Текст книги "Стальная сеть (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Стальная сеть

Глава 1

– Ваше благородие! Ваше благородие!

Поднимаюсь на ноги. Полицейский, почему-то в красной шинели, помогает мне встать.

Озираюсь по сторонам. Кругом валяются обломки кирпича, среди обломков лежат люди. В воздухе дым, гарь, горло дерёт – не продохнуть.

Полицейский оставляет меня стоять, бежит к другому человеку.

Поморгал я, глаза протёр. В ушах звон, в глаза как песка насыпали. Пригляделся и понял, что шинель у полицейского красная от крови. Спереди красная, потому что он людей ворочает, на предмет наличия жизни.

Только что, вот прямо сейчас, губернатор со свитой вышли на перрон. Проводить высоких гостей обратно в столицу. Графа Бобруйского со свитой и высшего эльва. Куча дворян, чиновников в блестящих мундирах и строгих сюртуках.

Граф с эльвом забрались в вагон, паровоз загудел, со свистом выпустил клуб пара… И тут случился бабах. В одну секунду. Только что стоял паровоз, пускал дым – и вдруг взрыв. На месте поезда – огонь, дым, летят куски раскалённого металла. Земля трясётся, воздушная волна метёт всё, что движется…

Пошатался я, головой потряс, мне маленько полегчало. Смотрю, зам полицмейстера живой, башкой мотает. Буська, то есть Альвиния – эльфийская девушка – стоит на четвереньках возле меня, испугалась, глазами моргает. Но тоже живая.

Огляделся ещё, котёнка Талисмана поискал, но нигде не увидел. Но что ему сделается – призраку? Так что встряхнулся я и поспешил на перрон – глянуть, что там.

Вышел и увидел.

Поезд превратился в груду мусора.

Перрон вымело железной метлой. Кулак раскалённого воздуха, а вместе с ним осколки металла, обломки кирпича и дерева мигом вынесли вокзальную дверь, оконные рамы и всё, что попалось на пути.

Свита губернатора полегла на перроне. Здание вокзала превратилось в решето.

Мы с заместителем полицмейстера и его людьми задержались внутри. Не успели выйти на перрон вместе со всеми. Это нас и спасло. Оглушило, конечно, кого-то задело осколками. Я без царапинки вообще. Только в уши будто ваты натолкали и стены качаются.

На перроне уже уцелевшие полицейские – из тех, что внутри вокзала были – суетятся. Между ними мужики в чёрных тужурках – железнодорожники. Набежали, помогают. Сунулся я к ним, перетащил пару трупов, вижу – без меня обойдутся. А вот у поезда ещё нет никого. Да и зачем? И так ясно, что там живых не осталось.

Над путями клубы дыма поднимаются, гарь дерёт горло. Шпалы торчат обломанными спичками, рельсы в узлы скрутило, бочка паровоза валяется, вся покорёженная. Труба отдельно, колёса отдельно. Обугленные деревяшки трещат, по ним пламя скачет, жаром пышет. Кругом дымище, пыль, пепел, сажа и кровью пахнет.

Это мне Буська, то есть Альвиния сказала. Я по перрону бегу, она за мной, как привязанная, вприпрыжку.

– Кровь, – говорит. – Кровью пахнет. Нехорошо.

– Чего ж хорошего, – отвечаю. А сам между шпал прыгаю. Опасно, воздух как в печке, железяки шипят, раскалились.

– Плохая смерть. Злая.

– Злая? – говорю.

А сам присел возле рельса покорёженного и в куче обломков ковыряю. Подцепил и вытащил лоскуток. Тряпка от генеральского мундира. Была блестящая, стала грязная. Эх, прощайте, ваше сиятельство граф Бобруйский. Земля пухом.

– Злая смерть пахнет динамитом, – шепчет Альвиния. Присела рядом со мной, озирается, вздрагивает.

– Откуда знаешь, как динамит пахнет? – спрашиваю. Так, вот ещё лоскуток – орденская лента. Да, не повезло графу…

– Знаю, – Альвиния ко мне придвинулась, тоже на орден смотрит. – К нам в бордель много людей ходит. Деловые люди, с деньгами. У нас здесь карьер под боком, где камень добывают…

– И что? – орденская лента перемазана красным, как шинель у того полицейского. Сбоку обуглена. Ох, придётся его сиятельство по кускам собирать…

– Ты меня слушаешь? В карьерах динамит, чтобы камень взрывать. Здесь так же пахнет.

