А там, глядишь, и жена к тебе приедет.
Управляющий немного отдышался, говорит:
– А что же супругу мою тревожить? Сбежал так сбежал. Можно ли мне, раз такое дело, Настасью привести? Она молодая, ей полегче в бегах будет…
Алексеев хмыкнул:
– Ну что же, можно и Настасью. Пиши дальше. А ежели про меня что дурное говорить будут, так ты не верь. Всё, что сделано, сотворил я сам, единственно ради вас. Деньги, что я выручил, передаст вам мой верный человек, бухгалтер Семён…
Сижу я, смотрю – управляющий пишет старается, пером по бумаге скребёт. Ой, думаю, нечисто что-то. Да и Кузьма не очень доволен, судя по виду. Но пишет – деваться ему некуда.
– Написал? – спрашивает Алексеев.
– Написал, всё как вы сказали, – говорит управляющий.
Алексеев бумагу у него из рук взял, пробежал глазами. Кивнул.
– Молодец. Ну что же, Кузьма. Пора тебе в путь-дорожку. Не поминай лихом…
В ту же секунду за спиной управляющего возник один из амбалов. Может, Федька, может, Ерошка. Накинул на шею управляющего шарф и давай душить. Управляющий забился, ногами задёргал, но куда там.
Я вскочил было, но другой амбал, Ерошка или Федька, вперёд вышел, заслонил их собой. Не обойдёшь.
– Не дёргайся, ваше благородие, – сказал амбал. – Не пущу. Себе хуже сделаешь, да не поможешь.
И вижу – правду говорит. Не помогу. Пока с амбалом этим драться буду, другой Кузьму придушит. Да и, судя по звукам, уже придушил.
И точно. Амбал отошёл в сторонку, я посмотрел. Управляющий на полу валяется, мертвее некуда. А Ерошка или Федька, убийца его, даже не вспотел. Шарф встряхнул и на тело Кузьмы бросил.
Господин Алексеев бумажку с запиской управляющего бережно сложил, в карман засунул. Скомандовал:
– Ерошка, бери покойничка, тащи по чёрной лестнице вниз. Да аккуратнее! Тело найти не должны. Довези до проруби, да камень потяжелее. Чтоб не выплыл. Понял?
Ерошка – вот как душителя зовут – кивнул молча. Кузьму подхватил и поволок из кабинета.
Алексеев ко мне повернулся. Задумчиво так. Руку в другой карман сунул. Ну, думаю, револьвер там у него. Сейчас пристрелит, как лишнего свидетеля.
Только я прикинул, как от пули уворачиваться буду, Алексеев платок вытащил, лоб утёр.
– Фух-х, что за день такой… Не бойтесь, господин Найдёнов. Ничего вам не будет. Вы мне клятву давали. Клятва эта верная… не то что людишки. Вон как Кузьма покойный. Всем ведь мэтра с амулетом не вызовешь, господин полицейский. Денег не хватит. Кузьма-то мой и без того верный был, во всём меня слушал, шагу боялся в сторону ступить. И вот чего сотворил.
Алексеев сел за стол, вздохнул тяжело:
– Вот и думай, кто динамит похитил. Кто про это знал, те уже покойнички. Кузьму пытать бесполезно – сам дурак, не знает… не знал. Знал бы – сказал. Бухгалтер наверняка в деле был. Да его уже не спросишь.
Вздохнул снова Алексеев, на меня зыркнул:
– Слушайте, Найдёнов. Мы теперь повязаны одной верёвочкой. Куда я – туда и вы. За собой утяну, ежели что. Убийство видел, не воспрепятствовал – значит, виновен. Но вы и так это понимать должны. Докопайтесь до правды. Даже если ничего наружу не выйдет, докопайтесь. Мне надо знать, откуда крысы полезли. А я вам помогу, чем смогу. Деньги, люди, только скажите.
Я кивнул. Мне тоже надо знать, откуда крысы полезли.
Глава 18
– Жди здесь! – я выскочил из коляски.
Кучер угнездился на своём месте и приготовился меня ждать. В коляске, под меховым пледом, притаился мелкий гоблин Микки.
Бизнесмен Алексеев расщедрился, отпустил мальца со мной. Доверяет Алексеев, уверен, что я его человек теперь. Конечно, вместе Кузьму убивали. Неважно, что я рядом стоял. Видел, не помешал, значит – участвовал.
Я взбежал на крыльцо полицейского участка. Кивнул полицейскому у входа и двинулся в кабинет Бургачёва – доложить о ходе расследования.