Тут до меня дошло. Не сразу – видать, по мозгам ударило мне.

– А!

– Да.

Покачал на ладони орденскую ленту. Жаль, пакетиков для улик нет, какие в кино показывают. Сейчас бы сюда бригаду криминалистов – все в балахонах, тут же машина специальная, медики носятся, пробы грунта берут, сразу на анализ волокут… эх! Нету. Крутись как хочешь.

А вот это интересно…

Подцепил пальцами, тащу. Нитка какая-то обугленная. Верёвочка, клочок верёвки.

Показал Альвинии:

– Ну-ка, нюхни.

А что, сейчас не тот момент, чтобы стесняться.

Девчонка понюхала, носик сморщила (красивый носик, между прочим). Говорит:

– Пахнет. Здесь всё пахнет… фу, гадость!

Похоже на фитиль от динамита, вот что это такое. Я такие на картинках видел. Улика!

Сжал я в кулаке ленту с орденом, заодно верёвочку найденную. Слышу – крик на перроне. Видать, кого-то живого нашли. Не всех поубивало взрывной волной.

Подошёл, смотрю – и правда. Губернатор лежит, стонет, трупами придавленный. Весь мундир в кровище, но дырок заметных нет и руки-ноги на месте. Повезло.

Тут же прекрасная эльвийка – эта вообще целёхонька. Наверное, магией спаслась. Амулет защитный, всё такое… Глава местной общины тоже с виду в порядке, но по голове, видать, прилетело. Поднялся, тело господина полицмейстера с себя стряхнул и стоит, глазами хлопает, будто впервые всех видит. Ну, он и раньше неадекватный был.

Эльвийка поднялась на ноги, юбку отряхнула, шапочку с вуалькой на место прицепила поплотней. Подол подобрала и вперёд – к поезду. Подошла, встала напротив искалеченного вагона итоже вроде как принюхивается.

– Где же ты? – бормочет. – Где ты?

Ой, похоже, эта тоже того… головой ударенная.

Не хотелось мне с ней болтать – после того, как она меня прикончить собиралась – но спросил:

– Кого-то потеряли, мадам?

Она обернулась и растерянно так:

– Альбикус… я его не чувствую. Его нет…

Точно! Ни кусочка эльфа не нашлось, а мы ведь искали.

– Может, он в самый эпицентр попал, – говорю. – Испарился без остатка. Вот и нету.

– Испарился? – она глазищи распахнула – удивилась. – Старший эльв не может испариться!

– А помереть он может? – спрашиваю.

Глянула эльвийка на меня. Поморгала. Потом ответила, гордо так:

– Тебе не понять.

Отвернулась и пошла обратно на перрон.

Ну да. Куда уж мне.

Пока мы с эльфийкой беседу вели, на вокзал примчалась пожарная бригада. Гнедые, как на подбор, кони проскакали через площадь, гремя подковами. Привезли воду в огромной бочке. Лихие мужики с топорами и баграми влетели на вокзал во главе с бригадиром. Эпическое зрелище!

Обломки вагонов обугленные кругом валяются. В воздухе клочья какие-то порхают, как чёрные бабочки с багряной каймой. Жар, дым, всё трещит и тлеет. Пожарные как налетели, давай всё подряд тушить.

Следом за пожарными карета скорой помощи подоспела. Понял я, почему скорую так называют. Она и есть карета. С красными крестами на дверцах. Из кареты медики поскакали, с чемоданчиками типа саквояж в руках. Санитары – хмурые мужики – носилки тащат.

Суета поднялась. Хорошо, я вовремя успел к поезду прибежать, хоть немного вокруг паровоза с вагонами поковырять. Набежали здоровенные мужики с топорами и баграми, всё затоптали. Что не затоптали – водой залили.

Хотел я вякнуть, что здесь место преступления, но куда там! Еле ноги унёс. Пожарным при исполнении глубоко наплевать, кто тут права качает. Хоть сам губернатор. На пожаре все равны.

Ухватил я пару обгорелых «бабочек», что в воздухе порхали, и убрался от места взрыва. Листки какие-то бумажные оказались. Сунул в карман – потом посмотрю.

А вокруг санитары туда-сюда с носилками бегают, раненых и убитых носят. Раненых в карету, убитых – на телегу складывают. Телега быстро заполнилась, а карета – не очень.

Губернатора пронесли первым. За ним уже других потащили, рангом пониже. Смотрю – полицмейстера несут, и не в телегу, а в карету. Живой, значит? На вид труп-трупом. Но санитарам виднее.

Заместителя полицмейстера, моего шефа, в носилки не уложили. Он навалился на плечо здорового полицейского, как на костыль, и стал распоряжаться. Кто из полиции легко раненый, кто ранен потяжелее, но на ногах – все забегали.

Меня заметил, к себе подозвал.

– Стажёр! – говорит, а сам морщится, дышит тяжело. – Быстро в участок. Найди Бургачёва. Ищите виновных, землю ройте, а найдите. Скажи Бургачёву – он теперь вместо меня. Ивана Витальевича нет уже.

– Живой он, – говорю. – Его в карету пронесли, где раненые.

Закашлялся шеф, сплюнул, слюна красная пополам с чёрным.

– Какое там живой. Мимо пронесли, сам видел – не жилец наш полицмейстер. И вот ещё что…

Тяжело вздохнул, глянул на меня покрасневшими глазами, сказал:

– Как до бумаг доберусь, напишу, чтобы тебя в чин произвели. Хватит в стажёрах болтаться. Заслужил. Всё, беги.

– Слушаюсь, ваше высокородие! – гаркнул я. Хрипло от волнения. Развернулся, и бегом с вокзала.

Глава 2

Бургачёва в полицейском участке я не нашёл. Зато нашёл себе неприятностей на пятую точку. Никто ведь не знал, что я под прикрытием. Первый же полицейский меня за шиворот ухватил.

– Куда прёшь? Не положено!

– Пусти, – вырываюсь, – я по делу!

– Знаем мы таких! Все по делу, а потом бомбы взрывают!

Это он в точку попал – весь участок уже на ушах стоял. Грохот взрыва все слышали.

Выволок меня полицейский на улицу, а тут коляска подкатила. В ней Бургачёв с какой-то девицей. Коляска дорогая, кучер важный, лошадка запряжена – серая в яблоках. Девица вся из себя нарядная, в шубке собольей. Сразу видно, при деньгах.

Бургачёв из коляски выскочил, девице ручку поцеловал. Коляска с девицей укатила.

Тут он нас увидел:

– Эт-то что такое?

– Да вот, ваше благородие, разжалованного поймал! – полицейский меня за ворот тряхнул. – Пролезть пытался!

Я говорю:

– Ваше благородие! Срочное донесение от Василия Викентьевича! Дозвольте доложить, только внутри, во избежание паники!

Помрачнел Бургачёв. Коротко приказал:

– Отпустить. Ты – за мной.

Прошли мы в кабинет, тут я ему про взрыв поезда и рассказал. Говорю:

– Принимайте командование, ваше благородие.

Он аж вспотел весь:

– А как же Иван Витальевич?

Я ему:

– Считайте – нету его. Викентий Васильевич теперь главный. Да и то… – я изобразил хромую ногу и костыль.

Бургачёв глаза выпучил, кадыком подвигал, будто подавился чем. Похоже – не рад.

***

Собрались мы в кабинете его высокородия – все кто мог. Приставы, суровые пожилые дядьки, на стульях уселись. Я в уголке пристроился.

Бургачёв бумажку достал, всю исписанную. Когда только накатать успел. Мелким почерком, с двух сторон.

Развернул бумажку, только рот открыл, а самый пожилой пристав спросил:

– Верно ли, что Иван Витальевич при смерти?

У Бургачёва аж глаз задёргался. Конечно, он уже с порога всем объявил. И вот опять. Глянул на меня:

– Стажёр, доложите!

Встал я, доложился:

– Господин полицмейстер без памяти лежит. Состояние тяжёлое. Его высокородие мне лично сказали – плох Иван Витальевич. Так что теперь он за него, а его благородие Бургачёв – за Викентия Васильевича.

Пристав вздохнул тяжело. Остальные лица печальные сделали. То ли по его высокородию скорбеют, то ли Бургачёва над собой не хотят.

– Да точно ли есть виновные? – встрял другой пристав. – Паровозы эти – придумка заграничная, ненадёжная… то ли дело лошадки. Сел и поехал. Любо-дорого!