Ткнулся в дверь начальника – закрыто. Бегает где-то Бургачёв. А может, за своей пассией ухаживает.
А ведь точно, он же по уши втрескался в племянницу Алексеева, Елизавету Ивановну! Ту самую, что на карьер каталась, милостыньку раздавала, везде нос совала. Как раз в день, когда динамит мог пропасть.
Кстати… а кто был тот кузен, что с ней на карьер приехал? Вот я дурак, не спросил. Управляющий сказал в смысле «никто и звать никак», я и успокоился… Тосик какой-то. Как собачонка мелкая…
Пристав знакомый в буфетной сидит, чай хлебает из блюдца. Меня увидел, говорит:
– Никак, начальство ищете, Дмитрий Александрович? Нету, уехали.
– Куда уехали, – спрашиваю, – по делам или так?
– По делам, – пристав из блюдца отхлебнул, усы вытер. – Велел, ежели вас увижу, за ним отправить. Так что за ним езжайте, не мешкайте. Очень торопился наш поручик.
– Куда езжать?
– Ну как же, начальство вам записочку отправило, неужто не получали? Я говорю, наш Дмитрий Александрович на лавке ночует в участке, ему домой бегать некогда. Да и где его дом? А господин Бургачёв ножками затопал, кричит: сыщите мне Найдёнова! Сей же час чтоб здесь был!
Пристав ухмыльнулся в усы.
Во как. Меня тут с фонарями уже ищут.
– Так куда мне ехать-то? – спрашиваю.
– Знамо куда, в дом к его светлости главному эльву, – отвечает пристав. – Там сейчас все старшие собрались. Гобы с оргами из тюрьмы доставлены. Старшему эльву клятву будут давать.
– Это зачем? – говорю.
Пристав ухмыльнулся, как будто я пошутил удачно.
– Оно конечно, незачем. Так ведь обычай старинный, нарушать нельзя. Положено клятву дать, значит – дадут. Что верность не нарушили, что служат государю, ничего не ведаем, ничего не знаем… Да только попусту всё. Один конец, повяжут голубчиков, и на каторгу. Только лошадок да конвой зазря сгоняют туда-сюда…
Выбежал я из участка, в коляску запрыгнул, кучеру скомандовал:
– К дому главного эльва! Гони!
Кучер хлестнул лошадку, погнали мы по мостовой.
Дорога знакомая, я по ней к дому невинных лилий катался, который на деле бордель с девицами-полукровками.
Доехали мы до окраины города, но к борделю не свернули. Дом главного эльва поближе оказался. Тоже особняк красивый, дорогой. Хотя небольшой, но видно – знатный человек там живёт. То есть эльв. Стены каменные, у входа портик с колоннами. Ещё колонны по фасаду тянутся, и окна высокие, с лепниной поверху. Это вам не дома старшин оргов или гобов. Тут всё солидно.
Меня поначалу пускать не хотели, потом на крыльцо вышел карлик-полукровка в лакейском кафтанчике. Я его в доме Филинова встречал, куда они с главным эльвом приезжали – демонов изгонять.
Карлик меня узнал, охранника успокоил, позвал меня за собой в дом.
Поднимаемся по лестнице на второй этаж, карлик рядом топает, сам хмурый такой. Видно, работка у него не сахар. Идёт, сопит под себе нос что-то. Добрались мы до площадки, он вдруг повернулся ко мне, говорит:
– Простите великодушно, господин Найдёнов…
Замолчал, руки сжал, как девица на сцене – волнуется.
– Что такое? – спрашиваю.
– Ничего… – бормочет, – ничего. Я… хотел узнать, как вы доехали.
Вижу – боится.
– Доехал хорошо. У вас всё в порядке? – сам не знаю, что сказать. Видно только, волнуется человек. То есть полукровка.
– Я думал спросить, нет ли новостей о деле, – пробормотал карлик. – Не узнали ещё, кто поезд взорвал?
Гляди-ка, и этот не верит, что инороды взрыв устроили. Может, знает чего?
– Ищем, – отвечаю. – Хотите об этом поговорить?
Он головой завертел, как птица испуганная. Тут сверху затопали, голос раздался:
– Приехал кто? Зовите сюда!
– Потом, – шепнул карлик. – Идите, господин Найдёнов. Первая дверь налево.
Зашёл я в двери. Там уже все собрались. Кабинет большой, окна светлые, картины по стенам, вазы дорогие, всё в светлых тонах. Красиво, но как-то неуютно.