– Верно! – поддержал другой. – Чему у лошади гореть? Разве что пёрнет. Да и то корова пердит сильнее…

Бургачёв аж побагровел весь. Ладонью по столу как хлопнет:

– Его высокородие сказал искать виновных, значит – будем искать!

А я смотрю – желающих нет. Все приставы мрачные, на стульях ёрзают, как бы сбежать из кабинета поскорей.

Бургачёв рубит:

– По первому пункту плана! Первым делом инородов проверить. Кто больше всех зол на государя и его верных слуг? Они! Орги и гобы. По второму пункту – сей же час пройтись с обысками по известным адресам…

– Людей где взять, ваше благородие? – снова встрял пожилой пристав. – И так уже с ног сбились, которые сутки не спим, все на ногах. До ветру отойти нельзя.

– Попрошу не перебивать! – шипит его благородие. – Пункт третий…

И так до конца бумажки дочитал. Слушаю, а меня в списке не назвали. Будто нет стажёра Найдёнова.

Конечно, с одной стороны хорошо, что про меня забыли. Нет работы – сидим курим, расслабляемся. С другой стороны, всё равно ведь найдут и к делу приставят. На морозе в карауле стоять у какой-нибудь будки. Или в участке на ресепшене сидеть, задницу отсиживать до пенсии. Кто будет продвигать чувака с печатью полукровки?

Нет, я уже решил – буду карьеру делать. Своими силами. Вспомнил дружка Егора с истфака. Как бы он наверх до самого царя добрался. А я чем хуже? Знаний маловато? Так не беда, книжки почитаю, людей порасспрошу, мозги напрягу. Иначе так и сгинет Димка Найдёнов в безвестности. Кому это надо? Вот именно – никому. Зато польза от меня может быть для отечества… ух! Я же столько всего знаю… Любой астролог обзавидуется. Главное – не спешить, с умом к делу подойти. Не то за чокнутого примут и в психушке запрут – с Наполеоном. Или с Кутузовым, в соседней палате. Для начала найду тех, кто поезд взорвал. Заодно местного мафиози Рыбака выведу на чистую воду. А там уже – повышение, награды всякие…

Дождался я, пока приставы из кабинета выйдут. Бургачёв стоит, бумажку свою в руках комкает, сам весь красный, потный. Волнуется, видать.

Меня заметил, как рявкнет:

– Вон поди, стажёр!

– Никак нет, – отвечаю, – не могу пойти.

– Что?! Ты с кем разговариваешь, полукровка?

Чую, сейчас его благородие об меня руки замарает, не побрезгует. Вышвырнет через закрытую дверь. Вон как его разобрало. Полукровкой обзывается.

– Имею личное распоряжение Ивана Витальевича. Его высокородие велели землю рыть, а виновных найти. Говорят, ищи, стажёр, пока не найдёшь. И Бургачёву скажи, чтобы любое содействие оказывал. Вернусь, сразу чин получишь, а может, и награду.

Ну, насчёт землю рыть – это мне шеф сказал, заместитель полицмейстера. Остальное я выдумал. Но кто сейчас проверит? Начальство без памяти, того гляди помрёт. Не докажет никто.

– Как это?.. – забормотал Бургачёв. – Иван Витальевич лично велели?

– Так точно, – говорю. – Я к нему первому на перроне подбежал, ещё никого там не было. Потом уже санитары подоспели, унесли его…

Эх, семь бед – один ответ. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Слова сказаны, жребий брошен, Рубикон перейдён.

– Хорошо, – говорит Бургачёв. Даже обрадовался, что хоть кто-то хочет за дело взяться. – Говори, что тебе нужно. Да поживее.

***

Куй железо, пока горячо, не отходя от кассы. Не успел его благородие дать мне добро, я забегал как хомячок в колесе.

Нацарапал бумажку со списком пунктов на десять и дал на подпись Бургачёву. Его благородие от неожиданности подписал.

Я тут же побежал, не теряя времени, и отжал себе в участке комнатушку – типа кладовки. В одно окно.

Что со мной сделает шеф, когда вернётся… Нет, лучше об этом не думать!

Открыл я форточку в окне кое-как, чтоб свежего воздуха впустить, пошарил по карманам. Денег у меня нашлось шиш да маленько. От награбленного мало что осталось, Альфрид почти всё себе забрал. Сказал, что в банк положит. И вот теперь Альфрид мёртвый, а денежки – тютю. Покойничка ведь уже не спросишь…

Так, здесь стол поставлю, в него бумажки буду складывать и улики по делу. А то прошлый раз отдал улики – как в чёрную дыру бросил.

Метнулся ещё раз к Бургачёву. Тот уже стоит на крыльце, перчатки натягивает.

– Некогда! – бросил мне через плечо.

– Ваше благородие, – тороплюсь, – верните мне значок. Мне работать, а я в шинели без петлиц, без знаков различия. Непорядок!

– Значок ваш с нашивками в сейфе Василия Викентьевича, – отрезал Бургачёв. – Ключ у него. Никак не могу открыть.

И зашагал к пролётке.

Ёлки зелёные! Как быть-то!

Метнулся обратно в участок, смотрю – в буфетном уголке, у самовара, пожилой пристав сидит. Чай хлебает из блюдца. Лицо красное, потное, видно – устал.

Шлёпнулся я рядом на лавку. Он говорит:

– Что, запыхался, малой?

Вспомнил я, как он меня тогда, при ограблении «Красного шара», отпустил. Спиной повернулся, будто не видит. Знал, наверное, что я под прикрытием. Шеф тогда не всем сказал, только Бургачёву, а может, и паре приставов – чтоб не ловили зря.

– Значок мне нужен, погоны, – отвечаю, – а Бургачёв сейф не открывает. Не могу, говорит…

– Так он и не откроет, – пристав усмехнулся. – Его благородие без приказа шагу не ступит. А уж в сейф к его высокородию заглянуть… э-э, брат!

– Что же делать? У меня задание. Куда я без знаков различия?

Задумался пристав. Допил чай, усы расправил, говорит:

– Ладно. Раз такое дело…

Сунул руку за пазуху, вынул свёрнутый клетчатый платок. Развернул на ладони. Смотрю, а в платке значок лежит полицейский. Не новый, потёртый весь.

– Вот, – говорит пристав, – бери. Потом вернёшь.

– Можно?

– Его хозяину уже без надобности. Помер Степаныч, от удара скончался. Хотел вдове его отдать, на память. Ну да ничего, подождёт Зинаида, тебе нужнее.

– Спасибо, – говорю. – Выручили.

– А ты что же, никак взрывателей этих ловить будешь?

– Буду. Пока не поймаю.

Покачал он головой, встал, фуражку на лоб надвинул.

– Ну тогда удачи тебе, малой. Выживешь – генералом будешь.

Глянул на меня как-то странно, развернулся и ушёл.

Глава 3

– Ваше благородие, ваше благородие! Вставайте, ваше благородие!

– Вас ждут великие дела… – пробормотал я, не открывая глаз.

Тут меня прямо подбросило. Что, опять?!

Подскочил, смотрю – нет. Не вокзал, и взрыва никакого нету. Лежу на лавке в полицейском участке.

Как меня сморило, сам не знаю. Помню только, что сидел возле самовара. Потом пошёл у старика-полицейского, что буфетом заведовал, ниток с иголкой попросить. У меня же на шинели дыра, руку можно просунуть. Тот гад-шофёр, оборотень в погонах, шинель палашом раскромсал – прямо на мне.

Помню, присел я на лавку, старичок-полицейский мне чаю налил, а сам за нитками пошёл. Выпил я кипяточку… дальше не помню. Как выключили.

Надо мной какой-то чувак стоит, тормошит меня. Протёр я глаза хорошенько, вижу, форма у него не полицейская, а военная. Вроде пехота, и сам не то прапор, не то ещё ниже – не разбираюсь я.

– Ты кто? – говорю. Сел на лавке, лицо тру. Эк меня разморило. Да что удивляться, сутки на ногах.

– Подпрапорщик пехотного полка Александр Кошкин! – отчеканил чувак. – Прислан в распоряжение господина Дмитрия Найдёнова!

Поднялся я, с меня шинель свалилась. Это я под ней спал. Поднял, вижу – дырка зашита и значок прицеплен, как полагается.

Набросил я шинель, сказал:

– Стажёр сыскной части Дмитрий Найдёнов. Временно исполняю обязанности офицера по особым поручениям при его высокородии господине полицмейстере.