Сам главный эльв в кресле сидит, рядом с ним мой шеф – заместитель полицмейстера. За креслом шефа стоит Бургачёв с папкой документов в руках. Губернатор тоже в кресле, с другой стороны. За ним примостился секретарь, тоже с бумажками. Поодаль, в уголке, на простом стульчике, сидит знатная эльвийка. Хозяйка борделя невинных лилий. Сидит такая скромная, на коленях вязание, спицы так и мелькают. Шарфик, что ли, вяжет? Вспомнил я вдруг, как шарфом управляющего Кузьму душили. Вот ведь дрянь какая. Как это развидеть теперь?
– Проходите, Дмитрий Александрович, – мой шеф кивнул в уголок, где сидит эльвийка. – Поскорее.
Бургачёв меня взглядом просверлил, отвернулся.
Тут двери опять распахнулись, и в кабинет ввели старейшин. Трое гобов и трое оргов. Все пожилые, в морщинах. Видать, в тюрьме ещё исхудали. Но держатся с достоинством. Надежда, наверное, есть, что помилуют.
Вошли, головы склонили. Стали что-то говорить, да не просто, а на старославянском, что ли. Порядок такой, наверное. Я стою в уголке, не понимаю ничего.
Бубнили они так, бубнили минут десять. Стою, и чувствую – жарко стало. Окошки закрыты, душно в комнате. И ноги устали, как будто пробежал три километра без остановки.
Глянул на благородную эльвийку – она рядом сидит на стульчике. Вижу, эльвийка спицами больше не вертит. Руки опустила, голову набок склонила – прислушивается. И лицо такое странное. Похоже на лицо карлика, который меня только что по лестнице провожал. Да она боится, что ли?
Бубнёж вдруг прекратился. В комнате потемнело, как будто все шторы разом задёрнули. И дышать совсем стало невозможно. Поднял я глаза, смотрю – все вокруг застыли, как куклы. Сидят, не шевелятся. Только один, в середине, привстал со своего места и давай расти. Всё выше, выше, уже почти под потолок вырос. А это главный эльв – старый, усталый эльв, который не может в магию. Да как сказать! Глянул я на него, чуть в штаны не наделал. В кино только таких жутких видел. Поднялся эльв, сам весь мрачный, вокруг уже совсем темно, в темноте глаза горят, как фонари, и лицо светится. Прекрасное и ужасное одновременно. Страшно, словами не передать. И голос гремит в голове и повсюду: «Извинения не приняты!»
Только я успел это всё увидеть и услышать, как эльв опять переменился. Засиял ярко, будто прожектор включил внутри себя. В этом свете все, кто в комнате были, мелкими стали, бесцветными. Старейшины инородов, гобы и орги, что посреди комнаты стояли, вообще на привидения стали похожи. Так, тени бледные колыхаются.
Эльв к ним руки свои огненные протянул, сцапал сразу всех, и они погасли. Раз – и нет их. Проглотил, или всосал одним махом, только были старейшины – и пропали.
Ох, как мне жутко стало. Хочу бежать – и не могу. Ноги не идут. А эльв уже ко мне повернулся и руку тянет. Хочу кричать – звука не могу выдавить. Как в страшном сне.
Тут ответное сияние между мной и эльвом запылало. Ярко так, как огненная стена. Эльв на неё наткнулся. А меня ухватило что-то, и в дверь вышвырнуло.
Пролетел я по коридору кувырком, на лестницу вывалился. Тут только опомнился маленько. Под задницей ступеньки – твёрдые. Штаны на мне – мокрые. В глазах разноцветные круги плывут, в ушах звон.
Сквозь звон слышу, кричат мне: «Беги, скорее! Беги!»
Поднялся кое-как, заковылял вниз по ступенькам. Оглянулся уже внизу, и лучше бы не оглядывался. Огненная защитная стена вслед за нами отползает, а за ней горящий вал движется, жжёт всё на своём пути. Карлик-полукровка в лакейском кафтанчике метнулся, не успел, вспыхнул как спичка. Нету карлика, исчез.
Тут меня за руку через холл протащили и на крыльцо вытолкнули.
Сбежал я с крыльца на снег, стою, дышу. Горло еле-еле воздух в лёгкие проталкивает, хриплю, кашляю.
Отдышался маленько, оглядываюсь – всё кругом как обычно. Солнышко светит, птички поют. У ворот дворник снег метёт. Спокойно так. Коляски, на которых важные люди приехали, стоят в сторонке, лошадки головами трясут, фыркают, но ничего – не убегают.