Кошкин глянул с удивлением. Отчеканил:

– Направлен в ваше распоряжение, господин стажёр!

О как. Это Бургачёв по моей бумажке подмогу прислал. Быстро.

– Ты… вы один, подпрапорщик?

– Никак нет. Со мной двое – рядовой Банник и рядовой Шнитке.

Глянул я внимательнее на этого подпрапорщика. Лет ему с виду как мне. А вот на «ты» с ним говорить резко расхотелось. Не потому, что я вроде как начальник над ним. И не потому, что он лоб здоровый, выше меня и в плечах шире. Хотел ему сказать: давай на ты, одно дело делаем! Но нет. В лице у него что-то такое – шутить не хочется.

Ладно. Говорю:

– Отлично, подпрапорщик. За дело!

***

Пока я на лавочке в отключке сонной прохлаждался, оказалось, все поднялись по свистку его благородия Бургачёва. По участку как метлой прошлись – никого. Один старичок-полицейский возле самовара сидит, свежую газету читает.

– Можно глянуть? – говорю.

Старичок кивнул, я листок взял. Заголовок на полстраницы: «Ужас на станции!»

И понизу крупным шрифтом – «диверсия или случайность?!»

Ого, журналисты подсуетились… «Срочный выпуск!.. Наш корреспондент… своими глазами… кошмарное зрелище!.. Гора окровавленных тел, весь цвет нашего города… Его превосходительство господин губернатор прикован к постели… Кто виноват?!»

Корреспондент так кровищу расписал, прям резня бензопилой в Техасе. И внизу статьи – жирно: «Кто ответит за содеянное? Наша доблестная полиция потеряла голову… в лице его высокородия господина полицмейстера…»

Чего?!

«Господин полицмейстер лежит на скорбном одре. Его правая рука – заместитель полицмейстера – тяжело ранен при ужасном взрыве. Кто найдёт убийц, кто возьмёт на себя сию ношу?»

Фу-у, блин, журналюга! А я-то уж подумал…

«Неужели инороды настолько распоясались, что во имя мести принялись взрывать поезда? Или это члены небезызвестной организации „Народ и воля“ совершили кровавое дело? Кто поможет, кто защитит население в этот тяжёлый и страшный час?»

Ну ничего себе газеты отжигают…

Отдал я листок, а старичок-полицейский спрашивает:

– Верно говорят, что вы там были, господин стажёр?

– Верно, – отвечаю.

– И что, правду в газете пишут али врут?

– Да как сказать… Корреспондентов я там не видал.

– Вона как, – старичок закивал. – Врут, значит.

– Язык – он без костей, – говорю. – А где все?

– Да как же, – отвечает старичок. – Едва рассвело, его благородие господин Бургачёв облаву объявили. На инородов. Все там. Ежели догнать хотите, так только бегом…

***

Выскочил я из участка, за мной подпрапорщик Кошкин бежит. С нами двое рядовых, Банник и Шнитке.

По улице как Мамай прошёл. Окна лавок и магазинов закрыты, двери захлопнуты. У некоторых лавок окна выбиты, двери снесены с петель. Стекло под ногами хрустит. Какие-то клочки и тряпки валяются. Чем дальше от центральной улицы, тем больше. Пробегаю мимо одной лавки, там двери вообще нет, а поперёк входа застрял сундук, здоровый такой. Встал поперёк, и не пройти. То ли вытащить хотели, то ли вход перекрыть. У сундука крышка сорвана, внутри пусто. Хотя нет, не пусто – воняет там, как из сортира. Блин.

Бегу, одна мысль в голове: хоть бы мою квартирную хозяйку облавой – или что тут случилось – не зацепило. Хорошая тётка, хоть и гоб. И дочка у неё, мелкая пигалица, ещё не всё мне рассказала. Насчёт того, кто моего котика ножом пырнул насмерть.

Котик магический оказался, но гада это не спасёт. Когда я до него доберусь.

Я опоздал.

Подпрапорщик за мной поднялся в квартиру, двое солдат внизу остались.

Смотрю – на лестнице ветер гуляет. Дверь в квартиру скрипит туда-сюда, хлопает. Зашёл я, по углам посмотрел – пусто. Нет никого.

В моей комнате всё перевёрнуто, стекляшки на полу, осколки блестят. Форточка разбитая хлопает, сквозняк.