Да это что, никто ничего не заметил?
Отдышался маленько, вижу – вниз по ступенькам меж колоннами прекрасная эльвийка бежит, торопится. Двери за ней захлопнулись, она обернулась, секунду постояла. Будто ждёт, что за ней страшное выпрыгнет. Сама дышит, как марафонскую дистанцию отмахала.
Глянула на меня. Лицо у ней бледное, глаза дикие. Вот уж кто точно всё видел, как и я. Вот кто меня вытащил.
– Откашлялся я, хриплю:
– Это что было?!
Эльвийка тяжело сглотнула, подобрала юбки и побежала мимо колясок. Там, сбоку, её машина стоит, оказывается.
Эльвийка в машину запрыгнула, крикнула:
– За мной, скорее!
А я вспомнил, что у меня в коляске сидит малец Микки. Бросился я к своей коляске. Кучера нет, они все внизу, в людской сидят. Чай пьют. Только шофёр на месте остался, хозяйку дожидаться. Повезло.
Я Микки из-под сиденья вытащил, а тот дрожит, упирается. Глазёнки вытаращил, пищит, как мышь. Видно, почуял неладное.
Схватил я его в охапку, и к машине. Запрыгнул внутрь рыбкой на ходу.
Выкатили мы со двора и понеслись по дороге. Шофёр рулит, вопросов не задаёт. Видно, хорошо обученный.
Я попытался ещё что-то спросить, но эльвийка уже успокоилась немного, сказала:
– Потом.
Ехали мы быстро, потом ход сбавили, смотрю – к дому невинных лилий подкатили.
Тут уже во двор спокойно зарулили. Шофёр у машины остался, а эльвийка скомандовала привратнику:
– Ворота закрыть, меня нет, никого не принимать! – и меня за собой повела.
Прошли мы по главной лестнице, поднялись к ней в личные комнаты. Там она встала посреди зала, застыла, закрыла лицо руками. Постояла так, выдохнула и на меня посмотрела.
Вижу, порозовела малость, уже не такая бледная.
– Что это было? – спрашиваю.
Она прошлась по комнате, подошла к буфету, вытащила бутылку. Шампанское, дорогое. Чпок! – пробка вылетела. А эльвийка к горлышку присосалась и давай хлебать. Ну ничего себе. Как только в неё лезет.
Оторвалась она от бутылки, отдышалась, рот утёрла. Бутылку мне протянула:
– Будете?
Я головой помотал.
– Пейте, Дмитрий, – говорит. – Вы сегодня избежали смерти. Пейте.
Взял я бутылку, поискал посуду, не нашёл, вытряхнул из вазочки цветочки с водой вместе, налил. От бутылки половина едва осталась.
Выпил. Ничего не почувствовал. Только задышалось легче.
Элвийка села в кресло, руками себя обхватила, как девчонка. Сама уже не такая важная, волосы растрепались, щёки порозовели.
Вздохнула раз, два, из-под волос на меня глянула.
– Вы видели старшего эльва, – сказала. – Такого, каким он может быть. Таким, каким он быть не должен.
– Не должен? – говорю. – Да он там всех сожрал!
Сказал, и понял – ну да, сожрал. Что ещё?
Она покачала головой.
– После взрыва на станции брат Левикус получил тяжёлую травму. Он… он не в себе. У него бывают приступы… ярости. До сих пор я с этим справлялась. Сегодня это было особенно сильно.
– Так заприте его в психушку!
Ну ничего себе. Главный эльв стукнулся головушкой и свихнулся. Ладно, если я башкой стукнусь. Кто от этого пострадает? Разве что я сам. А тут вон что.
– Вы не понимаете, – устало ответила эльвийка. – Всё не так просто.
– Так объясните.
– А вы не можете просто об этом забыть? – спросила она. – Пойдите домой, выпейте коньяка. Поспите. Что вы ещё делаете… Найдите себе женщину. Забудьте об этом. Я обещаю – это не повторится.
– Вы сами-то в это верите? – блин, да она что, за дурака меня принимает?
– Дмитрий, я просто хочу вас уберечь. Не лезьте в это дело. Я вас прошу, не лезьте. Вы погибнете, и это будет на моей совести.
– Похоже, совесть у вас резиновая, – отрезал я. – Говорите, раз начали.
Она слабо улыбнулась, рукой по лбу провела. Сказала тихо:
– Вы ведь не отстанете?
Я кивнул – не отстану.
– Хорошо. Я скажу вам.