Где в прошлый раз мелкая пигалица пряталась? Заглянул под кровать, пусто. За сундуком и кошке не укрыться. Хотя…

Глянул за сундук, смотрю – пусто, только пыль одна. И книжка какая-то. Она между стеной и сундуком завалилась. Сунул я руку, достал книжку. Да это мой учебник, из тех, что я пигалице подарил! Точнее, не я, а другой, прошлый Димка Найдёнов.

Взял я книжку. Вот и всё, что осталось. Кто опоздал – тот не успел.

Тут под окном как заорут – я аж дёрнулся. Звук, будто одна толпа гопников другую метелит.

Выскочил на улицу, гляжу – и правда толпа несётся. Ну как толпа, человек десять. Впереди девчонка бежит, торопится, чуть не падает. Ясен день, почему – у мужиков, что за ней гонятся, палки в руках. И рожи зверские. Я бы тоже побежал.

Девчонка меня увидела, заметалась. А я вижу – лицо знакомое. Да это же моя медичка! Молоденькая гоблинка, на врача учится.

– Сюда! – кричу.

Она на меня глянула, узнала. Метнулась ко мне, я её в охапку подхватил. У ней уже ноги подгибались.

А мужики на нас бегут, сейчас налетят. «Держи её! Хватай! Бей!» – орут как бешеные.

Подлетели, морды красные, глаза пьяные. С утра подогрелись, видать. Первый подскочил, девчонку – хвать, и к себе тянет. «Бей!» – орёт.

Не видят, гады, с кем связались?

А тут уже и остальные подскочили. Глаза дикие, будто обкурились чем.

Кричат: «Инороды проклятые! Воду отравили, траву пожгли, младенцев сожрали!»

Крикнул я на алкаша, чтоб лапы свои убрал. Тот не слышит, дёрнул девушку, у той аж платье затрещало.

Выхватил я свой револьвер и дал гаду рукоятью в лоб, как кастетом. Мужик отшатнулся, из брови разбитой кровища брызнула. Его дружбан мне с размаху палкой по башке – хрясь! Ладно, я увернуться успел, по плечу попало. Девушку собой закрыл. Крикнул:

– Кошкин! Отогнать!

Тут мой подпрапорщик и пальнул в воздух из револьвера. Команду рявкнул, прямо над ухом у меня.

Хороший голос у Кошкина. Как в той байке про мужика с собакой и прохожим. «Лежать!!» – и все легли, кроме собаки…

Рядовые Банник и Шнитке винтовки выставили, а там штыки примкнутые – страшное дело. Даже у самых обкуренных мозги на место встанут от такого.

Отбежали мужики, недалеко правда, и давай возмущаться.

– Нечестно! – кричат. – Инородка наша, давай сюда, вашбродь, мы ей покажем!

Ну, Кошкин послал их куда следует. Покричали он, нас обложили добрым словом, и ушли.

– Молодец, подпрапорщик! – говорю. – Хорошо сработал.

А Кошкин обернулся ко мне, хмуро так, и буркнул:

– Рад стараться, господин стажёр. Разрешите спросить?

– Спрашивай… те.

– Для чего мы эту гобку спасали? Его превосходительство господин полковник на плацу совсем другое читал. Что от гобов и оргов одни беды. Что чем меньше их, тем лучше.

Опаньки… Ничего себе заявки.

Глянул я на девушку, а та ко мне прижалась, дрожит вся. На солдат смотрит, на Кошкина, и трясётся.

– Это мой агент, – говорю. – Штатный агент тайного сыска. Понятно?

– Так точно, господин стажёр. Понятно, – отчеканил Кошкин.

Глянул на девушку, как на мусор, и отвернулся. А девушка глазами сверкнула, из рук моих вырвалась и давай платье отряхивать. Брезгливо, как кошка – когда её цапнешь за помытое. И на меня смотрит, хуже чем прапор – на неё.

– Куда тебя отвести? – спрашиваю тихонько.

Гоблинка нос задрала, говорит:

– Домой.

Сказала она адрес, я присвистнул. Кошкин сморщился – злорадно.

– Нет там никого уже, – говорю. – Облава прошла. Я сам видел. Окна разбиты, дверь болтается.

Она охнула, пошатнулась, на шею мне бросилась:

– Дмитрий Александрович! Ради всего святого… Спасите моего отца!